Вибрані праці святих отців,  Преподобний Ісаак Сирин Ніневійський

Слова подвижницькі

УкраїнськаРосійська

Слово 1. Про зречення від світу і про чернече життя

Страх Божий є початком чесноти. Кажуть, що він – породження віри і посівається в серці, коли розум усунутий від мирських клопотів, щоб кружляючі від ширяння думки свої зібрати йому в міркуванні про майбутнє відновлення. Для того, щоб покласти підставу чесноти, найкраще людині тримати себе в усуненні від справ життєвих і перебувати в слові світла стежками правих і святих, які Духом вказав і найменуванням Псалмоспівець (див. Пс. 22:3,118:35). Навряд чи знайдеться, а можливо, і зовсім не знайдеться така людина, яка б, хоча буде вона і рівноангельна за вдачею, могла витримати честь; і це відбувається, як скаже хтось інший, від швидкої схильності до зміни.

Початок шляху життя – повчатися завжди розумом у словах Божих і проводити життя в убогості. Напоювання себе одним сприяє вдосконаленню в іншому. Якщо напоюєш себе вивченням слів Божих, це допомагає досягненню успіху в убогості; а досягнення успіху в безкорисливості приносить тобі дозвілля досягати успіху у вивченні слів Божих. Допомога ж того й іншого сприяє швидкому зведенню цілої будівлі чеснот.

Ніхто не може наблизитися до Бога, якщо не віддалиться від світу. Віддаленням же називаю не переселення з тіла, але усунення від мирських справ. У тому й чеснота, щоб людина не займала розуму свого світом. Серце не може перебувати в тиші і бути без мрій, поки почуття чимось зайняті42; тілесні пристрасті не приходять у бездіяльність і лукаві помисли не убожіють без пустелі. Поки душа не прийде в захват вірою в Бога, прийняттям в себе сили її відчуття, доти не вилікує немочі почуттів, не зможе з силою знехтувати видимою речовиною, що слугує перепоною внутрішньому, і не відчує в собі розумного породження свободи; і плід того й іншого – порятунок від тенет. Без першого43 не буває другого44; а де друге правішественне, там третя45 зв’язується ніби вуздою46.

Коли примножиться в людині благодать, тоді за бажанням праведності страх смертний робиться для неї легким для зневаги, і багато причин знаходить вона в душі своїй, через які заради страху Божого має терпіти скорботу. Усе, що вважається таким, що шкодить тілу і раптово діє на природу, а отже, призводить до страждань, ні в що не ставиться в очах людини, як порівняти з тим, на що вона сподівається в майбутньому. Без потурання спокус неможливо пізнати нам істини. Точне ж посвідчення в цьому знаходить людина в думці, що Бог має про людину велике промисел і що немає людини, яка б не перебувала під Його Промислом, особливо ж ясно, ніби за вказівкою пальця, вбачає це на тих, хто шукає Бога, і на тих, хто зазнає страждань заради Нього. Але коли збільшиться в людині збідніння благодаті, тоді все сказане виявляється в ній майже в протилежному вигляді. У неї знання, через дослідження, буває більшим за віру, а надія на Бога є не у всякій справі, і Промисел Божий про людину заперечується. Така людина постійно піддається в цьому47 підступам тих, хто підстерігає її стрілами своїми, що “в мороці сострелять” (Пс. 10:2) її.

Початок істинного життя в людині – страх Божий. А він не терпить того, щоб перебувати в чиїйсь душі разом із ширянням розуму48; тому що під час служіння почуттям серце відволікається від насолоди Богом, тому що внутрішні думки відчуттям їхнім, як кажуть, зв’язуються в самих чуттєвих органах, які їм служать49.

Сумнів серця приводить у душу боязнь. А віра може робити волю твердою і при відсіканні членів. Якою мірою перемагає в тобі любов до плоті, такою не можеш бути відважним і безтрепетним під час багатьох протиборств, що оточують те, що любиш ти.

Той, хто бажає собі честі, не може мати нестачі в причинах для смутку. Немає людини, яка б зі зміною обставин не відчула в розумі своєму зміни у ставленні до належної справи. Якщо прагнення, як кажуть, є породженням почуттів, то нехай замовкнуть, нарешті, ті, хто стверджує про себе, що і під час розваги зберігають вони мир розуму. Цнотливий не той, хто у праці, під час боротьби і подвигу, говорить про себе, що припиняються тоді в ньому сороміцькі помисли, але хто істинністю серця уціломудровує споглядання розуму свого, так що не слухає він безсоромно непотрібних помислів. І коли чесність совісті його свідчить про вірність свою поглядом очей, тоді сором уподібнюється завісі, повішеної в потаємному вмістилищі помислів. І непорочність його, як цнотлива діва, дотримується Христу вірою.

Для відвернення заклопотаних душею прихильностей50 до непотребу і для усунення тривожних спогадів, що постають у плоті, які виробляють бунтівне полум’я, ніщо не буває таким достатнім, як занурення себе в любов до вивчення Божественного Писання та збагнення глибини його думок. Коли помисли занурюються в насолоду збагненням осягненням потаємної в словах премудрості, тоді людина, завдяки силі, яку витягує з них просвітлення, залишає позаду себе світ, забуває все, що в світі. І стирає в душі всі спогади, всі дієві образи уречевлення світу, а нерідко знищує саму потребу звичайних помислів, що відвідують природу. Сама душа перебуває в захваті від нових уявлень, що зустрічаються їй у морі таємниць Писання.

І знову, якщо розум плаває на поверхні вод, тобто моря Божественних Писань. моря Божественних Писань, і не може проникнути своєю думкою Писання до самої глибини, збагнути всі скарби, які ховаються в глибині його, то і цього самого, що розум зайнятий завзяттям до збагнення Писання, досить для нього, щоб єдиним помислом про гідне міцно зв’язати свої помисли і перешкодити їм, як сказав хтось із богоносних, прагнути до єства тілесного, тоді як серце немічне і не може винести озлоблень51, що трапляються під час зовнішніх і внутрішніх сварок.

І ви знаєте, який тяжкий поганий помисел. І якщо серце не зайняте веденням, то не може подолати бунтівності тілесного збудження.

Як швидкості коливання терезів у вітряну бурю перешкоджає тяжкість того, що зважується, так коливанню розуму перешкоджають сором і страх. А в міру збідніння страху і сорому є причина для того, щоб розум безперестанку поневірявся, і тоді, у міру видалення з душі страху, коромисло розуму, як вільне, коливається туди і сюди. Але як коромислу терезів, якщо чаші їхні обтяжені дуже важким вантажем, нелегко прийти вже в коливання від подиху вітру, так і розум, під тягарем страху Божого і сорому, насилу спокушається тим, що призводить його до коливання. А якою мірою збідніє в розумі страх, такою ж мірою починають володіти ним мінливість і мінливість. Примудрись же в основу ходи своєї покладати страх Божий і в небагато днів, не роблячи кружлянь на шляху, будеш біля врат Царства.

У всьому, що зустрінеться тобі в Писаннях, дошукуйся мети слова, щоб проникнути тобі в глибину думки святих і з більшою точністю зрозуміти її. Божественною благодаттю ті, хто в житті своєму прямує до просвіти, завжди відчувають, що ніби уявний якийсь промінь проходить по віршах написаного і відрізняє розуму голі слова від того, що душевному віданню сказано з великою думкою.

Якщо людина багатозначні вірші читає, не заглиблюючись у них, то і серце її залишається бідним, і згасає в ньому свята сила, яка за дивовижного розуміння душі доставляє серцю найсолодший смак.

Будь-яка річ зазвичай прагне до спорідненого їй. І душа, що має в собі долю духу, коли почує вислів, що містить у собі потаємну духовну силу, полум’яно сприймає зміст цього виразу. Не всяку людину пробуджує до подиву те, що сказано духовно і що має в собі сокровенну велику силу. Слово про чесноти вимагає серця, яке не переймається землею і близьким з нею спілкуванням. У людині ж, розум якої заклопотаний турботою про минуще, чеснота не пробуджує помислу до того, щоб полюбити її і прагнути володіння нею.

Зречення від чогосьи за своїм походженням передує союзу з Богом, хоча нерідко, за даруванням благодаті, в деяких виявляється, що останній передує першому, тому що любов’ю покривається любов52. Звичайний порядок дарування благодаті інший у порядку загальному для людей. Ти ж зберігай загальний чин. Якщо прийде раніше до тебе благодать, це – її справа. А якщо не прийде, то шляхом усіх людей, яким йшли вони, поступово йди для сходження на духовний стовп.

Усяка справа, що робиться споглядально і виконується за заповіддю, даною для неї, зовсім не видима тілесними очима. І всяка справа, що здійснюється діяльно, буває складною, тому що заповідь, яка тільки одна, саме діяльність заради тілесних і безтілесних, потребує і того, і іншого, у спогляданні і в діяльності. Бо єдине є поєднання споглядання та діяльності.

Справи, що демонструють дбайливість про чистоту, не пригнічують почуття, що збуджується пам’ятанням минулих вчинків, але смуток, що відчувається під час цього пам’ятання, запозичують із розуму. І відтоді перебіг припам’ятовування проводиться в розумі з користю. Ненаситність душі в придбанні чесноти перевершує частину видимих прагнень пов’язаного з нею тіла53. Будь-яку річ прикрашає міра. Без міри обертається на шкоду і те, що вважають прекрасним.

Чи хочеш розумом своїм бути в спілкуванні з Богом, прийнявши в себе відчуття цієї насолоди, не поневоленої почуттям? Послужи милостині. Коли всередині тебе віднаходиться вона, тоді зображається в тобі ота свята краса, якою уподібнюєшся Богові. Всеосяжність справи милостині54 виробляє в душі, без усякого зволікання часу, спілкування з єдиним сяйвом слави Божества55.

Духовне єднання є безперестанне пам’ятання; воно безперервно палає в серці полум’яною любов’ю, в ухилянні від заповідей запозичуючи силу до перебування в союзі, не з насильством природі і не за природою. Бо там56 знаходить (людина) опору для душевного споглядання, щоб воно міцно утвердилося на ній. Тому серце приходить у захват, закриваючи двоякі почуття свої, плотські й душевні. До духовної любові, яка відбиває невидимий образ57, немає іншого шляху, якщо людина не почне насамперед бути щедролюбною такою ж мірою, якою досконалий Отець, як сказав Господь наш, бо так заповідав Він слухняним Йому покладати підставу цю58.

Інше слово дієве, і інше слово красиве. І без пізнання речей мудрість уміє прикрашати слова свої, говорити істину, не знаючи її, і тлумачити про доброчесність, хоча сама людина не пізнала досвідчено справи її. Але слово від діяльності – скарбниця надії; а мудрість, не виправдана діяльністю, запорука сорому.

Що художник, який малює на стінах воду і не може тією водою втамувати своєї спраги, і що людина, яка бачить чудові сни, те саме і слово, не виправдане діяльністю. Хто говорить про чесноти, що сам випробував на ділі, той так само передає це тому, хто слухає його, як інший віддає іншому гроші, здобуті працею своєю. І хто з власного здобуття посіває вчення в слух тих, хто його слухає, той із відвагою відвертає вуста свої, кажучи духовним своїм чадам, як старий Яків сказав цнотливому Йосипу: “аз же даю тобі” єдину частку “понад братію твою, що я взяв у аморреїв мечем моїм і луком” (Бут. 48:22).

Кожній людині, яка живе нечисто, жадане життя тимчасове. Другий по ньому, хто позбавлений пізнання59. Чудово сказав хтось, що страх смертний засмучує чоловіка, засуджуваного своєю совістю. А хто має в собі добре свідчення, той стільки ж бажає смерті, як і життя. Не визнавай того істинним мудрецем, хто заради цього життя поневолює розум свій боязні і страху. Усе добре і погане, що не трапляється з плоттю, вважай за сновидіння. Бо не в смерті одній зречешся цього, але часто і перед смертю залишає це тебе і віддаляється. А якщо що-небудь із цього має спілкування60 з душею твоєю, то вважай це своїм стяжанням у цьому віці; воно піде з тобою і в вік майбутній. І якщо це є щось добре, то веселися і дякуй Богові в розумі своєму. Якщо ж це є щось погане, то будь засмучений, і зітхай, і намагайся звільнитися від цього, поки ти в тілі.

Будь упевнений, що до всякої доброї справи, здійснюваної в тобі свідомо чи несвідомо, посередниками для тебе були хрещення і віра, за допомогою яких покликаний ти Господом нашим Іісусом Христом на справи Його благі. З Отцем і Святим Духом Йому слава, і честь, і подяка, і поклоніння на віки віків! Амінь.

* * *

42

Тобто поки почуття дбають про предмети зовнішні.

43

Віддалення від світу.

44

Впивання вірою в Бога.

45

Свобода.

46

Думка темна; за сирійським текстом це місце після слова “внутрішньому” читається так: “Розум є причина свободи, і плід обох є схильність. Без першого друга неможлива; і де немає другої, там третя ніби стримується вуздою”.

47

Тобто в питанні про Промисел Божий.

48

Тобто з розсіюванням розуму земними речами.

49

За сирійським текстом це місце читається так: “Бо внутрішні рухи зустрічають перешкоди з боку почуттів, які б повинні були служити їм при сприйнятті ними (внутрішніми рухами) їхнього об’єкта”.

50

Колишніх вражень.

51

Маються на увазі злі помисли, завдані зовнішніми предметами, що збуджують пристрасті.

52

Тобто любов’ю до Бога витісняється любов до земного (за сирійським текстом).

53

Тобто прагнення душі до чесноти перевершує пристрасть тіла до предметів видимих (за сирійським текстом).

54

Сенс: сукупність добрих справ, зосереджена в милосерді (за сирійським текстом).

55

Тобто славою Божества, яка тільки одна сяє (за сирійським текстом).

56

Тобто в постійному зберіганні заповідей.

57

Бога в собі.

58

І саме, коли говорить: “будьте ж милосердні, як і Отець ваш милосердний є” (Лк. 6:36); і ще: “коли ж ти хочеш бути досконалим, то, йди, розпродай маєток твій, і дай вбогим, та й матимеш скарб на Небесах, та й йди слідом за Мною” (Мф. 19:21); і: “будьте ж ви досконалі, як і Отець ваш Небесний досконалим є” (Мф. 5:48).

59

Пізнання добра.

60

Тобто зв’язок.

Слово 2. Про подяку Богові, з додаванням короткого викладу початкових навчань

Подяка того, хто приймає, спонукає того, хто дає, давати дари більші за попередні. Хто невдячний за мале, той і в більшому брехливий і неправедний.

Хто хворий і знає свою хворобу, той повинен шукати лікування. Хто усвідомлює хворобу свою, той близький до зцілення свого і легко знайде його. Жорстокістю серця множаться хвороби його; і якщо хворий чинить опір лікарю, муки його збільшуються. Немає гріха непростимого, крім гріха нерозкаяного. І дар не залишається без посилення, хіба тільки коли немає за нього подяки. Частина безглуздого мала в очах його.

Тримай завжди в пам’яті тих, хто перевершує тебе чеснотою, щоб безперестанно бачити в собі недолік проти їхньої міри; утримуй завжди в умі найтяжкіші скорботи тих, хто сумує, та озлоблених, щоб самому тобі віддавати належну подяку за малі й нікчемні скорботи, які бувають у тебе, і бути в змозі переносити їх із радістю.

Під час своєї поразки, розслаблення і лінощів, зв’язаний і утримуваний ворогом у болісному томлінні та в тяжкій справі гріха, уявляй у серці своєму колишній час дбайливості своєї, як був ти турботливий про все навіть до малості, який показав подвиг. Як із завзяттям противився тим, хто бажав перешкодити твоїй ході. Понад же цього, подумай про ті зітхання, з якими хворів ти за малі недоліки, що з’являлися в тобі від недбальства твого, і про те, як у всіх цих випадках отримував ти переможний вінець. Бо всіма такими спогадами душа твоя збуджується нібито з глибини, вдягається полум’ям ревнощів, нібито з мертвих повстає від потоплення свого, підноситься і гарячим протиборством дияволу й гріху повертається в первісний свій чин.

Згадай про падіння сильних і змиришся в чеснотах своїх. Пригадай тяжкі падіння занепалих у давнину і тих, хто покаявся, а також висоту і честь, яких сподобилися вони після цього, і приймеш сміливість у покаянні своєму.

Переслідуй сам себе, і ворог твій прогнаний буде наближенням твоїм. Умирись сам із собою, і умиряться з тобою небо і земля. Намагайся увійти у внутрішню свою клітку, і побачиш клітку небесну; тому що та й інша – одне й те саме, і, входячи в одну, бачиш обидві. Ліствиця іншого царства всередині тебе, сокровенна в душі твоїй. У собі самому занурся від гріха і знайдеш там сходження, за якими в змозі будеш сходити.

Писання не витлумачило нам, що́ суть речі майбутнього віку. Але воно просто навчило нас, як відчуття насолоди ними ми можемо здобути ще тут, перед природною зміною і виходом зі світу цього61. Хоча Писання, щоб спонукати нас до жадання майбутніх благ, зобразило їх під іменами речей у нас жаданих і славних, приємних і дорогоцінних, коли говорить: “їх око не бачило, і вухо не чуло” (1Кор. 2:9) та інше, але цим сповістило нам про те, що майбутні блага незбагненні й не мають жодної схожості з благами тутешніми.

Духовна насолода не є користування речами, які самостійно перебувають поза душею тих, хто їх приймає. А інакше сказане: “Царство Боже всередині вас є” (Лк. 17:21) і: “Нехай прийде Царство Твоє” (Мф. 6:10) буде вже означати, що всередину себе взяли ми чогосьу чогось чуттєвого, як заставу насолоди, яка в цьому полягає.

Бо необхідно, щоб саме стяжання було подібне до застави, і ціле – частині. І сказане: як у дзеркалі (1Кор. 13:12) хоч і не вказує на те, що самостійно перебуває, проте ж означає набуття подібності. А якщо істинним є свідчення тих, хто тлумачив Писання, що саме відчуття це є розумова дія Святого Духа, то і воно вже є частиною цього цілого.

Не той любитель чесноти, хто з боротьбою робить добро, але той, хто з радістю приймає подальші за тим лиха. Не велика справа терпіти людині скорботи за чесноту, як і не вагатися розумом в обранні доброї своєї волі при звабливому лоскотанні почуттів.

Усяке каяття, після відібрання свободи62, таке, що ні радості воно не випромінює, ні дає права на нагороду тому, хто його здобув.

Покрий того, хто грішить, якщо немає тобі від цього шкоди: і йому додаси бадьорості, і тебе підтримає милість Владики твого. Немічних і засмучених серцем підкріплюй словом і всім, наскільки можлива рука твоя, – і підкріпить тебе Вседержительна Правиця. З засмученими серцем будь у спілкуванні і працею молитовною, і співчуттям сердечним – і проханням твоїм відверзнеться джерело милості.

Постійно обтяжуй себе молитвами перед Богом у серці, що має чистий помисел, сповнений розчулення, – і Бог збереже розум твій від помислів нечистих і поганих, нехай не заперечуєш про себе шлях Божий.

Постійно вправляй себе в роздумах, читаючи Божественні Писання, з точним їхнім розумінням, щоб, за неробства розуму твого, не засмічувався зір твій чужими сквернами непотребства63.

Не наважуйся спокушати розум свій непотрібними помислами або зором осіб, що вводять тебе в спокусу, навіть коли думаєш, що не будеш подоланий цим, тому що і мудрі таким чином затьмарювалися і впадали в юродство. Не приховуй полум’я в пазусі своїй, без сильних скорбот плоті своєї64. Юності важко без навчання65 віддатися під ярмо святині. Початок затьмарення розуму (коли ознака його починає відкриватися в душі) насамперед вбачається в лінощах до Божої служби і до молитви. Бо, якщо душа не відпаде спершу від цього, немає іншого шляху до душевного зваблення; коли ж позбавляється вона Божої допомоги, зручно впадає в руки супротивників своїх. А також, як тільки душа робиться безтурботною до справ доброчесності, неодмінно захоплюється в протилежне тому. Бо перехід з якого б то не було боку є вже початок боку противного. Добродіяння є піклування про душевне, а не про суєтне. Невпинно відкривай неміч свою перед Богом, і не будеш спокушений чужими, як скоро залишишся один без Заступника свого.

Діяльність хресна двояка; за двоякістю єства і вона поділяється на дві частини. Одна, що полягає в терпінні тілесних скорбот66, вироблених дією дратівливої частини душі, і є, і називається діяльність. А інша полягає в тонкому діянні розуму і в Божественному роздумі, а також і в перебуванні на молитві, і так далі; вона здійснюється жаданою частиною душі і називається спогляданням. І одна, тобто діяльність, очищає, за силою ревнощів, пристрасну частину душі, а друга – дієвість душевної любові, тобто природне прагнення, що просвітлює розумну частину душі.

Кожну людину, яка перш ніж досконало навчитися в першій частині, переходить до цієї, другої, приваблювану її солодкістю, не кажу вже – своєю лінощами, охоплює гнів67 за те, що не вмертвила раніше “уди” свої, “яже на землі” (Кол. 3:5), тобто не подолала немочі помислів терплячою вправою у виконанні хресного ганьби, але наважилася в думці своїй мріяти про славу хресну. Це-то і означає сказане древніми святими, що якщо розум наважиться зійти на хрест раніше, ніж почуття його, зцілюючись від немочі, прийдуть у мовчання, то спіткає Божий гнів. Це сходження на хрест, що накликає гнів, буває не в першій частині терпіння скорбот, тобто розп’яття плоті, а коли людина входить у споглядання, а це є друга частина, яка йде за зціленням душі. У кого розум осквернений ганебними пристрастями і хто поспішає наповнити розум свій мрійливими помислами, тому загороджуються вуста покаранням68 за те, що, не очистивши раніше розуму скорботами і не скоривши тілесних пожадливостей, а поклавшись на те, що чуло вухо й що написано чорнилом, кинулась вона прямо вперед, йти шляхом, сповненим темряви, коли сама сліпа очима. Бо й ті, у кого зір здоровий, будучи сповнені світла і придбавши собі вождів благодаті, день і ніч бувають у небезпеці, тим часом як очі у них сповнені сліз, і вони в молитві та в плачі продовжують служіння своє цілий день, навіть і ніч, через жахи, що очікують їх на шляху, і страшні стрімнини, які трапляються їм на шляху, та образи істини, що виявляються змішаними з оманливими примарами істини.

Кажуть: “Що від Бога, то приходить само собою, а ти й не відчуєш”. Це правда, але тільки якщо місце чисте, а не осквернене.

Якщо ж нечиста зіниця душевного ока твого, то не насмілюйся спрямовувати погляд на сонячну кулю, щоб не втратити тобі і цього малого променя, тобто простої віри, і смиренності, і серцевого сповідування, і малих посильних тобі справ, і не бути вивергнутим у єдину сферу духовних істот, яка є темрява непроглядна, то, що поза Богом і є подобою пекла, як вивергнули того, хто не засоромився прийти на шлюб у нечистому одязі.

Працями і зберіганням себе виділяється чистота помислів, а чистотою помислів – світло мислення. Звідси ж по благодаті розум прямує до того, над чим почуття не мають влади, чого і не вчать, і не навчаються вони.

Уяви собі, що чеснота є тілом, споглядання – душею, а та й інша – одна досконала людина, яку з’єднує дух із двох частин, із чуттєвого і розумного. І як неможливо, щоб душа отримала буття і була народжена без досконалого утворення тіла з його членами; так душі прийти до споглядання другого, тобто до духу одкровення – до споглядання,а це неможливо без звершення діла доброчесності, а це 69 – це оселя міркування, що сприймає одкровення.

Споглядання є відчуття Божественних таємниць, сокровенних у речах і в їхніх причинах. Коли чуєш про віддалення від світу, про залишення світу, про чистоту від усього, що є у світі, тоді потрібно спочатку зрозуміти й дізнатися, але поняттям не простонародним, а суто розумним, що значить саме найменування: світ, з яких відмінностей складається це ім’я, і ти будеш в змозі дізнатися про душу свою, наскільки далека вона від світу й що домішано до неї від світу. Слово ” світ” є ім’ям збірним, що обіймає собою так звані пристрасті. Якщо людина не знала раніше, що таке світ, то не досягне вона до пізнання, якими членами далека від світу і якими пов’язана з ним.

Багато є таких, які двома або трьома членами зреклися світу, і відмовилися від спілкування ними зі світом, і подумали про себе, що стали вони чужими світові в житінні своєму; бо не зрозуміли й не вгледіли премудро, що двома тільки членами померли вони світові, а інші ж їхні члени в тілі живуть світові. Втім, не спромоглися вони усвідомити в собі і пристрастей своїх; і як не усвідомили їх, то не подбали і про їхнє подолання.

За умоглядним дослідженням, світом називається і склад збірного імені, що охоплює собою окремо взяті пристрасті. Коли взагалі хочемо найменувати пристрасті, називаємо їх світом; а коли хочемо розрізняти їх за відмінністю найменувань їхніх, називаємо їх пристрастями. Пристрасті ж суть частини наступної течії світу; і де припиняються пристрасті, там світ став у своїй наступності. І пристрасті такі: прихильність до багатства, до того, щоб збирати будь-які речі; тілесна насолода, від якої походить пристрасть тілесного прагнення; бажання честі, з якого витікає заздрість; бажання розпоряджатися начальницьки; гордості за пишність влади; бажання вбиратися й подобатися; прагнення до людської слави, що буває причиною злопам’ятства; страх за тіло. Де пристрасті ці припиняють свою течію, там світ помер; і якою мірою бракує там деяких із цих частин, такою мірою світ залишається поза, не діючи тими частинами складу свого, як і про святих сказав дехто, що, коли вони були ще живі, стали вони мертві, бо, живучи в плоті, жили не по плоті. І ти дивись, якими з цих частин живеш; тоді дізнаєшся, якими частинами ти живеш і якими помер світу. Коли пізнаєш, що таке світ, тоді з відмінності всього цього пізнаєш і те, чим пов’язаний ти зі світом і чим зрікся його. І скажу коротше: світ є плотське життя і мудрування плоті. По тому самому, що людина вихитила себе з цього, пізнається, що вийшла вона зі світу. І відчуження від світу пізнається за цими двома ознаками: за чудовим життям і за відмінністю понять самого розуму. Із цього, нарешті, виникають у думці твоїй поняття про речі, в яких блукає думка своїми поняттями. За ними зрозумієш міру життя свого: чи жадає чогось єство без насильства над собою, чи є в тобі якісь животіння незнищенні або які, вироблені тільки випадком; чи прийшов розум до усвідомлення понять абсолютно нетілесних, чи весь він рухається в матеріальному, і це матеріальне пристрасне. Бо печатки уречевлення справ, під якими розум мимоволі постає в усьому, що не робить, суть чесноти. У них-то без немочі запозичує для себе причину до гарячності й зібраності помислів із доброю метою попрацювати тілесно, для вправляння цієї гарячності, якщо тільки робиться це непристрасно. І дивись, чи не знемагає розум, зустрічаючись із цими печатками таємних помислів, через краще полум’янення за Богом, яким зазвичай відтинають суєтні пам’ятання70.

Цих небагатьох ознак, показаних у цьому розділі, замість багатьох книг достатньо буде для того, щоб просвітити людину, якщо вона мовчить і живе у відлюдництві. Страх за тіло буває в людях стільки сильний, що внаслідок нього нерідко залишаються вони нездатними здійснити що-небудь високославне і високочесне. Але коли на страх за тіло припадає страх за душу, тоді страх тілесний знемагає перед страхом душевним, як віск від сили вогню, що спалює його. Богу ж нашому слава на віки віків! Амінь.

* * *

61

За сирійським текстом думка інша: “Але воно просто навчило нас, що тут, без зміни нашої природи і зміни місця, ми не можемо отримати відчуття про блаженство від них”.

62

Зрозуміло, ймовірно, старечий вік, коли багато видів спокус недоступні або втрачають свою спокусливість, і, отже, не потрібно подолання себе і прояву свободи волі, щоб їм опиратися.

63

За давнім слов’янським перекладом: “Чужими непотрібними помислами”.

64

Притч. 6:27: “Чи може хто взяти собі вогонь у пазуху, щоб не прогоріла сукня його”?

65

У духовних подвигах.

66

Тілесних поневірянь, неминучих у боротьбі з пристрастями.

67

Божий.

68

Той утримується покаранням.

69

Добродіяння.

70

У сирійському тексті все це місце читається так: “Цей його матеріальний напрямок є пристрасний стан, або відбиток зовнішньої діяльності. Бо розум мимоволі уявляє собі також ті речі, за допомогою яких він здійснює чесноти, і ними в чималому ступені спонукається до хвилювання і до збирання думок. Бо, навіть якщо мета спрямована до добра, розум може ще, внаслідок нестачі вправи, бути діяльним у напрямку до тілесного, хоча не пристрасно і доти, доки йому таємна дія думкових образів не готує скорботи через сильніше полум’янення завдяки Богові, що зазвичай відтинає марнотратні спогади”.

Слово 3. Про те, що душа до пізнання Божої премудрості й Божих створінь доходить без зусиль, якщо мовчить далеко від світу й життєвих турбот; бо тоді може пізнавати єство своє й ті скарби, які має прихованими всередині себе

Коли не ввійшли в душу ззовні життєві клопоти, але перебуває вона в природному своєму стані, тоді нетривала буває праця її і доходить вона до пізнання Божої премудрості; бо віддалення душі від світу та мовчанка її природно спонукають її до пізнання Божих творінь, а від цього вона підноситься до Бога, в подиві здивовано дивується і перебуває з Богом. Бо коли в душевне джерело не входять води ззовні, тоді природні води, що виливаються в ній, безперестанку породжують у душі думки про чудеса Божі. А як тільки душа виявляється такою, що не має цих думок, то це означає або що подано до того якусь причину якимись чужими спогадами, або що почуття від зустрічі з предметами викликали проти неї заколот. Коли ж почуття ув’язнені безмовністю, не дозволяється їм спрямовуватися назовні, і за допомогою безмовності застаріють пам’ятки; тоді побачиш, що таке – природні помисли душі, що таке – саме єство душі, і які скарби має вона прихованими в собі. Скарби ж ці становить пізнання безтілесних, що виникає в душі саме собою, без попередньої думки про нього і без зусиль. Людина навіть не знає, що такі помисли виникають у природі людській. Бо хто був їй учителем? Або як осягнув він те, що, і будучи умопредставленим, не може бути з’ясовано для інших? Або хто був наставником його в тому, чого анітрохи не вчився він в іншого?

Така-то природа душі. Отже, пристрасті суть щось додаткове, і в них винна сама душа. Бо за природою душа безпристрасна. Коли ж чуєш у Писанні про пристрасті душевні й тілесні, нехай буде тобі відомо, що говориться про це стосовно причин пристрастей; бо душа за природою безпристрасна. Не приймають цього ті, хто тримається зовнішнього любомудрия, а подібно до них – і їхні послідовники. Навпаки, ми віруємо так, що Бог створеного за образом створив безпристрасним. Створеного ж за образом розумію по відношенню не до тіла, але до душі, яка невидима. Бо всякий образ знімається з належного зображення. Неможливо ж уявити кому-небудь образ, не бачивши раніше подоби. Тому слід упевнитися, що пристрасті, як сказали ми вище, не в природі душі. Якщо ж хто суперечить сказаному, то ми запропонуємо йому запитання, і нехай відповість він нам.

Питання. Що таке єство душі? Чи безпристрасне щось і сповнене світла, чи пристрасне і затьмарене?

Відповідь. Якщо колись єство душі було світлим і чистим, через прийняття ним у себе блаженного світла, а подібно до цього таким же виявляється, коли повертається до первісного стану, то безсумнівно вже, що душа буває поза своїм єством, як тільки приходить у пристрасний рух, як стверджують і вихованці Церкви. Тому пристрасті прибули в душу згодом, і несправедливо казати, нібито пристрасті – у єстві душі, хоча вона і приводиться ними в рух. Отже, явно, що приводиться вона в рух зовнішнім, не як своїм власним. І якщо пристрасті називаються душевним71, тому що душа приводиться ними в рух без участі тіла, то і голод, і спрага, і сон будуть душевними ж, бо і в них, а також під час відсікання членів, у гарячці, у хворобах і подібному до цього, душа страждає і зовоздихає з тілом. Бо душа співчуває тілу через спілкування з ним, як і тіло співчуває душі; душа радіє при веселощах тіла, приймає в себе і скорботи його. Богу ж нашому слава і держава навіки! Амінь.

* * *

71

У грецькій читається “природними”, але згідно з давніми слов’янськими рукописами краще читати “душевними”.

Слово 4. Про душу, про пристрасті та про чистоту розуму, у запитаннях і відповідях

Запитання. Що таке природний стан душі? Що таке стан протиприродний? Що таке стан надприродний?

Відповідь. Природний стан душі є пізнання Божих створінь, чуттєвих і уявних. Надприродний стан є збудження до споглядання Пресущественного Божества. Протиприродний же стан є рух душі в тих, хто бентежиться пристрастями, як сказав божественний і великий Василій, що душа, коли опиняється співзвучною з єством, перебуває горе́, а коли опиняється поза своїм єством, є долу на землі; коли ж буває горе́, опиняється безпристрасною; а коли єство зійде з притаманного йому чину, тоді відкриваються в ньому пристрасті. Отже, випливає нарешті, що пристрасті душевні не суть душевні за єством. Якщо душа в охуждаемих тілесних пристрастях приходить у такий самий рух, як і в голоді та в жадобі, то, оскільки в міркуванні цих останніх не встановлено їй закону, не стільки буває вона варта осуду, як в інших пристрастях, що заслуговують на осуд. Трапляється, що іноді декому буває попущено Богом зробити щось, мабуть, недоречне, і замість осуду й докорів відплачується йому благою відплатою. Так було з пророком Осією, який поспілкувався з блудницею, з пророком Ілією, який через ревнощі Божі здійснив убивство, і з тими, хто, за велінням Мойсея, мечем убив своїх батьків. Утім, говориться, що в душі, і без тілесного єства, природно є хіть і дратівливість, і це суть пристрасті душі.

Питання. Чи то згідно з єством, коли пожадливість душі запалена Божественним, чи коли звернена на земне й тілесне? І для чого душевне єство виявляє ревнощі свої з дратівливістю? І в якому випадку роздратування називається природним? Чи тоді, як душа дратується через якесь плотське прагнення, або через заздрість, або через марнославство, або через щось подібне, або коли дратує її що-небудь протилежне цьому? Нехай відповідає, у кого слово, і ми підемо за ним.

Відповідь. Божественне Писання багато говорить і часто вживає іменування не у власному значенні. Інше притаманне тілу, але сказано про душу. І навпаки, властиве душі позначається про тіло. І Писання не розділяє цього; але розумні розуміють це. Так і з притаманного Божеству Господа інше, незастосовне до людської природи, сказано в Писанні про Всесвяте Тіло Його; і навпаки, принизливе, притаманне Йому за людством, сказано про Божество Його. І багато хто, не розуміючи мети Божественних словес, поповзнулися в цьому, погрішивши невиправно. Так, у Писанні не розрізняється суворо властиве душі і властиве тілу. Тому якщо чеснота природним чином є здоров’ям душі, то недугою душі будуть уже пристрасті, щось випадкове, що прив’язалося до єства душі і виводить її з власного здоров’я. А з цього випливає, що здоров’я передує в єстві випадковій недузі. Якщо ж це справді так (що і справедливо), то значить уже, що чеснота є природним станом душі, випадкове ж72 поза єством душі.

Питання. Пристрасті тілесні природно чи випадково приписуються тілу? І пристрасті душевні, що належать душі, за зв’язком її з тілом, чи природно, чи в невласному сенсі їй приписуються?

Відповідь. Про пристрасті тілесні ніхто не наважиться сказати, що приймаються в невласному сенсі. А про душевні пристрасті, як скоро дізналися і всі визнають, що душі природна чистота, треба сміливо сказати, що пристрасті анітрохи не природні душі; бо хвороба пізніше за здоров’я. А одному і тому ж єству неможливо бути разом і добрим, і лукавим. Тому необхідно одне передує іншому; природно ж те, чим передує інше; тому що про все випадкове говориться, що воно не від єства, а прибуло ззовні; і за всіма випадковими і такими, що прибули, слідує зміна, єство ж не переінакшується і не змінюється.

Будь-яка пристрасть, що служить для користі, дарована від Бога, пристрасті тілесні вкладені в тіло на користь і зростання йому; такі ж і пристрасті душевні. Але коли тіло, позбавленням властивого йому, примушене стати поза своїм добробутом і слідувати душі, тоді воно знемагає і зазнає шкоди. Коли ж і душа, полишивши належне їй, піде за тілом, тоді й вона зазнає шкоди, за словом божественного апостола, який каже: “бо плоть полюбляє дух, а дух – плоть, і ті протистоять одне одному” (Гал. 5:17)73. Тому ніхто нехай не хулить Бога, нібито Він у єство наше вклав пристрасті й гріх. Бог у кожне з єств вклав те, що служить до його зростання.

Але коли одне єство входить у згоду з іншим, тоді воно знаходиться не в тому, що йому своє, але в протилежному тому. А якби пристрасті були в душі природно, то чому душа терпіла б від них шкоду? Властиве єству не шкодить йому.

Питання. Чому тілесні пристрасті, що плекають і зміцнюють тіло, шкодять душі, якщо вони не властиві їй? 74 І чому чеснота утішає тіло, а душу зрощує?

Відповідь. Чи не помічаєш, як те, що поза єством, шкодить йому? Бо кожне єство сповнюється веселощів, наблизившись до того, що йому властиво. Але ти бажаєш знати, що властиво кожному з цих єств? Зауваж: що допомагає єству, те йому притаманне; а що шкодить, то чуже і прийшло ззовні. Отже, оскільки пізнано, що пристрасті тіла і душі одні іншим протилежні, то вже все, що скільки-небудь допомагає тілу і приносить йому відпочинок, властиво йому75. Але коли здружилася з цим душа, не можна сказати, що це їй природно; бо що властиво єству душі, то – смерть для тіла. Втім, у невласному сенсі, сказане вище приписується душі; і душа, через неміч тіла, поки носить на собі це, не може від цього звільнитися, бо природно вступила в спілкування зі скорботним для тіла, через те єднання, яке незбагненна Премудрість встановила між рухом душі й рухом тіла. Але хоча і в такому вони взаємному спілкуванні, проте ж відмінні і рух від руху, і воля від волі, а також і тіло від духу.

Утім, єство не переінакшується; навпаки, кожне з єств, хоч і вкрай ухиляється, у гріх то чи в чесноту, проте ж приводиться в рух власною своєю волею. І коли душа піднесеться над піклуванням про тіло, тоді вся цілком цвіте духом у рухах своїх і серед неба носиться в незбагненному. Втім, і в цьому стані не забороняє тілу пам’ятати притаманного йому. І також, якщо тіло опиняється в гріхах, душевні думки не перестають випромінюватися в розумі.

Питання. Що таке чистота розуму?

Відповідь. Чистий розумом не той, хто не знає зла (бо такий буде скотоподібним), не той, хто за своєю сутністю перебуває в стані дитячому, не той, хто приймає на себе вигляд чистоти. Але ось чистота розуму – просвітлення Божественним, після діяльної вправи в чеснотах. І не сміємо сказати, щоб набув цього хтось без спокуси помислами, бо інакше він був би не наділений тілом. Бо не наважуємося говорити, щоб наше єство до самої смерті не було бореться і не терпіло шкоди. Спокусою ж помислів називаю не те, щоб підкорятися їм, але щоб покласти початок боротьбі з ними.

Перерахування рухів помислів

Рух помислів у людині буває від чотирьох причин: по-перше, від природної тілесної похоті; по-друге, від чуттєвого уявлення мирських предметів, про які людина чує і які бачить; по-третє, від предзайнятих понять76 і від душевної схильності, які людина має в розумі; по-четверте, від прираження бісів, які воюють з нами, залучаючи до всіх пристрастей, зі сказаних раніше причин. Тому людина навіть до смерті, поки вона в житті цієї плоті, не може не мати помислів і брані. Бо, поміркуй сам, чи можливо, щоб перед тим, як людина вийде зі світу, і перед смертю прийшла в бездіяльність якась одна з цих чотирьох причин? Або чи можливо тілу не домагатися необхідного і не бути змушеним побажати чогось мирського? Якщо ж недоречно уявляти собі щось подібне, тому що єство має потребу в таких речах, то значить уже, що пристрасті діють у всякому, хто носить на собі тіло, хоче він того чи не хоче. Тому всякій людині, як тій, що носить на собі тіло, необхідно охороняти себе не від однієї якоїсь пристрасті, яка явно і безперестанку в ній діє, і не від двох, а від багатьох пристрастей. Ті, хто переміг у собі пристрасті чеснотами, хоча й бувають тривожні помислами та наслідками чотирьох причин, проте ж не поступаються над собою перемогою, бо мають силу, і розум їхній захоплюється благими й Божественними пам’ятаннями.

Питання. Чим відрізняється чистота розуму від чистоти серця?

Відповідь. Інше є чистота розуму, а інше – чистота серця. Бо розум є одне з душевних почуттів, а серце обіймає в собі і тримає у своїй владі внутрішні почуття. Воно є корінь, а якщо корінь святий, то і гілки святі, тобто якщо серце доводиться до чистоти, то зрозуміло, що очищаються і всі почуття. Якщо розум докладе старань до читання Божественних Писань або попрацює дещо в постах, у пильнуваннях, у мовчанні, то забуде колишній свій спосіб мислення і досягне чистоти, щойно віддалиться від поганого життя; однак же не матиме постійної чистоти, бо як скоро він очищається, так само скоро й оскверняється. Серце ж досягає чистоти багатьма скорботами, поневіряннями, віддаленням від спілкування з усім, що є у світі мирського, і умертвінням себе для всього цього. Якщо ж досягло воно чистоти, то чистота його не оскверниться чимось малим, не боїться великих, явних чвар, розумію чвари страшні; тому що набуло собі міцний шлунок, що може скоро перетравити всяку їжу, неварену в людях немічних. Бо лікарі кажуть, що всяка м’ясна їжа незручна, але багато сили повідомляє тілам здоровим, коли приймає її міцний шлунок. Так, усяка чистота, набута швидко, за короткий час і з малою працею, скоро втрачається й оскверняється.  Чистота ж, досягнута багатьма скорботами і набута тривалим часом, не боїться будь-якого приросту, що не перевищує міру, в якій-небудь із частин душі, тому що зміцнює душу Бог. Йому слава на віки віків! Амінь.

* * *

72

За давнім слов’янським перекладом: “пристрасті ж поза єством душі”.

73

Тобто “плоть бажає протилежного духу, а дух – протилежного плоті, вони один одному противляться”.

74

За сирійським текстом сенс такий: “Чому задоволення пристрастей тіла дає йому ріст і міцність, тоді як задоволення пристрастей душі шкодить їй, хоча вони начебто їй повинні бути властиві?”

75

Слів: “притаманне йому” в грецькому виданні немає, доповнені ж вони з давнього слов’янського рукопису. У сирійському тексті це місце читається так (після слова “протилежні”): “то все, що тілу приносить користь і радість, має розглядатися як чуже природі душі і покладене на неї тільки за допомогою запозичення, якщо вона собі засвоїть це; бо те, що належить природі душі, смертоносне для тіла”.

76

Колишніх вражень.

Слово 5. Про почуття, а разом і про спокуси

Почуття цнотливі й зібрані воєдино породжують у душі мир і не попускають їй входити77 у випробування речей. А коли душа не приймає в себе відчуття речей, тоді перемога відбувається без боротьби. Якщо ж людина обуриться і дозволить, щоб мали до неї доступ прираження78, то змушена тоді буває витримувати боротьбу. Обурюється ж і первісна чистота, яка буває вельми проста і рівна. Бо через це недбальство більша частина людей, або й цілий світ, виходять із природного й чистого стану. Тому ті, хто живуть у світі, в тісних зв’язках з мирськими людьми, і не можуть очистити розуму, з тієї причини, що багато пізнали зла. Мало хто ж у змозі повернутися до первісної чистоти розуму. Тому кожній людині слід з обережністю дотримуватися завжди почуттів своїх і розуму від приражень. Бо багато потрібно тверезості, невсипущості, передбачливості. Велика простота прекрасна.

Людській природі, щоб зберігати межі послуху Богові, потрібен страх. Любов до Бога збуджує в людині любов до здійснення чеснот, через це прагне до подяки. Духовне ведення природно слідує за діянням чеснот. Тому ж і іншому передують страх і любов. І знову, любові передує страх. Всякий, хто не соромиться говорити, що можна придбати останні, не роблячи перших79, безсумнівно, покладає першу підставу погибелі для душі своєї. Такий шлях Господній, що останні народжуються від перших.

Любові до брата свого не замінюй любов’ю до якоїсь речі; тому що брат твій таємно придбав усередину себе Того, Хто найдорожчий. Залиш мале, щоб придбати велике. Знехтуй зайве і малоцінне, щоб придбати багатоцінне. Будь мертвий у житті своєму, щоб жити по смерті. Віддай себе на те, щоб умирати в подвигах, а не жити в недбальстві. Бо не ті тільки мученики, які прийняли смерть за віру в Христа, а й ті, які вмирають за дотримання заповідей Христових. Не будь нерозумний у проханнях своїх, щоб не образити тобі Бога нерозумністю. Будь мудрий у своїх молитвах, щоб сподобитися тобі слави. Проси досточесного у Того, Хто дає, без заздрощів, щоб за мудре своє бажання отримати від Нього і пошану. Премудрості просив собі Соломон, і оскільки у Великого Царя просив премудрого, то з премудрістю прийняв і царство земне. Єлисей просив сугубою мірою тієї благодаті Духа, яку мав учитель, і прохання його не залишилося невиконаним.

Ізраїль просив маловажного, і спіткав його гнів Божий. Залишив він те, щоб у справах Божих дивуватися страшним чудесам Божим, і домагався задовольнити похотіння утроби своєї. Але “ще брашню сущу у вустах їхніх, і гнів Божий піднявся на ня” (Пс. 77:30-31). Принось Богові прохання свої згідно з Його славою, щоб возвеличилася перед Ним гідність твоя і зрадів Він про тебе. Якщо хто попросить у царя трохи гною, то не тільки сам себе зганьбить маловажністю свого прохання, як такий, що показав тим велике нерозуміння, а й цареві своїм проханням завдасть образи. Так чинить і той, хто в молитвах своїх у Бога просить земних благ. Бо ось Ангели й Архангели, ці вельможі Царя, під час молитви твоєї, дивляться на тебе, з яким проханням звернешся до Владики їхнього, і дивуються та радіють, коли бачать, що ти, земний, полишив плоть свою і просиш небесного, і навпаки – засмучуються, дивлячись на того, хто залишив небесне і проситься свого гною.

Не проси в Бога того, що Сам Він без прохання дає нам за Своїм промислом, і дає не тільки Своїм і улюбленим, а й тим, хто не має знання про Нього. Бо сказано: не будьте, “як язичниці, лише” промовляючи в молитвах своїх (Мф. 6:7). Це є тілесне, і цих язичники шукають, сказав Господь. Ви ж не “дбаєте, що їсте, або що п’єте”, або “у що вдягнетеся. Весть бо Отець ваш”, що маєте в цьому потребу (Мф. 6:25,32). Син у батька свого не просить уже хліба, але домагається найбільшого і вищого в домі батька свого. Бо через неміч тільки розуму людського Господь заповів просити повсякденного хліба. Але дивись, що заповідано тим, які досконалі знанням і здорові душею. Їм сказано: не переймайтеся їжею або одягом, бо якщо Бог дбає про безсловесних тварин, птахів і неживих істот, то набагато більше дбає про нас: “а ви шукайте понад те Царства Божого і правди Його, і все це буде прикладено до вас” (Мф. 6:33).

Якщо просиш чогось у Бога і Він зволікає почути тебе незабаром, не засмучуйся, бо ти не премудріший за Бога. Буває ж це з тобою або тому, що недостойний ти отримати прохане; або тому, що шляхи серця твого не відповідні, але противні проханням твоїм; або тому, що не прийшов ти ще в міру, щоб прийняти дарування, якого просиш. Бо не повинно нам завчасно торкатися великих мір, щоб дарування Боже, від швидкості прийняття його, не зробилося марним; бо легко отримане скоро і втрачається; все ж, придбане з хворобою серцевою, і зберігається з обережністю.

Терпи спрагу заради Христа, нехай упоїть тебе Своєю любов’ю. Зміжи очі свої для життєвих приємностей, нехай сподобить тебе Бог, щоб мир Його царював у серці твоєму. Утримуйся від того, що бачать очі твої, нехай сподобишся духовної радості. Якщо неугодні будуть Богові справи твої, не домагайся в Нього прославлення, щоб не уподібнитися людині, яка спокушає Бога. Суголосна з життям твоїм має бути і молитва твоя. Бо тому, хто прив’язаний до земного, неможливо домагатися небесного, і тому, хто зайнятий мирським, немає можливості просити Божественного; тому що побажання кожної людини показується справами її; у чому показує вона своє прагнення, про те подвизається в молитві. Хто бажає великого, той не буває зайнятий маловажним.

Будь вільний, хоча і пов’язаний ти тілом, і заради Христа доведи свободу свого послуху. Будь і розсудливий у простоті твоїй, щоб не бути тобі окраденим. Полюби смиренність у всіх справах своїх, щоб позбутися непримітних сіток, які завжди знаходяться на шляху смиренномудренних. Не відвертайся від скорбот, тому що ними входиш у пізнання істини; і не бійся спокус, тому що через них знаходиш гідне. Молися, щоб не впадати в спокуси душевні, а до спокус тілесних готуйся з усією міцністю своєю. Бо поза ними не зможеш наблизитися до Бога; бо серед них уготований Божественний спокій. Хто тікає від спокус, той тікає від чесноти. Розумію ж спокусу не хтивістю, але скорботами.

Запитання. Як узгоджується між собою сказане: “моліться, щоб не ввійдете в напасть” (Мф. 26:41), а в іншому місці: “подвизайтеся ввійти крізь тісну браму” (Лк. 13:24); і ще: “не бійтеся тих, хто вбиває тіло” (Мф. 10:28); і: “а хто загубить душу свою заради Мене, знайде її” (Мф. 10:39)? Чому Господь скрізь спонукає нас до перенесення спокус, а тут повелів: “моліться, щоб не ввійдете” в них? Бо яка чеснота буває без скорботи і спокуси? Або яка спокуса більша за цю – погубити людині себе саму? Однак же Господь повелів піддаватися цій спокусі заради Нього. Бо каже: “А хто не візьме хреста свого і йде слідом за Мною, той не гідний Мене” (Мф. 10:38). Чому ж у всьому Своєму вченні, наказуючи піддаватися спокусам, тут заповів молитися про те, щоб не “внити”! Бо сказано: “багатьма скорботами личить нам ввійти в Царство Небесне” (Діян. 14:22); і: “у світі скорботному будете” (Ін. 16:33); і: “у терпінні цих встягнете душі ваші” (Лк. 21:19).

О, якої тонкощі розуму вимагає шлях вчень Твоїх, Господи! Завжди буде поза ним той, хто не читає осмислено і з веденням. Коли сини Зеведеєві та мати їхня побажали сидіння з Тобою в Царстві, сказав Ти їм таке: “Чи можеш ти пити чашу, яку Я маю пити, чи хрещенням, яким Я хрещуся, хреститися?” (Мф. 20:22). Чому ж тут наказуєш нам, Владико, молитися про те, щоб “не внити в напасть”? Про які спокуси наказуєш нам молитися, щоб “не внити” в них?

Відповідь. Сказано: молися, щоб “не внити” у спокуси щодо віри. Молися, щоб разом із демоном хули і гордині “не внити” у спокуси зарозумілістю розуму твого. Молися, щоб, за Божим попущенням, “не внити” тобі в явну диявольську спокусу, через худі думки, які помислив ти розумом своїм і за які попускається на тебе спокуса. Молися, щоб не відступив від тебе Ангел цнотливості твоєї, щоб гріх не підняв на тебе полум’яніючої брані і не розлучив тебе з ним. Молися, щоб “не внити” у спокусу – дратувати одного проти іншого, або у спокусу двоєдушності й сумніву, якими душа вводиться у велике боріння. А спокуси тілесні готуйся приймати від усієї душі, і перепливай80 їх усіма своїми членами, і очі свої наповнюй слізьми, щоб не відступив від тебе хранитель81 твій. Бо поза спокусою не вбачається Промисел Божий, неможливо набути дерзновення перед Богом, неможливо навчитися премудрості Духа, немає також можливості, щоб Божественна любов утвердилася в душі твоїй. До спокус людина молиться Богу як чужий хто. Коли ж входить у спокуси за любов’ю до Бога і не допускає в себе зміни82, тоді постає перед Богом як такий, що має Його боржником своїм, і як щирий друг, бо, на виконання волі Божої, вів боротьбу з ворогом Божим і переміг його. Ось що означає сказане: “моліться, щоб не ввійдете в напасть”. І ще: молися, щоб у страшну диявольську спокусу “не внитися” тобі через пихатість твою, але через любов твою до Бога нехай сприяє тобі сила Божа, і тобою переможе ворогів своїх. Молися, щоб у спокуси ці “не внити” тобі за порочність помислів і справ твоїх; але нехай спокуситься любов твоя до Бога, і прославиться сила Його в терпінні твоєму. Йому слава і держава на віки віків! Амінь.

* * *

77

Захоплюватися.

78

Помислів.

79

Тобто ведення і роблення чеснот без любові та страху.

80

У сирійському тексті: “купайся в них”.

81

Ангел.

82

Буде непохитним.

Слово 6. Про милосердя Владики, за яким з висоти величі Своєї зійшов до немочі людської, і про спокуси

І ще Господь наш, промишляючи згідно зі Своєю милістю і в міру благодаті Своєї, якщо вникнеш осмислено, повелів молитися і про тілесні спокуси. Бо, знаючи, що єство наше, через перстне і тлінне тіло, немічне і не в змозі протистояти спокусам, коли буває в них, і тому відпадає від істини, обертається назад і долається скорботами, наказав молитися, щоб не впадати нам у спокуси раптово, якщо й без них можна догодити Богові. А якщо людина, прагнучи високої чесноти, раптово впаде в страшні спокуси і не витримає, то не може вона в цей час дійти до досконалості в чесноті.

Не слід нам мати лицемірства ні до себе самих, ні до інших, зі страху залишати справу шляхетну й чесну, в якій приховано життя душі, і виставляти приводи та вчення, що потурають слабкості, як, наприклад, оце: “моліться, нехай не потрапите в напасть” (Мф. 26:41). Бо про таких сказано, що вони під приводом заповіді грішать потай. Тому якщо трапиться людині, і спіткає її спокуса, і її примусять порушити одну з цих заповідей, тобто залишити цнотливість або чернече житіє, або зректися віри, або не трудитися за Христа, або залишити без виконання одну із заповідей, то, якщо вона побоїться і не протистоїть спокусам мужньо, – відпаде від істини.

Тому всіма силами нехтуймо тілом, віддаймо душу Богові і про ім’я Господнє вступимо в боротьбу зі спокусами. І Хто врятував Йосипа в землі Єгипетській і показав у ньому подобу й зразок цнотливості, Хто зберіг неушкодженим Даниїла в рові лев’ячому та трьох юнаків у печі вогненній, Хто врятував Єремію з рову тинного та дарував йому милість у таборі халдейському, Хто Петра вивів із ув’язнення за замкнутих дверей, а Павла врятував від сонмища іудейського, коротше сказати, Хто завжди на всякому місці, у всякій країні притаманний рабам Своїм і виявляє в них силу і перемогу Свою, дотримується їх у багатьох надзвичайних обставинах, показує їм порятунок Свій у всіх скорботах їхніх, Той і нас нехай укріпить і нехай врятує серед хвиль, що оточують нас! Амінь.

Нехай буде в душах наших стільки ж ревнощів проти диявола і його приставників, скільки мали Маккавеї, і святі пророки, і апостоли, і мученики, і преподобні, і праведні, котрі встановили Божественні закони й заповіді Духа в місцях найстрашніших, у найтяжчих спокусах, і світ, і тіло кинули позаду себе, і встояли в правді своїй, не поступившись над собою перемогою небезпекам, що разом із їхніми душами оточували й тіла, але перемігши їх мужньо. Імена їхні написані в книзі життя навіть до Пришестя Христового, і вчення їхнє, за Божим велінням, зберігається для нашої настанови й укріплення, як свідчить апостол (див. Рим. 15:4), щоб ми стали мудрими й пізнали шляхи Божі та мали в себе перед очима оповіді про них і їхнє житіє. Як живі і живі образи, їх брали собі за зразок, йшли їхнім шляхом і їм уподібнювалися. О, як солодкі Божественні словеса душі благосмисленої! Вони те саме для душі, що для тіла їжа, яка підкріплює його. Розповіді ж про праведних настільки ж жадані слуху лагідних, як і постійне зрошення недавно посадженої рослини.

Отже, дорогий, як добрі ліки для слабких очей, утримуй в розумі Промисел Божий, яким охороняється все від початку і донині; пам’ять про це зберігай у собі щогодини, про це міркуй і піклуйся, із цього витягай для себе настанови, щоб призвичаїтися тобі зберігати в душі своїй пам’ять про велич честі Божої й тим здобути душі своїй вічне життя у Христі Іісусі, Господі нашому, Який, як Бог і людина, став Заступником Бога і людей. До слави, що оточує Престол честі Його, не можуть наближатися чини Ангельські; але заради нас з’явився Він у приниженому і смиренному образі, як каже Ісая: “Бачили Його, і не було в Ньому ні вигляду, ні доброти” (Іс. 53:2). Той, Хто за природою невидимий усьому створінню, зодягнувся в тіло і здійснив домобудівництво для порятунку і життя всіх народів, які в Ньому знайшли очищення. Йому слава і держава на віки віків! Амінь.

Слово 7. Про гріхи довільні, мимовільні та такі, що скоюються з якоїсь нагоди

Є гріх, скоєний через неміч, у який людина захоплюється мимоволі; і є гріх, скоєний довільно і через незнання. Буває також, що інший зробить гріх через якусь нагоду, і ще – через закостеніння і навик у злі. Ось усі роди і види гріхів; і хоча всі вони гідні осуду, проте ж, порівнюючи належні за гріхи покарання, виявляється, що один більший за інший. На іншого падає найбільший осуд, і насилу приймається від нього покаяння, а гріх іншого близький до прощення. І як Адам, Єва і змій, хоча всі отримали від Бога відплату за гріх, проте ж вельми різною мірою зазнали прокльону, так буває і з синами їхніми: кожному тяжкість покарання співвідноситься з наміром його і пристрастю до гріха. Якщо хто, не маючи бажання служити гріху, через недбальство про доброчесність захоплюється в гріх, тому що не вправлявся в чеснотах, то важко такому перебувати в гріху; та й покарання його важке. А якщо трапиться, що той, хто піклується про чесноти, спокушений буде якимось гріхом, то, без сумніву, близька до нього милість, щоб очистити його гріх.

Інакшим є гріх, що чиниться, коли людина виявляється такою, що дбає про доброчесність і є постійною у діланні, так що й уночі не спить, дбаючи, щоб не зазнати шкоди в тому, про що в неї турбота, і вдень усюди носить із собою тягар свій, і вся турбота її про доброчесність, але під час цих та подібних до них турбот, чи то через непізнання яке, чи то через будь-які перешкоди на шляху її, тобто на шляху чеснот, вона не може бути вправною, а не може бути врятованою. тобто на шляху чесноти, і від хвиль, які щоразу здіймаються в членах її, або внаслідок ухилення, попущеного їй для випробування її свободи, вагова чаша в неї відхиляється дещо вліво, і тілесною неміччю захоплюється вона в один із видів гріха; і водночас скорбить, сумує, хворобливо зітхає вона в душі своїй через лихо, яке сталося з її боку від опірних.

Інший же гріх, коли людина виявляється слабкою і недбайливою у діланні чесноти, зовсім залишила шлях її, рабськи прагне до послуху всякій гріховній насолоді, виявляє завзяття шукати засоби для якнайповнішої насолоди, подібно до якого-небудь раба, готовий з ретельністю виконати волю ворога свого і члени свої приготувати на зброю дияволу з усяким йому послухом, анітрохи не має наміру подумати про покаяння, наблизитися до чесноти, присікти зло і покласти край згубному шляху своєму.

Інакший гріх від намірів і падінь, які можуть трапитися на шляху чесноти і на стежці правди. Бо, за словами отців, на шляху чесноти і на шляху правди трапляються падіння, перешкоди, примуси тощо.

Інша ж справа – падіння душі, цілковита її загибель, досконале залишення. Хто явно належить до числа таких, той, коли впаде, нехай не забуває любові Отця свого; але якщо трапиться йому впасти і в різноманітні гріхи, нехай не перестає піклуватися про добро, нехай не зупиняється у своїй течії; але, і перемагає, нехай знову повстає на боротьбу зі своїми оппонентами, і щодня нехай починає покладати підвалину зруйнованому будинку, до самого кінця свого життя, маючи у вустах пророче слово: “не радій за мене”, супротивнику моєму, “як упав”; бо знову “встану, а коли сяду в темряві”, Господь осяє “мене” (Міх. 7:8); і нітрохи нехай не припиняє битви до самої смерті, поки є в ньому подих, нехай не віддає душі своєї на здолання, навіть і під час самої поразки. Але якщо й щодня розбивається човен його, і зазнає аварії весь вантаж, нехай не перестає піклуватися, запасатися, навіть позичати, переходити на інші кораблі та пливти зі сподіванням, аж доки Господь, зглянувшись на подвиг його та змилостивившись над розтрощеним його життям, не пошле йому милість Свою та не дасть йому сильних спонукань83 зустріти й витерпіти розпалені стріли ворога. Така премудрість, що подається від Бога; такий мудрий хворий, що не втрачає надії своєї. Краще бути нам засудженим за деякі справи, а не за залишення всього. Тому-то авва Мартініан вмовляє не знемагати від безлічі подвигів, від різноманітних і частих сварок на шляху правди, не повертатися назад і не поступатися ворогові перемоги над собою якимось ганебним для нас чином. Бо, як якийсь чадолюбивий батько, в чинному і стрункому порядку, говорить він таке:

Порада преподобного Мартініана

“Якщо ви, чада, справді подвижники, які прагнуть чеснот, і є у вас душевне піклування, то забажайте розум ваш представити Христу чистим і робити справи Йому угодні. Бо неодмінно повинно вам витримати за це всіляку боротьбу, що її піднімають природні пристрасті, потяг світу цього, постійна та безперервна злість демонів, з якою зазвичай нападають на вас, і з усіма їхніми зловмисними хитрощами. Не бійтеся, що жорстокість брані безперервна і тривала; не вагайтеся від довготривалості боротьби; не слабшайте і не тремтіть від ворожих ополчень; не впадайте в безодню безнадійності, якщо, можливо, і трапиться вам на якийсь час наскочити і згрішити. Але якщо і потерпите що-небудь у цій великій брані, будете вражені в обличчя і уражені, це нітрохи не перешкодить вам прагнути до доброї вашої мети. Паче ж перебувайте в обраному вами діланні й досягайте цієї жаданої й похвальної якості, тобто щоб опинитися в брані твердими, непереможеними, обагренними кров’ю виразок своїх, і жодним чином не припиняйте боротьби зі своїми супротивниками”.

Такі повчання великого старця. Не треба вам слабшати або знемагати через сказане вище84. Горе ж тому ченцеві, який бреше обітниці своїй і, зневажаючи совість свою, подає руку дияволові, щоб той піднявся проти нього у вигляді будь-якого малого або великого гріха, і який не може знову стати перед обличчям ворогів своїх скрушеною частиною душі своєї. З яким обличчям постане він перед Суддею, коли, досягнувши чистоти, друзі його зустрінуть один одного – ті самі, з якими, розлучившись у дорозі своїй, пішов він стежкою погибелі, втратив і ту відвагу, яку мають перед Богом преподобні, і ту молитву, що йде з чистого серця, підноситься горі понад Ангельські Сили й нічим не забороняється, поки не отримає проханого в ній і з радістю не повернеться до тих вуст, хто її промовив? І найстрашніше те, що, як тут він розлучився з ними в дорозі своїй, так і його розлучить з ними Христос того дня, коли світла хмара понесе на хребті своєму тіла, що сяють чистотою, і поставить у брамі небесній. Бо через те саме, що тут уже засуджено справи їхні, “не воскреснуть нечестиві на суд, а грішники – на раду праведних” (Пс. 1:5) у воскресіння суду.

* * *

83

Міцності сил.

84

Заради різних браней.

Слово 8. Про зберігання і спостереження себе від людей розслаблених і недбайливих; про те, що від зближення з ними запановує в людині недбальство й розслаблення, і вона сповнюється всілякою нечистою пристрастю, – і про збереження себе від близькості з юними, щоб розум не осквернився непотрібними помислами…

Хто забороняє устам своїм обмовляти, той зберігає серце своє від пристрастей. А хто зберігає серце своє від пристрастей, той щогодини бачить Господа. У кого думка завжди про Бога, той проганяє від себе демонів і викорінює насіння їхньої злоби. Хто щогодини назирає за своєю душею, у того серце звеселяється одкровеннями. Хто зір розуму свого зосереджує всередині себе самого, той бачить у собі зорю Духа. Хто ухилився від усякого паріння розуму, той бачить Владику свого всередині серця свого. Якщо любиш чистоту, за якої можна побачити Владику всіляких, то ні на кого не нарікай і не слухай того, хто нарікає на брата свого. Якщо інші сперечаються при тобі, замкни вуха і біжи звідти, щоб не почути тобі виразів гнівних і не померла душа твоя, позбувшись життя. Серце роздратоване не вміщує в собі таємниць Божих; а лагідне і смиренномудре є джерело таємниць нового віку.

Ось, якщо будеш чистий, то всередині тебе небо, і в собі самому побачиш Ангелів і світло їхнє, а з ними і в них і Владику Ангелів. Кого хвалять справедливо, той не терпить шкоди. Але якщо втішна для нього похвала, то безкорисливий він творець. Скарб смиренномудрого всередині нього, і це – Господь. Той, хто спостерігає за язиком своїм, довіку не буде ним обкрадений. Вуста мовчазні тлумачать таємниці Божі, а швидкий на слова віддаляється від Творця свого. Душа доброго сяє паче сонця і щогодини звеселяється баченням Божественних одкровень. Хто піде за тим, хто любить Бога, той збагатиться таємницями Божими; а хто піде за несправедливим і гордовитим, той віддалиться від Бога і ненависний буде друзями своїми. Мовчазний язиком у всій зовнішності своїй набуває смиренному іншу чинність, і він без зусиль візьме гору над пристрастями. Пристрасті викорінюються і втікають від них безперестанним зануренням думки в Бога. Це меч, що умертвляє їх. Як за безмовної тиші чуттєвого моря носиться і плаває дельфін, так і за безмовності й утихомирювання дратівливості та гніву в морі серцевому, у всякий час, на радість серця, носяться в ньому таємниці й Божественні одкровення.

Хто бажає бачити Господа всередині себе, той докладає зусилля очищати серце своє невпинним пам’ятанням про Бога, і таким чином, за світлості очей розуму свого, щогодини буде він бачити Господа. Що буває з рибою, що вийшла з води, те буває і з розумом, який виступив з пам’яті про Бога і ширяє в пам’яті про світ. Скільки людина віддаляється від співбесіди з людьми, стільки ж удостоюється відважного розумом своїм співбесіди з Богом, і якою мірою відтинає від себе розраду світу цього, такою ж мірою удостоюється радості Божої про Духа Святого. І як гинуть риби від нестачі води, так розумні рухи, що виникають від Бога, зникають у серці ченця, який часто звертається і проводить час із людьми мирськими.

Мирянин, який бідує і злостраждає у справах мирських і життєвих, кращий за ченця, який злостраждає і в мирських справах проводить час. Хто з полум’яною ревністю вдень і вночі шукає Бога в серці своєму і викорінює в ньому поразки, що бувають від ворога, той страшний демонам і жаданий до Бога й Ангелів Його. У чистого душею уявна область усередині нього; сонце, що сяє в ньому, – світло Святої Трійці; повітря, яким дихають мешканці області цієї, – Утішний і Всесвятий Дух; ті, що сидять із ним, – святі й безтілесні природи; а життя, і радість, і радість їхні – Христос, світло від світла – Отця. Такий і баченням душі своєї щогодини тішиться, і дивується красі своїй, яка справді у стократ блискучіша за світлість сонячну. Це – Єрусалим і Царство Боже, всередині нас сокровенне, за Господнім словом (Лк. 17:21). Область ця є хмара Божої слави, в яку тільки чисті серцем ввійдуть побачити обличчя свого Владики і осяяти розуми свої променями Владичного світла.

А хто дратівливий, хто гнівливий, хто славолюбний, хто жадібний, хто корисливий, хто обжерливий, хто поводиться з мирянами, хто хоче, щоб виконувалася власна його воля, хто запальний і сповнений пристрастей, – усі такі перебувають у такому самому сум’ятті, як ті, хто воює вночі, і відчувають пітьму, перебуваючи за межами царини життя і світла. Бо область ця становить долю добрих, смиренномудрих, які зробили серця свої чистими. Людина не може побачити краси, яка всередині неї, поки не знехтує всякою красою поза нею і не знечестить її. Вона не може підвести погляду прямо до Бога, поки не зречеться зовсім від світу. Хто принижує і применшує самого себе, того упремудрить Господь. А хто сам себе вважає премудрим, той відпадає від Божої премудрості. Якою мірою язик утримується від багатоголосся, такою осяюється розум до розрізнення думок, а багатоголоссям бентежиться і найрозумніший розум.

Хто зубожіє в мирському, той збагатиться в Бозі; а друг багатих зубожіє Богом. Хто цнотливий, смиренномудрий, гребує вільністю в словах і вигнав із серця дратівливість, той (упевнений я в цьому), щойно стане на молитву, бачить у душі своїй світло Святого Духа і радіє у сяйвам осяяння світлом Його, і радіє баченням слави цього осяяння та зміною своєю до уподібнення до цієї слави. Немає іншого діяння, яке б могло скидати так полки нечистих демонів, як бачення в Бозі.

Дехто з отців розповідав мені таке: “Одного дня сидів я, і розум мій був полонений видіннями. А коли прийшов я до тями, міцно зітхнув. А біс, що стояв проти мене, щойно почув це, злякався і, як би зжертий якоюсь блискавкою, закричав від нужди і як би гнаний кимось, віддався втечі”. Блаженний, хто пам’ятає про свій відхід із цього життя й утримується від прив’язаностей до насолод світу цього, бо багаторазово збільшене блаженство отримає під час відходу свого, і не збідніє для нього блаженство це. Він є народжений від Бога; і Святий Дух – годувальник його; з лона Духа смокче він життєдайну поживу і, на радість свою, відчуває сморід Його. А хто прив’язаний до мирського, до світу і до заспокоєння його, хто любить бесіду зі світом, той втрачає життя, і мені нема чого сказати про нього; залишається тільки з воланням плакати невтішним плачем, який розтрощить серця тих, хто чує цей плач.

Ті, що перебувають у темряві, піднесіть голови свої, нехай осяються світлом обличчя ваші! Вийдіть з-під влади мирських пристрастей, нехай вийде в посередництво вам Світло, що є від Отця, і служителям Таємниць Своїх нехай накаже розв’язати пута ваші, щоб слідами Його прямувати вам до Отця. На жаль! Чим ми пов’язані і що нам перешкоджає бачити славу Його? О, якби розірвалися узи наші, і нам, шукаючи, знайти Бога нашого! Якщо хочеш знати людські таємниці і не досяг ще до того, щоб дізнатися по духу, – дізнаєшся за промовами, способом життя і розпорядком кожного, якщо ти мудрий. Хто чистий у душі й невинний у способі життя, той завжди з цнотливістю вимовляє слова Духа і відповідно до міри свого розуміння міркує і про Божественне, і про те, що в ньому самому. А в кого серце розтрощене пристрастями, у того ними ж і язик приводиться в рух. Якщо стане він говорити і про духовне, то буде міркувати під впливом пристрасті, щоб у неправді здобути перемогу. Мудрий помічає таку людину при першій зустрічі, і чистий відчуває її сморід.

Хто душею і тілом відданий завжди марнослів’ю і ширянням розуму, той блудник; хто погоджується і бере співучасть із ним у цьому, той перелюбник; і хто спілкується з ним, той ідолослужитель. Дружба з юними є блуд, яким гребує Бог. До пом’якшення такої людини немає пластиру. А хто всіх однаково любить за співчуттям і без розрізнення, той досяг досконалості. Юний, слідуючи за юним, змушує розважливих плакати і ридати за них; старець же, слідуючи за юним, набуває пристрасть, яка смердючіша за пристрасть юних. Хоч би й про чесноти міркував він з юними, але серце його уражене. Юний, якщо він смиренномудрий і мовчазний, якщо чистий серцем від заздрості й дратівливості, віддаляється від усякої людини й уважний до себе, то скоро розуміє пристрасті недбайливого старця. А якщо старець неоднаково прихильний до старця і до юного, то всіма силами старайся з таким не мати спілкування, але паче віддаляйся від нього.

Горе недбайливим, які вдають і під зовнішністю чистоти живлять власні свої пристрасті. Хто досяг сивини в чистоті помислів, у доброму житінні й у стриманості язика, той тут ще насолоджується насолодою плоду пізнання85, а під час відходу свого від тіла приймає Божу славу.

Ніщо не охолоджує так вогню, що вдихається в серце ченця Святим Духом до освячення душі, як поводження з людьми, багатоголосся та будь-яка розмова, окрім розмови з чадами Таїн Божих, яка сприяє збільшенню пізнання Божого та зближенню з Богом, тому що така бесіда сильніше від усіх чеснот будить душу до того86 життя, викорінює пристрасті та присипляє кепські помисли. Не набувай собі друзів і товаришів, крім таких87, щоб не покласти спотикання душі своїй і не ухилитися тобі від шляху Господнього. Нехай звеличиться в серці твоєму любов, що з’єднує і сполучає тебе з Богом, щоб не полонила тебе любов мирська, якій причина і кінець – тління. Перебування і поводження з подвижниками – тих і інших збагачує таємницями Божими. А любов до недбайливих і ледачих робить, що, віддавшись спільно парінню розуму, вони наповнюють черево до пересичення і без міри. Такому неприємними здаються страви без друга його, і каже він: “Горе тому, хто їсть хліб свій на самоті, бо не солодкий йому буде”. І вони запрошують один одного на бенкети і платять цим один одному, як найманці. Геть від нас, ці мерзенні відносини, це непристойне і нечестиве проведення часу! Біжи, брате, від тих, хто звик до подібних справ, і ніяк не погоджуйся їсти разом із ними, хоч би трапилася тобі й потреба, бо трапеза їхня мерзенна, при ній прислужують біси; друзі нареченого-Христа не куштують її.

Хто часто влаштовує бенкети, той працівник блудного демона88 і оскверняє душу смиренномудрого. Простий хліб із трапези непорочного очищає душу того, хто їсть, від усякої пристрасті. Смерд від трапези обжерливого – велика кількість страв і печива. Божевільний і безглуздий притягується до неї, як пес до м’ясної крамниці. Трапеза того, хто перебуває завжди в молитві, солодша від усяких пахощів від мускусу і пахощів від світу; боголюбивий жадає її, як безцінного скарбу.

З трапези тих, хто постує, хто перебуває в пильнуванні і трудиться за Господа, запозичуй собі ліки життя і збуди від омертвіння душу свою. Бо серед них, освячуючи їх, лежить Улюблений, і гіркоту страждання89 їхнього перетворює на несповідувану насолоду Свою; духовні ж і небесні служителі Його осяяють їх і святі їхні страви. І я знаю одного з братії, який ясно бачив це власними своїми очима. Блаженний, хто затулив собі вуста від усякого сластолюбства, що відлучає його від Творця. Блаженний, кому їжею є Хліб, що зійшов з неба і дарував життя світу. Блаженний, хто на полі своєму побачив Зрошення життя, що з милосердя виходить із надр Отчих, і до Нього звів око. Бо, коли вип’є Його, звеселиться і процвіте серце його, і буде в веселощах і радості. Хто в їжі своїй побачив Господа свого, той ховається від усіх і один причащається Його, не вступаючи в спілкування з негідними, щоб не стати їхнім співпричасником і не залишитися без осяяння променем Господнім. А в кого в їжу домішана смертоносна отрута90, той не може куштувати її з приємністю без друзів своїх. Той – вовк, що пожирає мертвечину, хто вступає в дружбу заради власного свого черева. Яка ненаситність у тебе, нерозумний, хочеш наповнити черево своє за трапезою недбайливих, де душа твоя сповнюється всякої пристрасті! Цих застережень достатньо для тих, які можуть приборкувати черево.

Вельми солодкий сморід пісника, і зустріч із ним звеселяє серця розважливих; а на обжерливого від поводження з пісником нападає страх, і він вживає всіх заходів не їсти з ним.

Люб’язний Богові спосіб життя стриманого, тоді як сусідство його вельми важке для любостяжательного. Мовчазний багато вихваляється у Христа; але не буде приємним наближення його тим, яких біси вловили пристрастю до забав і паріння розуму. Хто не любить смиренномудрого і лагідного, окрім гордовитих і лихослівних, які далекі від його діяння?

Хтось розповідав мені з власного свого досвіду: “У які дні маю я бесіду з ким-небудь, в ті з’їдаю по три або по чотири сухарі на день, і якщо стану примушувати себе до молитви, то розум мій не має дерзновення до Бога, і не можу спрямувати до Нього думки. Коли ж розлучуся зі співрозмовниками на безмовність, у перший день примушую себе з’їсти півтора сухаря, у другій – один, а як скоро утвердиться розум мій у безмовності, посилююся з’їсти один цілий сухар, і не можу; розум же мій невпинно з дерзновенням розмовляє з Богом, хоча й не примушую його до того, і світлозарність Божества, не зменшуючись, осяює мене, і вабить мене бачити красу Божественного світла й веселитися нею. Якщо ж під час безмовності трапиться комусь прийти і говорити зі мною хоча б одну годину, неможливо мені тоді не додати їжі, не залишити чогось із правила, не розслабитися розумом до споглядання іншого світла”. Ось бачите, браття мої, які прекрасні й корисні терпіння й усамітнення, яку силу і яку зручність приносять подвижникам. Блаженний, хто заради Бога перебуває в мовчанні і наодинці їсть хліб свій, тому що завжди він розмовляє з Богом. Йому слава і держава нині, і завжди, і навіки! Амінь.

* * *

85

Духовного.

86

Духовної.

87

Тобто тих, які суть чада Таїн Божих.

88

Виконавець плотської похоті.

89

Зрозуміло, праця посту і подвигу.

90

Гріховний.

Слово 9. Про чин і статут новоначальних і про те, що личить їм

Ось цнотливий і люб’язний Богові чин – не звертати очей туди й сюди, але простягати завжди погляд уперед; не марнувати, а говорити тільки необхідне потрібне; задовольнятися вбогим одягом для задоволення тілесних потреб; користуватися наїдками, що підтримують тіло, а не для обжерливості: їсти всього потроху, не нехтувати одним, а інше обирати й цим одним охоче наповнювати чрево, а решту ж відкидати91. Вище всякої чесноти розсудливість. Вина ж, коли немає з тобою друзів або не маєш хвороби чи занепаду сил, не їж. Не переривай мови, коли говорить інший; і не відповідай, як невіглас, але будь твердий92, як мудрець. І де б не перебував ти, вважай себе меншим за всіх і служителем братії своїх. Ні перед ким не оголюй жодного члена свого; не наближайся ні до чийого тіла без необхідної причини. Не дозволяй, щоб і до твого тіла наближався хтось без важливої, як сказано, причини. Ухиляйся від зухвалості в промовах, як від смерті. І сну своєму придбай цнотливий чин, нехай не віддалиться від тебе сила, що охороняє тебе93. Де ти не спиш, нехай ніхто, якщо тільки можна, не бачить тебе. Ні перед ким не вивергай слини. Якщо, коли сидиш за трапезою, знайде на тебе кашель, відверни обличчя своє назад і так кашляй. Їж і пий із цнотливістю, як пристойно чадам Божим. Не простягай руки своєї, щоб із безсоромністю взяти що-небудь із запропонованого друзям твоїм. А якщо сидить із тобою мандрівник, раз і два запроси його скуштувати, і пропонуй трапезу благочинно, а не в безладді. Сиди чинно і скромно, не оголюючи жодного з членів своїх. Коли позіхаєш, затули вуста свої, щоб не бачили інші; бо, якщо втримаєш дихання своє, позіхання мине. Якщо входиш у келію настоятеля, або друга, або учня, бережи очі свої, щоб не бачили, що там є. Якщо ж спонукає до того помисел, будь уважний до себе, не слухайся його, і не роби цього. Бо хто безсоромний у цьому, той чужий чернечого образу і самого Христа, який дарував нам цей образ. Не звертай погляду на ті місця, в яких заховане начиння в келії друга твого. Тихо відчиняй і зачиняй двері у себе і у друга свого. Ні до кого не входь раптово, але постукавши ззовні і випросивши дозволу, потім вже увійди благоговійно.

Не будь квапливий у ході своїй без необхідної потреби, що змушує поспішити. Усім будь слухняний у всякій добрій справі, тільки не йди за любостяжательнимі, або сріблолюбцями, або миролюбцями, нехай не виявиться послух твій справою диявольською. Розмовляй з усяким лагідно, дивись на всякого цнотливо, нічиїм обличчям не насичуй очей своїх. Йдучи дорогою, не випереджай старших за тебе. А якщо друг твій відстав, відійшовши трохи вперед, почекай його. Хто не так чинить, той нерозумний і уподібнюється свині, якій немає закону. Якщо друг твій почне розмову з ким-небудь з тих, хто зустрівся, зачекай його і не квап його. Здоровий хворому нехай завчасно скаже: зробимо, що потрібно.

Нікого не викривай у якому б то не було проступку, але себе вважай у всьому відповідальним і винним у гріхах. Усяку низьку справу робити зі смиренномудрістю не відмовляйся і не ухиляйся. Якщо змушений засміятися, не виставляй назовні зубів своїх. Якщо змушений говорити з жінками, відверни обличчя від зору їхнього і так розмовляй з ними. А від черниць, від зустрічі і розмов з ними і від споглядання їх віддаляйся, як від вогню і як від сітки диявольської, щоб у серці своєму не остудити тобі любові до Бога і не заплямувати серця свого тиною пристрастей. Якщо вони і сестри тобі по плоті, стережися від них, як від чужих. Остерігайся зближення зі своїми, щоб серце твоє не охололо в любові Божій. Вільного поводження і співбесіди з юними уникай, як дружби з дияволом. Одного май співрозмовника і співтаємника – того, хто боїться Бога і завжди уважний до себе самого, бідний у хатині своїй, але багатий таємницями Божими. Приховуй від усякого свої таємниці, діяння і брані. Ні перед ким, крім крайньої потреби, не сиди з відкритою головою94. З цнотливістю приступай до виконання необхідної потреби, ніби соромлячись Ангела, який тебе береже, і роби справу зі страхом Божим, і примушуй себе до самої смерті, хоча б і неприємно було це серцю твоєму.

Краще тобі прийняти смертоносну отруту, ніж їсти разом із жінкою, хоча це буде мати або сестра твоя. Краще тобі жити разом зі змієм, ніж спати і лежати під одним покровом разом з юним, хоча буде це брат твій по плоті. Якщо йдеш дорогою і скаже хто зі старших тобі: “Іди, будемо співати”, послухайся його. А якщо не скаже цього, язиком мовчи, серцем же славослов Бога. Нікому ні в чому не опирайся, ні з ким не сварися, не бреши, не клянися ім’ям Господа Бога твого. Будеш зневажати, сам не зневажай. Будеш скривджений, сам не скривджуй. Нехай краще гине тілесне разом із тілом, тільки б не зазнало шкоди щось душевне. Ні з ким не входь у суд, а незаслужено засуджений – терпи. Не полюби душею своєю чогось мирського, але підкоряйся ігуменам і начальникам, а від близьких стосунків із ними утримуйся, бо це мережа, що ловить недбайливих на погибель.

Тобі, обжерливий, що намагається догодити череву своєму, краще вугілля вогняне ввергнути в утробу свою, ніж печіння правителів і начальників. На всіх виливай милість і від усіх будь принижений. Оберігай себе від багатоголосся, бо воно вгашає в серці уявні рухи, що бувають від Бога. Як лева, що кидається на всіх, уникай міркувань про догмати: не сходися для цього ні з вихованцями Церкви, ні з чужими. Не проходь і стогнами гнівливих або сварливих, щоб серце твоє не сповнилося дратівливості й душею твоєю не запанувала темрява спокуси. Не живи разом із гордовитим, нехай не буде дієвість Святого Духа забрана від душі твоєї, і нехай не стане вона житлом усякої лукавої пристрасті. Якщо ж дотримаєшся ти, людино, цих запобіжних заходів і будеш завжди займатися богодумством, то душа твоя справді побачить у собі світло Христове і не потьмяніє на віки вічні. Христу слава і держава навіки! Амінь.

* * *

91

Слова “інше ж відмітати” доповнені з давнього слов’янського перекладу.

92

В приборканні язика.

93

Ангел Хранитель.

94

Точніше: “без накидки”.

Слово 10. Розповіді святих мужів, їхні преподобні вислови та чудесне житіє

Одного дня пішов я в келію до одного святого брата і через неміч свою приліг у нього на одному місці, щоб походив він за мною заради Бога, бо знайомих у мене нікого там не було. І бачив я, як цей брат встає вночі завчасно і має звичай приходити на правило до братії. Досить часу він віршував і раптом на весь той час, доки тривало це з ним, полишав правило, падав на обличчя своє і до ста чи більше разів із палкістю, яку запалювала в серці його благодать, бив головою в землю. Після цього вставав, цілував хрест Владичний, знову робив уклін, і цілував той самий хрест, і знову падав на обличчя своє. І такого звичаю дотримувався він усе життя, так що неможливо зобразити мені числом безлічі його колінопреклонінь. Та й хто був би в змозі порахувати поклони цього брата, які клав він щоночі? Разів двадцять зі страхом і палкістю, з любов’ю, розчиненою благоговінням, цілував він хрест і знову починав вірш, а іноді від великого спалаху помислів, що розпалювали його палкістю своєю, коли не міг терпіти розпалювання цього полум’я, перемагає радість і вигукує, бо не може втриматись. Тому багато дивувався я благодаті цього брата, і подвигу, і тверезості його в справі Божій. Вранці ж, після першої години, коли сідав він за читання, ставав подібним до людини полоненої, і протягом кожної глави, яку він читав, неодноразово падав на обличчя своє, і на багатьох віршах підносив руки свої до неба, і славословив Бога. Від роду ж йому був сороковий рік. Вживав він і їжу в дуже малій кількості, і дуже суху. І оскільки понад міру і силу робив часті примуси тілу своєму, то здавався подібним до тіні, чому жалість збуджувала в мені знемогу обличчя його, яке так змарніло від багатої неїдимості, що в ньому не було і двох перстів. І нерідко казав я йому: “Пожалій і себе, брате, у подвигу своєму, і це добре житіє, яке здобув ти; не сплутай і не порви цього, подібного до духовного ланцюга, житія твого, і через бажання додати трохи праці не загуби й не зупини зовсім перебіг шляху свого. Їж у міру, щоб не втратити можливості їсти; не простягай ноги своєї понад силу, щоб не стати зовсім нездатним до справи”. Був же він милостивий, вельми скромний, і милість надавав з благодушністю.

Чистий за вродженими якостями, готовий на розраду, мудрий за Богом, усіма любимий був за чистоту свою і за благодушність. З братією ж, коли мали в ньому потребу, нерідко працював дня по три і по чотири і тільки до вечора йшов у свою келію, тому що майстерний був і у всякому служінні. Коли ж набував щось, хоча мав у тому потребу, з великої поваги своєї до великих і малих, не міг сказати95, що не має того. І навіть коли працював із братією, то здебільшого робив це нібито з поваги і примушував себе, не знаходячи для себе задоволення у виходах із келії. Таким було житіє і навернення96 іншого справжнього чудового брата. Богу ж нашому нехай буде слава навіки! Амінь.

* * *

95

Тому, хто просить.

96

З іншими.

Слово 11. Про старого старця

Іншим разом знову пішов я до одного старого, прекрасного й доброчесного старця. Він вельми любив мене, і був, хоча невіглас у слові, але освічений веденням і глибокий серцем, і говорив, що навіювала йому благодать; не часто виходив він зі своєї келії, хіба що тільки на святі служби; був уважний до себе і жив у безмовності. Одного разу сказав я йому: “Прийшов мені, отче, помисел піти в недільний день на церковну паперть, сісти там і рано вранці їсти, щоб кожен, хто входить і виходить, побачивши мене, принизив”. На це старець відповів мені так: “Писано, що всякий, хто робить спокусу мирянам, не побачить світла. А ти нікому не відомий у цій стороні, житія твого не знають, будуть же казати, що ченці з ранку їдять; особливо97 же браття тут новоначальники й немічні у своїх помислах; багато хто з них, маючи віру до тебе й користуючись від тебе, щойно побачать, що зробив ти це, зазнають шкоди. Стародавні отці робили так, з причини багатьох скоєних ними чудотворінь і з причини честі, яку вони отримували, та прославляючи їхнє ім’я, і робили це, щоб піддати себе безчестю, приховати славу житія свого і усунути від себе причини до гордині. А тебе що змушує вчинити подібним до цього чином? Хіба не знаєш, що всякому життю свій чин і свій час? Ти не маєш такого чудового житія і такого імені, а живеш, як і інші браття. Ти собі не принесеш користі, а іншому зашкодиш. До того ж така дія корисна не всім, але одним досконалим і великим, тому що в цьому98 є дозвіл почуттів99. А тим, хто досяг тільки середини, і новоначальним вона шкідлива, тому що такі мають потребу в більшій обережності й у підпорядкуванні почуттів. Старці вже пережили час обережності, отримують користь, з чого тільки захочуть. Бо недосвідчені купці у великих оборотах великі завдають собі збитків, а в маловажних оборотах скоро йдуть з успіхом уперед. І знову, як сказав я, усякій справі свій порядок, і всякому роду життя відомий час. Хто завчасно починає, що понад його міру, той нічого не здобуває, а посилює тільки собі шкоду. Якщо жадано тобі це, з радістю терпи те безчестя, яке з Божого погляду, а не з твоєї волі спіткає тебе, і не бентежся, не питай ненависті до того, хто безчестить тебе”.

Була в мене одного разу ще бесіда з цим розсудливим чоловіком, який скуштував плоду з древа життя за труди, понесені ним з ранньої юності до вечора старості своєї. І, давши мені багато уроків чесноти, говорив він ще так: “Усяка молитва, в якій не обтяжувалося тіло і не сумувало серце, ставиться в один ряд із недоношеним плодом утроби, тому що така молитва не має в собі душі”, – і ще говорив мені: “Людині любопримхливій, яка хоче поставити на своєму слові, лукавій розумом і безсоромній у почуттях своїх, нічого не дай, і в неї зовсім нічого не бери, щоб тобі не віддалити від себе чистоту, набуту великими зусиллями, і не наповнити серця свого темрявою і збентеженням”.

* * *

97

Не повинно цього робити тому, що браття…

98

Тобто в такій дії.

99

Свобода користування почуттями, навченими в добрі.

Слово 12. Про іншого старця

Пішов я колись у келію до одного з отців. Святий же нечасто кому відчиняв двері. Але, як тільки побачив у вікно, що йду я, сказав мені: “Чи хочеш увійти?” – і я відповідав: “Так, чесний отче”. Після ж того, як увійшов я, звершив молитву, сів, і багато про що ми поговорили, наостанок запитав я його: “Що мені робити, отче? Інші приходять до мене, і я нічого не здобуваю, і ніякої не отримую користі з бесіди з ними, але соромлюся сказати їм: не ходіть. Навіть перешкоджають вони мені нерідко виправляти звичайне правило, і тому сумую”. На це відповів мені блаженний оний старець: “Коли прийдуть до тебе такі любителі неробства, як скоро посидять небагато, зроби їм вигляд, що хочеш стати на молитву, і тому, хто прийшов, скажи з поклоном: “Помолимося, брате, тому що настав уже для мене час правила, і не можу порушити його, важко мені робиться, коли хочу виконати його в іншу годину, і це буває для мене причиною збентеження, і без крайньої будь-якої потреби не можу залишати правила. А тепер немає необхідності, щоб скасована була моя молитва”. І не відпускай його без того, щоб не молився з тобою. Якщо скаже: “Молись, а я піду”, – зроби йому уклін і скажи: “Любові заради сотвори зі мною хоча цю одну молитву, щоб мені була користь від молитви твоєї”. – І коли станете, продовжи молитву твою навіть понад те, як звик ти робити. Якщо так будеш чинити з ними, щойно прийдуть до тебе, то, дізнавшись, що не потураєш їм і не любиш неробства, не наблизяться й до місця того, про яке почують, що ти там.

Тому дивись, щоб тобі через лицемірство не розорити справи Божі. Якщо ж зустрінеться хтось із отців або збентежений мандрівник, то побути з таким вменіться тобі замість найдовшої молитви. Але якщо мандрівник буде один з любителів марнослів’я, то заспокой його по можливості і відпусти з миром”.

Один з отців сказав: “Дивуюся, чуючи, що деякі в келіях своїх займаються рукоділлям і можуть без упущення здійснювати правило своє і не бентежитися”. Вирік же гідне здивування слово: “Правду кажучи, якщо виходжу за водою, то відчуваю замішання у своєму звичаї і в порядку іншого і зустрічаю перешкоду для вдосконалення своєї розважливості “100.

* * *

100

Тобто в справі міркування своїх помислів.

Слово 13. Про запитання одного брата

Той самий старець запитав одного разу деякий брат: “Що мені робити? Нерідко буває в мене якась річ, в якій маю потребу або через неміч, або у справі, або з іншої якоїсь причини, і без цієї речі не можу жити в мовчанні, але бачу, що хто-небудь має в ній потребу, і, подоланий жалем, віддаю йому цю річ, а часто роблю це і тому, що буваю кимось проханий. Бо змушують мене до того і любов, і заповідь, і поступаюся, що самому мені потрібно. А потім потреба для мене цієї речі робить, що впадаю в занепокоєння і збентеження помислів; і це відволікає мій розум від піклування про мовчання, іноді навіть буваю змушений залишити мовчання і йти шукати тієї ж речі. Якщо ж дістає терпіння не виходити з безмовності, то буваю у великій скорботі і в сум’ятті помислів. Тому не знаю, що обрати мені: чи для заспокоєння брата свого робити те, що розсіює мене і припиняє мою безмовність, чи зневажати прохання і перебувати в безмовності?”

На це старець відповів і сказав: “Якщо милостиня, або любов, або милосердя, або будь-що, що шанується зробленим для Бога, перешкоджають твоїй мовчанці, звертають твій погляд на світ, ввергають тебе в турботу, затьмарюють у тобі пам’ятання про Бога, переривають молитви твої, творять у тобі сум’яття та безладдя думок, роблять так, що ти припиняєш займатися Божественним читанням, залишаєш цю зброю, яка позбавляє від ширяння розуму, послаблюють обережність твою, роблять так, що, будучи досі зв’язаним, починаєш ходити вільно і, вступивши в усамітнення, повертаєшся в суспільство людей, пробуджують на тебе поховані пристрасті, дозволяють стриманість почуттів твоїх, воскрешають для світу тебе, померлого світові, від ангельського ділання, про яке в тебе єдина турбота, низводять тебе й ставлять на боці мирян, – то нехай загине така правда! Бо виконувати обов’язок любові, приносячи заспокоєння тілесне, є справою для людей мирських, а якщо й ченців, то недостатніх, які не перебувають у мовчанні, або таких, у яких мовчанка з’єднана з одностайним гуртожитком, які безперестанку і входять, і виходять. Для таких це є справа прекрасна і гідна подиву.

А тим, які справді обрали для себе відлюдництво від світу і тілом, і розумом, щоб установити думки свої у відокремленій молитві, в омертвінні для всього скороминущого, для зору мирських речей і для пам’ятання про них, – таким не личить служити Христові діяльністю чогось тілесного й правдою справ явних (щоб ними виправдатися), але, за словом апостола, умертвінням удів своїх, “яже на землі” (Кол. 3:5), належить приносити Христу чисту і непорочну жертву помислів як перший плід обробітку самих себе і тілесну скорботу в терпінні небезпек, заради майбутньої надії. Бо житіє чернече рівночесне ангельському. І не личить нам, залишивши небесне ділання, триматися житейського”. Богу ж нашому слава навіки! Амінь.

Слово 14. Про одного брата, якого докоряли

Одного разу докоряли якогось брата за те, що він не подав милостині, і він зухвало й гордо відповідав тому, хто докоряв йому: “Ченцям не зобов’язано подавати милостиню”. Але той, хто дорікнув йому, заперечив йому: “Видно і видно того ченця, якому не зобов’язано подавати милостиню. Бо не зобов’язаний той, хто з відкритим обличчям може сказати Христу, як написано: “Ось, ми залишили все, і слідом за Тобою йдучи” (Мф. 19:27), тобто хто нічого не має на землі, не займається тілесним, не думає ні про що видиме, не дбає про будь-яке надбання, але, якщо хтось і дає йому що, бере тільки необхідне для потреб, а що понад потреби, ставить те ні на що й живе точнісінько як птах. Такому не поставлено в обов’язок подавати милостиню. Бо як може давати іншому з того, від чого вільний сам? Але хто зайнятий справами життєвими, власними своїми руками працює і сам бере в інших, той тим більше зобов’язаний подавати милостиню. І якщо не дбати йому про милостиню, то немилосердя це є противлення Господній заповіді. Бо якщо хто не наближається до Бога потаємно101 і не вміє служити Йому духом, але не дбає і про справи явні, які можливі для нього, то яка ще буде в такого надія здобути собі життя? Такий нерозумний”. Інший старець сказав: “Дивуюся тим, які бентежать себе в справі безмовності, щоб інших заспокоїти в тілесному”. І ще говорив: “Не треба нам до справи безмовності домішувати піклування про будь-що інше: усяка ж справа нехай буде вшанована на своєму місці, щоб поведінка наша не мала в собі змішання102. Бо хто має піклування про багатьох, той раб багатьох. А хто залишив усе і дбає про влаштування душі своєї, той – друг Божий. Дивись, тих, хто подає милостиню і у ставленні до ближніх виконує любов задоволенням потреб тілесних, їх у світі багато; а творці цілковитої і прекрасної мовчанки, зайняті Богом, ледь знаходять і рідкісні. Хто ж із тих, хто подає у світі милостиню або дотримується правди в тому, що стосується тіла, міг досягти хоча б одного з тих обдарувань, яких бувають сподобляемими від Бога ті, хто перебуває в безмовності?” І ще сказав він: “Якщо ти мирянин, то проводь час у заняттях добрими мирськими справами. А якщо ти чернець, то прослався справами, якими відрізняються ченці. Якщо ж маєш намір ти займатися тим і іншим, то втратиш те й інше103. Справи ченця такі: свобода від тілесного104, у молитвах тілесна праця і безперестанна сердечна пам’ять про Бога. Суди ж сам, чи можна тобі без цих справ задовольнятися мирськими чеснотами?”

Запитання. Чи не може чернець, який злостраждає в безмовності, придбати два види занять, тобто думати про Бога і мати в серці іншу турботу?

Відповідь. Думаю, що той, хто має намір перебувати в безмовності, коли все залишить і буде піклуватися про свою одну душу, не зможе без упущення впоратися в справі безмовності, навіть якщо поставить себе поза життєвою турботою; а тим більше, якщо буде піклуватися і про інше. Господь залишив Собі у світі тих, хто працює Йому і дбає про чад Його, і обрав Собі таких, які служили б перед Ним. Бо не в земних тільки царів можна помічати відмінність чинів і бачити, що славнішими є ті, котрі завжди стоять перед обличчям царя й беруть участь у його таємницях, аніж ті, котрі займаються справами зовнішніми; але можна бачити те саме в справах Царя Небесного, а саме: якого дерзновення набули ті, яких повсякчасне перебування в молитві зробило співрозмовниками й таїнниками Його; якого сподобляються вони багатства і небесного, і земного, і якою мірою виявляють вони владу свою над усякою тварюкою, більше, ніж ті, хто служить Богові своїми статками й життєвими благами і вдовольняють Його творінням добрих справ, що також вельми важливо й прекрасно. Тому повинно нам брати за взірець не останніх, які ще недостатні в справах Божих, а тих подвижників і святих ратоборців, які прекрасно здійснили житіє своє, залишили все життєве і на землі обробляли Царство Небесне, одного разу назавжди відреклися від земного і простягнули руки до воріт небесних.

Чим догодили Богові стародавні святі, які проклали нам шлях цього житія? Іже у святих Іоанн Фівейський, цей скарб чеснот, це джерело пророцтва, чи тим догодив Богові, що в тілесних потребах спочивав братів усередині затвора свого, чи молитвою й безмовністю? Не сперечаюся, що і першим багато хто також догодив Богові, але менше тих, хто догодив молитвою і залишенням усього. Бо від тих, хто живе в безмовності і прославляється нею, є явна певна допомога братам їхнім. Розумію ж, що під час потреби допомагають вони нам словом або приносять за нас молитви. А що крім цього (якщо пам’ятання або піклування про що-небудь життєве таїться в серці тих, хто перебуває в безмовності), то це не справа духовної мудрості. Бо не тим, хто мовчить, а тим, хто живе поза безмовністю, сказано: “Віддайте бо кесареве кесареві, а Боже Богові” (Мф. 22:21), тобто кожному своє, що ближньому, то ближньому, а що Боже, то Богові. Тим, які живуть в ангельському чині, тобто мають піклування про душу, не заповідано догоджати Богові чимось життєвим, тобто дбати про рукоділля або брати в одного і подавати іншому. Тому ченцеві не повинно мати піклування ні про що таке, що коливає і зводить розум його від предстояння перед лицем Божим.

Якщо ж хто, заперечуючи йому, згадає про божественного апостола Павла, що він працював власними своїми руками і подавав милостиню, то скажемо йому, що Павло один міг усе робити; ми ж не знаємо, щоб інший був Павло, подібно до нього здатний на все. Бо покажи мені іншого такого Павла, і повірю тобі. До того ж, що буває з Божого погляду, того не виставляй на вид для справ загальних. Бо інше є справа благовістя, а інше – діяльність безмовності. Ти ж, якщо маєш намір триматися безмовності, будь подібний до Херувимів, які не піклуються ні про що життєве. І не думай, що, крім тебе і Бога, є хтось інший на землі, про кого б піклуватися тобі, – як навчений ти раніше за тебе колишніми батьками. Якщо не озлобить хто власного серця свого, і не буде із зусиллям утримувати милосердя свого так, щоб стати далеким від піклування про все подільне, і заради Бога, і заради чогось життєвого, і не буде перебувати в одній молитві в певні на те часи, то не може він бути вільним від збентеження й турботи і перебувати в безмовності. Тому, коли прийде тобі думка подбати про що-небудь під приводом чесноти й тим збурити тишу, яка в тебе в серці, тоді скажи тій думці: “Прекрасний шлях любові, прекрасна справа милосердя заради Бога, але я заради ж Бога не хочу цього”. – “Зупинись, отче, – сказав один чернець, – заради Бога поспішаю за тобою”, і той відповів: “І я заради Бога біжу від тебе”. Авва Арсеній заради Бога ні з ким не розмовляв ні про користь душевну, ні про що інше. Інший заради Бога весь день говорив і приймав усіх мандрівників, які приходили; а він замість цього обрав мовчання і мовчання, і з цієї причини серед моря теперішнього життя розмовляв із Божественним Духом, і в найбільшій тиші перепливав його на кораблі безмовності, як ясно бачили це подвижники, які довідалися про це в Бога. І ось закон безмовності: замовкнути для всього. А якщо і в безмовності опинишся сповненим сум’яття і будеш бентежити тіло рукоділлями, а душу турботою про когось, то суди сам, яку проводиш тоді безмовність, піклуючись про багатьох, щоб догодити тим Богові? Бо соромно і сказати, нібито без залишення всього, без віддалення себе від усякого піклування можна досягти успіху в безмовному житії. Богу ж нашому слава!

* * *

101

Сокровенним діянням.

102

Двох образів житія.

103

Не встигнеш ні в тому, ні в іншому.

104

Піклування.

Слово 15. Про різні відмінності безмовності, про владу розуму і про те, наскільки владний розум збуджувати власні свої рухи в різних видах молитви, яку межу дано молитві самим єством, до якої межі молитва твоя вже не є молитвою, хоч те, що робиш, ти й називаєш молитвою…

Слава Тому, Хто рясно вилив дари Свої на людей! Він зробив, що і тілесні служать Йому в чині створінь безтілесних, і природу перстних сподобив промовляти про такі таємниці, а найбільше – людей грішних, подібних до нас, негідних і чути такі промови. Але Він, по благодаті Своїй, відчинив нам сліпоту серцеву до розуміння оних, з розгляду Писання і вчення великих отців. Бо внаслідок власного свого подвигу не спромігся я пізнати досвідом і тисячну частину того, що написав своїми руками, особливо ж у цьому творі, який запропоную для збудження й просвіти душ ваших і всіх тих, хто читає його, з тією надією, що, можливо, прокинуться й, жадаючи цього, почнуть ділання.

Інша справа – молитовна насолода, а інша – молитовне споглядання. Останнє такою мірою вище за перше, якою досконала людина вища за недосконалого отрока. Іноді вірші робляться солодкими в устах, і віршування одного вірша в молитві незліченно триває, не дозволяючи переходити до іншого вірша, і той, хто молиться, не знає насичення. Іноді ж від молитви народжується якесь споглядання, і перериває воно молитву вуст, і той, хто молиться в спогляданні, стає тілом бездиханним, прийшовши в захват. Такий стан називаємо ми молитовним спогляданням, а не виглядом чогось і образом, або мрійливою примарою, як кажуть нерозумні. І знову в цьому молитовному спогляданні є міра і відмінність обдарувань; і це ще молитва, бо думка ще не переступила туди, де немає вже молитви, в такий стан, що вищий за молитву. Бо рух язика і серця до молитви суть ключі, а що після цього, то вже є вхід у потаємні клітки. Тут нехай замовкнуть усілякі вуста, усілякий язик; нехай замовкне і серце – цей охоронець помислів, і розум – цей керманич почуттів, і думка – цей птах, який швидко парить і безсоромно птахається, і нехай припиниться всяке їхнє хитрування. Тут нехай зупиняться ті, хто шукає: бо прийшов Владика.

Слово 16. Про чисту молитву

Як уся сила законів і заповідей, які Богом дано людям, за словом отців, має межею чистоту серця, так усі роди й види молитви, якими тільки люди моляться Богові, мають межею чисту молитву. Бо і зітхання, і колінопреклоніння, і сердечні прохання, і найсолодші крики, і всі види молитви, як сказав я, мають межею чисту молитву і до неї тільки мають можливість простягатися. А від чистоти молитовної і до внутрішньої, щойно думка переступила цю межу, не матиме вона вже ані молитви, ані руху, ані плачу, ані влади, ані волі, ані прохання, ані прагнення, ані насолоди чимось з того, на що сподівається в цьому житті або в майбутньому віці. І тому після чистої молитви іншої молитви немає. До цієї тільки межі всякий молитовний рух і всі види молитви доводять розум владою свободи. Тому й подвиг у молитві. А за цією межею буде вже здивування, а не молитва; тому що все молитовне припиняється, настає ж якесь споглядання, і не молитвою молиться розум. Будь-яка, якого б то не було роду, здійснювана молитва відбувається за допомогою рухів; але як тільки розум входить у духовні рухи, не має там молитви. Інша справа – молитва, а інша – споглядання в молитві, хоча молитва і споглядання запозичують собі початок один в одному. Молитва є сіяння, а споглядання – збирання руків’їв [снопів], під час якого той, хто збирає, дивується незабутнім видовищем, як із малих і голих посіяних ним зерен раптом зросли перед ним такі гарні класи. І він у власному своєму діланні105 перебуває без усякого руху; тому що будь-яка здійснена молитва є молінням, що містить у собі або прохання, або подяку, або похвалу. Розглянь же уважніше, чи один із цих видів молитви, або прохання чого-небудь, буває, коли розум переступає свою межу і входить в цю область? Питаю ж про це того, хто відає істину. Але не у всіх ця розсудливість, а тільки в тих, які стали глядачами і служителями справи цієї або вчилися в таких батьків, і з вуст їхніх пізнали істину, і в цих і подібних до цих дослідженнях провели життя своє. Як із багатьох тисяч ледве знаходиться один, який виконав заповіді і все законне з малим недоліком і досяг душевної чистоти, так із тисячі хіба один знайдеться такий, що спромігся, з великою обережністю, досягти чистої молитви, розірвати цю межу й прийняти це таїнство; тому що чистої молитви ніяк не могло спромогтися багато людей, спромоглися ж вельми рідкісні, а той, хто досягнув того таїнства, що вже за цією молитвою, ледве, з благодаті Божої, перебуває і з роду в рід.

Молитва є благанням і піклуванням про що-небудь і бажанням чого-небудь, як-то: позбавлення від тутешніх або майбутніх спокус, або бажання спадщини батьків; благання – це те, чим людина здобуває собі допомогу від Бога. Цими рухами і обмежуються рухи молитовні. А чистота й нечистота молитви залежать від такого: як тільки в той самий час, коли розум готується принести один зі сказаних нами рухів своїх, домішується до нього якась стороння думка або занепокоєння про що-небудь, тоді молитва ця не називається чистою; тому що не від чистих тварин приніс розум на жертовник Господній, тобто на серце – цей духовний Божий жертовник. А якби хто згадав про цю, у отців звану духовною, молитву і, не зрозумівши сили отецьких висловів, сказав: “Ця молитва в межах молитви духовної”, то думаю, якщо точніше вникнути в це поняття, то хула буде, якщо якась тварюка скаже, нібито духовна молитва хоч трохи схиляється. Бо молитва, що схиляється, – нижча за духовну. Всяка ж духовна молитва вільна від рухів. І якщо чистою молитвою навряд чи хто молиться, то що сказати про молитву духовну? У святих отців було за звичаєм усім добрим рухам і духовним діянням давати іменування молитви. І не тільки отцям, а й усім, які просвічені баченням, зазвичай усяке прекрасне діяння ставити майже за одне з молитвою. Ясно ж, що інша справа – молитва, а інша – вчинені справи. Іноді цю, так звану духовну, молитву в одному місці називають шляхом, а в іншому – пізнанням, а деінде – розумним баченням. Бачиш, як отці змінюють назви духовних предметів? Бо точність іменувань встановлюється для предметів тутешніх, а для предметів майбутнього віку немає справжньої і істинної назви, є ж про них одне просте пізнання, яке вище за всяке найменування і всякого складового початку, образа, кольору, обрису і всіх придуманих імен. Тому, коли пізнання душі піднесеться з видимого світу, тоді отці на означення іншого пізнання вживають які хочуть назви, бо точних іменувань оному ніхто не знає. Але, щоб утвердити на цьому віданні душевні помисли, вживають вони найменування і притчі, за висловом святого Діонісія, який каже, що заради почуттів вживаємо притчі, склади, пристойні імена і вислови. Коли ж дією Духа душа рухома до Божественного, тоді зайві для нас і почуття, і їхня діяльність, так само, як зайві сили духовної душі, коли вона, через незбагненну єдність, перетворюється на подобу до Божества і у своїх рухах осявається променем вищого світла.

Отже, повір, брате, що розум має можливість розрізняти свої рухи тільки до межі чистої молитви. Як же скоро досягне туди, і не повертається назад, або полишає молитву – молитва робиться тоді ніби посередницею між молитвою душевною і духовною. І коли розум у русі, тоді він у душевній царині; але щойно вступає він у цю царину, припиняється і молитва. Бо святі в майбутньому віці, коли розум їхній поглинутий Духом, не молитвою моляться, а зі здивуванням оселяються у славі, що веселить їх. Так буває і з нами. Щойно розум сподобиться відчути майбутнє блаженство, забуде він і самого себе, і все тутешнє, і не матиме вже в собі руху до чого-небудь. Тому дехто з упевненістю насмілюється сказати, що свобода волі спрямовує і приводить у рух за допомогою почуттів усяку здійснювану чесноту і всякий чин молитви, в тілі чи то, чи то в думці, і навіть самий розум – цього царя пристрастей. Коли ж управління і спостереження Духа запанують над розумом – цим домобудівником почуттів і помислів, тоді відбирається у природи свобода, і розум путеводиться, а не путеводить. І де тоді буде молитва, коли природа не в силах мати над собою влади, але іншою силою путководиться сама не знає куди, і не може здійснювати рухів думки, в чому б їй хотілося, але опановує в ту ж мить силу, що полонила її, і не відчуває, де путководиться нею? Тоді людина не матиме і бажання; навіть, за свідченням Писання, не знає, в тілі вона чи поза тілом (див. 2Кор. 12:2). І чи буде вже молитва в тому, хто стільки полонений і не усвідомлює сам себе? Тому ніхто нехай не промовляє хули і нехай не дерзає стверджувати, що можна молитися духовною молитвою. Такій зухвалості віддаються ті, які моляться з чванливістю, невігласи пізнанням, і брехливо говорять про себе, нібито, коли хочуть, моляться вони духовною молитвою. А смиренномудрі й ті, хто розуміє справу, погоджуються вчитися в отців і знати межі єства і не дозволяють собі вдаватися до таких зухвалих думок. Запитання.

Чому ж цій невимовній благодаті, якщо вона не є молитвою, дається найменування молитви?

Відповідь. Причина цього, як стверджуємо, та, що благодать ця дається гідним під час молитви і початок свій має в молитві, так як, за свідченням отців, окрім подібного часу, немає і місця для відвідування цієї достославної благодаті. Найменування молитви дається їй тому, що від молитви путєводиться розум до цього блаженства, і тому, що молитва буває причиною його; в інші ж часи не має воно місця, як показують отецькі писання. Бо знаємо, що багато святих, як розповідається і в житіях їхніх, ставши на молитву, були захоплені розумом.

Але якщо хто запитає: чому ж у цей тільки час бувають ці великі й невимовні обдарування, то відповідаємо: тому що в цей час більше, ніж у всякий інший, людина буває зібрана в себе й підготовлена до слухання Богові, жадає й очікує від Нього милості. Коротше сказати, це є час стояння біля воріт царських, щоб благати царя; і пристойно здійснитися проханню того, хто благає і призиває в цей час. Бо чи буває інший якийсь час, у який би людина стільки була приготована і так спостерігала за собою, крім часу, коли приступає вона до молитви? Чи, можливо, пристойніше отримати їй щось таке в той час, коли спить, або працює щось, або коли розум її збурений? Бо ось і святі, хоча не мають дозвільного часу, бо щогодини зайняті духовним, проте ж і з ними буває час, коли не готові вони до молитви. Бо нерідко займаються або роздумами про будь-що, що трапляється в житті, або розгляданням тварюк, або іншим, що справді корисне. Але під час молитви споглядання розуму спрямоване до Єдиного Бога і до Нього спрямовує всі свої рухи, Йому від серця, з рачінням і безперервною палкістю приносить благання. І тому-то в цей час, коли в душі буває одне-єдине піклування, пристойно випромінюватися Божественному благоволінню. І ось бачимо, що, коли священик приготується, стане на молитву, умилостивляючи Бога, молячись і збираючи свій розум воєдино, тоді Дух Святий сходить на хліб і на вино, запропоновані на жертовнику. І Захарії під час молитви з’явився Ангел, і провістив народження Іоанна. І Петру, коли під час шостої години молився в світлиці, з’явилося видіння, яке вело його до покликання язичників плащаницею, що зійшла з неба, та ув’язненими в ній тваринами. І Корнилію під час молитви з’явився Ангел і сказав йому написане про нього. І так само Іісусу синові Навину промовляв Бог, коли в молитві схилився він на обличчя своє. І з очистилища, що було над ківотом, звідки священик про все, що повинен був знати, у видіннях був від Бога таємнонавідований у той самий час, коли архієрей раз на рік, у страшний час молитви, при зібранні всіх поколінь синів Ізраїлевих, які стояли на молитві в зовнішній скинії, входив у Святе святих і вклонявся на лице своє, – чув він Божі дієслова в страшному й несказанно видіннях. О, яке страшне це таїнство, якому служив при цьому архієрей! Але такі й усі видіння, що являлися святим під час молитви. Бо який інший час такий святий і за святинею своєю стільки придатний для прийняття обдарувань, як час молитви, в який людина розмовляє з Богом? У цей час, коли відбуваються молитвослів’я, і благання перед Богом, і співбесіда з Ним, людина із зусиллям звідусіль збирає воєдино всі свої рухи й думки і занурюється думкою в Єдиному Бозі, і серце її наповнене буває Богом; і тому розуміє вона незбагненне. Бо Дух Святий, у міру сил кожного, діє в ньому, і діє, про що хто молиться; тож уважністю молитва позбавляється руху, і розум уражається та поглинається подивом, і забуває про прагнення власного свого прохання, і в глибоке захоплення занурюються рухи його, і буває він не у світі цьому. І тоді не буде там відмінності між душею і тілом, ні пам’яті про що-небудь, як сказав божественний і великий Григорій: “Молитва є чистота розуму, яка одна, під час подиву людини, відокремлюється від світла Святої Трійці”. Чи бачиш, як приділяється молитва тим, хто приходить у здивування, розумінням того, що народжується від неї в розумі, за сказаним мною на початку цього писання і в багатьох інших місцях? І ще, той же Григорій каже: “Чистота розуму є здіймання уявного. Вона уподібнюється небесному кольору, в ній під час молитви просяває світло Святої Трійці”.

Питання. Коли ж хто сподобляється всієї цієї благодаті?

Відповідь. Сказано: під час молитви. Коли розум скине стару людину й зодягнеться в людину нову, благодатну, тоді побачить чистоту свою, подібну до небесного цвіту, що її старійшини синів Ізраїлевих найменовували місцем Божим (див. Вих. 24:10), коли Бог з’явився їм на горі. Тому, як я говорив, дар цей і благодать цю треба називати не духовною молитвою, але породженням молитви чистої, що посилається Духом Святим. Тоді розум буває там – вище молитви, і з набуттям кращого молитва залишається. І не молитвою тоді молиться розум, але буває в захопленні, при спогляданні незбагненного, – того, що за межами світу смертних, і замовкає в невіданні всього тутешнього. Це-то і є те незнання, про яке сказано, що воно вище за знання. Про це непізнання сказано: блаженний той, хто збагнув непізнання, нерозлучне з молитвою, якого нехай сподобимося і ми, по благодаті Єдинородного Сина Божого. Йому личить усяка слава, честь і поклоніння нині і повсякчас і на віки віків! Амінь.

* * *

105

У стародавньому і слов’янському перекладах замість слів “у своєму діланні”, читається “у своєму баченні”.

Слово 17. Про душу, яка шукає глибокого споглядання, щоб зануритися в ньому від плотських помислів, збуджуваних пам’ятанням речей

Усе, що вище за інше, приховано від того, чого воно вище; і не інше тіло служить йому за природою якоюсь завісою, тож може і відкривати його потаємність. Будь-яка уявна сутність не ззовні себе запозичує те, що становить власну її відмінність: навпаки, усередині її рухів визначена ця відмінність, тобто може вона безпосередньо вступити у більшу світлість до прийняття першого світла чи стати подібною до іншого чину, який, вочевидь, відрізняється не місцем, а чистотою прийняття та переваги, або відповідно до розумової міри за ступенем прийняття гірських маневрів і сил. Будь-яка сутність, яку можна уявити, прихована для сутності, яка нижча за неї; одна ж від одної приховані вони не за природою, а за рухами чеснот; і кажу це про святі сили, про душевні чини і про демонів. Перші від середніх, і середні від третіх приховані і за природою, і за місцем, і за рухами. Сутності ж кожного чину, і самі для себе, і одна для одної в тому самому чині, чи видимі вони, чи невидимі, приховані по веденню, а від сутностей нижчого чину – за природою; тому що бачення в істот безтілесних не поза ними, як в істот тілесних, але бачити їм одна одну – значить і чеснотами, і мірою рухів бути їм усередині рухів істот, які вони бачать. Тому, якщо в рівній частці вони гідні, то, хоча й віддалені один від одного, однак не мрійливо, але в неправдивому баченні, в істинному єстві бачать один одного, крім Причини всіляких, Яка, як Єдина Гіднопоклонна, вища за цю різницю. Демони, хоча і вкрай нечисті, проте ж у чинах своїх не приховані один від одного, але не бачать двох чинів106, які вищі за їхні, тому що духовне бачення є світлом руху, і він-то самий служить для них і дзеркалом, і оком. І як тільки затьмаряться рухи, істоти не бачать вищих чинів. У власному своєму чині бачать один одного, оскільки вони дебеліші за духовні чини. І це має місце в міркуванні демонів.

Душі ж, поки опоганені й затьмарені, не можуть бачити ні один одного, ні себе самих, а якщо очистяться і повернуться в древній стан, у якому створені, то ясно бачать ці три чини, тобто чин нижчий їхній, чин вищий і один одного. І не тому, що зміняться в тілесний вигляд, побачать тоді Ангелів чи то, чи демонів, чи один одного; навпаки, побачать у самому єстві і в духовному чині. А якщо скажеш, що неможливо бути видимим демону або Ангелу, якщо не зміняться вони, не візьмуть на себе видимого образу, то це означатиме, що бачить уже не душа, а тіло. Але в такому разі яка потреба в очищенні? Бо ось, і нечистим людям часом з’являються демони, так само як і Ангели; втім, коли бачать вони, бачать тілесними очима, і тут немає потреби в очищенні. Але не те буває з душею, що досягла чистоти; навпаки, бачить вона духовно, оком природним, тобто прозорливим, або розумним. І не дивуйся тому, що душі бачать одна одну, навіть будучи в тілі. Бо представляю тобі доказ ясний, який за істинністю свідчить, – розумію ж блаженного Афанасія Великого, – який у творі про Антонія Великого говорить: Великий Антоній, стоячи якось на молитві, побачив чиюсь душу, піднесену з великою честю, і догодив тому, хто удостоївся такої слави; блаженний же був Аммун із Нітрії, і та гора, на якій жив святий Антоній, була на відстані тринадцяти днів шляху від Нітрії. Цим прикладом про три, сказані вище, чини доведено вже, що духовні природи бачать одна одну, хоча й віддалені одна від одної, і що не перешкоджають їм бачити одна одну відстань і тілесні почуття. Так само і душі, коли досягають чистоти, бачать не тілесно, а духовно; тому що тілесний зір відбувається відкрито і бачить, що перед очима, віддалене ж вимагає іншого бачення. Горні чини107 у бутті незліченно численні й іменуються за відмінністю і чином.

Бо чому названі Началами, Владами, Силами? Пануваннями названі, можливо, як такі, що відзначені честю. І вони нечисленніші за підлеглих їм, як сказав святий Діонісій, єпископ Афінський, але більші за владою і веденням, і дуже розділені за величчю своїх чинів. Бо простягаються від чину до чину, поки не досягнуть до єдності паче за всіх великого і могутнього – Голови і основи всієї тварюки. Главою ж називаю не Творця, але Того, Хто стоїть на чолі чудес справ Божих. Бо багато хто – нижче промислу премудрості Бога, їхнього і нашого Творця, і стільки нижче, скільки ті, що під ними перебувають, – нижче за них самих. Називаю ж нижчими, маючи на увазі висоту і низькість не в місці, а в силі пізнання, відповідно до тієї міри, яку набувають порівняно з наступним, більшим чи меншим, пізнанням. Бо всі ці духовні сутності Божественне Писання назвало дев’ятьма духовними іменами та розділило їх на три ступені; і першу ділить на великі, високі та святі Престоли, багатоочітих Херувимів та шестикрилих Серафимів; другу ж ступінь – на Панування, Сили та Влади, а третю – на Початки, Архангелів та Ангелів. Чини ж ці з єврейської тлумачаться: Серафими – ті, що зігрівають і спалюють; Херувими – багаті пізнанням і мудрістю; Престоли – Божа опора і Божий спокій; і цими іменами названі чини ці за їхніми діяннями. Іменуються ж Престоли як достойні, Панування – як такі, що мають владу над усяким царством, Початки – як такі, що влаштовують ефір, Влада – як такі, що владарюють над народами та над кожною людиною, Сили – як міцні силою та страшні своїм баченням, Серафими – як ті, що освячують, Херувими – як ті, що несуть, Архангели – як пильні охоронці, Ангели – як ті, що посилаються.

У перший день створено дев’ять духовних природ у мовчанні, і одна природа – словом; і це – світло. Другого дня створено твердь. Третього дня створив Бог зібрання вод і прозябання злаків; четвертого – відділення світла; п’ятого – птахів, плазунів і риб; шостого – тварин і людину. Улаштування цілого світу – довгота і широта; початок – схід; кінець – захід; права сторона – північ; ліва – південь. Цілу землю поставив Бог, як одр; найвище небо – як шкіру, і склепіння, і куб; друге небо, як колесо, примкнене до першого неба, і те, що примкнене до неба та землі; океан – як пояс, що оточує небо та землю, а всередині його високі гори, які сягають неба, і позаду гір сонце, щоб проходило там упродовж цілої ночі, і посеред цих гір велике море, що займає біля трьох чвертей усієї суходолу. Богу ж нашому нехай буде слава!

* * *

106

Тобто ангельського і душевного.

107

Духи.

Слово 18. Про бачення єства безтілесних, у запитаннях і відповідях

Запитання. Скількома різними способами людська природа сприймає бачення єства безтілесних?

Відповідь. Осягнення всякого простого й тонкого єства духовних тіл108 підлягає почуттю природи людської в трьох різних видах: або в дебелості видимого предмета – здійснення, або в тонкощах цього предмета – нездійсненно, або в істинному спогляданні, тобто в спогляданні самої сутності. Що до першого, то на це мають владу і почуття; що до другого, то душа вбачає це в одній поверхні; що до третього, то потрібна тут сила єства розумного. І ще, що до кожного з двох останніх109, то на це мають владу воля і розум; і що до волі і душевної насолоди і того, з чим вона складена110, то воля буває першою цьому причиною. І це суть породження свободи, хоча, під час потреби, свобода і воля зберігають мовчання, доки має місце і зупиняється на цьому діяння. В одному випадку вона вказує тільки і буває без підбадьорливої волі і без істинного пізнання, тому що почуття здатні приймати в себе випадкове без участі волі. Цими трьома способами святі Сили, спілкуючись із нами, служать для нашої настанови і для влаштування нашого життя.

Нечисті ж демони, коли наближаються до нас на погибель, а не на користь нашу, можуть у нас приводити в дію два тільки способи; не можуть же приступати до нас, для спокушання нашого, третім способом; тому що демони зовсім не мають сили приводити в нас у рух природні помисли розуму. Бо синам темряви неможливо наближатися до світла. Але святі Ангели володіють тим, що можуть приводити в рух і просвіщати помисли, тоді як демони – володарі та творці хибних думок – виплодків темряви; тому що від світлоносних приймається світло, а від потемнілих – темрява.

Питання. Яка причина, що тим дано світло, а цим ні?

Відповідь.

Кожен із цих учителів те знання, якому вчить, спершу сам у собі розглядає, вивчає, сприймає, смакує і тоді вже може пропонувати його тим, кого вчать. Перші111 вчителі точне пізнання про речі передають із власного здорового пізнання; і це суть ті, які на самому початку можуть усе обіймати у швидкому осягненні найшвидшого і найчистішого розуму. Демони ж володіють швидкістю, але не світлом. Інша ж справа – швидкість, а інша – світло. Перша без другого веде до погибелі того, хто володіє нею. Другий показує істину, а перша – привид істини, тому що світло показує дійсність речей, і множиться, і зменшується відповідно до способу життя. Святі Ангели з власного пізнання вливають у нас пізнання про рух речей, пізнання, яке самі спершу куштують, і осягають, і тоді передають нам. І також другі112 вчителі, у міру свого знання, збуджують у нас уявлення про рух речей, бо інакше про те, в чому самі не перебували, немає потреби їм у нас збуджувати праві помисли113. Утім, будь упевнений, як уже сказав я, що якби ми й могли прийняти, то вони не були б у змозі навчити нас істинного пізнання, хоча спочатку й мали його. І знову, кожен із них збуджує тих, кого навчають, до того чи до протилежного, згідно з порядком, яким він керується.

А я визнаю за істину те, що розум наш, і без посередництва святих Ангелів, може сам собою і не навчаючись порушуватися до доброго, хоча пізнання про зло без посередництва114 демонів не сприймають почуття і не приводяться злом у рух, і розум не може сам собою зробити зла. Бо добре насаджене в природі, а зле – ні. Усе ж чуже і те, що приходить ззовні, для того, щоб бути пізнаним, має потребу в якомусь посереднику. Тим часом як усе, що росте всередині, проникає хоча б скільки-небудь у природу і без навчання. І якщо такою є властивість людини, що сама собою збуджується вона до добра, то зростання її і світлозарність можливі і без споглядання Ангелів. Втім, вони наші вчителі, так само як вчителі і взаємно один до одного. Нижчі вчаться у тих, які припадають на них і мають більше світла; і таким чином вчаться одні в інших, піднімаючись поступово до тієї одиниці, яка має вчителем Святу Трійцю. І самий знову перший чин ствердно говорить, що не сам собою вчиться він, але має вчителем посередника Ісуса, від Якого приймає і передає нижчим.

Міркую так, що розум наш не має природної сили спрямуватися до Божественного споглядання115, і однією лише недосконалістю дорівнюємо ми всім небесним єствам, – тому що в нас і в них діє благодать. За єством же, і людському, і ангельському розуму споглядання Божества чуже, тому що споглядання це не співвідноситься до інших споглядань. У всіх же розумних, і перших, і середніх, істотах не за природою буває, але благодаттю відбувається споглядання всього сущого, і небесного, і земного; і не єство осягнуло це, як інші речі.

Розумне споглядання, в якому перебуває чин істот небесних, і бачення, до пришестя Христа у плоті, не були для них стільки доступні, щоб проникати їм у ці таємниці. Але коли втілилося Слово, відчинилися їм двері в Ісусі, як каже апостол. А якби ми стали непорочними й чистими, то міркую (а це й справді так), що в нас – людей – думки наші, без посередництва істот небесних, не могли б наблизитися до одкровень і пізнань, які підносять до вічного споглядання, що є справжнім одкровенням таємниць, бо розуму нашому бракує такої сили, яка є в гірських істот, котрі сприймають одкровення й споглядання безпосередньо від Вічного. Бо і вони приймають в образі, а не без прикриття; подібно до них приймає116 і наш розум. Бо кожен чин приймає через передачу від іншого чину з дотриманням суворого порядку і розрізнення в повідомленні від першого чину другому, поки таємниця не перейде таким чином до всіх чинів. Але багато таємниць зупиняються на першому чині і не простягаються на інші чини, тому що, крім першого чину, всі інші не можуть вмістити в себе величі таємниці. А деякі з таємниць, виходячи від першого чину, відкриваються одному другому чину, і їм зберігаються в мовчанні, інші ж чини не збагнули їх; і деякі таємниці доходять до третього і до четвертого чину. І ще, в одкровеннях, видимих святими Ангелами, бувають збільшення і зменшення. А якщо так буває у них, то кольми паче чи можемо ми прийняти такі таємниці без їхнього посередництва? Навпаки, від них буває те, що в розумі святих є відчуття одкровення якоїсь таємниці.

І як скоро попущено Богом, щоб одкровення передавалося від чину вищого і потім нижчого до іншого чину, то в такий спосіб, як скоро Божою мановеною попущено доходити чомусь до єства людського, доходить це до людей, які на все це гідні. Бо через гірські чини приймають святі світло споглядання навіть до славного Присносутності – цієї невивчуваної таємниці, а самі вони приймають один від одного, тому що вони є “службовцями, що посилаються” до тих, хто готовий стати спадкоємцями життя (Євр. 1:14). Але в майбутньому віці скасується такий порядок, тому що не один від одного буде приймати тоді одкровення слави Божої, на прославлення і радість душі своєї, але кожному, в міру його чеснот, безпосередньо, що слідує йому, дане буде Владикою по достоїнству, і не від іншого, як тут, прийме він дар. Бо там немає ні того, хто навчає, ні того, кого навчають, ні того, хто має потребу, щоб інший поповнив нестачу його. Там один Дарувальник, який безпосередньо дарує тим, хто здатен прийняти, і від Нього приймають ті, хто отримує небесні веселощі. Там припиняться чини тих, хто навчає, і тих, хто вчиться, і швидкість бажання кожного буде прагнути до Єдиного.

Кажу ж, що мучимі в геєні вражаються бичем любові! І яка гірка і жорстока ця мука любові! Бо ті, хто відчули, що згрішили вони проти любові, терплять муку більшу за всяку муку, що приводить у страх; печаль, що вражає серце за гріх проти любові, страшніша за всяке можливе покарання. Недоречна нікому така думка, що грішники в геєні позбавляються любові Божої. Любов є породження пізнання істини, яке (в чому кожен згоден) дається всім взагалі. Але любов силою своєю діє двояко: вона мучить грішників, як і тут трапляється другові терпіти один від одного, і радує собою тих, хто дотримав обов’язок свій. І ось, за моїм міркуванням, геєнська мука є каяття. Душі ж горніх синів любов упоює своїми втіхами.

Запитання. Когось запитали: коли людина дізнається, що отримала відпущення гріхів своїх?

Відповідь. І запитаний відповідав: коли відчує в душі своїй, що досконало, від щирого серця зненавиділа гріхи, і коли явно дає собі напрямок, протилежний колишньому. Такий сподівається, що отримав від Бога залишення гріхопадінь, як той, хто зненавидів уже гріх, за свідченням совісті, яке набув у собі, за апостольським словом: неосуджена совість сама собі свідок (див. Рим. 2:15).

Нехай сподобимося і ми отримати відпущення гріхів наших по благодаті і людинолюбству Безначального Отця з Єдинородним Сином і Святим Духом. Йому слава на віки віків! Амінь.

* * *

108

Духовними тілами називаються тут безтілесні й нематеріальні сутності, які найменовані єством нескладним.

109

Видів осягнення.

110

Під цим розуміється розум, як думає видавець грецького тексту Никифор Феотокіс.

111

Ангели.

112

Демони.

113

У грецькому тексті немає заперечення перед словом “необхідності”; але оскільки без нього сенс виходить невірний, то ми в перекладі дотримувалися думки видавця грецького тексту Никифора Феотокіса, який пропонує додати це заперечення.

114

Без навіювання.

115

Хоча в грецькій книзі сказано ствердно (“имать”), але сенс наступного і початок 4-го слова показують, що переклад преп. Паїсія “не имать” правильніший. (Примітка до перекладу преп. Паїсія).

116

Видіння та одкровення.

Слово 19. Зразок міркування про день недільний і про суботу, і приточне їхнє значення

День недільний є неприйнятна нами, поки ми з плоттю і кров’ю, таємниця пізнання істини, і вона перевершує думки. У цьому столітті немає дня восьмого, ні суботи, у справжньому сенсі. Бо той, хто сказав: “Спочивай Бог у день сьомий” (Бут. 2:2), означав відпочинок після завершення перебігу життя цього; бо гріб цей є тіло, і воно від світу. Шість днів відбуваються в творенні життя зберіганням заповідей; сьомий день весь проводиться в гробі, а восьмий – у виході з гробу.

Як удостоєні приймають тут таємниці недільного дня в притчі, а не самий день по суті його, так і подвижники приймають таємниці суботи в притчі, але не насправді саму суботу, яка є відпочинком від усього скорботного і досконалим заспокоєнням від занепокоєнь117. Бо таїнство, а не справжню дійсність влаштовувати дав нам тут Бог. Справжня і незрівнянна субота є труною, що показує і знаменує досконале заспокоєння від тягаря пристрастей і від опірного спокою ділання. Там суботствує все людське єство – і душа, і тіло. Бог за шість днів упорядкував увесь склад світу цього, влаштував стихії, пріснорушному їхньому рухові дав впорядкування для служіння, і не зупиняться вони в перебігу до свого розорення.

Їх-то силою, тобто силою первісних стихій, склав Він і наші тіла. Але і стихіям не дав спокою в русі їхньому, ні тілам нашим, що зі стихій походять, відпочинку від ділання. Межу ж відпочинку від ділання поклав у нас доти, доки тіла наші підуть за першою своєю спорідненістю, і це є дозвіл від життя цього. Так і Адаму сказав: “у поті чола твого знеси хліб твій”. І чи довго буде це? “доки не повернешся в землю, з якої взятий ти”, і яка “виростить тобі терни та вовчки” (Бут. 3:18-19). Ось таємниці роблення життя цього, поки ти живеш! Але з тієї ночі, в яку Господь вилив піт, змінив Він піт, що виводив терни і вовчки, на піт, що проливається в молитві і разом у діланні правди.

П’ять тисяч і п’ятсот з гаком років Бог залишав Адама трудитися на землі, бо до того часу “не з’явився святий шлях”, як каже божественний апостол (Євр. 9:8). В останок же днів прийшов і заповів свободі один піт замінити іншим потім, дозволив не відпочинок від усього, а зміну всього, бо, за тривалість страждання нашого на землі, проявив до нас Своє людинолюбство. Тому якщо припинимо проливати на землі піт, то за необхідності пожнемо терни. Бо залишення самої молитви є роблення отелення землі, яка природно вирощує терни118. Дійсно ж, пристрасті суть терни і проростають у нас від сіяння в тіло (див. Гал. 6:8). Поки носимо на собі образ Адамів, необхідно “носимо” в собі й пристрасті Адамові. Бо неможливо землі не вирощувати животінь, властивих природі її. Породження ж її єства є земля тіл наших, як свідчить Боже свідоцтво: “земля, від якої взятий ти” (Бут. 3:19). Та земля вирощує терни, а ця розумна – пристрасті.

Якщо Господь у всьому був для нас образом, у таїнстві, у всіх різних діях домобудівництва Свого, і навіть до дев’ятої години п’яти не припиняв діла і праці (а це є таємниця ділання нашого ціле життя), у суботу ж спочив у гробі, то де ті, хто стверджує, що в житті ще є субота, тобто відпочинок від пристрастей? Про день же недільний високо для нас і говорити. Наша субота є день поховання. Там дійсно суботствує істота наша. Щодня ж, поки стоїть земля, належить нам потреба виривати з неї терни. За тривалість тільки нашого ділання убожіють ці терни, тому що не цілком очищається від них земля. І якщо це так, і при тимчасовому оленінні або при малому недбальстві множаться терни, і вкривають обличчя землі, пригнічують посіяне тобою і працю твою обертають на ніщо, то кожен вже день повинно очищати землю, тому що припинення очищення збільшує безліч тернів, від яких нехай очистимося по благодаті Єдиносущного і Єдинородного Сина Божого! Йому слава з Безначальним Отцем і Животворящим Духом навіки! Амінь.

* * *

117

Див. Євр. 4:9-10.

118

Тобто через припинення молитви земля серця нашого грубіє.

Слово 20. Щоденне нагадування про те, що найпотрібніше і що вельми корисно для того, хто перебуває в келії своїй і вирішив бути уважним до одного тільки себе.

Хтось із братії написав це і завжди покладав це перед собою, нагадував про це собі і говорив: “Нерозсудливо зжив ти життя своє, людино посоромлена і гідна будь-якого зла; остережися хоча б цього дня, що залишився від днів твоїх, які минули даремно без діл добрих і збагатилися ділами лихими.

Не питай ні про світ, ні про життя в ньому, ні про ченців, ні про справи їхні, ні про те, як вони живуть, наскільки велике їхнє діло, не переймаючись нічим подібним. Таємничо вийшов ти зі світу і вважаєшся ніби мертвим у Христі. Будь готовий і озбройся терпінням проти будь-якої ганьби, будь-якої образи, висміювання і осуду від усіх. І все це приймай з радістю, як справді того гідний; переноси з подякою всяку працю, і всяку скорботу, і всяке лихо від демонів, чию волю виконував ти; мужньо зноси будь-яку скруту, і що трапиться природно, і всі прикрощі. У надії на Бога терпи позбавлення того, що необхідно для тіла і незабаром перетворюється на гній. Бажай все це приймати в надії на Бога, не чекаючи нізвідки більше ні порятунку, ні чиєїсь розради. “Зкинь на Господа смуток твій” (Пс. 54:23) і у всіх спокусах своїх засуджуй сам себе, як винного в усьому цьому. Нічим не спокушайся і не докоряй нікому з тих, хто ображає тебе, бо і ти скуштував із забороненого древа, і ти придбав різні пристрасті. З радістю приймай прикрощі, нехай вони потрясуть тебе небагато; зате згодом насолодишся. Горе тобі і смердючій славі твоїй! Бо душу свою, яка сповнена всякого гріха, залишив ти, як незасуджену, а інших засуджував словом і думкою. Досить, досить із тебе цієї, свиням пристойної їжі, якою донині харчуєшся ти. Що спільного з людьми в тебе, поганий, і чи не соромишся залишатися в їхньому товаристві, проводячи життя так нерозумно? Якщо звернеш на це увагу і збережеш усе це – можливо, і врятуєшся за сприяння Божого. В іншому ж випадку, відійдеш у країну темну і в селище демонів, чию волю виконував ти з безсоромним обличчям. Ось засвідчив я тобі про все це. Якщо Бог праведно спонукає на тебе людей відплатити тобі за образи й осуд, які тримав ти в думці й вигукував на них119 за весь час свого життя, то цілий світ має бути зайнятий тобою. Отже, перестань відтепер і перетерпи відплати, що знаходяться на тебе”. Усе це нагадував собі брат щодня, щоб, коли прийдуть на нього спокуси або скорбота, бути йому в змозі переносити це з вдячністю і з користю для себе. О, якби й нам із вдячністю терпіти лиха, що спіткають нас, і отримувати з них для себе користь, по благодаті людинолюбця Бога! Йому слава і держава навіки! Амінь.

* * *

119

У грецькому тексті сказано: “на Нього”. Переклад: “на них” узято з преп. Паїсія.

Слово 21. Про різні предмети. У запитаннях і відповідях

Запитання. Якими узами зв’язується серце людське, щоб не прагнути йому до зла?

Відповідь. Тими, щоб постійно слідувати премудрості й надлишково навчатися вченням життя. Бо немає інших міцніших уз, щоб стримувати ними безчинство думки.

Питання. Де межа прагнень у послідовника премудрості і чим закінчується навчання її?

Відповідь. Справді неможливо в ході своїй досягти своєї межі, тому що і святі не дійшли в цьому до досконалості. Шляху премудрості немає кінця; вона прямує вище і вище, поки не з’єднає послідовника свого з Богом. Те й становить її ознаку, що осягнення її безмежне, тому що Премудрість є Сам Бог.

Запитання. Яка перша стезя, що наближає нас до премудрості, і в чому її початок?

Відповідь. У тому, щоб усією силою прагнути слідом за Премудрістю Божою, і в цьому прагненні від усієї душі поспішати до самого кінця життя, навіть із любові до Бога не вознерадіти і про те, щоб, якщо потрібно, здихатися життя і відкинути його від себе.

Питання. Хто гідно іменується розумним?

Відповідь. Той, хто дійсно зрозумів, що є межа цього життя. Він може покласти межу і своїм гріхам. Бо яке знання або яке розуміння вище за це – примудритися людині вийти з життя цього в нерослому стані, не маючи жодної частини, оскверненої смородом прагнення, і жодного бруду в душі, яку залишає насолода прагнення. Бо якщо якась людина стоншує думки свої, щоб проникнути їй у таємниці всіх створінь, і збагачується винаходами і спостереженнями в усякому віданні, але душа її засмічена гріховним брудом, і не здобула вона свідоцтва про надію душі своєї, проте ж думає, що благополучно увійшла до пристані надії, то немає на світі людини, що є нерозумнішою за неї, бо справи її, в безперервному прагненні її до світу, довели її тільки до мирської надії.

Питання. Хто воістину міцніший за всіх?

Відповідь.

Той, хто поблажливо ставиться до скорбот тимчасових, у яких сховані життя і слава перемоги його, і не жадав широти, в якій ховається сморід сорому, і яка того, хто знаходить її, в усі часи напоює з чаші зітхання.

Питання.

Яка буває шкода в ході до Бога, якщо хто, через спокуси, ухиляється від добрих справ?

Відповідь.Неможливо наблизитися до Бога без скорботи; без неї і праведність людська не зберігається незмінною.І якщо людина залишає справи, що примножують праведність, то залишає і справи, що охороняють її.І робиться вона подібною до скарбу, що не охороняється, і до борця, з якого згорнута його зброя, коли оточили його полки ворогів його, і до корабля, що не має снастей своїх, і до саду, з якого відведене джерело води.

Питання.Хто освічений у своїх поняттях?

Відповідь.Хто вмів відшукати гіркоту, потаємну в солодощах світу, заборонив устам своїм пити з цієї чаші, дошукується завжди, як врятувати душу свою, не зупиняється у своєму прагненні, доки не зрікнеться цього світу, і зачиняє двері почуттів своїх, щоб не увійшла в нього прихильність до цього життя, не викрала в нього таємних скарбів його.

Питання.Що таке світ?Як пізнаємо його і чим шкодить він любителям своїм?

Відповідь.Світ є розпусниця, яка тих, хто дивиться на неї з пожадливістю краси її, привертає до любові до себе.І ким, хоча частково, взяла гору любов до світу, хто обплутаний ним, той не може вийти з рук його, поки світ не позбавить його життя.І коли світ скине з людини все, і в день смерті винесе її з дому її, тоді дізнається людина, що світ справді підлабузник і обманщик.Коли ж буде хто посилюватися вийти з темряви світу цього, поки ще схований у ньому, не зможе бачити шлях його.І, таким чином, світ утримує в собі не тільки учнів і чад своїх і тих, які пов’язані ним, а й нестяжательних, і подвижників, і тих, які розтрощили пута його і одного разу стали вище його.Ось, і їх різними способами починає вловлювати у справи свої, валить до ніг своїх і зневажає.

Питання. Що робити нам із тілом, коли оточать його хвороба й тягар, а з ним разом знеможе і воля в побажанні доброго і в першій міцності своїй?

Відповідь. Нерідко буває з іншими, що одна половина їхня пішла слідом за Господом, а інша половина залишилася у світі, і серце їхнє не відмовилося від тутешнього, але розділилися вони самі в собі й іноді дивляться вперед, а іноді назад.І гадаю, тим, хто розділився в собі самих і наближається до шляху Божого, Премудрий дає пораду, кажучи: “не приступай до нього з роздвоєним серцем” (Сир. 1:28), але приступай як той, що сіє, і той, хто жаткує (див. Сир. 6:19). І Господь, знаючи, що ці люди, які недосконало зрікаються світу, але розділені в собі самих, словом або, вірніше сказати, помислом повертаються назад, внаслідок страху перед скорботами і через те, що не відкинули ще від себе тілесної пожадливості, бажаючи повалити з них це розслаблення розуму, виголосив їм певне слово: “хто хоче йти за Мною, спершу відкиньтеся від себе” і т. д.(Мф. 16:24).

Запитання.Що означає відректися від себе самого?

Відповідь.Як той, хто приготувався зійти на хрест, одну думку про смерть має в думці своїй і в такий спосіб сходить на хрест, як людина, яка не думає, що знову матиме частку в житті теперішнього віку, так і той, хто бажає виконати сказане.Бо хрест є воля, готова на всяку скорботу. І Господь, коли хотів навчити, чому це так, сказав: хто хоче жити в цьому світі, той занапастить себе для життя істинного; а хто занапастить себе тут “Мене заради” (Мф. 10:39), той знайде себе там, тобто знайде себе, хто йде шляхом хресним і на ньому затвердив стопи свої.Якщо ж хто знову дбає про життя це, то позбавив він себе надії, заради якої вийшов на скорботи. Бо піклування це не попускає йому наблизитися до скорботи заради Бога, і тим самим, що віддається він цьому піклуванню, воно захоплює його поступово і виводить із середовища подвигу воістину Божественнішого і блаженнішого життя, і зростає в ньому помисел цей, поки не переможе його.”А хто” в розумі своєму “погубить душу свою заради Мене”, з любові до Мене, той бездоганним і неушкодженим збережеться в життя вічне.Це значить сказане: “хто загубить душу свою заради Мене, знайде її”.Тому тут ще сам підготуй душу свою до досконалого знищення для цього життя. І якщо згубиш себе для цього життя, то Господь скаже тобі, хто так думає:”дам” тобі “життя вічне”, як обіцяв Я тобі (Ін. 10:28). Якщо ж і в цьому житті перебуватимеш, то тут ще самою справою покажу тобі обітницю Мою і посвідчення в майбутніх благах.І тоді здобудеш вічне життя, коли будеш нехтувати цим життям. І коли, так приготований, виступиш на подвиг, тоді стане в очах твоїх гідним зневаги все, що вважається сумним і скорботним.Бо, коли розум приготується таким чином, тоді немає для нього ні боротьби, ні скорботи під час смертної небезпеки.

Тому треба точно знати, що якщо людина не зненавидить життя свого у світі, через прагнення до життя майбутнього і блаженного, то не може цілком перенести всіляких скорбот і печалей, що спіткають її щогодини.

Запитання.

Яким чином людина відсікає колишню свою звичку і привчається в житті до недоліків і подвижництва?

Відповідь.

Тіло не погоджується жити без задоволення потреб його, поки оточене тим, що слугує для насолоди й розслаблення, і розум не може втримати його від цього, доки це тіло не буде усунуто від усього, що викликає розслаблення. Бо коли відкрито перед ним видовище насолоди й суєт і щогодини бачить те, що служить для розслаблення, тоді пробуджується в ньому полум’яне побажання цього і, немов би розпалюючи його, дратує.

Тому-то Викупитель Господь Господь зобов’язав тому, хто зобов’язався йти слідом за Ним, всепремудро120 і вельми добре заповідав: оголитися і вийти зі світу (див. Мф. 19:21), тому що людина повинна спершу відкинути все, що служить для розслаблення, а потім братися за діло.І Сам Господь, коли почав боротьбу з дияволом, вів її в найсухішій пустелі.І Павло тим, хто приймає на себе хрест Христовий, радить вийти з граду.

“Нехай вийдемо до Нього”, – каже, – “за межами міста, і приймемо ганьбу Його” (Євр. 13:12-13), тому що постраждав Він за межами міста.Бо, якщо відлучить себе людина від світу і від усього, що у світі, скоро забуває колишню свою звичку і колишній спосіб життя і тривалий час не трудиться над цим. А від наближення її до світу і до речей мирських скоро розслаблюється сила розуму її.Тому треба знати, що особливо сприяє і веде до успіху в цій страдницькій і спасительній брані. Отже, придатне і посприяє в цій брані, щоб чернеча келія була в убогому й недостатньому стані, щоб келія в ченця була порожня і не містила в собі нічого, що збуджує в ньому жадання спокою.Бо, коли віддалені від людини причини, що розслаблюють, немає їй небезпеки у двоякій брані – внутрішній і зовнішній.І, таким чином, людина, яка далеко від себе має те, що служить для задоволення, без зусиль здобуває перемогу, порівняно з тією, у якої поблизу те, що збуджує її до жадання. Бо тут сугубий подвиг.

Коли людина бажає мати тільки потрібне для підтримання тіла її, тоді і потреби її робляться легкозаперечуваними, і навіть у необхідний час помірного задоволення потребам своїм дивиться вона на це не з пожадливістю, і малим чимось121 підпорядковує собі тіло, і дивиться на це як на щось легкозаперечуване, і наближається до їжі не через солодкість її, а щоб допомогти природному єству і підкріпити його.Такі засоби скоро доводять людину до того, що приступає вона до подвижництва з нескорбним і безтурботним помислом.Отже, дбайливому ченцеві доречно швидкою ногою, не повертаючись назад, тікати від усього того, що воює з ченцем, не входити в спілкування з тим, що веде з ним боротьбу, але утримуватися навіть від єдиного погляду на них і, скільки можливо, віддалятися від їхнього наближення.

І кажу це не тільки про черево, а й про все, що вводить у спокусу і брань, чим спокушається і випробовується свобода ченця.Бо людина, коли приходить до Бога, робить із Богом заповіт утримуватися від усього цього, саме ж не задивлятися на обличчя жіноче, не дивитися на красиві обличчя, не плекати ні до чого прагнення, не розкошувати, не дивитися на ошатні вбрання, не дивитися на всілякий порядок, заведений у мирян, не слухати слів їхніх і не цікавитися ними, бо пристрасті набувають більшої сили від зближення з усім подібним до цього, як таким, що розслабляє подвижника та змінює думки його й наміри.І якщо погляд на що-небудь хороше збуджує волю істинного ревнителя і схиляє до звершення добра, то явно, що і протилежне цьому має силу полонити розум. І якщо з мовчазним розумом не трапляється чогось більшого, а тільки кидає він себе в бранний подвиг, то і це велика вже втрата – самому себе з мирного стану довільно кинути в збентеження.

І якщо один зі старців, подвижників і борців, побачивши юнака, який не мав бороди і був схожий на дружин, визнав це шкідливим для помислу і згубним для свого подвигу, то чи може хто обуритися в чомусь іншому122, коли цей святий не наважився увійти й попобити брата? Бо мудрий старець міркував: “Якщо подумаю тільки в цю ніч, що є тут щось таке, то і це буде для мене великою шкодою”.Тому-то не ввійшов він і сказав їм: “Не боюся я, чада; але для чого ж мені і бажати марно споруджувати на себе брань?Спогад про що-небудь подібне викликає в розумі марне збентеження.У кожному члені цього тіла ховається приманка.На людину чекає від цього велика боротьба, і має вона охороняти себе і полегшувати для себе загрозу, що загрожує в цьому, рятуючись від неї втечею, а щойно наближається що-небудь таке, людина, хоч і примушує себе до добра, проте ж буває в небезпеці від цього, завжди бачачи це і жадаючи цього”. У землі бачимо багато потаємних отрут, і влітку через спеку ніхто не знає їх; коли ж зволожені будуть і відчують силу прохолодженого повітря, тоді виявляється, де була похована в землі кожна отрута.

Так і людина, коли вона в благодаті безмовності й у теплоті стриманості, тоді справді буває в спокої від багатьох пристрастей; якщо ж входить у мирські справи, то бачить тоді, як зростає кожна пристрасть, піднімає голову свою, особливо якщо відчує сморід спокою. Сказав же я це для того, щоб ніхто не вдавався до самовпевненості, поки живе в цьому тілі й поки не помре; хотілося мені також показати, що тікати й віддалятися від усього, що веде до порочного життя, багато допомагає людині в подвижницькому змаганні.

Завжди повинно нам боятися того, про що один спогад заподіює нам сором, і також не зневажати совісті, і не нехтувати нею. Отже, спробуймо видалити тіло на певний час у пустелю і змусимо його набути терпіння.

А що найважливіше, нехай кожен (хоч би це й сумно було для нього, зате нема чого вже буде йому боятися) намагається, де б він не був, віддалятися від причин брані, щоб, коли прийде потреба, не впасти йому від близькості їх.

Питання.Хто відкинув від себе всяке піклування і вступив у подвиг, який у нього початок брані з гріхом і чим починає він цю боротьбу?

Відповідь.Всім відомо, що всякій боротьбі з гріхом і пожадливістю служить початком праця пильнування і посту, особливо ж, якщо хто бореться з гріхом, який усередину нас перебуває.У цьому вбачається ознака ненависті до гріха і пожадливості його в тих, хто веде цю невидиму боротьбу; починають вони постом, а після нього сприяє подвижництву нічне пильнування.

Про піст і увагу

Хто протягом цілого свого життя любить бесіду з цим подружжям, той буває другом цнотливості.Як початком усьому поганому слугує заспокоєння утроби і розслаблення себе сном, що розпалює блудну хіть, так святий шлях Божий і основа всіх чеснот – піст.Пильнування, неспання в службі Божій, у розпинанні тіла цілий день і ніч, на противагу солодощам сну.Піст – огорожа всякої чесноти, початок подвигу, вінець стриманих, краса дійства і святині, світлість цнотливості, початок християнського шляху, матір молитви, джерело цнотливості й розуму, вчитель безмовності, попередник усіх добрих справ. Як здоровим очам властиве прагнення світла, так посту, якого дотримуються з розсудливістю, властиве прагнення молитви.

Як скоро почне хто постити, жадає вже з цього часу розумом своїм прийти в жадання співбесіди з Богом, бо тіло того, хто постить, не терпить того, щоб цілу ніч проспати на ліжку своєму.Коли на вуста людині накладається печатка постів, тоді помисел її повчається в розчуленні, серце її виділяє молитву, на обличчі в неї смуток, і сороміцькі помисли далекі від неї, не видно веселощів в очах її, ворог вона похітливих і марнотратних бесід. Ніхто ніколи не бачив, щоб розважливий пістник став рабом лихого прагнення.Піст із розсудливістю – велика обитель для всякого добра.А хто не дбає про піст, той призводить до коливання все добре, тому що піст був заповіддю, спочатку даною нашому єству для застереження проти споживання їжі, і порушенням посту впав початок нашого створення.Але в чому полягало перше приниження, з того починають подвижники досягати успіху в страху Божому, як тільки почнуть зберігати закон Божий. З чого почав і Спаситель, коли з’явився світу на Йордані.

Бо після хрещення Дух вивів Його в пустелю, і постив Він там сорок днів і сорок ночей. Так само і всі, хто йде слідом за Спасителем, на цій підставі стверджують початок свого подвигу, тому що піст є зброя, уготована Богом.

І хто, якщо не дбає про нього, не буде докорений за це? Якщо поститься Сам Законоположник, то як не поститися будь-кому з тих, хто дотримується закону?

Тому-то до посту рід людський не знав перемоги, і диявол ніколи не зазнавав поразки своєї від нашого єства, але від цієї зброї знесилився на самому початку. І Господь наш був вождем і первістком цієї перемоги, щоб на главу єства нашого покласти перший переможний вінець. І щойно диявол бачить цю зброю на комусь із людей, негайно приходить у страх цей противник і мучитель, негайно думає і згадує про поразку свою в пустелі Спасителем, і сила його розтрощується, і погляд на зброю, дану нам Начальником нашим, спокушає його. Яка зброя сильніша за цю?І що надає стільки сміливості серцю в боротьбі з духами злоби, як жага заради Христа?Бо якою мірою обтяжується і злостраждає тіло в той час, як оточує людину полк демонів, такою мірою серце сповнюється надією. Одягнений у зброю посту в усякий час розпалюється ревністю. Бо і ревнитель Ілля, коли ревнував до закону Божого, перебував у цій справі – в пості.Піст тому, хто його здобув, нагадує заповіді Духа.Він є посередник Старого Закону і благодаті, даної нам Христом.Хто не дбає про піст, той і в інших подвигах розслаблений, недбальствує, немічний, показує тим початок і погану ознаку розслаблення душі своєї, а тому, хто з ним воює, дає випадок для перемоги, бо голим і беззбройним виходить на подвиг, а тому очевидно, що вийде з боротьби без перемоги, бо члени його не зодягнені в теплоту жаги в пості.Такий піст. Хто перебуває в ньому, у того розум непохитний і готовий зретити і відбити всі люті пристрасті.

Про багатьох мучеників кажуть, що того дня, в який очікували вони прийняти вінець мучеництва, якщо дізнавалися про це або по одкровенню, або за сповіщенням від когось із друзів своїх, нічого не їли всю ніч, але з вечора до ранку стояли бадьоро на молитві.Прославляючи Бога в псалмах, піснях і піснях духовних, з веселощами й радощами чекали вони того часу, як інші, котрі приготувалися до шлюбу, щоб постувати, щоб зректи меч.Тому й ми, покликані до невидимого мучеництва, щоб прийняти вінці святині, будемо тверезими, і нехай вороги наші не отримають знака зречення ні одним членом, ні однією частиною нашого тіла.

Запитання.Чому нерідко інші, і навіть багато хто, маючи, можливо, і справи ці, не відчувають тиші, і заспокоєння пристрастей, і миру помислів?

Відповідь.Пристрасті, потаємні в душі, не виправляються, брате, тілесними тільки працями; вони не утримують і помислів про те, що пробуджується завжди почуттями.Труди ці охороняють людину від побажань, щоб не була ними переможена, і від демонської спокуси, але не приносять душі миру і тиші.Бо справи і труди тоді приносять душі безпристрасність, умертвляють уди, “що на землі” (Кол. 3:5), і дарують спокій помислам, коли долучимося до мовчання, коли в зовнішніх почуттях припиниться сум’яття і кілька часу перебуватимуть вони в діяннях премудрості123.А поки людина не позбудеться можливості бути в співтоваристві з людьми, а членів своїх і себе самого від розваги помислів не збере сама в себе, доти не зможе пізнати пристрасті своєї.

Безмовність, як сказав святий Василій, є початок очищення душі.Бо коли в зовнішніх членах припиняться зовнішній заколот і піклування про зовнішнє, тоді розум від зовнішніх турбот і ширяння повертається в себе і заспокоюється в собі, а серце пробуджується до дослідження внутрішніх душевних думок.І якщо людина добре встоїть у цьому, то приходить вона потроху в стан простувати до душевної чистоти.

Запитання. Чи не може душа очиститися і під час перебування поза дверима? 124

Відповідь.

Якщо дерево щодня поливають, то чи засихає колись корінь його? Чи зменшується коли в посудині, в яку щодня додають?

І якщо чистота не інше що є, як віддалення від життя вільного і залишення цієї звички, то як і коли побажає очиститися душею своєю той, хто діяльно, сам собою або іншими, за допомогою почуттів, оновлює в собі пам’ятання старої звички, тобто пізнання знову пороку? Коли може очиститися душею своєю від цього або звільнитися від зовнішніх протидій, щоб хоч побачити себе?

Якщо серце щодня оскверняється, то коли воно очищається від скверни? Не в силах він протистояти дії зовнішньої сили, чи не тим паче не може очистити серця, коли стоїть посеред військового табору і щодня чекає чути часті звістки про битву? І як наважиться він сповістити мир душі своїй? Якщо ж віддалиться від цього, то може потроху припиняти спершу внутрішні хвилювання.

Поки річка не перегороджена вгорі, не вичерпуються води її внизу.Коли ж прийде людина в безмовність, тоді душа може розрізняти пристрасті й розумно пізнавати свою мудрість.Тоді і внутрішня людина пробуджується на духовну справу і з кожним днем більше відчуває потаємну мудрість, що цвіте в душі її.

Запитання.Які точні вказівки і близькі ознаки, за якими людина відчуває, що почала вона бачити в собі плід, прихований у душі?

Відповідь.Коли сподобиться хто благодаті багатьох сліз, що проливаються без примусу, тому що сльози покладено розуму ніби якоюсь межею між тілесним і духовним, між станом пристрасним і чистотою.Поки не прийме людина цього обдарування, відбувається справа її ще в зовнішній тільки людині, і ще зовсім не відчула вона дієвості таємниць духовної людини.Бо коли людина почне залишати тілесне теперішнього віку і виявляється такою, що переступила цю межу того, що перебуває в єстві, тоді скоро досягає цієї благодаті сліз. І сльози ці починаються від першої обителі потаємного житія і зводять людину до досконалості любові Божої.І чим далі125 досягає успіху вона, тим більше збагачується цією благодаттю, доки від тривалого виливу сліз не почне пити їх і в їжі своїй, і в питті своєму.

І це точна ознака, що розум вийшов зі світу цього і відчув цей духовний світ. Але якою мірою людина розумом своїм наближається до цього світу, такою ж мірою зменшуються сльози ці.І коли розум досконало буває в цьому світі, тоді зовсім позбавляється він цих сліз. І це є ознака, що людина похована в пристрастях.

Про відмінність сліз

Бувають сльози, що спалюють, і бувають сльози, що вгамують.Тому всі ті сльози, які виходять із сутності серця від скорботи про гріхи, висушують і спалюють тіло; а нерідко і найпанівніше в душі, під час вилиття сліз, відчуває від них шкоду.І спершу людина з примусу вступає на цей ступінь сліз, і ними відчиняються їй двері увійти на другий ступінь, кращий за перший; і це є країна радості, в якій людина приймає милість. Це вже сльози, що проливаються через розсудливість: вони і прикрашають, і притупляють тіло, і виходять невимушено самі собою; і не тільки, як сказано, притупляють тіло людське, а й вигляд людини змінюється.Бо сказано: “Серцю, що радіє, обличчя цвіте, а в печалях сушить, нарікає” (Притч. 15:13).

Запитання. Що означає воскресіння душі, про яке говорить апостол: “якщо воскреснете з Христом” (Кол. 3:1)?

Відповідь. Апостол, сказавши: “Бог, що з темряви світлу засяяти, що засяяло в серцях наших” (2Кор. 4:6), показав, що воскресінням душі треба називати вихід зі старості, а саме, щоб з’явилася нова людина, в якій немає нічого від стародавньої людини, за сказаним: “і дам їм серце нове, і дух новий” (Єз. 36:26). Бо тоді уявляється в нас Христос Духом премудрості й одкровення пізнання Його.

Питання. У чому полягає (кажучи коротко) сила діяння безмовності?

Відповідь. Безмовність умертвляє зовнішні почуття і воскрешає внутрішні рухи. А заняття зовнішнім робить протилежне тому: збуджує зовнішні почуття і умертвляє внутрішні рухи.

Питання. Що буває причиною видінь126 і одкровень, бо дехто має видіння, а дехто трудиться більше за них, проте ж видіння не діє в них стільки?

Відповідь.

Причин цього багато. Одні з них – домобудівничі, мають на меті загальну користь, інші ж – розраду, відвагу й навчання немічних.

І по-перше, все це влаштовується з милості Божої до людей; здебільшого ж влаштовується це заради трьох родів людей: або заради людей простих і вкрай незлобивих, або заради деяких досконалих і святих, або заради тих, що мають полум’яну ревнощі Божі, зреклися й цілком зреклися світу, віддалилися від співжиття з людьми, покинувши все, не чекаючи жодної допомоги від видимого, пішли слідом за Богом. На них-то нападає боязнь внаслідок їхнього усамітнення, або оточує їх небезпека смертна від голоду, від хвороби або від якої-небудь обставини і від скорботи, так що наближаються вони до відчаю.

Тому якщо таким бувають розради, а тим, які перевершують їхніми трудами, не буває, то перша цьому причина – непорочність і порочність, і саме совісті127. Друга ж причина, напевно, є така: щойно хто має людську розраду або розраду чимось видимим, то не буває йому подібних розрад, хіба що за якимось домобудівництвом, заради загальної користі. У нас же слово про пустельників; і свідок сказаному один з отців, який молився про розраду і почув: “Достатньо для тебе розради людської і бесіди з людьми”.

І інший дехто, подібно до цього, коли був у пустельництві й вів життя пустельне, щогодини тішився благодатною втіхою; а коли зблизився зі світом, шукав за звичаєм розради – і не знайшов, і благав Бога відкрити йому причину, кажучи: “Чи не заради єпископства, Господи, відступила від мене благодать?”

І йому було сказано: “Ні, – але тому, що Бог промишляє про тих, хто живе в пустелі, і їх удостоює таких розрад”.Бо неможливо, щоб будь-хто з людей мав видиму розраду, а водночас отримав і невидиму від благодаті, Божественну й таємничу128, хіба за якимось, згаданим вище потаємним домобудівництвом, яке відоме в таких випадках лише Домобудівельникові, який є єдиним, хто будує.

Питання.Одне й те саме – бачення і одкровення, чи ні?

Відповідь.Ні. Вони різні між собою.Одкровення129 часто називається те й інше.Бо оскільки виявляється потаємно130, то всяке бачення називається одкровенням.Одкровення ж баченням не називається.Слово “одкровення” здебільшого вживається про пізнаване, про те, що розумом випробовується і розуміється. Бачення ж буває всілякими способами, наприклад, у зображеннях і образах, як бувало колись старозавітним, у глибокому сні або в бадьорому стані, і іноді з усією точністю, а іноді ніби в примарі та дещо неявно; чому й сам, хто має видіння, часто не знає, в бадьорому стані бачить він або в сонному.Можна і через голос чути про заступництво, а іноді бачити якийсь образ, іноді ж (бачити) ясніше, віч-на-віч.І бачення, і спільне перебування, і запитання, а з ним і співбесіда – це святі сили, видимі гідними, які творять одкровення.І такі видіння бувають у місцях найбільш пустельних і віддалених від людей, де людина необхідно має в них потребу; тому що немає в неї іншої допомоги і розради від самого місця. Одкровення ж, що відчуваються розумом, за чистоти легкоприйнятні, і бувають тільки досконалим і тим, хто може розуміти.

Питання.Якщо досяг хто серцевої чистоти, що служить її ознакою?І коли пізнає людина, що серце її досягло чистоти?

Відповідь.Коли всіх людей бачить хто добрими, і ніхто не видається йому нечистим і оскверненим, тоді справді чистий він серцем. Бо як сповнитися слову апостольському, за яким повинно всіх однаково від щирого серця честю великих собі творити (див. Флп. 2:3), якщо людина не досягне сказаного, що око благе не побачить зла (див. Авв. 1:13)?

Питання. Що таке чистота і де межа її?

Відповідь. Чистота є забуття способів ведення через єство, запозичених від єства у світі131. А щоб звільнитися від них і стати поза ними, ось цьому межа: прийти людині в первісну простоту і первісну незлобивість єства свого і стати немовби немовлям, тільки без дитячих недоліків.

Питання. Чи може хто піднятися на цей ступінь?

Відповідь. Так. Бо, ось, інші приходили в міру цю, як і авва Сисой прийшов у цю міру так, що питав учня: “Їв я чи не їв?” І інший дехто з отців прийшов до такої простоти і майже до дитячої невинності, чому зовсім забував усе тутешнє, тож став би і їсти до Прилучення, якби не перешкоджали йому в цьому учні; і, як немовля, приводили його учні до Прилучення. Отже, для світу був він немовля, для Бога ж – досконалий душею.

Питання. Які помисли і роздуми повинно мати подвижникові, який перебуває на безмовності, в безмовній своїй келії? І що належить йому безперестанку робити, щоб розум його не мав дозвілля для суєтних помислів?

Відповідь.

Запитуєш про помисли і роздуми, як людина стає мертвою в келії своїй? Хіба людина дбайлива і твереза душею має потребу питати, як їй поводитися, коли буває вона одна сама з собою?

Яке інше заняття у ченця в келії його, крім плачу?

Хіба буває в нього час від плачу звернутися до іншого помислу?

І яке заняття краще за це? Саме перебування ченця і самотність його, уподібнюючись перебуванню в гробі, далекому від радості людської, вчать його, що діяльність його – плач. І саме значення імені його до того ж закликає і переконує, тому що називається він нарікаючим, тобто сповненим смутку в серці. І всі святі в плачі переселялися з цього життя. Якщо ж святі плакали, і, поки не переселилися з життя цього, очі їхні завжди були сповнені сліз, то хто ж не буде плакати?

Втіха ченцеві породжується плачем його. І якщо досконалі й переможні тут плакали, то як стерпить сповнений виразок, щоб перебувати йому без плачу? Хто мав мертвеця свого, що лежить перед собою, і бачить, що сам він умертвлений гріхами, того чи потрібно вчити, з якою думкою користуватися йому сльозами?Душа твоя, яка для тебе дорожча за цілий світ, вмертвіла від гріхів і лежить перед тобою; невже ж не вимагає вона плачу? Тому якщо підемо на безмовність і з терпінням перебуватимемо в ній, то, звісно, в змозі перебуватимемо в плачі.Тому будемо невпинно в розумі своєму молити Господа, щоб дарував нам плач.Бо якщо приймемо цю благодать, кращу і кращу за інші дарування, то за допомогою її досягнемо чистоти.А як скоро досягнемо її, не відніметься вже в нас чистота до самого виходу нашого з життя цього.

Тому блаженні чисті серцем, тому що немає часу, коли б не тішилися вони цією солодкістю сліз, і в ній завжди бачать вони Господа.Поки ще сльози в них на очах, вони сподобляються зору одкровень Його на висоті молитви своєї; і немає в них молитви без сліз.Це й означає сказане Господом: “блаженні ті, що плачуть, бо ті втішаться” (Мф. 5:4).Бо від плачу приходить людина до душевної чистоти.Тому Господь, сказавши:”яко ті втішаться”, не пояснив: якою втіхою.Бо коли чернець сподобився за допомогою сліз подолати царину пристрастей і вступити на рівнину душевної чистоти, тоді зрітає його така розрада. Тому якщо хто з тих, хто отримав розраду тут, прострілиться на цю рівнину, то на ній зустріне розраду, якої тут немає, і розуміє тоді, яку дістає кінець плачу розраду, що її тим, хто плаче, дає Бог за чистоту їхню, бо той, хто безперервно плаче, не може бути тривожним від пристрастей.Проливати сльози і плакати – це дарування безпристрасних.І якщо сльози того, хто тимчасово плаче і нарікає, можуть не тільки вести його до безпристрасності, а й повністю очистити й звільнити розум від пам’яті про пристрасті, то що скажемо про тих, хто з розумінням день і ніч вправляється в цій справі? Тому ніхто не знає допомоги, що буває від плачу, крім тих одних, які віддали душі свої справі цій.Усі святі прагнуть до цього входу132, тому що сльозами відчиняються перед ними двері для входження в країну розради; і в цій країні в одкровеннях зображуються преблаженні й спасительні сліди Божі.

Запитання. Оскільки інші, через неміч тіла, не в змозі безперестанку плакати, що повинно мати їм для охорони розуму, щоб проти нього, коли він нічим не зайнятий, не повставали пристрасті?

Відповідь. Пристрасті не можуть повстати на душу і збентежити подвижника, якщо у самітництві його, віддаленому від усякого розсіювання, серце його не переймається життєвими справами, хіба що тільки буде він ледачий і недбальствуючий до свого обов’язку. А переважно, якщо буде вона вправлятися у вивченні Божественних Писань, то, займаючись вишукуванням їхнього змісту, перебуває нітрохи не тривожною пристрастями.

Бо при зростаючому й укоріненому в ньому розумінні Божественних Писань, тікають від нього суєтні помисли, і розум його не може відстати від бажання читати Писання або роздумувати над прочитаним, і не звертає він ані малої уваги на життя теперішнє, через вельми велику насолоду від свого заняття, підносячись над цим133 у глибокій пустельній мовчазності. Тому забуває себе і єство своє і робиться ніби людиною, яка прийшла в несамовитість, зовсім не пам’ятає про це століття, переважно зайнята думкою про велич Божу і, занурюючись у це розумом, говорить: “Слава Божеству Його!” і ще: “Слава чудесам Його!

На яку висоту звів Він мою убогість: чому сподобив мене повчатися, на які наважуватися помисли, чим тішити душу мою!” Звертаючись думкою до цих чудес і завжди ними вражений, перебуває він у безперестанному захваті і ніби вже куштує життя після воскресіння, тому що мовчання вельми багато сприяє цій благодаті.

Бо розум його знаходить можливість перебувати в собі самому з миром, який придбаний ним у безмовності. А водночас збуджується цим до пам’ятання того, що узгоджується з порядком життя його. Бо, подумки уявляючи славу майбутнього віку і блага, за сподіванням уготовані праведним, які перебувають у тому духовному житті й у Бозі, і нове те відновлення, не утримує ані в думці, ані в пам’яті того, що є у світі цьому. І коли буде цим захоплений, знову переноситься звідти спогляданням до віку цього, в якому ще живе, і в подиві говорить: “”О, глибина багатства і премудрості”, пізнання, смисленості, розумності та домобудівництва незбагненного Бога, “як неспробованими є судові Його і не дослідженими є шляхи” Його (Рим. 11:33)! Бо, коли Він приготував інший стільки дивовижний вік, щоб увести в нього всі розумні істоти і зберегти їх у нескінченному житті, яка була причина створити Йому цей перший світ, розширити його, і стільки збагатити його повнотою і безліччю видів і створінь, і дати в ньому місце причинам багатьох пристрастей, і тому, що їх живить і що їм протиборствує?

І чому спочатку поставив нас у цьому світі, поставив у нас любов до довголітнього в ньому життя і раптово викрадає нас із нього смертю, чималий час зберігає нас у нечутливості та нерухомості, знищує образ наш, розливає розчинення134 наше, змішує його із землею, дозволяє, щоб склад наш зруйнувався, зотлів та зник, і щоб зовсім не лишилося нічого від людського єства; а потім, у час, який визначив Своєю премудрістю, що гідно поклоняється, коли забажає, спорудить нас в іншому образі, який Йому тільки відомий, і введе нас в інший стан? Цього не тільки ми, люди, сподіваємося, а й самі святі Ангели, які не мають потреби в цьому світі, через незвичайність єства свого, які малим чим не досягли досконалості, очікують на наше повстання з тління, коли повстане рід наш з пір’я і оновиться тління його.

Бо заради нас і їм заборонено вхід, і вони чекають одноразового отвору дверей нового віку.І ця тварюка (Ангели) з нами спочиває від тягаря тіла, що обтяжує нас, як каже апостол: “як і сама тварюка об’явлення синів Божих сподівається, щоб звільнитися від праці тління на волю слави чад Божих” (Рим. 8:19,21), після досконалого руйнування віку цього в усьому його устрої та після відновлення єства нашого до первісного стану”.

І звідси вже підноситься розумом своїм до того, що передувало утворенню світу, коли не було ніякої тварюки, ні неба, ні землі, ні Ангелів, нічого з наведеного в буття, і до того, як Бог, за єдиною примхою Своєю, раптово привів усе з небуття в буття, і будь-яка річ постала перед Ним у досконалості. І знову сходить розумом своїм до всіх створінь Божих, звертає увагу на дивовижність створінь у Бога і на премудрість творінь Його, в подиві розмірковуючи сам із собою: “Яке диво!

Наскільки домобудівництво і Промисел Його перевищують усяке поняття, наскільки дивовижна сила Його міцніша за всі творіння Його! Як із небуття привів Він у буття створіння це – цю незліченну безліч різних речей?

І як знову розорить її, знищивши цей дивовижний благоустрій, цю лепоту створінь, цю струнку течію тварюк, годинник і час, це поєднання ночі й дня, річні зміни, ці різноманітні квіти, що прозябають із землі, ці чудові будівлі міст і в них оздоблені палаци, це швидкий рух людей, це існування їхнє, обтяжене працями від пришестя у світ до самого відходу? І як раптово припиниться дивовижний цей порядок, і настане інший вік, і спогад про першу цю тварюку зовсім не зійде нікому на серце, і будуть інша видозміна, інші думки, інші турботи!

І єство людське також не згадає зовсім про цей світ і про перший спосіб життя свого, тому що розум людський приліпиться до споглядання того стану, і розуму людей не буде дозвілля повернутися знову до брані з плоттю і кров’ю. Бо з розоренням цього віку негайно візьме початок вік майбутній. І кожна людина скаже тоді таке: “О матір, забута своїми чадами, яких народила, виховала й умудрила, і які в одну мить зібрані на чуже лоно та стали справжніми чадами неплідної, яка ніколи не народжувала! “Возвеселися, неплідна, нерожаюча” (Іс. 54:1) про чад, яких народила тобі земля”.

І тоді ніби в нестямі роздумує і каже: “Скільки ще часу стоятиме вік цей? І коли вік майбутній візьме початок? Скільки ще часу храмам цим спати в цьому вигляді, і тілам бути змішаними з перстию?

Яким буде це життя?У якому образі повстане і складеться єство це? Як перейде воно в нове створіння?” І коли розмірковує він про це і подібне до цього, приходить він у захват, здивування і мовчазне мовчання, і повстає він у цей час, і схиляє коліна, і з рясними сльозами возносить подяку і славослів’я Єдиному Премудрому Богові, що завжди славиться в усепремудрих справах Його.

Отже блаженний, хто сподобився такого!Блаженний, у кого такий помисел і день і ніч!Блаженний, хто про це і подібне до того розмірковує всі дні життя свого!І якщо людина на початку своєї безмовності не відчуває сили таких споглядань, через ширяння розуму свого, і не може ще підноситися до сил135 сказаних вище чудес Божих, то нехай не сумує і нехай не полишає тиші безмовного життя свого!Бо і хлібороб, коли сіє, не одразу з посівом насіння бачить і колос; але за посівом слідує в нього зневіра, праця, знемога власних членів, вигнання товаришів, розлука з близькими людьми.А коли перетерпить це, приходить інший час, у який услаждается делатель, і скаче, і радіє, і веселиться.

Який же це час? Коли скуштує він хліба136, здобутого потом своїм, і в безмовності дотримано буде роздуми його. Бо велику й нескінченну насолоду збуджують у серці й у невимовне здивування приводять розум – безмовність і ці, сказані вище, терплячі роздуми, що терпляться в безмовності. І блаженний, хто терпляче перебуває в ньому, тому що відкрилося перед ним це Боготочне джерело, і пив він із нього, і насолодився, і не перестане пити з нього завжди, у всякий час, у всяку годину дня й ночі, до кінця й останнього краю цілого свого тимчасового цього життя.

Питання. Що головне у всіх трудах справи цієї, тобто безмовності, щоб людині, яка дійшла і до цього, можна було знати, що досягла вона вже досконалості в житії?

Відповідь. Те, коли сподобиться людина безперестанного перебування в молитві. Бо, як тільки досягла вона цього, зійшла на висоту всіх чеснот і стала вже обителлю Святого Духа. А якщо хто не прийняв безсумнівно цієї благодаті Утішителя, то не може вільно здійснювати перебування в цій молитві, тому що, як сказано, коли вселиться в кого з людей Дух, тоді не припинить він молитви, бо сам Дух молиться завжди (див. Рим. 8:26). Тоді і в сонному, і в бадьорому стані людини молитва не припиняється в душі її, але чи їсть, чи п’є, чи спить, чи робить щось, навіть і в глибокому сні, без зусиль видаються серцем її пахощі і випаровування молитви. Тоді молитва не відлучається від неї, але щогодини, хоча й не виявляється в ній зовні, проте водночас звершує в ній службу Божу потайки. Бо мовчання чистих один із христоносних мужів називає молитвою, бо помисли їхні – це лагідні гласи, якими потаємно оспівують Сокровенного.

Запитання. Що таке духовна молитва? І як подвижнику сподобитися її?

Відповідь.

Душевні рухи, за сувору непорочність і чистоту, робляться причетними дієвості Святого Духа. І її сподобляється один з багатьох тисяч людей, тому що це – таємниця майбутнього стану і життя.

Бо він підноситься, і єство перебуває недієвим, без жодного руху і пам’яті про тутешнє. Не молитвою молиться душа, але почуттям відчуває духовні речі того віку, що перевищують людське поняття, розуміння яких можливе тільки силою Святого Духа.

А це є розумне споглядання, але не рух і не шукання137 молитви, хоча від молитви запозичило собі початок. Бо через це деякі з подібних цим людей досягали вже досконалості чистоти. І немає години, в яку б внутрішній їхній рух був не в молитві, як сказали ми вище. І коли припадає Дух Святий, завжди знаходить таких у молитві; і від цієї молитви підносить їх до споглядання, яке називається духовним зором. Бо не мають вони потреби ні в образі тривалої молитви, ні в стоянні і в чині тривалої служби. Для них достатньо згадати про Бога, і негайно полоняться любов’ю Його. Утім, не нерадять зовсім і про стояння на молитві, коли віддають честь молитві, і, окрім безперервної молитви, у призначені години стоять на ногах.

Бо бачимо святого Антонія, що стояв на молитві дев’ятої години і відчув піднесення розуму свого.

І інший з отців, з піднятими руками стоячи на молитві, приходив у захоплення на чотири дні.

І багато інших, під час такої молитви, були полонені сильною пам’яттю про Бога і великою любов’ю до Нього, і приходили в захоплення.Сподобляється ж її людина, коли зберіганням заповідей Господніх, що протистоять гріху, і внутрішньо, і зовнішньо позбудеться гріха.Хто полюбить ці заповіді і скористається ними за чином, для того необхідним стане звільнитися від багатьох людських справ, тобто позбутися тіла і бути поза ним, так би мовити, не за єством, але за потребою. Хто веде життя за образом Законоположника і керується заповідями Його, в тому неможливо залишатися гріху.Тому Господь обіцяв у Євангелії тому, хто зберіг заповіді, створити в нього обитель (див. Ін. 14:23).

Питання.У чому досконалість багатьох плодів Духа?

Відповідь.У тому, коли сподобиться хто досконалої любові Божої.

Питання. І як дізнається людина, що досягла її?

Відповідь. Коли пам’ять про Бога  в розумі її, тоді серце її негайно збуджується любов’ю до Бога, і очі її рясно виводять сльози. А той, хто перебуває в любові Божій, ніколи не позбавляється сліз, тому що ніколи не має нестачі в тому, що живить у ньому пам’ять про Бога; чому і уві сні своєму розмовляє з Богом. Бо любові зазвичай робити що-небудь подібне, і вона є досконалість людей у цьому їхньому житті.

Питання. Якщо після багатої праці, злостраждання, боротьби, якої зазнала людина, помисел гордині не соромиться приразитися до неї, бо запозичує собі поживу в лепоті чеснот її та розраховує на велич понесеної нею праці, то чим здолати людині помисел свій і здобути в душі своїй таку твердість, щоб не скорилася вона помислу?

Відповідь.

Коли пізнає хто, що відпадає він від Бога, як сухий листок падає з дерева, тоді розуміє силу душі своєї: тобто чи своєю силою набув він чеснот цих і переніс заради них усі боріння, тим часом як Господь утримував допомогу Свою й попускав йому одному вступати в боротьбу з дияволом і не ходити з ним разом, як зазвичай бере участь Він у боротьбі з тими, хто бореться, і сприяє їм; тоді виявляється сила його; краще ж сказати, ясною робиться поразка та утруднення його. Бо зі святими завжди буває Промисел Божий, що охороняє і зміцнює їх.

Ним перемагає всякий чин людей, якщо буває в подвигу і в стражданнях мученицьких і в інших лихах, що спіткають за Бога і заради Нього терплять. І це ясно, очевидно і безсумнівно.

Бо як єство може перемогти силу лоскотань, що безперестанку збуджуються в членах людей, заподіюють їм скорботу і дуже сильні для того, щоб подолати їх? І чому інші бажають перемоги і люблять її, але не можуть здобувати її при сильному протиборстві своєму, навпаки ж того, щодня зазнають поразки від тілесних лоскотань і перебувають у праці, в плачі і в знемозі, трудячись за душі свої, а ти зручно зможеш понести домагання тіла, які настільки люті, – і не приходити від цього у велике збентеження? І як тіло, яке в інших випадках чутливе до страждань і не терпить ураження терням, що вкололо його ніготь, може подолати різання залізом, переносити розбиття членів і всякого роду муки і не перемагатися стражданнями, не відчуваючи, як зазвичай єство, навіть відмінності цього в муках, якщо, окрім природної сили, не приходить ззовні [з усіх боків, з усіх боків] інша сила, яка віддзеркалює від нього лютість мук? І оскільки заговорили ми про Божий Промисел, то не полінуємося навести на пам’ять одну корисну для душі розповідь, що піднімає людину в борах її.

Один юнак, на ім’я Феодор, у якого все тіло зазнало мук, запитаний кимось: “Чи відчуваєш ти муки?”, відповідав: “Спочатку відчував, а згодом побачив якогось юнака, який витирав піт моїх терзань, зміцнював мене і дарував мені прохолоду під час страждання мого”. О, як великі Божі щедроти! Наскільки близька буває благодать Божа до тих, хто трудиться за ім’я Боже, щоб їм із радістю терпіти за Нього страждання!

Тому не будь невдячний, людино, до Божого про тебе промислу.

Якщо, зрештою, явно, що ти не переможець, а тільки ніби знаряддя, перемагає ж у тобі Господь і ти туне отримуєш переможне ім’я, хто забороняє тобі і в усякий час просити тієї самої сили, і перемагати, і приймати похвалу, і сповідуватися138 Богові?

Хіба не чув ти, людино, скільки подвижників від укладення світу, будучи невизнаними до цієї благодаті, впали з висоти життя і з висоти подвигів своїх? Скільки численні й різні дари Божі роду людському самі по собі, стільки ж буває відмінності в дарах, що приймаються, і відповідно до ступеня тих, хто їх приймає.

Бувають менші й більші дари Божі; хоча всі вони високі й дивовижні, але один перевершує інший славою і честю, і ступінь ступеня вищий. І також: присвятити себе Богові і жити доброчесно є одне з великих обдарувань Христових.

Бо багато хто, забувши, що завдяки цій благодаті сподобився стати відлученим від людей і присвяченим Богові, причасником і спадкоємцем обдарувань Його, обраним і удостоєним служіння і священнодійства Богові, замість того, щоб безперестанку вустами своїми дякувати за це Богові, ухилилися в гординю і зарозумілість і думають про себе не як про тих, хто отримав благодать священнодійства, щоб священнодіяти Богові чистим життям і духовною працею, а як про тих, хто чинить милість Богові, якби належало їм розсудити, що Бог вилучив їх з-поміж людей і зробив прісними Своїми для пізнання таємниць Його.

І не тремтять вони всією душею своєю, міркуючи таким чином, особливо ж, коли бачать, як у тих, хто міркував так само, як це, перш ніж вони, раптово відібрали гідність, і як Господь умить повалив їх із тієї високої слави й честі, яку мали вони, і схилилися вони до нечистоти, нечутливого вжитку й студодіяння, як худоба. Оскільки вони не пізнали сили своєї і не утримували невпинно в пам’яті Того, Хто дав їм благодать – здійснювати перед Ним служіння, стати включеними до Царства Його, бути співмешканцями ангелів і наближатися до Нього ангельським життям, то Бог усунув їх від ділання їхнього, і тим, що залишили безмовність і змінили спосіб життя свого, показав їм, що не їхня була сила, якщо дотримувалися вони благочиння в житті й не турбували їхні спонукання єства, демонів та інших інших спротивів, натомість була це сила благодаті Божої, яка виробляла в них те, чого світ через складнощі цього не може вмістити чи чути і в чому вони перебували тривалий час, і їх не можна було перемогти; чому, звісно, була в них якась супутня їм сила, достатня для того, щоб у всьому допомагати їм і охороняти їх. Але оскільки забули вони про силу цю, то виповнилося на них слово, сказане апостолом: “бо не спокусилися мати в розумі Бога”, Владику свого, що згуртував пір’я для духовного служіння, “зрадив їх у нехитромудрий розум” (Рим. 1:27-28), і, як годиться, прийняли вони безчестя за свою оману.

Питання. Чи буває колись, щоб той, хто наважиться раптом зовсім зректися співжиття з людьми і через благу ревність раптово піти в безлюдну і страшну пустелю, помер від цього з голоду, через брак у себе покрову та іншого необхідного?

Відповідь.

Хто безсловесним тваринам, перш ніж створити їх, приготував житло і дбає про їхні потреби, Той не знехтує творіння Свого, а переважно тих, хто боїться Його, хто просто і не допитливо пішов за Ним.

Хто волю свою в усьому віддає Богові, той не дбає вже про потреби тіла свого, про лихоліття і страждання його, але бажає перебувати в житті потаємному і вести життя принижувальне, не боїться скорбот, але вважає приємним і солодким відчуження від цілого світу за чистоту життя, виснажуючи себе серед пагорбів і гір, живе як поневірянин у колі безсловесних тварин, не погоджується заспокоюватися тілесно і проводити життя, сповнене скверн. І коли віддає себе на смерть, щогодини плаче і молиться, щоб не втратити йому чистого Божого житія, тоді отримує від Бога допомогу. Йому слава і честь!Він нехай збереже нас у чистоті Своїй і нехай освятить нас святинею благодаті Святого Духа, на честь імені Свого, щоб святе ім’я Його в чистоті прославлялося на віки віків!Амінь.

* * *

120

“Всепремудро” в грецькому виданні немає; вставлено нами з перекладу преп. Паїсія.

121

Тобто малою кількістю їжі.

122

Той, хто піднімає брань.

123

Тобто премудрості безмовності.

124

Т. е. поза келією.

125

У цьому житії.

126

Духовних.

127

До цих слів видавець грецького тексту Никифор Феотокіс зробив таку примітку: “Це – або непорочність від тілесних пристрастей, але не душевних і сумління; або непорочність, але не досконала й повна; або непорочність так звана, але не суща насправді”.

128

Слів “невидиме – таємниче” в грецькому тексті немає (там стоїть тільки слово “це”); але вони є в перекладі преп. Паїсія.

129

Замість “одкровенням”, можливо, треба читати “видіннями”, як пропонує Никифор Феотокіса.

130

І в тому, і в іншому.

131

Преподобний Ісаак розрізняє тут вид знання сущих за єством і вид знання сущих через єство. Перший же противний чистоті, а другий має бути забутий для досягнення чистоти. Вид знання сущих через єство є знання речей не просто за єством, але з домішкою думок, що походять від вживання речей не за єством, а за пристрастю. Так, уявлення в думках золота як творіння Божого є знання сущого за природою; а уявлення золота з корисливим прагненням є знання сущого через природу.

132

Тобто до отримання дару плачу.

133

Тобто над суєтними помислами цього життя.

134

Розсипає тіло.

135

До величі.

136

Духовного.

137

У грецькій мові мова без заперечення; але тут віддано перевагу давнім слов’янському і сербському перекладам.

138

Приносити хвалу.

Слово 22. Про те, що тіло, яке боїться спокус, робиться другом гріха

Хтось зі святих сказав, що другом гріха робиться тіло, яке боїться спокус, щоб не дійти йому до крайнощів і не позбутися життя свого.

Тому Дух Святий примушує його померти. Бо знає, що, якщо не помре, не переможе гріха. Якщо хто хоче, щоб вселився в нього Господь, то примушує він тіло своє служити Господу, трудиться в заповідях Духа, написаних в апостола, і береже душу свою від справ плотських, описаних апостолом (див. Гал. 5:19-21). Тіло ж, що долучилося до гріха, упокоюється в ділах плотських, і Дух Божий не упокоюється в плодах його. Бо коли тіло знемагає в пості та смиренні, тоді душа зміцнюється молитвою. Тілу зазвичай, коли багато гнітиться скорботами безмовності, терпить поневіряння й нестачі й наближається до того, щоб позбутися життя свого, благати тебе й казати: “Дай мені трохи свободи пожити в міру; ходжу я тепер право, бо випробувано великими злостражданнями”. І як скоро, зі співчуття до нього, заспокоїш його від скорбот і даси йому трохи перепочинку, і хоча ненадовго заспокоїться воно, мало-помалу почне з пестощами нашіптувати тобі (а пестощі його вельми сильні), доки не примусить тебе піти з пустелі, і скаже тобі: “Можемо й біля світу жити добре, бо випробувані в чомусь, тож можемо й там жити за тими самими правилами, якими керуємось тепер. Спокуси мене тільки, і, якщо не буду таким, як тобі завгодно, можемо повернутися.

Ось, пустеля не біжить від нас”.

Не вір йому, хоч і сильно благатиме і дасть багато обіцянок. Воно не виконає того, що говорить. Коли схилишся на прохання його, ввергне тебе у великі падіння, з яких не будеш у змозі повстати і вийти.

Коли прийдеш від спокус у зневіру і переситишся ними, скажи сам собі: “Знову жадаєш ти нечистоти і сороміцьких життів”.І якщо тіло скаже тобі: “Великий гріх самому себе вбивати”, то відповідай йому: “Сам себе вбиваю, бо не можу жити нечисто. Помру тут, щоб знову не побачити мені істинної смерті душі моєї, смерті для Бога. Краще мені померти тут заради непорочності і не жити поганим життям у світі. Довільно обрав я смерть цю за гріхи свої. Сам себе умертвляю, тому що згрішив я Господу; не буду більше прогнівляти Його. Що мені в житті далекому від Бога? Буду терпіти озлоблення ці, щоб не бути відчуженим від небесної надії. Що Богу в житті моєму в цьому світі, якщо живу в ньому погано і прогніваю Бога?”

Слово 23. Послання, написане до одного брата, любителя безмовності

Оскільки знаю, що любиш ти безмовність і що диявол, знаючи волю твого розуму, під приводами добра обплутує тебе в багатьох речах, доки не розчавить і не заперечить тебе в чеснотах, які містять у собі багато видів доброго, то, щоб мені, як члену, тісно пов’язаному з тобою, добрий брате, допомогти твоєму доброму бажанню корисним словом, поклопотався я написати, чого я сам навчився в мужах, мудрих на доброчесність, і в Писаннях, і в отців, і власним досвідом. Бо, якщо людина не буде нехтувати і почестями, і безчестям і заради безмовності терпіти ганьбу, наругу, шкоду, навіть побої, не зробиться посміховиськом, а ті, хто бачить її, не стануть вважати її юродивою та дурнею, то не зможе вона перебувати в доброму намірі безмовності, тому що, якщо людина одного разу відчинить двері з якихось спонукань, то диявол не припинить виставляти їй на вид деякі з цих спонукань, під багатьма приводами, для частих і незліченних зустрічей із людьми. Тому якщо ти, брате, істинно любиш чесноту такої мовчанки, яка не терпить у собі ані розсіювання, ані відторгнення, ані відокремлення, і якою перемагали стародавні, то знайдеш у такому разі можливість здійснити похвальне своє бажання, щойно уподібнишся до своїх отців і матимеш намір у собі показати житіє їхнє. А вони полюбили досконалу мовчанку, не дбали виявляти любов близьким своїм, не намагалися вживати сили свої на їхнє заспокоєння і не соромилися уникати зустрічі з тими, кого шанують людьми поважними. Так вони йшли і не були засуджені людьми мудрими і провідними, як такі, що нехтують братами, зневажають їх, нехтуючими, недбайливими, позбавленими розуму, що на їхнє виправдання і сказано тим, хто шанує мовчанку і самітництво більше, ніж співтовариство з людьми. “Людина, – каже він, – яка досвідчено осягає солодкість безмовності в келії своїй, не як той, хто нехтує ближнім, тікає від зустрічі з ним, але заради того плоду, який збирає від безмовності”. “Для чого, – запитує він, – авва Арсеній вдавався до втечі і не зупинявся, зустрічаючи кого-небудь?” Авва ж Феодор, якщо зустрічав когось, то зустріч його була як меч. Нікому не говорив він привітання, коли перебував поза своєю келією.

А святий Арсеній не вітав навіть і того, хто приходив до нього з привітанням. Бо одного разу хтось із отців прийшов бачити авву Арсенія, і старець відчинив двері, думаючи, що це служитель його, але коли побачив, хто був той, хто прийшов, впав на обличчя своє, і, довго благаючись встати, за запевненням того, хто прийшов, що візьме благословення і піде, святий відмовився, кажучи: “Не встану, доки не підеш”. І не встав, поки той не пішов. І робив блаженний це для того, щоб, якщо одного разу подасть їм руку, знову не повернулися до нього.

Подивися ж на продовження слова, і тоді не скажеш, що, можливо, Арсеній знехтував цим батьком або кимось іншим, через незначущість його, а іншому заради честі його надав лицемірство і розмовляв з ним. Навпаки, Арсеній однаково бігав від усіх, і від малих, і від великих. Одне було в нього перед очима – заради безмовності нехтувати спілкуванням із людьми, чи буде то людина велика чи мала, і заради честі безмовності й мовчання від усіх понести на собі докір. І ми знаємо, що приходив до нього архієпископ, блаженний Феофіл, а з ним був і суддя тієї країни, який мав бажання бачити святого і надати йому честь.

Але Арсеній, коли сидів перед ними, навіть малим словом не вшанував їхнього високого сану, хоча й дуже вони бажали чути слово його.

І коли архієпископ став просити його про те, добрий старець помовчав трохи і потім каже: “Чи збережете слово моє, якщо скажу вам?” Вони виявили згоду, сказавши: “Так”. Старець же сказав їм: “Якщо почуєте, що тут Арсеній, не наближайтеся туди”. Чи бачиш дивовижну вдачу старця?Чи бачиш зневагу його до людської бесіди? Ось людина, яка пізнала плід безмовності. Блаженний не міркував, що прийшов учитель вселенський і глава Церкви, але уявляв у думці таке: “Одного разу назавжди помер я для світу, яка ж користь від мерця живим?” І авва Макарій докорив його сповненою любові докором, сказавши: “Що ти бігаєш від нас?” Старець же представив йому дивовижне і гідне похвали виправдання, відповівши: “Богу відомо, що люблю вас; але не можу бути разом і з Богом, і з людьми”. І цьому дивовижному віданню навчений він не іншим ким, але Божим голосом. Бо сказано було йому: “Бігай, Арсенію, людей, і спасешся”.

Жодна дозвільна людина, яка любить бесіди, нехай не буде настільки безсоромною, щоб спростовувати це, перекручуючи слова Арсенієва, і нехай не говорить всупереч цьому, що це – винахід людський і винайдений на користь безмовності. Навпаки, це – вчення Небесне. І нехай не подумаємо ми, нібито сказано це було Арсенію в тому сенсі, щоб тікати і віддалятися йому від світу, а не в тому, щоб бігати йому також і від братії! Після того як залишив він світ, пішов і оселився в лаврі, знову молився він Богу, запитуючи: як можна жити йому доброчесно? – і говорив: “Укажи мені шлях, Господи, як врятуватися”, і думав, що почує щось інше; але і вдруге почув знову той самий Владичний глас: “Бігай, Арсенію, мовчи і мовчи. І хоча багато користі (сказано йому) у побаченні і в бесіді з братами, проте ж не стільки корисно для тебе розмовляти з ними, скільки бігати від них”. І коли прийняв це блаженний Арсеній у Божественному одкровенні, і так як, коли був ще у світі, наказано йому бігати, і потім, коли був із братією, сказано те саме, тоді запевнився він і зрозумів, що для здобуття доброго життя недостатньо йому бігати тільки мирських, треба ж тікати від усіх однаково. Бо чи може хто опиратися і перекословити Божественному гласу? Та й божественному Антонію сказано було в одкровенні: “Якщо бажаєш мовчати, йди не тільки до Фіваїди, а й навіть до внутрішньої пустелі”. Тому, якщо Бог велить нам тікати від усіх і стільки любить мовчання, коли перебувають у ньому ті, хто любить Його, хто стане виставляти на показ будь-які приводи до того, щоб перебувати в співбесіді і зближенні з людьми? Якщо Арсенію й Антонію корисні були втеча й обережність, то наскільки ж корисні вони немічним? І якщо тих, і в слові, і в спогляданні, і в допомозі яких мав потребу цілий світ, Бог вшанував більше за їхню мовчазність, ніж за сприяння всьому братству, краще ж сказати – всьому людству, то наскільки ж більше мовчання потрібне тому, хто не в змозі добре охороняти себе? Знаємо і про іншого якогось святого, що брат його захворів і був ув’язнений в іншій келії. А оскільки святий у весь час хвороби його перемагав свою співчутливість і не приходив побачитися з ним, то хворий, наближаючись до відходу свого з життя, послав сказати йому: “Якщо ти не приходив до мене дотепер, то прийди тепер, щоб бачити мені тебе перш ніж я відійду від світу, або прийди сюди вночі, і я поцілую тебе, і спочию”. Але блаженний не погодився навіть і в цей час, коли природа зазвичай вимагає нашого співчуття один до одного і переступає визначення волі, але сказав: “Якщо вийду, то не очищуся серцем моїм перед Богом, бо нерадів відвідувати духовних братів, єство ж віддав перевагу Христу”. І брат помер, а він не бачив його.

Тому ніхто через лінощі помислів нехай не виставляє на вигляд, що це неможливо, нехай не зневажає і нехай не обертає на ніщо свою безмовність, відкинувши Божий про нього Промисел. Якщо святі перемогли саме єство, яким би міцним воно не було, і якщо Христос любить, коли вшановують безмовність, тим часом як залишають у нехтуванні чад Його, то яка може бути в тебе інша потреба, якою ти не міг би знехтувати, коли підпадаєш під неї? Ця заповідь, в якій сказано: “Возлюби Господа Бога твого всім серцем твоїм, і всією душею твоєю”, і всім розумом твоїм (Мф. 22:37), більше за цілий світ, за єство, за все, що є в єстві, – цілком виконується, коли перебуваєш у мовчанні своєму. І заповідь про любов до ближнього укладена в ньому ж. Чи хочеш, за євангельською заповіддю, набути в душі своїй любові до ближнього? Віддалися від нього, і тоді запалає в тобі полум’я любові до нього, і радіти будеш, побачивши його, як побачивши світлого Ангела. Чи хочеш також, щоб жадали твого споглядання ті, хто любить тебе? У визначені тільки дні май побачення з ними.

Досвід – справді вчитель для всіх.

Будь здоровим. Богу ж нашому подяка і слава на віки віків! Амінь.

Слово 24. Послання до якогось брата природного і духовного, який, живучи у світі й бажаючи бачитися з Ісааком, переконував і благав у листах своїх прийти до нього

Не такі ми сильні, як думаєш ти, блаженний; і, можливо, не знаєш ти немочі моєї і того, що неважка для тебе погибель моя139, а тому, ніби розпалений природністю за звичаєм її, безперестанку просиш мене про те, про що і нам дбати, чого і тобі бажати, не повинно.Не проси в мене, брате, цього, що лише заспокоює плоть і її мудрування, але попіклуйся про спасіння душі моєї. Трохи ще часу, і перейдемо ми з віку цього. Скільки облич зустріну, коли прийду до тебе! Скільки побачу людських звичаїв і місць, поки не повернуся у своє місце! Скільки причин до помислів прийме душа моя при зустрічі з людьми! Скільки збентеження зазнає від пристрастей, що прокинулися в ній, від яких заспокоїлася дещо! Це і тобі не невідомо. Що ченцеві шкідливо бачити мирське, сам ти це знаєш. І дивись, яка зміна відбувається в розумі того, хто тривалий час мовчав із самим собою, коли він раптом знову впадає в це, і бачить, і чує, що для нього незвично.

Якщо тому, хто в подвигу і веде ще боротьбу з супротивником своїм, шкодить і зустріч із ченцями, коли вони не близькі до його устрою, то поміркуй, у яку криницю впадемо140 ми, котрі особливо довгим досвідом набули пізнання? О, якби позбутися нам жала ворога нашого! Тому не вимагай від мене, щоб я без потреби зробив це. Нехай не спокушають нас ті, хто стверджує, нібито ніякої шкоди немає для нас від того, що чуємо і бачимо щось, бо ми нібито однакові за думками своїми і в пустелі, і в світі, і в келії, і поза нею, і не змінюємося через лагідність нашу, і не приймаємо лихої зміни, і під час зустрічі з обличчями і речами не відчуваємо тривоги пристрастей. Ті, хто стверджують це, якщо і рани приймають, не знають цього; але ми не досягли ще цього душевного здоров’я; бо маємо на собі смердючі виразки, і вони закиплять черв’яками, якщо і один день не буде про них піклування, і залишаться вони неперев’язаними, не будуть обкладені пластиром і стягнуті пов’язками.

* * *

139

Ти вважаєш зручним те, від чого може статися моя погибель.

140

Прийшовши у світ.

Слово 25. Про три способи ведення, про різницю їхнього ділання і понять, про віру душі, про таємниче багатство, що в ній сокровенне, і про те, наскільки ведення світу цього відрізняється у способах своїх із простотою віри

Душа, що проходить стежками життя і шляхом віри, і нерідко досягла успіху в цьому останньому, якщо звертається знову до способів ведення, починає незабаром шкутильгати у вірі, і втрачається в ній духовна її сила, яка виявлялася в чистій душі взаємністю допоміг141 і через простоту не входила в дослідження всього того, що в ній і до неї належить142. Бо душа, що одного разу143 з вірою віддала себе Богові й багаторазовим досвідом пізнала Його сприяння, не піклується вже про себе, але зв’язується здивуванням і мовчанням і не має змоги знову повернутися до способів свого пізнання й уживати їх у діло, щоб інакше, за їхнього супротиву, не позбутися Божого промислу, що потай невсипуще дивиться на душу, дбає про неї і невпинно слідує за нею всіма способами, – не позбутися ж тому, що душа збожеволіла, замислившися, нібито сама достатньо може помишляти про себе силою свого пізнання.

Бо ті, в яких засяє світло віри, не доходять уже до такого безсором’я, щоб знову їм просити в Бога в молитвах: “Дай нам це”, або: “Візьми в нас те”, і анітрохи не дбають вони про себе самих, бо духовними очима віри щогодини бачать Отцівський Промисел, яким осяює їх Той істинний Батько, Який безмірно великою любов’ю Своєю перевершує всяку отцівську любов, більше за всіх може й має силу сприяти нам до надлишку, в більшій мірі, ніж як ми просимо, розмірковуємо й уявляємо собі.

Знання протилежне вірі. Віра в усьому144, що до неї відноситься, є порушення законів пізнання, втім – пізнання не духовного. Визначення145 пізнання те, що воно не має влади що-небудь робити без розвідки й дослідження, а, навпаки, розшукує, чи можливо тому бути, про що думає й чого хоче. Що ж робить віра? Вона не погоджується перебувати в тому, хто наближається до неї неправо.

Пізнання без розшуку і без своїх способів дії не може бути пізнане. І це є ознака коливання в істині. А віра вимагає єдиного чистого і простого способу мислення, далекого від усякого хитрування і вишукування способів146.

Дивись, як вони противляться один одному. Дім віри є думка, що немовлятіє, і просте серце. Бо сказано: “у простоті серця” свого прославили Бога (Діян. 2:46-47), і: “якщо не навернетесь, і не будете, мов діти, не ввійдете в Царство Небесне” (Мф. 18:3). Знання ж ставить мережі простоті серця і думок і противиться їй.

Знання є межа єства і охороняє його на всіх шляхах його. А віра здійснює ходу свою вище єства. Знання не наважується допустити до себе будь-що руйнівне для єства, але віддаляється від цього; а віра без зусиль дозволяє і каже: “на аспіда і василіска наступиш, і поперешиш лева і змія” (Пс. 90:13). Знання супроводжується страхом. Віра – надією. Якою мірою людина водиться способами ведення, такою ж мірою зв’язується вона страхом і не може сподобитися звільнення від нього. А хто піде за вірою, той незабаром стає вільним і самовладним, і як син Божий усім користується з владою вільно. Той, хто полюбив віру цю, як Бог, розпоряджається всяким тварним єством, тому що вірі дана можливість творити нове створіння за подобою Божою, як сказано: “забажаєш”, і все з’явиться перед тобою (Йов. 23:13). Нерідко вона може все виробляти і з не-сущого. А знання не може що-небудь зробити безпідставно. У пізнання немає стільки безсоромності147, щоб виробляти те, чого не дано єством. Та й як йому зробити це? Плинне єство води на хребет свій не сприймає слідів тіла, і той, хто наближається до вогню, спалює себе; а якщо в нього вистачить на це зухвалості, то настане біда. Ведення з обережністю охороняє себе від цього, і ніяк не погоджується переступити в цьому межу. Віра ж самовладно переступає все, і каже: “Якщо пройдеш крізь вогонь, то не спалишся, і ріки не покриють тебе” (Іс. 43:2). І віра нерідко робила це перед усією твариною [творінням]. А якби віданню відкривався тут випадок спокусити себе в цьому, то, без сумніву, воно не наважилося б на це. Бо багато хто з віри входив у полум’я, приборкував палючу силу вогню, і неушкоджено проходив посеред нього, і по хребту моря йшов, як по суші. А все це вище за природу, противно способам пізнання і показало, що суєтне воно у всіх способах і законах своїх. Чи бачиш, як знання зберігає межі єства? Чи бачиш, як віра піднімається вище над єством і там ставить стежки своїй ході? Ці способи ведення п’ять тисяч років, або трохи менше, або й понад цього, керували світом, і людина анітрохи не могла підняти глави своєї від землі та усвідомити силу Творця свого, доки не засяяла віра наша і не визволила нас від темряви земного ділання та марнославного підпорядкування після марного ширяння розуму148. Та й тепер, коли знайшли ми незворушне море і невичерпний скарб, знову жадаємо ухилитися до малих джерел. Немає знання, яке б не було в убогості149, як би багато не збагатилося воно. А скарбів віри не вміщають ні земля, ні небо. Нічого ніколи не позбавляється той, у кого серце підкріплюється упованням віри. І коли нічого не має, усім володіє він вірою, як написано: “Усе, що ви проситимете, молячись з вірою, то приймете” (Мф. 21:22), і ще: “Господь поблизу. Ні про що не турбуйтеся” (Флп. 4:5-6).

Знання завжди шукає способів до охорони тих, хто його здобуває. А віра каже: “Якщо не Господь збудує дім, всує трудишася той, хто будує, якщо не Господь збереже град, всує бде стоїть” (Пс. 126:1). Хто молиться з вірою, той ніколи не користується способами самозбереження і не вдається до них.

Бо знання на всякому місці хвалить страх, як сказав Премудрий: “Блаженна душа того, хто боїться Господа” (Сир. 34:15). Що ж віра? Сказано: “злякався, і почав тонути” (Мф. 14:30), і ще сказано: “не прийняли ви духа праці на острах, але прийняли ви Духа синоположення” (Рим. 8:15) на свободу віри й надії на Бога; і ще: не злякайтеся їх, і не тікайте від лиця їхнього (див. Єз. 2:6). Страх завжди супроводжує сумнів, а сумнів супроводжується розшукуванням, а розшукування – прийнятими способами, а прийняті способи – веденням. І в самому дослідженні та розшукуванні завжди пізнаються страх і сумнів, тому що не у всякий час у всьому встигає пізнання, як показали ми раніше цього. Бо нерідко трапляються душі різні випадковості, люті напади і багато сповнених небезпек випадків, у яких зовсім не можуть тут скільки-небудь допомогти знання і способи мудрості. Але, з іншого боку, у труднощах, невідворотних усіма силами і крайньою межею людського пізнання, віра анітрохи не переборюється жодним із цих труднощів. Бо чи достатньо людського пізнання, щоб допомогти хоч трохи в явних бранях з невидимими природами і з силами тілесними, а так само і з багатьом іншим? Чи бачиш неміч сили пізнання і міцність сили віри? Пізнання учням своїм забороняє наближатися до всього чужого для єства. Але поміть у цьому силу віри: що пропонує вона учням, які навчаються в неї? Сказано: “Іменем Моїм біси винищують; змія візьмуть; якщо навіть і що смертно вип’ють, не шкодить їм” (Мк. 16:17-18). Пізнання, за законами своїми, усім, хто йде шляхом його, пропонує в усякій справі до початку її розшукати кінець і потім починати, щоб, якщо виявиться, що кінець справи насилу знаходиться в межах людської сили, не потрудитися нею марно, а також, щоб не виявилося, що справі важко і неможливо здійснитися. Що ж говорить віра? “Усе можливе тому, хто вірує” (Мк. 9:23), тому що для Бога немає нічого неможливого. Яке невимовне багатство, яке море багатства – у хвилях віри і в дивовижних скарбах, які виливаються силою її! Якої відваги, якої насолоди і надії сповнена хода з нею! Як легкі тягарі її і скільки солодощів у діянні її!

Питання. Кому уподібнюється у справі своїй той, хто сподобився скуштувати солодощі віри і знову звернувся до ведення душевного?

Відповідь. Тому, хто знайшов дорогоцінну перлину і обміняв її на мідний обол; тому, хто залишив повновладну свободу і повернувся в стан злиднів, сповнений страху і рабства. Бездоганне ведення, але вища за нього віра. Якщо й докоримо, то не саме ведення докоримо. Хай не буде цього! Але ми докоряємо те, що воно вживає різні способи, в яких йде воно всупереч вірі150, і те, що наближається воно до чинів демонських. Згодом ми це розсудимо ясно, а також: скільки сходинок, на які піднімається цими способами ведення? Яка різниця відкривається на кожному щаблі? Якими думками збуджується ведення за кожного способу, коли тримається їх? У якому з цих способів, коли слідує їм, воно опирається вірі й виходить із єства? І яка буває в ньому різниця? І на якому ступені (коли повертається до первісної своєї мети) приходить у єство своє і ставить щабель до віри добрим життям? І до чого дає простягатися відмінності цього стану? І як переходить від цього до вищого? І які способи цього іншого, або першого151, ступеня? І коли пізнання сполучається з вірою, робиться з нею єдиним цілим, вдягається нею у вогняні помисли, загоряється духом, набуває крил безпристрасності та від служіння земному, уживши інші способи, підноситься в область Творця свого?

Утім, до часу досить нам знати, що віра, і ступені її, і ходіння в них – вищі за пізнання.

Саме пізнання вдосконалюється вірою і набуває сили підніматися вгору, відчувати те, що вище за будь-яке відчуття, бачити те сяйво, невловиме розумом і пізнанням створінь. Пізнання є щаблем, яким людина сходить на висоту віри і, щойно досягає її, більше вже не потребує його. Бо сказано: нині “від частини розуміємо, від частини думаємо “152. “Коли ж прийде досконале, тоді те, що від частки, скасується” (1Кор. 13:9-10). Отже, і тепер уже віра нібито перед очима представляє нам дійсність досконалості, і вірою нашою розуміємо те незбагненне, а не розвідкою і силою пізнання.

Ось справи правди: піст, милостиня, пильнування, святиня153 і все інше, що здійснюється тілесно; любов до ближнього, смиренномудрість серця, прощення154 проступків, поміркованість про блага155, дослідження таїнств, таємниць, потаємних у Святому Письмі, роздуми розуму про справи найдосконаліші, як зберігати межі душевних рухів, та інші чесноти, що здійснюються в душі. Усе це має потребу у віданні, тому що пізнання охороняє це і вчить порядку в цьому. І все це тільки сходинки, якими душа сходить на горню висоту віри; і це називається чеснотами. Але життя віри вище за чесноти, і творення її – не праця, але досконалий спокій, і розрада, і словеса в серці, і воно156 відбувається в думках душі. Її також ділання – всі дивовижні види духовного життя, проходження яких подає відчуття духовного життя, і насолоду, і насолоду душевну, і пожадливість, і радість за Богом, і все інше, що в такому житті дається душі, гідній благодаті тамтешнього блаженства, і що, наче зазначене вірою в Божественних Писаннях, здійснюється тут Богом, багатим у Своїх обдаруваннях.

“Здивування”. Хто-небудь скаже: якщо всі ці блага, і перераховані перед цим справи чесноти, і віддалення від лихого, і розрізнення тонких думок, що виникають у душі, і боротьба з думками, і протиборство пристрастям дратівливим, і все інше, без чого віра не може показати сили своєї в душевній праці, – якщо все це здійснюється пізнанням, то чому ж пізнання вважається протилежним вірі?

“Вирішення сумніву”. Відповідаємо: три суть уявні способи, якими пізнання сходить і сходить; і буває зміна як у способах, якими водиться пізнання, так і в самому віданні; і через це воно шкодить і допомагає. Три ж способи суть: тіло, душа, дух. І якщо пізнання в єстві своєму одне, то, по відношенню до цих сфер уявного і чуттєвого, воно стоншується, змінює свої способи і діяння думок своїх. Вислухай, нарешті, який порядок цього діяння і які причини, через які воно шкодить і допомагає. Знання є Боже дарування єству розумних створінь, дане спочатку, при їх створенні, і воно за своєю природою просте і неподільне, як світло сонячне, але згідно з діловодством своїм набуває змін і поділу.

* * *

141

Від благодатних посібників.

142

Тобто при всіх діях душі.

143

Абсолютно.

144

У всіх своїх діях.

145

Закон.

146

Дії.

147

Тобто зухвалості, самовпевненості.

148

Тобто підпорядкування суєті, що слідує за марним ширянням розуму.

149

Недостатньо.

150

У грецькому і стародавньому слов’янському перекладі читається “єству”, але у преп. Паїсія читаємо “опір вірі”.

151

Вищою.

152

Тобто почасти знаємо, почасти уявляємо. У тексті послання до Коринтян сказано: “почасти знаємо, і почасти пророкуємо”.

153

Чистота тіла.

154

Ближнім.

155

Небесних.

156

Ділання.

Слово 26. Про перший ступінь пізнання

Коли пізнання слідує плотському прагненню, тоді зводить докупи такі способи: багатство, марнославство, оздоблення, тілесний спокій, піклування про словесну мудрість, придатну для управління у світі цьому, та виливає оновлення у винаходах, мистецтві, науці, і все інше, чим увінчується тіло в цьому видимому світі. А за цими відмінними рисами, як сказали і розподілили ми, ведення робиться противним вірі. І воно іменується голим пізнанням, тому що виключає будь-яке піклування про Божественне, і через переважання тіла вносить в розум нерозумне безсилля, і все піклування його абсолютно про цей тільки світ. Ось поняття про себе цього пізнання: воно, без жодного сумніву, є уявною силою, що таємно править людиною, Божественна дбайливість, що назирає над нею і абсолютно про неї піклується. Тому не Божому Промислу приписує воно управління світом, але все добре в людині, порятунок її від шкідливого для неї і природне її остереження від нещасть і від багатьох супротивів, які таємно і явно супроводжують єство наше, здаються їй наслідком власної її дбайливості і власних її способів. Таке поняття про себе пізнання, що розмірковує157. Воно мріє, що все буває за його промислом; і в цьому погоджується з тими, хто стверджує, що немає управління цим видимим світом. Утім, не може вона перебувати без безперестанного піклування і без страху за тіло, а тому оволодіває нею малодушність, смуток, розпач, страх від бісів, острах від людей, чутки про розбійників, чутки про смерті, дбайливість у хворобі, тривога в убогості й нестачі потрібного, страх смерті, страх страждань і злих звірів, і все інше, подібне до цього і подібне до моря, в якому щогодини день і ніч бентежаться і спрямовуються на плавців хвилі, бо знання це не має піклування про себе перекидати на Бога, сподіваючись на віру в Нього. А тому в усьому, що стосується його самого, буває зайняте вигадуванням засобів і хитрощів. Коли ж способи його винаходів в одному якомусь випадку виявляться недійсними, таємничого ж у цьому Промислу воно не вбачатиме, тоді сперечається з людьми, які перешкоджають і противляться йому.

У цьому-то пізнанні насаджено древо пізнання доброго і лукавого, що викорінює любов.

І воно розшукує малі провини інших людей, провини їхні та немочі, і налаштовує людину вчителювати, перекословити на словах, вигадувати лукаві засоби і хитрощі; вдається воно до інших способів, образливих для людини. У ньому гординя і гординя, тому що всяку добру справу привласнює собі, а не Богові приписує.

Віра ж справи свої приписує благодаті, тому й не може вихвалятися, як написано: “все можу про Христа, що зміцнює мене” (Флп. 4:13); і ще: “не я, але благодать Божа, що зі мною” (1Кор. 15:10). А що сказав блаженний апостол: “розум хизується” (1Кор. 8:1), то вимовив це про те знання, не розчинене вірою в Бога і надією на Нього, а не про знання істинне. Нехай не буде цього!

Пізнання істинне душу тих, хто його здобув, вдосконалює в смиренні, як удосконалило Мойсея, Давида, Ісаю, Петра, Павла та інших святих, які сподобилися цього, в міру природи людської, досконалого пізнання. І в подібних до цих святих знання їхнє завжди поглинається надзвичайними спогляданнями, Божественними одкровеннями, високим спогляданням духовного, невимовними таїнствами, і душа їхня в очах їхніх вважається попелом і пір’ям. Інше ж знання, як і властиво йому, хизується, бо ходить у темряві, цінує надбання своє порівняно з тим, що на землі, і не знає, що є щось краще за нього. У звеличення ж втягуються всі тому, що вони на землі, життя своє зважують плоттю, спираються на справи свої і не думають в розумі своєму про незбагненне. І піддаються цьому, поки плавають у хвилях цих. Але святі досягають успіху в славній Божественній чесноті; і ділання їхнє горе, і думка їхня не ухиляється в піклування про винаходи і про марнославне, бо ті, хто ходять у світлі, не можуть помилятися. Тому всі, хто віддалився від світла пізнання Сина Божого і ухилився від істини, ходять цими стежками. Ось перший ступінь пізнання, на якому людина піде за плотською похоттю! Це-то ведення ми і засуджуємо, і визнаємо його противним не тільки вірі, а й усякому чиненню чесноти.

* * *

157

Грецькою це приблизно те саме, що “того, хто філософствує”.

Слово 27. Про другий ступінь пізнання

Коли людина, полишивши перший ступінь пізнання, буває зайнята душевними думками й побажаннями, тоді у світлі єства душі як тілесними почуттями, так і душевними думками робить такі вищезазначені158 чудові справи, а саме: піст, молитву, милостиню, читання Божественних Писань, різні чесноти, боротьбу із пристрастями та інше. Бо всі благі справи, всі різні добрі стани, що вбачаються в душі, і дивовижні образи служіння на дворі Христовому, на цьому другому ступені пізнання, діланням сили його159 здійснює Дух Святий. І воно вказує серцю стежки, що ведуть нас до віри, через нього збираємо напуття до майбутнього віку. Але й тут ще ведення тілесне160 і складне. Хоча і це знання є шлях, що веде і супроводжує нас до віри, проте ж є і ще вищий ступінь знання. І якщо хто досягне успіху, то знайде можливість, за допомогою Христової, бути піднесеним і на цей ступінь, коли підставу свого ділання покладе в мовчазному видаленні від людей, у читанні Писань, у молитві та в інших добрих справах, якими здійснюється все, що відноситься до другого пізнання. І ним виробляється все добре; воно і називається веденням справ, тому що чуттєвими справами, за посередництвом тілесних почуттів, робить справу свою на зовнішньому ступені. Амінь.

* * *

158

Див. Слово 25.

159

Цього пізнання.

160

У своїх уявленнях.

Слово 28. Про третій ступінь пізнання, який є ступінь досконалості

Послухай же, як людина стоншується, набуває духовності й уподібнюється в житті невидимим Силам, які служіння своє відправляють не чуттєво виробленими справами, а такими, які звершуються дбайливістю розуму. Коли пізнання піднесеться над земним і над піклуванням про роблення земного і почне випробовувати свої помисли в тому, що приховано від очей усередині, і деяким чином почне нехтувати тим, від чого буває непотребство пристрастей, і простреться горе́, і послідує вірі в турботі про майбутній вік і в жаданні обітованого нам, і в вишукуванні потаємних таїнств, тоді сама віра поглинає це пізнання, і навертається, і народжує оне знову, так що цілком стає воно духом.

Тоді може здійматися воно на крилах у царині безтілесних, торкатися глибин і невловимого моря, уявляючи в умі Божественні й дивовижні дії правління в єствах істот уявних і чуттєвих, і досліджує духовні таємниці, які можна збагнути думкою простою і тонкою. Тоді внутрішні почуття збуджуються до духовного ділання відповідно до стану, що буває в тому житті безсмертя і нетління, тому що ще в тутешньому, ніби потай, воно161 прийняло уявне воскресіння, як істинне свідчення про загальне оновлення.

Ось три способи пізнання, з якими пов’язано162 весь перебіг людини в тілі, в душі, в дусі. Відтоді, як починає людина розрізняти зло від добра, і доки не вийде вона зі світу цього, пізнання душі її перебуває в цих трьох мірах. І повноту всякої неправди і нечестя, і повноту правди, і те, щоб торкнутися глибини всіх таємниць духу, виробляє єдине знання в цих трьох мірах, і в ньому міститься всякий рух розуму, коли піднімається або опускається він у добрі або в злі, або в середньому між добром і злом. Ці ж міри у отців називаються: природне, протиприродне і надприродне. І це суть три напрямки, за якими піднімається і опускається пам’ять розумної душі, коли за сказаним або за єством робить хтось правду, або понад єством захоплюється її пам’яттю, у спогляданні Бога, або поза єством виходить пасти свиней163, як той, хто марнотратить багатство своєї розсудливості, працюючи з безліччю демонів.

Сукупний огляд трьох пізнаннь

Перший ступінь пізнання охолоджує душу для справ ходи по Богу. Другий зігріває душу для швидкої течії до того, що на ступені віри. Третя ж є заспокоєння від ділання (що є образ майбутнього), що в єдиному присноповчанні розуму насолоджується таємницями майбутнього. Але оскільки єство не може ще зовсім піднятися над станом омертвіння і тягарем плоті та вдосконалитися в тому духовному віданні, яке вище за інше пізнання, що ухиляється, то й пізнання це не в змозі послужити до досконалості, яка не має нестачі; не може людина бути і в світі мертвості, і – зовсім залишити єство плоті. Але поки людина живе в плоті, залишається вона в перехідному стані від одного знання до іншого. То раптом душа її, як убогий і жебрак, починає звершувати служіння на другій, середній ступені чесноти, яка закладена в єстві і може бути зроблена за допомогою єства тілесного; то перебуває, подібно до тих, хто прийняв Духа синопсису, в таїнстві свободи, насолоджується благодаттю Духа, який гідно дає цю благодать, і знову повертається до смиренності справ своїх, і це – справи, які звершуються за допомогою тіла. І благодать зберігає їх, щоб ворог не полонив її164 принадами, які можна знайти в цьому лукавому віці, і помислами збентеженими і спокушеними165 , бо людина, доки ув’язнена під завісою дверей плоті, не має надії. Бо у віці цьому недосконалому немає досконалої свободи. Усяке діяння пізнання полягає в робленні й тривалій вправі; діяння ж віри не ділами здійснюється, але виконується духовними думками, в чисто душевній дії; і воно вище почуттів. Бо віра витонченіша за пізнання, як пізнання витонченіше за речі чуттєві. Усі святі, які сподобилися знайти життя це (а це є захоплення до Бога), силою віри перебувають у насолоді отим вищим за природне життям.

Віру ж розуміємо не ту, якою людина вірить у відмінність гідних поклоніння і Божественних Іпостасей, у перевершувальне все, особливо166 єство самого Божества, і в дивовижне домобудівництво167, досконале в людстві сприйняттям нашого єства (хоча й ця віра вкрай висока), – але віру, яка засяює в душі від світла благодаті, яка свідоцтвом розуму підкріплює серце, щоб не вагалося воно в безсумнівності надії, далекої від усякої зарозумілості.

І віра ця виявляється не в збільшенні слуху вух, а в духовних очах, які бачать приховані в душі таємниці, невидиме й божественне багатство, сокровенне від очей синів плоті, що його відкриває Дух, котрий харчується з трапези Христової, у повчанні законам Христовим, як сказав Господь:

“якщо заповідей Моїх додержитеся, пошлю вам Утішителя, “Духа істини, якого світ не може прийняти, і Той навчить вас всякої істини” (Ін. 14:15,17,26). Він вказує людині цю святу силу, що мешкає в ній у всякий час, цей покрив, цю уявну фортецю, що завжди покриває людину, відбиває від неї все шкідливе, щоб не наближалося це до душі або до тіла її. Цю-то силу розум світлий і духовний невидимо відчуває очима віри. Вона-то пізнається святими паче в досвідченому залученні до неї.

Сила ця є Сам Утішитель, що міцністю віри, як вогнем, запалює душевні члени. І душа спрямовується, нехтуючи168 всякою небезпекою в надії на Бога, на крилах віри підноситься над видимою тварюкою і буває завжди немовби захопленою, в подиві перед Божественною дбайливістю, у непорушному спогляданні та невидимому розглядінні Божественного єства, приучуючи розум бути уважним до роздумів про таємниці Його. Бо, доки не прийде Той169, Хто є звершення таїнств, і доки явно не сподобимося одкровення оних, віра між Богом і святими священнодійствує невимовні таїнства, яких, за благодаттю Самого Христа, і ми нехай сподобимося, тут – як застава, а в самій дійсній істині – там, у Царстві Небесному з тими, хто любить Його. Амінь.

* * *

161

Т. е. знання.

162

З яких складається.

163

Так за перекладом преп. Паїсія. За грецьким текстом: “…у спогляданні Бога поза єством, або виходить…”

164

Душу.

165

Ухиляються від належного напрямку.

166

Тільки Божеству властиве.

167

Боже.

168

У такому стані.

169

Дух істини.

Слово 29. Про інші образи і розуміння відмінності пізнання170

Пізнання, яке займається видимим або почуттями сприймає порядок його, називається природним. Пізнання ж, яке перебуває в царині уявного і своєю власною силою осягає природу безтілесного, називається духовним, тому що воно сприймає відчуття духом, а не почуттями, і народження цих двох171 приходить у душу ззовні, і вона розуміє їх. А знання, що досягло Божественного, іменується надприродним, і воно паче недоведене і вище від знання. І споглядання цього знання душа приймає не від розуму, який поза нею, як у перших двох видах знання, а нематеріально, усередині її самої, туне, незабаром і понад сподівання з’являється і відкривається воно із самої нутрощів, тому що, за словом Христовим, “Царство” Небесне “всередину вас є” (Лк. 17:21), і не можна очікувати його у відомому образі, і не з дотриманням воно приходить, але всередині образу, закарбованого в потаємному розумі, відкривається саме собою, бездумно172 про нього, тому що розум не знаходить нічого свого.

Перше знання народжується від безперестанного заняття і дбайливого навчання; друге ж – від доброго життя і розумної віри, а третє успадковується однією вірою, бо нею скасовується знання, справи приймають кінець, і почуття робляться зайвими для вживання. Тому знання вшановується, якою мірою сходить від цієї межі; і що більше сходить, то більше вшановується. І коли досягає землі й земного, тоді всім панує знання, і без нього всяка справа кульгава й недосконала. Коли ж душа споглядання своє піднесе на гору, і думки свої простягне в пренебесне, і забажає того, що невидимо тілесними очима і що не у владі плоті, тоді в усьому діє віра, яку і нам нехай дарує Господь Іісус Христос, “що благословенний віки вічні, амінь” (Рим. 9:5).

* * *

170

Ще інша відмінність пізнань.

171

Видів пізнання, природного і духовного.

172

Без участі турботи про нього.

Слово 30. Про образ молитви та про інше, необхідне для повсякчасної пам’яті й у багатьох відношеннях корисне, якщо збереже це той, хто читає, з міркуванням

Людині, під час молитовного прохання свого, утвердитися в упованні на Бога є найкраща частина благодаті віри. Твердість же віри в Бога не те, що здорове173 сповідування, хоча воно й матір віри; навпаки, душа бачить істину Божу за силою життя. Коли у Святих Писаннях знаходиш віру, з’єднану зі справами, тоді міркування про неї не приймай за міркування про праве сповідання, тому що віра, яка доводить до безсумнівності в надії, ніколи не досягається людьми нехрещеними174 або в яких розум розтлінний для істини. Бо безсумнівність віри в людях високих душею відкривається в міру того, як вони за вдачею своєю узгоджуються в житті із заповідями Господніми.

Безперестанне вивчення Писання – світло для душі, тому що воно вказує душі корисні нагадування про те, щоб остерігатися пристрастей і перебувати в любові до Бога чистотою молитви, і також накреслює перед нами мирний шлях слідами святих. Утім, не сумнівайся в силі молитви нашого вірша, коли, під час молитви або щогодинного читання, не послідує за ними сильного збудження і безперервного скорботи.

Сказане з досвіду слово необхідно приймай, хоча той, хто його сказав, і некнижна людина, бо царські скарби більші за всі на землі, але не нехтують тим, щоб прийняти на додачу до себе обол, узятий у злиденного; і з малих потоків повільно повеніють річки і робляться великими у своїй течії.

Про зберігання пам’ятань

Якщо пам’ятання доброго, коли наводимо це собі на думку, оновлює в нас чесноту, то очевидно, що і пам’ятання розпусти, коли згадуємо про неї, оновлює в розумі нашому сороміцьке побажання, бо пам’ятання того й іншого показує й накреслює в думках наших різницю речей, які згадують, немов би пальцем вказує нам чи то на соромоту наших помислів, чи то на висоту нашого життя, й укріплює в нас помисли та рухи і дісних, і шуїх. Ми буваємо зайняті ними в таємниці розуму нашого, і в цьому уявному занятті зображається доля житія нашого, так що в разі потреби невпинно бачимо самих себе. Отже, не одне це заняття шкодить тому, хто має його, але з ним разом шкодить і бачення, а також і пам’ятання, що заповнює це собою. І не одне роблення чесноти сильно допомагає тому, хто вправляється в цьому діланні, а й уявлення в думках, утворене згадкою про осіб, які подвизалися в чесноті.

А це робить зрозумілим, чому вельми багато хто з тих, хто досяг ступеня чистоти, сподобляються споглядання деяких святих завжди в нічному баченні; і вдень щогодини в уявній вправі розуму буває для них джерелом радості бачення цих святих, що закарбувалися в душах їхніх. І тому з гарячністю приступають до роблення чеснот, і в надлишку западає в них полум’я до жадання їх. І кажуть, що святі Ангели приймають на себе подоби деяких високоповажних і благих святих, і в сонних мріях показують душі ці подібності під час ширяння її думок, на її радість, збагачення і веселощі, а вдень постійно приводять їх у рух, коли розглядає душа свої помисли; і ділання її полегшується радістю святих, і від цього досягає успіху вона в перебігу своєму. Так буває і при безперервності сварок. Хто має звичку займати свої думки худим, тому, за сприяння демонів, представляється це в подобі. Демони приймають на себе подобу і показують душі мріяння, що приводять її в жах, і більше за допомогою денної пам’яті, діючи за допомогою неї. І іноді страшним цим баченням, що приводить душу в жах, скоро доводять її до знемоги, а іноді уявляють їй також труднощі життя в мовчанні й усамітненні, та інше що-небудь.

Тому й ми, браття, що стосується уважності до наших пам’ятань і висновків за ними про стан душі нашої, почнемо відтепер постійно міркувати про відмінність пам’ятань, які нас турбують; які з них зупиняють на собі нашу увагу, а які ми негайно відганяємо від себе, щойно наближаються до думки нашої: чи ті, які в нас за задумом бісів, що кидають цю поживу пристрастям, чи ті, що від пожадливості й дратівливості, чи ті, що від святих Ангелів, що подають нам поклик до радості та пізнання, а також пам’яткоутворення, що пробуджують нас помислами під час наближення до нас святих Ангелів, чи ті, що в нас від вражень, заздалегідь прийнятих почуттям, якими в душі порушуються помисли, що захоплюють до чогось одного. Через пізнання ж цієї відмінності набудемо досвідченості у двох речах: у розсуді пам’ятовувань і в робленні справ, що нагадуються ними, – і постараємося, щоб за тим і іншим слідувала певна молитва.

Про різні ступені любові

Любов, що збуджується чимось матеріальним, подібна до малого світильника, що живиться єлеєм, яким і підтримується світло його, або потоку, що повеніє дощем, потік, течія якого припиняється з збіднінням речовини, що його становить.

Любов же, яка має винуватцем Бога, подібна до джерела, що б’є із землі; потоки її ніколи не припиняються (бо Бог – єдине джерело любові), і речовина її не убожіє.

Про те, як слід тобі молитися без кружляння думок

Чи хочеш насолодитися віршуванням під час служби своєї і прийняти відчуття вимовлених тобою словес Духа? Відклади зовсім убік кількість віршів, не зважай на знання міри у віршах, вимовляй їх як молитву, залиш звичайне вичитування і зрозумій, що кажу тобі і що сказано на підставі досвіду, ніби в книзі одного з чоловіків, керованих Богом: хай поглиблюється розум твій у вивчення словес Духа, поки душа твоя здивуванням домобудівництву не порушиться до великого їхнього розуміння і через це не спонукає до славослів’я чи до корисної печалі. І якщо є що в молитві, засвоюй це собі; і коли розум твій утвердиться в цьому, тоді збентеження поступиться своїм місцем і віддалиться. Бо в рабському діланні175 немає миру розуму, і у свободі чад немає бунтівного збентеження; збентеження забирає зазвичай смак у змісту і тямущості й розкрадає думки, подібно до п’явки, що висмоктує життя з тіла з кров’ю їхніх членів. І збентеження, якщо тільки можливо, доречно буде назвати колісницею диявола, тому що сатана має завжди звичай, подібно до їздця, сидіти на розумі, брати з собою купу пристрастей, з ними входити в нещасну душу і занурювати її в збентеження. Але зрозумій розважливо і це: під час віршування псалмоспіву твого не будь таким, що немовби запозичує слова в іншого, щоб не подумати, нібито справу повчання примножуєш безперервно, і зовсім не стати далеким від розчулення та радості, які почерпляєш у віршах; але, як сам від себе, вимовляєш слова прохання твого з розчуленням та розважливим розумінні, як той, хто справді розуміє справу свою.

Зауваж, від чого народжується зневіра і від чого ширяння розуму

Зневіра – від ширяння розуму, а ширяння розуму – від неробства, читання і суєтних бесід або від пересичення черева.

Про те, що треба не підкорятися лукавим176 помислам, але ставити себе перед Богом

Якщо хто не підкоряє помислам, які таємно вселяє в нас ворог, але молитвою до Бога відсікає бесіду з ними, то це служить ознакою, що розум його знайшов по благодаті премудрість, що від багатьох справ звільнило його правдиве його відання, і що знаходженням короткої стежини, якої він досяг, припинив він довготривале ширяння на довгому шляху, бо не в усякий час маємо ми силу так підкоряти всім опірним помислам, щоб припинити їх; навпаки ж того, нерідко отримуємо від них виразку, яка довгий час не зцілюється. Бо ти входиш навчати тих177, кому вже шість тисяч років. А це178 служить для них зброєю, якою зможуть вони вразити тебе, незважаючи на всю твою мудрість і на всю твою розсудливість.

Але коли й переможеш ти їх, і тоді нечистота помислів осквернить розум твій, і сморід сморіду їхнього на довгий час залишиться в нюху твоєму. Вживши ж першого способу179, будеш вільний від усього цього і від страху, тому що немає іншої допомоги, крім Бога.

Про сльози

Сльози під час молитви – ознака Божої милості, якої сподобилася душа в покаянні своєму, – ознака того, що молитву прийнято і сльозами почала сходити на поле чистоти. Бо, якщо не будуть вилучені в людях помисли про минуще, і не відкинуть вони від себе мирської надії, і не збудиться в них зневага до світу, і не почнуть вони готувати добрий напутній напутній на похід свій, не почнуть у душі повставати помисли про те, що буде там; то очі не можуть проливати сліз, тому що сльози – це наслідок безпримісного і невисокопарного роздуму, багатьох, частих і неухильно перебувають помислів, пам’яті про щось тонке180 , що відбувається в розумі, і пам’яттю цим приводить серце до печалі. Від цього-то сльози множаться і найбільше посилюються.

Про рукоділля і про сріблолюбство

Коли, під час перебування твого на мовчанні, звертаєшся до рукоділля, не перетворюй батьківської заповіді на покривало своєму сріблолюбству. Щоб уникнути зневіри, нехай буде в тебе невелика справа, яка не збурює розуму. Якщо ж для милостині забажаєш більше зайнятися справою, то знай, що молитва в чині своєму вища за милостиню, а якщо заради тілесних потреб, то, якщо ти не ненаситний, для задоволення потреб твоїх достатньо з тебе і того, чим наділяє тебе Бог. Бо Він ніколи не залишає подвижників Своїх, щоб терпіли вони нестачу в минущому. Господь сказав: “шукайте передусім Царства Божого і правди Його, і все це додасться вам” (Мф. 6:33), передусім прохання вашого.

Дехто зі святих сказав: “Не той чин життя твого, щоб насичувати спраглих і щоб келія твоя стала странноприїмницею для прийшлих. Це – справа мирян: їм вона паче пристойна, як справа прекрасна, а не відлюдникам, вільним від видимих турбот, які зберігають розум свій у молитві”.

* * *

173

Православне.

174

Не зодягненими у Христа (див. Гал. 3:27), які не прийняли Духа (див. Ін. 3:5).

175

У вичитуванні тільки покладеного.

176

Слово “лукавим” доповнено з давнього слов’янського перекладу.

177

Бісів.

178

Тобто досвідченість бісів, що спокушають, і твоя зухвала непокора лукавим помислам.

179

Тобто молитвою до Бога відсікаючи бесіду з помислами.

180

Духовному.

Слово 31. Про відлюдництво і про те, що повинно нам не в острах приходити й лякатися, а підкріплювати серце упованням на Бога й мати дерзновення з безсумнівною вірою, тому що стражем і хранителем маємо Бога

Якщо колись опинишся гідним самітництва, яке в царстві свободи його має тягарі легкі, то помисел страху нехай не спонукає тебе, за звичаєм своїм, різноманітно змінювати помисли й займатися ними. Але будь паче впевнений, що Хранитель твій з тобою, і мудрість твоя в усій точності нехай упевнить тебе, що разом з усіма створіннями і ти перебуваєш під єдиним Владикою, Який єдиним помахом приводить все в рух, і коливає, і приборкує, і влаштовує. Жоден раб не може заподіяти шкоди будь-кому з подібних до нього рабів, без потурання Того, Хто про всіх промишляє і всім керує. І ти негайно повстань і дерзай. Якщо й дана іншим свобода, то не у всякій справі. Бо ні демони, ні згубні звірі, ні порочні люди не можуть виконати волі своєї на шкоду і згуб, якщо не попустить цього воля Правлячого і не дасть цьому місця в певній мірі. Він і свободі не попускає приводити все в дію. А якби не було того, не залишилася б у живих ніяка плоть. Господь не дозволяє, щоб до тварини Його наближалася влада демонів і людей і виконувала на ній волю свою. Тому кажи завжди душі своїй: “Є в мене охоронець, що оберігає мене, і жодна з тварин не може з’явитися переді мною, хіба тільки буде велено згори”. Будь же впевнений, що не наважаться з’явитися на очі тобі і змусити тебе вислухати вухами своїми погрози їхні. Бо якби дозволено було згори від Пренебесного, то не було б потреби в слові і в словах, але за волею їхньою послідувала б і справа.

Скажи також сам собі: “Якщо є на те воля Владики мого, щоб лукаві запанували над творінням Його, то приймаю це, не засмучуючись, подібно до того, як той, хто не бажає, щоб воля Господа його залишилася без виконання”. І таким чином у спокусах твоїх будеш сповнений радості, як той, хто дізнався і ясно відчув, що опікується тобою і управляє тобою Владиче бажання. Нарешті, утверди серце своє в упованні на Господа, і нехай “не злякаєшся страху нічного, стріли, що летить у дні” (Пс. 90:5). Бо сказано, що праведного віра в Бога і диких звірів робить лагідними, подібно до овець181.

Скажеш: “Я не праведник, щоб уповати мені на Господа”. Але ти справді для ділання правди вийшов у пустелю, сповнену скорбот, і для цього став слухняним Божій волі. Отже, коли несеш труди ці, даремно трудишся, тому що Богу тоді тільки бажана праця людська, коли приносиш ти Йому жертву любові – скорботу свою. Цю розсудливість показують усі, хто любить Бога, піддаючи себе скорботам із любові до Нього. Бо ті, хто благодозволяє жити у Христі Ісусі в страху Божому, обирають для себе скорботу, зазнають гоніння. І Він робить їх володарями таємних скарбів Своїх.

Про вигоди, які приносять спокуси тим, котрі терплять їх із вдячністю і мужньо

Хтось зі святих говорив: “Був один відлюдник, старець поважний, і я прийшов до нього одного разу, будучи в печалі від спокус. Він лежав хворий; привітавши його, я сів біля нього і сказав: “Помолися за мене, отче, бо дуже засмучують мене демонські спокуси”. Він, відкривши очі свої, уважно подивився на мене і сказав: “Молодий ти, чадо, і Бог не залишає тебе без спокус”. Я відповідав йому: “Так, я молодий, терплю ж спокуси чоловіків сильних”. – І він продовжував: “Отже, Бог хоче умудрити тебе”. – Я заперечив: “Як же умудрити мене? Щодня вкушаю смерть”. – І він сказав на це: “Любить тебе Бог; мовчи! Він дає тобі благодать Свою”. Потім додав: “Знай, чадо, тридцять років вів я боротьбу з демонами, і після закінчення двадцятого року зовсім не бачив собі допомоги. Коли ж прожив я і п’ятий з останніх десяти, тоді почав знаходити спокій. І з плином часу він зростав. І коли минув сьомий рік, а за ним настав восьмий, спокій простягнувся до набагато більшої міри. Протягом же тридцятого року, і коли цей рік добігав уже до кінця, такий сильний став спокій, що не знаю й міри, до якої він збільшився”. І ще додав: “Коли захочу встати для звершення служби Божої, Бог дозволяє мені ще здійснити одну славу182; а що до решти, то, якщо буду стояти три дні, в подиві перебуваю з Богом і нітрохи не відчуваю праці”. Ось який ненаситний спокій породжений багатотрудною і довготривалою справою!

Про те, що зберігання язика не тільки змушує розум підбадьоритися до Бога, а й сприяє утриманню

Був один старець, який їв їжу двічі на тиждень, і казав нам: “Того дня, коли я поговорю з ким-небудь, неможливо для мене зберегти правило посту, за звичаєм моїм; але змушений буваю дозволити піст”. І ми зрозуміли, що зберігання язика не тільки змушує розум підбадьоритися до Бога, а й ділам явним, здійснюваним за допомогою тіла, потай приносить велику силу до їхнього звершення, а також просвіщає183 в таємному діланні, як казали отці, бо зберігання вуст змушує совість підбадьоритися до Бога, якщо тільки дотримується хто мовчання з віданням. Цей святий мав постійний звичай проводити ніч у чуванні. Бо говорив: “Тієї ночі, яку стою до ранку, сплю після псалмоспіву, а після пробудження зі сну в день цей буваю ніби людиною, яка не належить до цього світу; жодні земні помисли не приходять мені в серце, і не маю потреби в певних правилах, але цілий цей день буваю в здивуванні184. Так, одного дня хотів я прийняти їжу, коли минуло перед тим чотири дні, в які нічого не їв. І коли став я на вечірню службу, щоб після неї скуштувати, і стояв на подвір’ї келії моєї, тимчасом як сонце було ще високо, то, розпочавши службу, тільки протягом першої слави звершував її зі свідомістю, а після того перебував у ній, не знаючи, де я, і залишався в такому становищі, аж доки знову не зійшло сонце наступного дня і не зігріло обличчя мого. І тоді вже, коли сонце почало сильно турбувати мене і палити мені обличчя, повернулася до мене свідомість моя, і ось побачив я, що настав уже інший день, і подякував Богові, розмірковуючи, як сильно благодать Його виливається на людину і яку велич сподобляє Він тих, хто йде слідом за Ним. Після цього Йому Єдиному личить слава і велелепіє на віки віків!” Амінь.

* * *

181

Див. Євр. 11:33.

182

Одну третю частину кафізми.

183

Ум.

184

Тобто в духовному захваті.

Слово 32. Про те, чим зберігається таємне, внутрішнє в душі тверезість і звідки приходять сонливість і холодність в розумі, і вгашають в душі святу гарячковість, і вгамують прагнення до Бога, позбавивши душу гарячності до духовного і небесного

Хто має добрі бажання, тому противлення не може перешкодити виконати їх, хіба тільки лукавий знайде місце для поганого приводу в тих, хто бажає доброго. Буває ж це з такої причини. За всякою думкою доброго бажання, на початку його руху, слідують певні ревнощі, які гарячістю своєю подібні до вогняного вугілля, і вони зазвичай захищають цю думку і не допускають, щоб наблизилися до неї якийсь опір, перешкода і перепона, тому що ревнощі ці набувають великої фортеці та несказанної сили захищати на всякий час душу від розслаблення або від остраху, коли вона намагається впоратися зі всілякими сором’язливими обставинами. І як перша та думка є силою святого бажання, від природи насаджена в єстві душі, так ревність ця є думкою, рухомою дратівливою в душі силою, даною нам Богом для користі, для дотримання природної межі, для вираження поняття про свою свободу виконанням природного бажання, яке є в душі. Ця185 є чеснота, без якої не виробляється добре, і вона називається ревнощами, бо від часу до часу спонукає, збуджує, розпалює і зміцнює людину нехтувати тілом у скорботах і в страшних спокусах, які її спокушають, безперестанку віддавати душу свою на смерть і вступати в бій від бунтівної сили заради звершення тієї справи, якої дуже забажала душа.

Бо дехто, зодягнений у Христа, ревність цю в словах своїх назвав псом – і хранителем закону Божого, тобто чесноти, тому що законом Божим називається чеснота. Ця сила ревнощів двома способами зміцнюється, пробуджується і запалюється на зберігання дому, а також двома способами приводиться в знемогу, дрімоту і лінощі. А саме: пробудження і займання буває, коли людині спадає на думку якийсь страх, що змушує її боятися за те благо, яке вона придбала або має на увазі придбати, щоб не було вкрадено, тобто знищено якимось випадком або наслідком оного. І це збуджується в людині за Божественним промислом; розумію ж страх у всіх гідних діячів чесноти, що перебуває в душі для її пробудження і ревнощів, щоб не віддавалася вона дрімоті. Коли ж збуджений у єстві цей страх, тоді ревнощі, названі в нас псом, день і ніч розпалюються, як палаюча піч, і пробуджують єство. І, подібно до Херувимів, він пробуджується і щогодини уважно слухає те, що навкруги нього, і, як каже згаданий вище дехто186, якщо проходить птах біля нього, починає рухатися і гавкає з найшвидшою та несказанною стрімкістю. І коли цей страх буває про тіло, тоді робиться сатанинським187, тому що людина захиталася у вірі своїй у Промисел Божий і забула, як дбає і промишляє Бог про тих, хто трудиться заради чесноти, щогодини наглядаючи за ними, про що й Дух Святий говорить вустами пророка: “очі Господні на праведних” тощо. (Пс. 33:16); і ще: “держава Господь тих, хто боїться Його” (Пс. 24:14). І Сам Господь ніби від Свого імені сказав тим, хто боїться Його: “не прийде до тебе зло, і рана не наблизиться до тіла твого” (Пс. 90:10).

Але коли страх буває про душу через те, що трапляється з чеснотою і що слідує за нею, і саме страх, щоб вона не була пофарбована і з якихось причин не зазнала шкоди, тоді помисел цей божественний, турбота добра, скорбота і томління бувають за Божим промислом. І ще інший є спосіб, тобто міцність і запалення пса виявляються, коли найбільше зростає в душі прагнення чесноти. Бо якою мірою зростає в душі жадання, такою ж мірою запалюється і цей пес, тобто природні ревнощі до чеснот.

Перший же привід до охолодження його188, коли саме жадання зменшиться і припиниться в душі. А другий привід, коли ввійде в душу якийсь помисел упевненості й відважності й утвердиться в ній, і людина почне сподіватися, думати й дотримуватися тієї думки, що немає їй причини боятися потерпіти шкоду від якоїсь сили; і тому складає вона із себе зброю ревнощів і буває як дім без варти, пес засинає й надовго полишає варту.

Вельми багато уявних домів бувають окрадені цим помислом. І це буває, коли померкне в душі чистота оного осяяння святим віданням. Чому ж вона затьмарюється? Звичайно, через те, що таємно увійшов у душу якийсь найтонший помисел гордині й загніздився там; або людина почала більше віддаватися турботі про швидкоплинне, або частому спокусливому для неї сполученню зі світом. Або буває це від утроби – цього пана всього поганого. Всякий же раз, коли подвижник вступає в спілкування зі світом, душа його негайно знемагає. Те саме буває, коли сходиться він із багатьма, які мимоволі розтрощують душу його марнославством. Коротше кажучи, розум подвижника, який вдається до втечі, коли входить він у спілкування зі світом, уподібнюється керманичеві, який спокійно пливе морем і раптово потрапляє в середину підводного каміння, і зазнає аварії.

Богу ж нашому слава, держава, честь і велелепіє на віки вічні! Амінь.

* * *

185

Думка ця.

186

Одягнений у Христа.

187

Слова: “про тіло, що тоді робиться сатанинським” доповнено з давнього слов’янського перекладу.

188

Пса цього.

Слово 33. Про багато змін, що настають після розуму і випробовуються молитвою

Віддати перевагу доброму велінню – справа того, хто бажає; довершити ж вибір доброго веління – справа Божа. Для цього людина має потребу в Божій допомозі. А тому зробимо, щоб за добрим бажанням, яке з’являється в нас, слідували часті молитви, і проситимемо (Бога), щоб не тільки надав нам допомогу, але й дав і розрізнити, послужить це на догоду волі Божій, чи ні. Бо не всяке добре бажання входить у серце від Бога, але тільки те, яке корисне. Іноді людина бажає доброго, але Бог не допомагає, тому що якесь подібне до цього бажання входить і від диявола, і його вважають таким, що служить на допомогу, а тим часом нерідко буває не в міру людині. Сам диявол замишляє зробити людині шкоду і примушує її шукати бажаного, коли або не досягла ще вона відповідного до того життя, або бажання чуже до способу життя її, або не настав ще час, коли можна виконати його або почати його виконання, або людина недостатньо сильна справою, або віданням, або тілом, або не сприяють нам у тому обставини часу. І диявол у всякий спосіб, ніби під личиною цієї доброї справи, або бентежить людину, або завдає шкоди її тілу, або приховує мережі в розумі її. Утім, як сказав я, дбайливо звершуватимемо часті молитви, коли в нас з’являється добре бажання, і кожен із нас нехай скаже сам у собі: “Нехай буде воля Твоя, доки не зроблю доброго діла цього, що забажав я зробити, коли буде угодною воля Твоя. Бо в справі цій захотіти – для мене зручно, а виконати діло без обдарування, що Тобою посилається, не можу, хоча від Тебе і те, і те, і те, і “що хочеш, то й твориш” (Флп. 2:13), бо без благодаті Твоєї не наважився би я прийняти й це бажання, яке порушилося в мені, чи злякався б його”. Бо такий звичай у того, хто прагне доброго, – під час міркування розуму молитву вживати як допомогу до ділання і до набуття мудрості, для розрізнення істини від підробленого. А добре вирізняється за допомогою багатьох молитов, ділання189, зберігання190, безперестанного прагнення, за допомогою частих сліз, смиренності та небесної допомоги, особливо коли в людині є опірні помисли гордині, бо вони не допускають до нас Божої допомоги, – приводимо їх у недієздатність молитвою.

* * *

189

Чесноти.

190

Себе.

Слово 34. Про тих, які живуть найближче до Бога і проводять дні свої в житті ведення

Один старець на стінах келії своєї написав різні вислови і думки, і коли запитали його: “Що це значить?” – відповідав: “Це – помисли правди, які приходять до мене від Ангела, що перебуває зі мною, і природні праві думки, які виникають в мені; записую їх під час їхньої появи, щоб, за затьмарення свого, займатися мені ними, і вони позбавляли мене від омани”.

Інший старець догоджав думкам своїм, що замість швидкоплинного світу сподобився він непохитної надії, і старець відповідав їм: “Поки ще я в дорозі, даремно хваліть мене: не здійснив ще я шляху”.

Якщо будеш трудитися в прекрасній чесноті й не відчуєш, що вкушаєш від неї допомоги, то не дивуйся. Бо, доки не змириться людина, не отримує нагороди за своє діяння. Нагорода дається не за діяння, але за смирення. Хто ображає останнє, той втрачає перше. Хто раніше прийняв уже нагороду за добрі справи, той має перевагу перед тим, хто має роблення чесноти. Чеснота є матір печалі, а смиренню дається благодать. Відплата ж буває вже не чесноті й не праці заради неї, а смиренню, що народжується від них. Якщо ж воно збідніє, то перші191 будуть марні.

Роблення чесноти є зберігання заповідей Господніх. Велика кількість ділання – ось добрий устрій розуму. Воно полягає в смиренномудрії та зберіганні192. Коли убожіє сила перших, замість них приймається це193. Христос же вимагає не виконання заповідей, але виправлення душі, для якого узаконив заповіді підзаконним. Тіло однаково діє і яснами, і шуїми194, а розум, як хоче, або правим є, або грішить195. Інший і справами шуїми творить життя в премудрості Божій, а інший чинить гріх ніби під личиною чогось божественного.

В інших, що охороняють себе, і недоліки бувають хранителями правди. Дарування без спокуси – погибель для тих, хто його приймає. Якщо робиш добре перед Богом, і дасть тобі обдарування, благай Його дати тобі пізнання, скільки личить для тебе змиритися, або приставити до тебе вартового над обдаруванням, або взяти в тебе інше, щоб воно не було для тебе причиною погибелі. Бо не для всіх нешкідливо зберігати багатство. Душа, яка взяла на себе піклування про чесноти і живе з обережністю і в страху Божому, не може бути без печалі щодня, тому що чесноти пов’язані з печалями. Хто ухиляється від скорбот, той цілком розлучається, безсумнівно, і з чеснотою. Якщо жадаєш чесноти, то віддай себе на всяку скорботу. Бо скорботи народжують смирення. Бог не хоче, щоб душа була без піклування. Хто бажає не мати піклування, той мудруванням своїм поза волею Божою. Піклування ж розуміємо не про тілесне, але про те, що обтяжує наступних добрих справ. Поки не досягнемо істинного відання, тобто одкровення таємниць, за допомогою спокус наближаємося до смирення. Хто без скорботи перебуває в чесноті своїй, тому відчинені двері гордості.

Отже, хто бажає бути без печалі в думках своїх? Без образ розум не може перебувати в смиренні. А без смиренномудрия не може чисто зайнятися молитвою до Бога. Спершу людина думками своїми віддаляється від належного піклування, а після цього наближається до неї дух гордині. Коли ж людина перебуває в гордості, тоді віддаляється від неї промислительний Ангел, який поблизу неї і збуджує в ній піклування про праведність. І коли людина образить цього Ангела і він віддалиться, тоді наближається до людини чужий196, і відтоді немає вже в неї жодного піклування про праведність.

“Перед розбиттям” – гординя, каже Премудрий (Притч. 16:18), і перед даруванням – смиренність. У міру гордині, видимої в душі, – і міра розтрощення, яким напоумляє душу Бог. Гординю ж розумію не ту, коли помисел її з’являється в розумі або коли людина на якийсь час перемагається нею, але гординю, що постійно перебуває в людині. За гордовитим помислом піде розбиття, а коли людина полюбила гординю, не знає вже розбиття. Богу нашому слава і велелепіє на віки вічні! Амінь.

* * *

191

Доброчесність і праця заради неї.

192

Заповідей.

193

Смирення.

194

Справами.

195

Згідно з настроєм своїм.

196

Т. е. біс.

Слово 35. Про любов до світу

Істинно слово, сказане Господом, що людині неможливо з любов’ю до світу здобути любов до Бога, і немає можливості, спілкуючись зі світом, вступити в спілкування з Богом і, дбаючи про світ, мати дбання про Бога. Як тільки залишимо Боже через марнославство або нерідко через нестачу потрібного для тіла, багато хто з нас ухиляється в інші сторони. Інші виявили згоду трудитися для Царства Небесного. І не пам’ятають обітниці, яку прорік Господь197: “Коли ж усе піклування ваше докладете до Царства Небесного, то не позбавлятиму вас того, що задовольняє потребам видимого єства, а все прийде до вас разом із рештою. Бо не залишу вас мати піклування про себе самих “198. Про бездушних птахів, заради нас створених, дбає Господь; невже ж розгнівається про нас? Це неможливо. Хто дбає про духовне або про те, що служить духовному, тому доставляється тілесне без піклування про те, скільки і коли то потрібно.

А хто дбає про тілесне понад потребу, той мимоволі відпадає від Бога. Якщо ж ми постараємося мати піклування про те, що служить на славу імені Господнього, то Господь подбає про те і про інше199, у міру подвигу нашого.

Втім, не будемо намагатися спокушати Бога в тілесному, замість душевних наших справ, але всі справи свої спрямуємо до надії майбутніх благ. Хто з любові до душі своєї одного разу віддав себе чесноті й забажав здійснити діяння її, той не турбується після цього про тілесне, чи є це в нього, чи ні. Відносно200 Бог нерідко попускає, щоб доброчесних спокушали чимось таким201, і попускає, щоб звідусіль повставали проти них спокуси: вражає їх у тілі їхньому, як Іова, ввергає їх у злидні, робить, що відступаються від них люди, вражає їх у тому, що придбано ними202; тільки до душ їхніх не наближається шкода. Бо неможливо, щоб, коли йдемо шляхом правди, не зустрілася з нами печаль, тіло не знемагало б у хворобах і стражданнях і перебувало б незмінним, якщо тільки полюбимо жити в чесноті. Якщо ж людина проводить життя з волі своєї, або вдаючись до заздрості, або гублячи душу свою203, або роблячи щось інше шкідливе для неї, то підлягає вона осуду. А коли піде він шляхом правди, і здійснює вже ходу свою до Бога, і має багатьох подібних до себе, і трапляється з ним щось таке204, то не личить йому ухилятися від стежки своєї, але повинен він з радістю, без допитливості приймати це і дякувати Богові, що послав йому благодать цю і що сподобився він заради Бога впасти в спокусу і стати співучасником в стражданнях з пророками, апостолами та іншими святими, заради цього шляху, які зазнали скорботи. Чи то від людей, чи то від демонів, чи то від тіла прийдуть на неї спокуси (неможливо ж, щоб прийшли і були попущені без Божого поклику), нехай буде це для неї приводом до праведності. Бо неможливо, щоб Бог, який забажав перебувати з Ним, зробив благодіяння як інакше, як не пославши на нього спокуси за істину, бо людина не може сама по собі, без благодаті Христової, сподобитися цієї величі, тобто за божественні ці труди увійти в спокусу – і зрадіти. Про це свідчить святий Павло. Бо настільки велика справа ця, що апостол явно називає даруванням, коли людина готується постраждати заради надії на Бога. Павло каже: “Від Бога “даровано” нам це, “не тільки щоб у Нього вірити, але й щоб за Ним страждати” (Флп. 1:29). Так і святий Петро написав у посланні своєму: “Коли “страждаєте правди заради, блаженні ви” (1Пет. 3:14), бо стали спільниками страстей Христових” (див. Флп. 3:10). Зрештою, не належить тоді тобі радіти, коли живеш просторо, а в скорботах понуряти обличчя і вважати чужими їхнього шляху Божого. Бо стежка Його205 від віку і від пологів хрестом і смертю додається. А в тебе звідки така думка206? Дізнайся з цього, що ти поза дорогою Божою, і віддаляєшся від неї. Чи стопами святих хочеш іти, чи маєш намір влаштувати собі інший, особливий шлях і ним ходити не страждаючи?

Шлях Божий є щоденний хрест. Ніхто не сходив на небо, живучи прохолодно207. Про шлях же прохолодний знаємо, де він закінчується. Богу не завгодно, щоб безтурботним був той, хто Йому віддав себе всім серцем. Піклування ж його має бути про істину. А з цього пізнається, що під Божим Промислом він перебуває, коли Бог безперестанку посилає йому печалі.

Промисел ніколи не попускає, щоб ті, хто живуть у спокусах, впадали в руки демонів, особливо якщо вони цілують ноги в братії, прикривають і приховують їхні провини, як би свої власні. Хто хоче в цьому світі не мати турбот208 і жадає цього, але бажає і в чесноті вправлятися, той не на її шляху. Бо праведні не тільки з волі своєї подвизаються в добрих справах, а й мимоволі витримують сильну боротьбу зі спокусами на випробування свого терпіння. Душа, що має в собі страх Божий, не боїться чогось такого, що шкодить їй тілесно, бо на Бога сподівається відтепер і на віки віків. Амінь.

* * *

197

Див. Мф. 6:25-34.

198

Щодо тілесного.

199

Тобто духовному і тілесному.

200

Тілесного.

201

Т. е. тілесним.

202

Позбавляє їхнього майна.

203

Гріховним життям.

204

Тобто скорботне.

205

Шляхи Божі.

206

Тобто що скорботи чужі шляху Божому.

207

З послабленням собі.

208

Жити без подвигу за істину.

Слово 36. Про те, що не слід бажати або домагатися без потреби – мати в себе в руках якісь явні знамення

Господь не у всякий час, коли Він близький до святих Своїх, на допомогу їм, без потреби явно показує силу Свою в будь-якій справі й чуттєвому знаменні, щоб надана ним допомога не стала марною і не послужила до якоїсь шкоди. І робить це, промишляючи про святих і бажаючи показати їм, що і на годину не припиняє таємної Своєї турботи про них, але у всякій справі надає їм, у міру сил, показати свій подвиг і попрацювати в молитві. Якщо ж справа перемагає їхніми труднощами, коли знеможуть вони і не в силах будуть звершити справи, бо недостатня до того природа їхня, Сам звершує за величчю держави Своєї, і, як Сам знає, отримують вони належну допомогу, і, скільки можна, зміцнює їх потайки, аж доки не зміцняться проти скорботи своєї. Бо робить, що віданням209, яке дарує їм, розв’язуються різноманітні скорботи їхні, і розумінням цього спонукає їх до славослів’я, корисного в тому й іншому випадку. Якщо ж справа вимагає виявлення210, то заради потреби робить і це; і способи Його бувають найпремудріші, достатні в убогості й у потребі, а не якісь випадкові.

Хто без потреби наважується на це або молить Бога і бажає, щоб у руках його були чудеса і сили, той спокушається в розумі своєму лайливим демоном і виявляється хвалькуватим і немічним у своїй совісті. Бо в скорботі треба просити нам Божої допомоги. Без потреби ж спокушати Бога небезпечно. І хто бажає цього, той недійсно праведний. А те, що Господь створив благоволячи, знаходиться у багатьох святих. Але хто хоче і жадає цього з волі своєї без потреби, той падає, втрачаючи охорону, і поповзається у веденні істини. Бо, якщо той, хто просить, буде почутий у цьому, як наважувався просити про те в Бога, то знаходить у ньому місце лукавий і веде його ще до більшого, ніж просили. А справжні праведники не тільки не прагнуть цього, а й відмовляються, коли дають їм це; і не тільки перед очима людей, а й потай самі для себе не бажають цього. Бо ось один зі святих отців за чистоту свою, за благодаттю, отримав дарування передбачати тих, хто йде до нього, і молив Бога (а з ним молилися й інші святі, спрощені на це старцем), щоб узяте в нього було це дарування. Якщо ж деякі з них і приймали обдарування, то приймали через нужду211 або через простоту свою; а інших спонукало прийняти Боже помазання212 , і, звісно, не без особливих до того причин.

Коли блаженний святий Аммун ішов вітати святого Антонія Великого і заблукав у дорозі, дивись, що тоді говорив він Богові213, і також – що вчинив із ним Бог214. Пригадай і про авву Макарія та про інших. Справжні праведники завжди думають самі в собі, що недостойні вони Бога. А що справжні вони праведники, дізнається це з того, що визнають себе окаянними і негідними опіки Божої, і сповідують це таємно і явно, і примудряються на це Святим Духом, щоб не залишитися без належної їм дбайливості і трудничества, поки вони в цьому житті. Час же упокоєння Бог дотримав їм у майбутньому віці. І ті, хто має в собі Господа, що живе, через це самі не бажають бути в спокої і звільнитися від скорбот, хоча часом і дається їм розрада в духовному.

Не є чеснота те, щоб людина, коли досягне її215, не мала піклування і праці в ній; але ось оселення Духа – безперестанку примушувати себе трудитися, хоча і є спосіб зробити справу в спокої, тому що така воля Духа: в кому мешкає Він – не привчати тих до лінощів. Навпаки, Дух спонукає їх не спокою шукати, а віддаватися більше праці й найбільшим скорботам. Спокусами Дух зміцнює їх і робить, що наближаються вони до мудрості. Така воля Духа, щоб улюблені Його перебували в трудах.

Не Дух Божий живе в тих, які перебувають у спокої, а дух дияволів, як сказав дехто з тих, хто любить Бога: “Присягався я, що вмираю кожного дня”. Тим і відрізняються сини Божі від інших, що живуть вони в скорботах, а світ радіє в насолоді та спокої. Бо не благоволив Бог, щоб улюблені Його спочивали, доки вони в тілі, але більше забажав, щоб вони, доки у світі, перебували в скорботах, у тягарі, у працях, у злиднях, у наготі, на самоті, у потребі, у хворобі, в зневазі, в образах, у сердечному розбитті, в обтяженому тілі, у зреченні від родичів, у сумних думках, мали вигляд інший, ніж у всієї тварі, місце проживання несхоже на звичайне людське, оселю чернечу, яка безмовна, не видна людському погляду, не містить у собі нічого такого, що веселить тут людину. Ченці плачуть, а світ сміється. Вони зітхають, а світ веселиться. Вони постять, а світ розкошує. Трудяться вони вдень, і вночі віддаються подвигам у тісноті й трудах. Деякі з них перебувають у добровільних скорботах; інші в трудах, борючись із пристрастями своїми; інші гнані людьми, а інші бідують від пристрастей, від демонів і від іншого. І одні були вигнані, інші вбиті, інші “проидоша в милотех” (Євр. 11:37) та ін. І справдилося на них слово Господнє: “у світі скорботні будете”, але про Мене зрадієте (Ін. 16:33). Господь знає, що тим, хто живе в тілесному спокої, неможливо перебувати в любові Його, і тому заборонив їм спокій і насолоду ним Христос Спаситель наш, любов Якого перемагає тілесні смерті. Він нехай явить нам міцність любові Своєї!

* * *

209

Сенсу скорбот.

210

Явної допомоги Божої.

211

Для користі інших.

212

У грец. читається “не спонукало”, але в давньослов. слав. без заперечення: він подвизався.

213

“Молю Тебе, Господи Боже мій, не загуби творіння Твого!”

214

І з’явилася йому ніби людська рука, що висить із неба, яка показувала йому шлях. Див. “Достопам’ятні сказання про подвижництво святих отців”.

215

Втіхи.

Слово 37. Про те, з якої причини Бог попускає спокуси на тих, хто любить Його

Внаслідок любові, яку святі показали до Бога тим, що страждають за ім’я Його, коли Він утримує їх у тісноті, але не відступає від улюблених Ним, – серце святих набуває дерзновення дивитися на Бога нерозкритим обличчям і просити Його з упованням. Велика сила дерзновенної молитви. Тому попускає Бог святим Своїм спокушатися всілякою печаллю – і, з іншого боку, на досвіді отримувати доказ допомоги Його і того, скільки промишляє про них Бог, – бо внаслідок спокус здобувають мудрість; попускає (це), щоб, залишаючись невігласами, не втратили вони навчання в тому й іншому, але з досвіду набували знання про все і не зазнали насмішки від демонів, бо якби спокусив їх в одному добрі, то бракувало б їм навчання в іншій частині, і в бранях були б вони сліпі. І якщо скажемо, що Бог навчає їх без їхнього власного про те пізнання, то це значить уже сказати, що Бог хоче зробити їх подібними до волів і віслюків, що не мають ні в чому свободи, і що людина, якщо не буває випробувана спершу випробуванням лихого216, не має поняття про добре, щоб, коли зустрінеться їм добре, з розумінням і вільно скористатися тим, як своєю власністю. Як приємне знання, запозичене самою справою з досвіду і з вправ, і яку силу приносить тому, хто довготривалим досвідом своїм знайшов його в собі самому, пізнається це тими, хто пізнав сприяння знання, так само як і неміч єства, і допомогу Божої сили, і запевнився в цьому. Бо тоді тільки пізнають, коли Бог, утримавши спершу силу Свою від сприяння їм, приводить їх до усвідомлення немочі єства, лютості спокус, лукавства ворожого і того, з ким у них боротьба, яким вбрані вони єством і як були охоронювані Божою силою, скільки пройшли шляху, скільки піднесла їх Божа сила і скільки бувають немічні в боротьбі з усякою пристрастю, якщо віддаляється від них ця сила, тож з усього цього здобувають смиренність, наближаються до Бога, починають очікувати на Його допомогу і перебувати в молитві.

І звідки б взяли все це, якби не набули досвіду про багато поганого, потрапивши в це погане з Божого потурання, як каже апостол: “за превелике одкровення, щоб не звеличуватися, дався мені потворник плоті, аґел сатанинський” (2Кор. 12:7)? Але в спокусах багаторазово випробовуючи Божу допомогу, людина набуває і твердої віри; звідси робиться небоязливою і набуває відваги в спокусах від самої вправи, яку мала вона.

Спокуса корисна всякій людині. Бо, якщо корисною була спокуса Павлу, то “нехай “всяка уста заградяться, і винен буде весь світ Богові” (Рим. 3:19). Подвижники бувають спокушувані, щоб додати їх до багатства свого; розслаблені – щоб охороняти їх від шкідливого; занурені в сон – щоб підготуватися до пробудження; ті, що далеко відстоять, – щоб наблизитися до Бога; свої до Бога – щоб веселитися їм із дерзновенням. Всякий ненавчений син приймає багатство з дому батька свого не на допомогу собі. Тому-то Бог спершу спокушає і мучить, а потім показує дарування. Слава Владиці, Який гіркими ліками приводить нас до можливості насолодитися здоров’ям!

Немає людини, яка б не сумувала під час навчання; і немає людини, якій би не здавався гірким час, коли випиває вона отруту спокус. Без них неможливо набути сильної волі217. Але перетерпіти спокуси не в наших силах. Бо як зупинити течію води посудині з бріння, якщо не зміцнить її Божественний вогонь? Якщо, смиренно просячи з безперестанним бажанням, скоримося Богові в терпінні, то все приймемо у Христі Ісусі, Господі нашому. Амінь.

* * *

216

Тут, як і нижче, під словом “погане” слід розуміти “спокуси, скорботи”.

217

Мужнього влаштування душі.

Слово 38. Про те, як за помислами, що збуджуються в людині, дізнаватися, на якому ступені стоїть вона

Людина, поки в недбальстві, боїться години смертної; а коли наблизиться до Бога, боїться зрітення суду; коли ж цілком посунеться вперед218, тоді любов’ю поглинається той і інший страх. Чому ж це? Тому що, коли залишається хто у віданні й житті тілесному219, жахається він смерті; коли ж буває у веденні душевному й у житті доброму, розум його щогодини буває зайнятий пам’ятанням майбутнього суду, бо ж право стоїть він за самим єством, рухається в душевному чині, перебуває у своєму веденні й житті220, і добре влаштовується для того, щоб наблизитися до Бога. Але коли досягне того відання істини, внаслідок руху в ньому розуміння таємниць Божих і внаслідок утвердження надії майбутнього, тоді любов’ю поглинається і та тілесна людина, яка, як тварина, боїться забою, і людина розумна, яка боїться суду Божого; а людина, яка стала сином, прикрашається любов’ю, а не нагадує про страшенність і нагадує про себе жезлом. “А я і дім” батька мого “будемо служити Господу” (Ісус. 24:15).

Хто досяг любові Божої, той не бажає вже знову перебувати тут, тому що любов ця знищує страх221.

І я, улюблені, оскільки вдався до юродства, то не можу зберегти таємницю в мовчанні, але роблюся безумним222 для користі братії, тому що такою є істинна любов: вона не може утримувати що-небудь у таємниці від своїх. Коли писав я це, пальці мої неодноразово зупинялися на хартії, і не міг я терпіти від солодощі, що вторгалася в серце моє і змушувала замовкнути почуття. Утім, блаженний, у кого думки завжди про Бога, хто утримався від усього мирського і з Ним одним перебував у бесіді ведення свого. І якщо не збідніє терпінням, то недовго забариться побачити плід. Радість про Бога міцніша за тутешнє життя, і хто знайшов її, той не тільки не подивиться на страждання, а навіть не зверне погляду на життя своє, і не буде там іншого почуття, якщо дійсно була ця радість. Любов солодша за життя, і розуміння Бога, від якого народжується любов, солодше за мед і сот. Любові – не печаль прийняти тяжку смерть за тих, хто любить. Любов є породження ведення, а ведення є породження душевного здоров’я, здоров’я ж душевне є сила, що походить від тривалого терпіння.

Запитання. Що таке ведення223?

Відповідь. Відчуття безсмертного життя.

Питання. Що таке безсмертне життя?

Відповідь. Відчуття Бога; тому що любов від пізнання, а пізнання Бога є царем усіх побажань, і серцю, що приймає його, будь-яка солодкість на землі зайва. Бо немає нічого подібного до солодкості пізнання Божого.

Сповни, Господи, серце моє життя вічного!

Життя вічне є розрада в Бозі; і хто знайшов розраду в Бозі, той вважає зайвою розраду мирську.

Запитання. Звідки людина дізнається, що прийняла вона мудрість від Духа?

Відповідь. Від самої мудрості, яка в потаємності її і в почуттях вчить її смиренних вдач; і в розумі її відкривається їй, як буде прийнято смирення.

Питання. З чого дізнається людина, що досягла смирення?

Відповідь. З того, що знаходить для себе мерзенним догоджати світу своїм спілкуванням з ним або словом; і в очах її ненависна слава світу цього.

Запитання. Що таке пристрасті?

Відповідь. Пристрасті, які виробляються речами світу цього, спонукаючи тіло задовольняти зайві його потреби; і пристрасті ці не припиняються, поки стоїть цей світ. Але людина, яка сподобилася Божественної благодаті, скуштувала і відчула щось вище цього224, не попускає прираженням цим входити в серце її; тому що на місці їх утвердилося в ній інше, краще за них, прагнення, і до серця її не наближаються ні самі ці забаганки, ні те, що породжуються ними, а залишаються вони недієвими, – не тому, що немає вже пристрасних пристрастей, а тому, що серце, що приймає їх, мертве для них і живе чимось іншим, – не тому, що людина перестала зберігати міркування та діла її, а тому, що в розумі її немає ні від чого тривоги, бо свідомість її насичена, насолодившись чимось іншим225.

Серце, яке прийняло в себе відчуття духовного і ясне споглядання майбутнього віку, таке саме буває у свідомості своїй до пам’ятання пристрастей, якою є людина, що наситилася дорогою їжею, до іншої, не схожої на ту і запропоновану їй їжу, тобто зовсім не звертає на неї уваги. зовсім не звертає на неї уваги, не бажає її, а ще більше гидує нею і відвертається від неї, не тому тільки, що вона сама в собі мерзенна й огидна, а й тому, що людина наситилася першою, кращою їжею, якою вона харчувалася, не так, як та, що марнотратить частину свою і забажає потім жита, якщо заздалегідь уже марнотратила батьківське багатство, яке мала226. І до того ж, кому ввірено скарб, той не спить.

Якщо будемо зберігати закон тверезості і справу міркування з веденням, плодом чого буває життя227, то боротьба з прираженнями пристрастей абсолютно не наблизиться до розуму. Перешкоджає ж увійти їм у серце не боротьба, а насичення свідомості та відання, яким наповнене серце, і бажання споглядати чудеса, які знаходяться в душі. Ось що завадило примхам наближатися до серця: не тому, що, як сказав я, серце віддалилося від зберігання і справ міркування, які охороняють відання істини і світло душевне, а тому, що розум, зі сказаних вище причин, не має боротьби. Бо їжа жебраків огидна багатим, а подібно і їжа хворих – здоровим; багатство ж і здоров’я складаються за умови тверезості й дбайливості. Поки людина живе, вона має потребу в тверезості, дбайливості та бадьорості, щоб зберегти свій скарб. Якщо ж залишить призначену їй межу228, то стане хворою і буде обкраденою. Не до того тільки часу трудитися треба, поки побачиш плід; але треба трудитися до самого результату. Бо нерідко і дозрілий плід побивається раптово градом. Хто втручається в життєві справи і пускається в бесіди, про того неможливо ще бути впевненим, що здоров’я його збережеться в ньому.

Коли молишся, вимовляй таку молитву: “Сподоби мене, Господи, дійсно бути мертвим для співбесіди зі світом цим”. І знай, що поєднав ти в цьому всі прохання; старайся ж виконати в собі справу цю. Бо, якщо за молитвою піде діло, то справді стоїш ти у свободі Христовій. А умертвіння себе для світу полягає не тільки у віддаленні людини від спілкування в співбесіді з тим, що є у світі, а й у тому, щоб у бесіді розуму свого не жадав мирських благ.

Якщо привчимо себе до доброго міркування, то будемо соромитися пристрастей, як тільки зустрінемося з ними. І це знають ті, що пізнали досвідом на собі самих. Але будемо соромитися наближення до пристрастей також і внаслідок причин, що викликають їх. Коли з любові до Бога бажаєш зробити якусь справу, межею бажання цього постав смерть; і, таким чином, насправді сподобишся зійти на ступінь мучеництва в боротьбі з кожною пристрастю, і не зазнаєш жодної шкоди від того, що зустрінеться з тобою всередині цієї межі, якщо терпітимуть до кінця й не розслабишся. Думка немічного розуму немічною робить силу терпіння; а твердий розум тому, хто слідує думці його, повідомляє навіть і силу, якої не має природа.

Сподоби мене, Господи, зненавидіти життя своє заради життя в Тобі!

Життя світу цього подібне до того, як ті, хто виводить деякі тільки літери з накреслених на таблиці; і коли хто хоче й побажає, додає до них і віднімає, і робить зміну в буквах. А життя майбутнє подібне до рукописів, накреслених на чистих сувоях, запечатаних царською печаткою, в яких не можна нічого ні додати, ні відняти. Тому, поки ми серед змін229, будьмо уважними до себе, і поки маємо владу над рукописом життя свого, яке пишемо своїми руками, постараємося робити в ньому доповнення добрим житієм, станемо випрасовувати в ньому недоліки попереднього житія230.

Бо, поки ми в цьому світі, Бог не докладає печатки ні до доброго, ні до лихого, аж до самої години відходу, коли закінчується справа на батьківщині нашій231 і ми відходимо в країну чужу. І, як сказав святий Єфрем: “Подобає нам роздумати, що душа наша подібна до готового корабля, який не знає, коли подує на нього вітер, і до війська, яке не відає, коли протрубить бранна труба. І якщо, – каже, – так буває це для малого надбання, у таких випадках, які, можливо, знову повернуться, то як повинно нам підготуватися і споряджатися перед оним грізним днем, перед цим мостом і перед цими дверима нового століття?” Готовність утвердитися в цьому сповіданні сподівання нехай дарує Заступник життя нашого, Христос. Йому слава, поклоніння і подяка на віки віків! Амінь.

* * *

218

Тобто цілком наблизиться до Бога.

219

Тобто мудрує і живе по плоті.

220

Благом.

221

Див. 1Ін. 4:18.

222

Див. 2Кор. 12:11.

223

Тобто пізнання духовне.

224

Вище, ніж насолода речами світу цього.

225

Кращим.

226

Див. Лк. 15:13-16.

227

Вічна.

228

Тобто тверезість і дбайливість.

229

У житті цьому.

230

Покаянням.

231

У земному житті.

Слово 39. Про те, чому люди душевні прозирають віданням у щось духовне, порівняно з тілесною неміччю, як розум може підноситися над нею; яка причина того, що не звільняється від неї, коли й якою мірою можна розуму перебувати без мріяння під час моління

Благословенна честь Господа, що відчиняє перед нами двері, щоб не було в нас іншого прохання, крім бажання до Нього прагнути. Бо в такому разі залишаємо ми все, і душа спрямовується слідом за Його Єдиним, тож немає в неї турботи, яка б завадила їй у цьому спогляданні Господа. Якою мірою, улюблені, залишає розум піклування про це видиме і переймається сподіванням майбутнього, відповідно піднесенню своєму над піклуванням про тіло і над думками про це піклування, такою самою мірою стоншується він і просвітлюється в молитві. І якою мірою тіло звільняється від речових уз, такою ж мірою звільняється і розум. І якою мірою розум звільняється від пут піклувань, такою просвітлюється він; а якою просвітлюється, такою ж стоншується і підноситься над поняттями століття цього, що носить на собі образи дебелості. І тоді розум навчається споглядати в Бозі, згідно з Ним232, а не як бачимо ми. Якщо людина не стане спершу гідною одкровення, то не може бачити його. І якщо не досягне чистоти, поняття її не можуть стати просвітленими, щоб бачити їй сокровенне. І доки не звільниться від усього видимого, що вбачається у видимій тварюці, не звільниться і від понять про видиме і не стане чистим від потемнілих помислів. А де темрява і сплутаність помислів, там і пристрасті. Якщо людина не звільниться, як сказали ми, від цього і від причин до того, то розум не прозріє в сокровенне. Тому Господь насамперед повелів узятися за нестяжательність, віддалитися від мирського заколоту і відмовитися від турботи, спільної всім людям, сказавши: “усякий, хто не зречеться” від усього людства і від усього свого і не відречеться сам від себе, “не може бути Моїм учнем” (Лк. 14:26,33).

Щоб розум не терпів шкоди від усього, від зору, від слуху, від турботи про речі, від їхнього винищення, від їхнього примноження, від людини, і щоб зв’язати його єдиною надією на Бога, Господь відхилив від нас усяке піклування мудрування відріканням від усього, щоб унаслідок цього забажали ми співбесіди з Богом. Але молитва має ще потребу у вправі, щоб розум умудрився довготривалим перебуванням у ній. Після нестяжательності, що звільняє наші думки від пут, молитва потребує перебування в ній, бо з плином часу розум набуває навичку до вправ, пізнає, як відбивати від себе помисел, і довгим досвідом навчає того, чого запозичити не може з іншого джерела. Бо всяке теперішнє житіє233 запозичує зростання від житія попереднього, а попереднє потрібне для здобуття наступного. Молитві передує самітництво, а саме самітництво потрібне заради молитви, а сама молитва – для того, щоб набути нам любові Божої, бо внаслідок молитви відшукуються причини любити нам Бога.

Треба ж знати нам, улюблені, і те, що всяка бесіда, що відбувається потай234, всяка турбота доброго розуму про Бога, всякі роздуми про духовне встановлюється молитвою і називається ім’ям молитви, і під цим ім’ям зводиться воєдино, чи будеш розуміти різні читання, чи голос уст у славослів’ї Богові, чи турботливу печаль за Господа, чи тілесні поклони, чи псалмоспів у віршах, чи все інше, з чого складається все вчення чистої молитви, від якої народжується любов Божа; бо любов від молитви, а молитва – від перебування у відлюдництві. У відлюдництві ж маємо ми потребу для того, щоб нам була можливість наодинці розмовляти з Богом. Але відлюдництву передує зречення від світу. Бо якщо людина не зречеться спершу від світу і не спроможеться від усього мирського, то не може усамітнитися. І, таким чином, зреченню від світу передує знову терпіння, а терпінню – ненависть до світу, і ненависті до світу – страх і любов. Бо якщо не злякає серця страх геєни і любов не приведе до бажання блаженств, то не збудиться в серці ненависть до світу цього. А якщо не зненавидить світу, то не потерпить бути поза його спокоєм. І якщо не передує в розумі терпіння, то людина не зможе обрати місця, сповненого суворості й ніким не населеного. Якщо не обере собі відлюдницького життя, не зможе перебувати в молитві. Якщо не буде постійно розмовляти з Богом, не перебуватиме в цих, з молитвою з’єднаних, роздумах і в усіх видах сказаного нами молитовного вчення, то не відчує любові.

Отже, любов до Бога – від співбесіди з Ним, а молитовні роздуми і повчання досягаються безмовністю, безмовність – нестяжательністю, нестяжательність – терпінням, терпіння – ненавистю до похітливості, а ненависть до похітливості – страхом пекла і сподіванням блаженств. Ненавидить же похоті той, хто знає плід їх, і що готується ними людині, і до якого блаженства не допускається вона заради похотей. Так, усяке житіє пов’язане з попереднім, і в нього запозичує собі прирощення, і переходить в інше, вище. І якщо одне житіє збідніє, то і наступне за ним не може з’явитися і бути видимим, тому що все руйнується і гине. Що понад цього, то є міра слова235. Богу нашому слава і велелепіє на віки вічні! Амінь.

* * *

232

Розуміти про Бога – богопристойно.

233

Спосіб життя.

234

Внутрішньо.

235

Сенс, мабуть, той, що можна було б і більше сказати про це, але для слів є міра.

Слово 40. Про молитву, поклони, сльози, читання, мовчання і псалмоспіви

Не називай неробством тривалість молитви невисокопарної, зібраної й довгої, через те, що залишив ти при цьому псалми. Але паче за вправу у віршування полюби на молитві поклони. Молитва, коли подає тобі руку, замінює собою Божу службу. І коли під час самої служби дано тобі буде дарування сліз, насолоду ними не називай неробством у молитві; тому що благодать сліз є повнота молитви.

У той час, як розум твій розсіяний, паче молитви займайся читанням. Але, як сказано, не всяке писання корисне. Возлюби безмовність набагато більше справ. Якщо можна, читання віддавай перевагу стоянню. Бо читання – джерело чистої молитви. Ні під яким виглядом не віддавайся нерадінню; тверезись же від ширяння розуму. Бо псалмоспів – корінь житія. Утім, знай і те, що справи тілесні набагато корисніші за віршування, що здійснюється з парінням розуму. А печаль розумна236 перевершує і тілесну працю. Під час недбальства будь тверезим і збуджуй у собі потроху ревнощі; тому що вони сильно збуджують серце і зігрівають душевні думки. Проти похоті, під час недбальства, допомагає природі дратівливість, бо припиняє холодність душі. Недбальство ж зазвичай приходить на нас із цих причин: або від обтяження утроби, або від безлічі справ. Благопорядність у діланні є світло мудрування.

Це не інше що, як пізнання. Усяка молитва, яку звершуємо вночі, нехай буде в очах твоїх гіднішою за всі денні діяння. Не обтяжуй утроби своєї, щоб не затьмарився розум твій, і не бути тобі в сум’ятті від ширяння думок, коли встанеш уночі, і не розслабли члени твої, і тобі самому не виявитися сповненим жіночого розслаблення, а понад те, щоб душа твоя не потьмяніла, і не затьмарились розуму твоїму, і щоб.., через затьмарення не прийти тобі в цілковиту неможливість зібрати їх докупи для віршування, і щоб не притупився в тобі смак до всього, і не перестало тішити тебе віршування псалмоспіву, тоді як розум, за легкості й світлості думки, із задоволенням зазвичай смакує його розмаїттям. Бо коли обурене нічне благочиння, тоді і в денному діланні розум буває збентежений, і ходить в потьмареннях, і не тішиться, як звичайно, читанням, бо чи звернеться розум до молитви, чи до повчання, на думки находить як би буря. Солодкість, що подається подвижникам вдень, виділяється в чистому розумі зі світла нічного діяння.

Усяка людина, яка досвідом не пізнала тривалої безмовності, нехай не очікує сама собою дізнатися щось більше про блага подвижництва, хоча вона і велика, і мудра, і вчительна, і має багато заслуг.

Остерігайся, щоб не виснажилося надто тіло твоє, і від того не посилилося проти тебе недбальство і не охолодило в душі твоїй смаку до її роблення. Кожному належить ніби на вагах зважувати житіє своє. У той час, коли насичуєшся, остерігайся давати собі і в малому свободу. Нехай буде цнотливим сидіння твоє під час задоволення природної потреби. Наіпаче ж, під час сну свого будь цнотливим і чистим і суворо стеж не тільки за помислами, а й за членами своїми. Бережи себе від зарозумілості під час добрих у тобі змін. Неміч свою і невігластво своє щодо тонкощів цієї зарозумілості дбайливо відкривай Господу в молитві, щоб не бути тобі покинутим і не спокуситися в чому-небудь сороміцькому, бо за гордістю слідує блуд, а за зарозумілістю – спокуса.

Рукоділлям займайся в міру потреб своїх, краще ж сказати, для утримання тебе в мовчанні твоєму. Не знемагай у надії на Промислителя свого, бо дивовижне домобудівництво Його в прісних Йому. Бо в безлюдній пустелі не людськими руками влаштовує Він справи тих, хто живе упованням на Нього. Якщо Господь відвідав тебе в тілесному без твоєї праці, коли трудишся в турботі про душу свою, то через хитрощі вбивці – диявола – виникає тоді в тобі думка, що причина всього цього промислу, без сумніву, в тобі самому237. І тоді разом із цим помислом припиняється промисел про тебе Божий, і тієї самої години спрямовуються на тебе вельми багато спокус: чи то від залишення тебе Промислителем, чи то від поновлення хвороб і недуг, що повстають у тілі твоєму.

Бог припиняє піклування Своє не за одне виникнення помислу, а за те, що розум зупиняється на цьому помислі. Бо не карає і не судить Бог людину за мимовільний рух, якщо й погодимося на час із помислом. Якщо тієї ж години прободемо238 у собі пристрасть і з’явиться в нас скруха, то Господь не стягує з нас за таку недбалість; стягує ж за недбалість, якій справді віддається розум так, що дивиться на це байдуже й визнає це чимось належним і корисним, а не вважає це небезпечним для себе піклуванням.

Будемо ж завжди молитися Господу так: “Христе, повнота істини, нехай засяє в серцях наших істина Твоя, і нехай пізнаємо, як по волі Твоїй ходити шляхом Твоїм!”

Коли посіває в тобі лукавий якийсь помисел, або з числа тих, що здалеку приходять, або з числа тих, що були зайняті239 тобою раніше, і часто з’являється в розумі твоєму, тоді за правильне визнай, що приховує він тобі сітку. Але ти прокинься і протверезіть вчасно. А якщо помисел із добрих і добрих, то знай, що Бог хоче дати тобі деякий спосіб життя, і тому помисел цей, понад звичаї, збуджується в тобі. Якщо ж помисел затьмарений, і ти сумніваєшся в ньому, і не можеш чітко збагнути, свій він чи тать, помічник або навідник, що ховається під доброю личиною, – то озброїшся на нього старанною найшвидшою молитвою з багатьма чуваннями і вдень, і вночі. Ти і не відкидай його від себе, і не погоджуйся з ним; але з ретельністю й палкістю створи за нього молитву і не замовкай, закликаючи Господа. Він покаже тобі, звідки цей помисел.

* * *

236

Про гріхи та несправності свої.

237

По твоїй заслузі.

238

Відкинемо.

239

Колишніх вражень.

Слово 41. Про мовчання

Найбільше люби мовчання, тому що наближає тебе до плоду; язик же немічний зобразити його.

Спершу будемо примушувати себе до мовчання, і тоді від мовчання народиться в нас щось, що приводить до самого мовчання. Хай подасть тобі Бог відчути щось, що народжується мовчанням. Якщо ж почнеш цим життям, то не вмію і сказати, скільки світла засяє тобі звідси. Не думай, брате, що – як розповідають про дивовижного Арсенія, коли відвідали його батьки і браття, які приходили бачити його, а він сидів з ними мовчки і в мовчанні відпускав їх від себе – все це робив він абсолютно з волі і що спочатку не примушував себе до цього. Від вправи в цьому діланні згодом народжується якась солодкість і спонукає тіло перебувати в безмовності. І безліч сліз народжується в нас у цьому житії, і в дивовижному спогляданні серце відчуває в них240 щось різне – в інший час насилу, а в інший – зі здивуванням, тому що серце зменшується, робиться подібним до немовляти, і, як тільки почне молитву, ллються сльози. Велика та людина, яка терпінням членів своїх набула внутрішньо в душі своїй дивовижний цей навик. Коли на один бік покладеш усі справи життя цього, а на інший мовчання, тоді знайдеш, що воно переважує на вагах. Багато порад людських, але, коли зблизиться хто з мовчанням, зайвим для нього буде роблення зберігання їх, і зайвими виявляться колишні справи, а сам він виявиться таким, що перевершив ці роблення, тому що наблизився до досконалості. Мовчання допомагає безмовності. Як же це? Живучи в багатолюдній обителі, неможливо не зустрічатися нам із ким-небудь.

І рівноангельний Арсеній, який найбільше любив безмовність, не міг уникнути цього. Бо неможливо не зустрічатися з отцями і братами, що живуть з нами, і зустріч ця буває несподівано: людині необхідно йти до церкви або в інше місце. Усе це бачив достоблаженний оний чоловік, і саме, що неможливо йому уникнути цього, поки живе поблизу людської обителі. І коли часто бував у неможливості, за місцем проживання свого, віддалитися від зближення з людьми і ченцями, що живуть у тих місцях, тоді навчений був благодаттю цього способу – безперестанного мовчання. І якщо коли в разі потреби деяким із них відчиняв двері свої, то тішилися вони тільки спогляданням його, а словесна бесіда і потреба в ній стали в них зайвими.

Багато хто з отців спогляданням цим приведені були в стан охороняти себе самих і примножувати духовне багатство, скориставшись уроком, яким служило для них споглядання блаженного. І деякі з них прив’язували себе до каменя, або зв’язували мотузкою, або мучили себе голодом у той час, коли народжувалося в них бажання йти до людей; тому що голод багато сприяє приборканню почуттів.

Знаходив я, брате, багатьох отців, великих і дивовижних, які більше, ніж про справи, докладали піклування про благоустрій почуттів і про тілесне уміння; тому що звідси походить благоустрій помислів. Багато причин зустрічається людині поза її волею, які змушують її виходити з меж свободи своєї. І якщо не буде вона охороняється в почуттях своїх попередньо здобутою неослабною навичкою, то може трапитися, що тривалий час не ввійде вона сама в себе і не набуде первісного мирного свого стану.

Успіх серця – безперестанний роздум про своє сподівання. Процвітання житія – зречення від усього. Пам’ятання про смерть – добрі узи для зовнішніх членів. Приманка для душі – радість, вироблена надією, що процвітає в серці. Нарощення відання – невпинні випробування, яким розум щодня піддається внутрішньо внаслідок двояких змін241. Бо якщо від усамітнення народжується в нас іноді й зневіра (і це, можливо, попускається за Божим розсудом), то маємо чудову розраду надії – слово віри, яке в серцях у нас. І добре сказав один із мужів богоносних, що для віруючого любов до Бога – достатня розрада навіть і за загибелі душі його. Бо, каже він, якої шкоди завдадуть скорботи тому, хто заради майбутніх благ нехтує насолодою і спокоєм?

Даю ж тобі, брате, і цю заповідь: нехай у тебе завжди бере перевагу милостиня, поки в самому собі не відчуєш тієї милостині, яку має Бог до світу242. Наше милосердя нехай буде дзерцалом, щоб бачити нам у собі самих ту подобу і той істинний образ, який є в Божому єстві і в сутності Божій. Цим і подібним до цього будемо просвіщатися для того, щоб нам із просвітленим свавіллям подвигнутися до життя по Богу. Серце жорстоке і немилосердне ніколи не очиститься. Людина милостива – лікар своєї душі, бо ніби сильним вітром із нутрощів своїх розганяє вона затьмарення пристрастей. Це, за євангельським словом життя, добрий обов’язок, даний нами взаємно Богу243. Коли наближаєшся до ліжка свого, скажи йому: “Цієї ночі, можливо, ти будеш для мене труною, постіль; і не знаю, чи не прийде на мене цієї ночі, замість сну тимчасового, вічний, майбутній сон”.

Тому, поки є в тебе ноги, йди слідом за діланням, перш ніж зв’язаний ти будеш узами, яких неможливо вже буде розв’язати. Поки є в тебе персти, розіпни себе в молитві, перш ніж прийшла смерть. Поки є в тебе очі, наповнюй їх сльозами, перш ніж покриються вони прахом. Як троянда, щойно подує на неї вітер, в’яне, так, якщо всередині тебе дохнути на одну зі стихій, що входять до складу твого, – ти помреш. Поклади, людино, на серці своєму, що чекає на тебе відхід244, і безперестанку кажи собі: “Ось прийшов уже до дверей посланець, який піде позаду мене. Що ж я сиджу? Переселення моє вічне, повернення вже не буде”.

Хто любить співбесіду з Христом, той любить бути усамітненим. А хто любить залишатися з багатьма, той друг світу цього. Якщо любиш покаяння, возлюби і безмовність. Бо поза безмовністю покаяння не досягає досконалості, і, якщо хто буде суперечити цьому, не входь із ним у змагання. Якщо любиш безмовність – матір покаяння, то із задоволенням злюби і малі тілесні позбавлення245, і докори, і образи, які поллються на тебе за безмовність. Без цього приготування не зможеш жити в безмовності вільно і незворушно. Якщо ж будеш нехтувати зазначеним246, то станеш причасником безмовності, скільки буде угодно Богові. Любов до безмовності є безперестанне очікування смерті. Хто без цього роздуму вступає в безмовність, той не може понести того, що всіма заходами повинні ми терпіти і зносити.

Зрозумій і те, розважливий, що обираємо відокремлене проживання з душами своїми, безмовність і усамітнення не для справ, що простягаються понад правила, не для того, щоб їх зробити. Бо відомо, що цьому, через тілесне завзяття, сприяє більше спілкування з багатьма. І якби необхідно було це, то деякі з отців не залишили б співперебування і спілкування з людьми, а інші не стали б жити в трунах, а інші не обрали б собі усамітнення в усамітненій оселі, де, найбільше розслабивши тіло, залишили б його не в змозі виконувати накладені ними на себе правила, за всілякої немочі й тілесного виснаження, із задоволенням ціле життя своє переносили ще тяжкі хвороби, що спіткали їх, від яких не могли стояти на ногах своїх, або вимовити звичайну молитву, або славословити вустами своїми, але навіть не звершували псалма чи іншого чогось, що звершувалося тілом; і замість усіх правил достатньо для них було однієї тілесної немочі та безмовності. Так поводилися вони всі дні життя свого. І за всієї цієї уявної неробства, ніхто з них не побажав покинути своєї келії і, через невиконання ними правил своїх, йти кудись геть, або в церкву – потішити себе гласами і службами інших.

Той, хто відчув гріхи свої, кращий за того, хто молитвою своєю воскрешає мертвих, коли обитель його буде серед велелюддя. Хто одну годину провів, зітхаючи за душею своєю, той кращий за того, хто приносить користь цілому світу своїм спогляданням. Хто сподобився побачити самого себе, той кращий за того, хто сподобився бачити Ангелів. Бо останній входить у спілкування очима тілесними, а перший очима душевними. Хто піде за Христом у відокремленому плачі, той кращий, ніж той, хто хвалиться собою в зібраннях. Ніхто нехай не виставляє на вид сказаного апостолом: “молив бих ся бо сам аз відлучений бути від Христа” (Рим. 9:3). Хто прийняв силу Павлову, тому й велено це робити. А Павло для користі світу поят був Духом, що перебуває в ньому, як сам засвідчив, що робив це не з власної волі. Бо каже він: “бо я маю потребу, і горе мені, якби я не благовістив” (1Кор. 9:16). І обрання Павла було не для того, щоб показати йому образ свого покаяння, а щоб благовістити людству; для цього прийняв він і силу, яка надлишкова.

Утім, будемо ми, браття, любити безмовність, поки мир не умертвлений у серцях наших. Будемо завжди пам’ятати про смерть, і в цій думці наближатися до Бога серцем своїм, і нехтувати суєтою світу, і знехтуваними стануть в очах наших мирські задоволення; з приємністю в хворобливому тілі перетерпимо повсякденне неробство безмовності, щоб сподобитися насолоди з тими, хто “у вертепах і провальях земних” (Євр. 11:38) сподівається на славне об’явлення Господа нашого з небес. Йому і Отцю Його, і Святому Його Духу слава, і честь, і держава, і велелепіє на віки віків! Амінь.

* * *

240

Так за грецьким текстом; у Паїсія: “в собі”.

241

На краще і гірше.

242

Так у преп. Паїсія. За грецьким текстом: “яку маєш ти до світу”; але це читання, хоча й підтверджується давнім слов’янським перекладом, дає гірший сенс.

243

Див. Мф. 25:40; Притч. 19:17.

244

У майбутнє життя.

245

Позбавлення чого-небудь, необхідного тілом.

246

Тобто позбавленнями, докорами й образами.

Слово 42. Послання до одного з улюблених Ісааком, в якому пропонує він: а) вчення про таємниці мовчання і про те, що багато хто, через незнання цих таємниць, не дбає про це дивовижне діло, а більша ж частина тримається перебування в келіях, за переказами, які ходять в ченців, і б) короткий перелік того, що належить до оповіді про мовчання

Оскільки змушений я обов’язком писати до тебе, брате, про необхідне належне, то листом моїм, за даною тобі нашою обіцянкою, сповіщаю любов твою, що знайшов я тебе, що ти суворістю життя свого підготував себе до того, щоб іти на перебування в безмовності. Тому все, що чув я про це ділання від мужів розважливих, після того, як зібрання їхніх висловів збагнув у розумі своєму з найближчим, який мав насправді, досвідом, коротким словом закарбовую в твоїй пам’яті; тільки і сам ти, після уважного прочитання цього послання, сприяй собі звичайною тобі ретельністю, тому що з мудрим розумінням, не разом зі звичайним читанням, маєш ти приступити до читання словес, зібраних у цьому нашому посланні, і, з причини великої потаємної в ньому сили, під час іншого читання прийняти його, як би якесь світло; і тоді дізнаєшся, що значить перебування в безмовності, у чому полягає діяння його, які таємниці приховані в цьому діянні й чому деякі применшують ціну правди в суспільному житті та надають перевагу їй, а не скорботам і подвигам безмовного перебування й чернечого житія. Якщо бажаєш, брате, в короткі дні свої знайти життя нетлінне, то з розсудливістю нехай буде вступ твій на безмовність. Увійди в дослідження його діяння, і не заради одного тільки імені вступай на цей шлях, але вникни, заглибся, подвизайся і постарайся з усіма святими збагнути, що таке глибина і висота цього житія. Бо у всякій людській справі, на початку її роблення і до кінця, передбачаються будь-який спосіб і надія звершення; а це спонукає розум покласти основу справи. І ця мета зміцнює розум до перенесення труднощів справи; і в погляді на цю мету запозичує розум для себе деяку розраду в справі. І як інший неослабно напружує розум свій до закінчення своєї справи, так само і гідна справа безмовності робиться пристанню таємниць за умови обміркованої мети, на яку, від початку до кінця, уважно дивиться розум у всіх тривалих і тяжких працях своїх. Як очі керманича спрямовані на зірки, так той, хто живе на самоті протягом усієї своєї ходи, внутрішній погляд спрямовує на ту мету, до якої поклав іти в думці своїй від того першого дня, коли вирішив прокласти шлях лютим морем безмовності, доки не знайде тієї перлини, заради якої вирушив у невловиму безодню моря безмовності, і сповнена надії увага полегшує його в тягарях справи та жорстокості небезпек, що трапляються з ним на шляху його. А хто на початку своєї безмовності не припускає сам у собі цієї мети в майбутньому його діланні, той чинить нерозважливо, як і той, хто бореться з повітрям. Такий за все своє життя ніколи не позбувається духу зневіри; і з ним буває одне з двох: або не виносить він нестерпного тягаря, перемагає його і зовсім залишає мовчання, або терпляче перебуває в мовчанні, і келія робиться для нього будинком темницьким, і нудиться він у ньому, бо не знає надії на розраду, породжувану діянням безмовності. Тому-то, бажаючи цієї розради, не може просити з сердечною хворобою і плакати під час молитви. Усьому цьому на потребу життя нашого залишили нам ознаки в писаннях своїх отці наші, сповнені жалості й люблячі синів своїх.

Один із них сказав: “Для мене та користь від безмовності, що, коли відійду з дому, в якому живу, розум мій відпочиває від бранного приготування і звертається до кращого ділання”.

Так само й інший говорив: “Я подвизаюся в безмовності для того, щоб тішилися для мене вірші під час читання і молитви. І коли від насолоди при розумінні їх замовкне язик мій, тоді, ніби уві сні якомусь, приходжу в стан стиснення почуттів і думок моїх. І також, коли, віддаляючись під час цієї безмовності, вщухне серце моє від заколоту спогадів, тоді надсилаються мені безперестанку хвилі радості внутрішніми думками, які, понад сподівання, раптово приходять до втіхи серця мого. І коли наближаються хвилі ці до корабля душі моєї, тоді від мовлень світу і від тілесного життя занурюють її в істинні чудеса, у мовчанку, що перебуває в Бозі”.

І інший також говорив: “Тиша відсікає приводи і причини до нових помислів і всередині стін своїх доводить до занепаду і зів’янення спогади про попередньо зайняте нами247. І коли занепадуть у думці старі речовини, тоді розум, виправляючи їх, повертається у свій чин”.

І ще інший сказав:

“Міру сокровенного248 у тобі зрозумієш із відмінності думок твоїх, кажу ж про думки постійні, а не випадково збуджувані й такі, що проходять в одну годину. Немає нікого, хто носить на собі тіло, хто прийшов би у свій дім, не відлучившись від двох, добрих чи поганих змін: і, якщо він дбайливий, то – від змін маловажних, і за допомогою єства (бо батьки є батьки народжуваних), а якщо він недбальствуючий, – то від змін високих, і за допомогою закваски тієї благодаті, яка була у єстві нашому “249.

І інший говорив: “Обери собі ділання втішне, безперестанне пильнування ночами, під час якого всі отці позбувалися старої людини і сподоблялися оновлення розуму. У ці години душа відчуває це безсмертне життя, і відчуттям його скидає шати темряви, і приймає в себе Духа Святого”.

І інший ще сказав: “Коли бачить хто різні обличчя, і чує різноманітні голоси, незгодні з духовною його справою, і вступає в співбесіду і в спілкування з такими, тоді не може він знайти вільного часу для розуму, щоб бачити себе потаємно, нагадати собі на пам’ять гріхи свої, очистити свої помисли, бути уважним до того, що до нього приходить250, і потаємно бесідувати в молитві”.

І ще: “Почуття ці підпорядкувати владі душі неможливо без мовчання і відчуження від людей, тому що розумна душа, будучи істотно з’єднана і пов’язана з цими почуттями, і зі своїми помислами мимоволі захоплюється, якщо людина не буде неспальною в потаємній молитві”.

І ще: “О, скільки приносить насолоди, як веселить, тішить і очищає душу неспання – своїм пробудженням разом із молитвою і читанням! Це найбільше знають ті, які у всякий час життя свого в цьому бувають занятті й живуть у найсуворішому подвижництві”.

Тому й ти, людино, що любить безмовність, ці вказівні наміри отецьких слів поклади перед собою як певну мету і до зближення з ними спрямовуй течію свого ділання. А перш за все примудрися дізнатися, що найбільше слід узгодити з метою свого діяння. Бо без цього не зможеш набути відання істини; і цим постарайся з надлишком показати своє терпіння.

Мовчання є таїнство майбутнього віку, а слова – знаряддя цього світу. Людина-постник намагається душу свою мовчанням і безперестанним постом уподібнити єству духовному. Коли ж людина в божественному своєму діланні відлучає себе на те, щоб перебувати у своєму потаємному, тоді посвячується вона в ці таїнства, і служіння її буває сповнене Божественних таїнств, а через них – і невидимих Сил, і святині панівної над створіннями Влади, яка панує над тварюками. І якщо деякі відлучали себе на час, щоб увійти їм у Божественні таємниці, то були призначені цією печаткою. І деяким із них довіряли, для оновлення тих, хто стоїть на середньому ступені, виявлення таємниць, прихованих у недоведеному Господньому мовчанні, бо послужити таким таємницям було б непристойно людині, в якої наповнене черево і розум збурений нестриманістю.

Але і святі не наважувалися на бесіду з Богом і не підносилися до сокровенних таємниць, хіба що тільки за немочі членів, за блідого цвіту обличчя від любові до голоду та від мовчазного розуму, і за зречення від усіх земних помислів. Бо, коли після тривалого часу в келії твоїй, серед утримання почуттів від усякої зустрічі, осяє тебе сила безмовності, тоді збагнеш спершу радість, яка без причини опановує часом душу твою, а потім відвернуться очі твої, щоб, у міру чистоти твоєї, бачити фортецю тварюки Божої і красу створінь. І коли розум путеводиться чудом цього бачення, тоді і ніч, і день будуть для нього єдине в славних чудесах створінь Божих. І цього заради в самій душі викрадається почуття пристрастей насолодою цього бачення, і в ньому-то піднімається розум ще на два ступені уявних одкровень, які перебувають у порядку, що настає за ним, починаючи від чистоти і вище. Цього нехай сподобить Бог і нас! Амінь.

* * *

247

Тобто колишні враження.

248

Т. е. внутрішнього твого устрою.

249

Загальний зміст цього місця такий. Якщо людина дбайлива, то вона звільняється від малих перешкод з боку прихильності до чуттєвого, і до того ж звільняється від них завдяки своєму природному єству, яке чисте (як чисте Богом створене природне єство, яке породило її, так чистий і він, син його). А якщо він недбайливий, то він звільняється від більших перешкод з боку прив’язаності до Божественного, і до того ж звільняється від них за допомогою Божественної благодаті, даної нам, за словами апостола: “а коли збільшився гріх, то стала рясніти благодать” (Рим. 5:20). (З примітки до грецького тексту).

250

Тобто до тих думок, які до нього приходять.

Слово 43. Про різні предмети і про те, яка потреба в кожному з них

Почуття духовне такої якості, що приймає в себе споглядальну силу, подібно до зіниці тілесних очей, що мають у собі чуттєве світло. Уявне споглядання є природне бачення, поєднане з природним станом; і воно називається природним світлом. Свята сила є дарування сонця розсудливості, поставленого між світлом і спогляданням природи, є чимось середнім, що споглядається розважливими при світлі. Пристрасті суть ніби тверда якась сутність; вони займають середину між світлом і спогляданням і перешкоджають при спогляданні розрізняти різноманітність речей. Чистота є світлість уявного повітря, надрами якого окриляється внутрішнє наше єство. Якщо розум нездоровий у єстві своєму, то недієвим у ньому є відання; як і тілесне почуття, коли з якихось причин ушкоджене, втрачає зір. Якщо ж розум здоровий, але немає в ньому ведення, то без нього не розрізняє розум духовного, як і око, здорове в цілому своєму складі, буває нерідко слабке щодо чуттєвого зору. А якщо в усьому цьому збережено що чому властиво, але не близька благодать, то в справі розрізнення залишиться все це недієвим, як і в години ночі, оскільки немає тоді сонця, очі бувають нездатні розбирати предмети. І коли все (тобто і око, і зір) здорове і саме в собі досконале, і діє добре, і бачить ті речі, які не були розрізнені або ж не розрізняються, то цим виповнюється сказане: “у світлі Твоєму побачимо світло” (Пс. 35:10). Якщо ж благодать уявного Сонця буває близька, збуджує до бажання, заохочує і робить бадьорим, але немає в розумі чистоти, то він подібний до порожнього повітря, що непрозоре251 від густини хмар і темних речовин, які зручно підносяться до сонячного світла, яке тішить нас насолодою бачення його.

Оскільки зір нетвердий у розрізненні, то і єство слабке в дійсності. Душі відчувати солодкість другого Сонця, що сяє над усім, перешкоджає накладене на неї тілесне, яке закриває собою осяяння істини, тож вони не доходять до нас. Отже, з примусом розшукується все це нами сказане, і тому, що важко в одній людині знайти все це в цілій сукупності, без нестачі й докору, і тому, що багато хто не може досягти досконалості в якомусь духовному віданні. Недолік же цей буває з таких причин: через недостатність розуму, через безладність волі, через невідповідне меті становище, через збідніння чистоти, через брак вчителя й керівника, через утримання благодаті (сказано: “чоловікові скупому не ліпо є багатство” і володіння великим. – Сир. 14:3), через перешкоди від обставин, від місця і звичаїв.

Істина є відчуття Бога, яке вкушає в собі людина відчуттям почуттів духовного розуму. Любов є плід молитви; і від споглядання свого зводить розум до ненаситного її прагнення, коли розум перебуває в молитві без зневіри, і людина розумом, тільки в мовчазних думках, молиться палко і з гарячністю. Молитва є умертвіння думок похоті плотського життя. Бо той, хто старанно молиться, є те саме, що той, хто помирає для світу; і терпляче перебувати в молитві значить зректися людині від себе самої. Тому в самовідданості душі знаходиться любов Божа. Як від насіння поту постів виростає колос цнотливості, так від ситості – розпуста, і від пересичення – нечистота.

При голодному і смиренному череві ніяк не проникають у душу сороміцькі помисли. Будь-яка їжа, що поглинається, додає собою вологи і робиться природною в нас міцністю. І коли орудні члени, від напруження цілого тіла, що відбулося в них, робляться повними, і водночас трапиться побачити щось тілесне, або в серці мимоволі порушиться що-небудь разом із помислом, тоді від помислу раптово починає рухатися щось приємне і поширюється по всьому тілу. Хоча розум цнотливого й непорочного у своїх помислах міцний, проте ж цим відчуттям, що відбулося в членах, негайно обурюється розум його, і немов би з високого якогось місця сходить він зі свого місця, на якому стоїть; і святість помислів його хитається, і світла цнотливість опоганюється заколотом пристрастей, що ввійшли в серце під час розпалення членів. Тоді половина сили його знемагає, чому можна сказати, що забуває він і першу мету надії своєї, і, перш ніж вступить у боротьбу, без боротьби стає полоненим, без зусиль ворогів своїх робиться підпорядкованим похоті немічної плоті. До всього цього спонукає волю доброї людини сильне прагнення безперестанного насичення. Хоч би й твердо перебувала вона в пристані цнотливості, однак пересичення схиляє її віддатися тому, чого ніколи не хотіла б вона допустити в серце своє. І щойно засне один помисел, оточує його збіговисько помислів, що містять у собі порожні й сороміцькі мрії, і це чисте ложе його робить кублом розпусти та ганебним видіннями. Коли ж у захваті помислів долучиться до бесіди з ними, то осквернить преподобні свої члени і без наближення дружини. Яке море хвилюється і кипить так від бурі, як бентежиться розум, що зазнав сили хвиль, від пересичення утроби збуджуваних на нього морем плоті його?

Як просвітлюється краса твоя, цнотливість, лежанням на голій землі, працею голодування, що забирає в тебе сон, внаслідок страждання плоті, що, коли утримуєшся від страв, між ребрами й черевом робиться подібною до глибокого рову! Усяка їжа, яку ми приймаємо всередину, і всякий спокій утворюють у нас сороміцькі подоби й потворні примари, і вони народжуються, виходять назовні, стають видимими в потаємній області розуму нашого й дратують нас до таємного спілкування зі справами сороміцькими. А порожнеча утроби і думки наші робить країною пустельною, не тривожною помислами і безмовною від усіх бунтівних помислів. Черево ж, наповнене від пересичення, є область привидів; і пересичення робить його чотиригранним для безглуздих мрій, хоча будемо й самі в пустелі. Бо кажуть, що пересичення жадає багато чого.

Коли сподобишся Божественної благодаті й душевної безпристрасності, тоді розумій, що не внаслідок неявки в тобі потворних помислів або незворушення помислів плотських (без них нікому пробути неможливо), також не внаслідок помислів, які ти зручно перемагаєш (бо ними, звісно, не паплюжиш і не збурюєшся думка, хоч би якою б вона не була вкрай високою), а внаслідок помислів кращої душевної діяльності не залишаєшся розум у потребі вести з ними брань і губити їх; але, щойно проникне помисел, розум хижацьки захоплюється від зближення з ними якоюсь силою, що перебуває поза волею, яка за навиком і за благодаттю утримує закваску всередині серця, що є оселею розуму.

Інше – розум подвижника; а інше – чин священства. Розум, що з милості небесної помер для світу, має прості помисли про деякі тільки предмети, без боротьби і подвигу. Досконалість, пов’язана з плоттю і кров’ю, панівно царює над помислами, що випливають із плоті й крові, але не доводить до досконалої бездіяльності і їх, і інших властивих єству помислів. Поки ще стихійним життям б’ється життєдайна думка людини, основа розуму її на всякому русі та схилянні запозичує зміну від чотирьох волог. Богу ж нашому нехай буде слава на віки віків! Амінь.

* * *

251

У стародавньому сербському перекладі читається: “іже не осяяний”, хоча в грецькому тексті сказано без заперечення.

Слово 44. Про те, як розсудливому слід перебувати в тиші

Послухай, улюблений, якщо бажаєш, щоб справи твої були не марні й дні твої не пустопорожні та не позбавлені користі, на яку розважливі сподіваються від мовчанки, то вступ твій до неї нехай буде з міркуванням, а не в надії на що-небудь252, щоб не стати тобі схожим на багатьох. Навпаки, нехай буде в думці твоїй покладена мета, до якої б направляти тобі справи життя свого. Розпитуй про це більш обізнаних, і до того ж обізнаних із досвіду, а не з одного умогляду. І не припиняй цього робити, поки не навчишся справ безмовності на всіх шляхах. На кожному зробленому тобою кроці розшукуй, чи шляхом ти йдеш, чи ухилився від нього і йдеш якою-небудь стежкою поза справжньою дорогою. І за одними справами явними не переконуйся в тому, що точно здійснюєш ти житіє безмовне. Якщо бажаєш знайти що-небудь і осягнути це досвідом своїм, то в душі твоїй потаємно нехай будуть знаки і прикмети на кожному зробленому тобою кроці, і за ними будеш дізнаватися істину отців і принадність ворога.

А поки не примудришся на шляху своєму, нехай послужить для тебе ця дещиця: коли, під час мовчання, помічаєш у розумі своєму, що думка твоя може вільно діяти помислами ясними253, і у владі її над будь-яким із них немає їй примусу, тоді знай, що мовчання твоє правильне.

І ще, коли звершуєш службу254, якщо під час різних служб буваєш, за можливістю, далеким від ширяння розуму255, і раптово припиняється вірш язиком твоїм, і це на душу твою накладає кайдани мовчання, без участі твоєї волі, і буде після довгострокового перебування в мовчанні, то знай, що ти в мовчанні своєму простягаєшся вперед і що лагідність почала в тобі поглиблюватися. Бо одна256 безмовність без праведності гідна охудіння. Одне житіє у любомудрих і розважливих визнається як би єдиним членом, відлученим від допомоги інших членів.

І ще, коли помічаєш у душі своїй, що при кожному думці, що виникає в ній, при кожному спогаді та під час споглядань, які бувають у безмовності твоїй, очі твої наповнюються сльозами, і сльози без примусу окроплюють ланіти твої, то знай, що почало здійснюватися перед тобою отвір перепони на розорення опірних.

І якщо знаходиш у собі, що часом думка твоя без попереднього про те промислу, поза звичайним порядком, занурюється всередину тебе і перебуває в цьому стані близько години або скільки-небудь часу, а потім помічаєш, що члени твої наче у великій знемозі, а мир панує в думках твоїх, і те саме повторюється з тобою завжди, то знай, що хмара почала затінювати скинію твою.

Якщо ж, коли досить часу проведеш на мовчанні, знаходиш у душі своїй помисли, які ділять її на різні частини й опановують її, і ніби насильно вона щогодини об’єднуючись цими помислами, і думка її щогодини зводиться до того, що було зроблено нею або що було зроблено нею, або що було зроблено нею, або що було зроблено нею, або що було зроблено нею, або що було зроблено нею, або що було зроблено нею, або що було зроблено нею, що зроблено було нею, або бажає пускатися в суєтні розвідки, то знай, що даремно трудишся в мовчанні, і в ширянні розуму проводить час душа твоя, і причини тому бувають зовнішні або внутрішня недбалість про належне, а паче про пильнування і читання. І ти негайно влаштуй справу свою257.

Якщо ж, коли вступиш у дні ці258, не знаходиш миру від пристрастей, що турбують тебе, то не дивуйся. Якщо ядро світу, після віддалення від нього променів сонячних, надовго залишається теплим, а також запах ліків і дим миру, що розливається в повітрі, перебувають чималий час, перш ніж розсіються й зникнуть, то тим більше пристрасті, подібно до псів, що звикли лизати кров у м’ясній крамниці, коли не дають їм звичної їжі, стоять при дверях і гавкають, доки не зламається сила колишнього їхнього звикання.

Коли недбальство почне, як тать, закрадатися в душу твою, і в затьмареннях повертається вона назад, і дім259 близький до того, щоб наповнитися затьмарением, тоді є такі ознаки: відчуєш у собі таємно, що знемагаєш у вірі своїй, переважаєш у видимому260, надія твоя261 применшується, зазнаєш утрати в близькому тобі, а вся душа твоя сповнюється докору у вустах і в серці на всяку людину, і на всяку річ, і на все, з чим не зустрічаєшся помислами і почуттями, і на Самого Всевишнього, і боїшся шкоди тілесної, через що малодушність опановує тобою щогодини, і часом душа твоя збуджується таким страхом, що лякаєшся і бігаєш тіні своєї; бо невір’ям затьмарив ти віру (під вірою ж розуміємо не підставу спільного для всіх сповідування, а ту уявну силу, що світлом розуму підкріплює серце і свідченням сумління збуджує в душі велике сподівання на Бога, щоб не дбала вона про себе саму, а дбайливе ставлення до себе в усьому безтурботно поклала на Бога).

Коли ж простягаєшся ти вперед, такі виразні ознаки знайдеш близькими в душі своїй: зміцнюєшся в усьому надією і збагачуєшся молитвою, не збідніє ніколи в розумі твоєму те, що служить для користі262, з чим би ти не зустрічався, відчуваєш неміч єства людського, і кожна така подія оберігає тебе від гордині.

А з іншого боку, недоліки ближнього робляться негідними уваги в очах твоїх, і з таким бажанням263 прагнеш вийти з тіла, з яким став би перебувати в майбутньому віці. Про всяку скорботну для нас пригоду, що трапляється з тобою явно і таємно, з усією обережністю, далекою від зарозумілості, знаходиш, що по справедливості і по суду наблизилося до тебе все це264. І за все принесеш сповідання265 і подяку. Ось ознаки тверезих, обережних, тих, що перебувають у мовчанні й бажають досягти строгості життя.

Розслаблені ж не мають потреби в цих тонких прикметах, що загрожують їм падінням, тому що далекі вони від сокровенних чеснот. Коли одна з них почне проникати в душу твою, збагни в цей час, на який бік почав ти схилятися, бо незабаром дізнаєшся, якої ти спільноти. Нехай подасть нам Бог істинне знання! Амінь.

* * *

252

Тобто не за спонуканнями, чужими сутності та прямій меті безмовності.

253

Благими.

254

Стоїш на молитві.

255

Від неуважності.

256

Одне, без інших подвигів і чеснот.

257

Швидше старайся влаштувати порядок у діланні твоєму.

258

Тобто в дні безмовності.

259

Душевного твого устрою.

260

Ряснієш видимими речами.

261

На Промисел Божий.

262

Духовної.

263

Блаженства.

264

Згідно із сербським перекладом: “обретавши в правді і суді бути вся близу тобі”.

265

Хваління, прославлення.

Слово 45. Про порядок тонкої розсудливості

Будь завжди уважний до себе самого; і серед безперервних справ своїх роздивись і скорботи, які тобі трапляються, і безлюдні місця твого перебування, і тонкість розуму твого разом із грубістю твого бачення, і більшу тривалість мовчання твого разом із багатьма ліками, тобто спокусами, що наводяться на тебе, і спокусами, які наводяться на тебе. спокусами, наведеними істинним Лікарем до здоров’я цієї внутрішньої людини, а в інший час і бісами, іноді ж хворобами й тілесними працями, а іноді боязливими думками душі твоєї, страшними спогадами про те, що буде наостанок266, іноді ж прищепленням і обов’язком благодаті сердечної теплоти, солодких сліз, і духовної радості, і всього іншого, скажу так, не множачи слів. Чи зовсім у всьому цьому помічаєш, що виразка твоя почала гоїтися і закриватися, тобто чи почали знемагати пристрасті? Поклади прикмету, і входь безперестанку сам у себе, і дивись: які пристрасті, за твоїм зауваженням, знесилилися перед тобою, які з них пропали і зовсім відступили від тебе, і які з них почали замовкати внаслідок душевного твого здоров’я, а не внаслідок видалення того, що бентежило тебе, і які навчився ти долати розумом, а не позбавленням себе того, що є для них приводом? Зверни також увагу на те, чи точно бачиш, що серед загноєння виразки твоєї почала наростати жива плоть, тобто душевний мир. Які пристрасті поступово і які стрімко спонукають і через які проміжки часу? Чи це пристрасті тілесні, чи душевні, чи складні та змішані? І чи збуджують у пам’яті темно, як немічні, чи з силою повстають на душу? І до того ж – володарським чи татським267 чином? І як звертає на них увагу цар, що володіє почуттями, – розум? І коли вони напружать сили і вступлять у бій, чи б’ється з ними, і чи приводить їх у безсилля своєю фортецею, чи не звертає навіть на них погляду і ставить їх ні в що? І які згладилися з колишніх268, і які знову утворилися? Пристрасті збуджуються або якимись образами, або почуттям без образів і пам’яттю без пристрасних рухів і думок, і тоді ж виробляють роздратування. За всім цим можна також визначити ступінь устрою душі.

Перші269 не прийшли до устрою, тому що душу чекає ще подвиг, хоча й виявляє проти них міцність свою, а другі досягли устрою, про який сказало Писання, кажучи: “Давид сів у домі своєму”, і упокоїв його Бог “від усіх ворогів його околишніх” (2Сам. 7:1).

Зрозумій це не про одну пристрасть, але разом із пристрастями природними, побажанням і дратівливістю, і про пристрасть славолюбію, яка зображує і подумки представляє обличчя і збуджує до похоті й бажання, а також про пристрасть грошолюбства, коли душа входить у спілкування з нею таємно і, хоча не погоджується вступити в самісіньку справу, але представляє в умі образи предметів, на які спрямована грошолюбність, коли збирає багатства, і змушує душу думати про них і викликає в ній бажання разом із іншими володіти і ними.

Не всі пристрасті ведуть боротьбу прираженням помислів. Бо є пристрасті, які душі показують тільки скорботи: недбальство, смуток, печаль не нападають принадою помислів і насолодою, а тільки накладають на душу тяжкість. Міцність же душі пізнається в перемозі над пристрастями, що ведуть боротьбу прираженням помислів. І людині належить мати тонке розуміння про все це і знати прикмети, щоб при кожному зробленому кроці усвідомлювати, куди досягла і в якій країні почала прямувати душа її; чи то в землі ханаанській, чи то за Йорданом. Але зверни увагу і на це. Чи достатньо віданню душевного світла для розрізнення цього, чи воно розрізняє це в темряві, чи зовсім позбавлене такої здатності? Чи точно знаходиш, що розумна частина душі почала очищатися? Ширяння думок у розумі проходить у годину молитви? Яка пристрасть бентежить розум під час наближення до молитви? Чи відчуваєш у собі, що сила безмовності осяяла душу лагідністю, тишею і миром, який незвичайним чином народжується в розумі? Чи захоплюється безперестанку розум без участі волі до понять про безтілесне, у пояснення чого не дозволено входити почуттям? Чи спалахує в тобі раптово радість, яка ні з чим незрівнянною насолодою своєю змушує замовкнути язик? Чи виділяється безперестанку з серця якась насолода і чи тягне цілком розум? Чи входить часом непомітно в усе тіло якась насолода і радість, чого плотський язик не може висловити, доки все земне не буде за цієї пам’яті вважати прахом і марнотою. Бо ця перша насолода, що витікає з серця, іноді в годину молитви, іноді під час читання, а іноді також внаслідок безперервного повчання і тривалості роздумів зігріває розум; а це останнє найчастіше буває без усього цього, і багаторазово під час поробів, а також часто і ночами, коли перебуваєш між сном і пробудженням, нібито сплячи й не сплячи, не сплячи й не спляча. Але коли знайде на людину цю насолоду, що б’ється в усьому тілі її, тоді думає вона в цей час, що і Царство Небесне не інше що є, як саме це.

Дивись також, чи набула душа сили, яка чуттєві пам’ятки споживає силою надії, що опановує серцем, і внутрішні почуття зміцнює нез’ясовним переконанням у безсумнівності? І серце без піклування про те, щоб не було полонене воно земним, пробуджене безперестанною співбесідою270 і безперервною серцевою діяльністю, що здійснюється зі Спасителем нашим?

Намагайся набути розуміння в розрізненні голосу Його і бесіди, коли почуєш. Можливість же скоро скуштувати цього доставляє душі безперервну безмовність безперестанним і постійним своїм діянням. Бо, через недбальство тих, хто приймає, і після набуття це271 знову втрачається, і довгий уже час знову не набувається.

І чи наважиться хто, поклавшись на свідчення совісті своєї, сказати про це те саме, що сказав блаженний Павло: “звістися, що ні смерть, ні життя, ні теперішнє, ні прийдешнє, ні все інше не зможе розлучити мене від любові” Христової (Рим. 8:38-39), тобто. не розлучать ні тілесні, ні душевні скорботи, ні голод, ні гоніння, ні голими, ні голими, ні самотністю, ні самітністю, ні затвором, ні лихоліттям, ні мечем, ні ангелами й силами сатанінами з їхніми злісними хитрощами, ні знищеною272 славою, що припадає своєю примхою до людини, ні наклепом, ні докорами, ні докорами, ні заушами, які наносяться без причини й даремно?

Якщо ж не почав ти вбачати в душі своїй, брате, що все це якимось чином надлишкове або збідніле, то труди твої, і скорботи, і вся безмовність твоя – марне обтяження себе. І якщо чудеса творяться руками твоїми, і мертвих воскрешають вони, не йде це і в порівняння з цим, і негайно спонукай душу свою, і зі сльозами благай Спасителя всіх від’їхати завісу від дверей серця твого й затьмарення бурі пристрастей знищити на внутрішній тверді, щоб сподобитися тобі побачити промінь цього дня273, щоб не був ти, як мрець, який вічно перебуває в потьмареннях.

Завждишнє пильнування разом із читанням і часті поклони, що здійснюються спадкоємно ким-небудь, не сповільнять дбайливим подати блага ці. І хто знайшов їх, той знайшов цими саме засобами. Ті, хто бажає знову знайти їх, мають потребу перебувати в мовчанні, а разом і в діланні сказаного нами, і до того ж ні до чого, окрім душі своєї, навіть до жодної людини, не прив’язуватися думкою своєю, вправлятися ж у внутрішньому діланні чесноти. Але і щодо самих справ – лише в деяких з них ми знаходимо частково поблизу себе вірне почуття, яке стверджує нас і щодо іншого.

Хто перебуває в мовчанні й досвідом пізнав доброту Божу, той не має потреби у великому запевненні; навпаки, душа його анітрохи не хворіє невір’ям, як ті, хто вагається в істині, тому що свідоцтва розуму його досить для нього для запевнення себе самого понад незліченну безліч слів, не виправданих досвідом. Богу ж нашому слава і велелепіє на віки вічні! Амінь.

* * *

266

При смерті та після смерті.

267

Крадькома.

268

Після боротьби.

269

Тобто пристрасті.

270

З Богом.

271

Благодатні дії.

272

Тимчасова.

273

Тобто від осяяння незахідного Сонця – Христа.

Слово 46. Про істинне пізнання, про спокуси і про необхідність точно знати, що не тільки люди невисокі, немічні й ненавчені, а й люди, які сподобилися на тривалий час безпристрасності, досягли досконалості в образі думок, наблизилися частково до чистоти, пов’язаної з омертвінням, (ті, що стали вищими за пристрасті, поки вони у світі цьому, з Божого потурання від сполучення життя їхнього з пристрасною плоттю, перебувають у боротьбі, і через плоть терплять занепокоєння від пристрастей, бо)274 з ласки буває потурання на них за падіння їхнього в гординю

Скільки разів інші щодня переступають закон і покаянням лікують душі свої, і благодать приймає їх, тому що у всякому розумному єстві зміна відбувається невизначеним чином і з кожною людиною щогодини відбуваються зміни. І розсудливий знаходить багато випадків зрозуміти це. Але випробування, які щодня супроводжують його, найбільше можуть навчити його в цьому, якщо він буде тверезим, і нехай спостерігає за собою в розумі своєму і дізнається, якої зміни в лагідності й поблажливості зазнає думка з кожним днем, як раптово з мирного свого стану приходить у збентеження, коли не буде вилучено будь-яку причину для цього, і як людина буває у великій і несказанній небезпеці.

І це-то святий Макарій, з великою передбачливістю і дбайливістю, виразно написав на пам’ять і як повчання братам, щоб, під час зміни на протилежне, не впадали в розпач, бо і з тими, хто стоїть на ступені чистоти, як із повітрям охолодження, трапляються завжди падіння, навіть якщо немає в них недбальства або розладу життя; навпаки, навіть коли вони дотримуються свого чину, трапляються з ними падіння, протилежні наміру власної їхньої волі. Та й блаженний Марк, як такий, що пізнав на власному досвіді, свідчить про це і докладно викладає це в писаннях своїх, щоб не подумав хтось, нібито святий Макарій сказав це в посланні своєму випадково, а не за дійсним досвідом, і щоб від таких двох свідків розум з усією безсумнівністю взяв для себе розраду в час потреби. Тому що ж тепер? “Зміни, – каже, – у кожному бувають, як у повітрі”. Витлумач же це слово: “у кожному”; бо єство одне275, і щоб не подумав ти, нібито сказав це про нижчих і гірших, а досконалі ж вільні від зміни та неухильно стоять на одному ступені без пристрасних помислів, як стверджують євхіти276, сказав він тому: “у кожному”. Як же це, блаженний? Утім, кажеш ти, буває ж холод, і незабаром потім спека, також град, і трохи згодом відро. Так буває і в нашій вправі: то боротьба, то допомога від благодаті; іноді душа буває в обурюванні, і повстають на неї жорстокі хвилі; і знову відбувається зміна, бо відвідує благодать і наповнює серце людини радістю та миром від Бога, цнотливими й мирними помислами. Він вказує тут на ці помисли цнотливості, даючи тим зрозуміти, що перед ними були помисли скотинячі й нечисті; і дає пораду, кажучи: якщо за цими цнотливими та скромними помислами буде навала супротивників, не будемо журитися та впадати у відчай; не будемо також хвалитися і під час спочинку благодаті, а в часі радості очікуватимемо скорботи. Радить же не засмучуватися нам, коли підуть нещастя, показуючи тим самим, що розум повинен не уникати їх, але з радістю приймати, як природне і властиве нам. Не впадемо у відчай, подібно до людини, яка очікує чогось, що перевершує самий подвиг, і досконалого й незмінного спочинку, а разом з тим не допускає подвигів і смутку, і того, щоб у ній стався рух чогось опірного, чого 277 і Господь Бог наш не знайшов пристойним дати цьому єству в цьому світі.

Макарій дає пораду цю, щоб ми не стали абсолютно дозвільними, залишившись без діла, і з цією думкою не розслабилися в розпачі та не перебували нерухомими в перебігу своєму. “Знай, – каже він, – що всі святі перебували в цій справі278. Поки ми в світі цьому, після трудів цих буває нам потай і надлишкова розрада, тому що щодня і щогодини потрібен від нас досвід любові нашої до Бога в боротьбі й у подвизі проти спокус. І це означає – не засмучуватися і не сумувати нам у подвигу. І, таким чином, благоуспішний робиться шлях наш. А хто хоче відвернутися або ухилитися від цього, буває здобиччю вовків279. Гідно, справді, подиву в цьому святому, що таким коротким словом підтвердив думку цю280, і довів, що вона сповнена розуму, і в розумі того, хто читає, абсолютно знищив сумнів. Він же каже: хто ухиляється від цього і робиться здобиччю вовків, той хоче йти не шляхом281, і поклав у розумі своєму домагатися цього, і має намір ходити своїм особливим шляхом, якого не прокладали отці. Але вчить він і тому, щоб під час радості очікувати скорбот. Коли за дією благодаті раптово бувають у нас великі помисли, і, як сказав святий Марк, буваємо в подиві під час думкового споглядання Вищої Природини, коли наближаються до нас Ангели, сповнюють нас спогляданням, тоді все протилежне віддаляється, і в увесь той час, коли людина буває в подібному стані, тривають мир і невимовна тиша. Але коли приосенить тебе благодать і наблизяться до тебе святі Ангели, що оберігають тебе, і за цього наближення відступлять усі спокуси, ти не звеличуй і не думай у душі своїй, що досягнув пристані, яка не обходиться без обрізання, і незмінного повітря, і цілком вийшов із цього надра протилежних подихів, і немає вже більше ворога та злої зустрічі, бо багато хто мріяв про це і впав у біди, як сказав блаженний Ніл.

Або не думай також, що ти вищий за багатьох і тобі пристойно бути в такому стані, а іншим нітрохи не пристойно, за недостатністю їхнього життя; або оскільки вони не мають достатнього знання, то й позбавляються подібних обдарувань, а ти маєш на це право, тому що досягнув досконалості святості, і духовного ступеня, і незмінної радості. Навпаки, розглянь краще в собі нечисті помисли і ті неблагопристойні образи, які утвердилися в розумі твоєму під час обуреванія, в годину сум’яття і безладдя помислів, які незадовго до цього повстали проти тебе в сліпому затьмаренні; подумай, з якою швидкістю і ухилився ти в пристрасті, і розмовляв з ними в затьмареннях розуму, не засоромився і не злякався Божественного бачення, обдарувань і дарів, які прийняв ти. І знай, що все це до смирення нашого навів на нас Божий Промисел, який про кожного з нас промишляє і влаштовує, що кому корисно. А якщо піднесешся даруваннями Його, залишить тебе, і зовсім впадеш у тому, в чому будеш спокушений одними помислами.

Отже, знай, що встояти – не твоя і не чесноти твоєї справа, зробить же це благодать, яка носить тебе на долонях руки своєї, щоб ти не приходив у страх. Це вклади собі в думку під час радості. Коли піднесеться помисел, як сказав отець наш святий, і плач, і проливай сльози, і припадай, коли згадуєш про свої гріхопадіння під час потурання, щоб позбутися тобі цим282 і набути через це смиренності. Утім, не впадай у відчай, і в помислах смирення умилостивленням283 зроби пробачливими гріхи свої. Смирення і без справ багато гріхів робить простимими. Навпаки, без смирення і справи марні, навіть готують нам багато поганого. Смиренням, як сказав я, зроби беззаконня твої простими. Що сіль для всякої їжі, то смирення для всякої чесноти; воно може розтрощити міцність багатьох гріхів. Отже, про нього284 треба сумувати невпинно думкою зі смиренням і з сумом міркування. І якщо набудемо його, зробить нас синами Божими, і без добрих діл представить Богові, бо без смирення марні всі діла наші, всілякі чесноти й усяка справа.

Отже, Бог хоче зміни в думці. Думка робить нас і кращими, і непотрібними. Його одного285 достатньо, щоб, не потребуючи помічників, стати перед Богом і говорити за нас. Дякуй і мовчки сповідуйся Богові в тому, що настільки немічне і здатне до ухиляння одержав ти єство – і, за сприяння благодаті, до чого іноді піднімаєшся, яких сподобляєшся обдарувань і в чому буваєш понад єство; коли ж буває потурає – до чого спускаєшся і набуваєш розуму худобинського! Тримай у пам’яті бідність єства свого і швидкість, з якою відбудуться в тобі зміни, як сказав дехто зі святих старців. “Коли, – каже він, – приходить до тебе помисел гордині, кажучи тобі: “Згадай свої чесноти”, ти скажи: “Поглянь, старий, на свій блуд”. Зрозумів же той блуд, яким, під час потурання, спокушаєшся буваєш у помислах, що з кожним влаштовує благодать, або вводячи нас у боротьбу, або являючи нам допомогу, коли що для нас корисно.

Дивись же, як добре чудовий цей старець висловив цю думку. “Коли, – каже, – приходить до тебе помисел гордині про висоту життя твого, скажи: “Подивися, старече, на свій блуд””. Із цього ясно, що старець сказав це людині високого життя. Бо неможливо, щоб таким помислом286 тривожні були люди, крім тих, що стоять на високому ступені та в житії, гідній похвали. Ясно ж і те, що пристрасть ця повстає в душі після зробленої чесноти, щоб позбавити душу роблення цієї чесноти. А якщо завгодно, і з одного послання того ж святого Макарія можеш навчитися, на якому ступені стоять святі і що попускається на них для спокуси в цьому. Послання ж це є таке.

Авва Макарій пише до всіх своїх чад улюблених і ясно навчає, яке про них Боже домобудівництво під час брані та благодатної допомоги; тому що Божій премудрості благовидно цим навчати святих, поки вони в житті цьому, в боротьбі з гріхом за чесноту, щоб погляд їхній у всякий час підносився до Бога, і за безперервного спрямування погляду до Бога зростала в них свята любов Його, коли безперервно будуть вони прагнути до Бога від нападу пристрастей і страху ухилення287 і затвердяться у вірі, надії та любові Його.

І це справді сказано тепер не тим, які перебувають з людьми, ходять по всяких місцях і завжди віддані справам і помислам ганебним і нечистим, також не тим, які поза мовчанням дотримуються правди, справами й почуттями своїми щогодини ловляться, щоразу бувають у небезпеці падіння (бо потреба, яка трапляється з ними зовсім не з їхньої волі, ввергає їх у несвідомі нещастя), не можуть охороняти абсолютно не лише помислів, але й почуттів своїх; але тим, які в змозі дотримуватися тіл своїх і помислів, зовсім далекі від заколоту і сполучення з людьми, у зреченні від усього і від душ своїх, знайшли можливість охороняти розум свій молитвою, зміни благодатних поглядів приймають, не полишаючи мовчазного життя, і живуть під м’язом Господнього відання, потай примудряються духом на мовчанку, віддаленням від мирських речей і бачення деяких предметів, і здобули умертвіння мирського помислу. Бо від цього пристрасті не вмирають; помисел же вмирає в них288 внаслідок віддалення від мирських речей і за сприяння благодаті. І нас благодать ця нехай збереже на цій межі! Амінь.

* * *

274

Слова, укладені в дужки, запозичені з давнього сербського перекладу.

275

У всіх.

276

Євхітами (грец.), або мессаліанами (євр.), у перекладі – тими, хто молиться, називали єретиків IV ст., що заперечували троїчність осіб у Божестві та свою молитву, яку вважали єдиним засобом до порятунку. Виникла ця єресь у деяких чернечих громадах Сирії та Малої Азії. Ченці євхіти стверджували, що, домігшись молитвою вселення в них Святого Духа, вони назавжди звільняються від пристрастей і нахилу до зла і не потребують ні подвигів для приборкання тіла, ні читання Священного Писання, ні таїнств, ні взагалі будь-якого закону. Вони проводили час у неробстві, уникаючи всякого роду праці, як такої, що принижує духовне життя, і харчуючись тільки милостинею; водночас, відчуваючи в собі уявну присутність Святого Духа, вони вдавалися до споглядань і, в запалі засмученої уяви, марили, що вони тілесними очима споглядають Божество.

277

Сталість настрою.

278

Зазнали змін.

279

Подумки.

280

Щодо змін.

281

Правим.

282

Від звеличування.

283

Бога.

284

Тобто про набуття смирення.

285

Смирення.

286

Звеличування.

287

У пристрасті.

288

У пристрастей.

Слово 47. Загальний зміст цього розділу, і про молитву

Коротко виражена думка цього розділу є така: щогодини належить нам знати, що в ці двадцять чотири години дня і ночі маємо ми потребу в покаянні. Значення ж слова “покаяння”, як дізналися ми з дійсної властивості речей, таке: воно є неослабним проханням про залишення минулого та благанням про збереження майбутнього, яке з сповненою скорботи молитвою наближається до Бога. Тому і Господь наш опору нашої немочі вказав у молитві, кажучи: прокиньтеся, “пильнуйте і моліться, щоб не ввійдете в напасть” (Мф. 26:41). Моліться і будьте неледачі, у всякий час пильнуючи і молячись (див. Лк. 21:36; Кол. 4:2). “Просіть, і дасться вам: шукайте, і знайдете, штовхайте, і відчиниться вам. Усякий, хто просить, отримує, і хто шукає, той знаходить, і тому, хто тлумачить, відверзнеться” (Мф. 7:7-8). Особливо ж підтвердив слово Своє і до більшої ощадливості спонукав нас притчею про друга, який опівночі прийшов до друга свого і просив у нього хліба; Господь каже: амінь, “кажу вам, що, коли він встане, то не дасть йому, бо він йому друг, але, за безоччість його, вставши, дасть йому, чого він просить” (Лк. 11:8). І ви моліться і не будьте недбайливі. Яке невимовне спонукання до відваги! Подавець спонукає нас просити в Нього, щоб дати нам Божественні Свої дарування. І хоч Сам, як знає Він, домобудує все, що є благодійним для нас, однак ці слова Його сповнені великої сили для збудження в нас відваги й сподівання. Оскільки Господь знає, що перед смертю не забирає Він у нас можливості до ухилення, що вельми близькою до нас є ця зміна, а саме перехід від чесноти до пороку, що людина і єство її зручно сприймають у собі протилежне, то наказав бути старанними та трудитися у повсякчасній молитві. Якби в цьому світі була країна посвідчення, то, щойно людина досягла б її, єство її стало б тоді вищим від потреби, і ділання її вищим від страху, і не наказав би нам Бог трудитися в молитві, звершуючи це Своїм промислом; бо в майбутньому віці не приносять Богові молитов із проханнями про що-небудь. В цій вітчизні свободи єство наше не сприймає зміни й ухилення під страхом опору, тому що в усьому досконале. Тому повелів290 не заради тільки молитви і зберігання себе291 самих, а й через тонкість і незбагненність того, що завжди з нами зустрічається і не об’єднуючись віданням розуму нашого в тих станах, в яких нерідко перебуваємо мимоволі в усякий час. Бо, хоча думки наші й вельми тверді та приліплені до добра, проте ж Промисел Його неодноразово залишав нас на межі спокус і ввергав у них, як сказав блаженний Павло: “за премногая одкровення, щоб я не звеличуся, дадеся ми капоснику плоті, аггєл сатанинський, нехай ми капості творить. Про це трикрати Господа молих, нехай відступить від Мене: і промовив я: “Благодать Моя має над тобою перевагу, бо сила Моя в немочі звершується”” (2Кор. 12:7-9).

Отже, якщо це Твоя воля, Господи, і дитинство наше вимагає всього цього для керівництва і пробудження свого Тобою, а не тоді, коли людина любов’ю Твоєю упоєна, як і я, і тяжіє слідом за добрим, так що зовсім не зважає на світ, через упоєніє Тобою, в якому він перебуває, навіть коли мені понад те дав Ти досягти одкровень і споглядань, яких неможливо пояснити плотською мовою, дав бачити і чути голос служіння духовних292, і сподобитися сповненого святості споглядання Твого; але й при всьому цьому я, людина досконала у Христі, недостатній для того, щоб охороняти себе самого, бо є щось таке, що через тонкощі свої не може бути збагнутим моєю силою, хоча й набув я розуму Христового; то радію вже тому, Господи, у немощах, у скорботах, у темницях, у кайданах, у потребах, чи то від єства, чи то від синів єства, чи то від ворогів293 його; але, радіючи, терплю нині немочі мої, тобто немочі у спокуті, тобто немочі в спокуті, а немочі у спокусі, а немочі у спокусі, а немочі у спокусі, а немочі у спокусі. тобто немочі в спокусах моїх, нехай вселиться в мене сила Божа. Якщо після всього цього маю потребу в жезлі спокус, щоб ним розширювалося в мені вселення Твоє і я зберігався в наближенні до Тебе, то знаю, що ніхто не возлюблений Тобою більше за мене, і тому возвеличив Ти мене над багатьма. І дав мені пізнати дивовижні і славні сили Твої так, як не дав жодному з друзів моїх, апостолів. І назвав мене “посудиною вибраною” (див. Діян. 9:15), як такого, що може зберегти чин любові Твоєї. З огляду на все це, і особливо для того, щоб процвітала і простягалася вперед справа проповіді, якщо я буду звільнений від уз спокус, Ти, скільки знаю, дарував би мені свободу, якби це було корисно для мене. Але Ти благоволив, щоб не був я без скорботи і турботи у світі цьому, бо для Тебе не стільки важливо те, щоб множилася найбільше справа проповіді Євангелія Твого у світі, скільки те, щоб мені була користь від спокус моїх і щоб душа моя збереглася у Тебе здоровою. Отже, якщо все це, розважливий, є великий дар спокус, тому що чим більше піднесена людина і, за подобою Павла, вступила в духовне, тим більше має ще потребу в страху й обережності і отримує користь від спокус, що з нею трапляються, то хто є цей той, хто досяг у країну посвідчення, сповнену хижаків (див. Мф. 11:12), і той, хто прийняв те, щоб стати йому непохитним, чого не дано було і святим Ангелам, “нехай не без нас досконалість приймуть” (Євр. 11:40), – прийняв те, що суперечить усьому духовному й тілесному, і хоче бути цілком незмінним, хоче, щоб не наближалася до нього спокуса і в помислах? Порядок же світу цього є ця думка, виражена нібито у всіх Писаннях: якщо щодня постійно приймаємо тисячі ударів, то нехай не малодушним не буде і нехай не зупиняємося в течії на шляху294, бо в одному малозначущому випадку можна нам піднести перемогу й одержати вінець.

Світ цей є змагання і шляхи для змагань. Час цей є час боротьби. А в країні боротьби, і під час змагання, закону не встановлюється, тобто цар не встановлює воїнам своїм межі, поки не буде скінчено змагання, поки кожна людина не буде приведена до дверей Царя царюючих, і там випробуваний той, хто був у змаганні, хто не допустив здобути над ним перемогу, і хто звернув хребет свій. Бо багато разів трапляється, що людина, ні до чого не придатна через немайстерність свою, невпинно буває вражена і скинута з землі, і всякий раз виявляє безсилля, але іноді раптом викрадає стяг з рук у воїнства синів велетенських – і звеличують ім’я її, і вихваляють її, коли вона значно більше подвизалась і зробила відомими у перемогах, і отримує вінець та дорогі дари, ніж її товариші. Тому жодна людина нехай не залишиться у відчаї! Не будемо тільки байдужими до молитви і не полінуємося просити допомоги у Господа.

Твердо покладемо в думці своїй і те, що, поки ми в світі цьому і залишені в плоті, хоча б піднеслися до небесного склепіння, не можемо залишатися без справ і праці, і бути без піклування. Це 295 (вибач мені) є досконалість; а що більше за це, то нерозумне міркування. Богу ж нашому нехай буде слава, і держава, і велелепіє на віки вічні! Амінь.

* * *

289

Невідступність.

290

Подвизатися в молитві.

291

Від явної зміни.

292

Тут маються на увазі, ймовірно, Сили Небесні.

293

Бісів.

294

У подвигу.

295

Т. е. покаяння і смиренність.

Слово 48. Про відмінність чеснот і про досконалість усього шляху

Досконалість усього шляху полягає в трьох таких речах: у покаянні, у чистоті та в удосконаленні себе. Що таке покаяння? Залишення колишнього296 і печаль297 про нього. Що таке чистота? Коротко сказати: серце, що милує всяку тварну природу. Що таке вдосконалення себе? Глибина смирення, тобто залишення всього видимого і невидимого (видимого, тобто всього чуттєвого, і невидимого, тобто уявного) і піклування про те.

В інший час його знову запитали: “Що таке покаяння?” – і сказав: “Серце скрушене і смиренне”. – “Що таке смирення?” – і сказав298: “Сугубе, добровільно прийняте на себе омертвіння для всього”. – “І що таке серце, яке милує?” – і сказав: “Загоряння серця у людини про все творіння, про людей, про птахів, про тварин, про демонів і про всяку тварюку. При згадці про них і при погляді на них очі людини виділяють сльози, від великої і сильної жалості, що охоплює серце. І від великого терпіння зменшується серце її, і не може воно винести, або чути, або бачити будь-якої шкоди, або малої печалі, яких зазнає тварина. А тому і про безсловесних, і про ворогів істини, і про тих, хто завдає йому шкоди, щогодини зі сльозами молиться, щоб збереглися й очистилися; а також і про створіння плазунів молиться з великим жалем, який без міри збуджується в серці його за уподібненням у цьому Богові”.

І ще був запитаний: “Що таке молитва?” – і сказав: “Свобода і скасування розуму від усього тутешнього, – серце, яке повністю звернуло погляд свій до жадання сподіваного в майбутньому. А хто далекий від цього, той на ниві своїй сіє змішане насіння і подібний до того, хто впрягає в ярмо разом вола й осла” (див. Повт. 22:10). І ще був запитаний: “Як може людина набути смирення?” – і сказав: “Безперестанним пам’ятанням про гріхи, надією, що наближається до смерті, бідним вбранням, тим, щоб у будь-який час віддавати перевагу останньому місцю і в усякому разі охоче перебирати на себе справи найостанніші та найпринизливіші, не бути неслухняною, зберігати безперервне мовчання, не любити ходити на збори, бажати залишатися невідомою, такою, що не йде в рахунок299, не мати жодної справи в повному своєму розпорядженні300, ненавидіти бесіди з багатьма особами, не любити прибутків і, понад те, підносити свою думку від усякого осуду й обвинувачення будь-якої людини і від змагання, не бути такою людиною, чиї руки були б на всіх і на яку були б руки всіх301, а одному на самоті займатися своєю справою і не брати на себе турботи про будь-що у світі, окрім себе самого. Коротше сказати: мандрівне життя302, убогість і перебування на самоті – ось від чого народжується смиренність і очищається серце”.

Ознака досконалості тих, хто досяг досконалості, така: якщо десятикратно на день віддані будуть на спалення за любов до людей, не задовольняються цим, як Мойсей сказав Богові: “Якщо залишиш їм гріх їхній, то залиш, якщо не залишиш – то викресли з книги Своєї, в якій написав ти мене” (Вих. 32:32); і як говорив блаженний Павло: “молив бих ся сам відлучений бути від Христа за братією моєю”, і так далі (Рим. 9:3); і ще: нині радію в скорботах за вас, язичників (Кол. 1:24). І інші апостоли за любов до життя людей прийняли смерть у всяких її видах.

Кінець же всього цього вкупі – Бог і Господь. З любові до тварини Сина Свого віддав Він на хресну смерть. “Так бо Бог полюбив світ, що й Сина Свого Єдинородного дав є” за нього на смерть (Ін. 3:16), не тому, що не міг викупити нас іншим чином, але Він навчив нас тим, як пренадзвичайно любив Свою любов, і смертю Єдинородного Свого Сина наблизив нас до Себе. А якби в Нього було щось більш дорогоцінне, і те дав би нам, щоб цим придбати Собі рід наш. І, з великої любові Своєї, не благоволив утиснути свободу нашу, хоч і сильний Він зробити це, але благоволив, щоб любов’ю власного нашого серця наблизилися ми до Нього. І Сам Христос, за любов’ю Своєю до нас, слухняний був Отцю Своєму в тому, щоб з радістю прийняти на Себе наругу і смуток, як говорить Писання: “замість радості, що була перед Ним, перетерпів хрест, а не потурбувався про побої не потурбувався про позори” (Євр. 12:2). Тому-то Господь тієї ночі, в яку був відданий, сказав: “се є Тіло Моє, що за світ “дається” в життя (Лк. 22:19); і: “се є Кров Моя, що за багатьох виливається на відпущення гріхів” (Мф. 26:28); і ще каже: “за них Аз свящу Себе” (Ін. 17:19). Так досягають цієї досконалості і всі святі, коли стають досконалими і уподібнюються Богові виливом любові своєї і людинолюбства до всіх. І домагаються святі цієї ознаки – уподібнитися Богові досконалістю в любові до ближнього. Так чинили і отці наші, ченці, коли для цієї досконалості завжди приймали в себе уподібнення, сповнене життя Господа нашого Ісуса Христа.

Кажуть, що блаженний Антоній ніколи не наважувався зробити що-небудь, корисне більше для нього самого, ніж для ближнього, в тому сподіванні, що вигода його ближнього – найкраще для нього діяння. Розповідають також про авву Агафона, нібито сказав він: “Бажав би я знайти прокаженого і взяти в нього тіло його, а йому дати своє”. Чи бачиш досконалу любов? І також щодо того, що в нього було поза ним, він не міг втерпіти, щоб не упокоїти тим ближнього свого. І ще: був у нього ножичок; брат, прийшовши до нього, побажав його мати, і авва не дав йому вийти з келії своєї без цього ножичка. Таке й інше, написане про подібних чоловіків. Але до чого я говорю це? Багато хто з них заради ближнього віддавали тіла свої звірам, мечу і вогню. Ніхто не може зійти на ступінь цієї любові, якщо не відчує він потай надії303 своєї. І не можуть набути любові до людей ті, які люблять світ цей. Коли набуває хто любов, одягається в Самого Бога. А тому, хто здобув Бога, необхідно не тільки не погоджуватися на придбання з Ним будь-чого іншого, а й позбутися тіла свого.

Якщо ж любов’ю до світу зодягнеться хто в цей світ і в це життя, то не зодягнеться він у Бога, поки не залишить цього. Бо Сам Бог засвідчив це, кажучи: “якщо хто не залишить усього, і не зненавидить душу свою, то не може бути учень Мій” (Лк. 14:26). Має не тільки залишити, а й зненавидіти це. А якщо хто не може бути учнем Господнім, то як Господь буде жити в ньому? Питання. Чому так сладостна304 надія, і житіє її і справи її легкі, і скоро відбуваються справи її в душі?

Відповідь. Тому що пробуджується в душі святих природне побажання, і дає їм пити з цієї чаші, і спокушає їх красою оною305. Тому-то не відчувають вже вони праці, але робляться нечутливими до скорбот, і на протязі всієї своєї ходи думають, що хід їхній відбувається повітрям, а не людськими стопами йдуть вони; бо не бачать вони труднощів шляху, перед ними немає пагорбів і потоків, “і будуть їм гостра на дорозі гладкою” і т. д. (Іс. 40:4), і тому що щогодини звернена увага їхня на лоно Отця їхнього, і сама надія немов би перстом, у кожну мить, вказує їм віддалене й невидиме, немов би гадально дивлячись на це потаємним оком віри, і тому що бажанням віддаленого, немов вогнем, розпалено всі частини душі, і відсутнє сприймають як притаманне. Туди простягається вся протяжність їхніх помислів, і завжди поспішають досягти туди; і коли наближаються до звершення якоїсь чесноти, не частково над нею однією трудяться, а раптом і цілком звершують її у всіх частинах, тому що велетні ці хода своя не царським шляхом звершують, як усі інші, а обирають для себе стежки короткі, якими деякі виразно приходять скоро в обителі. Сама надія розпалює їх немов би вогнем, і не можуть дати собі відпочинку в стрімкій і безперестанній течії, що відбувається з радістю. З ними буває сказане блаженним Єремією, бо каже: “Не згадаю імені Господнього, не згадаю імени Господнього, не скажу про нього на ім’я Його, і був у серці моєму, як вогонь палаючий, і такий, що проникає в кістки мої (Єр. 20:9). Так пам’ять про Бога діє в їхніх серцях, упоєваних надією обітниці Божої.

Короткі стежки чеснот суть чесноти загальні, бо не мають вони306 великої відстані між багатьма стежками життя від однієї стежки до іншої: не вичікують ні місця, ні часу, не допускають марнотратства, але негайно беруться до справи і виконують її.

Питання. Що таке безпристрасність людська?

Відповідь. Безпристрасність не в тому полягає, щоб не відчувати пристрастей, але в тому, щоб не приймати їх у себе. Внаслідок багатьох і різноманітних чеснот, явних і потаємних, набутих святими, пристрасті знесилилися в них і нелегко можуть повстати на душу; і розум не має потреби безперестанку бути щодо них уважним, бо в усякий час сповнений думками своїми внаслідок роздумів і розмов про найкращі образи, які зі свідомістю збуджуються в розумі. І щойно починають збуджуватися пристрасті, розум раптово захоплюється від зближення з ними якимось розумінням, яке припадає на розум, і пристрасті, як сказав блаженний Марк, залишаються в ньому немов би пустими.

Розум, з благодаті Божої, виконуючи доброчесні діяння і наблизившись до відання, мало відчуває те, що становить худу307 і нерозумну частину душі. Бо відання підносить його у висоту і відчужує його від усього, що у світі.

І через непорочність святих і тонкощі, легкорухливості й гостроти розуму їхнього, а також через їхній подвиг, очищається розум їхній і виявляється просвітленим, через сухість їхньої плоті. І, внаслідок навчання їхньої безмовності і тривалого перебування в ній, легко і скоро дається кожному внутрішнє і веде до захоплення в спогляданні. При цьому, звичайно, рясніють вони спогляданнями, і розум їхній ніколи не має нестачі в предметах розуміння, і ніколи не бувають вони без того, що виробляє в них плід духу. Довготривалою навичкою згладжуються в серці їхньому спогади, якими збуджуються в душі пристрасті, і скасовується сила диявольської влади. Бо, коли душа не здружиться з пристрастями думкою про них, тоді, оскільки зайнята вона іншою турботою, сила пристрастей не може в пазурах своїх утримати духовних почуттів її.

Про смирення

Запитання. Які переваги смирення?

Відповідь. Як зарозумілість є марнування душі в мріянні її, яке призводить її до ширяння і не перешкоджає їй ширяти в хмарах своїх помислів, так що кружляє вона по всьому створінню, так смиренність збирає душу в мовчанку, і зосереджується вона в собі самій. Як душа непізнавана і невидима тілесними очима, так і смиренномудрий не пізнається серед людей. І як душа всередині тіла прихована від зору і від спілкування з усіма людьми, так і істинно смиренномудра людина, по своєму відлученню від усіх і по позбавленню308 в усьому, не тільки не бажає бути видимою і пізнаваною людьми, але навіть така її воля, – якщо можна, від самої себе зануритися всередину себе, увійти в безмовність і вселитися в неї, цілком полишивши всі свої колишні думки й почуття, стати чимось, що ніби не існує в створінні, що не прийшло ще в буття, зовсім незнайомим навіть самій душі своїй. І поки така людина буває потаємною, ув’язненою в собі і відлученою від світу, цілком перебуває вона у Владиці своєму. Смиренномудрий ніколи не зупиняється309 подивитися на збори, народне збіговисько, хвилювання, галас, розгул, клопоти та насолоду, наслідком якої буває нестриманість; не втягується в промови, бесіди, клики та розпорошення почуттів, а вважає за краще розмовляти з усіма в мовчанці, усамітнившись та відлучившись від усієї тварюки, дбаючи про себе самого у країні мовчазній. У всьому применшення, нестяжательність, нужда, убогість – для нього жадані. Йому бажано не те, щоб мати в себе багато чого і бути в безперервних справах, а щоб у всякий час залишатися на волі, не мати турбот, не обурюватися тутешнім, так, щоб помисли його не виходили за межі його. Бо впевнена вона, що, якщо вдасться до багато чого, не зможе пробути без збентеження помислів, бо при багатьох справах буває багато турбот і збіговисько помислів багатоскладових. І людина перестає вже – у світі помислів своїх бути вище всіх земних турбот, за винятком малих, найнеобхідніших потреб, і втрачає думку, стурбовану єдино найкращими її помислами. Якщо ж потреби не перестають утримувати її від найкращих помислів, то доходить вона до стану, в якому і терпить, і чинить шкоду, – і відтоді відчиняються двері пристрастям, віддаляється тиша розважливості, тікає смиренність і зачиняються двері миру. Через усе це смиренномудрий невпинно охороняє себе від багато чого, і тоді знаходить себе в усякий час у тиші, у спокої, у мирі, у лагідності, у благоговінні.

У смиренномудрого ніколи не буває метушливості, квапливості, збентеження, гарячих і легких думок, але в усякий час перебуває він у спокої. Якби небо притулилося до землі, смиренномудрий не жахнеться. Не всякий безмовник смиренномудр, але всякий смиренномудрий – безмовник. Хто не смиренномудрий, той не принижений; але принижених не смиренномудрих знайдеш багатьох. Це і означає, що сказано лагідним і смиренним Господом: “Навчіться від Мене, бо я лагідний і смиренний серцем, і знайдете спокій душам вашим” (Мф. 11:29). Смиренномудрий у всякий час перебуває в спокої, тому що нема чому привести розум його в рух або в жах. Як ніхто не може налякати гору, так небоязливий і розум його. І, якщо можна так висловитися (а, можливо, і не недоречно сказати це), смиренномудрий не є “від світу цього” (Ін. 8:23), бо і в печалях не лякається і не змінюється, і у веселощах не дивується і не розширюється. Але всі веселощі його і справжня радість – у Владиці його. За смиренномудрістю слідує лагідність і зібраність у собі, тобто цнотливість почуттів, пропорційність голосу, небагатослів’я, нехтування собою, бідний одяг, непокірлива хода, нахилення очей долу, перевага в милосерді, швидке вилиття сліз, усамітнена душа, серце скорботне, нерухомість до роздратування, немарнотратні почуття, малість майна, применшення у всякій потребі, перенесення всього, терпіння, небоязливість, твердість серця, що походить від ненависті до тимчасового життя, терпіння у спокусах, вагомі, а не легкі думки, згасання помислів, зберігання таємниць цнотливості, сором’язливість, благоговіння, а крім усього цього безперервне безмовчання та повсякчасне звинувачення його в невігластві.

Смиренномудрому ніколи не трапляється така потреба, яка приводила б його в сум’яття або в збентеження. Смиренномудрий іноді, будучи один, соромиться себе самого. Дивуюся ж тому, що істинно смиренномудрий не наважиться і помолитися Богові, коли приступає до молитви, або вважати себе гідним молитви, або просити чогось іншого, і не знає, про що молитися; але тільки мовчить усіма своїми думками, чекаючи однієї милості й того зволення, яке вийде про нього від лиця Величності, яку гідно поклоняють, коли схиляє він обличчя своє на землю, і внутрішній зір серця його піднесено до піднесеної брами у Святе святих, де Той, Чиє оселення – морок, Хто притуплює очі серафимів, Чия доброчесність спонукає легіони до ликостояння їхнього, Хто на всі чини їхні виливає мовчання. – І насмілюється він тільки так говорити і молитися: “З волі Твоєї, Господи, нехай буде зі мною!” Те саме говорити і ми будемо про себе. Амінь.

* * *

296

Гріховного житія.

297

Розкаяння.

298

Слова “що таке смиренність – і сказав” доповнено з давнього слов’янського перекладу.

299

Тим, хто ставить себе ні в що.

300

Мається на увазі своя воля, що не підкоряється волі іншого, наприклад духовного отця.

301

Див. Бут. 16:12.

302

Ухилення від світу.

303

Майбутнього життя.

304

Святим.

305

Духовним.

306

Загальні чесноти.

307

Страсну.

308

Довільну.

309

Не знаходить задоволення.

Слово 49. Про віру і про смиренномудрість

Чи бажаєш ти, людино, знайти життя? Збережи в собі віру і смиренність, тому що ними знайдеш милість, і допомогу, і слова, які вимовляє в серці Бог-хранитель, що сокровенно і явно з тобою перебуває. Чи бажаєш придбати це, тобто причастя життя? Ходи перед Богом у простоті, а не в знанні310. Простоту супроводжує віра; а за витонченістю і спритністю помислів слідує зарозумілість; за зарозумілістю ж – віддалення від Бога.

Коли постанеш у молитві перед Богом, стань у думках своїх немов мурахою, немов плазуном, що плазує землею, немов п’явицею, немов дитиною, що лепече. Не говори перед Богом чогось від знання, але думками дитячими наближайся до Нього і ходи перед Ним, щоб сподобитися тобі того батьківського промислу, яке батьки мають про дітей своїх, немовлят. Сказано: “бережи немовлят Господь” (Пс. 114:6).

Немовля підходить до змії, бере її за шию, і вона не робить йому шкоди. Нагим ходить немовля цілу зиму, коли інші вдягнені й укриті, і холод входить у всі члени його; а він нагий сидить у день холоду, зимової холоднечі й паморозі – і не хворіє. Бо тіло простоти його іншим, невидимим вбранням вкриває той сокровенний Промисел, що оберігає ніжні члени його, щоб не наблизилася до них від чого-небудь шкода.

Чи віриш тепер, що є якийсь потаємний Промисел, яким ніжне тіло, схильне через свою ніжність і слабку будову негайно прийняти в себе всяку шкоду, охороняється серед того, що чинить опір йому, і не долається тим? Сказано: “бережи немовлят Господь” (Пс. 114:6), і не тільки цих малих тілом, а й тих мудрих у світі, котрі полишають відання своє, спираються на ту вседоступну Премудрість, волею своєю уподібнюються немовлятам, а потім уже навчаються тієї мудрості, яка не відчувається від справ навчання. І прекрасно сказав богомудрий Павло: “хто думає, що він мудрий бути” в цьому світі, “нехай буває, що він не мудрий буде” (1Кор. 3:18). Утім, проси у Бога, щоб дав тобі прийти в міру віри. І якщо відчуєш у душі своїй насолоду нею, то не важко сказати мені при цьому, що нічому вже відвернути тебе від Христа. І не важко тобі щогодини бути відведеним у полон далеко від земного, і сховатися від цього немічного світу і від спогадів про те, що в світі. Про це молись неленосно, цього проси з гарячістю, про це благай з великим завзяттям, поки не отримаєш. І ще молися, щоб не знемогти. Сподобишся ж цього, якщо спершу з вірою спонукатимеш себе турботу свою перекласти на Бога і свою дбайливість заміниш Його промислом. І коли Бог побачить у тобі цю волю, що з усією чистотою думок довірився ти Самому Богові більше, ніж собі самому, і примусив себе уповати на Бога більше, ніж на душу свою, тоді вселиться в тебе та сама невідома сила, і відчутно відчуєш, що з тобою, безсумнівно, сила, – та сила, яку, відчувши в собі, багато хто йде у вогонь і, ходячи по водах, не вагається в думці своїй побоюванням потонути; тому що віра зміцнює душевні почуття, і людина відчуває в собі, що начебто щось невидиме переконує її не зважати на бачення речей страшних і не дивитись на бачення, що перевершує почуття.

Можливо, ти думаєш, що таке духовне ведення набуває хто-небудь цим душевним веденням? Не тільки неможливо цим душевним віданням прийняти оне духовне, але навіть немає можливості відчути його і почуттям або сподобитися його – будь-кому з тих, хто ревно вправляється у віданні душевному. І якщо деякі з них бажають наблизитися до оного відання Духа, то, доки не зречуться цього душевного, і всіляких вивертів його тонкощі, і багатоскладових його способів, і не поставлять себе в дитячий спосіб мислення, доти не зможуть наблизитися, хоча б мало, до відання духовного. Навпаки, великою перешкодою бувають для них навик і поняття душевного ведення, поки не викреслять цього мало-помалу. Це знання Духа просто і не просяє в помислах душевних. Доки розум не звільниться від помислів багатьох і не прийде в єдину простоту чистоти, доти не зможе відчути цього духовного відання.

Ось порядок цього відання – відчути насолоду ним життям оного віку; тому охуджує воно помисли багато. Це душевне ведення, крім безлічі помислів, не може пізнавати щось інше, прийнятне в простоті розуму, за словом Того, Хто промовив: “якщо не навернетесь, і не будете, як діти”, не зможете увійти в Царство Боже (Мф. 18:3). Але ось багато хто не приходить у простоту цю, а за добрими справами їхніми сподіваємося, що дотримується їм частка в Царстві Небесному, бо зі змісту євангельських блаженств, які Господь зобразив по-різному, можна нам зрозуміти, що цими блаженствами показав нам багато змін у різних родах життя: бо кожна людина, на кожному шляху, яким крокує до Бога, сама всіма тими заходами311 відчиняє перед собою двері Небесного Царства. Але оного духовного знання ніхто не може прийняти, якщо не навернеться і не буде як дитя. Бо від цього тільки часу відчувається ця насолода Небесним Царством. Про Царство Небесне кажуть, що воно є духовне споглядання. І здобувається воно не справами помислів, але може бути смаковане по благодаті. І поки не очистить себе людина, не має вона достатніх сил і чути про нього, тому що ніхто не може придбати його вивченням. Якщо ти, чадо, досягнеш чистоти серця, породжуваної вірою в мовчанні від людей, і забудеш знання світу цього, так що не будеш і відчувати його, то раптово знайдеться перед тобою духовне відання, без розвідки про нього. Постав, кажуть, стовп, і виливай на нього елей, і знайдеш скарб у надрах своїх (див. Бут. 35:14). Якщо ж ти обплутаний мережею душевного відання, то чи не доречно мені сказати, що зручніше тобі звільнитися від залізних пут, ніж від цієї сітки; і завжди будеш недалекий від сіток принади, і ніколи не збагнеш, як знайти відвагу перед Господом і уповання на Нього, на всякий час будеш ходити по вістрях меча і аж ніяк не зможеш бути без печалі. У почутті немочі і в простоті молися, щоб добре жити тобі перед Богом і бути без піклування. Бо як тінь слідує за тілом, так і милість за смиренномудрістю. Тому якщо бажаєш жити цим, то аж ніяк не подавай руки немічним помислам. Якщо всяка шкода, всяка злість і всі небезпеки оточать і будуть лякати тебе, не переймайся цим і не став цього ні в що.

Якщо одного разу довірив ти себе Господу, який вседовлеє для охорони твоєї і догляду за тобою, і якщо підеш слідом за Ним, то не піклуйся знову про будь-що таке, а скажи душі своїй: “На кожну справу доручаю для мене Того, Кому одного разу я віддав душу свою. Мене тут немає; Він це знає”. Тоді на ділі побачиш чудеса Божі: побачиш, як у всякий час Бог близький, щоб рятувати тих, хто боїться Його, і як Його Промисел оточує їх, хоча й невидимий. Але через те, що невидимий тілесними очима хранитель оний312, що перебуває з тобою, не повинен ти сумніватися щодо нього, нібито його немає; бо нерідко відкривається він тілесним очам, щоб тобі мати відвагу.

Щойно людина відкине від себе всяку видиму допомогу й людську надію і з вірою та чистим серцем піде слідом за Богом, як миттю піде за нею благодать, і відкриває їй силу свою в різноманітних помаганнях. Спершу відкриває – в цьому явному, що стосується тіла, і надає йому допомогу промислом про нього, так що в цьому найбільше може він відчути силу Божого Промислу про нього. І усвідомленням явного313 переконається і в потаємному, як і властиво дитинству його думок і життю його. Бо як інакше готується потрібне для нього, коли про те й не піклувався? Багато ударів, що наближаються до неї, часто сповнені небезпек, проходять повз, коли людина про них і не думала; тим часом благодать невідчутно і вельми чудесно відбиває від неї це і береже її, як пташка, що годує чад своїх і простягає над ними крила свої, щоб не наблизилася до неї від чогось шкода.

Благодать дає йому бачити очима своїми, як близька була до нього погибель його і як залишився він неушкодженим.

Так навчає її і щодо сокровенного, відкриває перед нею хитросплетіння думок і помислів важких, незбагненних. І легко відшукується людиною розуміння їх, взаємний між ними зв’язок і принада314 їх, і до якого з цих помислів приліплена людина, як вони народжуються один від одного і гублять душу. І благодать осоромлює перед очима її всю підступність демонів і житло помислів їхніх, вкладає в неї розум вгледіти майбутнє; в простоті її сяє сокровенне світло, щоб цілком відчувати і силу думок у тонких помислах, і ніби перстом вказує їй, чого вона зазнала би, якби не дізналася про це. І тоді народжується в неї звідси та думка, що будь-яку річ, малу й велику, треба їй у молитві просити собі у Творця свого.

Коли Божественна благодать утвердить думки її, щоб у всьому цьому уповала вона на Бога, тоді мало-помалу починає вона входити в спокуси. І благодать попускає, щоб насилалися на неї спокуси, відповідні її мірі, щоб понести людині тяжкість їх. І в цих спокусах відчутно наближається до неї допомога, щоб не боялася вона, доки не навчиться поступово, і здобуде мудрість, і в надії на Бога стане зневажати ворогів своїх. Бо примудритися людині в духовних бранях, пізнати свого Промислителя, відчути Бога свого і потаємно утвердитися у вірі в Нього – неможливо інакше, як тільки за силою витриманого нею випробування.

Щойно благодать побачить, що в помислі людини почала з’являтися певна зарозумілість і стала вона високо про себе думати, негайно попускає, щоб посилилися й укріпилися проти неї спокуси, доки не пізнає своєї немочі, не вдасться до Бога й не прилипиться до Нього зі смиренням. Цим приходить людина в міру чоловіка, досконалого вірою і надією на Сина Божого, і підноситься до любові.

Бо дивовижна любов Божа до людини пізнається, коли буває вона в обставинах, що руйнують надію її. Тут-то Бог силу Свою показує у спасінні її. Бо ніколи людина не пізнає сили Божої в спокої і свободі; і ніде Бог не виявляв відчутно дієвості Своєї, як тільки в таборі мовчання й у пустелі, у місцях, позбавлених розмов і сум’яття, які бувають у тих, хто живе з людьми.

Не дивуйся, що, коли приступаєш до чеснот, звідусіль виливаються на тебе жорстокі й сильні скорботи; бо і чеснотою не вважається та, вчинення якої не супроводжується труднощами справи. Бо через це саме, як сказав святий Іоанн, вона і названа чеснотою. “Чесноті, – каже, – зазвичай зустрічати труднощі; вона гідна осуду, коли прив’язана до спокою”. Блаженний монах Марк сказав: “Всяка чеснота іменується хрестом, коли виконує заповідь Духа”. Тому-то “всі, хто хоче жити в страху Господньому і за Христа Ісуса, гнані будуть” (2Тим. 3:12). Бо говорить Він: “Якщо хто хоче йти за Мною, нехай відкинеться від себе, і візьме хрест свій, і за Мною піде” (Мк. 8:34). Хто не хоче жити в спокої, той, погубивши “душу свою заради Мене, знайде її” (Мф. 16:25). Для того Він випередив тебе і запропонував тобі хрест, щоб ти визначив собі смерть, і потім уже послав душу свою йти слідом за Ним.

Ніщо так не сильне, як розпач315: він не знає, щоб хто переміг його дісними чи то, чи шуїми. Коли людина в думці своїй відітне надію щодо життя свого, тоді немає нічого зухвалішого за неї. Ніхто з ворогів не може протистояти їй, і немає скорботи, чутка про яку привела б у знемогу мудрування її, тому що будь-яка скорбота, що трапляється, легша за смерть, а вона нахилила голову, щоб прийняти на себе смерть.

Якщо у всякому місці, у всякій справі, у всякий час, у всьому, що не захотів би ти зробити, прирікаєш себе в розумі своєму на труди і скорботу, то не тільки в усякий час опинишся доброчесним і не ледачим, щоб протистояти кожній незручній ситуації, яка представляється тобі, але від сили розуму твого побіжать від тебе залякувальні й жахливі для тебе думки, які зазвичай породжуються в людині думками, спрямованими на спокій316. І все, що зустрічається тобі важкого і незручного, здасться тобі зручним і легким. Нерідко буде зустрічатися з тобою протилежне тому, чого ти очікував; а можливо, ніколи не зустрінеться з тобою нічого подібного.

Ти знаєш, що надія спокою в усі часи змушувала людей забувати велике, благе і чесноти. Але й ті, які в світі цьому живуть для тіла, не можуть цілком досягати виконання бажань своїх, якщо не наважуються в розумі своєму терпіти скорботне. І оскільки свідчить про це досвід, то не потрібно переконувати в цьому словами, тому що у всякому роді раніше за нас, і навіть дотепер, не від чогось іншого, а саме від цього317, люди знемагають і не лише не здобувають перемоги, а й навіть позбавляються найкращого. Тому скажемо коротше, що якщо людина недбало ставиться до Царства Небесного, то не через що інше, як через бажання малої тутешньої втіхи. І не це одне буває з нею, але часто сильні удари і страшні спокуси готуються всякій людині, яка слідує власній волі, і до цього йдуть помисли її, тому що править нею хіть.

Хто не знає, що і птахи наближаються до сітки, маючи на увазі спокій? Порівняно зі знанням птахів чи не більш мізерне, можливо, наше знання про те, що сокровенне або буває прикрите обставинами, місцем або чимось іншим, у чому і диявол від початку вловлює нас обіцянкою спокою і думками про нього.

Але маючи на думці те, щоб промова текла за бажанням, ухилився я від мети, яку припустив у слові своєму спочатку, а саме, що в усякий час повинно нам думками своїми ставити за мету – скорботи в усякому ділі, яким хочемо почати шлях до Господа, і кінець звершення шляху ретельно стверджувати на цьому початку. Як часто людина, коли хоче почати що-небудь заради Господа, запитує так: “Чи є в цьому спокій? Чи немає можливості зручно пройти цим шляхом без зусиль? Чи, можливо, є на ньому скорботи, що заподіюють томління тілу?” Ось як скрізь, горе і долу, всіма заходами домагаємося ми уявного спокою. Що говориш ти, людино? Бажаєш зійти на небо, прийняти тамтешнє Царство, спілкування з Богом, упокоєння в тамтешньому блаженстві, спілкування з Ангелами, життя безсмертне і питаєш: чи не важкий цей шлях? Дивна річ! Ті, хто бажає того, що є в цьому скороминущому віці, перепливають страшні хвилі морські, наважуються проходити шляхами нелегкими – і зовсім не кажуть, що є праця або печаль у тому, що хочуть зробити. А ми на всякому місці допитуємося про спокій. Але якщо в усякий час будемо уявляти в розумі шлях хресний, то поміркуємо, яка печаль не легша за цей шлях? І хіба вже ще хто не переконався в тому, що ніхто ніколи не здобув перемоги на брані, ніхто не отримував навіть тлінного вінця, ніхто не досяг виконання свого бажання, хоч би воно було і похвальне,

ніхто не послужив нічим у справах Божих і не досяг успіху в жодній із гідних чеснот, якщо спершу не знехтував працями скорбот і не відкинув від себе думки, яка спонукає до спокою, від якої народжуються недбальство, смуток, лінощі та боязнь, а від них – розслаблення в усьому.

Коли розум ревнує про доброчесність, тоді й зовнішні чуття, як-то: зір, слух, нюх, смак і дотик – не поступаються над собою перемогою таким труднощам, які для них чужі, надзвичайні, виходять за межі сил природних. А якщо в якийсь час виявить свою діяльність природна дратівливість, то тілесне життя буває нехтуваним більше, ніж уметів318. Бо коли серце заревнує духом, тіло не сумує про скорботи, не боїться і не стискається від страху, але розум, як адамант, своєю твердістю протистоїть у ньому всім спокусам. Поревнуймо ж і ми духовними ревнощами про волю Ісусову, і відженеться від нас усяке недбальство, яке породжує в думках наших зневіру; бо ревнощі народжують відважність, душевну силу та тілесне дбайливе ставлення. Яка сила буває в демонах, коли душа спонукає проти них свою природну сильну ревність? А також і старанність називається породженням ревнощів. І коли вона пускає в хід свою силу, то надає душі міцність нездоланну. Та й самі вінці сповідництва, які приймають подвижники і мученики за терпіння своє, набуваються цими двома діяннями – ревнощів і ревності, які породжуються силою природної дратівливості: вони в лютій скорботі мук не відчувають страждань. Хай дасть Бог і нам таку старанність догоджати Йому! Амінь.

* * *

310

Не з допитливістю розуму.

311

Показаними в євангельських блаженствах.

312

Промисел.

313

Через пізнання промислу в явному.

314

Спокуса, брехня.

315

Тобто коли людина визначить себе на скорботи до смерті.

316

Тілесному.

317

Від любові спокою.

318

Сміття, що вимітається.

Слово 50. Про користь втечі від світу

Справді наполегливий, важкий і незручний подвиг, здійснюваний нами серед справ життєвих. Скільки б людина не могла стати непереможною і міцною, однак, як тільки наближається до неї те, що служить причиною прирікання брані і подвигів, – не полишає її страх і загрожує їй швидким падінням, навіть більше, ніж під час явної брані з дияволом.

Тому, поки людина не віддаляється від того, від чого серце її приходить у сум’яття, ворогові завжди є зручність напасти на нього. І якщо трохи задрімає вона, ворог легко погубить її. Бо, коли душа охоплена шкідливими зустрічами зі світом, самі зустрічі ці робляться для неї гострими ріжками; і вона ніби природно перемагається, коли зустріне їх. І тому стародавні отці наші, що проходили цими шляхами, знаючи, що розум наш не у всякий час можливий і не в змозі буде неухильно стояти на одному місці й дотримуватися варти своєї варти, а в інший час не може й угледіти того, що шкодить йому, премудро міркували й, як у зброю, вдягали себе в нестяжательність, яка, як написано, вільна від усяких борень (щоб у такий спосіб своєю убогістю людина могла позбутися багатьох гріхопадінь), і пішли в пустелю, де немає життєвих занять, які спричиняють пристрасті, щоб, коли трапиться їм319 знеможити, не зустрічати причин для падінь, маючи на увазі ж роздратування, побажання, злопам’ятність, славу, але щоб усе це та інше зробила легким пустеля. Бо нею зміцнювали й захищали вони себе, як нездоланним стовпом. І коли кожен із них міг здійснити подвиг свій у безмовності, де почуття під час зустрічі з чимось шкідливим не знаходили собі допомоги, для сприяння нашому протиборнику. Краще нам померти в подвигу, ніж жити в падінні.

* * *319

Отцям.

Слово 51. Про те, за допомогою чого можна людині зі зміною зовнішнього способу життя придбати зміну в потаємних думках

Поки людина перебуває в нестяжательності, безперестанку спадає їй на думку преселення з життя; і покладає вона завжди роздуми свої про життя після воскресіння, в усілякий час всіляко готується туди і здобуває терпіння проти всякої честі й тілесного спокою, посіву, який посіває в думках її320; і думка про нехтування світом повсякчасно живцем живцем в думці її; і дерзає він розумом своїм, і набуває в усякий час міцного серця, щоб зустріти всяку небезпеку і всякий страх, що заподіює смерть; навіть не боїться і смерті, тому що щогодини спрямовує на неї погляд, як на ту, що наближається, і чекає на неї; турбота ж його з усяким безсумнівним сподіванням покладена на Бога. І якщо зустрінуться йому скорботи, то він немов упевнений і точно знає, що скорботи принесуть йому вінець; і терпить їх з усякою радістю, приймає їх з веселощами і радістю. Бо знає, що Сам Бог з причин корисних призначає йому ці скорботи у Своєму неявному промислі про недоведене для нас.

Якщо ж трапиться йому, за дією і хитрощами того мудреця на всяке зло, з якоїсь причини придбати що-небудь скороминуще, то цієї ж самої години в душі його починає прокидатися любов до тіла; думає він про довге життя; щогодини в ній виникають і набувають чинності помисли про тілесний спокій, перемагає над нею тілесне, і вишукує сам у собі, чи неможливо їй, хоч би якимось чином, мати в себе все, що становить для неї цей спокій, і виходить вона з цієї свободи, яка не підкоряється якомусь помислу страху; звідси за будь-якої нагоди зупиняється вона на думках, що призводять до страху, і вигадує причини для страху, тому що забрана в неї ця твердість серця, яку вона набула, коли у своїй нестяжательності була вищою за світ, і якою збагачувалася в душі своїй, тому що стала спадкоємцем світу цього, в міру того, що набула. Піддається ж він страху за законом і домобудівництвом, визначеним Богом. На служіння чому уготовані бувають члени наші, тому й поневолюємося і, за словом апостола, мусимо працювати з усяким страхом (див. Рим. 6:16; Євр. 2:15).

Перед усіма пристрастями – самолюбство; перед усіма чеснотами – нехтування спокоєм. Хто тіло своє віддає спокою, той у країні світу заподіює йому скорботу. Хто насолоджується в юності своїй, той робиться рабом321 у старості й зітхає в останні дні свої. Як тому, у кого голова у воді, неможливо вдихати в себе тонкого повітря, що вливається в це порожнє надро322, так і тому, хто занурює думку свою в тутешні турботи, неможливо вдихати в себе відчуттів цього нового світу. Як сморід смерті засмучує тілесний склад, так і непристойне видовище – світ розуму. Як неможливо, щоб в одному тілі були здоров’я і хвороба і одне не знищувалося іншим, так неможливо, щоб в одному домі був достаток грошей і любов323, і одне з них не знищувало іншого. Як скло не може залишатися цілим при зіткненні з каменем, так і святий, коли буває, залишається і розмовляє з дружиною, не може перебувати в чистоті своїй і не опоганитися. Як з корінням вириваються дерева сильним і постійним потоком вод, так викорінюється і любов до миру в серці припливом спокус, спрямованих на тіло.

Як ліки винищують нечистоту худих соків у тілі, так і жорстокість скорбот очищає серце від лукавих пристрастей. Як мрець не може відчувати справи живих, так і душа ченця, похованого в мовчанні, як у труні, позбавлена того віяння, яке зазвичай, на кшталт диму, з’являється під час відчуття чогось такого, що перебуває у вжитку в людей. Як неможливо залишитися неушкодженим тому, хто щадить свого ворога під час битви, так неможливо і подвижникові душу позбавити від погибелі, якщо щадить він тіло своє324. Як дитя вражається страшними видовищами і, втікши (від них), тримається за краї одягу своїх батьків, кличучи їх на допомогу, так і душа, якою мірою утішається і журиться від страху спокус, поспішає приліпитися до Бога, кличучи Його в безперестанній молитві. І поки спокуси продовжують одна за одною нападати на неї, примножує молитву; і, навпаки, коли отримує звільнення, віддається парінню думок. Як тим, кого віддають у руки суддів для покарання за злодіяння, якщо вони, щойно наближаються до тортур, упокорюються й негайно зізнаються в неправді своїй, покарання зменшується, і незабаром через малі скорботи їх звільняють; якщо ж якісь злочинці бувають упертими й не зізнаються, то піддають їх новим тортурам, і хоча наостанок, після багатьох тортур, коли тіло їхнє вкрите ранами, і зізнаються вони мимоволі, та не отримують від цього жодної користі;

так і ми, коли за гріхи наші, необачно нами зроблені, милосердя325 віддає нас до рук праведного всіх Судді й наказує розпростерти нас під жезл спокус, щоб полегшити тамтешнє покарання наше, якщо, щойно наблизиться до нас жезл Судді, упокоримося, згадаємо свої несправедливості та принесемо в них зізнання перед Мстителем326, то за короткочасними спокусами невдовзі позбудемося; а якщо озлобимося в скорботах своїх і не сповідуватимемо, що ми винні їм і гідні зазнати ще й більших цих (скорбот), але станемо звинувачувати людей, а іноді й бісів, а іноді й Божу правду, і стверджувати, що ми не заслуговуємо на такі справи, і це будемо думати й казати, а не подуматимемо, що Бог краще за нас самих знає й відає нас, що суди Його по всій землі, і без Його наказу не карається людина, – то все, що трапляється з нами, завдаватиме нам невпинної печалі, скорботи наші збільшаться, і одна за одною будуть вони, подібно до мотузки, зв’язувати нас, доки не пізнаємо себе, не змиримося і не відчуємо беззаконь своїх (бо, не відчувши їх, неможливо нам дійти до виправлення); і наостанок, змучені безліччю скорбот, без користі для себе будемо приносити сповідь, коли, звичайно, вже не буває розради. Але це – відчути гріхи свої – є Боже обдарування, що входить у нашу думку, коли Бог бачить, що стомлені ми різноманітними спокусами, щоб за всіх нещасть і скорбот наших не відійти нам зі світу цього, не отримавши жодної користі. І те, що не розуміємо спокус, буває не через труднощі327, а через нерозуміння. Нерідко інші, перебуваючи в подібних обставинах, відходять зі світу цього винними у своїх гріхах, але заперечуючи їх і звинувачуючи328; милосердний же Бог чекав, чи не упокоряться вони якось, щоб пробачити їм і створити їм порятунок; і не тільки створив би порятунок їх від спокус, а й пробачив би їм і провини, умилостивившись і малим сердечним сповідуванням.

Як інша людина, принісши великий дар цареві, нагороджується від нього лагідним поглядом, так і тому, хто має в молитві своїй сльози, великий Цар віків, Бог, прощає будь-яку міру гріхопадінь і нагороджує його доброзичливим поглядом. Як вівця, виходячи з огорожі й поневіряючись окремо329, зупиняється біля лігва вовків, так і чернець, що відлучається від зібрання друзів своїх, під приводом перебування в мовчанні, постійно приходить, і йде, і наближається до видовищ і театральних ганебних місць, проходячи містами.

Як людина, яка на раменах своїх несе багатоцінну перлину і йде шляхом, на якому є розбійники і про яку ходить поганий поголос, щогодини буває в страху, щоб не зазнати нападу, так і той, хто несе бісер цнотливості та крокує у мирі ворожим шляхом, не має надії позбутися розбійників і розкрадачів, доки не прийде до оселі труни, тобто до країни уповання. І чи може не боятися той, хто несе з собою дорогоцінну перлину? Так і цей не знає, в якому місці, звідки і в яку годину нападуть на нього і позбавлять його раптово надії його330, і в дверях будинку свого, тобто під час старості своєї, буде він пограбований.

Як людина, яка п’є вино в день плачу, напившись, забуває будь-яку печаль про своє скрутне становище, так і захоплений любов’ю Божою – в усьому світі, який дім плачу, забуває всі свої праці та печалі, і через своє захоплення робиться нечутливим до всіх гріховних пристрастей. Серце його підкріплюється надією на Бога; душа його легка, як пернатий птах; розум його щогодини підноситься від землі, понад усе людське, ширяє присноповчанням помислів своїх і насолоджується серед безсмертних у Всевишнього. Йому слава і держава на віки віків! Амінь.

* * *

320

Опираючись навіюванням честолюбства і самозаспокоєння.

321

Пристрастей.

322

У внутрішність його.

323

До ближніх.

324

Подаянням йому зайвого спокою.

325

Боже, для користі нашої.

326

Перед Богом.

327

Для розуміння їх.

328

Інших або Бога.

329

Від свого стада.

330

Збереження цнотливості.

Слово 52. Про нічну молитву і про різні способи її здійснення

Коли побажаєш стати на служіння , тоді, зроби, як скажу тобі. Схили за звичаєм коліна твої і встань; і не негайно розпочинай службу твою, але, коли помолишся спершу, і здійсниш молитву331, і признаменуєш серце своє і члени свої життєдайним знаменням хреста, стій кілька разів мовчки, доки заспокояться почуття твої і втихомиряться помисли твої. Після цього піднеси внутрішній погляд свій до Господа і з сумом благай Його зміцнити неміч твою, щоб вірш твій і думки серця твого стали угодними святій Його волі. І скажи безмовно в молитві серця свого так:

“Господи Ісусе, Боже мій, що дивиться на створіння Своє, Ти, Якому явні пристрасті мої, і неміч єства нашого, і сила супостата нашого, Ти Сам захисти мене від злоби його, бо сила його могутня, а єство наше бідне, і сила наша немічна. Тому Ти, Благий, Який знаєш неміч нашу і поніс на Собі труднощі нашого безсилля, збережи мене від заколоту помислів і від потопу пристрастей, і зроби мене гідним цієї святої служби, щоб мені пристрастями своїми не розбестити її солодощі й не опинитися перед Тобою безсоромним і зухвалим”.

Повинно ж нам з усією свободою поводитися під час служби нашої без усякої дитячої і збентеженої думки. А якщо побачимо, що часу небагато і до закінчення служби застигне нас ранок, то з доброї волі з розумінням залишимо зі звичайного правила одну або дві слави, щоб не було місця сум’яттю, щоб не втратити смаку до служби нашої і не читати не в належному порядку псалми першої години.

Якщо, коли відправляєш службу, помисел заговорить у тобі й почне нашіптувати: “Поквапся дещо, бо діла в тебе багато; швидше звільнишся”, ти не долучайся до цього помислу. А якщо сильніше буде турбувати тебе цим, то повернися негайно назад на одну славу, або на скільки хочеш, і кожен вірш, що містить у собі вид молитви332, з роздумом повторюй багаторазово. І якщо знову буде бентежити й стискати тебе помисел, залиш віршування, схили коліна на молитву і скажи: “Бажаю не слова обчислювати, а осель досягти, бо всякою стежкою, якою не поведеш мене, піду скоро”. Той народ, що злив тельця в пустелі, сорок років ходив по ній, переходячи гори й пагорби, піднімаючись на них і сходячи з них, а землю обітниці не бачив навіть здалеку.

Якщо ж, коли перебуваєш у пильнуванні, тривале стояння долає тебе своєю довготривалістю, і виснажишся від безсилля, і скаже тобі помисел, вірніше ж сказати, зловмисник промовить у думці, як у змії: “Закінчи, бо не можеш стояти”, то відповідай йому: “Ні, але посиджу одну кафісму333, і це краще від сну. І якщо язик мій мовчить і не вимовляє псалма, розум же повчається з Богом у молитві й у співбесіді з Ним, то неспання корисніше від усякого сну”. Пильнування не є цілком ні стояння, ні віршування одних псалмів. Навпаки, інший всю ніч проводить у псалмах, інший – у покаянні, молитвах розчулених і земних поклонах, а інший – у сльозах і риданні про свої гріхи.

Про одного з наших отців кажуть, що сорок років молитву його складала одна промова: “Я згрішив, як людина, Ти ж прости, як Бог”. І отці чули, як він із сумом повторював цей вірш, а тим часом плакав і не замовкав; і ця одна молитва була в нього замість служби вдень і вночі. І ще, інший трохи ввечері віршословить, залишок же ночі проводить у співі тропарів, а інший – у славослів’ї та читанні. Інший ставить собі за правило не схиляти колін, подібно до того, на кого нападав блудний помисел334. Богу ж нашому слава і держава на віки віків! Амінь.

* * *

331

Початкову.

332

У сирійському тексті: “весь вірш, що містить у собі повний сенс”.

333

Тобто прочитаю сидячи.

334

Преподобний Мойсей Мурин.

Слово 53. Про те, яку честь має смиренномудрість і який високий ступінь її

Хочу відкрити уста мої, браття, і говорити про високий предмет, про смиренномудрість; але сповнений страху, як і той, хто знає, що має намір розмовляти про Бога за своїм власним розумом. Смиренномудрість є вбрання Божества. У нього зодягнулося Слово, що вочеловечилося, і через нього долучилося до нас у тілі нашому. І кожен, одягнений у нього, істинно уподібнився Тому, Хто зійшов із висоти Своєї, Хто приховав чесноту величі Своєї і славу Свою прикрив смиренномудрістю, щоб створіння не було спалене баченням цього. Бо створіння не могло б дивитися на Нього, якби не сприйняв Він частини від нього335 і в такий спосіб став розмовляти з ним; не могло б і почути словес із вуст Його віч-на-віч. Тому-то й сини Ізраїлеві не могли чути голосу Його, коли промовляв до них із хмари, і сказали Мойсею: “Нехай з тобою Бог промовляє, і ти зведеш нам слова Його, і нехай не промовляє до нас Бог, нехай не вмремо колись” (Вих. 20:19)” (Вих. 20:19).

Та й як створіння могло відкрито прийняти споглядання Його? Бачення Боже таке страшне, що і ходатай336 сказав: “боязкий я і трепетний” (Євр. 12:21); бо на горі Синайській з’явилася ця чеснота слави; гора диміла й хиталася від страху того одкровення, що було на ній, так що й звірі, що наближалися до нижчих частин гори, вмирали; а сини Ізраїлеві, очистивши себе, за повелінням Мойсея, три дні готувалися й споряджалися, щоб стати гідними чути голос Божий і бачити Боже одкровення; але, коли настав час, не могли прийняти337 бачення світла Його та сили гласу громів Його.

Нині ж, коли Своїм пришестям Своїм вилив на світ благодать Свою, то не в боягузтві, не у вогні, не в голосі страшному і міцному зійшов Він, а як дощ на руно і як крапля, що тихо капає на землю, і бачимо Його, що Він розмовляв із нами в інший спосіб, тобто коли Він ніби в скарбничці, ніби в скарбничці, ніби в скарбничці, ніби в скарбничці, ніби в скарбниці, ніби в скарбничці, ніби в скарбничці, а коли Він ніби в скарбниці сховав велич Свою під завісою плоті (див. Євр. 10:20) і серед нас розмовляв із нами в ній, зробивши її Собі помахом Своїм у лоні Діви й Богородиці Марії, щоб ми, бачачи, що Він з нами розмовляє, як єдиний із нашого роду, не жахалися, споглядаючи на Нього.

Тому всякий, хто зодягнувся в те вбрання338, у якому видимий був Сам Творець, зодягнувшись у тіло наше, той зодягнувся в Самого Христа, тому що і він побажав зодягнутися, за внутрішньою своєю людиною, в ту подобу, в якій Христос видимий був створінню Своєму й пожив із ним, і в цій подібності він видимий буває своїм співрабам, і цією прикрасою він прикрасився замість вбрання честі й зовнішньої слави.

Тому створіння, словесне й безсловесне, дивлячись на всяку людину, одягнену в цю подобу, вклоняється їй, як владиці, на честь Владики свого, Якого бачила вбраною в цю саму подобу, яка в ній пожила. Бо яка тварюка не буде благоговіти, дивлячись на смиренномудрого? Втім, поки слава смиренномудрия не була всім відкрита, нехтувалося це сповнене святості видовище. Нині ж засяяла велич його перед очима світу, і кожна людина вшановує подобу цю, хоч би де вона бачилася. За цим посередництвом сподобилася тварина прийняти бачення Творця і Зиждителя свого. Тому не нехтують нею339 і вороги істини, і хоча б той, хто придбав її, був мізернішим за всяку тварюку, проте той, хто заручився нею, як вінцем і порфірою, прикрашається нею. Смиренномудрого ніколи людина не переслідує ненавистю, не уражає словом і не зневажає його.

Оскільки любить його Владика його, то всіма любимий він. І він усіх любить, і його всі люблять. Усі бажають його і на всякому місці, куди не наближається, дивляться на нього, як на Ангела світла, і віддають йому честь. Якщо й почнуть промову мудрий або наставник, то вони замовкнуть, тому що місцем говорити поступаються смиренномудрому. Очі всіх спрямовані на його уста, в очікуванні, яке слово вийде з них. І всяка людина чекає словес його, як словес Божих. Його коротке слово те саме, що слова мудреців, у яких вони викладають думки свої. Слова його солодкі слуху мудрих більше, ніж сот і мед для гортані. Всі сприймають його, як Бога, хоча він і невчений у слові своєму, принижений і непоказний на вигляд.

Хто презирливо говорить про смиренномудрого і не визнає його за людину, той нібито на Бога відчиняє уста свої. Але, тим часом як в очах його нехтується смиренний, у всякої тварини дотримується честь йому. Чи наближається смиренномудрий до згубних340 звірів, – і тільки-но звернуть погляд свій на нього, приборкується лють їхня; вони підходять до нього, як до свого володаря, схиляють свої голови, лижуть руки й ноги його, бо відчули від нього ті пахощі, що йшли від Адама до його злочину, коли звірі були зібрані до Адама й нарікав він їхні імена в раю. Це забрано було в нас; але оновив і дарував нам це паки пришестям Своїм Ісус. Цим-то і помазані пахощі людського роду. Чи наближається також смиренномудрий до смертоносних гадів – і тільки-но наблизиться відчуття руки його і торкнеться їхнього тіла, припиняється їдкість і жорстокість смертоносної їхньої гіркоти, і своїми руками чавить їх, як сарану. Чи наближається він до людей – і слухають його, як Господа. І що кажу про людей? Навіть демони, за всієї нахабності і злоби своєї, за всієї високовитості гордині своєї, наближаючись до нього, робляться, як прах; уся їхня злість втрачає силу, руйнуються їхні підступи, недієвими лишаються їхні зловмисні хитрощі.

Тепер, оскільки показали ми велич честі смирення від Бога і приховану в ньому силу, то покажемо вже, що є саме смирення і коли людина удостоюється прийняти його в тій досконалості, якої воно досягає. Зробимо також відмінність між смиренномудрим за видимістю і між тим, хто сподобився істинного смиренномудрия.

Смирення є якась таємнича сила, яку, після звершення всього Божественного житія, сприймають досконалі святі. І не інакше, як тільки одним досконалим у чеснотах, сила ця дається силою благодаті, оскільки вони єством можуть прийняти за визначенням Божим, тому що чеснота ця містить у собі все. Тому не всяку людину, хто б вона не була, можна вважати смиренномудрою, але тих, хто сподобився цього, сказаного нами чину.

Не всякий, хто за природою скромний і безмовний, або розсудливий, або лагідний, досяг уже ступеня смиренномудрия. Але істинно смиренномудрий той, хто має в потаємності щось гідне гордості, але не пишається і в думці своїй ставить це на порох. Та й того, хто упокорюється при згадці гріхопадінь і проступків і пам’ятає про них, доки не розтрощиться серце його, і розум його, згадуючи про них, не зійде з висоти гордовитих думок, – хоч і це похвально, – не назвемо смиренномудрим, бо є ще в ньому гордовитий помисел і не здобув він смирення, а лише примудряється наблизити його до себе. І хоча, як сказав я, і це похвально, проте ж смирення ще не належить йому; бажає він тільки смирення, але смирення немає в нього. Досконало ж смиренномудрий той, хто не має потреби мудруванням своїм винаходити способи бути смиренномудрим, але в усьому цьому абсолютно і природно має смиренність без зусиль; і хоча прийняв він у себе якесь обдарування велике і таке, що перевищує все створіння і природу, але на себе дивиться як на грішника, на людину, яка нічого не значить і є знехтуваною у власних очах; і хоча увійшов він у таємниці всіх духовних істот і в усій повноті досконалий став у мудрості всієї тварюки, сам себе визнає таким, що не має нічого значущого. І цей, не хитромудро, але без примусу такий у серці своєму.

Чи можливо людині стати такою і за природою так змінити себе, чи ні?

Отже, не сумнівайся, що прийнята людиною сила таїнств звершує в ній це, у всякій чесноті, без її праці. Це є сила, яку прийняли блаженні апостоли у вигляді вогню. Для неї-то заповів їм Спаситель “від Єрусалима не відлучатися”, поки не візьмуть сили згори (Діян. 1:4). Єрусалим цей є чеснота, сила – смирення, а сила згори – Утішитель, тобто Дух утіхи. Це-то і означає сказане про нього в Божественному Писанні, що таємниці відкриваються смиренномудрим. Цього ж Духа одкровень, що показує таємниці, сподобляються приймати всередину себе смиренномудрі. Тому-то і сказано деякими святими, що смиренність усовершує душу Божественними спогляданнями. Отже, нехай не наважиться людина подумати в душі своїй, що сама собою прийшла вона в міру смиренномудрия, і заради одного помислу розчулення, який виник у неї в якийсь час, або за малі сльози, які витекли в неї, або за одну якусь добру властивість,

яку має вона за природою або яку опанувала із зусиллям, – набула вона те, що становить повноту всіх таємниць, що слугує сховищем усіх чеснот, і все це, кажу, набула малими справами, а не цим даруванням. Навпаки, якщо людина перемогла всіх опірних духів, і зі справ усякої чесноти не залишилося жодного, якого б не вчинила явно й не набула, якщо перемогла й підкорила всі твердині супротивників, і після цього відчула в собі духом, що отримала це обдарування, коли, за словами апостола, “Дух слухатиметься духу” її (Рим. 8:16), – то це є досконалість смирення мудреців. Блаженний, хто придбав її; тому що щогодини цілує і об’ємає він надро Ісусове.

Якщо ж запитає людина: “Що мені робити? Як придбати? Яким способом стати гідним прийняти смирення? Ось, примушую сам себе і, щойно подумаю, що придбав його, бачу, що ось протилежні йому думки обертаються в моєму розумі, і тому впадаю тепер у відчай”.

Цьому запитувачу такою буде дана відповідь: “Належить учневі” стати подібним до вчителя свого, рабу – подібним до пана свого (Мф. 10:25). Дивись, як набув смирення Той, Хто заповів його і дарує це дарування, і наслідуй, і знайдеш його. Він сказав: “гряде князь цього світу, а в Мені не має нічого” (Ін. 14:30). Чи бачиш, як за досконалості всіх чеснот набути смирення? Поревнуймо Того, хто дав заповідь. Він каже: “лисиці виразки мають, і птахи небесні гнізда, а Син людський не має, де глави підхилити” (Мф. 8:20). Говорить же це Той, Хто від усіх, у всякому роді досконалих, освячених і тих, що досягли повноти, має славу, разом з Отцем, що Його послав, і зі Святим Духом, нині й повсякчас, і навіки віків. Амінь.

* * *

335

Людську природу.

336

Пророк Мойсей.

337

Стерпіти, винести.

338

Смирення.

339

Смиренномудрість.

340

Хижим.

Слово 54. Про різні предмети, у запитаннях і відповідях

Запитання. Чи добре віддалятися від усього, що дратує пристрасті? І така втеча, коли душа уникає сварок і обирає собі спокій, перемогою визнається чи поразкою душі?

Відповідь. Відповімо на це коротко. Іноку всіляко слід уникати всього, що дратує в ньому лукаві пристрасті, особливо – відсікати в собі причини пристрастей і те, чим приводяться в дію і від чого зростають, хоча б то найменші пристрасті. Якщо ж настане час протистояти пристрастям і боротися з ними, коли ставлять нам сіті в духовному спогляданні341, то зробимо це не жартома, але майстерно. І людині завжди треба відвертати думку свою від пристрастей до природного добра, яке Творцем вкладено в природу, хоча диявол і перекрутив істину лукавою спокусою. І якщо пристойно так сказати, то йому слід тікати не тільки від надокучливості пристрастей, а й від почуттів своїх, і занурюватися у внутрішню свою людину, і там відокремлено перебувати, безперестанку творячи у винограднику серця свого, доки не приведе він діл до згоди з чернечим ім’ям, нареченим йому в потаємності його і явно.

І може бути, що цим перебуванням поблизу внутрішньої людини прийдемо в досконале з’єднання з віданням нашої надії, Христа, що живе в нас. Бо коли розум наш перебуває там342 відокремлено і відлюдницьки, тоді не він уже веде боротьбу з пристрастями, а благодать; хіба тільки й самі пристрасті не приходять у ньому в дію343.

Питання. Якщо людина щось робить заради душевної чистоти, а інші, не розуміючи, спокушаються її духовним життям, то чи повинна вона віддалятися від божественного свого життя через спокусу, або ж робити те, що корисно для її наміру, хоча те й спокусливо для тих, хто дивиться на неї? Відповідь.

Скажемо і про це, що, якщо хто за правилами, які прийняв від колишніх перш за нього отців, робить щось таке, що слугує очищенню розуму його, і припустив у собі цю мету – досягнення чистоти, а інші, які не знають, спокушаються його наміром, то відповідальний не він, а ті, хто спокушаються. Не для того він утримується, або постить, або живе в суворому самітництві і робить, що корисно для його мети, щоб інші спокушалися, але для того, щоб очистити розум свій. А ті, хто спокушаються, засуджують його через незнання мети життя його і грішать проти істини, тому що, перебуваючи в недбальстві, нездатні були збагнути ту духовну мету, яку припустив він собі, тобто чистоту своєї душі. Про них блаженний Павло написав, кажучи: “слово хресне для тих, хто гине, бо юродство є” (1Кор. 1:18). Що ж тепер? Оскільки слово хресне цими, які не відчули сили слова, поставлено було в юродство, то чи повинен був Павло мовчати, а не проповідувати? Але ось і донині вчення хресне служить спотиканням і спокусою для іудеїв і для еллінів; тому і нам мовчати про істину, щоб не спокушалися? Але Павло не тільки не мовчав, але навіть голосно волав, кажучи: “Нехай не буде хвалитися мною, але тільки хрестом Господа нашого Ісуса Христа” (Гал. 6:14). Цю похвалу про хрест висловив святий не для того, щоб інших спокусити, а тому, що велика проповідувана сила Хреста. Тому і ти, святий, здійснюй життя своє згідно з тією метою, яку припустив собі перед Богом, у чому не засуджується совість твоя, і життя своє випробовуй за Божественними Писаннями і за тими заповідями, які прийняв ти від святих отців344. І якщо не будеш звинувачений345 ними, то не бійся того, чим спокусилися інші. Бо жодна людина не може всіх однаково поінформувати346, або всім догодити, і (в той самий час) у потаємності своїй попрацювати Богові347.

Блаженний той монах, о блаженний, який справді прагне до чистоти душі своєї всією силою своєю і тим законним шляхом, яким прямували до чистоти отці наші, тими щаблями її, якими вони висходили за чином і ступенем, і він піднесеться до наближення до неї в премудрості та терпінні скорботи, а не за чужими щаблями хитрощів348.

Чистота душі є первісне дарування єству нашому. Без чистоти від пристрастей душа не лікується від недуг гріха і не набуває слави, втраченої злочином. Якщо ж хто сподобився очищення, тобто душевного здоров’я, то розум його справді й насправді сприймає радість духовним почуттям; бо робиться він сином Божим і братом Христовим, і не має часу349 відчувати, як добрі та погані речі, які з ним трапляються.

Нехай дасть нам Бог пізнати волю Його, щоб, завжди її виконуючи, прийти нам у вічний Його спокій, по благодаті і людинолюбству Господа нашого Іісуса Христа, Якому личить усяка слава, честь і поклоніння, нині й на віки безмежні віки. Амінь.

* * *

341

Коли тонко буваємо спокушені при баченні духовному.

342

У внутрішньому діланні.

343

Втім, і самі пристрасті рухаються в ньому не так сильно, щоб могли спонукати його до виконання їх на ділі.

344

Чи згідно воно з ними.

345

Викритий у протилежному.

346

Про себе.

347

Творити угодне Богові.

348

Дій неправильних.

349

Від оної невимовної духовної радості, що народжується від чистоти.

Слово 55. Послання до преподобного Симеона Чудотворця

Послання твоє, святий, не просто накреслені слова; навпаки того, в ньому, як у дзеркалі, зобразив і показав ти любов свою до мене. І як уявляв ти мене собі, так і написав, і самою справою показав, що любиш мене надмірно, а тому, від сильної любові, забув і міру мені. Бо, що я повинен був написати твоєму преподобію і про що мені, якби в мене була турбота про своє спасіння, належало б у тебе питати і дізнатися від тебе істину, про те попередив ти написати мені, по великій любові. А можливо, зробив це і за хитрощами любомудрия, щоб тонкими і духовними питаннями, які ти мені пропонуєш, пробудити душу мою від недбальства, в яке глибоко вона була занурена. Втім, і я, з цієї любові, з якої забув ти міру мені, забуваю свою убогість, а тому звертаю увагу не на те, на що можу бути здатний, але на те, що може зробити твоя молитва. Бо коли я забуду міру собі, а ти молитвами своїми ублагатимеш Бога, щоб здійснилося прохання твоє, тоді, без сумніву, чого б ти не просив у молитві, дано це буде від Бога тобі, як щирому Його служителеві.

Отже, перше питання в посланні твоєму наступне:

Питання. Чи треба зберігати всі заповіді Господні і чи немає способу врятуватися тому, хто не зберігає їх?

Відповідь. Про це, як мені здається, немає потреби будь-кому й питати. Бо хоча заповідей і багато, проте ж треба зберігати їх. Інакше Спасителеві не потрібно було б і давати їх, бо Владика, як гадаю, нічого не сказав і не зробив зайвого, на що не було б причини і в чому не було б потреби. Бо метою пришестя Його, коли дав нам життєдайні заповіді Свої, як очисні ліки в нашому пристрасному стані, було те, щоб очистити душу від зла, спричиненого першим злочином, і відновити її в первісний її стан. Що ліки для хворого тіла – то заповіді для пристрасної душі. І явно, що заповіді були дані проти пристрастей, для подолання злочинної душі, як ясно говорить Господь учням Своїм: “Хто має заповіді Мої та виконує їх, той є той, хто любить Мене, а хто любить Мене, той буде возлюблений Моїм Отцем, а Я полюблю його, і Я з’явлюся йому Сам. І до нього прийду, і оселю в нього зроблю” (Ін. 14:21,23). І ще: “про це розуміють усі, що Мої учениці ви, якщо… любите один одного” (Ін. 13:35,34). Зрозуміло ж, що любов може бути придбана після душевного здоров’я; а душа, яка не зберегла заповідей, не є здорова.

Зберігання заповідей ще нижче духовної любові. І оскільки багато таких, які зберігають заповіді зі страху або заради нагороди в майбутньому, а не з любові, то Господь багатьом переконує до зберігання заповідей з любові, що дає душі світло. І ще: “нехай бачать” люди “ваші добрі діла, і прославлять Отця вашого, що на небесах” (Мф. 5:16). Але в душі не можуть бути видимими добрі справи, яких навчив Господь, якщо не будуть збережені заповіді. А що заповіді не важкі для тих, хто любить істину, про це Господь сказав: “Приходьте всі, хто трудиться і обтяжений, і Аз упокою вас. Іго бо Моє благо, і тягар Мій легкий є” (Мф. 11:28,30). А що всі заповіді повинні бути збережені нами дбайливо, і про це Він Сам заповів, кажучи: хто руйнує “єдину заповідь цих малих” і вчить тому “люди”, той “не буде мною названий у Царстві Небесному” (Мф. 5:19). Після всього цього, узаконеного для спасіння нашого, не можу сказати, що не повинно зберігати всіх заповідей. Та й сама душа не в змозі буде зробитися чистою, якщо не буде зберігати їх. Заповіді дані Господом як ліки, щоб очищати від пристрастей і гріхопадінь. Ти знаєш, що зло прийшло до нас від злочину заповідей.

Отже, ясно, що здоров’я повертається знову їхнім зберіганням. А без виконання заповідей, доки насамперед не підемо цим шляхом, що веде до душевної чистоти, не повинно нам і бажати й очікувати очищення душі. І не кажи, що Бог і без виконання заповідей може, по благодаті, дарувати нам душевне очищення; бо це – Господні суди, і Церква не велить нам просити чогось такого. Юдеї, під час повернення свого з Вавилону до Єрусалима, йшли шляхом природно прокладеним, і таким чином прийшли до святого міста свого, і побачили чудеса Господні. Але Єзекіїль надприродно, за дією одкровення, був піднесений і прибув до Єрусалима, і в Божественному одкровенні став глядачем майбутнього оновлення. Подібне до цього буває і щодо душевної чистоти. Інші шляхом протоптаним і законним, через зберігання заповідей у важкому житті, кров’ю своєю приходять у душевну чистоту; а інші удостоюються її за даром благодаті. І дивно те, що не дозволено просити в молитві чистоти, що дарується нам по благодаті, і відмовлятися від життя, супроводжуваного у виконанні заповідей. Бо тому багатому, який запитав Господа, як “життя” вічне успадкую” (Лк. 10:25), Господь ясно сказав: “дотримай заповіді” (Мф. 19:17). І коли багатий запитав: “Які заповіді?” – по-перше, наказав йому утримуватися від злих справ і так нагадав про заповіді природні (див. Мф. 19:18-19). Коли ж домагався дізнатися ще більше, сказав йому: “Якщо хочеш бути досконалим, то продай маєток твій, і дай жебракам”, і візьми хрест свій, “та й іди слідом за Мною” (Мф. 19:21). А це означає: помри для всього, що маєш у себе, і потім живи в Мені; вийди зі старого світу пристрастей, і так увійдеш у новий світ Духа; зніміть і скиньте з себе відання поганих вдач і хитрощів, і так зодягнетесь у просте відання істини. Бо Господь, сказавши: візьми хрест твій (див. Мф. 16:24), навчив тим людину померти для всього у світі. І коли умертвив Він у ній стару людину, тобто пристрасті, тоді сказав їй: “йди слідом за Мною” (Мф. 19:21). Старій людині неможливо ходити дорогою Христовою, як сказав блаженний Павло: “бо плоть і кров Царства Божого успадкувати не можуть, бо тління тління нетління успадковує” (1Кор. 15:50); і ще: скиньте з себе “стару людину, що гниє в пристрасті”, і тоді зможете зодягнутися в нового, оновлюваного пізнанням уподібнення до того, Хто його Створив (див. Еф.4 :22,24); і ще: “мудрування” перстне “ворожнеча на Бога: закону бо Божому не підкоряється, нижче бо може”. Бо ті, що існують у плоті, тілесне мудрують, і Богові догодити духовним мудруванням “не можуть” (Рим. 8:7,8). Ти ж, святий, якщо любиш чистоту серця і сказане тобою духовне мудрування, приліпися до Владичних заповідей, як сказав Владика наш: “якщо “хочеш” вйти в життя, збережи заповіді” (Мф. 19:17), з любові до Того, Хто їх дав, а не зі страху або за воздаяння нагороди. Бо насолоду, приховану в правді, вкушаємо не тоді, коли чинимо правду, але коли любов до правди поглинає серце наше; і стаємо грішниками не тоді, коли вчинимо гріх, але коли не зненавидимо його і не розкаємося в ньому. І не кажу, щоб хто-небудь із давніх або з людей останніх часів, не зберігши заповідей, досяг чистоти і сподобився духовного споглядання; навпаки, як мені здається, хто не зберіг заповідей і не йшов слідами блаженних апостолів, той негідний іменуватися святим.

Блаженний Василій і блаженний Григорій, про яких сказав ти, що були любителями пустелі, стовпами і світлом Церкви і вихваляли мовчання, прийшли в безмовність не тоді, коли були недбалими від виконання заповідей, але жили спершу у світі350 і зберігали заповіді, які повинні були зберігати люди, які живуть у суспільстві, а потім прийшли до душевної чистоти, і сподобилися духовного споглядання. Воістину я впевнений, що коли жили вони в містах, то приймали дивних, відвідували хворих, одягали нагих, вмивали ноги трудящих, і, якщо хто з’явився їхній “поприще єдине”, йшли з ним “два” (Мф. 5:41). І коли зберегли заповіді, потрібні в житті суспільному, і розум їхній почав відчувати351 первісну непохитність352, Божественні й таємничі споглядання, тоді зревнувалися вони – і вийшли в пустельну мовчанку; і відтепер перебували з внутрішньою своєю людиною353, чому стали споглядальниками та перебували в духовному спогляданні, аж доки не були покликані благодаттю зробитися пастирями Церкви Христової. Щодо ж сказаного тобою, що Великий Василій іноді хвалив співжиття з багатьма, а іноді самітництво, зауважу, що істинно дбайливі двома способами набувають собі користі354, кожен – в міру сил, за тією відмінністю і за тією метою, яку припустив він собі. Бо в співжитті з багатьма іноді буває користь сильним, а іноді немічним; те ж саме буває і в пустелі. Хто досяг душевного здоров’я, у кого розум злитий із Духом і хто умертвив себе для життя людського, тому співжиття з багатьма не буває шкідливим, якщо тверезиться він у справах своїх. І він355 не для того живе з багатьма, щоб самому отримувати користь, але щоб приносити користь (іншим), тому що Богом він покликаний був (на це) ім’ям інших отців. Але й немічному, якому потрібно ще зростати, живлячись млеком заповідей, корисно також співжиття з багатьма, доки не навчиться, не утвориться, не постраждає від спокус, не буде падати і у великій кількості випадків повставати і не набуде душевного здоров’я. Немає немовляти, якого не годували б потоками молока, і жоден монах, не будучи вигодуваним молоком заповідей, не досяг успіху, не переміг пристрастей і не сподобився чистоти. А подібним чином і пустеля, як сказали ми, іноді корисна немічним і тим, хто рятується втечею356, а іноді й сильним: і першим – щоб знайдена ними (у світі) речовина357 не сприяла тому, щоб у них розгорілися та зросли пристрасті; а сильним – тим, що вони не оточені речовиною і не зустрінуть брані лукавого358. Дійсно, як сказав ти, пустеля присипляє пристрасті. Але від людини вимагається не це одне – приспати пристрасті, а й те, щоб викорінити їх, тобто подолати їх, коли будуть проти нас наполягати359. Пристрасті ж приспані прокидаються, як тільки трапляється причина прийти їм у діяльність.

А як дізнатися тобі, кажеш ти, що не одна пустеля присипляє пристрасті? Зауваж, що під час хвороби і великої немочі пристрасті не сильно нападають на нас.

І не це тільки, але навіть нерідко присипляють вони одна одну, коли одна іншій поступається місцем. Бо пристрасть марнославства змушує поступитися їй місцем блудну пристрасть, і знову пристрасть блудна приборкує пристрасть славолюбія. Отже, не тому тільки будемо бажати пустелі, що вона присипляє пристрасті, але побажаємо, щоб, за нестачі чуттєвого і віддаленості від усього, примудритися нам у ній, і щоб оновилася в нас внутрішня, духовна у Христі людина, щоб щогодини бути нам наглядачами над самими собою, і щоб розум наш став недремним і охороняв себе щогодини, і не викрадалася в нього пам’ятаність надії його.

Цього, здається мені, достатньо на перше твоє запитання, якщо тільки і в цьому наполягла потреба. Скажемо за цим і про друге, а воно було таке:

Питання. Чому Господь наш, для уподібнення нашого величі Отця Небесного, призначив нам милосердя, а ченці віддають перевагу милосердю, а не мовчанню?

Відповідь. Ось на нього відповідь. Добре, що з Євангелія представив ти приклад і зразок дослідження про це велике житіє – безмовність. Ми стаємо проти милосердя360, але не намагаємося перетворити його на ніщо, як щось зайве. Господь для уподібнення нашого Отцю Небесному призначив нам милосердя, бо тих, хто його творить, воно наближає до Бога. І ми, ченці, не шануємо безмовності без милосердя, а намагаємося, скільки можливо, піти від піклування і заколоту. Не те що ми хочемо протистояти необхідності, коли вона трапляється361, але дбаємо про безмовність, щоб перебувати в богодумстві, яким найбільше можемо повернути собі чистоту після зніяковілості й наблизитися до Бога.

Якщо ж, коли на певний час буде необхідна якась потреба в нас братам, не повинно не дбати про неї. Тому будемо невпинно спонукати себе – у всякий час внутрішньо бути милосердним до всякого розумного єства. Бо так навіює нам вчення Господнє, і в цьому полягає відмінність нашого мовчання, а не (буває воно) як доведеться. І треба не тільки зберігати це внутрішнє наше милосердя, але, коли закликають самі обставини справ і потреба, не обурюватися і про те, щоб довести любов свою362 явно, і особливо, якщо мовчазні не визначили себе на досконалу мовчанку – навіть і не зустрічатися ні з ким, а йти за правилом тих, хто призначає для себе мовчанку на одну або на сім седмиць. Бо такі, навіть протягом часу, призначеного правилом, не утримують себе від справ милосердя до ближнього, хіба що ті, хто вкрай жорстокий, суворий і нелюдяний, і тримається безмовності лицемірно і напоказ. Бо ми знаємо, що без любові до ближнього розум не може просвічуватися Божественною бесідою і любов’ю. І який нині мудрий чернець, маючи в себе їжу й вбрання і бачачи ближнього свого голодним та оголеним, не віддасть йому того, що має, але збереже що-небудь із цього? Або ще, хто, бачачи, що людина єдиної з ним плоті нудиться в хворобі, бідує від знемоги і має потребу в піклуванні, з любові до мовчання правило затвора віддасть перевагу любові до ближнього? Коли ж немає чогось подібного363, будемо в розумі зберігати любов і милосердя до братів. Бо в тому тільки випадку, коли річ близько364, Бог вимагає від нас виконати і показати любов насправді. Тому ясно, що, якщо нічого в себе не маємо, не дозволяється нам ввергати себе в піклування і заколоти заради жебраків; а якщо щось маємо, вимагається від нас це.

Також якщо, за прийнятим нами родом життя, віддаляємося від співжиття з людьми і від того, щоб бачитися з ними, то не належить нам залишати келію свою і місце чернечого і відлюдницького перебування і віддавати себе на те, щоб кружляти світом, відвідувати хворих і проводити час у подібних справах. Бо явно, що в подібних випадках буває перехід від вищого до нижчого. Якщо ж хто живе в товаристві багатьох, і перебуває поблизу людей у місці перебування свого з ними, і працями інших заспокоюється під час здоров’я або хвороби, то й сам зобов’язаний робити те саме, а не виставляти на вигляд неправдивої своєї мовчазності, щоб самому цілком вимагати собі від інших спочинку, але, щойно побачить у тісних обставинах сина плоті своєї, що носить на собі один із ним образ, а краще сказати – побачить переможеного та стражденного Христа, – віддалятися й ховатися від нього. Усякий такий немилосердний.

І не наводь мені на пам’ять Іоанна Фіваїдського і Арсенія, не кажи: “Хто ж із них вживав себе на подібні справи або докладав піклування про хворих і жебраків, не дбав же про свою безмовність?” Ти й не наближайся до будь-яких справ таких мужів. Бо якщо далекий ти від усякого заспокоєння і сполучення з людьми, як далекі були вони, то Господь і тобі велить нехтувати подібними справами. Якщо ж далекий ти від цієї досконалості й у всякий час перебуваєш у тілесних працях і в спілкуванні з людьми, то чому недбайливо ставишся до заповідей (які маєш зберігати ти, наскільки можеш, у міру сил своїх), представляючи в якості привіду, що проводиш велике житіє святих, до якого ти й не наближався?

А я не буду настільки недбайливий, щоб не згадати про вчинок святого Макарія Великого, який служить докором для тих, хто недбало піклується про братів своїх. Макарій пішов одного разу відвідати одного хворого брата. І коли Великий запитав хворого, чи не бажає він чогось, а той відповідав: “Трохи м’якого хліба” (а тоді всі ченці, здебільшого, пекли собі хліби одного разу на цілий рік: такий був звичай у тому місці), оскаженілий цей чоловік, коли йому було вже дев’яносто років, негайно встав, пішов зі скиту до Олександрії, і сухі хліби, які взяв у шкіряний одяг, проміняв на м’які, і приніс їх братові.

Але щось і цього ще більше зробив подібний до Великого Макарія авва Агафон, чоловік найдосвідченіший з усіх того часу ченців, який більше за всіх шанував мовчання і безмовність. Отже, цей дивовижний чоловік, під час великого торгу, прийшов продати своє рукоділля і на торжищі знайшов одного хворого мандрівника, який лежав і лежав; найняв для нього дім, залишився з ним, працював своїми руками, і, що отримував за це, на нього витрачав, і прислужував йому шість місяців, доки хворий не одужав. Цей же Агафон (як оповідають про нього) сказав: “Бажав би я знайти прокаженого і йому віддати своє тіло, а собі взяти його”. Ось досконала любов.

Ті, хто боїться Бога, охоче прагнуть того і дбають про те, щоб зберігати заповіді. І якщо виявиться на ділі, що відшукання їх їм дістається в руки365, то піддаються заради них і небезпеці. Життєдавець досконалість заповідей зв’язав і уклав у двох заповідях, які об’ємлють собою всі інші, – у любові до Бога і в подібній до неї любові до тварини, тобто в любові до образу Божого. І перша задовольняє мету духовного споглядання, а друга – споглядання і діяльності.

Бо єство Божественне просте, нескладне, невидиме, природно, ні в чому не має потреби; бо свідомість у присноповчанні своєму за своєю природою не має потреби в тілесній діяльності, і в дії чогось, і в дебелості уявлень366, діяльність її проста і виявляється в єдиній частині розуму, згідно з тією простотою гідно поклоняємої Причини, Яка вища за відчуття відчуття почуття плоті. А друга заповідь, тобто людинолюбство, через двоїстість єства, вимагає, щоб піклування про ділання розуму було суворе, тобто що виконуємо невидимо у свідомості, то подібним чином бажаємо виконати і тілесно, і не тільки явно, а й таємно. І заповідь, що виконується справами, вимагає виконання і в свідомості. Як людина складена з двох частин, тобто з душі й тіла, так і все в ній вимагає двоякої турботи, згідно з подвійністю її складу. І оскільки діяльність скрізь передує спогляданню, то неможливо будь-кому піднестися до царини цього вищого367, якщо самою справою не виконати насамперед нижчого368. І нині жодна людина не сміє сказати про набуття любові до ближнього, що досягає успіху в ній душею своєю, якщо залишена нею та частина, яка, в міру сил, згідно з часом і місцем, що надає випадок до справи, виконується тілесно. Бо при цьому тільки виконанні робиться достовірним, що є в людині і дає про себе знати любов споглядальна. І коли буваємо в цьому, за можливістю, вірні й істинні, тоді дається душі сила – у простих і безвидних думках простягатися до великої області високого і Божественного споглядання. А де людині немає можливості любов до ближнього проявити в справах видимих і тілесно, там достатньо перед Богом любові нашої до ближнього, здійснюваної тільки думкою; особливо – якщо самітницьке та мовчазне житіє і досягнення успіху в ньому перебувають достатньо в діянні її369.

Якщо ж убогі ми у всіх частинах безмовності, то заповнимо недолік приєднанням до нього заповіді, тобто чуттєвої діяльності. І це, як поповнення спокою життя нашого, виконуватимемо обтяженням тіла нашого, щоб свобода наша не стала приводом до підпорядкування себе плоті, коли марно станемо трудитися під самітницьким ім’ям. Бо ясно, що тому, хто зовсім не має спілкування з людьми і цілком занурений думкою в Бога, коли мертвий він для всього, у віддаленні від цього, не велено допомагати і служити людям. Але хто утримує правило безмовності своєї протягом семи тижнів або одного тижня, і по виконанні свого правила сходиться і вступає у спілкування з людьми, і втішається разом з ними, але не піклується про братів своїх, які в скорботах, думаючи тим безперервно витримати тижневе правило, той немилосердний і жорстокий. І само собою випливає, що він через нестачу милосердя, і через зарозумілість, і через помилкові помисли не поблажливо ставиться до участі в таких справах.

Хто нехтує хворим, той не побачить світла. Хто відвертає обличчя своє від скорботного, для того затьмариться день його. І хто нехтує голосом злостражденного, у того сини в сліпоті навпомацки шукатимуть домівки його.

Не поругаймо великого імені безмовності невіглаством своїм. Бо всякому життю свій час, і місце, і відмінність. І тоді Богу відомо, чи угодно буде все роблення оного370. А без цього суєтне ділання всіх, хто печеться про міру досконалості. Хто очікує, щоб неміч його втішали й відвідували інші, той нехай упокорить себе й попрацює разом із ближнім своїм у той час, коли зазнає він371 спокуси, щоб власне своє ділання з радістю здійснити йому в мовчанці своїй, далекий від усякої зарозумілості та від бісівської принади. Одним зі святих, чоловіком розумним, сказано: “Ніщо не може так позбавляти ченця від біса гордині і допомагати йому в збереженні цнотливості при розпалюванні блудної пристрасті, як те, щоб відвідувати його, коли він лежить на ліжках своїх і одержимий скорботою плоті”.

Велика ангельська справа безмовності, коли заради потреби смирення приєднає372 до себе таку розсудливість. Бо ми буваємо вкрадені й розкрадені там, де не знаємо. Сказав я це, браття, не для того, щоб вознерадіти нам про справу мовчання і знехтувати нею. Бо скрізь переконуємо до безмовності й тепер373 не виявляємося такими, що суперечать словам своїм. Зі сказаного нами ніхто нехай не бере і не виводить чогось окремо і, відклавши вбік все інше, нехай не утримує нерозумно це одне в руках своїх. Пам’ятаю, у багатьох місцях говорив я, благаючи, що якщо комусь і трапиться в келії своїй бути абсолютно пустопорожнім через потребу немочі нашої, що спіткає нас, то через це не повинно думати про досконалий вихід з келії та зовнішнє роблення вважати кращим за роблення келійне. Досконалим же виходом назвав я не те, якщо часом трапиться нам необхідна справа, вийти на кілька тижнів і впродовж оних набути спочинку і життя ближнього – і ти став би називати це неробством і визнавати заняттям непристойним. Але якщо думає хто про себе, що він досконалий і перебуванням своїм перед Богом, і віддаленням своїм від усього видимого – вищий за всіх тих, хто живе тут, то нехай він розумно відмовиться і від цього. Велике є роблення міркування про те, що відбувається за допомогою Божою. І Бог, з милості Своєї, нехай дасть нам виконати слово Його, яке сказав Він, сказавши: “що хочете, щоб люди вам чинили, то й ви чините їм так само” (Лк. 6:31). Йому слава і честь! Амінь.

Ще писав ти в посланні своєму, що монах, який бажає полюбити Бога, понад усе зобов’язаний мати піклування про чистоту душі своєї. І сказав ти прекрасно, якщо маєш достатні на те сили. А оскільки кажеш ще, що душа не має відваги в молитві, як така, що не здолала ще пристрастей, то видається мені в тому і в іншому протиріччя, хоча я і невіглас. Бо якщо душа не перемогла пристрастей, то як їй мати піклування про чистоту? Оскільки і правилом духовної правди не наказано їй, коли не перемогла своїх пристрастей, домагатися того, що вище за неї. Бо не з того, чого жадає людина, пізнається, що вона любить; але з того, що любить, робиться висновок про те, чого жадає: любов природно передує жаданню. (Чого не полюбить людина, того не буде жадати.) Пристрасті суть двері, зачинені перед обличчям чистоти. Якщо не відчинить хто цих ув’язнених дверей, то не ввійде він у непорочну і чисту область серця. І сказане тобою, що душа не має дерзновення в годину молитви, сказано справедливо. Бо зухвалість вища не тільки за пристрасті, а й за чистоту. Порядок цього спадкоємства буває такий, як я кажу: терпіння з примусом себе бореться з пристрастями за чистоту. Тому якщо душа переможе пристрасті, то набуває чистоти; а справжня чистота робить, що розум набуває відваги в годину молитви.

Чи вже піддамося докору, в молитві просячи цієї душевної чистоти, про яку тепер ідеться, і [чи вже] справою гордості й зарозумілості буває наше прохання, якщо просимо в Бога того, що пропонує нам Божественне Писання та отці наші, і для чого монах іде у відлюдництво? Але думаю, святий, що, як син не сумнівається в батькові своєму і не просить у нього такими словами: “Навчи мене мистецтва”, або: “Дай мені що-небудь”, так не личить ченцю міркувати і просити в Бога: “Дай мені те й те”. Бо він знає, що промисел Божий про нас вищий за той, який буває у батька про сина. І тому слід нам змиритися, плакати про ті причини гріхів, які поза нашою волею, чи зроблені вони помислом, чи самою справою, і з розбитим серцем говорити словами митаря: “Боже, милостивий буди мені грішнику” (Лк. 18:13), таємно і явно робити те, чого навчив Господь, сказавши: “Коли зробите все, що вам наказано, глаголіть, що ми раби неключі, бо, як повинні були зробити, так і зробили” (Лк. 17:10), щоб совість твоя засвідчила тобі, що ти неключовий і маєш потребу в помилуванні. Знаєш же і сам ти, що не діла відчиняють ці ув’язнені двері серця, але серце розбите і смиренність душі, коли здолаєш пристрасті смиренням, а не звеличуванням. Бо хворий спершу упокорюється і докладає піклування про одужання від своїх недуг, а потім вже домагається зробитися царем; бо чистота і душевне здоров’я – це царство душі.

Яке ж це царство душі? Як хворий не говорить батькові: “Зроби мене царем”, але докладає спершу піклування про недугу свою, і після одужання царство батька його робиться цілком його царством, так і грішник, який приносить покаяння, одержуючи здоров’я душі своєї, входить з Отцем у царину чистого єства і царює у славі Отця свого.

Пригадаймо, як святий апостол Павло описує свої гріхи і душу свою ставить на найостаннішому й найнижчому місці, кажучи: “Христос Іісус прийшов у світ грішників врятувати, від них же перший єсм аз. Але цього заради помилуваний бих, нехай у мені першому покаже все Своє довготерпіння” (1Тим. 1:15-16). Бо спочатку був я гонителем, докучливим і недоброзичливцем, “та помилував мене, бо я не знав, що я зробив, коли був невірним” (1Тим. 1:13). Коли ж і в який час сказав він це? Після великих подвигів, сповнених сили справ, після проповіді за благовістя Христове, проповідуваної ним у цілому світі, після багаторазових смертей, різноманітних скорбот, яких зазнавав від юдеїв і язичників. І все ще дивився він на перші свої справи, не тільки не вважав себе таким, що досяг чистоти, але й не думав навіть визнати себе, як годилося, учнем. Бо говорив: “не гідний назватися апостолом, бо гнаних церкву Христову” (1Кор. 15:9). І коли паче за всіх здобув перемогу над пристрастями, говорив: “умертвляю тіло моє і поневолюю, щоб, проповідуючи іншим, сам не був неключим” (1Кор. 9:27). Якщо ж скажеш, що апостол в інших місцях оповідає про себе і велике, то нехай сам він переконає тебе щодо цього. Бо каже, що робив це не добровільно, не заради себе, але для проповіді. І коли оповідає про це для користі вірних, представляє себе за таку похвалу позбавленим усякого розуму, волаючи та кажучи: “ви мене понудите” (2Кор. 12:11); і ще: “не глаголю за Господа, але як у безумстві в цій частині похвали” (2Кор. 11:17).  Ось це справедливе і вірне правило, яке дав нам святий Павло, праведний і правий. Отже, збережемо його і поревнуємо про нього. Відречемося від того, щоб шукати в Бога високого, коли не посилає і не дарує Він цього; бо Бог знає посудини, обрані на служіння Йому. Бо блаженний Павло навіть і після того не просив Царства душі, але говорив: “молив би сам, щоб я був відлучений від Христа” (Рим. 9:3). Як же наважимося ми, і до часу, відомого Богові, просити душі Царства, не дотримавши заповідей, не перемігши пристрастей і не віддавши боргу?

Тому благаю тебе, святий, нехай не входить тобі і на думку це; але понад усе придбай терпіння для всього, що не буває з тобою374. І у великому смиренні й у розбитті серця про те, що в нас375, і про помисли наші, будемо просити в Господа відпущення гріхів своїх і душевного смирення.

Одним зі святих написано: “Хто не вважає себе грішником, того молитва не приймається Господом”. Якщо ж скажеш, що деякі отці писали про те, що таке душевна чистота, що таке здоров’я, що таке безпристрасність, що таке видіння, то писали не для того, щоб нам з очікуванням домагатися цього завчасно, бо написано, що “не прийде Царство Боже, коли буде дотримано” (Лк. 17:20) очікування. І в кому виявився такий намір, ті придбали собі гордість і падіння. А ми область серця приведемо до ладу справами покаяння і життям угодним Богові; Господнє ж приходить саме собою, якщо місце в серці буде чистим і не оскверненим. Чого ж шукаємо з дотриманням, розумію Божі високі обдарування, то відкинуто Церквою Божою; і ті, хто прийняв це, здобули собі гордість і падіння. І це не ознака того, що людина любить Бога, але недуга душі. Та й як нам домагатися високих Божих обдарувань, коли божественний Павло хвалиться скорботами і високим Божим даром вважає спілкування в стражданнях Христових.

Ще писав ти в посланні своєму, що полюбила душа твоя любов до Бога, але не досяг ти любові, хоча ти маєш велике прагнення любити; а понад те – жадане для тебе пустельне пустельне відлюдництво. І цим показав ти, що покладено в тобі початок серцевої чистоти і що пам’ятання про Бога старанно розпалюється і розігрівається в серці твоєму. І це – велика справа, якщо істинно; але не бажав би я, щоб писав ти це; тому що не до одного належить це ступеня376. Якщо ж сказав це для питання, то і питання вимагало іншого порядку. Бо хто каже, що душа його не має ще дерзновення в молитві, бо не перемогла пристрастей, той чи сміє сказати, що душа його полюбила любов до Бога? Немає способу збудитися в душі Божественної любові, слідом за якою таємничо пливеш ти у самітництві, якщо вона не здолала пристрастей. Ти ж сказав, що душа твоя не перемогла пристрастей і полюбила любов до Бога; і в цьому немає порядку. Хто каже, що не переміг пристрастей і полюбив любов до Бога, про того не знаю, що він говорить.

Але скажеш: не говорив я “люблю”, але “полюбив любов”. І це не має місця, якщо душа не досягла чистоти. Якщо ж хочеш сказати це тільки для слова, то не ти один говориш, а й усякий каже, що бажає любити Бога; і не тільки християни кажуть це, а й ті, хто несправедливо поклоняється Богові. І слово це кожен вимовляє, як своє власне; однак же, при вимові таких слів, рухається тільки язик, душа ж не відчуває, що говорить. І багато хворих не знають навіть того, що вони хворі. Бо зло є недуга душі, і принадність377 – загибель істини. І вельми багато хто з людей, недугуючи цим, оголошує себе здоровим і в багатьох заслуговує на похвалу. Бо, якщо душа не вилікується від зла і не буде приведена в природне здоров’я, в якому створена, щоб народитися від здоров’я духу, людині неможливо прагнути надприродних дарів Духа, бо душа, доки хворіє на пристрасті, не відчуває почуттям своїм духовного і не вміє прагнути того, прагне лише на слух вух і за Писаннями. Отже, справедливо сказав я вище, що тим, хто прагне досконалості, слід зберігати всі заповіді, тому що потаємне виконання заповідей лікує душевну силу. І воно має бути не просто і абияк. Бо написано, що “без кровопролиття не буває залишення” (Євр. 9:22). Але спершу єство наше у вочеловеченні Христовому набуло оновлення, долучилося до Христового страждання і смерті; і тоді, після оновлення виливом крові, оновилося й освятилося єство наше і стало здатним до прийняття заповідей нових і досконалих. А якби заповіді ці дано було людям до вилиття крові, до оновлення й освячення єства нашого, то, можливо, і найновіші заповіді, подібно до заповідей стародавніх, відтинали б тільки ваду в душі, але не могли б винищити в душі самий корінь вади. Нині ж не так: навпаки, потаємне ділання, що послідувало, і заповіді нові й духовні, які душа зберігає з дотриманням страху Божого, оновлюють і освячують душу й потаємно лікують усі члени її. Бо очевидно для всіх, яку пристрасть безмовно в душі зцілює кожна заповідь, і дійсність їх відчутна і для того, хто лікує, і для того, кого лікують, як було і з кровоточивою дружиною.

Знаєш, що якщо не буде зцілена пристрасна частина душі, не оновиться, не освятиться потайки, не буде зв’язана життям Духа, то душа не набуде здоров’я і не звільниться від того, щоб не засмучувала її та річ, яка трапляється в тварюці. І зцілення це може здійснитися по благодаті, як було з блаженними апостолами; бо вони вірою вдосконалилися в любові Христовій. А іноді буває, що душа набуває здоров’я законно. Бо, хто виконанням заповідей і важкими справами істинного життя переміг пристрасті, той нехай знає, що законно набув він душевного здоров’я і віддоєний млеком378 від отелення світу цього, і відсікся від нього звичаї колишніх його вражень379, і відроджений, як і спочатку, у духовному, і з благодаті був узрітий у царині Духа, у думках внутрішньої людини, і прийняв його в себе світ новий, нескладний.

Коли ж розум оновлений і серце освячене, тоді всі думки, що виникають у ньому380 , порушуються відповідно до природи того світу, в який вступає воно.

Спершу збуджується в ньому бажання Божественного, і жадає воно спілкування з Ангелами й одкровення таємниць духовного381 відання; і розум його відчуває духовне відання тварюк, і сяє в ньому споглядання таємниць Святої Трійці, також – таємниць домобудівництва, що гідно поклоняється заради нас, а потім цілком входить у єднання з віданням надії майбутнього.

Отже, з того, що я написав тобі, зрозумій стан свій. Якби душа, коли ув’язнена в царині пристрастей, могла істинно полюбити Бога, то не мала б великої потреби питати й дізнаватися про таїнства світу духовного. Але явно, що навчання і знання382 при пристрастях не приносять користі й недостатні для того, щоб відчинити двері, ув’язнені перед лицем чистоти. Якщо ж від’єднані від душі будуть пристрасті, то розум просвіщається, і влаштовується на чистому місці єства, і не потребує запитань, тому що ясно бачить блага, які знаходяться на своєму місці. Бо, як зовнішні наші почуття не внаслідок навчання і запитань відчувають дотичні їм єства і речі, але кожне почуття природно і не за допомогою запитань відчуває річ, що зустрічається йому (бо немає вчення, яке посередничо посередничає між тим, хто відчуває, і тим, хто відчувається383: сліпому скільки не говори про славу сонця і місяця, про сонм зірок, про блиск дорогоцінних каменів, – і сприймає, і судить, і уявляють собі красу, яку мають вони, тільки за назвою, знання ж і міркування його далекі від солодощів, які приносять саме бачення); так, подібно до цього, уявляй собі і про споглядання духовне. Бо розум, що прозирає в сокровенні таємниці Духа, якщо він у своєму природному здоров’ї, сповна споглядає славу Христову, а не питає і не вчиться, але насолоджується таємницями нового світу, понад свободу волі своєї, відповідно до палкості віри й надії на Христа, як написав блаженний Павло: “Що бачить, на те й сподівається… терпінням чекаємо” (Рим. 8:24,25). Отже, мусимо ми чекати і перебувати усамітнено і з простотою у внутрішній нашій людині, де немає відбитків помислів, ні погляду на що-небудь складне, бо розум, на що дивиться, від того приймає і образи. Коли дивиться на світ, тоді згідно з видозміною образів, за якими він носиться, в такій самій кількості приймає від них у себе образи і подоби, які, в міру своєї безлічі і за відмінністю своєї зміни, збуджують у ньому помисли; коли ж помисли порушені, віддзеркалюються вони в розумі. Якщо ж розум проникає поглядом у внутрішню людину, де немає нічого такого, що могло б слугувати зміною образів, і де складне не відокремлюється від іншого складного інакшістю образу, але все – єдиний Христос, то очевидно, що розум сприймає тоді просте споглядання, без якого ніщо інше не обвухохають душевну гортань, і робить так, що душа здобуває відвагу під час молитви, бо це є їжа єства душевного єства. І коли розум стане в царині пізнання істини, тоді не має потреби в питаннях. Бо, як тілесне око не запитує спершу, а потім уже дивиться на сонце, так і душевне око не входить спершу в дослідження, а після того вже споглядає відання Духа. Таким чином, і те таємниче споглядання, якого жадаєш ти, святий, відкривається розуму після набуття душевного здоров’я. Бажати ж за допомогою дослідження і розпитувань розуміти такі таємниці є нерозуміння душі. Бо і блаженний Павло керувався не наукою чи іншим речовим способом (пізнання), коли сказав, що бачив і чув таємниці та “невимовні дієслова, які не можна людині промовляти” (2Кор. 12:4), а захопленням піднесено був у духовну сферу і бачив одкровення таємниць.

Отже, і ти, святий, якщо любиш чистоту, відсікай від усіх любов, що виливається384 на всіх, і, увійшовши у виноградник серця свого, твори в ньому, винищуй у душі своїй пристрасті, намагайся не знати зла людського. Чистота дивиться на Бога, засяє і цвіте в душі не внаслідок запитань, а внаслідок незнання зла якоїсь людини. Якщо ж бажано тобі, щоб серце твоє стало вмістилищем таємниць нового світу, то збагатись спершу справами тілесними, постом, чуванням, службою, подвижництвом, терпінням, приниженням помислів та іншим. Прив’яжи розум свій до читання Писань і заглиблення в них; напиши перед очима в себе заповіді й віддай борг пристрастей, коли буваєш переможений і перемагаєш. І безперестанною співбесідою, молитовною і прохальною, і заглибленням у молитвослів’я викорінюй у серці своєму всякий образ і всяку подобу, перш за тебою сприйняту. Привчай розум свій заглиблюватися завжди в таємниці Спасителевого домобудівництва і залиш просити собі відання385 і споглядання, які, у своєму місці та у свій час, вищі за висловлення їх словами386, продовжуй ділання заповідей і труди в набутті чистоти; і просіть собі в Господа в молитві, вогнем запаленому, про все печалі (яку вклав Він у серця апостолів, мучеників та отців), нехай закине вона в серці твоєму, і нехай сподобишся розумного житія. Початок, середину і кінець житія цього становить таке: відсікання всього387 єднанням про Христа. Якщо ж жадаєш споглядання таємниць, самою справою плекай у собі заповіді, а не одним прагненням до їхнього ведення.

Духовне споглядання діє в області чистоти всередині нас388. І ти домагайся спершу збагнути, як маєш входити тобі в царину таємниць Духа, і потім починай.

Першою з таємниць іменується чистота, що досягається при дієвості заповідей. Споглядання ж є духовне споглядання розуму, яке полягає в тому, що він приходить у здивування і осягає, що було і буде. Споглядання є бачення розуму, приведеного в здивування домобудівництвом Божим у всякому роді й роді, і який осягає славу Божу і тяготи нового світу. При цьому розбивається й оновлюється серце, і, подібно до немовлят у Христі, людина виховується на окропі заповідей нових і духовних, робиться без зла, призвичаюється до таємниць Духа і до одкровень відання, піднімаючись від ведення до ведення, і від споглядання до споглядання, і від збагнення до збагнення, і навчається і зміцнюється таємниче, поки не буде піднесений до любові, з’єднаний з надією, і не запанує в ньому радість, і не буде він піднесений до Бога і увінчаний природною славою свого створення, в якій був створений.

Цими пажитями Духа піднімається розум до одкровень відання, і падає, і повстає, і перемагає, і перемагається, і перепікається389 у печі келії, і в такий спосіб очищається, і буває з ним милість, і діяльно сподобиться він того споглядання Святої Трійці, якого жадаєш ти. Бо є три споглядання єств, у яких розум підноситься, чинить свою діяльність і навчається: два споглядання єств створених, розумних і нерозумних, духовних і тілесних, і ще – споглядання Святої Трійці. Тому спершу буває споглядання всякої тварюки, що прийшла в буття, і розум проникає в неї одкровенням відання; а що не підлягає відчуттям, у тому буває розумове споглядання. І розум має споглядання для споглядання себе самого; у ньому-то390 зовнішні філософи піднеслися розумом своїм під час представлення створінь.

Тому споглядання синів таїнства віри пов’язане з вірою і пасеться на лузі Писань: воно воєдино збирає розум від усякого зовнішнього ширяння і зв’язує його єднанням Христовим, як Василія Великого і Григорія; і споглядання його буває в таємничих словах, покладених у Писанні. І словеса, що не осягаються віданням, приймаються391 нами за допомогою віри, і знання про них отримуємо в спогляданні, яке буває в нас після очищення. Для таємниць Духа, які вищі за відання і яких не відчувають ні тілесні почуття, ні розумна сила розуму, Бог дав нам віру, якою пізнаємо тільки, що таємниці ці існують. І від цієї віри народжується в нас надія щодо них. Вірою сповідуємо, що Бог є Господь, Владика, Творець і Творець усіляких, а віданням вирішуємо, що повинно нам зберігати заповіді Його, і розуміти, що старі заповіді зберігає страх, як сказав Сам Він, а життєдайні заповіді Христові зберігає любов, як сказано: “Я заповідей Моєго Отця дотримав, і я перебуваю в любові до Нього” (Ін. 15:10). Тому очевидно, що Син зберігає заповіді Отця Свого не через страх, а з любові, а тому наказує і нам дотримуватися заповідей Його з любові, як каже: “Якщо любите Мене, заповідей Моїх дотримуйтесь. І Аз благаю Отця, і іншого Утішителя дасть вам” (Ін. 14:15-16). Пришестям Утішителя називає дарування одкровення таємниць Духа; тому в прийнятті Духа, Якого прийняли апостоли, – уся досконалість духовного відання. І Господь сповідував і обіцяв, благаючи Отця Свого, дати їм Утішителя, щоб, після виконання ними заповідей і очищення самих себе, перебував із ними навіки.

Чи бачиш, що за збереження заповідей розум сподобляється благодаті таємничого споглядання й одкровень відання Духа, а не як припускала твоя мудрість, що справа зберігання заповідей служить перешкодою спогляданню Божественних таємниць, які звершуються в безмовності.

Тому благаю тебе: якщо відчуєш у душі своїй, що досяг ти в царину любові, дотримуйся нових заповідей із любові до Того, Хто їх дав, а не зі страху, як і блаженний Павло, коли загорівся Божественною любов’ю, сказав: “хто” нині “розлучить від любові” Христової? “Чи скорбота”, чи темниця, “чи гоніння”, та інше? І ще додає: “звісно, що ні смерть, ні життя, ні теперішнє, ні прийдешнє” зможуть “відлучити мене від любові Божої, що є в Христі Іісусі, Господі нашому” (Рим. 8:35,38,39). І щоб не подумати комусь, нібито жадає він великої нагороди, або честі, або рясного дарування духовних дарів, як жадає твоя святиня, сказав: “благав би, щоб сам був відлучений від Христа” (Рим. 9:3), щоб привласнені Йому були чужі. І щоб ти знав, що не таємничого й самітницького споглядання шукав він, як твоя преподобність, прагнув же того392 , чого часто інші сподоблялися по благодаті; слухай, що говорить в іншому місці: “Якщо язиками людськими глаголю й ангельськими, любові ж не маю, то я б був, як мідь дзвеніла, або як кімвал дзенькаючий. І коли б я мав пророцтво, і знав таємниці всі й увесь розум, і коли б я мав усю віру, що й гори переставлятиму, а любові не мав би, то був би ніщоже єсмь” (1Кор. 13:1,2), бо законними дверима, що вводять у це, є любов. Якщо придбаємо любов, вона вводить нас у це. Якщо ж сподобимося цього393 по благодаті без любові, то неодмінно колись втратимо ми це, бо здобуття і страж святих, що піднялися, і Божественного життя є любов. Як тільки чернець позбудеться любові, серце його негайно ж позбавляється миру, а воно є поселення Боже, і полягає для нього двері благодаті, якими Господь наш ввійде і вийде, за сказаним Ним: “Аз есмь дверима” життя, і “Мною” людина “ввійде” в життя і “паживу знайде” (Ін. 10:9) для харчування духовного свого життя, де не перешкоджають їй ні зло, ні принада394; але в усі сходження одкровень відання і таємничих споглядань Божественна любов вводить її та виводить, як і тих, які мають свободу Христову. І щоб дізнатися тобі істину цього, а саме, що духовне життя дійсно є Божественне споглядання розуму, послухай великого Павла. Бо волає він: не хочеться мені це395 без любові; і якщо не ввійду в споглядання законною брамою любові, то не побажаю цього; і якби дано було мені по благодаті, коли не набув я любові, то не домагаюся цього, бо ввійшов до нього396 не природними дверима, які є любов. Тому спершу треба набути любові, яка є первісне споглядання Святої Трійці; а після того і без дарування, природним шляхом, буде в мене споглядання духовного. Зрозумій же мудрість блаженного Павла, що залишив він усі дарування, які дарує благодать, і просив найістотнішого підґрунтя речей, яке приймає дарування та зберігає їх, як каже дехто. Дарування споглядання створінь дано було і Мойсею, і багато хто сподобився його, втім не з твердженням397, але в одкровенні. Я ж, охрещений Духом Святим і сповнений благодаті, хочу всередину себе прийняти відчуття Христа, що живе в мені. Бо Христос Іпостассю Своєю здійснив оновлення єства нашого, в Нього вбрані ми водою і Духом, і в невимовному таїнстві з’єднав Він нас із Собою, і зробив членами тіла Свого; але тут – у вигляді тільки запоруки, а в новому світі природно повідомляє Він життя іншим членам. Для чого тому бажаєш і домагаєшся споглядання перед любов’ю, коли божественний Павло відкинув його без любові?

Бо, сказавши, що “виконання заповідей служить мені перешкодою до споглядання”, явно зневажив ти любов до ближнього, і віддав перевагу над нею спогляданню, і прагнеш бачити його там, де воно не вбачається. Поки не можемо ми ще бачити споглядання, мудрейший, але саме споглядання показує нам себе на своєму місці. Як у міру природного віку душа сприймає поліпшення відання, і відчуває те, що є у світі, і з кожним днем все більше і більше навчається цьому, так і в духовному людина сприймає в себе духовне споглядання й Божественне відчуття, і навчається цьому тією мірою, якою розум зростає в житті розуму, і простягається вперед. Коли ж прийде в область любові, тоді споглядає духовне на своєму місці. Але скільки б людина не вживала зусиль, щоб духовне зійшло до неї, воно не підкоряється. І якщо зухвало замислиться вона, і зведе погляд до духовного, і буде доходити до нього розумом невчасно, то скоро притупляється зір її, і замість дійсного вбачає примари й образи. Як скоро цілком осягнеш це розсудливим розумом своїм, не будеш домагатися споглядання невчасно. Якщо ж здається тобі, що і тепер бачиш споглядання, споглядання це є тінь примари, а не споглядання; тому що у всього уявного буває подібність і мрійливий образ, а буває також і справжнє споглядання. Бо ось і в єствах складних буває мріяння, а іноді можливе й істинне споглядання. Якщо ж споглядання істинне, то знаходиться світло і споглядальне вбачається близьким до дійсності. А коли буває протилежне цьому, тоді око замість дійсності бачить тінь: бачить воду, де немає води, бачить будівлі, які підняті догори й висять у повітрі, тоді як вони стоять на землі. За таким явищем тілесного те саме думай і про уявне.

Якщо зір розуму не буде очищений виконанням заповідей, ділами безмовного життя, не набуде398 досконалості світла любові, не досягне успіху віком поновлення Христа, поліпшенням відання не наблизиться до духовних єств у тій мірі, в якій шукає ангельського духовного життя, то не зможе стати справжнім глядачем Божественного споглядання. Усі ж ті подоби духовного, які думає скласти собі розум, називаються примарою, а не дійсністю. І це, що розум бачить одне замість іншого, походить від того, що він не очистився. Бо єство істини перебуває завжди незмінним і не змінюється ніколи на подобу; причиною ж мріяння образів цих буває неміч, а не чистота розуму. Це було і з філософами зовнішніми, тому що вважали духовним те, про що не прийняли істинного вчення від Бога. Від скупчення і руху мислячої сили їхньої, від розумінь помислів своїх робили висновок вони в зарозумілості своїй, що вони є щось; а разом з цим міркували, як вони існують399, щоб відкриття їхнього походження і зміна уподібнення зробилася для них тим і іншим. І просторікували про це в неналежній зарозумілості, Єдиного Бога розділили в багатобожжі, говорили і зійшлися між собою в марнослів’ї думок, і цю мрію божевілля думок своїх назвали умозрінням єств.

Тому істинне споглядання єств чуттєвих і надчуттєвих, і Самої Святої Трійці, приходить в одкровенні Христовому. Його навчив і його вказав людям Христос, коли спочатку у Своїй Іпостасі здійснив оновлення єства людського, повернув і дав йому першу свободу і проклав нам шлях Собою до того, щоб животворящими Його заповідями сходити до істини.

І єство тоді тільки здатне стати глядачем істинного, а не мрійливого споглядання, коли людина спочатку терпінням страждань, діяльністю і скорботою скине з себе стару пристрасну людину, як новонароджене немовля скине з себе одяг, який виносять із матір’ячих лож. Тоді розум здатний відродитися духовно, бути побаченим у світі Духа і прийняти споглядання батьківщини своєї.

Тому нині споглядання створінь, хоча воно і солодке, є тільки тінь відання. І солодкість його400 не відрізняється від мрій уві сні. Тому споглядання нового світу духом одкровення, яким розум тішиться духовно, є дією благодаті, а не тінню відання, і солодкість його невіддільна від тієї, яку описав апостол, кажучи: “їхнє око не бачило, і вухо не чуло, і в серці людині не бачило, що приготовано Богом для тих, хто любить Його, а святим Бог відкрив Духом своїм: Дух же все випробовує, і глибину Божу” (1Кор. 2:9-10). І це-то споглядання буває їжею розуму, поки не зміцниться він і не прийде в стан прийняти споглядання вище за перше споглядання; бо одне споглядання передає людину іншому спогляданню, поки розум не буде введений у сферу досконалої любові. Бо любов є вмістилищем духовного і водворяється в чистоті душі. Коли розум стане в царині любові, тоді діє благодать, розум приймає духовне споглядання і стає глядачем сокровенного.

Двома способами, як сказав я, дається дарування одкровень розумного споглядання: іноді дається по благодаті, за гарячність віри; а іноді – за виконання заповідей і за чистоту. По благодаті, як блаженним апостолам, які не виконанням заповідей очистили розум і сподобилися одкровення споглядання, а палкістю віри, бо в простоті увірували у Христа і, не вагаючись сумнівом, з палаючим серцем пішли за Ним. І коли Христос здійснив Своє домобудівництво, що гідно поклоняється, то послав їм Духа Утішителя, очистив і вдосконалив розум їхній, дієво умертвив усередині їхню стару, пристрасну людину і дієво оживив у них нову, духовну людину, і отримали вони відчуття і тієї, й тієї, і тієї. Так і блаженний Павло оновлений був таємничо і потім прийняв споглядання одкровення таємниць; але й при цьому не покладався на нього. Хоч і дієво прийняв він благодать і дар, але весь час життя свого здійснював перебіг, щоб, за можливістю, віддати тієї благодаті, якої сподобився, коли Господь з ним, як із прісним Своїм, розмовляв на дорозі й послав його до Дамаска. Не написано, що Ісус розмовляв із ним явно, але пишеться, що Ананія сказав йому: “Савле, брате, Господь наш “Ісус” Христос, “явився на дорозі і послав мене до тебе, нехай прозріють очі твої, і сповнишся Духом Святим” (Діян. 9:17). І коли хрестив його, сповнився він Духом Святим і відчув найпотаємніші таємниці одкровень, як сталося це і зі святими апостолами, коли перебував із ними Ісус і сказав їм: “багато “імама глаголати вам, та не можете носити нині: коли ж прийде” Дух Святий, Він “наставить вас на всяку істину… і прийдешню сповістить вам” (Ін. 16:12-13).

І блаженний Павло, вочевидь, тоді, коли прийняв Духа Святого й оновився ним, сподобився таємниць одкровення, став споглядати духом одкровень, і тішився спогляданням, чув невимовні дієслова, бачив споглядання вищого єства, насолодився спогляданнями Небесних Сил, і тішився духовним. І нехай не буде того, що в божевіллі своєму стверджують єретики, звані євхіти401, нібито цього сходження досяг він своїм бажанням! (Розум зовсім не може сходити туди).

Навпаки, Павло був піднесений Духом одкровень, як сам написав у посланні до Коринтян, всупереч цим марнославним людям, які уподібнювали себе святим апостолам, сповідували мрії своїх помислів і називали їх духовними спогляданнями. Це стосується багатьох єретиків, тобто близьке це до Орігена, до Валентина, до сина Діссанова, до Маркіона, до Манеса та до інших стародавніх начальників шкідливих єресей, які розпочалися від часів апостольських, і навіть донині по місцях знаходяться. Отже, оскільки деякі люди, розбещені бісівськими мріяннями, захотіли розбестити402 вчення блаженних апостолів, то божественний апостол змушений був назавжди звернути нанівець похвалу єретиків, які вихвалялися тінню ділання бісів, що являлися їм, коли зі смиренністю й великим страхом описує він Божественне своє споглядання, відносячи оне до обличчя іншого. Бо каже: “знаємо людину про Христа, перед чотирьомадесятьма роками: якщо в тілі, то не знаємо, якщо поза тілом, то не знаємо, Бог знає, викраденою була… “в рай”, і чула “дієслова, які людині не можна промовляти” (2Кор. 12:2,4). Тому говорить він, що захопленням захоплений був, а не довільно піднявся розумом своїм у споглядання, до третього неба. Написав, що бачив споглядання; сказав, що чув дієслова; але які були словеса або образи споглядань, того не міг написати. Бо, коли розум духом одкровень бачив це на своєму місці, тоді не взяв дозволу виректи це на невластивому для цього місці. А якби й захотів виректи це, то не міг би, бо бачив це не тілесними почуттями. Що розум сприймає тілесними почуттями, то ними ж може знову й пояснити в царині тілесній, а що відчутно споглядає, або чує, або відчуває всередині себе, в царині Духа, то, коли повертається до тіла, нездатний переказати, а лише згадує, що бачив це; але як бачив, не вміє розповісти ясно.

І цим викриваються неправдиві писання, так звані одкровення, вигадані начальниками єресей, розбещених мріями бісівськими, про обителі на тверді, в які зводять розум для самовільного розуміння, і про сходження розуму на небо, і про місця, відведені для суду, і про багатовидні образи гірських Сил, і про дієвість їхню. Усе це є тінь розуму, захопленого зарозумілістю і приведеного в безумство бісівським діянням. Тому-то блаженний Павло єдиним словом зачинив двері перед обличчям усякого споглядання і затвор його403 вніс всередину мовчання, де розум, якби й міг оголосити про це, не отримав би на те дозволу. Бо сказав, що всі споглядання, які язик у змозі виявити в тілесній царині, – це мріяння душевних помислів, а не дія благодаті.

Отже, преподобіє твоє, пам’ятаючи це, нехай спостерігає над мріями помислів глибоких. А цій брані найчастіше піддаються ченці розуму тонкого, які шукають суєтної слави, які прагнуть нових відкриттів і роблять все напоказ.

Хтось, на ім’я Малпа́, що вів рід свій з Едесси, в один час винайшов єресь євхітів, тоді як проводив високе житіє і переносив найтяжчі труди і скорботи. Бо кажуть, що, будучи учнем блаженного Іуліана, званого Сава, на короткий час ходив з ним на Синай і в Єгипет і бачив великих отців того часу, бачив блаженного Антонія, чув від нього таємничі словеса, виголошені ним про чистоту і спасіння душ, чув тонкі запитання про пристрасті, в яких Антоній пояснював, що розум, після очищення свого, має споглядання таємниць Духа і що душа може, по благодаті, сподобитися безпристрасності, коли діленням заповідей скине старі пристрасті та прийде до здоров’я первісного свого єства.

І коли Малпа, у розквіті юності своєї, вислухав слова ці, то запалився, як вогонь, прийшов до свого міста, коли запалала в ньому пристрасть славолюбія, і обрав собі самітницьку храм, і посвятив себе на діла, на жорстокі скорботи і безперервні молитви. І коли запалала в ньому пристрасть непомірного славолюбія, тобто надія досягти йому тієї висоти404, про яку він чув, тому що не навчився він мистецтву протистояти ворогам істини, не зрозумів підступів, обманів і хитрощів супостата, якими сильних і міцних захоплює він на погибель, сподівався ж тільки на справи, на скорботи, на нестяжательність, на подвижництво, на стриманість, не набувши самознищення, смиренності, сердечного розбиття – цих нездоланних озброєнь під час опору лукавого, не пам’ятаючи й Писання, що говорить: “коли виконаєте діла, збережіть заповіді, перетерпіть скорботи, вважайте себе рабами неспокійними “405, – і тільки розпалювався високою про себе зарозумілістю, що ґрунтується на творенні ним житія свого, і горів бажанням висоти, про яку чув, – то після закінчення довгого часу, коли диявол побачив, що не має у нього ділання смирення, а лише прагне споглядання, щоб відчути таємниці, про які чув, з’явився йому в безмірному світлі, кажучи: “Я – Утішитель і посланий до тебе від Отця, щоб сподобити тебе побачити споглядання, якого бажаєш за діла свої, дати тобі безпристрасність і на майбутній час спочивати тебе від справ”. Натомість же цього підступний зажадав поклоніння у цього нещасного. І цей об’юродівший, оскільки не відчув брані лукавого, негайно з радістю прийняв його, і поклонився йому, і негайно ж став під владою його. І ворог, замість Божественного споглядання, наповнив його бісівськими мріяннями, зробив, що перестав він трудитися заради істини, надмив його і насмілився над ним марною надією безпристрасності, кажучи йому: “Тепер не маєш ти потреби у справах, у стражданнях тіла, у боротьбі з пристрастями й пожадливостями”, – і зробив його єресеначальником євхітів. Коли ж помножилися вони і відкрилося мерзенне і неправе їхнє вчення, вигнані вони були тодішнім єпископом.

І ще хтось інший, на ім’я Асіна́, у тому ж місті Едесі, склавши багато трислів’їв406, які співають і донині, проводив високе життя й нерозважливо зв’язав себе найважчими справами, поки не прославився407. Його спокусив диявол, вивів з келії його і поставив на верху гори, званої Сторій, домовився з ним, показав йому образ колісниць і коней і сказав йому: “Бог послав мене поять тебе в рай, як Іллю”. І щойно вдався той в обман дитячим своїм розумом і зійшов на колісницю, зруйнувалася вся ця мрія, скинувся він із великої висоти, упав звідти на землю і помер смертю, гідною разом сміху і плачу.

Не дарма я сказав тут це, але щоб пізнати нам наругу від бісів, спраглих до погибелі святих, і не жадати невчасно висоти розумного житія408, а інакше – будемо висміяні лукавим супостатом нашим, бо і нині бачу, що юнаки, сповнені пристрастей, безбоязно марнословлять і навчають про таємниці безпристрасності.

Щодо людей, які сповнені пристрастей, і входять у дослідження про стосунки тілесного й безтілесного, і не відрізняються від хворих, які навчають про здоров’я, одним зі святих написано: “Блаженний Павло, коли довідався про учнів, що нехтували заповідями й не здолали пристрастей, а жадали блаженства в спогляданні таємниць, що можливе по очищенню, сказав їм: скиньте спершу стару людину пристрастей, і тоді жадайте зодягнутися в людину нову, оновлювану пізнанням таємниць за подобою Творця409, і не жадайте того мого та інших апостолів бачення, дієво здійсненого благодаттю, бо Бог, “кого хоче, того милує, а кого хоче, того озлоблює” (Рим. 9:18). Бо хто протистане обличчю Його або чинитиме опір волі Його? Бог подає іноді даром; іноді ж вимагає справ і очищення, і потім вже посилає дар; а іноді й після справ і очищення не дає тут, але зберігає, щоб дарувати споглядання на своєму місці”.

Знаходимо ж, що так чинить Він і щодо меншого порівняно з цим410 дару – розумію прощення гріхів. Бо ось, у хрещенні туне прощає і зовсім нічого не вимагає, окрім віри, – при покаянні ж у гріхах після хрещення не туне прощає, а вимагає трудів, скорбот, смутку, скорботи розбиття, сліз, довготривалого плачу, а потім уже прощає. Розбійника туне пробачив за одне сповідання словом на хресті й обіцяв йому Царство Небесне; а в мучеників і сповідників, разом із сердечною їхньою вірою, вимагав скорбот, мук, строгання, мук, різноманітних смертей.

Отже, святиня твоя, переконавшись цим і подібним до цього, нехай дивиться на перших і останніх і нехай не домагається споглядання, коли не час для споглядання. І поки ув’язнений ти в місці тіла, будь дбайливим у справах покаяння і протиборцем пристрастей, терплячим у виконанні заповідей, і стережися бісівської наруги, а також тих, що проповідують непорушну досконалість у світі цьому, пристрасному й уступчивому.

Це не дано навіть і святим Ангелам, цим служителям Отця і Духа, і вони очікують на оновлення в посередньому411, щоби звільнитися “від праці зотління на волю чад Божих” (Рим. 8:21). Бо чи можлива досконалість тут, де сонце сходить і заходить серед хмар, часом відро, а часом посуха, іноді радість, а іноді нарікання? Що протилежне цьому, то – частина вовків412, як сказав дехто зі святих. Бог же нехай утвердить підставу життя нашого істинним утвердженням і святим Своїм вченням. Йому личить слава, держава і велелепіє нині і в нескінченні віки віків! Амінь.

* * *

350

Мирно з іншими.

351

Слово: “відчувати” доповнено з давніх слов’янських і сербських перекладів.

352

По відношенню до пристрастей.

353

Тобто у внутрішньому діланні.

354

Духовну.

355

Тобто той, хто живе з багатьма.

356

Від спільноти з людьми і мирських справ.

357

Тобто мирські справи, що живлять пристрасті.

358

Тобто в пустелі.

359

Т. е. повставати.

360

Тобто ченці, віддаючи перевагу мовчанню перед милосердям, стають ніби противниками останнього.

361

Тобто ми не відмовляємося надати милість у разі дійсної потреби.

362

До ближнього.

363

Якщо не буде таких випадків.

364

Коли подібні випадки поблизу нас.

365

Тобто випаде їм випадок до виконання заповідей насправді.

366

Тобто у втіленні, здійсненні їх справою.

367

Т. е. споглядання.

368

Т. е. діяння.

369

Любові.

370

Безмовності.

371

Ближній.

372

Безмовник.

373

Говорячи про милостиню.

374

Маються на увазі скорботи і спокуси.

375

Маються на увазі пристрасті й немочі.

376

Бо в цьому немає жодного порядку, послідовності.

377

Спокуса, омана.

378

Заповідей.

379

Гріховних.

380

У серці.

381

Подаваного Духом.

382

Пізнання таїнств духовного світу.

383

Між почуттями і предметами.

384

Видимо явлену.

385

Розуміння таємниць світу духовного.

386

Яких неможливо висловити словами.

387

Віддалення від усього.

388

У преп. Паїсія після цього додано: “де живе Христос, Начальник життя нашого”.

389

Спокушається.

390

У спогляданні.

391

Робляться зрозумілими для нас.

392

Любові.

393

Дарувань духовних.

394

Спокушання.

395

Т. е. споглядання.

396

Т. е. до споглядання.

397

Тобто не як постійного стану.

398

Розум.

399

Тобто як отримали буття.

400

Цього споглядання.

401

Про євхітів див. примітку на с. 185.

402

Пошкодити.

403

Споглядання.

404

Тобто споглядання таємниць.

405

Див. Лк. 17:10.

406

Духовні піснеспіви.

407

У надії прославитися.

408

Розумних видінь.

409

Див. Кол. 3:9,10.

410

Тобто з даром споглядання.

411

Тобто людства.

412

Мислених.

Слово 56. Про любов до Бога, про зречення від світу і про упокоєння в Бозі

Душа, яка любить Бога, в Бозі і в Ньому єдиному має собі упокоєння. Зречися насамперед від усякого зовнішнього союзу, і тоді зможеш бути серцем у союзі з Богом, тому що єднанню з Богом передує зречення від речовини. Хліб дається в їжу немовляті після того, як відгодоване воно молоком – людина, яка хоче процвітати в Божественному, повинна спочатку усунути себе від світу, як немовля від обіймів і сосць материнських. Тілесне ділання передує душевному, як пір’я передувало душі, вдунутій в Адама. Хто не здобув тілесного ділання, той не може мати і душевного; тому що останнє народжується від першого, як колос від пшеничного зерна. А хто не має душевного ділання, той позбавлений і духовних обдарувань.

Страждання, які в теперішньому столітті переносяться за істину, не порівнюються з насолодою, яка уготована стражденним за добре. Як за тими, хто сіє в сльозах, слідують рукояті413 радості (див. Пс. 125:5,6), так і за стражданням заради Бога послідує радість. Солодким здається хліб хліба хлібороба, видобутий потім, – солодкі й ділання заради правди серцю, що прийняло відання Христове. З доброю волею зазнай і приниження, і смирення, щоб прияти тобі дерзновення перед Богом. Людина, яка з розумінням терпить усяке жорстоке слово, коли сама не зробила заздалегідь неправди тому, хто його сказав, покладає цим на главу свою терновий вінець, але блаженна, бо нетлінно увінчується в часі, якого не відає.

Хто з розумінням тікає від суєтної слави, той відчув у душі своїй майбутній вік. Хто каже, що залишив світ, і свариться з людьми через будь-яку потребу, щоб не було в нього в чомусь нестачі для спочинку його, той абсолютно сліпий, тому що, добровільно залишивши ціле тіло, ратує і свариться через один його член. Хто бігає спокою в теперішньому житті, у того розум дивиться вже на майбутній вік. А хто пов’язаний любостяжательністю, той раб пристрастей. Не думай, що одне придбання золота і срібла є корисливістю, а й усе, що б то не було, до чого прив’язана воля твоя. Не хвали того, хто злостраждає тілесно, коли в когось дано волю почуттям, маю на увазі слух, зяючі й нестримні вуста та розсіяні очі. Коли ставиш душі твоїй межі, так щоб влаштовувати себе милосердям414, привчай душу свою не шукати виправдання в інших справах415, щоб не виявилося, що робиш однією рукою і марнуєш іншою: бо там потреба в милосердя, а тут у широті серця.

Знай же, що залишати гріхи боржникам належить до справ справедливості. Тоді побачиш тишу і світлість всюди в розумі твоєму. Коли перевершиш шлях справедливості, тоді приліпишся до свободи у всякій справі416.

Дехто зі святих сказав про це: “Сліпий милостивий, якщо не буває справедливий; розумію ж, що повинен давати іншому з здобутого власними зусиллями і працями, а не з здобутого брехнею, неправдою, хитрощами”. І ще він же в іншому місці сказав: “Якщо завгодно сіяти в жебраків, то цей із власного. А якщо намірився сіяти з чужого, то знай: це – найгірші кукіль”. А я додаю, що якщо милостивий не буває вищим за свою справедливість417, то він не милостивий, тобто милостивий не тільки дає людям милостиню зі свого власного, а й з радістю терпить від інших несправедливість, і милує їх. А коли переможе справедливість милостинею, тоді увінчується не підзаконними вінцями праведників, але євангельськими вінцями досконалих. Бо подавати жебракам із власності своєї, одягнути нагаго, любити ближнього, як самого себе, не ображати, не брехати – це проголошував і закон старий; досконалість же євангельського домобудівництва велить так: “від того, хто бере твоїх грошей, не муч, та всякому, хто просить, дай” (Лк. 6:30). І треба з радістю терпіти не тільки несправедливе відбирання будь-якої речі та інше зовнішнє, а й саму душу покладати за брата. Цей – милостивий, а не той, хто милостинею тільки робить милість братові своєму! Але і той милостивий, хто почує або побачить щось, що засмучує брата його, і співчуває серцем, а так само і той, хто, будучи завушаний братом своїм, не набуде стільки безсоромності, щоб відповідати і засмутити серце його. Майже роблення бдіння, щоб знайти тобі розраду близьким до душі твоєї.

Займайся читанням у безмовності, щоб розум твій завжди підносився до чудес Божих. Полюби з терпінням злидні, щоб зібрати воєдино розум свій від ширяння. Зненавидь життя розлоге418, щоб думки свої зберегти безтурботними. Утримуйся від багатьох419 і дбай про одну душу свою, щоб врятувати її від марнування внутрішньої тиші. Полюби цнотливість, щоб не посоромитися під час молитви своєї перед Богом, придбай чистоту в справах своїх, щоб осяювалася душа твоя в молитві і пам’ятанням про смерть запалювалася радість у розумі твоєму. Остерігайся малого420, щоб не впасти у велике. Не будь ледачий у діланні своєму, щоб не посоромитися, коли станеш серед друзів своїх, і не опинитися таким, що не має подорожнього запасу421, чому друзі залишать тебе одного серед шляху. З веденням веди справи свої, щоб не бути відхиленим ними від усієї течії твоєї422. Придбай свободу в житті своєму, щоб звільнитися від бурі423. Не зв’язуй свободи своєї тим, що служить для насолоди, щоб не стати тобі рабом рабів. В одязі своєму люби бідний одяг, щоб принизити думки, що народжуються в тобі, тобто високоумство серця.

Хто любить блиск, той не може набути смиренних думок, тому що серце внутрішньо відбивається за подобою зовнішніх образів424.

Хто, люблячи марнослів’я, умів набути чистого розуму? Хто, прагнучи вловити людську славу, міг набути смиренних помислів або хто, будучи нестриманим і розбещеним тілесно, може стати чистим розумом і смиренним серцем? Коли розум захоплюється почуттями, тоді і він їсть з ними звірину їжу425. А коли почуття захоплені розумом, тоді вони долучаються з ним ангельської їжі.

За смиренномудрістю слідує стриманість і самообмеження; а марнославство – служитель розпусти і справа гордині. Смиренномудрість, через постійне самообмеження, приходить у споглядання і прикрашає і душу цнотливістю; а марнославство, через безперервний заколот і збентеження думок своїх, з усього, що трапляється, збирає кепські скарби й оскверняє серце. Воно також непотрібним поглядом дивиться на природу речей і займає426 розум сороміцькими мріями; а смиренномудрість духовно обмежує себе спогляданням і того, хто здобув його, збуджує до славослів’я.

Тих, хто творить знамення, чудеса і сили у світі, – не прирівнюй до тих, хто мовчить з віданням. Бездіяльність безмовності возлюби паче, ніж насичення спраглих у світі й навернення багатьох народів до поклоніння Богові. Краще тобі самого себе звільнити від уз гріха, ніж рабів звільняти від рабства. Краще тобі втихомиритися з душею твоєю в однодумності потрійного в тобі складу, тобто тіла, душі і духу, ніж вченням своїм утихомирювати різнодумців. Бо Григорій каже: “Добре богословствувати заради Бога, але краще цього для людини зробити себе чистим для Бога”. Краще тобі, будучи провідним і досвідченим, бути недорікуватим, ніж від гостроти розуму свого, подібно до річки, випромінювати вчення. Корисніше для тебе подбати про те, щоб мертвість душі твоєї від пристрастей воскресити рухом помислів твоїх до Божественного, ніж воскрешати померлих.

Багато хто здійснював сили427, воскрешав мертвих, трудився в наверненні заблукалих і творив великі чудеса; руками їхніми багато людей були приведені до Богопізнання, і після всього цього самі, які оживляли інших, впали в мерзенні й мерзенні пристрасті, вмертвивши428 самих себе і для багатьох стали спокусою, коли явні стали діяння їхні, бо були вони ще в душевній недузі й не дбали про здоров’я душ своїх, але пустилися в море світу цього зцілювати душі інших, будучи ще й самі немічні, і втратили для душ своїх надію на Бога429 у вказаний вище спосіб430. Бо неміч почуттів їхніх не в змозі була зретити й винести полум’я речей, які зазвичай приводять до розлючення лютість пристрастей, бо їм потрібна була ще охорона, а саме: щоб зовсім не бачити жінок, не вдаватися до спокою431 , не здобувати срібла й інших речей, не начальствувати над іншими й не бути вищими за кого-небудь.

Нехай краще вважають тебе неосвіченим за малість у тобі вміння перекословити, ніж одним із мудрих за безсоромність432. Будь убогим заради смирення і не будь багатим заради безсоромності. Тих, які тримаються вчення противного твоєму, викривай силою чеснот твоїх, а не переконливістю слів твоїх. Лагідністю і спокоєм вуст своїх загороджуй вуста безсоромності непокірних і змушуй її замовкнути. Викривай нестриманих благородством життя свого, а тих, у кого безсоромні почуття, – стриманістю очей своїх. Усі дні життя свого, куди б не прийшов ти, визнавай себе мандрівником, щоб бути тобі в змозі позбутися шкоди, породжуваної вільністю в поводженні.

У всякий час думай про себе, що нічого не знаєш, щоб уникнути тобі осуду – за підозрою, нібито ти хочеш по-своєму встановити думку іншого. Благословляй завжди устами, і не будуть тебе лихословити, бо від лихослів’я народжується лихослів’я, а від благословення – благословення. У всякій справі вважай себе мізерним для того, щоб навчати, – і на все життя своє будеш виявлятися мудрим. Не викладай іншому того, чого сам не досяг433, щоб не було тобі соромно себе самого і, після звірення життя твого, не відкрилася брехня твоя. Якщо ж станеш говорити комусь щось корисне, то говори як учень, а не з владою і безсоромністю, і наперед сам себе засуди і покажи, що ти нижчий за нього, щоб тим, хто слухає, показати чин смиренності, і спонукати їх вислухати промову твою, і приступити до ділання, і будеш пошанобливий в їхніх очах. Якщо можеш, то в подібних випадках говори зі сльозами, щоб принести користь і собі, і тим, хто слухає тебе, і буде з тобою благодать Божа.

Якщо прийняв ти благодать Божу і сподобився насолодитися зором доль Божих і видимих тварюк, що становить перший ступінь відання434, то підготуй себе і озбройтеся проти духу хули. Але не стій у країні цій без зброї, щоб не померти тобі незабаром від тих, хто чатує і спокушає тебе. Зброєю твоєю нехай будуть сльози і невпинний піст. Остерігайся читати вчення єретичні, тому що це найчастіше озброює на тебе духа хули. А коли наповниш черево, не май безсоромності входити в дослідження будь-яких предметів і понять Божественних, щоб не каятися. Розумій же, що кажу тобі: у наповненому череві – відання таємниць Божих немає. Часто і не знаючи ситості, читай у книжках учителів про Промисел Божий, тому що вони направляють розум до розсуду порядку в створіннях і ділах Божих, укріплюють його собою, своєю тонкістю пристосовують його до набуття світлосяйних думок і роблять так, щоб у чистоті йшов він до розуміння створінь Божих. Читай Євангеліє, заповідане Богом для пізнання цілого всесвіту, щоб набути тобі напуття від сили Промислу Його про всякий рід і щоб розум твій занурився в чудеса Божі. Таке читання допомагає твоєму наміру. Читання ж твоє нехай буде в тиші, що не збурюється нічим; і будь вільний від багатотурботливості про тіло і від життєвого заколоту, щоб скуштувати тобі в душі своїй найсолодший смак солодким розуміння, яке перевершує всяке почуття, і щоб душа твоя відчула це через перебування своє в тому435. Слова людей милостивих436 нехай не будуть для тебе як слова лицемірів і тих, хто торгує словом Божим, щоб не залишитися тобі в темряві до кінця життя свого, і не позбутися користі від цих слів, і під час брані не збентежитися, як збентеженому437, і не впасти в яму, під виглядом добра.

У що б ти не мав наміру заглибитися, ознакою входження всередину нехай буде для тебе таке. Коли благодать почне відверзати очі твої до відчуття зору предметів у їхній дійсності438, тоді очі твої негайно почнуть виливати струмками сльози, так що неодноразово безліччю їх омиються ланіти твої. І тоді боротьба почуттів вщухає і ховається всередині тебе. Якщо хто буде вчити тебе проти цього, не вір йому. Крім сліз, не шукай іншої більш явної ознаки в тілі. Коли ж розум піднесеться над створіннями, тоді і для тіла припиняються сльози і всяке збудження і відчуття.

“Мед знайдеш, яждь помірно, щоб не како пересичений не зблудив” (Притч. 25:16). Природа душі рухома і легка: іноді, захоплюючись, жадає вона підніматися високо і дізнаватися, що перевищує її єство. Нерідко з читання Писань і погляду на речі осягає щось. Коли ж буде попущено і порівняє вона себе з осягнутим нею, тоді виявляється, що вона в міру погляду свого нижча і менша за те, до чого простяглося відання її, а тому в думках своїх вбирає в себе страх, і трепет, і в острах, немовби соромиться того, що наважилася торкнутися вищих її духовних предметів, поспішає знову повернутися в нікчемність свою. Через страх, який навіюють предмети439, находить на неї якийсь острах, і розсудливість дає вказівку розуму душі, щоб навчалася вона мовчання, а не була безсоромною, щоб не загинути, і не шукала того, хто перевершує її, і не допитувалася про те, що вище за неї. Тому, коли дана тобі влада розуміти – розумій, а не торкайся з безсоромністю таємниць, але вклоняйся, славослов і дякуй у мовчанні. Як не добре їсти багато меду, так і входити в дослідження440 про слова Божі, щоб при бажанні вдивлятися у віддалені предмети, не наблизившись ще до них через незручність шляху, не виснажилася і не пошкодилася в тебе сила зору. Бо іноді замість дійсності бачиш якісь примари.

І розум, коли занепаде духом від вишукування цього, забуває і намір свій. Тому прекрасно сказав Соломон, що, “як град неогороджений”, так і людина нетерпляча (Притч. 25:28). Отже, очищай, людино, душу свою, скинь із себе піклування про те, що поза твоїм єством, і на думки і рухи свої повісь завісу цнотливості та смирення, і через це знайдеш те, що всередині твоєї природи; тому що смиренномудрим відкриваються таємниці.

Якщо маєш намір ти віддати душу свою на справу молитви, що очищає розум, і на перебування в неспанні вночі, щоб набути світлого розуму, то віддаляйся від зору світу, припини бесіди з людьми і не бажай приймати за звичаєм до келії своєї друзів, навіть під приводом користі441 , окрім однорівних, однодумців з тобою та співтаємничків твоїх; бійся порушення душевної бесіди442, яка зазвичай збуджується мимоволі, після відсікання, і зречення, і досконалого припинення зовнішньої бесіди. З молитвою твоєю поєднай милостиню, і душа твоя побачить світло істини. Бо якою мірою серце перестає тривожитися зовнішніми предметами, такою ж мірою розум може через розуміння думок443 доходити до осягнення і справ Божественних і до здивування (ними). Бо душі зазвичай скоро замінювати (людські зібрання співбесідою з Богом і словесами Божими і)444 одну бесіду іншою, якщо постараємося показати малу дбайливість. А щоб замінити одну співбесіду іншою, займайся читанням Писання, що відкриває тобі шлях тонкощі споглядання, і житіями святих, хоча спочатку і не відчуєш солодощі через затьмарюючу близькість речей. І коли станеш на молитву і на правило своє, то замість міркування про те, що бачив і чув у світі, знайдеш у собі міркування про Божественні Писання, які прочитав, і цими міркуваннями забудеш пам’ять про мирське, і, таким чином, розум прийде в чистоту. Це і значить написане, що душа приймає допомогу від читання, коли стане вона на молитву, і також від молитви просвіщається в читанні. І читання, знову ж таки, замість зовнішнього збентеження доставляє їжу різним видам молитви, а тому і читанням душа просвіщається, щоб завжди молитися неліниво і не збентежено.

Плотолюбцям і обжерливим входити в дослідження предметів духовних так само непристойно, як і блудниці просторікувати про цнотливість. Вкрай хворобливе тіло відвертається і не терпить огрядних харчів – і розум, зайнятий мирським, не може наблизитися до дослідження Божественного. Вогонь не спалахує в сирих дровах, і Божественна палкість не спалахує в серці, що любить спокій. Блудниця не перебуває в любові до одного, і душа, прив’язана до багатьох речей, не перебуває в Божественних вченнях. Як той, хто не бачив своїми очима сонця, не може будь-кому описати його світла на слух, і навіть не відчуває його світла, так і той, хто не скуштував душею своєю солодощі духовних справ.

Якщо маєш щось зайве понад денну потребу, роздай це жебракам і йди з відвагою приносити молитви свої, тобто розмовляй із Богом, як син із батьком. Ніщо не може так наблизити серце до Бога, як милостиня, і ніщо не створює в розумі такої тиші, як свавільна убогість. Краще, щоб багато хто називав тебе невігласом за простоту, ніж – мудрим і досконалим по розуму за славу445. Якщо хто, сидячи на коні, простягне до тебе руку, щоб прийняти милостиню, не відмов йому, тому що в цей час він, без сумніву, убогий, як один із жебраків.

Коли ж подаєш, подавай з великодушністю, з лагідністю на обличчі і забезпеч його більшою мірою, ніж скільки просив він. Бо сказано: “посли” шматок твій “на лице” бідного, і не через багато часу знайдеш відплату (Еккл. 11:1)446. Не відокремлюй багатого від бідного і не старайся розпізнавати гідного від негідного; нехай усі люди будуть для тебе рівними для доброї справи. Бо цим способом можеш і негідних привернути до добра, бо душа за допомогою тілесного447 швидко привертається до страху Божого. І Господь розділяв трапезу з митарями і блудницями, і не відлучав від Себе негідних, щоб у такий спосіб усіх привернути до страху Божого, і щоб за допомогою тілесного наблизилися до духовного. Тому благотворінням і честю зрівнюй усіх людей, будь то іудей, чи невірний, чи вбивця, тим паче, що і він брат тобі, однієї з тобою природи, і не з віданням заблукав від істини.

Коли зробиш комусь добро, не чекай від нього відплати – і за те, і за інше винагородить тебе Бог448. А якщо можливо для тебе, роби добро і не заради майбутньої відплати. Якщо покладеш на душу свою межу убогості, і, по благодаті Божій, звільнишся від турбот, і убогістю своєю станеш вищим від світу, то дивись, не полюби здобуття через злидарство, для подаяння милостині, не ввергни душі своєї у сум’яття тим, що будеш брати у одного і давати іншому, не знищ честі своєї залежністю від людей, просячи у них. І не втрать свободи і шляхетності розуму свого в турботі про життєве, бо ступінь твій вищий за ступінь милостивих; ні, прошу тебе, не будь залежним. Милостиня подібна до виховання дітей, а безмовність – верх досконалості.

Якщо маєш у себе маєток, марнуй його раптом. Якщо ж нічого не маєш, і не бажай мати. Очисти келію свою від розкоші і від зайвого, і це приведе тебе до стриманості мимоволі, хоча б ти і не хотів. Убогість речей вчить людину стриманості, а коли дозволимо ми собі послаблення щодо речей, тоді не в змозі будемо утримувати себе.

Ті, хто здобув перемогу в битві зовнішній, позбулися і внутрішнього страху, і ніщо насильно не тіснить їх, не турбуються вони бранею, яка загрожує їм спереду або ззаду449; розумію ж брани, які нападають на душу почуттями та недбальством, як-от слухом і язиком, чи коли даємо і беремо. Усе це, входячи в душу, виробляє в ній засліплення. І при настанні зовнішнього сум’яття не може вона бути уважною до себе в таємній боротьбі, що споруджується на неї, і тишею перемагати внутрішні повстання450. А коли хто зачинить браму градську, тобто почуття, тоді бореться всередині й не боїться тих, хто перебуває в засідці поза градом.

Блаженний, хто знає це, і перебуває в мовчанні, і не турбує себе безліччю справ, але всю тілесну діяльність замінив працею молитовною і вірить, що, доки працює з Богом і на Нього покладає опіку день і ніч, не матиме нестачі в чомусь необхідному, тому що для Бога віддаляється від розсіювання і від праці. Якщо ж хто не може перебувати в безмовності без рукоділля, то нехай працює, користуючись рукоділлям як посібником, а не для вигод, з користолюбства. Рукоділля призначається для немічних, а для більш досконалих воно буває причиною сум’яття. Бо незаможним451 і малодушним отці поклали займатися роботою, але не як справою необхідною.

У той час як Бог внутрішньо приводить серце твоє в розчулення, безперестанку твори поклони і колінопреклоніння. Не дозволяй серцю своєму піклуватися про що-небудь, коли демони почнуть переконувати тебе452 займатися іншими справами, і тоді дивись, і дивуйся, що станеться в тебе з цього. Ніщо інше в подвижницьких працях не буває таким важливим і важким і не викликає такої заздрості в бісів, як якщо кидає хто себе перед Хрестом Христовим, молячись день і ніч, і буває зі зв’язаними позаду руками453. Чи хочеш не охолонути у своїй гарячковості й не збідніти сльозами – спрямуй себе до того, і блаженний ти, людинко, якщо про сказане тобі будеш дбати день і ніч і не станеш домагатися нічого іншого, окрім цього, тоді засяє всередині тебе світло, і правда твоя засяє незабаром, і будеш, як сад квітучий, як джерело води, яка нескудеваема.

Дивись, які блага породжуються людині від подвижництва. Нерідко буває, що людина схилила коліна в молитві, і руки її піднесені до небес, обличчя спрямоване на хрест Христовий, і всі думки свої збирає вона воєдино в молитві до Бога, і в той час, коли людина молиться Богові зі сльозами і розчуленням, тієї самої години раптом раптово починає бити в серці її джерело, що виливає насолоду, члени її розслаблюються, очі заплющуються, обличчя впадає в погорблення до землі, і помисли її змінюються, так що не може вона робити поклони від радості, що збуджується в усьому тілі її. Зверни увагу, людино, на те, що читаєш. Бо якщо не будеш трудитися, то не знайдеш, і якщо не будеш із запалом бити у двері й невпинно пильнувати, то не будеш почутий.

Хто, чуючи це, забажає зовнішньої праведності454, крім нездатного перебувати в безмовності? Утім, якщо хто не може вправлятися в безмовності (бо благодаттю Божою дається людині бути всередині дверей455), то нехай не залишає іншого шляху, щоб інакше не позбутися обох шляхів життя456. Поки зовнішня людина не помре для всього мирського, не тільки для гріха, а й для всякого тілесного ділання, а також і внутрішня людина – для лукавих думок, і не унеможливить природний рух тіла до того, щоб не порушувалась у серці гріховна насолода, допоки і насолода Духа Божого не порушиться у людині, члени її не набудуть чистоти у житті цьому, Божественні думки не увійдуть до душі її та перебуватимуть невідчутними й незримими. І поки людина не скасує в серці своєму піклування про життєве, окрім необхідних потреб єства, і не надасть піклуватися про це Богові, доти не порушиться в ній духовний захват і не зазнає вона тієї потіхи457, якою втішався апостол (див. Гал. 2:20; 2Кор. 12:3-4).

Сказав же я це, не відсікаючи надії, начебто якщо хто не досягне верху досконалості, то не сподобиться і благодаті Божої, і не відчує Його втіхи. Бо справді, коли людина знехтує недоречним458, і зовсім віддалиться від цього, і звернеться до добра, незабаром відчуває допомогу. Якщо ж употребить і дещо зусилля, то знайде розраду душі своїй, отримає відпущення гріхопадінь, сподобиться благодаті і прийме безліч благ. Втім, він менший порівняно з досконалістю того, хто відлучив себе від світу, знайшов у душі своїй таємницю тамтешнього блаженства і досяг того, для чого прийшов Христос. Йому слава з Отцем і зі Святим Духом нині, і завжди, і на віки віків! Амінь.

* * *

413

Снопи.

414

Тобто коли покладеш милосердя в основу всіх твоїх чеснот.

415

Тобто не будь грішним в інших відношеннях, якщо, наприклад, благодійничаючи бідним, не будеш прощати образ.

416

У сирійському тексті це місце має такий зміст: “Але це трапиться тоді, коли ти на своєму шляху піднімешся над точкою зору лише обов’язку і справедливості і в усьому даси свободі можливість діяльності”.

417

У сирійському тексті так: “А я кажу, що милосердний навіть і тоді не істинно милосердний, якщо він ще не піднявся над простою справедливістю”.

418

Тобто зайве заспокоєння в житті.

419

Від поводження з багатьма людьми.

420

Від малих погрішностей.

421

Без справ благих, які супроводжують нас у майбутнє життя.

422

Тобто щоб зовсім не залишити шлях чесноти.

423

Тобто від пристрастей.

424

У сирійському тексті так: “тому що внутрішність серця необхідно повинна узгоджуватися із зовнішнім способом дій”.

425

Тобто захоплюється пристрастями.

426

У сирійському тексті: “розпалює розум нечистими думками”.

427

У сирійському тексті: “чудеса”.

428

Душевно.

429

Тобто надію на спасіння.

430

У сирійському тексті: “згаданими вище пристрастями”.

431

У сирійському тексті: “насолоді життям”.

432

У сирійському тексті: “Нехай краще дурні звинувачують тебе в неосвіченості, ніж розумні – у зухвалості”.

433

Справою.

434

Духовного.

435

Тобто в читанні Євангелія.

436

Досвідчених у справі.

437

У сирійському тексті: “як уночі”.

438

Тобто істинного вигляду предметів (як сказано в сирійському тексті).

439

Духовними, вищими її.

440

Мається на увазі зухвале, самочинне дослідження таємниць, прихованих у Писанні.

441

У сирійському тексті: “навіть із благочестивими цілями”.

442

Тобто співбесіди з Богом, про яку йдеться нижче.

443

Або тих, що безпосередньо навіюються Богом людині, або тих, що містяться у Священному Писанні.

444

Слова, укладені в дужках, доповнені з давнього слов’янського перекладу; у сирійському тексті їх теж немає.

445

У сирійському тексті: “за твою ощадливість”.

446

У нашому тексті: “відпускай хліб твій по водах, бо через багато днів знову знайдеш його”.

447

Благодіяння.

448

У сирійському тексті: “потім удвічі воздасть тобі Бог”.

449

Брань позаду, або зовнішня боротьба, є сум’яття, яке виробляється в душі заняттями, що розсіюють її зовнішніми речами, що перешкоджає їй вести боротьбу спереду, або внутрішню боротьбу проти себе самої, з нероздільною увагою.

450

У сирійському тексті це місце читається так: “ті, які здобули перемогу в боротьбі зовнішній, видалили також і внутрішній страх; і ніякий (ворожий) примус не може вже їх насильно забрати в полон, мучачи їхньою боротьбою спереду й ззаду. Зовнішньою боротьбою називаю я ту, яку людина збуджує нерозважливо проти своєї власної душі за допомогою почуттів, саме за допомогою взяття і давання, слухання і бачення, говоріння і обжерливості, і за допомогою того, що вона безперестанку накладає на душу свою багато насущних справ, так що вона, засліплена сум’яттям, яке тіснить її ззовні, не в змозі ясно бачити приховану, порушену проти неї брань, і спокоєм перемагати збентеження, які виникають усередині неї.

451

Читання грецького тексту підтверджується давніми перекладами слов’янським і сербським. У сирійському тексті: “обмеженим”.

452

Через помисли.

453

У сирійському тексті: “коли людина вдень і вночі лежить на обличчі своєму зі складеними назад руками”.

454

Під зовнішньою праведністю розуміється діяльне життя на противагу споглядальному.

455

Келлії.

456

Тобто життя діяльного і споглядального.

457

У грецькому тексті стоїть тут слово “безумство”; відповідне слово стоїть і в сирійському тексті. Але в перекладах латинському, стародавньому слов’янському, сербському і в преп. Паїсія поставлено слово “розрада”, яке збережено і в нашому перекладі з колишнього видання. У сирійському ж тексті сказано так: “…і не відчуває воно (серце) того божевілля, за яке засуджували апостола, коли говорили, що багато книг зробили його божевільним”. Тут, вочевидь, маються на увазі слова Діянь апостольських – Діян.26:24: коли він (апостол Павло) “так захищався, Фест гучним голосом сказав: “божеволієш ти, Павле! велика вченість доводить тебе до божевілля””. Яке читання є істинним, не беремося вирішувати.

458

У сирійському тексті: “відкине від себе гріхи”.

Слово 57. Про віддалення від світу і від усього, що бентежить розум

Велику честь надав Бог людям двояким навчанням459, яким обдарував їх, і всюди відчинив їм зачинені двері для входження в спасительне пізнання. Чи бажаний тобі вірний свідок сказаного? Будь сам у собі й не загинеш. А якщо хочеш дізнатися це і ззовні, то маєш і іншого вчителя і свідка, який безпомилково наставить тебе на шлях істини.

Розум збентежений не може уникнути забуття, і премудрість не відчиняє такому дверей своїх. Хто з точним веденням зміг осягнути, до якої рівності веде загальний для всіх кінець, той для зречення від життєвого не має потреби в іншому вчителі. Спочатку даний Богом людині природний закон, який Бог дав людині, є розглядання створінь Його. Закон писаний додано після падіння. Хто не віддаляється добровільно від причин пристрастей, той мимоволі захоплюється в гріх. Причини ж гріха такі: вино, жінки, багатство, тілесне здоров’я; втім, не тому, що це гріхи за самою природою, а тому, що природа зручно схиляється цим до гріховних пристрастей, і тому людина повинна ретельно остерігатися цього. Якщо завжди пам’ятатимеш неміч свою, то не переступиш межі обережності. Людям огидна убогість, а Богові набагато більш огидна душа високосерда і розум гордовитий. У людей шановане багатство, а в Бога – душа смиренна.

Коли хочеш започаткувати добру справу, приготуйся спершу до спокус, які тебе спіткають, і не сумнівайся в істині. Бо у ворога за звичаєм, коли побачить, що з гарячою вірою почав хто-небудь добре житіє, зустрічати його різними страшними спокусами, щоб, прийшовши від цього в страх, охолов він у доброму починанні та зовсім уже не мав палкості наближатися до богоугодного ділання. І супротивник робить це не тому, що має таку силу (тоді ніхто не міг би зробити що-небудь добре), а тому, що попускається йому Богом, як дізналися ми на праведному Йові. Тому приготуйся мужньо зустріти спокуси, які насилаються на чесноти460, і потім уже починай їх робити. А якщо не будеш приготований до зустрічі зі спокусами, то утримайся від роблення чеснот.

Людина, яка сумнівається, що Бог – помічник у доброму діланні, боїться тіні своєї, і під час достатку й достатку нудиться голодом, і в оточуючій його тиші сповнюється бурі. А хто уповає на Бога, той твердий серцем, і всім людям явна гідність його, і перед усіма ворогами його похвала його.

Заповіді Божі вищі за всі скарби світу. Хто здобув їх461, той усередині себе знаходить Бога. Хто спочиває завжди в піклуванні про Бога, той Бога придбав домоприставником462. Хто жадає виконання волі Божої, той небесних Ангелів матиме путівниками. Хто боїться гріхів, той безперешкодно здійснить страшну ходу і під час мороку знайде світло перед собою і всередині себе. Стопи того, хто боїться гріхів, охороняє Господь, і під час намірів перетворює його милість Божа. Хто гріхи свої вважає малими, той впадає в гірше колишнього і понесе семикратне покарання.

Посівай милостиню на смиренні і пожнеш милість на суді. Чим занапастив ти добре, тим знову здобувай його. Заборгував ти Богові: замість нього не візьме Він з тебе перлини; наприклад, занапастив ти цнотливість – Бог не прийме від тебе милостині, якщо перебуваєш у розпусті, бо хоче від тебе святості тіла, бо переступив ти заповідь. Невже, думаючи залишити здобуття світу, будеш вести боротьбу за що-небудь інше? Залишив ти насаджене, і з іншими хіба прийшов битися?463

Святий Єфрем сказав, що під час жнив не будеш протистояти спеці зимовим одягом. Так кожен, що сіє, те й пожне. І всяка недуга лікується властивими їй ліками. Ти, можливо, переможений заздрістю – для чого ж посилюєшся боротися зі сном? Поки проступок ще малий і не дозрів, винищи його, перш ніж пошириться і дозріє. Не піддавайся недбальству, коли недолік здається тобі малим, бо згодом знайдеш у ньому нелюдського володаря і побіжиш перед ним, як зв’язаний раб. А хто спочатку протистоїть пристрасті, той незабаром запанує над нею.

Хто може з радістю перенести образу, навіть маючи в руках засіб відбити її, той отримав розраду від Бога з віри в Нього. І хто зі смиренномудрістю терпить звинувачення, що зводяться на нього, той досяг досконалості, і йому дивуються святі Ангели. Бо немає ніякої іншої чесноти настільки високої і важкої.

Не вір собі, що ти сильний, поки не будеш випробуваний і не знайдеш себе незмінним. Так і в усьому випробовуй себе. Придбай у собі праву віру, щоб потоптати тобі ворогів твоїх. Нехай розум твій буде не зарозумілий, і не покладайся на силу твою, щоб не попущено було впасти тобі в природну неміч; і тоді за власним своїм падінням зрозумієш неміч свою. Не довіряй своєму знанню, щоб ворог за допомогою його не вловив тебе своєю хитрістю. Нехай язик твій буде лагідний, і ніколи не зустрінеться з тобою безчестя. Придбай уста солодкі, і всі будуть тобі друзями. Не хвалися ніколи в промовах своїх справами своїми, щоб не бути осоромленим. У всьому, чим не хвалиться людина, Бог дозволяє їй змінюватися, щоб вона була приниженою і навчилася смирення. Тому мусиш ти все віддати Божому передбаченню і не вірити, нібито в цьому житті є щось незмінне. Ставши таким, зводь безперестанку око своє до Бога, бо покров і Промисел Божий охоплює всіх людей, але він невидимий, хіба що тільки тим, хто очистив себе від гріха і думає завжди про Бога, і до того ж – про Нього Єдиного. Переважно ж відкривається їм Промисел Божий, коли заради Бога входять вони у велику спокусу. Бо тоді відчувають вони Промисел Божий, ніби вбачаючи його тілесними очима, згідно з мірою і причиною спокуси, що спіткає кожного з них, і це464 – для того, щоб подвижників цих збудити до мужності, як було з Яковом, Ісусом Навином, трьома отроками, Петром та іншими святими, яким з’являвся він465 у людському деякому образі, підбадьорюючи й утверджуючи їх у благочесті. Якщо ж скажеш, що це даровано від Бога святим за особливим промислом, і вони за своєю гідністю сподоблялися таких видінь, то нехай взірцями в мужності будуть для тебе святі мученики, які, нерідко багато хто разом, а іноді поодинці, у багатьох і різних місцях подвизалися за Христа і силою, яка знайшлася на них, мужньо перетерпіли в тлінних тілах стругання залізом і всілякого роду муки, нестерпні для єства. Бо їм виразно з’являлися святі Ангели, щоб кожен зрозумів, як на тих, хто заради Бога всіляко терпить усіляку спокусу і всілякі страждання, рясно являється Божий Промисел, щоб показати їхню доблесть і присоромити ворогів їхніх. Бо скільки святі мужніли при таких видіннях, стільки супротивники терпінням їхнім були роздратовані і приведені в шаленство.

Чи потрібно говорити що про подвижників, чужих світу цьому, і про пустельників? Вони пустелю перетворили на град, перетворили на селище й обитель Ангелів. До них, за впорядкуванням життя їхнього, завжди приходили Ангели і, як слуги єдиного Владики, іноді співратуючи, перебували з тими, хто всі дні життя свого любив пустелю і з любові до Бога мав оселі свої в горах, вертепах і прірвах земних. І оскільки вони, полишивши земне, полюбили небесне і стали наслідувачами Ангелів, то й самі святі Ангели по справедливості не приховували за це від них зоряності своєї і виконували кожне їхнє бажання, часом же з’являлися їм, навчаючи, як належить їм жити, а іноді пояснювали те, в чому дивувалися вони; іноді ж самі святі запитували їх, про що належало; іноді Ангели наставляли на шлях тих із них, які помилялися; іноді позбавляли тих, хто впадав у спокуси; іноді, за раптового лиха та загрозливої небезпеки, вихищали їх від цього, спасаючи, наприклад, від змія, чи від (падіння) скелі, чи від стріли, чи від кинутого каміння; іноді, якщо ворог явно нападав на святих, з’являлися видимим чином, і говорили, що послані на допомогу до них, і надавали їм сміливості, відважності та відраді; а іншим часом здійснювали через них зцілення, іноді ж зцілювали самих святих, які зазнали якихось страждань; іноді тілам їхнім, знеможеним від неїдання, дотиком руки або словами повідомляли надприродну силу і зміцнювали їх; іноді ж приносили їм їжу, хліб і навіть овочі466 або будь-які інші їстівні продукти, що їдять із хлібом; і деяким із них оголошували час, а іншим – і образ їхнього преставлення. І чи потрібно перераховувати багато чого, чим доводиться любов до нас святих Ангелів і всіляке піклування їх про праведних? Вони промишляють про нас, як старші брати про молодших. Сказано ж це, щоб кожен міг збагнути, що “близький Господь усім, хто кличе Його в істині” (Пс. 144:18), і бачити, яким є промисел Його про тих, котрі присвятили себе на догоджання Йому і від щирого серця Йому слідують.

Якщо віриш, що Бог промишляє про тебе, то навіщо тобі турбуватися і піклуватися про тимчасове і про потрібне для плоті твоєї? А якщо не віриш, що Бог промишляє, і тому, крім Нього, сам дбаєш про потрібне для себе, то ти найжалюгідніший з усіх людей. Для чого ти і живеш, і будеш жити? “Поклади на Господа печаль твою, і Той тебе вигодує” (Пс. 54:23). “І не злякаєшся страху, що знайшов” (Притч. 3:25).

Хто одного разу назавжди присвятив себе Богові, той проводить життя в спокої розуму. Без нестяжательності душа не може звільнитися від заколоту помислів і поза мовчанням почуттів не відчує миру в думках. Не входячи в спокуси, ніхто не набуде духовної мудрості. Без старанного читання не зрозуміє тонкощі помислів. Без тиші помислів розум не посунеться в сокровенні таїнства. Без надії по вірі душа не може сміливо наважитися на спокуси. Не випробувавши явного заступництва Божого, серце не в змозі сподіватися на Бога. Якщо душа не скуштує з веденням467 страждань Христових, то не матиме спілкування з Христом.

Людиною Божою вважай того, хто з великого милосердя умертвив себе для необхідної потреби. Бо хто милує жебрака, той піклувальником про себе має Бога. І хто заради Бога зубожіє, той знайде невичерпні скарби. Бог ні в чому не має потреби; але тішиться, коли бачить, що людина заспокоює образ Його і шанує його заради Нього. Коли попросить хтось у тебе того, що маєш ти, не кажи в серці своєму: “Залишаю це душі моїй, щоб упокоїтися в цьому; Бог з іншого місця подасть йому потрібне для нього”. Такі слова пристойні людям неправедним і тим, хто не знає Бога. Людина праведна і добра не поступається честю своєю іншому і не попустить, щоб час благодаті468 проходив без діла. Людина злиденна і нужденна забезпечується від Бога, тому що Господь нікого не залишає; але ти, відіславши від себе убогого, ухилився від честі, даної тобі Богом, і віддалив від себе благодать Його. Тому, коли даєш, веселися й кажи: “Слава Тобі, Боже, що сподобив мене знайти, кого упокоїти!” Якщо ж нічого тобі дати, паче радій і, дякуючи Богові, кажи: “Дякую Тобі, Боже мій, що дав мені благодать цю і честь – зубожіти заради імені Твого, і сподобив мене скуштувати скорботи, що лежить на дорозі заповідей Твоїх, у недузі та вбогості, як куштували святі Твої, що прямували дорогою цією!”

І коли перебуваєш у хворобі, скажи: “Блаженний той, хто сподобився бути випробуваним від Бога в тому, за що успадковуємо життя”. Бо недуги насилає Бог для здоров’я душі. Дехто зі святих сказав: “Помічав я, що ченцеві, який не працює угодне Господу і не трудиться ревно про спасіння душі своєї, але недбало навчається чеснот, неодмінно дозволяється Богом впадати у спокуси, щоб не залишався він нерозважливим і від багатьох своїх неробств не ухилився в найгірше”. Тому-то Бог ввергає в спокуси ледачих і недбайливих, щоб думали вони про спокуси, а не про марнотратство. Творить же це Бог завжди з тими, хто любить Його, щоб напоумити, напоумити і навчити їх волі Своїй. І коли будуть благати Його, нескоро дослухається до них, доки не знеможуть і доки твердо не збагнуть, що через недбальство і через лінощі їхні трапилося з ними це. Бо написано: “Коли ви простягнете руки ваші до Мене, то відверну очі Мої від вас, а коли примножите благання, то не почую вас” (Іс. 1:15). І хоча говориться це про інших, але в усякому разі написано взагалі про тих, хто залишив шлях Господній.

Але коли говоримо, що Бог багатомилостивий, то чому ж, коли постійно товчем і просимо в спокусах, не буваємо почуті, але зневажає Він прохання наше? Цьому, звичайно, вчить нас пророк, кажучи: не мала рука Господня, щоб помилувати, і не важкий Господь слухом, щоб почути. Але гріхи наші розлучили нас із Ним, і беззаконня наші відвернули обличчя Його, щоб не чути (див. Іс. 59:1-2). У всякий час пам’ятай про Бога, і Він згадає про тебе, коли потрапиш у біди.

Природа твоя зробилася такою, що легко приймає пристрасті, багато спокус у теперішньому світі, і не далеко від тебе зло, але виливається воно всередині тебе і під ногами твоїми. Не сходи з того місця, на якому став; коли дозволить Бог, звільнишся від цього. Як близькі між собою повіки (на очах), так спокуси близькі до людей; і Бог передбачив це премудро для користі твоєї, щоб ти постійно вдаряв у двері Його, щоб страхом скорботного вселялася пам’ятаність про Нього в умі твоєму, щоб до Нього наближався ти в молитвах і висвітлювалося серце твоє безперервною пам’ятанністю про Нього. І коли будеш благати, почує тебе; і зрозумієш, що Той, Хто рятує тебе, є Бог, і пізнаєш Того, Хто створив тебе, Хто промишляє про тебе, Хто береже тебе, Хто створив для тебе два світи: один – як тимчасового вчителя і наставника, інший – як батьківський дім і вічну спадщину. Бог не створив тебе недоступним для сумного, щоб ти, забажавши бути богом, не успадкував того самого, що успадкував той, хто спочатку був Денницею, а згодом, за звеличування, став сатаною. А також не створив тебе неухильним і нерухомим469, щоб не стати тобі подібним до єства неживих тварюк, і щоб добре в тобі не залишилося для тебе невигідним і таким, що не заслуговує на винагороду, як природні тваринницькі переваги в нелюдяних. Бо кожному легко збагнути, скільки народжується користі, подяки і смирення від того, що витончені проти тебе ці жала. Тому ясно, що в нашій волі подвизатися в добрі й ухилятися від лихого, і що нам усвоюються і честь, і безчестя, що виникають від того. Присоромлені безчестям, ми боїмося; збуджувані ж честю, приносимо подяку Богові і простягаємося до чесноти. Бог примножив цих пестунів, щоб ти, звільнившись від них, ставши недоступним для скорбот і ставши вищим за всякий страх, не забув Господа Бога твого, не ухилився від Нього й не впав у багатобожжя, як багато хто з тих, хто, хоч і був улесливим до тебе та враженим такими самими прикрощами, за мить, з тимчасової та малозначущої влади або здоров’я470, не лише впав у багатобожжя, а й сам себе наважився безглуздо іменувати богами. Тому-то Бог попустив тобі бути в скорботах. А іноді попускає і для того, щоб ти, ухилившись, не прогнівив Його і щоб Йому, піддавши покаранню, не винищити тебе від лиця Свого. Не буду говорити про нечестя і про інші хули, породжувані благополуччям і небоязливістю життя, коли і сказаного перед цим не наважиться хтось інший вимовити471. Тому-то стражданнями і пристрастями Бог помножив у серці твоєму пам’ять про Нього, і страхом протилежного спонукав тебе приступити до воріт Його милосердя, і позбавленням від цього вселив у тебе любов до Нього; вклавши ж в тебе любов, наблизив тебе до честі усиновлення і показав тобі, наскільки багата благодать Його. Бо звідки пізнати б тобі таку Його промисливість і благодійність, якби не зустрілося тобі нічого протилежного?

Тому любов до Бога найбільше може примножуватися в душі твоїй саме цим, тобто розумінням обдарувань Його і пам’ятанням про надлишок промислу Його. Всі ці блага породжуються для тебе прикрощами, щоб навчився ти дякувати. Отже, пам’ятай про Бога, щоб і Він завжди пам’ятав про тебе, і, пам’ятаючи, Він врятує тебе, і отримаєш від Нього всяке блаженство. Не забувай Його, ширяючи думкою в суєтному, щоб і Він не забув тебе під час браней твоїх. Будь слухняний Йому в достатку своєму, щоб у скорботах мати перед Ним відвагу в сердечній і постійній до Нього молитві.

Очищай себе перед Господом, завжди маючи в серці своєму пам’ять про Нього, щоб, пробувши довго без пам’яті про Нього, не опинитися тобі таким, що не маєш дерзновення, коли приходиш до Нього. Бо зухвалість перед Богом буває наслідком частої з Ним співбесіди і багатьох молитов. Зносини з людьми і перебування з ними буває за допомогою тіла, а зносини з Богом за допомогою душевної пам’яті, уважності в молитвах і цілопалення. Довготривалим зберіганням пам’яті про Бога душа часом приводиться в здивування472 і здивування. Бо “звеселиться серце тих, хто шукає Господа. Взищіте Господа”, засуджені, “і утвердіться” надією; “взищіте лиця Його” покаянням (Пс. 104:3-4), і освятіться святинею лиця Його, і очиститеся від гріхів своїх. Винні в гріхах, тікайте до Господа, що може пробачити гріхи і знехтувати гріхами. Бо з клятвою прорік Він через пророка: “Живий Аз, каже… Господь, не бажаю смерті грішника, але щоб навернутися… і живий бути йому” (Єз. 33:11); і ще: “прострох руки Мої увесь день на тих, хто не покараний, і тих, що противно промовляє” (Іс. 65:2); і ще: “вмираєте вправді вмираєте, домі Ізраїлевий” (Єз. 33:11); “зверніться до Мене, і звернуся до вас” (Мал. 3:7); і ще: того дня, коли грішник полишить дорогу свою, і звернеться до Господа, і зробить суд і правду, не згадаю його беззаконь, та, живячи, живим буде, глаголить Господь (див. Єз. 33:19).

І якщо праведник залишить правду свою і, згрішивши, зробить неправду, правди його не пом’яну, але наміри покладу перед ним, і в темряві діл своїх, перебуваючи в них, помре він (див. Єз. 18:21-24,33:14-18). Чому ж це? Тому що грішник не спіткнеться в гріху своєму того дня, коли звернеться до Господа; і правда праведного не позбавить його того дня, коли згрішить, якщо він перебуватиме в такому гріху. А Єремії так сказав Бог: “Візьми собі сувій книжковий, і, що сказав Я тобі, напиши: від дня Йосипа, царя Юдиного, і до цього дня… усяка лихоманка, що, як сказав Я, наведу на народ сей, щоб, почувши й злякавшись, полишала людина дорогу свою лукаву, і, навернувшись, покаявся, і відберу гріхи їхні (Єр. 36:2-3). І Премудрість сказала: “покриваючи” гріх свій, нехай не буде ні до чого придатний; а хто сповідує гріхи свої і залишить їх, той сподобиться милості від Бога (Притч. 28:13). І Ісая каже: “шукайте Господа”, і, шукавши, “покличте” Його, і, наблизившись, “нехай покине шляхи свої” грішник, і чоловік несправедливий поради свої, і зверніться до Мене, і помилую вас. “Не суть бо поради Мої, якоже поради ваші, ані шляхи Мої, якоже шляхи ваші” (Іс. 55:6-8). “Якщо… послухаєте Мене, блага землі знесете” (Іс. 1:19). Прийдіть до Мене, і послухайте Мене, і живі будете душею вашою (див. Іс. 55:3). Коли збережеш шляхи Господні й зробиш волю Його, тоді сподівайся на Господа й кличеш Його, “і ще промовляю тобі, каже: Ось, прийшов” (Іс. 58:9). Коли на несправедливого находить спокуса, не має він надії, щоб закликати Бога й очікувати від Нього порятунку, бо в дні упокоєння свого віддалявся від волі Божої. Перш ніж почнеш боротьбу, шукай собі допомоги, і перш ніж недуги шукай лікаря. Перш ніж знайде на тебе скорбота, молися Богові – і під час прикрості знайдеш Його, і почує тебе. Перш ніж поповзнешся, закликай і благай; і перш ніж станеш молитися473, приготуй обітниці, тобто запаси на дорогу звідси. Ковчег Ноїв побудований був під час миру, і дерева його були посаджені за сто років, а під час гніву неправедні загинули, а праведникові ж став він покровом.

Неправедні вуста загороджуються для молитви474; бо осуд совісті робить людину такою, що не має дерзновення. Серце добре з радістю виділяє сльози в молитві. У кому світ мертвий, ті з радістю терплять кривди; а в кому світ живий, ті не можуть терпіти кривди, але, спонукувані марнославством, гніваються і від нерозумного руху приходять у сум’яття або охоплені печаллю475. О, як важко виконати цю чесноту і яку славу здобуває вона у Бога! Хто хоче досягти успіху в цій чесноті, тобто, приймаючи образи, бути великодушним, тому потрібно піти подалі від своїх476 і стати мандрівником, тому що у вітчизні своїй неможливо досягти успіху в цій чесноті. Одним великим і сильним властиво переносити страждання цієї чесноти серед своїх, а також тим, для яких помер цей світ і які зреклися надії на всяку справжню втіху.

Як благодать близька до смиренномудрия, так хворобливі пригоди до гордині. Очі Господні на смиренномудрих, щоб звеселити їх. Смирення завжди приймає від Бога милість, а жорстокосерддя і маловір’я зустрічаються страшні випадки. Применшуй себе в усьому перед усіма людьми, і будеш піднесений перед князями віку цього.

Випереджай усякого своїм привітанням і поклоном, і будеш ушанованим, ніж ті, що приносять у дар суфірське477 золото.

Принижуй себе, і побачиш у собі славу Божу. Бо де росте смирення, там виливається Божа слава. Якщо будеш намагатися перебувати в явному приниженні, то Бог зробить, що від усіх людей будеш прославлятися; якщо ж у серці своєму будеш мати смирення, то в серці твоєму покаже тобі Бог славу Свою. Будь удобопренебрегаем у величі твоїй, а не великим у малості твоїй. Намагайся бути в зневазі, і сповнишся Божої честі. Не домагайся бути шанованим, будучи внутрішньо сповнений виразок478. Знехтуй честю, щоб стати поважним; і не люби честі, щоб не бути збезчещеним. Хто женеться за честю, від того тікає вона вперед. А хто тікає від честі, того наздоганяє вона позаду і робиться для всіх людей провісницею його смирення. Якщо знехтуєш сам себе, щоб не бути тобі шанованим, то проголосить про тебе Бог. Якщо за істину понесеш докір, то Бог усім створінням Своїм накаже вихваляти тебе, і відчинять перед тобою двері слави Творця твого, і вихвалять тебе, тому що в тобі справді є образ і подоба Його.

Хто бачив людину, що сяє чеснотами, а людям видається нікчемною, світлого життям, мудрого веденням і смиренного духом? Блаженний, хто упокорює себе в усьому, тому що буде він піднесений. Бо хто заради Бога в усьому упокорює і принижує себе, той прославлений буває Богом. Хто голодує і жадає заради Нього, того напоїть Бог Своїми благами. Хто терпить наготу заради Бога, той зодягається Ним у ризу нетління і слави. Хто зубожіє заради Бога, той буває втішений істинним Його багатством.

Принижуй себе заради Бога, і без твого відома примножиться слава твоя. Усе життя своє визнавай себе грішником, щоб у всьому житті своєму бути тобі праведним. Будь невігласом у мудрості своїй, а не здавайся мудрим, будучи невігласом. Якщо смиренність підносить людину просту і невчену, то яку, подумай, честь принесе вона великим і поважним?

Бігай марнославства і будеш прославлений. Бійся гордості і будеш звеличений. Не дано марнославство синам людським, і високомудрість – породженню дружин. Якщо добровільно відрікся ти від усього життєвого, то через нікчемні речі вже ні з ким аж ніяк не сварися. Якщо обурився ти марнославством, то бігай тих, які женуться за ним. Бігай від любостяжательних, як і від самої корисливості. Віддаляйся від тих, хто шукає насолоди, як і від самої насолоди. Бігай від непотрібних, як і від самого непотребства. Бо якщо один спогад про сказане обурює розум, то кольми паче погляд на таких і проведення часу з ними? Зближуйся з праведними і через них наблизишся до Бога. Поводься з тими, хто має смиренність, і навчишся їхніх звичаїв. Бо якщо погляд на таких корисний, то наскільки корисніше вчення їхніх вуст? Полюби убогих, щоб через них і тобі отримати милість.

Не зближуйся з розбещувачами, щоб не бути тобі примушеним стати поза тишею своєю. Без відрази зноси сморід від недужих, а особливо – убогих, тому що і ти обкладений тілом. Не дорікай скорботним серцем, щоб тебе не вразив жезл479 їхній, і шукатимеш утішників – і не знайдеш. Не принижуй калік, бо в пекло підемо всі рівночесними. Люби грішників, але ненавидь справи їхні і не нехтуй грішними за недоліки їхні, щоб самому тобі не впасти в спокусу, в якій перебувають вони.

Пам’ятай, що і ти причетний до земного єства, і роби добро всім. Не докоряй тих, хто потребує молитви твоєї, і не позбавляй їх пом’якшених слів розради, щоб не загинули вони, і з тебе не були б стягнуті душі їхні. Навпаки, наслідуй лікарів, які запальні хвороби зцілюють прохолодними ліками, а протилежні їм – міцними.

Коли зустрінешся з ближнім своїм, примушуй себе надавати йому честь вище за міру його. Лобизай руки й ноги його, обіймай їх часто з великою честю, покладай їх на очі собі й хвали його навіть за те, чого не має. А коли розлучишся з ним, говори про нього все хороше і що-небудь гідне. Бо цим і подібним до цього привернеш його до добра, змусиш його відчувати сором від того привітання, яким привітав ти його, і посієш у ньому насіння чесноти. Від такої, здобутої тобою, звички закарбовується в тобі добрий образ, здобудеш у собі смиренність багато чого і без зусиль досягнеш успіху у великому. А крім цього, якщо той, кого ти вшановуєш, і має якісь недоліки, легко прийме від тебе лікування, присоромлений тією честю, яку ти надав йому. Нехай завжди буде в тебе ця вдача – до всіх бути привітним і шанобливим. Нікого не дратуй480 і нікого не ненавидь, ні за віру481, ні за погані справи його, але стережися будь-кого і в чомусь докоряти або викривати, тому що є в нас безсторонній Суддя на небесах. Якщо ж хочеш навернути когось до істини, то сумуй за ним і зі сльозами та з любов’ю скажи йому слово чи два, а не розпалюйся на нього гнівом, і нехай не побачить у тобі ознаки ворожнечі. Бо любов не вміє гніватися і дратуватися на когось або докоряти комусь із пристрастю.

Вказівкою любові та відання служить смирення, яке народжується від доброго сумління про Христа Ісуса, Господа нашого. Йому слава і держава з Отцем і зі Святим Духом, нині і повсякчас і на віки віків! Амінь.

* * *

459

Тут мається на увазі одкровення природне в природі (див. Рим. 1:20) і одкровення надприродне в писаному законі.

460

На тих, хто творить чесноти.

461

Тобто виконав їх. У сирійському тексті: “хто сприйняв Його закони у своє серце, той у них знайде Господа”. (“У них” читається і в одному грецькому рукописі).

462

У сирійському тексті: “той стає співмешканцем Бога, хто завжди перебуває в роздумах про Нього”.

463

У сирійському тексті: “не залишай несправедливий прибуток на його місці і не постися замість нього! Не залишай злочину на його місці і не борися проти чогось іншого. Несправедливість викорінюється милосердям і зреченням, а ти залишаєш рослину на її місці й борешся проти чогось іншого, як каже великий святий учитель Єфрем”. У грецькому перекладі посилання на св. Єфрема помилково віднесено до наступного. Втім, вище наведені слова належать не св. Єфрему, а Ісааку Антіохійському.

464

Особливе виявлення Промислу.

465

Промисел Божий.

466

Власне: лупини, овочі, що мають міцну властивість.

467

Тобто на досвіді особистого життя.

468

Тобто слушна нагода для благодіянь.

469

До пристрастей.

470

У сирійському тексті: “через деяке багатство, короткочасну владу і мале красномовство”.

471

У сирійському тексті: “навіть якщо вищезгаданий гріх не буде досконалий”.

472

Духовний захват.

473

У сирійському тексті: “перш ніж прийдеш у сум’яття”.

474

Перекладено згідно з сирійським текстом: “гріх загороджує вуста під час молитви”.

475

У сирійському тексті: “чиї думки цілком зайняті турботою про це життя, той або з порожнього марнославства зараз же запалиться гнівом, або занурюється в похмурі думки, що збуджуються ним” (марнославством).

476

Близьких.

477

Суфір – те саме, що Офір (1Царів. 22:48), златоносна місцевість в Індії.

478

Гріховних.

479

Тобто скорбота їхня.

480

У сирійському тексті: “ні на кого не гнівайся”.

481

Тобто за слабкість віри або за неправоту віри.

Слово 58. Про те, що Бог на користь душі попустив, щоб вона була доступна пристрастям, і про подвижницькі діяння

Поповзтися на що-небудь гріховне – виявляє людську неміч, тому що Бог на користь душі попустив, щоб вона була доступна пристрастям. Бо Він не вважав за корисне поставити її вище за пристрасті перед пакибиттям. І душі бути доступною пристрастям – корисно для ураження совісті; перебувати ж у пристрастях – зухвало і безсоромно. Є три способи, якими всяка розумна душа може наближатися до Бога: або гарячністю віри, або страхом, або напоумленням Господнім. І ніхто не може наблизитися до Божої любові, якщо не поведе його один із цих трьох способів. Як від обжерливості народжується заколот помислів, так від багатослів’я і безчинних бесід нерозуміння і несамовитість482 розуму.

Турбота про справи життєві бентежить душу, а збентеження ними бентежить розум і позбавляє його тиші.

Ченцеві, який присвятив себе небесному діланню, доречно завжди і в усякий час бути поза всякою життєвою турботою, щоб, поринувши в собі самому, зовсім не знаходити в собі нічого, що належить теперішньому століттю. Бо, ставши дозвільним від усього такого, може без розваги повчатися в законі Господньому день і ніч. Тілесні труди без чистоти розуму те саме, що безплідна утроба і висохлі соски, бо не можуть наблизитися до відання Божого. Тіло вони стомлюють, але не дбають про те, щоб викорінювати пристрасті в розумі, а тому нічого і не пожнеться. Як той, хто сіє в тернині, нічого не може потиснути, так той, хто нищить себе злопам’ятністю і корисливістю, ні в чому не може встигнути, але стогне на ложі своєму від багатої пильнування і від скрутності справ. І Писання свідчить, кажучи: “яко люди, що правду сотворили” і про жодну із заповідей Господніх не нерадіючи, шукають у Мене правди й істини і хочуть наблизитися до Мене, Бога, “промовляючи: “Що ж ти, яко постиг, та й не побачив ти? Смирихом себе, і не побачив ти? У дні бо поминок ваших творите волі ваші” (Іс. 58:2-3), тобто лукаві думки ваші, – і приносите їх, як цілопалення, ідолам, – і злі помисли, які ви визнали ви в собі за богів, причому ви приносите їм найдорогоціннішу з усіх жертв – вашу вільну волю483 , яку ви мали б присвячувати Мені за допомогою ваших добрих справ і чистої совісті.

Добра земля тішить свого будівничого плодоношенням навіть до ста. Якщо душа засяяла пам’ятанням про Бога і невсипущим пильнуванням день і ніч, то Господь влаштовує там для огорожі її хмару, яка осяює її вдень і світлом вогненним опромінює ніч; у темряві її засяє світло.

Як хмара закриває світло місяця, так випаровування утроби виганяють із душі Божу премудрість. І що полум’я вогняне в сухих дровах, те й тіло при наповненому череві. І як одна горюча речовина, прикладена до іншої, збільшує вогненне полум’я, так розмаїття брашнів збільшує рух у тілі. У сластолюбному тілі не мешкає знання Боже; і хто любить своє тіло, той не отримає Божої благодаті. Як у хворобах народження з’являється на світ плід, що звеселяє ту, що народила, так під час праці гортані484 народжується в душі плід – знання таємниць Божих, а в ледачих і сластолюбних – плід сорому. Як батько дбає про чад, так і Христос дбає про тіло, яке страждає заради Нього, і завжди буває поблизу вуст його. Здобуток ділання, здійснюваного з мудрістю, неоціненний.

Той – мандрівник485, хто думкою своєю став поза всім життєвим. Той, хто плаче486, хто, сподіваючись на майбутні блага, всі дні життя свого проводить у голодуванні та спразі. Той монах, хто перебуває поза світом і завжди молить Бога, щоб отримати йому майбутні блага. Багатство ченця – розрада, яку він знаходить у плачі, і радість від віри, яка сяє в схованках розуму. Той милостивий, хто в думці своїй не відрізняє одного від іншого, але милує всіх. Той незайманий, хто не тільки зберіг тіло неосквернене тілесним зляганням, а й навіть соромиться себе самого, коли буває один. Якщо любиш цнотливість, віджени сороміцькі помисли вправою в читанні й тривалою молитвою, і тоді матимеш зброю проти природних спонукань, а без цього неможливо побачити в душі чистоту. Якщо бажаєш бути милостивим, привчи себе спершу всім нехтувати, щоб розум не захоплювався тягарем цього і не виходив зі своїх меж.

Бо досконалість милосердя виявляється в терпінні того, хто віддає перевагу переносити образи; досконалість смирення – в тому, щоб з радістю зносити помилкові звинувачення. Якщо істинно ти милосердний, то, коли несправедливо забрали в тебе твоє, не сумуй внутрішньо і не розповідай про збитки стороннім. Нехай краще збиток, нанесений тими, хто тебе скривдив, буде поглинений твоїм милосердям, як терпкість вина поглинається безліччю води. Доведи безліч милосердя свого тими благами, які відплачуєш тим, хто тебе скривдив, як і блаженний Єлисей вчинив з ворогами своїми, що мали намір узяти його в полон. Бо, коли помолився і засліпив їх темрявою, показав тим, яка в ньому сила, а коли, давши їм їжу і питво, дозволив піти, довів тим, яке його милосердя (див. 2Царів. 6:13-23). Хто істинно смиренномудрий, той, будучи скривджений, не обурюється і не говорить нічого на свій захист про те, в чому він скривджений, але приймає наклепи, як істину, і не намагається запевняти людей, що його обмовили, а просить вибачення.

Бо інші добровільно накликали на себе назву блудних, не будучи такими; інші ж терпіли іменування перелюбників, будучи далекими від перелюбу, і сльозами свідчили, що несуть на собі плід гріха, якого не чинили, і з плачем просили в скривджених вибачення в беззаконні, якого не скоювали, коли душу їхню було увінчано всілякою чистотою і непорочністю. Інші ж, щоб не прославляли їх за чудові правила життя, яких вони дотримувалися потайки, представлялися в образі юродивих, будучи розчинені божественною сіллю і непохитні у своїй тиші, так що на висоті досконалості своєї святих Ангелів мали провісниками своїх доблестей.

Ти думаєш про себе, що є в тобі смирення. Але інші самі себе звинувачували, а ти, і іншими звинувачуваний, не переносиш цього і вважаєш себе смиренномудрим. Якщо хочеш дізнатися, чи ти смиренномудрий, то випробовуй себе у сказаному: чи не приходить у сум’яття, коли тебе ображають487?

Спаситель багатьма обителями в Отця називає різні міри розуміння тих, хто оселяється в цій країні, тобто відмінності та різницю духовних обдарувань, якими насолоджуються в міру розуміння. Бо не різницю місць, але ступені обдарувань назвав Він багатьма обителями. Як чуттєвим сонцем насолоджується кожен відповідно до чистоти і прийнятності сили зору, і як від одного світильника в одному домі освітлення буває різне, хоча світло не ділиться на багато світлотінь, так у майбутньому віці всі праведні нероздільно поселяться в одній країні, але кожен своєю мірою осяюється одним уявним сонцем і за гідністю своєю привертає до себе радість і радість, немовби з одного повітря, з одного місця, сидіння, видіння й образу. І ніхто не бачить міри друга свого, як вищого, так і нижчого, щоб, якщо побачить вищу благодать друга і своє позбавлення, не було це для нього причиною смутку і скорботи. Нехай не буде цього там, де немає ні печалі, ні зітхання! Навпаки, кожен, за даною йому благодаттю, веселиться внутрішньо у своїй мірі. Але видовище488, що перебуває поза всіма, є одне, і місце одне, і окрім цих двох ступенів немає іншого посереднього ступеня, розумію ж одну ступінь гірську, іншу – дольну, а серед них – розмаїття в різниці воздаянь.

Якщо ж це справедливо (як і справді справедливо), то що безглуздіше або нерозумніше за таку промову: “Досить для мене уникнути геєни, про те ж, щоб увійти в Царство, не дбаю”? Бо уникнути геєни і означає це саме – увійти в Царство; так само як позбутися Царства – означає увійти в геєну. Писання не вказало нам трьох країн, але що говорить? “Коли прийде Син Людський у славі Своїй…, і поставить вівці праворуч від Себе, а цапину – на шию” (Мф. 25:31,33). Не три найменував сонми, але два – один одесную, інший ошуюю. І розділив межі різних обителей їхніх, сказавши: “і йдуть ці”, тобто грішники, “на муку вічну, а праведниці “в житті вічному” (Мф. 25:46) просвітляться як сонце (Мф. 13:43). І ще: “зі сходу і заходу прийдуть, і ляжуть” на лоні Авраамовому “в Царстві Небесному; сини ж царства вигнані будуть у темряву непроглядну, де плач і скрегіт зубом” (Мф. 8:11,12), що страшніша за всякий вогонь. Чи не зрозумів ти з цього, що стан, протилежний гірському ступеню, і є та болісна геєна?

Прекрасна справа – навчати людей благості Божої, приваблювати їх безперервністю Промислу Божого і від омани приводити до пізнання істини. Бо таким був спосіб дії у Христа і апостолів, і він дуже високий. Якщо ж людина, за такого способу життя і частого спілкування з людьми, відчуває в собі, що немічна совість її, дивлячись на те, що відбувається, і обурюється тиша її, і затьмарюється бачення, бо розум її має ще потребу в охороні і в підпорядкуванні почуттів, і, бажаючи лікувати інших, губить він власне своє здоров’я і, полишаючи власну свободу волі своєї, приходить у сум’яття розуму, то нехай пригадає такий апостольське слово, яке навіює нам, що “досконалих є тверда їжа” (Євр. 5:14), і нехай повернеться назад, щоб не почути від Господа сказаного в притчі: “лікарю, зцілися сам” (Лк. 4:23). Нехай засуджує сам себе і охороняє здоров’я своє, і замість чуттєвих слів його нехай слугує добре його житіє, і замість голосу вуст його нехай вчать його діяння. І коли дізнається, що душа його здорова, тоді нехай користає інших і лікує своїм здоров’ям. Бо коли буде далеко від людей, тоді може більше зробити їм добра ревнощами про добрі справи, аніж скільки зробить словами, будучи сам немічний і більше за них маючи потребу в зціленні. “Сліпий сліпого якщо водить, обидва в яму впадуть” (Мф. 15:14). Тверда їжа доречна здоровим, тим, хто має навчені почуття, здатним приймати будь-яку їжу, тобто принади від усяких почуттів489 і, з причини навчання досконало, від яких би то не було зустрічей не бачити шкоди серцю. Коли диявол захоче осквернити розум таких людей блудним спогадом, тоді випробовує спершу терпіння їхнє любов’ю до марнославства, і зародження цього помислу не видається пристрастю.

Так зазвичай чинить він із тими, які охороняють розум свій і в яких неможливо скоро вкласти будь-яку непристойну думку. Коли ж вирве людину з кріпості490 її, і почне вона розмовляти з першим помислом491 і віддалятися від цієї кріпості, тоді диявол зацікавить її чимось, що нагадує про блуд, і спокушає розум на справи непотрібні. І спершу бентежиться він раптовим їхнім прираженням – тим, що попередня цнотливість помислів зустрілася з такими предметами, від погляду на які далекий був правитель – розум. І якщо диявол не опоганює його повністю, то принаймні зводить з колишньої гідності. Але якщо розум відступить назад і попередить перше ураження помислів492, що служить причиною навали других помислів493, тоді зручно може, за допомогою Божою, подолати пристрасть.

Пристрасті відвертати краще пам’ятанням чеснот, ніж опором, тому що пристрасті, коли виступають з області своєї і підносяться на боротьбу, відображають в розумі свої образи і подоби. Брань ця набуває великої влади над розумом, сильно збурюючи і приводячи в сум’яття думки. А якщо вчинити за першим, сказаним нами правилом, то не виявляється в розумі і сліду пристрастей після відгнання їх.

Тілесна праця і повчання в Божественних Писаннях охороняють чистоту, працю ж підкріплюють494 надія і страх. Надію ж і страх утверджують у розумі віддалення від людей і безперестанна молитва. Поки людина не прийме Утішителя, потрібні їй Божественні Писання для того, щоб пам’ятання доброго закарбувалося в думці її, а безперервне читання оновлювало в ній устремління до добра й охороняло душу від тонкощів гріховних шляхів, бо вона не набула сили Духа, що усуває оману, яка викрадає душевну пам’ятку, що корисна для душі, та наближає її до холодності через розсіяння розуму. Але коли сила Духа зійде в душевну силу, що діє в людині, тоді замість закону Писань укорінюються в серці заповіді Духа, і тоді таємно навчається в Духа і не має потреби в допомозі речовини чуттєвої. Бо поки серце вчиться від речовини, безпосередньо за вченням слідують омана і забуття, а коли вчення викладається Духом, тоді пам’ятання зберігається неушкодженим495.

Бувають помисли добрі й зволення добрі; бувають же помисли лукаві й серце лукаве. Перший ступінь496 є рухом, що відбувається в розумі подібно до вітру, що піднімається в морі і піднімає хвилі; другий ступінь497 є опорою і основою. І за твердістю основи, а не за рухом помислів буває відплата за добре і лукаве.

Душа не буває в спокої від руху мінливих помислів. Якщо ж за кожну з них, хоча не має вона підстави в глибині серця, призначиш відплату, то близький будеш до того, щоб тисячократно на день змінювати тобі і благе своє, і противне тому.

Безкриле пташеня – той розум, який покаянням нещодавно вийшов з пут пристрастей і під час молитви намагається піднестися над земними речами, але не може, а навпаки, ступає ще по обличчю землі, не маючи сил літати. Однак за допомогою читання, ділання, страху і піклування про різні чесноти збирає воєдино думки свої. Бо не може він знати що-небудь, крім цього. І цим на короткий час зберігається розум без осквернення і збентеження498, але згодом приходять спогади і обурюють і оскверняють серце, бо людина не відчула ще того спокійного повітря свободи, в яке, після довгого лише часу499, забуттям про земне вводить вона розум, бо набула тілесних тільки крил, тобто чеснот, тобто доброчесностей, що здійснюються в житті. тобто чесноти, які здійснюються зовнішньо, але не бачив ще чеснот споглядальних і не сподобився відчуття їх, а вони суть ті крила розуму, на яких людина наближається до небесного і віддаляється від земного.

Поки людина служить Господу чимось чуттєвим, доти образи цього чуттєвого віддзеркалюються в думках її, і Божественне представляє вона в образах тілесних. Коли ж отримає вона відчуття внутрішнього, тоді, в міру відчуття його, і розум від часу до часу буде підніматися над образами речей.

“Очі Господні” на смиренних серцем “і вуха Його на молитву їхню” (Пс. 33:16). Молитва смиренномудрого ніби прямо з вуст у вуха. Під час безмовності твоєї благими справами смирення волайте: “Господи, Боже мій”, Ти “просвітиш темряву мою” (Пс. 17:29). Коли душа твоя наблизиться до того, щоб вийти з темряви, тоді ось що нехай буде для тебе ознакою: серце в тебе горить і, як вогонь, розпалюється вдень і вночі; а тому цілий світ вважатимеш за сміття500 і попіл, не хочеш навіть їжі від солодощів нових, полум’яних помислів, які безперестанку збуджуються в душі твоїй.

Раптово дається тобі джерело сліз, як потік, що тече без примусу і домішується до всякої справи твоєї, тобто і під час читання твого, і молитви твоєї, і роздумів твоїх, і коли приймаєш їжу й питво; і в усякій справі твоїй виявляється, що в тебе з нею розчинені сльози. І коли побачиш це в душі своїй, будь благонадійний, бо переплив ти море; і будь настільки старанний до справ своїх, так ретельно охороняючи себе, щоб благодать примножувалася в тобі з дня на день. А поки не досягнеш у собі цього, ти не здійснив ще шляху свого і не вступив на гору Божу. Якщо ж і після того, як знайшов і прийняв ти благодать сліз, вони припиняться і гарячність твоя охолоне без зміни в чому-небудь іншому, тобто без тілесних немочей, то – горе тобі: ти занапастив щось, впавши або в зарозумілість, або в недбальство, або в розслаблення. Але що послідує за сльозами після прийняття їх і що буває з людиною після цього, про це напишемо згодом в іншому місці, в розділах про Промисел, як освічені ми в цьому від батьків, яким ввірені були такі таємниці, і з Писань.

Якщо не маєш справ, не говори про чесноти. Паче за всяку молитву і жертву дорогоцінні перед Господом скорботи за Нього і заради Нього, і паче за всі пахощі – запах поту їхнього.

Усяку чесноту, здійснювану без тілесної праці, вважай бездушним викиднем. Приношення праведних – сльози очей їхніх, і приємна Богові жертва – зітхання їхні під час пильнування. Закличуть до Господа праведні, гноблені тягарем тіла, і з хворобливістю будуть молити Бога, і на крик гласу їхнього прийдуть на допомогу до них святі Чини – підбадьорити, утішити їх надією, бо святі Ангели, наближаючись до святих чоловіків, є співучасниками їхніх страждань і скорбот.

Добрі справи і смиренномудрість роблять людину богом на землі; а віра і милостиня виробляють те, що вона скоро наближається до чистоти. Неможливо, щоб в одній душі були і гарячковість, і скрушання серця, так само як в сп’янінні неможливо володіти помислами. Бо, як тільки дана душі ця гарячність, відбирається в неї слізний сокрушення. Вино даровано для веселощів, і гарячність – для душевної радості. Вино зігріває тіло, а слово Боже розум. Ті, хто розпалюються гарячністю, бувають захоплені роздумами про сподівання і готують думку свою до майбутнього віку. Бо як сп’янілі від вина уявляють собі якісь спотворені подоби речей, так упоєні й зігріті цією надією не знають ні скорботи, ні чогось мирського. Усе це та інше, подібне до цього, що уготовано тим, хто прямує стежкою чесноти, буває з людьми щиросердими і тими, хто має палку надію, після постійної праці та після набуття чистоти. Це відбувається на початку шляху вірою душі, бо Господь творить усе, що хоче501.

Блаженні ті, які заради любові до Бога підперезали для моря скорбот стегна свої простотою і непитливою вдачею і не обертають тил502. Вони скоро рятуються в пристань Царства, упокоюються в селищах тих, хто добре потрудився, утішаються від страждання свого і сповнюються веселощами свого сподівання. Ті, що з надією вступають на шлях суворий503 – не повертаються назад і не зупиняються, щоб входити в дослідження про це. Але коли перепливуть море, тоді, дивлячись на неслухняність шляху, приносять подяку Богові, що позбавив їх тісноти, стремен і від такої негладкості в дорозі, тоді як вони й не знали цього. А з тих, які складають багато міркувань, бажають бути дуже мудрими, вдаються до сповільнень і боязких помислів, приуготовляють себе і хочуть передбачати шкідливі причини, більша частина опиняються такими, що завжди сидять при дверях свого будинку.

Ледачий, посланий у дорогу, скаже: “лев на дорогах, а на шляхах – розбійниці” (Притч. 22:13), подібно до тих, що говорили: “Синів велетнів “бачили там, і бігли перед ними, як прузи” (Чис. 13:34). Це ті, які під час кончини своєї опиняються ще в дорозі: бажають завжди бути мудрими, а аж ніяк не хочуть покласти й початку. А невіглас, пускаючись у плавання, перепливає з першою палкістю, ні малої не докладаючи турботи про тіло і не міркуючи сам із собою, буде чи ні якийсь успіх від цієї праці. Почуй собі, нехай не буде в тебе надлишок мудрості наміром душі й сіткою перед обличчям твоїм; навпаки, поклавши надію на Бога, мужньо покладай початок шляху, сповненого крові, щоб не опинитися тобі мізерним завжди й позбавленим Божого відання. Страшливий, “блюдий вітру не сіє” (Еккл. 11:4).

Краще смерть за Бога, ніж життя з соромом і лінощами. Коли хочеш започаткувати Божу справу, зроби спершу заповіт, як людина, якій уже не жити в цьому світі, як людина, що приготувалася до смерті і зневірилася в теперішньому житті, як людина, що досягла часу терміну504 свого. І справді май це на думці, щоб надія продовжити теперішнє життя не завадила тобі трудитися і перемогти, тому що надія продовжити це життя розслабляє розум. Тому аж ніяк не умудряйся505 до надмірності, але вірі дай місце в розумі своєму; утримуй у пам’яті багато днів майбутніх і несповідимі віки після смерті та суду, і нехай не прийде на тебе колись розслаблення, за словами Премудрого, що тисяча років нинішнього віку не дорівнює й одному дню у віці праведних (див. Пс. 89:5). З мужністю починай усяку добру справу, а не з двоєдушністю приступай до таких справ; не вагайся серцем твоїм в надії на Бога, щоб праця твоя не стала марною, а твій труд не став обтяжливим. Навпаки, віруй серцем твоїм, що Господь милостивий і тим, хто шукає Його, дає благодать, як Мздовоздаєтель, не за діяннями нашими, а за ретельністю та за вірою душ наших. Бо каже: “як вірив ти, так і буде тобі” (Мф. 8:13).

Діла ж тих, хто живе по Богу, такі: один цілий день б’є голову свою506 і робить це замість звершення служби, тобто годин.

Інший з постійним і тривалим колінопреклонінням з’єднує число молитов своїх. Інший безліччю сліз своїх замінює для себе служби і задовольняється тим. Інший зайнятий заглибленням у свої думки і поєднує з тим визначене йому правило507. Інший мучить душу свою голодом, так що не в змозі буває здійснювати служби. А інший, ревно повчаючись у псалмах, робить службу цю безперервною. Інший проводить час у читанні, і зігрівається серце його. Інший віддається в полон тим, що намагається зрозуміти Божественний сенс у Божественних Писаннях. Інший, приходячи в захват від дивовижного сенсу віршів, утримується508, охоплений звичайними роздумами і мовчанням509. Інший, скуштувавши всього цього і наситившись, повернувся назад і залишився бездіяльним. А інший, скуштувавши тільки мале щось і надмившись510, вдався в оману. Іншому завадили зберігати правило його тяжка хвороба і безсилля, а іншому – панування якоїсь звички, або якогось побажання, або любоначалія, або марнославства, або любостяжательности, або пристрасті до того, щоб збирати речове. Інший спіткнувся, але повстав і не повернув хребта свого511, поки не отримав багатоцінну перлину. Тому завжди з радістю і ретельністю започатковуй Божу справу; і якщо ти чистий від пристрастей і вагань серця, то Сам Бог підніме тебе на вершину, і допоможе тобі, і умудрить тебе згідно з волею Його, і в здивуванні приймеш досконалість. Йому слава і держава нині, і повсякчас, і на віки віків! Амінь.

* * *

482

Затьмарення розуму.

483

Грецьке читання “ваше тіло” – виправдовується сербським перекладом, але суперечить перекладу преп. Паїсія “самовладдя” і сирійському тексту. Ми наслідували у своєму перекладі його і сирійський текст, у якому все це місце ясніше, ніж у грецькому (де, мабуть, фраза “і приносьте їх, як цілопалення, ідолам” потрапила не на своє місце, вона повинна слідувати безпосередньо за словами “волі ваша”. У сирійському тексті це місце читається так: “…У день вашого посту ви творите волю вашу і приносите всіх ваших ідолів. А під цим маються на увазі грішні думки і злі помисли, які ви вважаєте у своїй душі за ідолів, приносячи їм щоденно дорогоцінну жертву, саме свою високу свободу волі, яку ви мали би присвячувати Мені через добрі справи і святу прихильність серця”.

484

Тобто утримання і посту.

485

Тобто подвижник, який помер для світу.

486

Це слово в сирійській мові означає також ченця.

487

Це місце перекладено за грецьким різночитанням, узгодженим зі стародавнім слов’янським перекладом.

488

У сирійському тексті: “предмет споглядання”.

489

Наслідки всяких помислів через почуття.

490

З твердині зберігання.

491

Тобто з помислом марнославства.

492

Відкидає прираження помислу марнославства.

493

Блудних.

494

До праці спонукають.

495

Див. 1Ін. 2:27.

496

Тобто, помисли.

497

Тобто волевиявлення добрі або лукаві (у сирійському тексті: “воля добра” і “воля зла”).

498

Слова “збентеження” в грецькому тексті немає; немає його і в сирійському, але у преп. Паїсія воно є.

499

Тут грецькому тексту віддано перевагу давньому слов’янському перекладу. У сирійському тексті: “… (вільного повітря), що може утримати розум довгий час у спокійній зібраності без спогадів про зовнішні речі”.

500

Вважаєш за сміття.

501

Порівняння із сирійським текстом показує, що в грецькому є неправильність: слова “після постійного ділання і після набуття чистоти” поставлені не на своєму місці й мають бути після слів “стежкою чесноти”; та й узагалі грецьк. текст не зрозумілий.

У сирійському тексті це місце читається так: “це трапляється з тими, хто має чисте серце і палку надію, і вони вкушають багато чого вже на початку шляху за допомогою віри душі, що в інших випадках лише після довготривалих праць очищення повинно даватися тим, хто проходить по черзі окремі ступені шляху чесноти. Бо Господь може творити все, що хоче”.

502

Тобто не звертаються до втечі. У сирійському тексті: “… які просто і без роздумів, з гарячої любові до Бога, ввіряють себе морю скорбот і не звертаються назад”.

503

Важкий, жорсткий.

504

Кончини.

505

Тобто живи не тільки розумом, а й вірою.

506

Або: “вдаряє головою об землю”.

507

Правило молитви.

508

Від служб.

509

У сирійському тексті: “захват від наречень утримує рух губ у їхньому звичному перебігу”.

510

Тут віддано перевагу різночитанню, узгодженому з давнім слов’янським перекладом і з сирійським текстом. У грец. тексті стоїть “засліплений”.

511

Не звернувся назад.

Слово 59. Про чин чернечого житія, про скорочення512 і відмінності оного і про те, чому і яким чином чесноти народжуються одна від одної

Від ділання з примусом513 народжується безмірна гарячність, що розпалюється в серці гарячими думками, які вперше з’являються в розумі. А це ділання і зберігання стоншують розум своєю гарячністю і надають йому бачення. І це бачення породжує сказані вище гарячі помисли в глибині душевного бачення, яке іменується спогляданням. А це споглядання породжує гарячність, і від цієї гарячності, виробленої благодаттю споглядання, народжується слізний потік, спочатку – в малій деякій мірі, тобто в один день багато разів ідуть у людини сльози і потім убожіють, а потім йдуть невпинні сльози, і від безперервних сліз душа отримує утихомирення помислів; від утихомирення ж помислів підноситься до чистоти розуму, а за чистоти розуму людина приходить до бачення таємниць Божих, бо чистота ховається в утихомиренні від сварок. Після ж цього розум досягає до зору одкровень і знамень, як бачив пророк Єзекіїль. Це зображує три ступені, якими душа наближається до Бога. Початок усьому цьому – добрий перед Богом намір і види справ безмовності непорушні; вони породжуються багатьма відсіканнями і віддаленням себе від справ життєвих. Немає великої необхідності говорити про кожен вид цих справ, тому що вони всім відомі; втім, оскільки опис їх не марний, і навіть, як я стверджую, скоріше корисний для тих, хто читає, то не слід лінуватися описати їх.

Це суть: голод, спрага514, читання, всенічне і тверезе пильнування, в міру сил кожного, і безліч поклонів, які слід здійснювати і в години денні, і багато разів вночі. Нехай же найменшою мірою буде для тебе – покласти тридцять поклонів в один раз, потім вклонитися Чесному Хресту, і тим закінчити. Але є й такі, які за силою своєю додають до цієї міри (поклонів). Інші ж у єдиній молитві проводять три години, маючи розум тверезий і повернувшись обличчям на землю без примусу і ширяння помислів. І два ці види виявляють і показують безліч багатства благостині, тобто благодаті, яка приділяється кожній людині в міру її гідності. Який же інший спосіб молитви і перебування в ній, вільного від примусу, – цього знаходжу я справедливим не оголошувати і, ні усним словом, ні письмовими написами, не зображати чину цієї молитви, щоб той, хто читає, не зрозумівши, що читає, не визнав, що написане не має сенсу515 , або, якщо він виявиться тим, хто знає це, не став принижувати того, хто не знає порядку в цьому, і в останньому разі не сталося б докору, а в першому – сміху. І тоді, за висловом апостола, сказаним ним про тих, хто пророкує, і я опинюся в таких справах іншомовником (1Кор. 14:11). Тому, кому бажано збагнути це, той нехай іде описаним вище шляхом і послідовно проходить розумове діяння516. І коли приступить до цього самою справою, тоді сам собою пізнає це і, звичайно, не потребуватиме вчителя. Бо каже: сиди в келії, і це саме по собі навчить тебе всього. Богу ж нашому нехай буде слава навіки! Амінь.

* * *

512

Замість “скорочення”, можливо, слід читати “напруженості”.

513

Тобто із самопримусом.

514

Слова “спрага” в грецькому тексті немає, його додано з перекладу преп. Паїсія.

515

У грецькому тексті стоїть слово “марним”; преп. Паїсій, мабуть, мав читання “нерозумеваема”, “таким, що не має сенсу”, що ми і прийняли тут.

516

У грец. тексті стоїть “нехай творить ділання, узгоджене з розумом”.

Але преп. Паїсій, мабуть, мав читання “послідовно нехай творить діяння думки”, що ми і прийняли тут.

Слово 60. Про різні способи брані, яку диявол веде з тими, хто йде шляхом тісним

У супротивника нашого диявола є давній звичай з тими, хто вступає в подвиг цей, хитро урізноманітнювати боротьбу свою – відповідно до способу озброєння їхнього517, і, зважаючи на намір особи, змінює він спосіб свого ратоборства. Які ліниві свавіллям і немічні помислами, на тих звертає особливу увагу й від самого початку сильно нападає на них, так що підносить проти них тверді й сильні спокуси, щоб на початку шляху примусити їх відчути всі способи лукавства його, щоб від першого подвигу огорнув їхній острах, шлях їхній здався їм жорстоким і нелегким для проходження, і сказали вони так: “Якщо початок шляху такий тяжкий і важкий, то хто може до самого кінця його витримати багато труднощів, що перебувають посеред його, і хто може до самого кінця витримати багато труднощів, що знаходяться посеред нього?” І відтоді не можуть уже вони знову повстати або йти вперед, і навіть бачити щось інше від гнітючої турботи про це. І мало-помалу диявол посилює з ними жорстоку боротьбу свою, щоб звернути їх таким чином у втечу. Краще сказати, Сам Бог попускає дияволу перемагати їх і ні в чому не допомагає їм, тому що з сумнівом і холодністю вступили вони в подвиг Господній. Бо каже Бог: “проклятий усякий, хто робить справу Господню з недбалістю”, і той, хто відмовляє руці “від кров’яного” (Єр. 48:10); і ще: Господь “поблизу тих, хто боїться Його” (Пс. 84:10). Бо без страху й холодності йти проти диявола наказує Бог, кажучи: почніть тільки знищувати його, і кинься на брань із ним, і бийся з ним мужньо, і “накладу страх твій” на всіх ворогів твоїх під небом, – глаголить Господь (Повт. 11:25). Бо якщо не помреш добровільно чуттєвою смертю за благість Божу, то мимоволі помреш духовно – для Бога.

Тому, якщо така твоя доля, без обтяження518 добровільно прийми за Бога тимчасові страждання, щоб увійти в славу Божу. Бо, якщо в подвигу Господньому помреш тілесно, Сам Господь увінчає тебе, і чесним останкам твоїм дарує Бог честь мучеників. Тому, як сказав я вище, ті, які на самому початку були недбайливими і розслабленими і не зважилися віддати себе на смерть, ті відтепер у всіх бранях виявляються слабкими, а не мужніми. Краще ж сказати, Бог попускає, щоб вони були гнані і перемагалися в бранях, тому що не воістину шукали Його, а ніби спокушаючи і знущаючись, намагалися здійснити справу Божу. Тому й сам диявол від самого початку впізнав їх і випробував їх у помислах їхніх, якими вони є, тобто – боязкими й самолюбними, і найбільше жаліють тіло своє. І тому-то ніби бурею жене їх, бо не бачить у них духовної сили, яку звик бачити у святих. Бо, відповідно до заповіту людини прагнути до Бога і наміру прагнути до мети заради Нього, і Бог сприяє, і допомагає, і виявляє їй Своє за неї промисел. А диявол не може наближатися до людини або наводити на неї спокуси, якщо людина не обуриться і Бог не попустить на неї (спокус). Або якщо хто допустить себе до сороміцьких помислів зарозумілістю і зверхністю, або помислом сумніву і двоєдушності, то диявол випрошує таких собі на спокусу.

Новоначальних же, простих і недосвідчених, не просить він у Бога, подібно до святих і великих, для спокуси їх. Бо знає, що Бог не попустить таким впасти в руки його (бо Богу відомо, що немає в них достатніх сил проти диявольських спокус), хіба що буде в них одна зі сказаних причин, і тоді сила Промислу Божого віддаляється від них. Це є перший спосіб диявольських браней.

Про другий спосіб диявольських браней

А які, як бачить диявол, мужні, сильні, ні в що не ставлять смерть, виходять на справу з великими ревнощами, віддають себе на всяку спокусу і на смерть, нехтують мирським життям, тілом та всіма спокусами, назустріч їм не раптом виходить диявол і, здебільшого, не показує себе їм, ховається, поступається їм місцем, не зустрічається з ними за першого їхнього пориву, не вступається з ними в боротьбу. Бо знає, що всякий початок брані буває гарячий; і відомо йому, що подвижник має велику ревність, а ревні воїни не легко перемагаються. Робить же це диявол, не їх самих боячись, але боїться він Божественної сили, що оточує їх, його страхітливої Божественної сили. Тому, поки бачить їх такими, не наважується навіть доторкнутися до них – доти, доки не побачить, що охолодилися вони в ревнощах своїх, а ту зброю, яку приготували собі в думках своїх, склали з себе зміною Божественних слів і пам’ятей, що сприяють і допомагають їм; під час же лінощів їхніх звертає на них увагу, коли ухиляться вони дещо від перших помислів своїх і самі від себе почнуть винаходити те, що слугує для здолання їх, яке витікає з пестощів їхніх, витікаючими з них же, ласощами519, мудрування їхнього, і самі від себе душам своїм виганяють рів загибелі від лінощів, які виникають через ширяння помислів, від яких у них, тобто в думках і пам’яті їхніх, є поміркування, і від яких у них, тобто в думках і пам’яті їхніх, є поспіхи, які вони отримують. тобто в думках і в серцях їхніх, запанувала холодність. І диявол, коли утримується від нападу на них, робить це мимоволі: не тому, що щадить їх або соромиться їх, бо ні в що не ставить їх.

Навпаки, міркую, що якась сила оточує тих, які з полум’яними ревнощами прагнуть до Бога, з дитячими почуттями виходять на подвиг, без вагань зрікаються світу, сподіваються на Бога, вірять у Нього і не знають, з ким ведуть боротьбу. Тому Бог відбиває від них лютість диявольського лукавства, щоб не наближалися до них, і ворог приборкується, бачачи Хранителя, який завжди їх охороняє. Бо якщо не відкинуть від себе причин допомоги, тобто молитов, трудів і смиренномудрия, то Заступник і Помічник цей ніколи не віддаляється від них.

Дивись і запиши це в серці своєму, тому що сластолюбство і любов до спокою бувають причиною попущення. А якщо хто перебуває в неослабному утриманні від цього, то ніколи не залишає його Боже сприяння, і ворогові не дозволяється битися з ним. Якщо ж і буває коли попущено битися з ним для напоумлення його, то супроводжує і підтримує його свята сила, і не боїться він демонських спокус, бо помисел його буває зухвалий і нехтує спокусами заради цієї сили. Бо сама Божественна сила ця навчає людей, як інший вчить плавати якусь малу дитину; і коли та почне тонути, виносить її з води, бо дитина плаває над руками того, хто її вчить; і коли почне боятися, щоб не потонути, той, хто носить її на руках, волає, заохочуючи її: “Не бійся, я ношу тебе”. І як мати вчить малого сина свого ходити, віддаляється від нього і кличе його до себе, а коли він, ідучи до матері своєї, почне тремтіти і, через слабкість і младость ніг і членів, падати, матір його прибігає і носить його в обіймах своїх; так і благодать Божа носить і вчить людей, які чисто й у простоті віддали себе в руки Творця свого, усім серцем зреклися світу й ідуть слідом за Господом.

А ти, людина, що йде слідом за Богом, у всякий час подвигу свого пам’ятай завжди початок, і перші ревнощі на початку шляху, і ті полум’яніння помисли, з якими вийшов ти в перший раз з дому свого і вступив у боротьбу. Так випробовуй себе щодня, щоб гарячність душі твоєї не охолола в ревнощах, які запалали в тобі на початку, і щоб не позбутися тобі одного зі знарядь, в які одягнений ти був на початку твого подвигу. І безперестанку підноси голос свій серед військового стану, підбадьорюй і заохочуй до мужності чад дісної країни, тобто помисли свої, а іншим, тобто стороні супротивника, показуй, що ти тверезий. І тому, якщо спочатку побачиш, як залякує тебе устремління спокусника, не слабшай: воно, можливо, буде тобі корисне, тому що Той, хто Спасає тебе, нікому не дозволяє задарма520 наблизитися до тебе, якщо не влаштовує в цьому чого-небудь для користі твоєї.

Але не показуй недбальства521 спочатку, щоб, показавши недбальство тут, не впасти тобі, коли йдеш уперед, і не виявитися вже нездатним чинити опір скорботам, які на тебе накидаються, розумію ж скорботи через голод, неміч, страшні мрії та інше. Не перекручуй наміри522 Подвигоположника твого, тому що дасть Він тобі допомогу проти супротивника, щоб ворог не знайшов тебе, яким очікує. Але призивай невпинно Бога, плач перед благодаттю Його, журись і трудися, поки не пошле тобі помічника. Бо, якщо одного разу побачиш біля себе Того, Хто спасає тебе, не будеш уже переможений ворогом твоїм, який чинить опір тобі. Ось до цього місця описані два способи диявольської боротьби.

Про третій спосіб ворожої брані з сильними й мужніми

Тому коли диявол після всього цього повстане на кого-небудь, то вже не має він сил до боротьби з ним, краще ж сказати – до боротьби з тим, хто зміцнює його і допомагає йому; людина сприянням цим підноситься над ворогом, запозичує у того, хто сприяє523 , силу й терпіння, так що грубе й речове тіло перемагає безтілесне й духовне. Коли ж побачить ворог усю цю силу, яку людина прийняла від Бога, побачить, що зовнішні почуття в людини не перемагаються видимими речами й чутними голосами, і помисли не розслабляються від пестощів та зваблень її, тоді тому ошуканник цей бажає відшукати якийсь спосіб віддалити від людини Ангела, що їй допомагає; краще ж сказати, обманщик цей бажає засліпити розум людини, якій надають допомогу, щоб вона виявилася безпорадною, і порушити в ній помисли гордині, щоб подумала вона в собі, ніби вся міцність її залежить від її власної сили, і сама вона набула собі цього багатства, своєю силою зберегла себе від супротивника й убивці. І іноді міркує він, що переміг ворога випадково; а іноді – що переміг через безсилля ворога (замовчую про інші образи і помисли хули, при одному тільки спогаді про які душа впадає в страх); іноді ж ворог, під виглядом одкровень від Бога, наводить на середовище оману свою, і в сновидіннях показує що-небудь людині, і також під час її неспання перетворюється на світлого Ангела, і робить все, щоб отримати можливість мало-помалу переконати людину – хоча б трохи бути в однодумності з нею, щоб людина віддана була в руки її. Якщо ж розсудлива людина твердо утримає помисли свої, краще ж сказати, утримає пам’ять про того, хто сприяє їй, і око серця свого спрямує до неба, щоб не бачити тих, хто нашіптує їй це, то ворог знову намагається винаходити інші способи.

Про четверту протидію ворожій брані

Отже, у нього залишилося це одне524, тому що природа має з цим спорідненість; і тому цим525 переважно сподівається він заподіяти загибель людині. У чому полягає ця хитрість? У наступному: нападати на людину за допомогою природних її потреб. Розум подвижника засліплюється часто баченням і наближенням до нього речей чуттєвих і без зусиль перемагає в боротьбі, коли зближується з ними, набагато ж більше – коли вони бувають перед очима у людини. Бо зі знанням справи і з досвідченістю користується цим способом лютий диявол, тобто пізнав він це досвідчено на багатьох міцних і сильних подвижниках, які впали від цього, і робить це хитро. Хоча не може він змусити людину вчинити526 на ділі, через твердість мовчання її і через віддаленість житла її від приводів і причин до гріха, проте ж посилюється порушити розум подвижників до мрійливості та намагається утворити в них хибні мрії під виглядом істини; щоб прийшли до пожадливого мрійливого, виробляє в них лоскотання й спонукання зупинятися думкою на ганебних помислах, погоджуватися на них, перетворюватися на в них винних, тож через це відступає від них помічник їхній. Бо ворог знає, що перемога людини, і поразка її, і скарб, і захист її, і все в подвижника полягає в помислі її і відбувається в коротку мить, аби тільки помислу зрушити з місця, і з цієї висоти зійти на землю, і волевиявленням на одну мить показати свою згоду, як і трапилося це з багатьма святими, коли вони мрійливо уявляли красу жіночу. Якщо наближалися вони до спокою(миру) за часом на відстань денного шляху, то ворог нерідко вдавався до того, що дійсно приводив до них жінок. А оскільки тих, хто перебуває далеко від світу, не може вловити в цю сітку, то в мріях показує їм жіночу красу, показуючи їм її то в ошатному вбранні та в спокусливому вигляді, то непристойно – в образі голої жінки. Цим і подібним до цього одних переміг ворог насправді, а інші, через безтурботність помислів своїх, зганьблені були мріями і через те прийшли в глибину розпачу, ухилилися у світ, і душі їхні втратили небесну надію.

Інші ж були міцнішими за них і, просвічені благодаттю, перемогли ворога і мрії його, знехтували тілесними насолодами і виявилися майстерними в любові Божій. Часто також ворог робив, що бачили вони мрійливо золото, дорогоцінні речі й золоті скарби, а інколи насправді показував їм це в тій надії, що, може бути, й встигне такими різноманітними мріями зупинити будь-кого з них у течії її та заскочити однією з сіток і мреж своїх.

Але Ти, Господи, що ведеш неміч нашу, не введи нас у такі спокуси, з яких навіть сильніші й вправніші ледь виходять переможцями після такої боротьби! І все це попускається спокуснику дияволу, щоб вести зі святими брань спокусами, щоб такими спокусами досліджувалася любов Божа в них; чи справді, віддаляючись від цих речей, у самітництві, поневірянні та злиднях своїх, вони боголюбні й перебувають у любові Божій, і істинно люблять Бога; і коли наближаються до цих речей, то намагаються з любові до Бога нехтувати ними і принижувати їх; спокушувані ними, не поступаються їм над собою перемоги. І в такий спосіб спокушаються, щоб через це стати не тільки відомими Богові, а й самому дияволу, бо бажано йому багатьом спокусити й пізнати всіх, якщо можна, і випросити собі в Бога для спокуси, як випросив праведного Іова. І коли буває мале потурання Боже, спокусник диявол нестримно наближається; але в міру сили тих, кого він спокушає, а не за бажанням своїм приражається до них беззаконний диявол. І через це випробовують істинних і твердих у любові Божій: чи нехтують вони всім цим, і чи ставиться це в очах їхніх ні в що порівняно з любов’ю Божою, чи завжди упокорюються вони, віддають славу Тому, хто допомагає їм у всьому й Винуватцю їхньої перемоги, і Йому в руки віддають себе під час подвигу, кажучи Богові: “Ти сильний, Господи, це подвиг Твій; Твій це подвиг, Ти боришся й перемагай у ньому за нас”. Тоді спокушаються вони, як золото в горнилі.

Так само і помилкові боголюбці пізнаються і пізнаються в таких спокусах, і вони, давши місце ворогові своєму і ставши винними, відпадають від Бога, як сміття, через безтурботність розуму свого або через гордість свою, тому що не спромоглися прийняти силу, яка діяла у святих. Сила, що сприяє ж нам, не долається. Бо Господь Всемогутній і міцніший за всіх, і в усякий час буває переможцем у смертному тілі, коли йде разом із подвижниками на брань. Якщо ж бувають вони переможені, то явно, що перемагаються без Нього. І це суть ті, які, за своїм свавіллям, нерозсудливістю своєю оголили себе від Бога, бо не сподобилися сили, яка допомагає переможцям, і навіть відчувають себе позбавленими тієї звичайної, власної своєї сили, яку мали під час сильних своїх браней. Як же відчувають це? Бачать, що падіння їхнє видається приємним і солодким в очах їхніх, і що важко їм витримати жорстокість боротьби з ворогом їхнім, яку колись із завзяттям рішуче переборювали прагненням природного руху, що супроводжувалося на той час палкістю і швидкістю. І цього не знаходять вони тепер у душі своїй.

І ті, які недбайливі й слабкі на початку подвигу, не тільки від цих і подібних борінь, а й від шуму деревного листя бояться й сум’ятяться, і малим лихом, голодом у разі нестачі, й невеликою неміччю переборюються, відрікаються від подвигу й повертаються назад. Справжні ж і доброзичливі подвижники не насичуються злаками й овочами і, навіть харчуючись корінням сухих бувальщин, не погоджуються щось скуштувати перш ніж настає призначена година, але в тілесній знемозі та нестачі лежать на голій землі; очі їхні ледь дивляться від надмірного виснаження тіла, і, якщо від потреби цієї близькі бувають до того, щоб розлучитися з тілом, не поступаються над собою перемогою527 і не залишають міцного волевиявлення, бо хочуть і прагнуть краще змусити себе з любові до Бога, і вважають за краще трудитися заради чеснот, аніж мати тимчасове життя й у ньому всякий спочинок. І коли знаходять на них спокуси, веселяться більше, тому що вдосконалюються ними. Навіть серед тяжких трудів, що трапляються з ними, не вагаються в любові Христовій, але до відходу з життя цього полум’яно бажають з мужністю витримувати труднощі та не відступають, бо через це вдосконалюються. Богу ж нашому нехай буде слава на віки віків! Амінь.

* * *

517

У грец. тексті: “озброєння свого” (тобто диявола). Преп. Паїсій, мабуть, мав читання “озброєнь їхніх”, що нами і прийнято тут.

518

Без малодушності.

519

Спокусами.

520

Без причини, марно.

521

У подвигах.

522

Тут надається перевага читанню, узгодженому з давнім слов. перекладом.

523

Тобто в Ангела Хранителя.

524

Останній спосіб спокуси.

525

Останній спосіб спокуси.

526

Тобто вчинити гріх.

527

Ворогу.

Слово 61. Про те, що корисно людині для наближення її в серці своєму до Бога, яка істинна причина потаємно наближає до неї допомогу і яка знову причина приводить людину до смирення

Блаженна людина, яка пізнає неміч свою, тому що знання це робиться для неї підставою, коренем і початком усякого доброго вдосконалення. Як скоро пізнає хто і справді відчує неміч свою, тоді піднімає душу свою з розслаблення, що затьмарює це знання, і багатіє обережністю. Але ніхто не може відчути неміч свою, якщо не буде попущено на нього хоча б малої спокуси тим, що стомлює або тіло, або душу. Тоді, порівнявши свою неміч із Божою допомогою, негайно пізнає її528 велич. І також, коли розгляне безліч вжитих ним заходів, обережність, стриманість, покрив і огорожу душі своєї, у чому сподівався він знайти для неї впевненість, і не знаходить – навіть і серце його, від страху й тремтіння, не має тиші, то нехай зрозуміє й пізнає тоді, що цей страх серця його виявляє й показує неодмінну потребу для нього іншого якогось помічника. Бо серце страхом, що вражає його і бореться всередині його529, свідчить і дає знати про нестачу чогось, а цим доводиться, що не може воно жити зі сподіванням, тому що, як сказано, спасає Божа допомога. Але хто пізнав, що має потребу в Божій допомозі, той звершує багато молитов. І якою мірою примножує їх, такою смиряється серце. Бо кожен, хто молиться і просить, не може не змиритися. “Серце ж скрушене і смиренне Бог не принизить” (Пс. 50:19). Тому серце, поки не змириться, не може перестати від ширяння; смирення ж збирає його воєдино.

А як тільки людина смириться, негайно оточує її милість. І тоді серце відчуває Божественну допомогу, тому що знаходить якусь силу надії, що збуджується в ньому. Коли ж людина відчує, що Божественна допомога допомагає їй, тоді серце її зараз же сповнюється віри. Із цього розуміє вона, що молитва є притулком допомоги, джерелом порятунку, скарбом надії, пристанью, що рятує від тривоги, світ тим, хто перебуває в темряві, опорою для немічних, покровом під час спокус, допомогою у вирішальну хвилину хвороби, щитом порятунку у боротьбі, стрілою, що витончено діє на ворогів, і просто сказати: відкривається, що вся множина цих благ має доступ через молитву, і тому віднині насолоджується вже вона молитвою віри. Серце його веселиться від надії і ніяк не залишається в колишньому засліпленні і при простому мовленні вуст. Але коли зрозуміє це таким чином, тоді придбає в душі молитву, подібну до скарбу, і від великих веселощів вид молитви своєї змінить на подячні гласи. І ось слово, вимовлене Тим, Хто кожній речі визначив власний її образ: “Молитва є радість, що підносить подяку”. Зрозумів же Він цю молитву, що здійснюється у віданні Бога, тобто що посилається від Бога; тому що не з працею і втомою молиться тоді людина, якою є всяка інша молитва, якою молиться людина до відчуття цієї благодаті; але з сердечною радістю і здивуванням безперестанку випромінює подячні рухи під час незліченних уклінень – і від безлічі збуджень до відання, від подиву й здивування перед Божою благодаттю раптово піднімає голос свій, співаючи та прославляючи Бога, возносить подяку Йому та в крайньому подиві приводить у рух язик свій.

Хто досягнув сюди справді, а не мрійливо, самою справою поклав у собі багато ознак і після тривалого самовипробування впізнав багато особливостей, той знає, що кажу, бо не суперечить це530. І відтепер нехай перестане думати про марнославство, нехай перебуває невідступно перед Богом у безперестанній молитві, з острахом і страхом, щоб не позбутися великої Божої допомоги. Усі ці блага народжуються в людині від пізнання власної немочі. Бо за великим бажанням допомоги Божої наближається вона до Бога, перебуваючи в молитві. І якою мірою наближається вона до Бога наміром своїм, такою і Бог наближається до неї обдаруваннями Своїми і не забирає в неї благодаті за велике її смиренність, бо вона, як вдова перед суддею, невідступно волає захистити від суперника. Тому ж щедролюбний Бог утримує від нього дари благодаті, щоб слугувало це для людини причиною наближатися до Бога, і щоб заради потреби своєї людина невідлучно перебувала перед Тим, хто витікає те, що слугує на користь. І деякі прохання його Бог виконує дуже скоро, саме ті, без яких ніхто не може спастися, а інші зволікає виконати. І в інших обставинах відбиває від нього і розсіює палючу силу ворог531, а в інших попускає впадати в спокусу, щоб це випробування, як уже сказав я, слугувало для нього причиною наблизитися до Бога, і щоб навчився він і мав досвідченість у спокусах. І ось слово Писання: Господь залишив багато народів, не винищив їх, і не віддав до рук Ісуса, сина Навина, щоб наставити ними синів Ізраїлевих, і щоб покоління синів Ізраїлевих послухали їхніх уроків, і навчилися брані (див. Суд. 3:1-2). Бо у праведника, який не пізнав своєї немочі, справи його наче на вістрі бритви, і зовсім недалекий він від падіння і від згубного лева, розумію ж демона гордині. І ще, хто не знає своєї немочі, тому бракує смирення; а кому бракує його, той не досяг досконалості; і той, хто не досягнув її, завжди буває в страху, бо град його не укріплений на стовпах залізних і на порогах мідних, тобто на смиренні. Смирення ж не інакше може хто набути, як тими способами, якими зазвичай набувається серце скрушене і принижені про себе думки. Тому-то і ворог нерідко відшукує собі слід причини, щоб спокусити людину. Бо без смирення не може бути звершена справа людини, і до рукописання свободи її не докладена ще печатка Духа, краще ж сказати – дотепер вона раб, і справа її не перевершила страху; бо нікому не виправити справи своєї без смирення і не порозумнішати без спокус; а без порозумнішання ніхто не досягає смирення.

Тому-то Господь залишає святим причини до смирення і до розтрощення серця в посильній молитві, щоб ті, хто люблять Його, наближалися до Нього за допомогою смирення. І нерідко залякує їх пристрастями їхнього єства і намірами сороміцьких і нечистих думок, а часто – докорами, образами і заушеннями від людей; іноді ж – хворобами і недугами тілесними; і іншим часом – злиднями і убогістю необхідного необхідного, то – болісністю сильного страху, залишенням, явною браниною диявола, чим зазвичай залякує їх, то – різними страшними подіями. І все це буває для того, щоб мати їм причини до смирення і щоб не впасти їм у присипляння недбальства, або через ті недуги, в яких перебуває подвижник, або заради майбутнього страху. Тому спокуси за необхідності корисні людям. Але кажу це не в тому сенсі, нібито людині слід добровільно розслаблятися сороміцькими помислами, щоб пам’ять про них слугувала для неї приводом для смирення, і нібито вона повинна намагатися впадати в інші спокуси; але – в тому сенсі, що слід їй у доброчинстві щоразу тверезо дивитися на речі, дотримуватися душі своєї та міркувати, що вона – істота, і тому легко зазнає змін. Бо всяка тварюка на захист собі вимагає Божої сили, і всякий, хто вимагає захисту від іншого, виявляє тим природну неміч. А хто пізнав неміч свою, тому за потребою потрібно змиритися, щоб потрібне для себе отримати від Того, Хто може дати це. І якби від початку знав і бачив він неміч свою, то не розгнівався б. І якби не занепокоївся, то і не впав би в сон і для пробудження свого не був би відданий в руки тих, хто ображає його.

Отже, тому, хто прямує шляхом Божим, належить дякувати Богові за все, що трапляється з ним, докоряти ж і обсипати докорами душу свою і знати, що попущено це Промислителем не інакше, як через власне його якесь недбальство, для того, щоб прокинувся розум його або тому, що він загордився. І тому нехай не бентежиться він, нехай не полишає  подвигу, і нехай не перестане докоряти собі, щоб не спіткало його суцільне зло, бо немає неправди в Бога, що виливає правду. Нехай не буде цього! Йому слава навіки! Амінь.

* * *

528

Допомоги Божої.

529

Серця.

530

Тобто не противно істині.

531

Тяжкість брані ворожої.

Слово 62. Про слова Божественного Писання, що спонукають до покаяння, і про те, що виречені вони через людську неміч, щоб люди не загинули, відпавши від Бога живого, і що не слід розуміти їх як привід до того, щоб грішити

Ту мужність у покаянні, яку отці справами своїми показали532 і в божественних своїх писаннях поклали533, і ту силу її, яка зображена в Писаннях апостолів і пророків, не повинні ми розуміти як привід для гріха та руйнування непорушних постанов Господніх, які від давніх часів вустами всіх святих, у всіх писаннях і законоположеннях визначено силою Божою для винищення гріха. Бо для того, щоб здобути нам надію в покаянні, придумали вони видалити з нашого почуття страх відчаю, щоб усяка людина поспішала прийти в покаяння і не грішила не острахом. Бо Бог усіма заходами у всіх Писаннях вселяв страх і показував, що гріх ненависний Йому. Бо як загинув у потопі сучасний Ною рід? Чи не за хтивість, коли люди з шаленством забажали краси дочок Каїнових? Не було ж у той час сріблолюбства, ідолослужіння, чаклунства534 і воєн. За що і содомські міста спалені вогнем? Чи не за те, що члени свої віддали пожадливості й нечистоті, які з волі їхньої володіли всіма ними535 у всіх кепських і нерозважливих діяннях? Чи не за розпусту однієї людини в одну мить зазнали смерті двадцять п’ять тисяч синів первістка Божого, Ізраїлю? За що відкинутий Богом цей велетень Самсон, якого в утробі матері відокремили й освятили Богові, про якого, як про Іоанна, сина Захаріїна, до народження благовістив Ангел і який сподобився великої сили і великих чудес? Чи не за те, що святі члени свої осквернив співжиттям із блудницею? За це-то віддалився від нього Бог і віддав його ворогам його. А Давид, чоловік по серцю Божому, який за чесноти свої сподобився того, щоб від насіння свого породити Обітницю отців і щоб засяяв від нього Христос на порятунок всього всесвіту, не покараний чи не покараний за перелюбство з однією дружиною, коли очима своїми побачив красу її і прийняв стрілу в душу свою?

За це Бог поставив на нього брань у домі його, і вигнав його, що вийшов з утроб його, хоча Давид з багатьма сльозами приносив покаяння, так що і постіль свою омочив сльозами, і Бог прорік йому через пророка: “Господь забрав твій гріх” (2Сам. 12:13).

Маю намір згадати і про деяких перед ним. За що гнів Божий і смерть прийшли на дім священика Ілія, праведного старця, який сорок років сяяв священством? Чи не за беззаконня чи дітей його, Офні та Фінеєса? Бо не згрішив сам він, і вони грішили не з його на те волі; але бо не було в нього ревнощів покарати їх за злочин перед Господом, і батько любив їх більше, ніж повеління Господні. Отже, щоб не подумав хтось, що Господь на тих одних, котрі всі дні життя свого прожили в беззаконнях, виявляє гнів Свій за цей нерозважливий гріх, Він показує ревнощі Свої на близьких до Нього, на священиках, на суддях, князях, на людях, освячених Йому, котрим ввірив чудотворення. Цим дає знати, що Бог ніколи не залишає поза увагою, як скоро з’являються ті, хто порушив Його закони, як написано в Єзекіїля: “Сказав чоловікові, котрому заповідав Я винищити Єрусалим невидимим мечем: Почни з тих, хто стоїть біля вівтаря Мого, не оминеш старого і юнака” (див. Єз. 9:6). А цим показує, що близькі й люб’язні Йому ті, які в страху й благоговінні ходять перед Ним і виконують волю Його, і що угодними перед Богом є доблесні справи й чиста совість. А тих, хто принижує Господні шляхи, і Він принижує, і відкидає їх від лиця Свого, і відбирає в них благодать Свою. Бо за що вийшов раптово вирок на Валтасара і як би рукою вразив його? Чи не за те, що зазіхнув на недоторканні приношення536 Йому, які викрав у Єрусалимі, і пив із них сам і наложниці його? Так і ті, котрі присвятили члени свої Богові й знову наважуються вживати їх на справи мирські, гинуть від невидимого удару.

Тому не будемо, в надії на покаяння, з відважністю, що подається нам Божественними Писаннями, нехтувати словами і погрозами Божими, і прогнівляти Бога недолугістю діянь своїх, і опоганювати члени, які одного разу назавжди освятили ми на служіння Богові. Бо ось і ми освячені Йому, як Ілля та Єлисей, як сини пророчі та інші святі й незаймані, що звершували великі чудеса та віч-на-віч розмовляли з Богом, та й усі, хто був після них, як-то: Іоанн незайманий, святий Петро та інший лик благовісників і проповідників Нового Заповіту, які присвятили себе Господу, і прийняли від Нього таємниці, одні з вуст Його, інші через одкровення, і стали посередниками Бога і людей і проповідниками Царства у всесвіті.

* * *

532

Слів: “справами своїми показали” немає в грецькому тексті; вони взяті з перекладу преп. Паїсія.

533

Тобто виклали.

534

Слова: “ідолослужіння”, “волхвування” доповнені з давнього слов’янського перекладу.

535

Членами.

536

Священні посудини.

Слово 63. Про те, чим охороняється доброта чернечого житія, і про чин славослів’я Божого

Ченцеві в усій своїй зовнішності й у всіх справах своїх повинно бути повчальним взірцем для кожного, хто його бачить, щоб через багато його чеснот, що сяють, подібно до променів, і вороги істини, дивлячись на нього, навіть неохоче визнавали, що християни мають тверду й непохитну надію на порятунок, і звідусіль стікалися до нього, як до дійсного притулку, і щоб через це ріг Церкви піднісся на ворогів її, і багато хто спонукався б до змагання чернечої чесноти та залишив світ, а чернець став би в усьому достойним за доброту житія його; тому що чернече житіє – похвала Церкві Христовій.

Тому ченцеві повинно в усіх відношеннях мати прекрасні риси, тобто зневагу до видимого, сувору нестяжательність, цілковиту зневагу до плоті, високий піст, перебування в мовчанні, благочестя почуттів, охорону зору, відсікання всякої суперечки про будь-що у цьому віці, стислість у словах, чистоту від злопам’ятства, за розважливості – простоту, за розсудливості, проникливості та швидкості розуму – незлобство та простосердечність. Йому треба знати, що теперішнє життя суєтне і порожнє і що близьке життя істинне і духовне; треба не бути знаним або засуджуваним від людей, не пов’язувати себе дружбою або єднанням з будь-якою людиною; місце проживання мати мовчазне; тікати завжди від людей, із неослабним терпінням перебувати в молитвах і читаннях; не любити почестей і не радіти дарункам; не прив’язуватися до життя цього; мужньо переносити спокуси; бути вільним від мирських бажань, від розвідування і пам’ятань про мирські справи; піклуватися і міркувати завжди про одну істинну країну; мати обличчя скорботне і зморщене, день і ніч безперестанку проливати сльози; а найперше за все це берегти цнотливість свою, бути чистим від обжерливості, від малих і великих недоліків. Ось, коротко кажучи, чесноти ченця, що свідчать йому про досконале омертвіння його для світу і про наближення до Бога.

Тому в усякий час повинно нам піклуватися про ці чесноти і здобувати їх. Якщо ж хто скаже: “Яка потреба перераховувати їх, а не сказати про них загалом і коротко?” – то відповім: “Це необхідно, щоб, коли той, хто піклується про життя своє, шукав у душі своїй якоїсь зі сказаних чеснот і знайшов себе убогим у чомусь із переліченого, пізнав він із цього нікчемність свою в усякій чесноті, і перерахування це слугувало б йому у вигляді нагадування. Але коли придбає в собі все тут перераховане, тоді дано йому буде знання і про інше, не згадане мною. І буде він для святих людей винуватцем славослів’я Богові. І тут ще, до відходу свого з життя, приготує душі своїй місце відради. Богу ж нашому нехай буде слава навіки! Амінь.

Слово 64. Про зміну і мінливість, яка буває в тих, хто йде встановленим від Бога шляхом безмовності

Хто зважився в розумі своєму жити в безмовності, той нехай чинно править собою і залишок днів своїх проводить у діянні безмовності за чином оного. Коли трапиться, що душа твоя внутрішньо бентежиться темрявою (а це зазвичай у визначеному Божою благодаттю чині безмовності), і подібно до того, як сонячні промені закриваються від землі імлою хмар, душа на якийсь час втрачає духовну розраду і світло благодаті, через хмару пристрастей, що затьмарює душу, і зменшується в тобі дещо радіснотворна сила, і розум затьмарюється незвичайною імлою, – ти не бентежся думкою і не подавай руки душевному невіданню, але терпи, читай книжки вчителів, примушуй себе до молитви і чекай на допомогу. Вона прийде скоро, без твого відома. Бо, як обличчя землі відкривається сонячними променями від повітряної темряви, що охоплює землю, так молитва може винищувати й розсіювати в душі хмари пристрастей і опромінювати розум світлом веселощів та втіхи, яке зазвичай породжує вона за допомогою наших думок, особливо коли запозичує собі поживу з Божественних Писань і має неспання, яке осяює розум. Повсякчасне занурення в писання святих (учителів) наповнює душу незбагненним подивом і Божественними веселощами. Богу ж нашому нехай буде слава навіки!

Слово 65. Про тих, хто мовчить: коли починають вони розуміти, до чого простяглися ділами своїми в безмежному морі, тобто в мовчазному житті, і коли можуть дещо сподіватися, що їхня праця почала приносити плоди

Скажу тобі дещо, і не сумнівайся в цьому; не не нехтуй і іншими словами моїми, як чимось маловажливим; бо ті, хто віддав мені це, – люди правдиві, і я, як у цьому слові, так і у всіх словах моїх, кажу тобі істину. Якщо повісиш себе за віжды очей своїх, то, поки не досягнеш через це сліз, не думай, що досягнув уже чогось у проходженні життя свого. Бо донині світові служить потаємне твоє, тобто ведеш мирське життя, і Боже діло робиш зовнішньою людиною, а внутрішня людина ще безплідна; бо плід її починається сльозами. Коли досягнеш області сліз, тоді знай, що розум твій вийшов із в’язниці світу цього, поставив ногу свою на стежку нового століття і почав нюхати те дивовижне нове повітря. І тоді починає він537 виділяти сльози, бо наблизилася хвороба народження духовного немовляти, тому що спільна для всіх матір, благодать, поспішає таємничо породити душі Божественний образ для Світла майбутнього віку. А коли настане час народження, тоді розум починає збуджуватися чимось тамтешнім538, подібно до подиху, який немовля почерпає зсередини членів, у яких зазвичай харчується. І оскільки не терпить того, що для нього ще незвично, то починає раптом спонукати тіло до крику, змішаного з солодкістю меду. І якою мірою харчується внутрішнє немовля, такою ж буває прирощення сліз.

Але цей описаний мною чин сліз не той, який із проміжками539 буває в тих, хто не мовчить; бо й у всякого, хто перебуває у мовчанні з Богом, буває часом ця розрада, то – коли він у думках, то – коли зайнятий словами Писань, то – коли буває в молитовній співбесіді. Але я говорю не про цей чин сліз, а про той, який буває у того, хто плаче безперервно день і ніч.

Але хто в дійсності й точності знайшов істину цих образів, той знайшов її в безмовності. Бо очі його уподібнюються водному джерелу до двох і більше років, а потім приходить він в утихомирювання помислів; після утихомирювання ж помислів, скільки вміщає частково єство, входить у той спокій, про який сказав святий Павло (див. Євр. 4:3); а від цього мирного спокою розум починає споглядати таємниці; бо тоді Дух Святий починає відкривати йому небесне, і вселяється в нього Бог, і воскрешає в ньому плід Духа, і тому, дещо неясно і ніби гадально, людина відчуває в собі ту зміну540 , якої повинно зазнати внутрішнє єство під час оновлення всіляких.

Це на пам’ять собі і кожному, хто читає твір цей, написав я, як осягнув із розуміння Писань, з розказаного правдивими вустами, а дещицю з власного досвіду, щоб послужило це мені на допомогу за молитвами тих, кому буде це на користь; бо вжив я на це чималу працю.

Але послухай ще, що тепер скажу тобі і чого навчився з неправдивих вуст. Коли входиш у царину упокорення помислів, тоді відбирається в тебе безліч сліз, і потім приходять до тебе сльози в міру і в належний час. Це є найточніша істина; коротше сказати, так вірує вся Церква.

* * *

537

Ум.

538

Належним до майбутнього віку.

539

За часом.

540

Духовне.

Слово 66. Про те, що рабу Божому, який зубожів у мирському і пішов шукати Бога, зі страху, що не досяг розуміння істини, не повинно припиняти пошуки і охолоджуватися в палкості, породжуваній любов’ю до Божественного й дослідженням таємниць Божих; про те, як розум опоганюється пристрасними пригадками

Є три чини, якими людина досягає успіху: чин новоначальних, чин середній і чин досконалих. І хто в першому чині, у того, хоча образ думок нахилений до добра, однак рух думки буває в пристрастях. Другий чин є чимось середнім між станом пристрасним і безпристрасністю: і десні, і шуїї помисли порушуються в людині однаково, і, як уже сказано, не перестає вона зовсім випромінювати і світло, і темряву. Якщо ж припинити ненадовго часте читання Божественних Писань і уявлення в розумі Божественних думок, представленням яких запалюється вона до образів істини в міру сил своїх, із зовнішньою охороною, від якої народжуються і внутрішня охорона, і достатня справа, то захоплюється людина в пристрасті. Якщо ж природну гарячковість свою буде живити сказаним вище і не залишить шукання, дослідження і прагнення до цього здалеку, хоча і не бачив цього, але, за вказівкою читання541 Божественних Писань, живить помисли свої і утримує їх від ухилення на країну шуйю, і не прийме в себе під образом істини будь-якого диявольського посіву, а ще більше – з любов’ю берегтиме душу свою і проситиме Бога з терпінням у скрутній молитві, то Бог Сам виконає йому прохання його і відчинить йому двері Свої, особливо за смиренність його; бо одкровення таємниць буває смиренномудрим. А якщо помре в цьому сподіванні, то, хоча б і не побачив зблизька цю землю, проте ж, думаю, спадщина його буде з давніми праведниками, які сподівалися досягти досконалості й не побачили її, за апостольським словом (див. Євр. 11:39); бо вони всі дні свої трудилися й спочивали в сподіванні. Але що ж сказати нам? Якщо не досягає людина того, щоб увійти їй у землю обітниці, яка є образом досконалості, тобто щоб виразно, у міру природних сил, осягнути їй істину, то чи вже за це заборонено буде їй це і перебуватиме вона в останньому чині542, в якого всякий намір схиляється в країну шуюю? Або за те тільки, що не осягнув усієї істини, залишиться в незнатності543 останнього чину, який і не пізнає, і не жадає цього? Чи личить йому піднестися до цього, сказаного мною, середнього шляху? Бо хоч і не побачив його544 інакше, як тільки в дзеркалі, проте ж сподівався здалеку і з цією надією приклався до отців своїх; хоч і не сподобився тут досконалої благодаті, проте ж тим, що завжди долучався до неї, цілковито розумом перебував у ній і все життя своє прагнув її, то міг він відтинати лукаві помисли; і оскільки надіями цими серце його сповнилося від Бога, то він відходить зі світу цього.

Чудово все те, що має смирення. Постійне духовне повчання розуму в любові Божій, кероване розумом Божественних Писань, захищає душу всередині від колишніх лукавих помислів і дотримує розум пам’ятанням майбутніх благ, щоб не розслаблявся він від недбальства свого і замість кращого не займався пам’ятанням про речі мирські, бо від цього поступово остуджує гарячість дивовижних його рухів і він впадає у побажання марнославні й нерозумні. Богу ж нашому нехай буде слава!

* * *

541

Тобто спогадом прочитаного в Писаннях.

542

На найнижчому ступені.

543

У безплідності.

544

Обіцяної землі.

Слово 67. Про види надії на Бога, про те, кому слід сподіватися на Бога і хто сподівається нерозважливо й нерозумно

Буває надія на Бога за сердечної віри; і вона прекрасна, поєднана з розсудливістю та віданням; і буває інша, відмінна від тієї надії, наслідок беззаконня, і вона є неправдива. Людина, яка зовсім не має турботи про речі тлінних, але цілком, вдень і вночі, ввіряє себе Господу, не дбає ні про що мирське, через велике своє дбайливе ставлення до чеснот, увесь свій час використовує для занять Божественним, а тому не піклується про приготування собі харчів та одягу, приготування місця проживання для тіла і все інше, – така людина чудово й розумно сподівається на Господа, тому що Господь приготує для неї все необхідне. І це – справді справжня і наймудріша надія. Та й справедливо такій людині сподіватися на Бога, тому що вона стала рабом Його і дбайливо ставиться до справи Його, не вдається до недбальства, з якої б то не було причини. Такий гідний, щоб на ньому особливим чином показав Бог Свою дбайливість; тому що зберіг він заповідь Божу, яка говорить: “шукайте насамперед Царства Божого і правди Його, і все це прикладується до вас” (Мф. 6:33); і: “Плоті догоджання не творіть у хтивості” (Рим. 13:14). Бо за такого нашого устрою545 світ, як раб якийсь, приготує нам усе, без сумніву підкорятиметься нам, як владикам, не чинитиме спротиву словам нашим і волі нашій. Така людина, щоб не переривати їй безперервного предстояння Богові, не віддається турботам про необхідну потребу тіла і, зі страху Божого, ні про що про інше не дбає, окрім того одного, щоб вільною вона була від усякої такої, малої та великої, турботи, яка має на меті задоволення й ширяння546 розуму, і, проте, дивовижним чином отримує це, не дбаючи й не трудячись про це.

Але людина, у якої серце абсолютно поховане в земному, яка завжди їсть зі змієм пір’я, ніколи не дбає про благоугодне Богові, але стомлена і розслаблена всім тілесним, не робить жодної чесноти, через повсякденні зносини з людьми та розсіювання у насолодах, і надає якісь приводи для цього547 – така людина, справді, через ці лінощі та ледарювання, відпала від доброго. І коли буде обмежена убогістю в чому-небудь або смертю і пригнічена плодами беззаконь своїх, тоді і вона, можливо, скаже: “Покладу надію на Бога, і зробить мене без турботи, і дасть мені послаблення”. До цієї години не згадував ти, божевільний, про Бога, але ображав Його непотребством справ своїх, і ім’я Боже заради тебе, як написано, зневажувалося язичниками (див. Рим. 2:24); а тепер наважуєшся говорити відчиненими устами: “На Нього покладу надію, Він допоможе мені і попіклується про мене!” На ганьбу таких добре сказав Бог через пророка: “Мене день від дня шукають, і не хочуть розуміти шляху Мого, як люди, що правду зробили, і суду Бога свого не залишили, просять… у Мене суду праведного” (Іс. 58:2). До числа таких належить цей безумець, який і думкою своєю не наближався до Бога, а як тільки оточений був скорботами, підносить до Нього руки свої з надією. Такого треба було б багато разів палити на вогні, щоб усіляко напоумити його; тому що не зроблено ним нічого такого, за чим був би він гідний мати надію на Бога. Навпаки, за свої люті діяння і за своє недбальство про належне, гідний він покарання; і Бог, довготерпячи, по милості тільки Своїй терпить його. Тому нехай не спокушає себе такий, нехай не забуває, яким є життя його, і нехай не каже, що сподівається він на Бога, бо буде покараний, бо не має в нього жодної справи віри. Нехай не спрямовує він стопи свої в неробство і нехай не каже: “Вірю, що подасть мені Бог необхідне”, – як той, хто проводить життя у справах Божих, або нехай не занурюється нерозважливо в скарбничку, ніколи не маючи в думці Бога. А то, після відпадіння548, він скаже: “Покладу надію на Бога, Він позбавить мене”. Не спокушайся, божевільний; надії на Бога передує праця для Бога і пролитий у діланні піт. Якщо віруєш у Бога, то добре робиш. Але віра ця вимагає і справ, і надія на Бога є від злостраждання за чесноти. Чи віриш, що Бог промишляє про створіння Свої і всесильний? Нехай супроводжує віру твою належне діяння, і тоді почує тебе Бог. Не намагайся горщиною своєю утримувати вітер, тобто віру без справ. Нерідко інший, не знаючи, йде шляхом, де є лютий звір, або вбивці, або що-небудь подібне, і ось загальний Промисел Божий полягає в тому, що він рятує його від такої шкоди: або, доки не пройде лютий звір, чимось сповільнює хід мандрівника, або зустрічається йому хтось і змушує ухилитися від шляху. І ще, іноді лютий змій лежить на шляху – і невидимий; але Бог, не бажаючи піддати людину такій спокусі, робить, що змій починає раптом шипіти і рушати з місця або повзти попереду подорожнього, і він, побачивши це, остерігається і рятується від змія. Хоч і недостойна ця людина за таємними гріхами, відомими їй самій, проте ж Бог відводить її від лиха, по милості Своїй. І ще, трапляється нерідко, що падають будинок, або стіна, або камінь, з шумом посунувшись з місця свого, а там сидять інші, і Бог людинолюбно велить Ангелу зупинити й утримувати від падіння місце це, поки не встануть ті, хто сидить там, або поки чим-небудь не відведе їх, так що нікого не залишиться на місці, а тільки-но відійдуть вони, негайно попускає впасти. А якщо й трапиться, що когось буде заскочено, робить, що не зазнає він ніякої шкоди. Бо цим хоче показати нескінченну велич сили Своєї.

Усе це й подібне до цього є діло Божого Промислу, який є загальним і на все простягається, праведник же має над собою невідлучний промисел549. Бо іншим людям Бог повелів по розуму розпоряджатися справами своїми і з Божим промислом з’єднувати і своє відання; праведник же не має потреби в цьому віданні для розпорядження справами своїми, бо замість відання цього здобув віру, якою знищує “всяке підношення, що підноситься на розум Божий” (2Кор. 10:5), і нічого з перерахованого вище не злякається, як написано: “Праведний, як лев, сподівається” 550 (Притч. 28:1), на все наважуючись вірою, не тому, що спокушає Господа, а тому, що на Нього дивиться, і наче озброєний, і одягнений силою Святого Духа. І оскільки його постійне піклування – про Бога, то і Бог говорить про нього: “Я з ним у скорботі, виснажу його, і прославлю його; довгістю днів сповню його, і покажу йому спасіння Моє” (Пс. 90:15-16). Розслаблений і ледачий до справи Його не може мати такої надії. Але хто в усьому і завжди перебуває в Бозі, до Нього наближається добротою справ своїх і погляд серця свого безперестанку спрямовує до благодаті Його, той може сказати про себе, що сказав божественний Давид: “зникають очі мої, від чого сподіватися мені на Бога Мого” (Пс. 68:4). Йому личить слава, честь і поклоніння навіки! Амінь.

* * *

545

Душевному.

546

Розсіяність.

547

Знаходить деякі приводи до вибачення.

548

Від добра.

549

Тобто праведник перебуває під особливим Промислом Божим.

550

Сміливий.

Слово 68. Про зречення від світу і про утримання від вільного поводження з людьми

Коли полюбимо втечу від світу й віддалення від справ мирських, тоді ніщо не відокремлює нас стільки від світу, не вмертвляє в нас пристрастей, не збуджує й не оживляє нас для духовного, як плач і серцеве, з міркуванням, хворобливість. Бо обличчя побожного наслідує смиренність. І, навпаки, ніщо не робить нас стільки співучасниками світу, і тих, хто живе у світі, і тих, хто у світі відданий пияцтву та розпусті, і не віддаляє нас стільки від скарбів премудрості та пізнання таємниць Божих, як сміховиська та зухвале ширяння думок. І це є справа блудного демона. Але оскільки досвідом пізнав я любомудрість твою, то благаю тебе любов’ю – охоронятися від нападу ворога, щоб тобі дотепністю промов не остудити в душі своїй палкості любові до Христа, заради тебе скуштувавши жовч на дереві хресному, і щоб ворог, замість солодких роздумів і відваги перед Богом, не став під час неспання твого наповнювати душу твою багатьма мріями і під час сну твого полонити її безглуздими мріями, смороду яких не терплять святі Ангели Божі. І тоді станеш ти для інших причиною падіння, а для себе – гострим ріжком551. Тому примушуй себе наслідувати смирення Христове, щоб скоріше запалав вогонь, Ним у тебе кинутий, яким викорінюються всі рухи світу цього, що вбивають нову людину та опоганюють подвір’я святого і Всемогутнього Господа. Бо насмілююся сказати зі святим Павлом, що ми “храм Божий” (1Кор. 3:16). Тому, як чистий Сам Бог, очистимо храм Його, щоб забажав вселитися в ньому. І як Сам Він святий, освятимо і храм; прикрасимо його всілякими добрими і чесними справами, облагоухаємо його пахощами спокою волі Божої, чистою і сердечною молитвою, яку неможливо набути спілкуванням у частих мирських хвилюваннях. І, таким чином, хмара слави Його приосінить душу, і світло величі Його засяє всередині серця, і сповняться радості й веселощів усі мешканці оселі Божої, а нахабні й безсоромні зникнуть від полум’я Святого Духа. Тому докоряй невпинно самого себе, брате, і кажи: “На жаль, окаянна душа! Наблизився час зречення твого від тіла. Для чого тішишся тим, що сьогодні ж повинна будеш залишити і чого не побачиш навіки? Зверни увагу на колишнє своє життя, поміркуй, що ти зробила, чому так робила, і які справи твої, з ким провела дні життя свого, або хто скористався працею твоїх трудів на землі, кого потішила ратоборством своїм, щоб він вийшов в серединку твою, коли ти підеш зі світу, кого потішила під час течії своєї, щоб упокоїтися тобі в пристані її, для кого бідувала, трудячись, щоб прийти до неї з радістю, кого придбала другом у майбутньому віці, щоб прийняв тебе під час твого виходу, на якому полі працювала за наймом, і хто віддасть тобі платню на заході сонця, коли ти підеш зі світу? ”

Випробуй себе, душе, і роздивись, у якій землі доля твоя і чи минула ти поле, що ділкам плодоприносить горе; зі стогоном і скорботою вигукни і возопи – чим заспокоюється Бог твій, ніж жертви і цілопожертвування. Уста твої нехай виливають хворобливі голоси, якими тішаться святі Ангели; омочи ланіти свої сльозами очей твоїх, щоб спочив у тобі Святий Дух і омив тебе від бруду пороку твого; умилостиви Господа твого слізьми, щоб прийшов до тебе; поклич Марію та Марфу, хай навчать тебе жалісливих гласів. Возопи до Господа:

“Господи Ісусе, Боже наш, що плакав над Лазарем і виливав над ним сльози скорботи і співчуття, прийми сльози прикрості моєї. Стражданням Твоїм зціли пристрасті мої; виразками Твоїми зціли мої виразки; Кров’ю Твоєю очисти мою кров і з тілом моїм розчиняй пахощі Твого животворящого Тіла. Та жовч, якою напоїли Тебе вороги, нехай потішить душу мою від смутку, яким напоїв мене суперник. Тіло Твоє, розпростерте на дереві хресному, до Тебе нехай піднесе розум мій, захоплений демонами на дно. Глава Твоя, схилена на хресті, нехай піднесе мою главу, завушену супостатами. Всесвяті руки Твої, прикуті невірними до хреста, до Тебе нехай піднесуть мене з безодні погибелі, як обіцяли всесвяті уста Твої. Обличчя Твоє, що прийняло на себе завушування і заплівання від проклятих, нехай осяє моє обличчя, осквернене беззаконнями. Душа Твоя, яку, будучи на хресті, віддав Ти Отцю Твоєму, до Тебе нехай веде мене благодаттю Твоєю. Не маю я хворобливого серця, щоб шукати Тебе; не маю я ні покаяння, ні розбиття, якими вводять чад у власну свою спадщину. Немає в мене, Владико, втішних сліз. Затьмарився розум мій справами життєвими і не має сил з хворобливістю звести до Тебе погляд. Охололо серце моє від безлічі спокус і не може зігрітися сльозами любові до Тебе. Але Ти, Господи Ісусе Христе Боже, скарб благ, даруй мені покаяння цілковите і серце невтомне, щоб усією душею вийти мені на шукання Тебе. Бо без Тебе буду я чужий всякого блага. Тому даруй мені, Благий, благодать Твою. Батько, що бездітно і вічно виводить Тебе з надр Своїх, – нехай оновить у мені риси образу Твого. Залишив я Тебе; Ти не залиш мене. Відійшов я від Тебе; Ти прийди шукати мене і введи мене на пасовище Твоє, сопричти мене до овець обраної черідки Твоєї, напоїти мене злаком Божественних таїнств Твоїх разом із тими, в кого чисте серце їхнє – оселя Твоя, і в ньому видно облистання одкровень Твоїх – це розрада й відрада для тих, що трудилися заради Тебе у скорботах та в багатоманітних муках. Цього облистання нехай сподобимося і ми за Твоєю благодаттю і за Твоєю людинолюбством, Спасителю наш, Ісусе Христе, на віки віків! Амінь”.

* * *

551

Тобто причиною муки.

Слово 69. Про те, що безмовникам корисно не мати турбот, і шкідливі входи і виходи

Людина багатотурботлива не може бути лагідною і мовчазною; тому що необхідні причини справ, що обтяжують її, змушують її мимоволі, хоч би й не хотіла, займатися ними552 і проводити в них час, і марнують її тишу та безмовність. Тому ченцеві треба поставити себе перед обличчям Божим і завжди непохитно зводити око своє до Бога, якщо істинно хочемо охоронити розум свій, очистити й припинити малі рухи, що вкрадаються в нього, і навчитися в тиші думок розрізняти те, що входить, і те, що виходить. Численні турботи ченців служать ознакою їхнього розслаблення в готовності до виконання заповідей Христових і виявляють їхнє збідніння в Божественному.

Без звільнення від турбот не шукайте світла в душі своїй, ні тиші й безмовності при розслабленні почуттів своїх. Де є турботи про справи, не примножуй турбот своїх – і не знайдеш ширяння в розумі своєму або в молитві своїй. Без безперестанної молитви не можеш наблизитися до Бога. Після ж праці молитовної покладання на розум нової турботи виробляє марнування думок. Сльози, удари себе по голові під час молитви і падіння ниць з гарячністю – пробуджують у серці гарячність насолоди своєї, і серце з похвальним захопленням здіймається до Бога і волає: “жадає душа моя до Тебе, Бога міцного, живого; коли прийду, і я явлюся обличчю Твоєму, Господи” (Пс. 41:3)? Хто пив вина цього і потім позбувся його, той один знає, в якому жалюгідному стані залишений він і що забрано в нього через розслаблення його.

О, яке зло для тих, хто живе в безмовності, – і споглядання людей, і бесіда з ними! Справді, браття, набагато гірше, ніж для тих, хто не дотримується безмовності. Як сильний лід553, раптово вкривши деревні бруньки, висушує їх і знищує, так побачення з людьми, хоч би ці побачення були вельми короткочасні й допущені, мабуть, із доброю метою, висушують квіти чесноти, які щойно розцвіли від розчинення безмовності, ніжні та рясні, що оточують древо душі, насаджене “біля вод, що виходять” покаяння (Пс. 1:3). І як сильний іній, вкривши собою ледь вирослу із землі зелень, спалює її, так і бесіда з людьми спалює корінь розуму, що почав виробляти від себе злак чеснот. І якщо шкодить зазвичай душі бесіда з людьми в іншому стриманими, а в іншому такими, що мають малі тільки недоліки, то чи не набагато шкідливіші розмова і побачення з людьми неосвіченими і дурними, не кажу вже – з мирянами? Як людина шляхетна і поважна, коли впивається, забуває свою шляхетність, і безчестяться її статки, і висміюванню піддається честь її через чужі помисли, що увійшли в неї від вина, так і цнотливість душі обурюється спогляданням людей і бесідою з ними, забуває спосіб охорони своєї, в думці в людини викреслюються наміри волі її, і викорінюється будь-яка підстава похвальної устрою.

Тому, якщо бесіда і розсіювання себе, що трапляються з тими, хто перебуває в мовчанні, під час польоту думок, або навіть одне наближення до цього, щоб тільки побачити або почути те, що входить брамою зору або слуху, достатні для того, щоб справити в людині холодність і потемніння розуму для Божественного, і якщо коротка година може заподіяти стільки шкоди стриманому ченцю, то що сказати про постійні побачення та довготривале в цьому костеніння? Випаровування, що виходить із утроби, не дає змоги розуму приймати в себе Божественне пізнання, але затьмарює його подібно до туману, який піднімається з вологої землі й затьмарює повітря. Так само і гордість не розуміє, що ходить у темряві і не має поняття про мудрість. Бо як їй і розуміти це, коли перебуває у своєму затьмарення? Тому-то затьмареним помислом своїм і звеличується вона вище за всіх, будучи всіх нікчемнішою і немічнішою і будучи нездатною пізнавати шляхи Господні, Господь же приховує від неї волю Свою, тому що не захотіла вона ходити шляхом смиренних. Богу ж нашому нехай буде слава на віки віків! Амінь.

* * *

552

Справами.

553

При ожеледиці, тобто при швидкому переході від відлиги до морозу. У сирійському тексті: “мороз”.

Слово 70. Про шляхи, що наближають до Бога і відкриваються людині з приємності справ нічного пильнування, і про те, що виконавці його всі дні життя свого харчуються медом

Не думай, людино, щоб у всьому чернечому діланні було якесь заняття важливіше за нічне пильнування. Справді, брате, воно і важливіше, і найнеобхідніше для стриманого. Якщо у подвижника не буде розсіювання і збурювання справами тілесними і піклуванням про минуще, але збереже він себе від світу і пильно охоронятиме себе, то розум його за короткий час здійметься наче на крилах і піднесеться до насолоди Богом554 , скоро прийде до слави Його і через свою легкорухливість та легкість плаватиме у віданні, що перевищує людську думку. Якщо чернець з розсудливістю перебуває в пильнуванні, то не дивись на нього, як на плотоносця. Бо справді це справа ангельського чину. Неможливо, щоб ті, які все життя проводять у цьому занятті, залишені були Богом без великих обдарувань за їхню тверезість, неспання серця і дбайливе спрямування до Нього помислів своїх. Душа, яка трудиться над тим, щоб перебувати в цьому пильнуванні, і благопристойно живе, матиме херувимські очі, щоб безперестанку підносити їй погляд і споглядати небесне видовище.

Я думаю, що тому, хто з розумінням і розсудливістю обрав цю велику і божественну працю і зважився нести на собі тягар цей, неможливо не подвизатися в цій прославленій, обраній ним справі555 і не охороняти себе вдень від заколоту сходів і від турбот про справи, побоюючись інакше втратити чудовий плід і велику насолоду, яку він сподівається отримати від цього. Хто не дбає про це, про того сміливо скажу, що не знає він, для чого трудиться, утримується від сну, мучить себе тривалим віршуванням, обтяженням язика і всенічним стоянням, тоді як розум його не бере участі в псалмоспіві та молитві, а, наче водячись звичкою, трудиться нерозважливо. І якщо це не так, як сказав я, то чому ж позбавлений він можливості, за постійного свого сіяння, над яким трудиться, потиснути найбільші благодіяння і плід? Бо якби замість цих турбот вправлявся він у читанні Божественних Писань, яке зміцнює розум, особливо ж служить зрошенням молитви, допомагає пильнику, з яким воно тісно пов’язане, і подає світло розумінню, то в цьому читанні знайшов би вождя на дорогу праву, знайшов би те, що сіє речовину, що живить молитовне споглядання, і що стримує помисли парінням і не дає їм кружляти і жити суєтному, безустанно посіває душі пам’ять про Бога, що живить молитовне споглядання, і що утримує помисли від ширяння, не дає їм кружляти й жити в суєтному, безперестанку сіє в душі пам’ятання про Бога, вказує шляхи святих, що догодили Богові, і робить так, що розум здобуває тонкість і мудрість, – словом, знайшов би зрілий плід таких ділань.

Для чого ж, людино, так нерозсудливо розпоряджаєшся собою? Вночі звершуєш всенічне стояння і обтяжуєш себе псалмоспівуваннями, піснеслів’ями і моліннями – але чи важким, а не малим здається тобі, за допомогою короткочасної ощадливості під час дня, сподобитися благодаті Божої за злосердя твоє в іншому? Для чого обтяжуєш себе: вночі сієш, а вдень розвіюєш працю свою – і опиняєшся безплідним; марнуєш неспання, тверезість і гарячість, якої набув, – даремно губиш працю свою у бунтівних стосунках із людьми та справах, без жодного ґрунтовного для того приводу? Бо якби в тебе нічній вправі відповідними стали денна праця й палкість сердечної бесіди, і не було б проміжку між тим і тим, то за короткий час міг би ти припасти до пір’їв Ісусових.

Але з цього випливає, що живеш ти нерозважливо і не знаєш, для чого ченцям треба пильнувати. Думаєш, що встановлено це для того тільки, щоб трудитися тобі, а не для чогось іншого, що звідси народжується. Але хто сподобився від благодаті збагнути, в надії на що подвижники опираються сну, роблять примус природі і в неспанні тіла і думок своїх щоночі приносять прохання свої, той знає силу, яка походить від денного охоронування, знає, яку допомогу дає воно розуму в нічній мовчазності, і яку владу над помислами, яку чистоту і піклування556 дарує йому невимушено і без боротьби, і дає йому вільно пізнати благородство слів. А я кажу, що якби тіло через неміч свою ослабло і не могло постити, то розум одним пильнуванням може здобути устрій душі і дати розуміння серцю до пізнання духовної сили, якщо тільки не знищаться у нього від розваги557 денні причини558.

Тому тебе, хто бажає набути тверезого перед Богом розуму і пізнання нового життя, благаю – протягом усього життя твого не бути недбайливим до перебування в пильнуванні. Бо ним відкриються тобі очі – побачити всю славу цього життя і силу шляху правди. А якщо (чого нехай не буде! ) знову з’явиться в тобі помисел слабкості і стане, можливо, гніздитися в тобі, тому що забажає спокусити тебе Помічник твій, який зазвичай попускає тобі – в усьому подібному до цього, в гарячковості чи то, чи то в холодності, змінюватись через будь-яку причину, чи то через неміч тіла, чи через неможливість для тебе переносити працю, яку зазвичай робиш, – тривале псалмоспівання, дбайливу молитву, численні ухили на колінах, які ти звик завжди здійснювати, – то з любов’ю благаю тебе: якщо не стане в тобі цього і не зможеш виконувати цього, то, хоча сидячи, не спати і молися в серці, але не засинай, і всі заходи вживи без сну провести ніч цю, сидячи і думаючи про добре. Не озлобляй серця свого і не затьмарюй його сном, і знову прийдуть до тебе, з благодаті, колишня гарячість, і легкість, і сила, і, піднявшись, будеш догоджати Богові, дякуючи Йому; тому що холодність ця і такий тягар напускається на людину для випробування і спокуси. І якщо збудить вона себе і з палкістю і з малим собі примусом відкине від себе це, то наближається до неї благодать, як було колись, і приходить до неї інша сила, в якій ховаються всілякі блага і всі роди допомоги. І в подиві дивується людина, згадуючи колишню тяжкість і легкість і силу, що знайшла на неї, і уявляючи собі цю різницю, і легкорухливість, і те, як раптово прийняла вона в себе таку зміну. І відтоді примудряється і, якщо знайде на нього подібний тягар, пізнає його за колишнім своїм досвідом. А якщо людина не буде подвизатися в перший час, то не може набути цієї досвідченості. Чи бачиш, наскільки примудряється людина, коли збудить себе дещо і перетерпить під час брані, – якщо тільки не виснажилося тілесне єство? Але це вже не боротьба, а необхідність немочі: бо в цьому випадку немає користі, щоб боролося єство; у всіх же інших випадках добре людині примушувати себе до всього, що корисно для неї.

Отже, повсякчасна мовчанка разом із читанням, помірне вживання їжі та пильнування скоро збуджують думку до подиву, якщо не буде якоїсь причини, що порушує безмовність. Думки, що збуджуються в тих, хто мовчить, самі собою, без навмисного зусилля, роблять так, що обидва ока, що ллються з них сльозами і великою кількістю своїм омивають ланіти, уподібнюються купелі хрещення. Коли тіло твоє буде приборкане стриманістю, пильнуванням і уважністю безмовності559, але відчуєш, що тіло твоє, без природного руху, перебуває в гостроті блудної пристрасті, тоді знай, що спокушений ти помислом гордині. Тому домішай попелу в їжу свою, приліпи до землі черево своє і досліджуй, про що ти думав, збагни зміну єства свого і протиприродні справи свої, і тоді, можливо, помилує тебе Бог, пошле тобі світло, щоб навчитися тобі смирення і не зростало в тобі зло твоє. Тому не перестанемо трудитися і докладати старань, поки не побачимо в собі покаяння, не набудемо смирення і не упокоїться серце наше в Бозі. Йому слава і держава на віки віків! Амінь.

* * *

554

У сирійському тексті: “підніметься до Бога у веселощах своїх”.

555

Тобто пильнуванні над собою.

556

Про чесноти.

557

Тобто внаслідок незбереження себе протягом дня.

558

До влаштування душі.

559

Тобто уважним (старанним) мовчанням.

Слово 71. Про силу і дієвість гріховних зол, чим вони породжуються і чим припиняються

Доки не зненавидить хто причини гріха воістину від серця, не звільняється він від насолоди, виробленої дією гріха. Це є найлютіша боротьба, що противиться людині навіть до крові; у ній спокушається її свобода в єдності любові її до чеснот. Це є та сила, яку називають роздратуванням і ополченням, від нюху яких знемагає душа окаянна, внаслідок неминучого ополчення, що буває на неї. Це є та сила величі гріха, якою ворог зазвичай приводить у збентеження душі цнотливих, і чисті рухи змушує відчувати те, чого ніколи вони зовсім не відчували. Тут, улюблені браття, ми показуємо своє терпіння, подвиг і піклування. Бо це є час незримого подвигу, про який кажуть, що чин чернечий завжди ним перемагає. При зустрічі з цією бранією благочестивий розум скоро приходить у збентеження, якщо не сильно ополчиться.

У ці часи – часи мучеництва – Ти, Господи, джерело всілякої допомоги, сильний підкріпити душі, які з радістю себе сповістили Тобі, Небесному Нареченому, і за чистими, а не підступними спонуканнями, з розумом вступили з Тобою в заповіт святий. Тому даруй їм силу з дерзновенням розорити укріплені стіни й усяке піднесення, що піднімається проти істини, щоб не залишитися їм невстиглими у власному своєму намірі від нестерпного й нестерпного примусу в такий час, коли боротьба йде про кров.

У цій лютій брані не завжди буває перемога цнотливості, бо людина і заради спокуси залишається без допомоги. Але горе немічному, якого спокушають у цій випробовувальній брані, тому що ця браня набула найбільшої сили внаслідок звички560, отриманої нею від тих, які самі себе віддають на поразку поєднання561 зі своїми помислами.

Остерігайтеся, улюблені, неробства, бо в ньому прихована пізнана смерть: бо без нього неможливо впасти в руки тих, хто домагається полонити ченця. В цей день Бог засудить нас не за псалми, не за залишення нами молитви, але за те, що опущенням цього дається вхід бісам. А коли знайдуть вони собі місце, увійдуть і зачинять двері очей наших, тоді болісно й нечисто виконають на нас те, що виконавців562 їхніх піддає Божественному осуду й найжорстокішому покаранню; і стаємо ми підручними їм за опускання цього малозначущого563, але що, як написано наймудрішими, заради Христа робиться вартим піклування. Хто волі своєї не підкоряє Богові, той підкориться супротивникові Його; а тому це564, що видається тобі малим, буде для тебе муром, що обгороджує від тих, хто нас полонить. Здійснення цього565 всередині келії встановлено мудрими, що містять церковний чин, для охорони нашого життя Духом одкровення. Упущення цього566 у немудрих визнається маловажним. Оскільки вони не беруть до уваги шкоди, яка від того походить, то і початок, і середина шляху їхнього – неприборкана свобода, яка є матір’ю пристрастей. Краще намагатися не опускати цього малого567, ніж небажанням обмежувати себе давати місце гріху. Бо недоречній цій свободі кінець – жорстоке рабство.

Доки живі в тебе почуття, то для зустрічі з усім, що трапляється, вважай себе мертвим; бо в усіх членах твоїх не вщухне гріховне запалювання і не зможеш набути собі спасіння. Якщо хто з ченців скаже568 у серці своєму, що остерігається цього, то, значить, не хоче збагнути, коли завушують його. Хто обдурить друга свого, то за законом гідний прокляття, а хто обманює сам себе, той яке понесе покарання за те, що, знаючи зло лукавої справи, прикривається незнанням? А що знає він, це показує викриття совісті. Те й мучить його, що знає він, у чому прикидається незнаючим. О, як солодкі приводи до пристрастей! Людина може іноді відсікти пристрасті; далеко від них насолоджується тишею і радіє, коли припиняються вони; причин же пристрастей не може відкинути. Тому спокушаємося і неохоче, і сумуємо, коли ми в пристрастях, але любимо, щоб залишалися в нас приводи до них. Гріхів собі не бажаємо, але причини, що приводять нас до них, приймаємо із задоволенням. Тому другі робляться винними в дієвості перших. Хто любить приводи до пристрастей, той мимоволі й знехотя стає підручним і поневолюється пристрастям. Хто ненавидить свої гріхи, той перестає грішити; і хто сповідує їх, той отримає відпущення. Неможливо ж людині залишити навик гріховний, якщо не набуде раніше ворожнечі до гріха, і неможливо отримати відпущення перш ніж сповідувати гріхи. Бо сповідання гріхів буває причиною істинного смирення; смирення ж – причиною скорботи, яка виникає в серці від сорому.

Якщо не зненавидимо того, що варте осуду, то, поки носимо це в душах своїх, не можемо відчути смороду і смороду дієвості цього. Доки не відкинеш від себе того, що недоречно, доти не зрозумієш, яким вкритий ти ганьбою, і не зрозумієш сорому від цього. Коли ж тягар свій569 побачиш на інших, тоді зрозумієш сором, що лежить на тобі. Віддалися від світу і тоді пізнаєш сморід його. А якщо не відійдеш, не зрозумієш (наскільки він смердючий); навпаки ж того, скоріше, як у пахощі, вдягнешся в сморід його, і наготу сорому свого будеш вважати за завісу слави.

Блаженний, хто віддалився від світу і від темряви його і слухає себе єдиного. Бо прозорливість і розсудливість не можуть діяти в тому чи служити тому, хто проводить життя в справах суєтних. Та й як збурювана його розсудливість у змозі буде розрізняти, що має бути? Блаженний, хто вийшов із затьмарення захвату свого і на інших вбачає, яка ненаситність цим п’янким чадом! Тоді пізнає він власний свій сором. А поки людина носить у собі чад захвату від гріхів своїх, наскільки благоліпним здається їй усе, що не робить вона! Бо, щойно природа виходить зі свого чину, то все одно – чи вона сп’яніла від вина, чи від пожадливостей570: бо те й те виводить із належного стану, і те й те однакове розпалювання виробляється в тілі, яке містить у собі це; хоча способи різні, але змішання571 одне. І хоча однакова зміна572, але відмінності причин бувають не рівні, розрізняються ж вони і за сприйнятливістю кожного573.

За всякою відрадою слідує злостраждання, і за всяким злостражданням заради Бога слідує відрада. Якщо все, що є в цьому світі, підлягає тлінню, а тління і тут, і в майбутньому віці, і під час результату буває від протилежних причин574, і найбільше від непотрібного сластолюбства або від злостраждання, що протидіє цьому сластолюбству, терпимого через святість575, то Бог і це влаштовує з людинолюбства, щоб або під час самої дороги, або наприкінці її скуштувати нам цієї муки, і тоді вже, за багатою милістю Його, перейти її576 як якусь відплату, а іншу577 – як заставу. Бо не забороняє (Бог) здобувати добре навіть до останньої години; зле ж справді забороняє, тим, що гідний муки піддається карі, як написано. Покараний тут за свій сором вкушає своєї геєни578.

Остерігайся власної своєї свободи, що передує порочному рабству. Остерігайся розради, що передує брані. Остерігайся відання, що передує зустрічі зі спокусами, а що найчастіше буває, бажання (цієї зустрічі), перш ніж здійснити покаяння. Бо якщо всі ми грішники і ніхто не вищий за спокуси, то жодна з чеснот не вища за покаяння; тому що справа покаяння ніколи не може бути досконалою. Покаяння завжди притаманне всім грішникам і праведникам, які бажають отримати спасіння. І немає межі вдосконаленню, тому що досконалість і найдосконаліших справді недосконала. Тому-то покаяння до самої смерті не визначається ні часом, ні справами. Пам’ятай, що за всякою насолодою слідує огида і гіркота.

Остерігайся радості, з якою не з’єднана причина до зміни. Бо всього того, що має прихований погляд згори, не можеш ти збагнути і пізнати межі і причини зміни його. Бійся тих, про кого припускаєш, що йдуть прямим шляхом; бо вони, як то кажуть, ходять поза шляхом. Той, Хто премудро вміє керувати кораблем світу, у все, що у світі, вклав змінюваність; і що поза цим, то – тінь. За ослабленням членів слідує несамовитість і збентеження помислів; за непомірним діловодством – зневіра, і за зневірою – несамовитість. Але один несамовитість відрізняється від іншого. За першим несамовитістю – від ослаблення – слідує блудна лайка, а за несамовитістю від зневіри – залишення мовчазної своєї обителі і переходження з місця на місце. Помірному ж і з труднощами здійснюваному робленню немає ціни. Применшення в цьому579 примножує солодкість, а непомірність580 примножує немилосердя. Перетерпи нерозумність єства твого581 , яке перемагає тебе, брате; тому що уготовано тобі бути в тій премудрості, що має вічний вінець начальства. Не бійся сум’яття в адамовому тілі, уготованому бути в тій насолоді, пізнання якої тут вище за розум тілесних, – бути, коли прийде небесний Образ, тобто Цар світу. Не бентежся зміною і сум’яттям єства, тому що тимчасове злостраждання в цьому для того, хто приймає його із задоволенням. Пристрасті подібні до песиків, які звикли бути на м’ясних ринках, і тікають від одного голосу, і, якщо не звернуть на них уваги, наступають як найбільші леви. Знищуй малу похіть, щоб не плекати в собі думки про силу розпалювання її; бо тимчасове терпіння в малому усуває небезпеку у великому. Неможливо подолати великого, якщо не переможеш маловажного.

Пам’ятай, брате, той чин582, в якому будеш, і в якому – не це життя, яке нібито перебирається і рухається по вологе, а життя, яке розтрощує мертвотність. У тому житті немає займання розчинення583 , яке потуранням сластолюбству доставляє працю дитячому єству. Перетерпи працю подвигу, в який введений ти для випробування, щоб прийняти від Бога вінець і упокоїтися після відходу з цього світу. Пам’ятай і ту відраду, якій немає кінця, і життя, яке не потурає (пристрастям), і чин досконалого й непорушного домобудівництва, і те полонення, яке спонукає любити Бога і панує над єством. Цього584 нехай сподобимося і ми благодаттю Самого Христа, Якому слава з Безначальним Отцем і Всесвятим Духом, нині, і повсякчас, і навіки. Амінь.

* * *

560

Перемагати.

561

Прийняттям їх, згодою з ними.

562

Тобто рабів їхніх.

563

Маються на увазі молитовні правила.

564

Маються на увазі молитовні правила.

565

Маються на увазі молитовні правила.

566

Маються на увазі молитовні правила.

567

Маються на увазі молитовні правила.

568

Самовпевнено.

569

Гріхи, подібні до твоїх.

570

Усе одно єство буває поза своїм чином у тому й іншому випадку.

571

Змішання вина й пожадливостей із тілом, тобто вплив їх на тіло.

572

Перехід з одного стану в інший.

573

За здатністю кожної людини до сприйняття цих причин.

574

У майбутньому віці немає тління. Під тлінням мається на увазі, можливо, зміна стану: йому піддадуться всі або в цьому житті, або під час виходу з нього, або в майбутньому віці: ті, хто жив серед насолод, приймуть зміну від веселощів до покарання; ті, хто жив серед страждань заради Христа, протилежних нікчемним насолодам, приймуть зміну від скорбот до відпочинку. Бог влаштовує, за безмежною людинолюбністю Своєю, також і те, що на цьому життєвому шляху або наприкінці його люди отримують передчуття цієї зміни: ті, хто відданий сластолюбству, – передчуття покарання, а ті, хто страждав заради Нього, – передчуття спокою. Перше є відплата за сластолюбство, друге – запорука вічного спочинку (з примітки до грецького тексту Никифора Феотокіса).

575

Тобто внаслідок прагнення до святості.

576

Борошно.

577

Духовну відраду.

578

За іншим читанням: “свого сорому”. У перекладі сербському: “від своєї геєни яст”.

579

У діланні.

580

У діланні.

581

Тобто не бентежся під час безчинства його.

582

Майбутній стан.

583

Т. е. розпалення єства.

584

Полон.

Слово 72. Про зберігання серця і про найтонше споглядання

Якщо перебуваєш наодинці в келії своїй і не набув ще сили істинного споглядання, то повчайся завжди в читанні тропарів і кафізм, пам’ятанням про смерть і надією майбутнього. Усе це збирає розум воєдино і не дає йому кружляти, доки не прийде істинне споглядання; тому що сила духу могутніша за пристрасті. Повчайся і про надію майбутнього, пам’ятаючи про Бога; намагайся добре збагнути сенс тропарів і стережися всього зовнішнього, що спонукає тебе до похоті. А разом з тим бережи і те мале585, що відбувається тобою в келії твоїй. Випробовуй завжди помисли свої і молися, щоб у всьому житті своєму здобути тобі очі: від цього почне випромінюватися тобі радість, і тоді знайдеш такі скорботи, які солодші за мед.

Ніхто не може перемогти пристрасті, хіба тільки чеснотами відчутними, видимими; і ширяння розуму ніхто не може подолати, хіба тільки зануренням у духовне ведення. Розум наш легкий і, якщо не пов’язаний якимось думками, не припиняє ширяння. А без вдосконалення в сказаних вище чеснотах неможливо здобути це зберігання; тому що, якщо не переможе хто ворогів, не може бути в мирі, і якщо не запанує мир, як можна знайти те, що зберігається всередині світу? Пристрасті слугують перепоною потаємним чеснотам душі, і якщо не будуть вони скинуті раніше чеснотами явними, то за ними невидимі чесноти внутрішні. Бо той, хто поза стіною, не може жити з тим, хто всередині стін. Ніхто не бачить сонця в темряві, і чесноти – в єстві душі, за тривалого заколоту пристрастей.

Молися Богу, щоб дав тобі відчути бажання Духа і жадання Його. Бо, коли прийдуть у тебе це відчуття і жадання Духа, тоді відступиш від світу, і світ відступить від тебе. Цього ж неможливо будь-кому відчути без безмовності, подвижництва і перебування у визначеному для цього читанні. Без цього не шукай і того, бо якщо будеш шукати, то воно поступово змінюється і робиться тілесним. Той, хто розуміє – нехай розуміє. Премудрий Господь благоволив, щоб у поті поїли ми хліб цей; і зробив це не через злість, але щоб не було в нас нетравлення і ми не померли. Бо кожна чеснота є матір наступної чесноти. Тому якщо залишиш матір, що народжує чесноти, і підеш шукати доньок раніше, ніж знайдеш матір їхню, то ці чесноти виявляються для душі єхиднами. Якщо не відкинеш їх від себе, то скоро помреш.

* * *

585

Правила.

Слово 73. Про ознаки та дії любові до Бога

Любов до Бога природно гаряча і, коли нападе на кого586 без міри, робить душу ту захопленою. Тому серце того, хто відчув любов цю, не може вміщати й виносити її, але, у міру якості любові, що знайшла на нього, вбачається в ньому надзвичайна зміна. І ось відчутні ознаки цієї любові: обличчя у людини робиться рум’яним і радісним, і тіло її зігрівається. Відступають від неї страх і сором, і робиться вона ніби захопленою. Сила, що збирає воєдино розум, тікає від неї, і буває вона ніби здивована. Страшну смерть вважає радістю, споглядання розуму його ніяк не допускає будь-якого припинення587 в думках про небесне. І у відсутності, не видимий ніким, розмовляє як присутній. Бачення і бачення його природні минають, і не відчуває чуттєвим чином руху, збуджуваного в ньому предметами; бо хоча й робить щось, але зовсім того не відчуває, бо розум його ширяє в спогляданні, і думка його завжди нібито розмовляє з кимось іншим.

Цим духовним захватом упивалися колись апостоли і мученики; і одні весь світ обійшли, трудячись і зазнаючи ганьби, а інші з усічених членів своїх виливали кров, як воду; в лютих стражданнях не малодушними не були, а терпіли їх відважно, і, будучи мудрими, були визнані божевільними. Інші ж поневірялися в пустелях, у горах, у вертепах, у прірвах земних, і в негараздах були найбільш впорядковані. Цього безумства досягти нехай сподобить нас Бог!

Якщо до вшестя в град смирення помічаєш у собі, що заспокоївся ти від заколоту пристрастей, то не довіряй собі: бо ворог готує тобі якусь мережу; натомість, після спокою чекай великої тривоги і великого заколоту. Якщо не пройдеш усіх обителей чеснот, то не зустрінеш спокою від праці своєї і не матимеш спокою від ворожих підступів, поки не досягнеш обителі святого смирення. Сподоби і нас, Боже, досягти її Твоєю благодаттю! Амінь.

* * *

586

Загориться в ком.

587

Припинення.

Слово 74. Про види чеснот

Подвижництво є матір святості, від якої народжується перше пізнання відчуття таємниць Божих, що називається першою мірою духовного пізнання. Ніхто нехай не спокушає сам себе і нехай не мріє про передбачення588. Бо душа осквернена не входить у чисте Царство і не поєднується з духами святих.

Доброту цнотливості твоєї угладь сльозами, постами і внутрішнім безмовністю. Мала скорбота заради Бога краща за велику справу, що робиться без скорботи, тому що добровільна скорбота дає доказ віри любов’ю; а діло спокою буває наслідком пересичення свідомості589. Тому святі, з любові Христової, показали себе вправними в скорботах, а не в спокої, тому що те, що відбувається без зусиль, є правдою людей мирських, які творять милостиню із зовнішнього, а самі ж у собі нічого не набувають590. Але ти, подвижник і наслідувач страждань Христових, подвизайся сам у собі, щоб сподобитися тобі скуштувати слави Христової. Бо якщо з Христом страждаємо, то з Ним і прославимося (див. Рим. 8:17). Розум не спрославиться з Ісусом, якщо тіло не страждає за Христа. Тому хто не дбає про славу людську, той сподобляється слави Божої, і разом із душею прославляється і тіло його. Бо слава тіла є цнотлива покірність Богові, а слава розуму є істинне споглядання Бога591. Справжня покірність двояка: у справах і в ганьбі. Тому, коли страждає тіло, співстраждає з ним і серце. Якщо не знаєш Бога, неможливо збудитися в тобі любові до Нього. Не зможеш полюбити Бога, якщо не побачиш Його. А бачення Бога є наслідок пізнання Його, тому що бачення Його не передує знанню Його.

Сподоби мене, Господи, пізнати і полюбити Тебе не тим віданням, яке набувається через навчання з марнуванням розуму, але сподоби мене того відання, в якому розум, споглядаючи Тебе, прославляє єство Твоє у спогляданні, яке таємно викрадає у думки відчуття світу. Сподоби мене піднятися над зором волі, що породжує мріяння, і побачити Тебе, зв’язаного хресними узами, в цій другій частині розп’яття розуму, який, вільний від впливу на нього думок, упокоюється в безперестанному, природному спогляданні Тебе. Зроби, щоб зростала в мені любов до Тебе, щоб, ідучи слідом за любов’ю Твоєю, залишити мені світ цей. Пробуди в мені розуміння смиренності Твоєї, з якою пожив Ти у світі, в цій обителі, в яку вбрався Ти від членів наших, за посередництвом Святої Діви, щоб я в безперервному і незабутньому цьому пам’ятанні з солодкістю прийняв смиренність єства свого.

Є два способи зійти на хрест: один – розп’яття тіла, а інший – входження в споглядання; перший буває наслідком звільнення від пристрастей, а другий – наслідком дієвості справ духу. Розум не підкоряється, якщо не підкориться йому тіло. Царство розуму є розп’яття тіла: і розум Богу не підкоряється, якщо свобода не підкорена розуму. Важко що-небудь високе дати ще новоначальному і немовляті віком. “Горе тобі, граде, в якому цар твій юний” (Еккл. 10:16). Хто підкорить себе Богові, той близький до того, щоб підкорилося йому все. Хто пізнав себе, тому дається знання всього, тому що пізнати себе є повнота знання про все; і внаслідок підпорядкування592 душі твоєї підкориться тобі все. У той час як смиренність запановує в житті твоєму, підкоряється тобі душа твоя, а з нею підкориться тобі все, тому що в серці твоєму народжується мир Божий. Але поки ти поза ним, не тільки пристрасті, а й обставини будуть невпинно переслідувати тебе. Справді, Господи, якщо не упокоримося, Ти не перестаєш упокорювати нас. Істинне смирення є породження ведення, а істинне ведення є породження спокус.

* * *

588

У сирійському тексті: “Ніхто нехай не обманює сам себе і не дається в оману видінням”, тобто нехай не думає, що без попереднього очищення своєї душі можна досягти духовного пізнання.

589

У сирійському тексті: “а діло, здійснене в спокої, виходить із пересиченого настрою” (тобто від душевної нудьги).

590

У сирійському тексті: “…які намагаються виправдатися за допомогою свого (майна), а самі не прагнуть до досконалості”.

591

У сирійському тексті: “звеличення тіла є смиренне підпорядкування (його) Богові, а звеличення духу – споглядання істини про Бога”.

592

Богу.

Слово 75. Про невпинний піст, і про те, щоб зібрати себе, і про наслідки цього, і про те, що за допомогою бачення відмінностей навчився він593 правильному вживанню всього подібного

Довгий час спокушуваний у десних і шуїх, багаторазово випробувавши себе цими двома способами, прийнявши на себе незліченні удари супротивника і сподобившись потай великих підмог, упродовж багатьох років здобув я досвідченість і з благодаті Божої досвідчено довідався наступне. Підстава всього доброго, повернення душі з ворожого полону, шлях, що веде до світла і життя, – все це міститься в цих двох способах: зібрати себе докупи і завжди постити, тобто премудро і розсудливо поставити для себе правилом стриманість шлунка, невихідне перебування на одному місці, безперервне скасування594 і богомисліє. Звідси покірність почуттів; звідси тверезість розуму; звідси приборкання лютих пристрастей, що збуджуються в тілі; звідси лагідність помислів; звідси світлі рухи думки; звідси ощадливість до справ доброчесності; звідси високі й тонкі розуміння; звідси сльози, що не знають міри, що виливаються в усякий час, і пам’ять смертна; звідси чиста цнотливість, абсолютно далека від усякого мріяння, що спокушає думку; звідси гострота зору і гострота розуміння того, що далеко; звідси глибокі, таємничі розумінні, які розум осягає за допомогою Божественних слів, і внутрішні рухи, що відбуваються в душі, і розрізнення та розсудження духів – від святих Сил, і істинних видінь – від марнотратних мрій. Звідси той страх у шляхах і стежках, який у морі думки відтинає лінощі й недбальство, той полум’я ревнощів, що зневажає всяку небезпеку й перемагає всякий страх; та палкість, що нехтує всякою примхою й викреслює її в розумі, а також разом з іншим призводить до забуття всяку пам’ятку про скороминуще; коротше сказати, звідси – свобода істинної людини, душевна радість і воскресіння з Христом у Царстві.

Якщо ж хто занепокоїться про ці два способи, то нехай знає, що не тільки позбудеться він усього, до цього сказаного, а й похитне і саму основу всіх чеснот нехтуванням цих двох чеснот. І як вони, якщо хто утримає їх у собі й перебуватиме в них, суть початок і глава божественного ділання в душі, двері та шлях до Христа, то якщо хто відступить і віддалиться від них, то прийде до цих двох протилежних до цього пороків, розумію ж – тілесне поневіряння й безчесне обжерливе обжерливе. Це суть початки протилежного сказаному вище, і вони дають місце в душі пристрастям.

І перший початок однієї причини595 насамперед звільняє покірні почуття від уз самозібраності. Що ж далі буває від цього? Недоречні й несподівані пригоди, близькі до падінь; заколот сильних хвиль596; лютий запал, що збуджується зором очей, який оволодіває тілом і ув’язнює його в кайданах; зручні наміри в думках; нестримні помисли, які тягнуть до падіння; теплохладність597 у бажанні справ Божих і поступове послаблення розрізнення мовчазної безмовності598 і цілковите залишення правила життя свого; внаслідок же того, що постійно представляється людині в мимовільних і різноманітних видіннях і зустрічається під час переходу з країни в країну, з місця в місце, – буває відновлення забутих пороків і навчання іншим, яких раніше вона не знала.

І пристрасті, які, з благодаті Божої, були вже вмертвілі в душі та винищені забуттям пам’ятних пам’яток, що зберігалися в розумі, знову починають приходити в рух і спонукати душу до їхнього діяння. Ось що (якщо не говорити і не входити в подробиці про все інше) відкривається внаслідок цієї першої причини, тобто поневіряння тіла і нетерплячості в перенесенні поневірянь безмовності. Що ж буває наслідком іншої причини, тобто якщо розпочато нами справу свиней? Що ж це за справа свиней, як не те, щоб дозволяти череву не знати меж і безперестанку наповнювати його, а не мати зазначеного часу на задоволення тілесних потреб, як властиво розумним? І що ж далі виходить із цього? Звідси – тяжкість у голові, велике обтяження в тілі й розслаблення в м’язах, а від цього – необхідність залишати службу Божу, бо приходять і лінощі творити на ній метання599, і недбальство про поклони звичайні, потьмареність і холодність думки; розум, здерев’янілий600 і нездатний до розважливості від сум’яття й великого затьмарення помислів, густий і непроникний морок, розпростертий в усій душі, сильний смуток за всякою Божою справою, а також і під час читання, бо людина не куштує солодощів Божих словес, велике неробство від необхідних справ601, розум нестримний, що поневіряється всюди по землі, велике накопичення соків у всіх членах, ночами нечисті мріяння кепських привидів і недоречних образів, сповнених похіть, що проникає в душу і в самій душі нечисто виконує свої хотіння. І постіль цього окаянного, і одяг його, і навіть усе тіло опоганюються безліччю сороміцьких нечистот, які ллються в нього немов із джерела, і це буває в нього не лише вночі, а й вдень, бо тіло завжди випромінює нечистоти й опоганює думку, тож через це людина відвертається і від цнотливості. Бо солодкість збуджень відчувається в усьому тілі її з безперестанним і нестерпним розпалюванням. І бувають у неї звабливі помисли, які зображають перед нею красу, і в усякий час дратують її і збуджують розум до поєднання з ними. І людина, нітрохи не вагаючись, сполучається з цими помислами, розмірковуючи про них і жадаючи їх, через затьмарення в ній розуму. І це є те саме, що сказав і пророк: ось відплата сестрі Содомі, що, розкошуючи, їла хліб у ситість, і т. д. (див. Єз. 16:49). І про це сказано одним із великих мудреців, що, якщо хто буде рясно живити тіло своє насолодами, то душу свою піддасть брані; і якщо колись прийде до тями і візьме на себе працю примусити себе, щоб опанувати самого себе, то не зможе цього через сильне роздратування тілесних рухів і тому, що сильні й примусові подразнення і збудження, які полонять душу своїми пожадливостями. Чи бачиш у цьому тонкість цих безбожних602? І він же каже ще: тілесна насолода, внаслідок м’якості й ніжності юності, призводить до того, що скоро знімаються душею пристрасті, і оточує її смерть, і таким чином людина підпадає під суд Божий.

А душа, що повчається завжди в пам’ятанні належного, заспокоюється у свободі своїй; турботи її невеликі, вона ні в чому не розкаюється, маючи піклування про чесноти та тримаючи кермо пристрастей; зберігаючи чесноту, вона призводить до зростання, до безтурботної радості, до доброго життя та до безпечної пристані. Тілесні ж насолоди не тільки підсилюють пристрасті й піднімають їх на душу, а й навіть вивергають її з самого коріння її, і водночас розпалюють черево до нестриманості й безмежності крайньої розпусти, і спонукають передчасно задовольняти тілесні потреби. Той, кого це перемагає, не хоче стерпіти малого голоду і володіти собою, тому що він – бранець пристрастей.

Ось ганебні плоди обжерливості. А вищеописані плоди терпіння, перебування на одному місці і в безмовності велику користь приносять душі603. Тому й ворог, знаючи часи наших природних потреб, які спонукають природу задовольняти себе, знаючи, що від поневіряння очей і упокоєння утроб розуму приходить у кружляння, намагається й посилюється в такі саме часи спонукати нас, щоб ми зробили надбавку до природної потреби, і посівати в нас образи лукавих помислів, щоб, якщо можна, зміцнити пристрасті на єство заради посиленої боротьби й потопити людину в гріхопадіннях. А тому, як ворог знає часи, так і нам повинно знати неміч свою і силу єства свого, що вона недостатня для опору прагненням і рухам в ці часи, і тонкощі помислів, які в очах наших за легкістю подібні до пороху, так що не можемо бачити їх і протистояти тому, що зустрічається з нами; і через багато випробувань, яким не раз тяжко піддавалися ми і якими спокушав нас ворог, повинно на майбутньому часі примудритися і не дозволяти собі бути переможеними, щоб виконувати волю нашого спокою і не дозволяти собі перемагати від голоду, але, якщо і буде виснажувати й утішати нас голод, то тим паче не будемо рушати з місця своєї мовчазності та ходити туди, де легко може трапитися з нами це, і готувати собі приводи та способи до того, щоб піти з пустелі. Бо це явні задуми ворога. Якщо ж залишишся в пустелі, то не піддасишся спокусі, бо не побачиш у ній ні жінок, ні чогось шкідливого для життя твого і не почуєш непристойних голосів. “Що тобі і шлях Єгипетський, коли пити воду Геонську” (Єр. 2:18)? Зрозумій, що кажу тобі: покажи ворогові терпіння своє і досвідченість свою в малому, щоб не шукав у тебе великого604. Нехай це мале буде для тебе вказівкою, як скинути в тому супротивника, щоб не було в нього часу і не вирив він тобі великих підкопів. Бо хто не послухається ворога, щоб на п’ять кроків відійти від місця свого мовчання, той чи може послухатися і піти з пустелі або наблизитися до селища? Хто не погоджується подивитися у вікно з безмовної своєї келії, той чи погодиться вийти з неї? І кого ледь переконаєш увечері скуштувати вельми мало їжі, того чи вловлять помисли їсти завчасно? Хто соромиться насичуватися і чимось дешевим, той чи забажає дорогих страв? Кого не переконаєш подивитися на своє тіло, чи вловиться той цікавістю бачити чужу красу?

Тому очевидно, що інший, спочатку нехтуючи малим, перемагає і, таким чином, дає ворогові привід нападати на нього у великому. Хто не дбає про те, щоб хоча б на короткий час продовжилося тимчасове життя його, той чи побоїться озлоблень і скорбот, що призводять до бажаної для нього смерті? Це боротьба розважлива, тому що мудрі не дозволяють собі замишляти про великі подвиги, але терпіння, яке вони показують у малому, охороняє їх від впадання у великі труди.

Тому диявол посилюється спочатку зробити, щоб залишена була безперестанна серцева молитва, а потім вселяє нехтування встановленими часами молитви і правила, що здійснюється тілесно. І, таким чином, спочатку помисел віддається слабкості – скуштувати завчасно якусь малість їжі і що-небудь найнезначніше і нікчемне, а після впаданні в порушення стриманості своєї людина поповзається в нестриманість і блуд. Спочатку долається бажанням (краще сказати, маловажним видається це в очах її) подивитися на наготу свого тіла або на іншу якусь красу членів своїх, коли знімає з себе одяг свій, або коли виходить вона для тілесної потреби, або входить у воду і розслабить почуття свої, або сміливо покладе руку під одяг свій і почне доторкатися до тіла свого, а потім повстає вже на нього та інше одне за одним. І хто раніше охороняв твердиню розуму і сумував про що-небудь одне зі сказаного, той відчиняє тоді до себе широкі та небезпечні входи, тому що помисли (скажу вподібно), як вода, поки звідусіль бувають стримувані, дотримуються доброго свого порядку, а коли мало з твердині своєї виступлять назовні, виробляють руйнування огорожі і велике спустошення. Бо ворог вдень і вночі стоїть у нас перед очима, примічає, вичікує і виглядає, яким відчиненим для нього входом почуттів наших увійти йому. І коли допущено нами недбальство в чомусь одному зі сказаного вище, тоді цей хитрий і безсоромний пес пускає в нас стріли свої. І іноді природа сама собою любить спокій, вільність, сміх, ширяння думок, лінощі і робиться джерелом пристрастей і безоднею заколоту, іноді ж супротивник таємно вкладає це в душу. Але ми великі труди свої замінимо тому трудами малими, які вважаємо за ніщо. Бо якщо ці нехтувані нами труди, як показано, запобігають багатьом великим подвигам, непідвладній праці, сум’ятим боям і тяжким ранам, то хто не поспішить цими малими попередніми працями знайти собі солодкий спокій?

О, яка дивовижна ти, мудрість, як здалеку все передбачаєш! Блаженний, хто знайшов тебе. Бо він вільний від недбальства юності. Якщо хто за малу ціну або малу річ купує ліки від великих пристрастей, то добре він робить. Бо одного разу хтось із любомудрих, похитнувшись від слабкості й відчувши це, швидко виправився, раптово сівши; інший, подивившись на нього, розсміявся на це. Але він відповів: “Не цього злякався я, але боюся недбалості: бо мала недбалість нерідко веде до великих небезпек. А тим, що порушив я порядок і незабаром виправився, показав, що я тверезий і не нехтую навіть і тим, що не страшно”. Ось любомудрість: і в малому, і в незначному, що не робить людина, бути їй завжди тверезою. Вона готує собі великий спокій і не спить, щоб не трапилося з нею чогось противного, але завчасно відсікає приводи до того605 і заради незначних речей переносить малу скорботу, знищуючи нею скорботу велику.

А безрозсудні малий близький спокій віддають перевагу віддаленому царству, не знаючи, що краще перетерпіти муки в подвигу, ніж упокоїтися на ложі земного царства і бути засудженим за лінощі. Мудрим жадана смерть, тільки б не підпасти під звинувачення, що якусь зі справ своїх виконали без тверезості. Чому і каже Премудрий: “Будь бадьорим і тверезим заради життя свого”; бо сон розуму споріднений з істинною смертю і є її образом. А богоносний Василь каже: “Хто ледачий у чомусь малому, про того не вір, що відзначиться він у великому”. Не сумуй, коли справа йде про те, що принесе тобі життя, і не полінуйся за це померти, бо малодушність – ознака зневіри, а недбалість606 – матір того й іншого. Людина боязка дає про себе знати, що страждає на дві недуги, тобто на тілолюбство і маловір’я.

А тілолюбство ознака невір’я. Але хто нехтує цим, той засвідчує про себе, що всією душею вірить Богові й очікує майбутнього607.

Якщо хто наблизився до Бога без небезпек, подвигів і спокус, то й ти наслідуй його. Сердечна зухвалість і нехтування небезпеками бувають з однієї з цих двох причин: або з жорстокосердя, або з великої віри в Бога. За жорстокосердям слідує гордість, а за вірою – смиренномудрість серця. Людина не може здобути надії на Бога, якщо раніше, великою мірою, не виконувала волі Його. Бо надія на Бога і мужність серця народжуються від свідчення совісті, і тільки за істинного свідчення розуму нашого маємо ми надію на Бога. Свідоцтво ж розуму полягає в тому, що людину нітрохи не засуджує совість, нібито вона заперечувала про щось таке, до чого зобов’язана в міру сил своїх. Якщо не засудить нас серце наше, “дерзновення маємо до Бога” (1Ін. 3:21). Тому дерзновення буває наслідком успіху в чеснотах і доброї совісті. Тому болісна608 справа – раболіпствувати тілу. Хто хоча частково відчує в собі надію на Бога, той не погодиться вже через нужду працювати цьому жорстокому владиці – тілу609. Богу ж нашому слава на віки віків! Амінь.

* * *

593

Святий Ісаак Сирин.

594

Від справ, що збурюють розум.

595

Тобто поневіряння.

596

Спокус.

597

Ні гарячість, ні холоднеча.

598

Щодо його переваги.

599

Поясні поклони.

600

Огрубілий.

601

Тобто через їхнє залишення.

602

Тобто бісів.

603

Слова: “велику користь приносять душі” доповнено з давнього слов’янського перекладу.

604

Див. Лк. 16:10.

605

Тобто до протилежного.

606

Про належне.

607

Зрозуміло, імовірно, блаженство майбутнього життя.

608

Шкідливе для душі.

609

У Паїсія додано: “земному і тлінному”.

Слово 76. Про мовчання і безмовність

Завсякчасне мовчання і зберігання безмовності бувають у людини з таких трьох причин: або заради слави людської, або через палку ревність до чеснот, або тому, що людина всередині себе має якусь божественну співбесіду, і розум її тягнеться до неї. Тому якщо в комусь немає однієї з останніх причин, то за необхідністю недугує він першою недугою610. Чеснота не є виявленням багатьох і різних справ, що здійснюються тілесно, але премудре в надії своїй серце, бо з’єднує її611 з ділами по Богу правий розум. Розум і без справ тілесних може чинити добре; а тіло, без серцевої мудрості, якщо і робить щось, не може витягти з цього користі. Утім, людина Божа, коли знаходить зручність для здійснення доброї справи, не втерпить, щоб не довести любові до Бога працею ділання свого. Перший чин612 завжди встигає, другий613 часто встигає, а іноді й ні. Не думай, що маловажна справа – людині завжди бути далекою від причин, що збуджують пристрасті. Богу ж нашому слава на віки віків! Амінь.

* * *

610

Любов’ю слави людської.

611

Доброчесність.

612

Розумного ділання.

613

Трудів тілесних.

Слово 77. Про тілесний рух

Рух у нижчих членах тіла, що буває без посилених помислів безглуздого сластолюбства, який збуджується із запаленням і мимоволі тягне душу в лихо, без сумніву, є наслідком пересичення черева. Якщо ж черево і дотримується, можливо, помірності в їжі, але члени мимоволі, яким би то не було чином, приходять у рух, то знай, що в самому тілі джерело пристрасті. І в цій боротьбі вважай для себе міцною і нездоланною зброєю – віддалятися від споглядання жінок, тому що супротивник не може зробити в нас того, що в змозі зробити природа своєю силою. Бо не думай, що природа забуває про те, що природно всеяно в неї Богом для чадородия і для випробування тих, хто перебуває в цьому подвигу. Але віддалення від предметів жадання умертвляє в членах хтивість, виробляє забуття про неї і винищує її.

Інакші помисли про предмети, які віддалені, проходять тільки в думках і виробляють собою легкий і ледь відчутний рух. Інші ж помисли, які баченням предмета занурюють розум у самозакоханість, збуджують пристрасті близькістю (предмета), живлять хтивість у людині, як єлей живить горіння світильника, запалюють пристрасть, яка вже омертвіла й згасла, і безодню тіла збурюють рухом корабля думки. Той природний рух, який живе в нас власне заради чадородия, без додавання чого-небудь ззовні, не може збентежити нашого свавілля, і відвернути його від чистоти, і потривожити цнотливість, бо Бог не дав природі сили переборювати добру пристрасть, що спрямовується до Нього. Але коли збуджений хтось або дратівливістю, або хтивістю, тоді не сила природна примушує його вийти з меж єства і виступити зі своїх обов’язків, а те, що долучаємо ми до єства за своєю волею. Що не створив Бог, все створив прекрасно і пропорційно. І поки правильно зберігається в нас міра природної пропорційності, рухи природні не можуть примусити нас ухилитися зі шляху614; навпаки, в тілі порушуються одні благочинні рухи, які дають тільки знати, що є в нас природна пристрасть, але не виробляють лоскотання пристрасті та сум’яття, щоб тим перешкодити течії цнотливості, і не затьмарюють розуму дратівливістю, і не призводять з мирного стану до стану гнівного. Якщо ж захоплюємося іноді чуттєвим (від чого і дратівливість приймає зазвичай протиприродне прагнення) і віддаємося або їдлінню, або питвам у більшій, ніж міру, кількості, або зближенню з жінками та дивлячись на них, або бесідам про них, чим запалюється і швидко поширюється в тілі вогонь пожадливості, то природну лагідність свою змінюємо при цьому на лютість, або з причини великої кількості вологи в тілі, або з причини бачення різних речей.

Буває ж іноді рух у членах і з Божого потурання за нашу зарозумілість, і він уже не такий, як зазначений вище. Бо ті брані називаємо вільними, і в них видно шлях загального єства. Про цю ж браню, яка буває внаслідок потурання через нашу зарозумілість, знаємо, що, коли тривалий час буваємо уважними до себе і трудимося, навіть вважаємо себе такими, що досягли певного успіху, дозволяється терпіти нам цю браню, щоб навчитися смиренності. Інші ж брані, що без цієї причини бувають нам не під силу, походять від нашої лінощів. Бо єство, коли через обжерливість приймає в себе якесь додавання до чуттєвого, не погоджується вже зберігати той порядок, який встановлений при його створенні. Хто добровільно відрік скорботи (подвижництво) і невихідне перебування в келії, той змушений полюбити гріхи. Бо без скорбот не можемо звільнитися від спокуси мудрування. Якою мірою множаться ці труди, такою ж мірою зменшуються брані, бо скорботи й біди умертвляють у пристрастях хтивість, а спокій живить і відроджує їх. Отже, ясно зрозумів я, що Бог і Ангели Його радіють, коли ми в потребах, а диявол і діячі його – коли ми в спокої. Якщо ж у скорботах і тіснотах здійснюються заповіді Божі, а ми принизили їх, то значить уже, що і Самим Заповідником заповіді примудряємося нехтувати через пристрасті, що народжуються від нашого спокою, і приводимо в дію причину чеснот, тобто тісноту і скорботу, і в міру того, як ми здобуваємо собі спокою, даємо в собі місце пристрастям, бо в тілі, яке у тілі, яке утішають, думки не можуть вдаватися до марнотратних парінь. Коли ж хто з радістю переносить труди і скорботи, тоді може сильно приборкувати і помисли, тому що помисли ці трудами приводяться в бездіяльність. Коли людина пам’ятає колишні свої гріхи і карає себе615, тоді і Бог докладає піклування про те, щоб упокоїти її. Бог радіє, що за ухилення від шляху Божого сама вона наклала на себе покарання, що служить знаком покаяння. І чим більше робить він примусів душі своїй, тим більше примножується Богом честь його. Усяка ж радість, причина якої не в чесноті, у тому, хто її здобув, негайно збуджує хтиві рухи. Зрозумій же, що сказали ми це про всяку пристрасну, а не про природну похоть. Богу ж нашому нехай буде слава на віки віків! Амінь.

* * *

614

Цнотливості.

615

Вільними скорботами.

Слово 78. Про види різних спокус і про те, скільки солодощів мають спокуси, що бувають і терплять за істину, і якими ступенями сходить людина розсудлива

Чесноти одна одній наслідують іншу, щоб шлях чесноти не був важким і тяжким, щоб можна було процвітати в них по порядку616 і знаходити в цьому для себе полегшення, і щоб у такий спосіб найстраждальніші скорботи, які минають заради добра, стали милостивими, як щось добре. Бо ніхто не може набути дійсної нестяжательності, якщо не переконає і не підготує себе до цього, щоб з радістю переносити спокуси. І ніхто не може переносити спокус, окрім того, хто переконався, що за скорботи, до участі в яких і підняття приготував він себе, можна прийняти щось, що перевершує тілесний спокій.

Тому у всякому, хто приготував себе до нестяжательності, спершу збуджується любов до скорбот, а потім приходить до нього думка не бути корисливим щодо речей світу цього. І всякий, хто наближається до скорботи, спершу зміцнюється вірою, а потім наближається до скорботи. Хто відмовиться від речового, але не відмовиться від дієвості почуттів, маю на увазі зір і слух, той підготує собі сугубу скорботу і буде сугубо бідувати і скорбіти. Краще ж сказати: яка користь позбавити себе чуттєвих речей, а почуття тішити ними? Бо від пристрастей, породжуваних цими речами, людина зазнає того ж самого, що колись зазнавала, коли володіла ними на ділі, бо пам’ятання про навичку до них не виходить у неї з думки. А якщо уявні уявлення речей без самих речей викликають у людині хворобливе відчуття, що скажемо про дійсне наближення до них? Отже, прекрасне самітництво, тому що багато сприяє617, сильно приборкує помисли, самим перебуванням (у самітництві) вкладає в нас сили і вчить великому терпінню в необхідних скорботах, що спіткають людину.

Не домагайся запозичуватися порадою у людини, яка не веде однакового з тобою способу життя, хоча вона і дуже мудра. Довір помисел свій краще людині невченій, але досвідченому, що дослідив справу, ніж вченому філософу, який міркує за своїми дослідженнями, не випробувавши на ділі. Що ж таке досвід? Досвід полягає не в тому, що людина підійде тільки до якихось речей і подивиться на них, не взявши в себе знання про них, а в тому, що, після тривалого поводження з ними, на ділі зазнає їхньої користі та шкоди.

Бо нерідко річ зовні здається шкідливою, але весь внутрішній зміст її виявляється сповненим користі. Те саме розумій і про протилежне цьому, тобто нерідко річ здається такою, що має користь, але внутрішньо сповнена шкоди. Тому багато людей від вигідних, мабуть, речей зазнають збитків. І від цих618 свідоцтво ведення неістинне. А тому користуйся таким радником, який вміє з терпінням обговорити те, що вимагає міркування. Тому-то не кожен, хто подає пораду, гідний довіри, але тільки той, хто раніше сам добре управив свободу свою і не боїться осуду і наклепу. Коли на шляху своєму знаходиш незмінний мир, тоді бійся, бо далеко відстоїш від прямого шляху, протоптаного страдницькими стопами святих. Бо поки ти ще на шляху до граду Царства, ознакою наближення твого до граду Божого нехай буде для тебе таке: зрітають тебе сильні спокуси, і що більше наближаєшся і досягаєш успіху, то більше спокуси, що знаходяться на тебе, множаться. А тому, щойно на шляху своєму відчуєш у душі своїй різні й найсильніші спокуси, знай, що в цей час душа твоя справді потай вступила на іншу, вищу сходинку, і примножена їй благодать у тому стані, в якому її поставлено, бо, відповідно до величі благодаті, такою самою ж саме мірою, Бог вводить душу і у скорботу спокус, і вводить не у мирські спокуси, які бувають з іншими для приборкання пороку і справ явних; не тілесні збурення розумій також під спокусами, але спокуси, які пристойні ченцям у їхній безмовності і які розберемо згодом. Якщо ж душа в немочі, і немає в неї достатніх сил для великих спокус, а тому просить, щоб не увійти в них, і Бог послухає її, то, напевно, знай, що, наскільки не має душа достатніх сил для великих спокус, такою самою мірою вона недостатня і для великих обдарувань, і як заборонено до неї доступ до великих спокус, так забороняються їй і великі обдарування, тому що Бог не дає великого обдарування без великої спокуси619 . Відповідно до спокус визначені Богом і дарування за Його премудрістю, якої не осягають створені Ним. Отже, за жорстокими скорботами, що посилаються на тебе Божим Промислом, душа твоя осягає, яку прийняла вона честь від величі Божої. Бо в міру печалі буває і розрада.

Запитання. Як же тому? Спершу спокуса, а потім обдарування; чи спершу обдарування, а за ним уже й спокуса?

Відповідь. Не приходить спокуса, якщо душа не прийме спершу потай величини, паче міри своєї, і Духа благодаті, прийнятого нею раніше. Про це свідчать спокуси Самого Господа, а подібно до цього і спокуси апостолів: їм не було попущено увійти в спокуси, поки не прийняли Утішителя. Хто долучається благ, тому пристойно терпіти й спокуси їхні, бо після блага – скорбота його. Так угодно було благому Богові творити з усіма. І хоча це справді так, тобто благодать перед спокусою, проте ж відчуття спокус, для випробування свободи, неодмінно передувало відчуттю благодаті. Бо благодать ні в кому ніколи не передує випробуванню спокус. Благодать випереджає в розумі, але уповільнює в почутті. Отже, під час цих спокус пристойно мати два протилежні й ні в чому не схожі між собою відчуття, тобто радість і страх: радість – тому що опиняємося тими, хто йде дорогою, прокладеною святими, а краще сказати – Самим Животворящем усього, як це випливає з розгляду спокус; страх же маємо мати стосовно того, чи не з причини гордості терпимо ми цю спокусу. Втім, смиренномудрі примудряються благодаттю і можуть все це розрізняти й розуміти, тобто яка спокуса від плоду гордості, а яка – від ударів620, що наносяться любов’ю. Спокуси при досягненні успіху і зростанні доброго життя відрізняються від спокус, які попускаються для напоумлення за гординю серця.

Спокуси друзів Божих, які смиренномудрі

Спокуси, які бувають від духовного жезла до успіху і зростання душі, і якими вона навчається, випробовується і вводиться в подвиг, такі: лінощі, важкість у тілі, розслаблення членів, смуток, збентеження розуму, думка про тілесну неміч, тимчасове припинення надії, затьмарення думок, убозтворенність людської допомоги, нестача потрібного для тіла тощо. Від цих спокус людина набуває і душу усамітнену, і сирітствуючу, і серце скрушене з багатьма смиреннями. І звідси пізнається, що людина почала жадати Творця. Промислитель порівнює спокуси з силами і потребами тих, хто їх приймає. З ними зрозчинені і розрада, і навали, світло і темрява, браня і допомога, коротше сказати – тіснота і простір. І це служить знаком, що людина за допомогою Божою досягає успіху.

* * *

616

Поступово.

617

Досягнення нестяжательності.

618

Людей. – Зрозуміло, ймовірно, ті люди, які, як вище сказано, тільки підійдуть і подивляться на речі.

619

Див. 2Кор. 1:5.

620

Відвідувань Божих.

Слово 79. Про гордість

Спокуси ворогів Божих, які горді

Спокуси, що бувають з Божого потурання на людей безсоромних, які в думках своїх звеличуються перед благодаттю Божою та ображають гордістю своєю Божу благість, суть такі: явні демонські спокуси, що перевищують межі душевних сил; відібрання сили мудрості, яку мають люди; пекуче відчуття в собі блудної думки, що попускається на них для упокорення їхньої зверхності; швидка дратівливість; бажання поставити все на власний розсуд, сперечатися на словах, осуджувати; презирство серця621; цілковита омана розуму; хули на ім’я Боже; юродиві, гідні сміху, краще ж сказати – сліз, думки; і те, що нехтують ними люди, нанівець обертається честь їхня, і таємно та явно, різними способами, завдають їм ганьби та ганьби від бісів; бажання бути в спілкуванні та спілкуванні зі світом, безперестанку говорити та безрозсудно марнословити, завжди відшукувати собі новини, а також і псевдопророцтва; обіцяти багато чого понад сили свої. І це суть спокуси душевні.

До числа спокус тілесних належать: хворобливі, вічно перебуваючі, заплутані, нерозв’язні пригоди, повсякденні зустрічі з людьми поганими й безбожними; або людина потрапляє до рук ґвалтівників, або серце її раптом, і завжди без причини, приводиться в рух страхом622; або часто терпить вона страшні, нищівні для тіла падіння зі скель, з високих місць і з будь-чого подібного; або, нарешті, відчуває збідніння в тому, що допомагає серцю Божественною силою і надією віри; коротше кажучи, все неможливе і таке, що перевищує сили, спіткає їх самих і близьких їм. Усе це, нами викладене і перераховане, належить до числа спокус гордості.

Початок же їх з’являється в людині, коли починає хто у власних очах своїх здаватися мудрим. І вона проходить усі ці лиха в міру засвоєння нею собі таких помислів гордості. Отже, за родом спокус своїх роби висновок про шляхи тонкощі розуму твого. Якщо ж побачиш, що деякі з цих спокус змішані зі спокусами, сказаними раніше, то знай, що, скільки маєш ти їх, стільки ж проникає в тебе гординя.

Вислухай ще й про інший спосіб623. Усяка тісна обставина і всяка скорбота, якщо немає при них терпіння, служать до сугубої муки, бо терпіння в людині відвертає лиха, а малодушність є матір муки. Терпіння є матір розради і якась сила, що зазвичай породжується широтою серця. Людині важко знайти цю силу в скорботах своїх без Божественного дарування, яке вона отримує через невідступність молитви і вилив сліз.

Коли угодно Богу піддати людину великим скорботам, попускає впасти їй у руки малодушності. І воно породжує в людині силу зневіри, що долає її, в якій відчуває вона пригніченість душі, і це є куштування геєни; цим наводиться на людину дух несамовитості, з якого витікають тисячі спокус: збентеження, дратівливість, хула, скарга на долю, мінливі помисли, переселення з однієї країни в іншу тощо. Якщо ж запитаєш: “Що є причиною всього цього?” – то скажу: “Твоє недбальство, бо сам ти не потурбувався стягнути ліки від цього. Ліки ж від усього цього одне; за допомогою тільки оного людина знаходить швидку розраду в душі своїй”. – “Яке ж це лікування?” – “Смиренномудрість серця. Без неї ніхто не зможе розорити перепону624 цих зол; скоріше ж знайде, що перемогли над ним лиха”.

Не гнівайся на мене, що кажу тобі правду. Не шукав ти смиренномудрия всією душею твоєю. Але якщо хочеш, вступи в його сферу і побачиш, що звільнить воно тебе від зла твого. Бо в міру смиренномудрия дається тобі терпіння в лихах твоїх, а в міру терпіння полегшується тягар скорбот твоїх. І приймаєш розраду; у міру ж розради твоєї збільшується любов твоя до Бога; і в міру любові твоєї збільшується радість твоя про Духа Святого. Щедролюбний Отець наш – у істинних синів Своїх, коли спокусить створити полегшення їхніх спокус, не забирає спокус їхніх, а дає їм терпіння в спокусах. І всі ці блага вони приймають рукою терпіння свого до вдосконалення душ своїх. Нехай сподобить і нас Христос Бог, за благодаттю Своєю, в подяці серця перетерпіти всяке зло з любові до Нього! Амінь.

* * *

621

Серце, що зневажає все, нехтує всім.

622

У грецькому тексті сказано: “страхом Божим”. Але у преп. Паїсія останнього слова немає, і ми теж опустили, як таке, що не відповідає змісту місця.

623

Тобто спосіб робити висновок про спокуси.

624

Фортеця.

Слово 80. Про пояснення видів чеснот і про те, яка сила і яка відмінність кожного з них

Тілесна чеснота в мовчанні очищає тіло від речовинного в ньому; а чеснота розуму упокорює душу й очищає її від грубих згубних думок, щоб не ними переймалася вона пристрасно, але більше перебувала в спогляданні своєму. Споглядання це наближає її до оголення розум625, що називається спогляданням нематеріальним. І це є духовна чеснота, бо це підносить думку від земного, наближає її до першого споглядання Духа, і зосереджує думку в Бозі й у спогляданні невгамовної слави (а це є збудження уявлень про велич Божого єства), і відлучає думку від світу цього й від відчуття його. Цим-то утверджуємося в цій нам уготованій надії і переконуємося у виконанні її626, – і це є “препреніє “627, про яке сказав апостол (Гал. 5:8), тобто переконування, яким розум подумки приводиться до веселих почуттів – про обітовану нам надію. Вислухай же, що означає це і як буває те чи інше (зі сказаного).

Тілесним життям по Богу називаються справи тілесні, які здійснюються для очищення плоті доброчесною діяльністю за допомогою явних справ, якими людина очищається від плотської нечистоти.

Житіє розумне є справою серця, що полягає в безперестанному роздумі про суд – тобто про правду Божу і вироки Божі, – також у безперервній молитві серця і в думці про Промисел і опіку Божу, приватну й загальну, про цей світ, а також в охороні себе від пристрастей таємних, щоб не втрутилася якась із них в сферу потаємну й духовну. Усе це є справа серця; оно-то і називається житієм розумним. У цій справі життя, званій душевною діяльністю, серце стоншується, відлучається від спілкування з протиприродним згубним життям, а потім починає іноді порушуватися до того, щоб роздумувати над баченням речей чуттєвих, створених для потреби й відродження тіла, і розуміє, як їхнім служінням дається сила чотирьом стихіям у тілі.

Житіє духовне є діяльність без участі почуттів. Воно описане отцями. Як тільки уми святих приймають його, від’єднуються від середовища споглядання речове (іпостасне) і дебелість628 тіла, і споглядання робиться вже духовним629. Спогляданням речовим називають створіння першого єства630, і від цього речовинного споглядання людина зручно піднімається до пізнання усамітненого життя, яке, за ясним тлумаченням, є здивування Богу. Це є той високий стан під час насолоди майбутніми благами, що дається у свободі безсмертного життя, у житті після воскресіння, бо природа людська не перестане там завжди дивуватися Богові, зовсім не маючи жодних думок про створіння, бо якби було щось подібне до Бога, то розум міг би спонукатися до цього: іноді до Бога, іноді – до тварюки. А оскільки всяка краса тварі в майбутньому оновленні нижча за красу Божу, то як може розум спогляданням своїм відійти від краси Божої? Отже, що ж? Чи засмутить його необхідність померти, чи тягар плоті, чи пам’ять про рідних, чи природна потреба, чи лиха, чи перешкоди, чи невідоме ширяння, чи недосконалість природи, чи оточення стихіями, чи зустріч одного з іншим, чи зневіра, чи виснажлива тілесна праця?

Анітрохи. Але хоча все це і буває у світі, проте ж у той час, коли покривало пристрастей зніметься з очей розуму і побачить він майбутню славу, думка негайно здіймається в захваті. І якби в цьому житті для таких справ631 не поклав Бог межі, скільки саме забаритися в них, і якби дозволялося це людині, то за все своє життя вона не могла б піти звідти, від споглядання цього, і тим більше (не можлива) там, де немає всього перерахованого вище632. Бо чеснота ця не має меж, і ми самою справою і речовинно633 увійдемо всередину дворів царських, якщо сподобимося того за життя своє.

Тому, як може розум відійти і віддалитися від чудового і Божественного оного споглядання і зійти на що-небудь інше? Горе нам, що не знаємо душ своїх, і того, до якого життя ми покликані, і це життя немочі, цей стан тих, хто живе, ці скорботи світу, і самий світ, вади його і упокій його вважаємо чимось значним.

Але, Христе, Єдиний Всесильний! “Блаженний… йому, хто має заступництво його у тебе; сходження в серці своєму поклади” (Пс. 83:6). Ти, Господи, відвертай обличчя наші від світу цього до того, щоб жадати Тебе, доки не побачимо, що таке світ, і не перестанемо вірити тіні, як дійсності. Знову створивши, обнови, Господи, в розумі нашому піклування перед смертю, щоб у годину виходу нашого нам знати, яким був вхід і вихід наш у світі цьому, поки не здійснимо ми справу, на яку з волі Твоєї спочатку ми покликані в житті цьому, і щоб після цього нам мати надію в думці, сповненою надії, – отримати, за обітницею Писань, великі блага, які приготувала любов Твоя в другому відтворенні, пам’ять про які зберігається вірою в таїнствах.

* * *

625

Від усього матеріального.

626

3десь утримано давній слов’янський переклад, незгодний з грецьким текстом.

627

Переконання.

628

Грубість.

629

У сирійському тексті: “Коли уми святих досягнуть споглядання свого єства, зникає дебелість тіла, і тому споглядання робиться духовним”.

630

Душа без тіла має свою власну субстанцію; точно так само і тіло без душі. Але одне без іншого не становить людини, а лише з’єднання їх обох утворює одну субстанцію людини. Тому з’єднання душі з тілом називається субстанціональним (речовим). Під “речовим спогляданням” св. отець розуміє споглядання душі, що перебуває в тілі. Тому він додає, що якщо усунути це речове споглядання і дебелість тіла (тобто речовину тіла), то споглядання робиться вже духовним: адже, після видалення душі з тіла, припиняється споглядання речове (тобто споглядання в тілі), і починається духовне (тобто споглядання душі, оголеної від тіла). Це буває після смерті, як стверджує нижче св. отець, кажучи: “Це є високий стан, який дається у свободі безсмертного життя”. – Під словами “створіння першого єства”, ймовірно, мається на увазі саме творення людської природи, яке було першим не за порядком творіння, а за гідністю та милістю Божою: саме під час самого створення душа, з’єднавшись із тілом речовинно, почала мислити і споглядати. (З примітки до грецького тексту Никифора Феотокіса.)

631

Для споглядання Бога.

632

Вище перелічених перешкод.

633

Тобто  душевно.

Слово 81. Про очищення тіла, душі та розуму

Очищення тіла є недоторканність до плотської скверни. Очищення душі є звільнення від таємних пристрастей, що виникають в розумі. Очищення ж розуму відбувається одкровенням таємниць. Бо очищається він від усього, що по дебелості своїй підлягає почуттю. Малі діти невинні тілом, безпристрасні душею; але ніхто не назве їх чистими розумом. Бо чистота розуму є досконалість у перебуванні в небесному спогляданні, до якого без участі почуттів порушуємось духовною силою гірських прикрас, незліченних чудес цього небесного світу, – життя яких відокремлене один від одного, – тонких у невидимому служінні своєму, які перебувають у розумінні Божественних одкровень, які безперестанку, щогодини, змінюються634. Сам Бог наш нехай сподобить нас завжди споглядати Його нерозкритим розумом, а потім і безпосередньо на віки віків! Йому слава! Амінь.

* * *

634

Все це місце досить темне.

Слово 82. Що містить у собі предмети корисні, сповнені духовної мудрості

Віра є двері таїнств. Як тілесні очі бачать предмети чуттєві, так віра духовними очима дивиться на сокровенне. У нас два душевних ока, як кажуть отці, подібно до того, як два тілесних ока; але користування для споглядання кожним із очей душевних не одне й те саме: одним оком бачимо таємниці Божої слави, сокровенні в єствах, тобто силу й премудрість Божу і сумлінне промишленння Боже за нас, яке можна збагнути з величі управління Ним нами; а подібно до цього тим самим оком споглядаємо і небесні співслужебні нам чини. Іншим же оком споглядаємо славу святого єства Божого, коли благоволить Бог ввести нас у духовні таїнства і в розумі нашому відкриє море віри.

Слово 83. Про покаяння

Як благодать на благодать635 – людям після хрещення дано покаяння. Бо покаяння є друге відродження від Бога. І те дарування, якого заставу прияли ми від віри, приймаємо покаянням. Покаяння є двері милості, відчинені тим, хто посилено шукає її; цими дверима входимо в Божу милість; крім цього входу не знайдемо милості; “всі бо”, за словом Божественного Писання, “згрішили, виправдавши туне благодаттю Його” (Рим. 3:23-24). Покаяння є друга благодать і народжується в серці від віри та страху636; страх же є батьківський жезл, який керує нами, доки не досягнемо духовного раю благ; а коли досягнемо, тоді залишає він нас і повертається назад.

Рай є любов Божа, в якій насолода всіма блаженствами, – де блаженний Павло наситився природною їжею і, щойно скуштував там від древа життя, вигукнув, сказавши: “їхже око не бачило, і вухо не чуло, і на серці людському не взидоша, що приготований Богом для тих, хто любить Його” (1Кор. 2:9). Від древа цього був відсторонений Адам порадою диявольською. Древо життя є любов Божа, від якої відпав Адам; і відтоді не зустрічала вже його радість, але працював і трудився він на землі тернів. Позбавлені любові Божої, якщо і по правоті ходять, їдять той хліб поту в справах своїх, який повелено було їсти первозданному після відпадіння637 його. Доки не знайдемо любові, ділання наше на землі тернистої; і хоча сіяння наше буває сіянням правди, проте і сіємо, і пожинаємо ми серед тернистої землі, і щогодини вражаємось нею, і, хоч що б не робили для свого виправдання638, живемо в поті чола. А коли знайдемо любов, тоді станемо харчуватися хлібом небесним і зміцнюватися в силах без роботи і праці. Небесний хліб є Христос, що зійшов “з небес” і “даяй життя світу” (Ін. 6:33), і це є їжа ангельська. Хто знайшов любов, той щодня і щогодини вкушає Христа і стає від цього безсмертним; бо сказано: хто з’їсть від цього хліба, що його Я дам йому, смерті не побачить назавжди (див. Ін. 6:58). Блаженний, хто вкушає від хліба любові, який є Ісус. А що той, хто куштує любові, куштує Христа, Бога, що є над усіма, про це свідчить Іоанн, кажучи: “Бог любий є” (1Ін. 4:8,16). Отже, той, хто живе в любові, пожинає життя від Бога, і в цьому ще світі, у відчутному тут, відчуває це повітря воскресіння. Цим повітрям насолодяться праведні після воскресіння. Любов є Царство; про неї Господь таємниче обіцяв апостолам; що скуштують її в Царстві Його. Бо сказане: “Нехай їстимете і питимете на трапезі Царства Мого” (Лк. 22:30), що інше означає, як не любов? Любові достатньо для того, щоб наситити людину замість їжі та пиття. Ось “вино”, що веселить “серце людини” (Пс. 103:15). Блажен, хто вип’є вина цього! Випили його нестримні, і засоромилися; випили грішники, і забули шляхи спотикань; випили п’яниці, і стали пісниками; випили багаті, і забажали убогості; випили вбогі, і збагатилися надією; випили недужі, і стали сильними; випили невігласи, і примудрилися.

Як неможливо переплисти велике море без корабля і човна, так ніхто не може без страху досягти любові. Похмуре море між нами і духовним раєм можемо переплисти тільки на човні покаяння, на якому є гребці страху. Але якщо ці веслярі страху не правлять кораблем покаяння, на якому морем світу цього переходимо до Бога, то тонемо в цьому смердючому морі. Покаяння є корабель, а страх – його керманич, любов же – божественна пристань. Тому страх вводить нас на корабель покаяння, переправляє сморідним морем життя і веде до божественної пристані, яка є любов. У цю пристань приходять усі, хто трудиться і обтяжений покаянням. І коли досягнемо любові, тоді досягли ми Бога, і шлях наш звершений, і прийшли ми до острова тамтешнього світу, де Отець, Син і Дух Святий. Йому слава і держава! І нас страхом Своїм нехай зробить гідними слави й любові Його! Амінь.

* * *

635

У сирійській мові цей вираз означає: “вища благодать”.

636

Божа.

637

Від любові Божої.

638

Скільки б не робили справ правди.

Слово 84. Про те, якою великою буває міра відання і міра віри

Є відання, що передує вірі, і є відання, породжуване вірою. Ведення, що передує вірі, є ведення природне, а породжуване вірою є ведення духовне. Є відання природне, що розрізняє добро від зла, і воно іменується природною розсудливістю, якою природно, без навчання, розпізнаємо добро і зло. Цю (розсудливість) Бог вклав у розумну природу, за допомогою ж навчання вона отримує прирощення і поповнення. Немає людини, яка б не мала її. Це є сила природного відання в розумній душі; це є та відмінність добра і зла, яка в душі невпинно приводиться в дію. Позбавлені цієї сили нижчі за розумну природу, а в тих, хто має її, природа душевна перебуває в належному своєму стані, і в них не занапащено нічого з даного Богом природі до честі розумних створінь Його. Тих, хто втратив цю пізнавальну силу, що розрізняє добро від зла, пророк докоряє, кажучи: “Честь людина в честі, що не розуміє” (Пс. 48:13). Честь розумної природи – розсудливість, що розрізняє добро від зла, і тих, хто її втратив, пророк справедливо уподібнив до безглуздих худобин, які не мають розуму і розсудливості. Сією (розсудливістю) можна нам знаходити шлях Божий. Це є природне відання: воно передує вірі і є шлях до Бога. Нею (розсудливістю) навчаємося розрізняти добро від зла і приймати віру. І сила природи свідчить, що людині личить вірити в Того, Хто створив усе це, вірити і словесам заповідей Його і виконувати їх. Від віри ж народжується страх Божий; і коли він буде супроводжувати справи і поступово зійде до ділання, тоді народжує він духовне знання, про яке сказали ми, що народжується воно від віри639.

Природне пізнання, тобто розрізнення добра і зла, закладене в природу нашу Богом, саме переконує нас у тому, що треба вірити Богові, який привів усе в буття; а віра викликає у нас страх; страх же спонукає нас до покаяння та ділання. Так дається людині духовне ведення, тобто відчуття таємниць, яке народжує віру істинного споглядання. Таким чином, не просто від однієї тільки віри народжується духовне відання, а й віра породжує страх Божий, і коли в Божому страху почнемо діяти640, від дії страху Божого народжується духовне відання, як сказав святий Іоанн Златоуст: “Коли набуде хто волі, яка слідує за страхом Божим та правильним образом думок, тоді незабаром отримає одкровення сокровенного”. Одкровенням же сокровенного називає він духовне знання. Не страх Божий народжує це духовне знання (бо чого немає в природі, те не може й народитися), але знання це дається, як дар, через діяння страху Божого.Коли дослідиш уважно діяння страху Божого, тоді знайдеш, що воно є покаяння.І духовне знання, що за ним слідує, є те саме, про що сказали ми, що заставу його641 прийняли ми в хрещенні, а дарування його приймаємо покаянням.І дарування це, про яке сказали ми, що приймаємо його через покаяння, є духовне знання, що подається, як дар, через діяння страху.Духовне ж знання є відчуття сокровенного.І коли відчує хто це невидиме і багато в чому перевершене, тоді приймає воно від цього іменування духовного відання, і у відчутті його народжується інша віра, яка не суперечить вірі першій, але стверджує ту віру.Називають же її вірою споглядальною.Доти був слух642, а тепер споглядання; споглядання ж безсумнівніше за слух.

Усе це народжується від того природного відання, що розрізняє добре і зле.Воно є добре насіння чесноти, і про нього вже сказано.І коли природне це знання затьмаримо своєю сластолюбною волею, тоді позбавляємося всіх цих благ. За цим природним віданням у людині піде повсякчасне ураження643 сумління, безперестанна пам’ять про смерть і якась болісна турбота, аж до її кінця, а після неї – смуток, зневіра, страх Божий, природний сором, смуток про попередні гріхи свої,належна дбайливість644, пам’ятання про загальний шлях645, турбота про напуття себе на цей шлях, слізне прохання в Бога доброго входу в цю браму, якою повинне проходити кожне природне єство, зневага до світу і сильна боротьба за чесноту.Усе це здобувається природним веденням.Тому нехай із цим звіряє всякий справи свої.Бо коли виявиться, що людина набула цього, тоді значить, що йде вона шляхом природним; а коли перевершить це і досягне любові, тоді стає вищою за природу і відступають від неї боротьба, страх, праця і стомлення в усьому.Ось наслідки ведення природного.І це знаходимо в собі самих, коли не затьмарюємо цього відання сластолюбною своєю волею.І на цій ступені залишаємося, поки не досягнемо любові, яка звільняє нас від усього цього.Нехай кожен, на підставі цього сказаного нами, порівнює і випробовує сам себе, де його хід: чи в тому, що протиприродно, чи в тому, що природно, чи в тому, що понадприродно.За цими зазначеними образами житія може всякий ясно і швидко визначити напрямок усього життя свого646: коли не опиниться він у стані, названому нами природним, як ми визначили, і немає також його в надприродному, тоді очевидно, що занепав він у протиприродне647. Але Богу нашому слава навіки! Амінь.

* * *

639

У сирійському тексті: “коли людина потім починає робити його (страх) і зробить деякі успіхи в робленні його, тоді з цього виникає духовне знання, про яке ми раніше сказали, що воно породжується вірою”.

640

У сирійському тексті: “коли почнемо робити його”.

641

Тобто відання (за сирійським текстом) або страху Божого (за грецьким текстом).

642

Тобто віра від слуху (Рим. 10:17).

643

Викриття, збудження.

644

У сирійському тексті: “прагнення до належного”.

645

Тобто про смерть.

646

У сирійському тексті: “на підставі ясно зазначених вище визначень, людина легко може судити про всю свою життєву ходу”.

647

У сирійському тексті: “те, що нижче єства”.

Слово 85.Що містить у собі сповнені користі поради, які з любов’ю виголошував тим, хто слухав його зі смиренням

Добра думка648 не западає в серце, якщо вона не від Божественної благодаті; лукавий помисел не наближається до душі, хіба тільки для спокуси та випробування.Людина, яка досягла того, щоб пізнати міру своєї немочі, досягла досконалості смирення. Дарування Божі до людини привертає серце, збуджуване до безперестанної подяки.Спокусу наводить на душу нарікаюча думка, постійно збуджувана в серці.Господь терпить усілякі немочі людські, не терпить же людини, яка завжди нарікає, і не залишає без напоумлення.Душа, далека від усякого осяяння віданням, віддається таким (нарікаючим) думкам. Вуста, що завжди дякують, приймають благословення від Бога; і якщо серце перебуває в подяці, сходить у нього благодать.Благодаті передує смирення; а покаранню передує зарозумілість.Тому, хто пишається649 , дозволяється впадати в хулу, і тому, хто пишається добротою справ, дозволяється впадати в блуд, а тому, хто пишається своєю мудрістю, дозволяється впадати в темні тенета невідання.

Людина, далека від усякої пам’яті про Бога, носить у серці своєму тривожну лукаву пам’яттю думку проти ближнього. Хто, пам’ятаючи про Бога, шанує всяку людину, той, за помахом Божим, потайки, знаходить собі допомогу у всякої людини. Хто захищає скривдженого, той поборником собі знаходить Бога. Хто руку свою простягає на допомогу ближньому своєму, той на допомогу собі приймає Божу силу. Хто звинувачує брата свого в ваді його, той обвинувача собі знаходить у Бозі.

Хто виправляє брата свого в клітці своїй, той зцілює власну свою ваду; а хто звинувачує когось перед зборами, той збільшує хворобливість власних своїх виразок.Хто потай лікує брата свого, той явною робить силу любові своєї; а хто соромить його перед очима друзів його, той показує в собі силу заздрості.Друг, який викриває таємно, – мудрий лікар, а той, хто лікує на очах багатьох, – насправді є лайливий.Ознака співчутливості – прощення будь-якого боргу, а ознака злої вдачі – сперечання з тим, хто згрішив650.Хто робить напоумлення з метою зробити здоровим, той напоумляє з любов’ю; а хто домагається помсти, в тому немає любові.Бог напоумляє з любов’ю, а не мститься (нехай не буде цього!); навпаки, має на увазі, щоб зцілив образ Його, і не зберігає гніву до часу651.Цей вид любові є наслідком правоти і не ухиляється в пристрасть помсти652. Праведний мудрець подібний до Бога: бо карає людину, зовсім не мстячи їй за гріх її, але щоб або виправилася людина, або злякалися інші.Те, що не подібне до цього, не є напоумлення.Хто робить добро заради відплати, той скоро змінюється; а хто за силою пізнання свого дивується, споглядаючи пізнання, яке є в Бозі, той, якщо і вмертвляється тілом, то не звеличується думкою своєю і ніколи не ухиляється від чесноти.Хто просвіщає розум свій гідною Божою винагородою (нам)653, той і душею, і тілом зійшов на глибину смиренномудрия.Бо перш, ніж наблизиться хто до відання, сходить і сходить у житті своєму; коли ж наблизиться до відання, цілком підноситься у висоту; але, хоч би скільки підносився, не досягає досконалості сходження відання його, доки не настане вік слави і не прийме людина повного його654 багатства.Бо скільки б не вдосконалювалася людина перед Богом, усе ж таки вона йде позаду Його; але і в істинному віці Бог показує їй обличчя Своє, а не те, що Він є: бо праведні, скільки б не входили в споглядання Його, бачать образ Його, як у дзеркалі; там же бачать явище дійсності.

Вогонь, що спалахнув у сухих дровах, ледве вгасається; і якщо в серці того, хто зрікся світу, з’явиться й западе Божа теплота655, то займання її не вгасається, і вона стрімкіша за вогонь.Коли сила вина увійде в члени, розум забуває точне знання всього; і пам’ятання про Бога, коли опанує пасовиськом у душі, винищує в серці пам’ятання про все видиме.Розум, що знайшов мудрість Духа, є те ж саме, що людина, яка знаходить готовий корабель у морі: коли зійде на нього, вона забирає його з моря світу цього і доправляє на острів майбутнього віку.Відчуття майбутнього віку у світі цьому є те саме, що малий острів у морі: той, хто наблизився до нього, не переймається вже хвилями видіннями віку цього.

Купець, коли його доля656 скінчилася, поспішає повернутися в дім свій; і монах, поки ще залишається час його ділання, сумує за розлукою з тілом цим; а коли відчує в душі своїй, що спокутував він час657 і прийняв заставу свою, жадає майбутнього віку.Поки купець у морі, у членах у нього страх, щоб не повстали на нього хвилі й не потонула надія діяння його; поки й монах у світі, страх володіє життям його, щоб не прокинулася на нього буря й не загинула справа його, над якою трудиться від юності й до старості своєї.Купець дивиться на землю, а монах – на смертний час.

Мореплавець, коли йде серед моря, дивиться на зірки і за зірками спрямовує корабель свій, доки не досягне пристані; а чернець дивиться на молитву, бо вона виправляє його й спрямовує ходу його до пристані, до якої житіє його спрямовується щогодинною молитвою.Мореплавець видивляється острів, біля якого б прив’язати йому корабель свій; запасається там потрібним на дорогу і прямує потім до іншого острова. Такий і хід ченця, поки він у житті цьому: чернець переходить від острова до острова, тобто від відання до відання, і, за цієї зміни островів, тобто відань, процвітає, доки не вийде з моря, а хід його не досягне оного істинного граду, у якому мешканці його не займаються більше купівлею, але кожен спокійно насолоджується багатством своїм. Блаженний той, у якого купівля658 його не прийшла в розлад у цьому суєтному світі, серед великого моря цього. Блаженний той, у кого корабель не розбився, і в радості досягає він пристані. Водолаз без одягу занурюється в море, поки не знайде перлину; і мудрий чернець, скинувши з себе все, проходить життя, поки не знайде в собі перлину – Ісуса Христа; а коли знайде Його, не набуває вже за Ним нічого з того, що існує.

Перли зберігаються в скарбницях; і насолода ченця дотримується в безмовності. Діві шкідливо бути в народних зборах і при велелюдді, а розуму ченця – в бесідах з багатьма.Птах, де б не був, прагне в гніздо своє – виводити там дітей; і розважливий чернець поспішає в місце своє – створити в ньому плід життя.Змія, коли розтрощене в неї все тіло, береже свою голову; і мудрий чернець у всякий час охороняє віру свою, яка є початком життя його.Хмари закривають сонце; а багатоголосся потемніє душу, яка почала просвічуватися молитовним спогляданням.

Птах, званий єродій659, за словами мудрих, радіє і радіє в той час, коли віддалиться з місць населених, і досягне пустелі, і оселиться в ній; так і душа інока прийняла в себе небесну радість у той час, коли віддалиться від людей, прийде і вселиться в країну мовчання, і там буде очікувати часу результату свого.Розповідають про птаха, що зветься сирин660, що всякий, чуючи солодкозвучність його голосу, так захоплюється, що, ідучи за ним по пустелі, від солодощів співу забуває саме життя своє, падає і вмирає.На це схоже те, що буває і з душею: коли впаде в неї небесна насолода від солодкого звучання слів Божих, що западають через почуття в розум, душа цілком спрямовується слідом за цією насолодою, так що забуває своє тілесне життя, і тіло втрачає побажання свої, а душа підноситься з цього життя до Бога.

Дерево, якщо спершу не скине з себе колишніх своїх листків, не вирощує нових гілок; і чернець, поки не викоренить зі свого серця пам’ятання про своє минуле, не приносить нових плодів і гілок про Христа Ісуса.

Вітер притупляє плоди на деревах і на ниві661, а піклування про Бога – плоди в душі.У мушлі, в якій зароджується перлина, як кажуть, блискавкою виробляється деяка подібність іскри, і з повітря приймає вона в себе речовину, а до того часу залишається звичайною плоттю; доки і серце ченця не прийме в себе розумом небесної речовини, справа662 його є чимось звичайним, і в мушлях своїх663 не утримує плоду втіхи.

Пес, що лиже пилу, п’є власну свою кров і, через солодкість крові своєї, не усвідомлює шкоди собі; і чернець, що схильний буває впиватися пихатістю, п’є життя своє і від солодощів, що відчуваються на годину, не відчуває шкоди собі.Мирська слава є стрімчак у морі, вкритий водами, і невідомий він плавцю, доки корабель не стане на ньому дном своїм і не наповниться водою; те саме робить із людиною й марнославство, доки не потопить і не згубить її. У отців говориться про нього, що (за допомогою його) в марнославну душу знову повертаються пристрасті, які вона вже перемогла і які вийшли з неї.Мала хмара закриває коло сонячне, і сонце після хмари особливо гріє; і малий смуток потемніє душу, але після нього буває велика радість.

До словес таїнств, укладених у Божественному Писанні, не приступай без молитви і прохання допомоги в Бога, але кажи: “Дай мені, Господи, прийняти відчуття сили, що міститься в них”.Молитву вважай ключем до істинного розуміння сказаного в Божественних Писаннях. Коли бажаєш наблизитися серцем своїм до Бога, покажи Йому насамперед любов свою тілесними трудами: в них покладається початок житія.Бо багато наближається серце до Бога убогістю потрібного, привчанням себе до одного роду їжі: і, таким чином, наближення це слідує за справами тілесними.Бо і Господь поклав їх в основу досконалості. Неробство ж вважай початком затьмарення душі, затьмаренням же на затьмарення664 – сходбища для бесід.Приводом до першого буває друге.

Якщо і корисні промови, коли немає їм міри, викликають затьмарення, то скільки ж паче промови марнославні? Душа пошкоджується від безлічі тривалих бесід, хоча б вони мали на увазі страх Божий. Отже, затьмарення душі походить від безладності в житті. Міра і відоме правило в житті просвіщають розум і відганяють збентеження.

Збентеження ж розуму від безладдя виробляє в душі затьмарення, а затьмаренням виробляється сум’яття. Мир буває наслідком доброго порядку, а від миру народжується в душі світло; від миру ж сяє в розумі чисте повітря.

У міру ж того, як серце, після усунення від світу, наближається до мудрості Духа, приймає воно такою самою мірою радість від Бога і в душі своїй відчуває відмінність мудрості Духа й мудрості мирської; тому що в мудрості Духа опановує душею мовчання, а в мудрості мирській – джерело ширяння думок.І після набуття першої мудрості сповнюєшся великим смиренномудрієм, лагідністю і миром, що царює над усіма твоїми помислами.Відтоді і члени твої заспокояться, і припиняться в них сум’яття і буйні пориви. З набуттям же другої мудрості придбаєш гордість у мудруванні своєму, і перекручені помисли несказані, і сум’яття розуму, безсоромність почуттів і хизування.Не думай, що людина, прив’язана до тілесного, здобуде в молитві дерзновення перед Богом.

Душа скупа позбавляється премудрості, милосердна ж умудрена буде від Духа.

Як єлей служить для світіння світильника, так милостиня живить у душі ведення. Ключ до Божественних обдарувань дається серцю любов’ю до ближнього, і, в міру зречення серця від тенет тілесних, в такій же мірі відчиняються перед ним двері відання.Переходження душі зі світу в світ665 є прийняття розуміння. Якою прекрасною і похвальною є любов до ближнього, якщо тільки піклування про неї не відволікає нас від любові до Бога!

Яка солодка бесіда з духовними нашими братами, якщо тільки можемо зберегти при ній і співбесіду з Богом!Отже, добре піклуватися і про це, поки дотримується в цьому пропорційність, тобто поки під цим приводом666 не втрачається потаємне діловодство, і житіє, і безперестанна співбесіда з Богом.Останньому буває перешкодою дотримання першого; розум недостатній для того, щоб вести дві співбесіди.

Побачення з людьми мирськими в душі, що зреклася їх для Божої справи, викликає збентеження.Шкідлива буває безперестанна бесіда і з духовними братами; а на людей мирських шкідливо667 дивитися і здалеку.Тілесній діяльності не перешкоджає668 зустріч із чим-небудь почуттів.Але хто бажає, як плід від упокорення думки, потиснути радість у діянні потаємного, в тому, і без відання, одні звуки голосу приводять у сум’яття спокій серця його.Внутрішнє омертвіння неможливе без приведення почуттів у недіяльність.Тілесне життя вимагає пробудження почуттів, а життя душевне – пробудження серця.

Як душа за природою краща за тіло, так і справа душевна краща за тілесну. І як спочатку створення тіла передувало вдуненню в нього життя, так і справи тілесні передують справі душевній. Мале життя, що постійно триває669, – велика сила: і м’яка крапля, що постійно падає, пробиває жорсткий камінь.

Коли наблизиться час воскреснути в тобі духовній людині, тоді збуджується в тобі омертвіння для всього, розігрівається в душі твоїй радість не подібна до тварної670, і помисли твої укладаються усередині тебе тією солодкістю, яка в серці твоєму.

А коли готовий воскреснути в тобі мир, тоді множиться в тобі ширяння розуму, низьке і непостійне мудрування. Світом же називаю пристрасті, що їх породжує це ширяння; коли ж вони народяться і досягнуть зрілості – робляться гріхами і умертвляють людину. Як діти не народжуються без матері, так пристрасті не народжуються без ширяння розуму, а вчинення гріха не буває без сприяння пристрастей.

Якщо терпіння зростає в душах наших, це ознака, що прийняли ми потай благодать розради. Сила терпіння міцніша за радісні думки, що западають у серце. Життя в Бозі є скидання671 почуттів. Коли буде жити серце, скидаються672 почуття. Воскресіння почуттів є омертвіння серця; і, коли вони воскреснуть, це – ознака омертвіння серця для Бога. Від чеснот, що здійснюються між людьми, совість не отримує правоти.

Доброчесність, яку творить хтось через інших, не може очистити душу, тому що ставиться перед Богом тільки в нагороду за справи. Доброчесність же, яку людина творить сама в собі, ставиться в досконалу чесноту, і досягає того й іншого, тобто і в відплату ставиться, і очищення здійснює. Тому усунься від першого і йди за другим: без піклування ж про друге залишити і перше – є явне відпадання від Бога. Але друге замінює собою перше, якщо і не буде цього першого. Спокій і неробство – загибель душі, і більше демонів можуть зашкодити їй.

Коли тіло немічне і будеш примушувати його до справ, що перевищують сили його, тоді в душу твою всмоктуєш затьмарення за затьмаренням і вносиш у неї велике збентеження. А якщо тіло міцне і віддаєш його спокою і неробства, то в душі, що мешкає в цьому тілі, виникає всяке зло; і якби хто і сильно жадав добра, незабаром відбирає воно673 у нього саму думку про добро, яку мав він.

Коли душа упоєна радістю надії своєї і радістю Божою, тоді тіло не відчуває скорбот, хоча й немічне; бо несе сугубий тягар – і не знемагає, а отримує насолоду та сприяє насолоді душі, хоча й немічне.

Так буває, коли душа входить в цю радість Духа.

Якщо збережеш язик свій, то від Бога дасться тобі, брате, благодать сердечного розчулення, щоб за допомогою її побачити тобі душу свою і нею674 увійти в радість Духа.Якщо ж здолає тебе язик твій, то повір мені в тому, що скажу тобі: ти ніяк не зможеш позбутися затьмарення.Якщо нечисте в тебе серце, нехай чистими будуть хоча уста, як сказав блаженний Іоанн.

Коли побажаєш наставити когось на добро, упокой його спершу тілесно і майже його словом любові. Бо ніщо не схиляє так людину на сором і не змушує кинути ваду свою і змінитися на краще, як тілесні блага і честь, яку бачить від тебе.Якою мірою вступив хто в подвиг заради Бога, такою – серце його приймає дерзновення в молитві його.І якою мірою людина розважена багатьом, такою ж позбавляється Божої допомоги.Не сумуй про тілесні ушкодження, тому що досконало візьме їх у тебе смерть. Не бійся смерті, бо Бог приготував, щоб стати тобі вищим за неї.Йому слава і держава на віки віків!Амінь.

* * *

648

У сирійському тексті: “рух”; але грецький перекладач скрізь ставить замість нього слово “думка”.

649

У сирійському тексті: “тому, хто пишається знанням”.

650

Тобто викриття, докір тому, хто згрішив.

651

У сирійському тексті: “до часу, коли виправлення неможливе; бо помсти за Себе Самого Він не шукає”.

652

У сирійському тексті: “ось ознака любові: виправлення, що ґрунтується на любові, робиться заради поліпшення і не має на меті помсти”.

653

Тобто хто від Божої відплати нам навчається.

654

Майбутнього віку.

655

Тобто жар, яким він полум’яніє до Бога.

656

Його торговельна справа.

657

Це вираз, що зустрічається в Новому Завіті (див. Еф. 5, 16; Кол. 4:5), що означає: “скористатися часом”.

658

Духовна.

659

Чапля (у сирійському тексті: “лелека”).

660

Те саме, що сирена.

661

У грецькій немає слів: “на деревах і на ниві”.

662

Тобто серцеве діяння ченця.

663

Тобто в душі своїй.

664

Т. е. найбільшим затьмаренням.

665

Зі світу речового у світ духовний.

666

Під приводом любові до ближніх.

667

Тому, хто відрікся від світу.

668

У перекладах давньому слов’янському та сербському мова без заперечення: “і діяння тілесне забороняє” тощо.

669

Тобто середній, але постійний спосіб життя.

670

Тобто не така, яку виробляє створіння.

671

Т. е. умертвіння.

672

Втрачають силу.

673

Тобто зло.

674

Благодаттю розчулення.

Слово 86. Про ангельський рух675, що збуджується в нас за Божим Промислом для процвітання душі в духовному

Перша думка, яка з Божого людинолюбства западає в людину і спрямовує душу до життя, – це думка, що западає в серці, про вихід цього єства. За цим помислом природно слідує презирство до світу; і цим починається в людині всякий добрий рух, що веде її до життя. І немов би підставу яку покладає в людині супутня їй Божественна сила, коли забажає явити в ній життя. І якщо людина цю сказану нами думку не згасить у собі життєвими зв’язками і марнослів’ям, але буде відроджувати її в безмовності, і перебуватиме в ній спогляданням, і займеться нею, то вона поведе людину до глибокого споглядання, якого ніхто не в змозі зобразити словом. Сатана вельми ненавидить цей помисел і всіма своїми силами нападає, щоб винищити його в людині, і, якби можна було, віддав би йому царство цілого світу, аби лише розвагою викреслити в розумі людини такий помисел, і якби міг, як сказано, то зробив би це охоче. Бо знає підлабузник цей, що якщо помисел цей перебуває в людині, то розум її стоїть уже не на цій землі зваблювання, і підступи її до людини не наближаються. Будемо ж розуміти це не про той перший помисел, який нагадуванням своїм збуджує в нас пам’ять смертну, а про повноту цього діла, коли вкладає воно в людину невідлучну пам’ять про смерть і коли постійним роздумами про неї людина постачається в стан безперестанного здивування. Бо перший помисел676 є чимось тілесним, а цей останній є духовним спогляданням і дивовижною благодаттю. Це споглядання одягнене у світлі думки. І хто має його, той уже не цікавиться більше цим світом і не прив’язаний до свого тіла. Цілком справедливо, улюблені, що якби Бог на малий час дарував людям це істинне споглядання, то у світі цьому не стало б спадкоємства677.

Споглядання це служить узами, перед якими не може встояти природа, і для того, хто приймає в душу свою постійні роздуми про це, воно є благодать Божа, яка сильніша за всі окремі ділання і яку дають тим, хто перебуває на середньому ступені, хто в правоті серця бажає покаяння. Дається ж саме тим, про кого відомо Богові, що їм справді личить віддалятися від світу цього до кращого життя за благою Його волею, яку знайшов Він у них.

Зростає ж і перебуває благодать ця в них у відлюдницькій і відокремленій їхній храмині.

Цього споглядання будемо просити в молитвах; заради нього будемо здійснювати тривалі чування і зі сльозами будемо благати Господа, щоб дарував нам його як благодать, ні з чим незрівнянну, і ми не будемо вже більше знемагати в працях світу цього. Ось початок помислів життя, що здійснює в людині повноту правди!

* * *

675

Спонукання людини.

676

Тобто перший помисел про смерть.

677

Роду людського.

Слово 87.Про друге ділання в людині

Інше після цього буває ділання, коли людина добре проходить добре життя, і досягне сходження на ступінь покаяння, і наблизиться до куштування споглядання і ділання його678.

Коли згори прийме вона благодать скуштувати солодощі відання Духа, початок цього ділання полягає в такому: заздалегідь переконується людина в промислі Божому про людину, просвіщається любов’ю Його до тварі679 і дивується і устрою істот розумних, і великій про них турботі Божій. Із цього починаються в ній насолода Божественна, запалення любові до Бога, що спалахує в серці та палить душевні й тілесні пристрасті; і цю силу відчуває в собі людина, щойно про всі створіння і про будь-який предмет, який їй трапляється, почне міркувати розумно, входити в їхні дослідження й міркувати духовно. Тому-то людина, за такої сильної і божественної дбайливості та доброї совісті, починає тоді збуджуватися до Божественної любові, і одразу впивається нею, як вином; розслаблюються члени її, думка її перебуває в подиві, серце її відводиться в полон до Бога; і в такий спосіб, як сказав я, уподібнюється до людини, яка напилася вином. І якою мірою посилюються внутрішні відчуття, такою посилюється це споглядання. І якою мірою людина намагається про добре життя, про зберігання себе, про те, щоб проводити час у читанні та в молитвах, такою ж мірою затверджується і зміцнюється в ній сила їхня. І цілком справедливо, браття, що часом доводиться їй не пам’ятати про себе саму, що носить це тіло, і не знає, чи в цьому світі вона.

Ось початок духовного споглядання в людині, а це – початок усіх одкровень розуму! І цим початком розум зростає і зміцнюється в сокровенному; ним же підноситься до інших одкровень, що перевищують людську природу; коротше сказати, його рукою передаються людині всі Божественні споглядання і одкровення Духа, які приймають святі у світі цьому, і всі дарування та одкровення, які тільки природне єство може пізнати в житті цьому. Ось – корінь нашого почуття, що його вкладає в нас Творцем нашим! Блаженна людина, яка зберегла це добре насіння, щойно впало воно в душу її, і виростила його, і не марнувала його із себе метушнею і ширянням думки про скороминуще і тлінне. Богу ж нашому нехай буде слава навіки! Амінь.

* * *

678

Покаяння.

679

У грецькому тексті: “любов’ю своєю до Творця”. У нашому перекладі прийнято читання преп. Паїсія.

Слово 88. Про зміну світла і темряви, яка буває в душі в усякий час, і про ухилення її до праведників або грішників

Погляньмо, улюблені, на душу свою під час молитви: чи є в нас споглядання під час читання віршів, що містять повчання і молитву? Воно буває наслідком істинної безмовності. І в той час, як буваємо в потьмареннях, не будемо бентежитися, особливо якщо не в нас тому причина. Приписуй же це680 Промислу Божому, що діє з причин, відомих Єдиному Богу. Бо в інший час душа наша нудиться і буває ніби серед хвиль – і чи читає людина Писання, чи звершує службу, і в усякому ділі, до якого не візьметься, приймає потьмарювання за потьмарюванням. Такий віддаляється (від мирного устрою), і часто не попускається йому навіть наблизитися до нього; і зовсім не вірить, що отримає зміну (на краще) і що буде (знову) в світі. Ця година сповнена відчаю і страху; надія на Бога і розрада віри в Нього зовсім відходять від душі; і вся вона цілком сповнена сумніву і страху.

Ті, хто зазнав спокуси в цій хвилі години цієї, на власному досвіді знають, яка зміна настане після закінчення її. Але Бог не залишає душі в такому стані на цілий день, тому що вона втратила б надію християнську; навпаки, скоро творить їй “избытие” (1Кор. 10:13). Якщо ж тривожний стан цього затьмарення триває більше, то незабаром очікуй зміни життя від середовища його681. А я запропоную тобі, людино, і дам пораду: якщо не маєш сили впоратися з собою і впасти на обличчя своє в молитві, то вдягни голову свою мантією твоєю і спи, доки не мине для тебе ця година затьмаренні, але не виходь зі своєї храмини.

Цій спокусі піддаються найбільше ті, хто бажає проводити розумне життя і в ході своїй шукає розради віри. Тому найбільше мучить і стомлює їх ця година сумнівом розуму; слідує ж за цим із силою хула, а іноді приходить на людину сумнів у воскресінні та інше щось, про що і не повинно нам і говорити.

Усе це багаторазово дізнавалися ми досвідом і, на втіху багатьох, описали боротьбу цю.

Ті, хто перебувають у справах тілесних, абсолютно вільні від цих спокус. На них приходить інша зневіра, відома кожному, і вона за своєю дією відмінна від цих і подібних до них спокус. Здоров’я і зцілення (того, хто страждає від нього) виділяється безмовністю. Ось розрада для нього! У спілкуванні ж з іншими ніколи не приймає він світла розради, і смуток цей бесідами людськими не лікується, але присипляється на час, а після цього повстає на людину з більшою силою. І їй необхідно потрібна людина освічена, яка має досвідченість у цьому, яка б просвіщала її та зміцнювала за будь-якої нагоди під час потреби, але не завжди. Блаженний, хто перетерпить це, не виходячи за двері682. Бо після цього, як кажуть отці, досягне він великого спокою і сили.

Втім, не в одну годину і не скоро закінчується боротьба ця, і благодать не раптом приходить у повноті та вселяється в душі, а поступово, і від неї народжується перше683: часом спокуса, а часом – потіха, і в такому стані людина перебуває до кінця свого життя. А щоб зовсім стати чужим цього і зовсім втішитися, не будемо на це й сподіватися тут.

Бо Бог зволив, щоб так влаштовувалося життя наше тут і щоб ті, хто йдуть цим шляхом, перебували в цьому684. Тому слава на віки віків! Амінь.

* * *

680

Затьмарення.

681

Т. е. смерті.

682

Келлії.

683

Т. е. розрада.

684

Тобто то в спокусі, то в розраді.

Слово 89. Про шкоду нерозважливих ревнощів, що прикриваються  Божественними, і про допомогу, яка буває від кротості та інших моральних якостей

Людина ревнива ніколи не досягає світу розуму, а чужа світу – чужа і радості. Бо якщо мир розуму називається досконалим здоров’ям, а ревнощі противні миру, то, отже, тяжкою хворобою страждає той, у кому є лукаві ревнощі. Мабуть, ти, людино, виявляєш ревнощі свої проти чужих недуг, а насправді свою душу позбавив здоров’я. Тому потрудися краще над оздоровленням своєї душі. Якщо ж бажаєш лікувати немічних, то знай, що хворі більше потреби мають у піклуванні про них, ніж у осуді. А ти й іншим не допомагаєш, і самого себе ввергаєш у тяжку, болісну хворобу. Ревнощі в людях визнають не одним із видів мудрості, а однією з душевних недуг, а саме – вони є обмеженість у способі мислення і велике невідання. Початок Божественної премудрості – скромність і лагідність, яка властива великій685 душі і носить на собі немочі людей. Бо сказано: “ви сильні немочі немічних” носите (Рим. 15:1), і того, хто грішить, “виправляйте духом лагідності” (Гал. 6:1). До плодів Духа Святого апостол зараховує “довготерпіння” і “мир” (Гал. 5:22). Серце, сповнене печалі про неміч і безсилля в справах тілесних, явних, замінює собою всі тілесні справи. Справи тілесні без печалі розуму – те саме, що й тіло неживе. Хто сумує серцем, а почуттям своїм дає волю, той подібний до хворого, який страждає тілесно, а вуста має відчиненими для всякої шкідливої йому їжі. Хто сумує серцем, а почуттям своїм дає свободу, той подібний до людини, яка, маючи єдинородного сина, мало-помалу закапає його своїми руками. Печаль розуму – дорогоцінне Боже дарування. Хто переносить її як годиться, той подібний до людини, що носить у членах своїх святиню. Людина, яка дала волю язику своєму говорити про людей і добре, і погане, недостойна цієї благодаті. Покаяння і зносини з людьми – те саме, що розбита бочка. Честолюбство і разом заушенія – те саме, що в меду омочений меч.

Цнотливість і бесіда з жінкою – те саме, що левиця з вівцею в одному домі. Справи без милосердя перед Богом – те саме, що людина, яка загартовує сина перед батьком його. Хто немічний душею – і виправляє друзів своїх, той подібний до людини, яка сліпа очима і вказує іншому дорогу686. Милосердя і правосуддя в одній душі – те саме, що людина, яка в одному домі поклоняється Богові та ідолам.

Милосердя протилежне правосуддю. Правосуддя є зрівняння точної міри, бо кожному дає, чого він вартий, і під час відплати не допускає схиляння на один бік, або лицемірства.

А милосердя є печаль, що збуджується благодаттю, і до всіх співчутливо схиляється: хто гідний зла, тому не відплачує (злом), і хто гідний добра, того сповнює (з надлишком). І якщо в одному є частина справедливості, то в іншому є частина злоби687. Як сіно і вогонь не терплять бути в одному домі, так правосуддя і милосердя – в одній душі. Як піщинка не витримує рівноваги з більшою вагою золота, так вимоги правосуддя Божого не витримують рівноваги порівняно з милосердям Божим.

Що жменю піску, кинуту у велике море, те ж гріхопадіння всякої плоті в порівнянні з Промислом і Божою милістю. І як рясне водою джерело не загороджується жменею пилу, так милосердя Творця не перемагається вадами створінь. Бути злопам’ятним і молитися значить те саме, що сіяти в море – і чекати жнив. Як світлості вогню неможливо поставити перешкоду, щоб не сходила вона вгору, так і молитвам милосердних ніщо не перешкоджає сходити на небо. Якою є течія води на похилому місці, такою є сила дратівливості, коли знайде собі доступ у наш розум. Хто в серці своєму здобув смирення, той мертвий став для світу, і той, хто омертвів для світу, омертвів для пристрастей. Хто ж омертвів серцем для своїх близьких, для того мертвим став диявол.

Хто знайшов заздрість, той знайшов із нею диявола.

Буває смирення від страху Божого, і буває смирення з любові до Бога: інший смиряється через страх Божий, інший – через радість. І смиренного за страхом Божим супроводжують у всякий час скромність у всіх членах, благопорядкування почуттів і скрушне серце, а смиренного через радість супроводжують велика простота, серце зростаюче і нестримне.

Любов не знає сорому, тому не вміє надавати членам вигляд благочиння. Любові природно не соромитися і забувати міру свою. Блажен, хто знайшов тебе, пристань усякої радості! Зібрання смиренних возлюблено Богом, як собор Серафимів. Дорогоцінне перед Богом тіло цнотливе, паче чистої жертви. Бо дві ці чесноти, тобто смиренність і цнотливість, готують у душі заставу від Трійці.

Перед друзями своїми ходи побожно; коли будеш так чинити, принесеш користь і собі, і їм, тому що душа часто під приводом любові скидає з себе вузду обережності. Остерігайся бесід, тому що не у всякий час вони корисні. У зборах віддавай перевагу мовчанню, тому що утримує воно від багатої шкоди. Спостерігай за черевом, але не як за зором688, бо внутрішня боротьба, без сумніву, легша за зовнішню. Не вір, брате, що внутрішні помисли можуть бути залишені без приведення тіла в добрий і чинний стан. Бійся звичок більше, ніж ворогів. Той, хто плекає в собі звичку689, – те саме, що людина, котра дає їжу вогню, тому що міра сили того й іншого690 залежить від кількості речовини. Якщо звичка зажадає чогось одного разу, і вимога її не буде виконана, то іншим разом знайдеш її слабкою; а якщо одного разу виконаєш її волю, то вдруге знайдеш, що нападає вона на тебе з набагато більшою силою.

Зберігай це в пам’яті щодо всього, тому що допомога обережності для тебе важливіша за допомогу самих справ. Хто любить сміх і любить висміювати людей, той нехай не буде тобі другом, тому що веде тебе до звички вдаватися до розслаблення. Не весели обличчя свого з тим, хто розбещений у житті своєму; але бережися, щоб не зненавидіти його; якщо ж забажає повстати, подай йому руку і до смерті докладай піклування про те, щоб придбати його. Якщо ж ти ще немічний, то відвертайся і від лікування цього, бо сказано: дай йому кінець жезла твого, та інше691. З тим, хто зарозумілий і страждає заздрістю, говори обережно. Бо, щойно скажеш щось, дає він словам твоїм у серці своєму яке йому завгодно тлумачення, і в тому, що є в тобі доброго, знаходить засіб зробити перекір і іншим; і слова твої в розумі його перекручуються згідно з його недугою. Коли починає хтось при тобі пересуджувати брата свого, зроби сумним обличчя своє. Щойно зробиш це, і перед Богом, і перед ним опинишся під охороною.

Якщо даєш щось нужденному, то нехай веселість обличчя твого випереджає дарування твоє, і добрим словом утіш скорботу його. Коли зробиш це, тоді твоя веселість у його свідомості перемагає твоє дарування, тобто (вона) вища за задоволення потреби тіла. Того дня, коли відкриєш вуста свої і станеш говорити що-небудь на кого-небудь, вважай себе мертвим для Бога і марнотратним у всіх справах своїх, хоча б помисел спонукав тебе сказати, мабуть, щось по справедливості і до творення. Бо яка потреба людині розоряти власну свою будівлю – і виправляти будівлю друга свого? Того дня, коли сумуєш за тим, хто страждає на будь-яку недугу, за людиною доброю чи злою, за тим, хто страждає тілесно або подумки, почитай себе мучеником і дивись на себе, як на того, хто постраждав за Христа, і на того, хто сподобився стати сповідником.

Бо пам’ятай, що Христос помер за грішних, а не за праведних. Дивись, наскільки велике це діло – сумувати за злими людьми і благодіяти грішним більше за праведних!

Апостол згадує про це як про справу, гідну подиву (див. Рим. 5:6-8). Якщо можеш виправдатися сам у собі, у душі своїй, то не турбуйся шукати іншого виправдання. У всіх справах твоїх нехай передують у тебе тілесна цнотливість і чистота совісті. Бо без них суєтна перед Богом усяка справа. Про всяку справу, якщо робиш її без роздумів і дослідження, знай, що вона суєтна, хоча й благопристойна; бо Бог зараховує правду за розсудливістю, а не за діями нерозважливими.

Праведник немудрий – світильник при (світлі) сонця. Молитва злопам’ятного – сіяння на камені. Немилостивий подвижник – безплідне дерево. Викриття із заздрості – отруйна стріла. Похвала підлесника – прихована сітка. Дурний радник – сліпий страж.

Перебування з нерозумними – поранення серця. Бесіда з розумними – солодке джерело. Мудрий радник – стіна надії. Дурний і нерозумний друг – сховище шкоди. Краще бачити того, хто живе з жінками, що плачуть, ніж мудрого, що йде за дурним. Краще жити зі звірами, ніж із людьми поганої поведінки. Краще перебувай з шуліками692, ніж з людиною жадібною і ненаситною. Краще будь другом убивці693, ніж любителю суперечок. Краще розмовляй зі свинею, ніж із ненажерою, тому що свиняче корито краще за ненажерливі вуста. Живи краще з прокаженими, ніж із гордими. Нехай тебе женуть, ти не гони; нехай тебе розпинають, ти не розпинай; нехай кривдять, ти не кривди; нехай на тебе намовляють, ти не кривди; будь лагідним, а не ревним у злі694.

Самовиправдання – не християнського життя справа; про це немає й натяку у вченні Христовому. Веселися з тими, хто веселиться, і плач із тим, хто плаче695; бо це – ознака чистоти. З хворими хворій; з грішними проливай сльози; з тими, хто кається, радій. Будь дружний з усіма людьми; а думкою своєю перебувай один. Бери участь у стражданнях усякого, а тілом своїм будь далеко від усіх. Нікого не викривай, не паплюж, навіть і вкрай поганих за життям своїм. Розпростри одяг свій над тим, хто грішить, і покрий його. Якщо не можеш узяти на себе гріхів його і понести за нього покарання і сором, то будь, принаймні, терплячий і не сором його. Знай, брате, що для того нам і треба не виходити з дверей келії, щоб не знати злих справ людських; і тоді в чистоті розуму свого у всіх побачиш людей святих і добрих. Якщо ж станеш викривати, напоумляти, судити, досліджувати, карати, докоряти, то життя наше чим відрізнятиметься від життя міського? І якщо не залишимо цього, що буде гірше за перебування в пустелі? Якщо не мовчиш серцем, мовчи, принаймні, язиком. Якщо не можеш тримати в упорядкуванні свої помисли, то хоча почуття свої зроби упорядкованими.

Якщо не один ти думкою своєю, то будь один хоча тілом своїм. Якщо не можеш потрудитися тілом своїм, поскорби хоча розумом. Якщо не можеш не спати стоячи, то не спи сидячи або й лежачи на ложі твоєму. Якщо не можеш постити протягом двох днів, постися, принаймні, до вечора. А якщо не можеш і до вечора, то остерігайся, принаймні, пересичення. Якщо не святий ти серцем своїм, то будь чистий хоча тілом. Якщо не плачеш у серці своєму, то, принаймні, одягни в плач обличчя своє. Якщо не можеш милувати, то кажи, що ти грішний. Якщо ти не миротворець, то не будь хоча любителем заколоту. Не можеш стати дбайливим, принаймні, в образі думок своїх будь не як ледачий. Якщо ти не переможець, то не звеличуйся думкою над тими, які підлягають відповідальності. Якщо ти не в змозі затулити вуста тому, хто обмовляє друга свого, то, принаймні, остерігайся спілкування з ним.

Знай, що якщо від тебе вийде вогонь696 і пожже інших, то Бог від руки твоєї стягне душі, спалені вогнем твоїм. Якщо ти і не ввергаєш у вогонь, але погоджуєшся з тим, хто ввергає, і насолоджуєшся цим, то на суді будеш спільником його. Якщо любиш лагідність, перебувай у мирі. І якщо сподобишся миру, то в усякий час будеш радіти. Шукай розуму, а не золота; вдягнися в смиренність, а не у віссон; здобувай мир, а не царство.

Розумний – тільки той, хто має смирення, а той, хто не має смирення, не буде розумним. Смиренномудр – тільки мирний, а немирний – не смиренномудр; і мирний – тільки той, хто радіє. На всіх шляхах, якими ходять люди у світі, не знаходять вони миру, поки не наблизяться до надії на Бога. Серце не втихомирюється від праці і спотикань, поки не прийде в нього надія, і не втихомирить серця, і не проллє в нього радості. Про неї-то прорекли гідні поклоніння і сповнені святості вуста; “прийдіть до Мене, хто трудиться і обтяжений, і Аз упокою вас” (Мф. 11:28). Наблизься, каже Він, до надії на Мене, і упокоїшся від праці та страху. Надія на Бога підносить серце, а страх геєни розтрощує його.

Світло розуму породжує віру, а віра породжує розраду надії, надія ж зміцнює серце. Віра є одкровення розуміння697, і, коли затьмариться розум, віра ховається, панує над нами страх і відсікає нашу надію.

Віра, що походить від вчення, не звільняє людину від гордості й сумніву; звільняє ж та, що зриться розумінням698 і засяює (у розумі), і називається пізнанням і явленням істини. Поки розум розуміє Бога як Бога, явищем розуміння699, не наближається до серця страх. Коли буває попущено впасти нам в затьмарення і втратити це розуміння, то, поки не змиримося, буває в нас страх, аж поки не наблизить він нас до смирення і покаяння.

Син Божий перетерпів хрест; тому ми, грішники, будемо сміливо покладатися на покаяння. Бо, якщо один тільки (зовнішній) вид покаяння в царі Ахаві відвернув від нього гнів700, то не буде для нас марною істинність нашого покаяння. Якщо один вид смирення в ньому, без істини (покаяння), відвернув від нього гнів, то чи не тим паче відверне від нас, які істинно сумують за гріхами нашими? Скорбота розуму достатня, щоб замінити всяке тілесне ділання.

Святий Григорій каже: той – храм благодаті, хто злитий із Богом і завжди стурбований думкою про суд Його. Що ж значить мати турботу про суд Його, як не шукати завжди спочинку Його, як не засмучуватися і не піклуватися невпинно про те, що не можемо досягти досконалості через неміч єства нашого? Мати невпинну печаль про це – значить невпинно носити в душі своїй пам’ять про Бога, як сказав блаженний Василій. Нерозсіяна молитва виробляє в душі ясну думку про Бога.

І поставлення нами в собі Бога пам’ятанням – ось вселення в нас Бога. Так робимося ми храмом Божим. Ось це і є піклування і серце скрушене – для приготування спокою Йому! Йому слава навіки! Амінь.

* * *

685

У Паїсія після слова “великі” стоїть: “і міцні душі і твердійшого мудрування”.

686

Див. Мф. 15:14.

687

На перший погляд може здатися дивною думка, що в правосудді є частина злості; але ця думка правильна; треба тільки зрозуміти її правильно. Візьмемо такий випадок. Людина займалася вбивством, розбоєм, крадіжкою протягом багатьох років і потім потрапила в якесь нещастя. Той, хто не пожаліє цього злочинця, а піддасть його належній карі, буде справедливим, але не буде милосердним. Таким чином, той, хто бажає бути справедливим, не може бути милосердним. Тому преподобний Ісаак і каже, що милосердя протилежне правосуддю. А якщо правосуддя протилежне милосердю, то, значить, у ньому є немилосердя, тобто злоба. Це не означає, звісно, що правосуддя є вада; воно є чеснота й одна з властивостей Божих; але це означає тільки, що воно нижче за милосердя, тому що, як каже апостол Яків: “милість звеличується над судом” (Як. 2:13). (З примітки Никифора Феотокіса).

688

Приборкуй черево, а ще більше – зір.

689

Худую.

690

Тобто звички та вогню.

691

“Якщо ж ти ще немічний”, тобто немічний душею, і якщо, подаючи руку допомоги тому, хто розбещений у житті своєму, можеш впасти в ті самі пристрасті, до яких схильний він, то ти маєш відвертатися навіть від надання такої допомоги, щоб, бажаючи вилікувати іншого, самому тобі не впасти в хворобу ще гіршу. – А що означають слова “дай йому кінець жезла твого” і кому належать вони, невідомо. (З примітки Никифора Феотокіса). – Нам здається, що останні слова являють собою початок прислів’я або вислову, сенс якого, імовірно, такий: “дай йому кінець жезла твого, і він потягне тебе до себе разом із ним”, тобто сенс той самий, що в нашій пхловиці: “кігтик ув’яз – усій пташці пропасти”; інакше кажучи: “тільки почніть робити що-небудь дурне, а там уже не зупинишся”.

692

З хижими птахами, які харчуються трупами.

693

У надії його виправлення.

694

Див. Пс. 36:1,7-8.

695

Див. Рим. 12:15.

696

Вогонь спокуси.

697

Тобто дарування від Бога розуміння.

698

Дарованим від Бога.

699

Тобто розумінням, виявленим від Бога.

700

Див. 1Царів. 21:27-29. Преподобний Ісаак хоче цим сказати, що покаяння Ахава виразилося тільки зовнішнім чином: він “роздер одежу свій одяг, і на тіло своє накинув ворсинки, і постив, і спав у ворсинках, і ходив сумовито”. Так сказано в єврейському тексті цього місця книги Царств, яким, мабуть, користувався преподобний Ісаак; але в грецькому тексті є слова, яких немає в єврейському, і з яких видно, що покаяння Ахава було не тільки зовнішнім, а саме: сказано, що він “розчулився перед Господом, ходив і плакав”.

Слово 90. Про мимовільні лукаві помисли, що походять від розслаблення й недбальства, які їм передували

Інші підкріплюють тіло і бажають дати йому малий спокій заради справи Божої, поки не зберуться з силами, – і знову повертаються до справи своєї. Тому в нечисленні дні спокою свого нехай не розоримо досконало охорону себе і не віддамо на руйнування душі своєї, як люди, що не мають наміру знову повернутися до справи своєї. Інші під час миру вражаються стрілами ворожими: це суть ті, які через зухвалість волі своєї збирають речовину701 душам своїм і в країні святій, тобто в молитві, бачать себе одягненими в нечистий одяг. А це є те саме, що рухається в їхній душі в годину роздумів про Бога і молитви. Що придбали ми під час недбальства свого, те й соромить нас під час молитви нашої.

Тверезість допомагає людині більше, ніж справа, а дозвіл702 шкодить їй більше, ніж спокій. Від спокою походять і тривожать людину домашні чвари, але вона має можливість припинити їх. Бо, коли людина залишить спокій і повернеться на місце справ, брані ці від’єднуються від неї і віддаляються. Але не таке те, що породжується дозволом, яке породжується розслабленням і спокоєм. Бо поки людина під час спокою перебуває в царині свободи своєї, може вона знову повернутися і направити собою за встановленням правила свого, тому що вона ще в царині свободи своєї. Але, даючи собі дозвіл, виходить вона з області свободи своєї. Якби людина не відрікся зовсім від зберігання себе, то не була б із насильством і мимоволі змушена підкорятися тому, що не дає їй спокою; і якби не вийшла зовсім із меж свободи, то не траплялися б із нею обставини, які насильно прив’язують її до того, чому не в силах вона опиратися.

Не давай, людино, свободи якомусь із почуттів своїх, щоб не дійти до неможливості знову повернутися до свободи. Спокій шкодить тільки молодим, а дозвіл – і досконалим, і старим. Ті, що доходять внаслідок спокою до худих помислів, можуть знову повернутися до охорони себе й утвердитися у високому своєму житті; а ті, хто, сподіваючись на справу, занепокоєний охороною себе, ті від високого життя відведені бранцями до життя розпущеного703.

Інший хоча вражений у країні ворожій, а вмирає під час миру. Інший виходить під приводом купити собі життя704, і отримує в душу свою гостре жало. Не тоді будемо засмучуватися, коли поповзнемося в чомусь, але коли закостеніємо в тому, бо поповзання буває часто з досконалими, а коснення в ньому є досконале омертвіння. Печаль, яку відчуваємо під час своїх намірів, зараховується нам благодаттю замість чистого ділання. Хто, в надії на покаяння, поповзнеться вдруге, той лукаво ходить перед Богом; на цього невідомо нападає смерть, і не досягає він часу, в який сподівався виконати справи чесноти. Кожен, хто дав волю почуттям, дав волю і серцю.

Діяння серця служить узами для зовнішніх членів. І якщо хто з розсудливістю займається нею, за прикладом отців, які жили до нас, то це буває явно за такими в ньому трьома явищами, а саме: не прив’язаний він до тілесних здобутків, не любить обжерливості, і зовсім далека від нього дратівливість. Де мають місце три ці явища, тобто тілесне (мале чи то, чи велике) стяжання, запальність і подолання обжерливістю, там (хай буде тобі відомо), хоча б людина, мабуть, уподібнювалася стародавнім святим, дозвіл на зовнішнє походить у неї від нестерпності у внутрішньому, а не від розходження в недбалості душі її705. А інакше чому б, нехтуючи тілесним, не набути лагідності? За розважливим нехтуванням слідують: незв’язаність нічим, нехтування спокоєм і прагненням до людей706. І якщо хто з готовністю і радістю приймає шкоду707 заради Бога, то чистий він внутрішньо; якщо хто не нехтує ніким за тілесні його недоліки, то воістину вільний; якщо хто не дивиться з приємністю на того, хто робить йому честь, чи не обурюється на того, хто його безчестить, то він у цьому житті мертвий став для світу. Зберігання розсудливості краще за всяке житіє, яким би способом і в якій би людській мірі воно проводилося.

Не живи ненависті до грішника, тому що всі ми винні; і якщо повстаєш на нього заради Бога, то плач про нього. І чому ти ненавидиш його? Ненавидь гріхи його – і молися за нього самого, щоб уподібнитися Христу, Який не мав обурення на грішників, але молився за них. Чи не бачиш, як плакав Він про Єрусалим (див. Лк. 19:41)? І над нами багато в чому насміхається диявол, – за що ж ненавидіти того, хто, подібно до нас, осміяний і над нами дияволом, який насміхається? І за що ти, людино, ненавидиш грішника? Чи не за те, що він не має праведності, подібно до тебе? Але де ж твоя правда, коли не маєш любові? Чому не плакав ти про нього? Але ти гониш його. Інші через невігластво збуджуються до гніву, вважаючи себе такими, що вміють судити справи грішних. Будь проповідником благодаті Божої, бо Бог опікується тобою, негідним, і тому що багато ти винен Йому, а стягнення Його не видно на тобі, і за малі справи, тобою зроблені, відплачує Він тобі великими.

Не називай Бога правосудним, бо правосуддя Його не пізнається на твоїх справах. Хоча Давид іменує Його правосудним і справедливим, але Син Його відкрив нам, що більше Він добрий і милостивий.

Бо каже: “благий є” до лукавих і нечестивих (Лк. 6:35). І чому іменуєш Бога правосудним, коли в главі про нагороду ділкам читаєш: “друже, не скривджу тебе… хочу і цьому останньому дати, як і тобі. Аще око твоє лукаве є, якоАз благий єсмь” (Мф. 20:13-15)? Чому також людина іменує Бога правосудним, коли в розділі про блудного сина, що блудно марнував своє багатство, читає, що за одного розкаяння, яке виявив (син, – батько), приплив, і впав на вию його, і дав йому владу над усім багатством своїм708? Бо ніхто інший сказав це про Бога, щоб нам сумніватися про Нього, але Сам Син Божий засвідчив про Нього це. Де ж правосуддя Боже? У тому, що ми грішники, а Христос за нас помер? А якщо так Він милостивий, то будемо вірити, що не приймає Він зміни.

Нехай не помислимо ніколи цього беззаконня, щоб Бога назвати немилостивим: властивість Божа не змінюється, подібно до мерців, і Бог не набуває того, чого в Нього немає; не позбавляється того, що в Нього є; не отримує приросту, подібно до тварюк. Що мав Бог від початку, те завжди має і матиме до нескінченності, як сказав блаженний Кирило в тлумаченні на книгу Буття: бійся Його, каже він, за любов’ю, а не за ім’ям жорстоким, що Йому дано709. Возлюби Його, як зобов’язаний ти любити Його, і не за те, що дасть тобі в майбутньому, але за те, що отримали ми в теперішньому світі, створеному заради нас. Бо хто в змозі віддати Йому? Де відплата Його за справи наші? Хто спонукав Його на початку привести нас у буття? Хто благає Його про нас, коли ми не згадуємо про Нього? Коли нас ще не було, хто збудив до життя тіло наше? І ще, звідки думка ведення западає в пір’я? О, яке дивовижне милосердя Боже! О, яка дивовижна благодать Бога і Творця нашого! Яка сила, що тяжіє на все! Яка безмірна милість, за якою Він єство нас, грішних, знову зводить до відтворення! У кого вистачить сил прославити Його? Злочинця710 і хулителя Свого відновлює, нерозумну пір’я оновлює, робить її розумною і словесною, розум неуважний і нечутливий, і почуття марнотратні робить Він природою розумною і гідною Божественної думки! Грішник не в змозі й уявити собі благодать воскресіння Його. Де геєна, яка могла б засмутити нас? Де мука, яка багатоманітно нас лякає і перемагає радість любові Його? І що таке геєна перед благодаттю воскресіння Його, коли воскресить нас із пекла, зробить так, що “тлінне зодягнеться в нетління” (1Кор. 15:54), і того, хто впав у пекло, воскресить у славі?

Прийдіть, розсудливі, і дивуйтеся! Хто, маючи розум мудрий і дивовижний, гідно здивується милості Творця нашого? Є відплата грішника711, і замість відплати праведної віддає Він їм воскресінням; і замість тління тіл, що порушили закон Його, вбирає їх у досконалу славу нетління. Ця милість – воскресити нас після того, як ми згрішили, вища за милість – привести нас у буття, коли ми не існували. Слава, Господи, безмірній благодаті Твоїй! Ось, Господи, хвилі благодаті Твоєї змусили мене замовкнути, і не залишилося в мене думки перед вдячністю до Тебе712! Якими устами прославимо Тебе, Царю благий, що любить життя наше? Слава Тобі за ці два світи, що їх створив Ти для зростання й насолоди нашої, підносячи нас від усього, створеного Тобою, до відання слави Твоєї! Слава Тобі віднині й до віку. Амінь.

* * *

701

Для брані.

702

Почуттів.

703

Тобто гріховну.

704

Під приводом духовної користі.

705

Тобто не тому, що душа його нехтує цінними речами.

706

Прагненням до спілкування з людьми.

707

Скорботи, поневіряння, образи.

708

Див. Лк. 15:20-22.

709

Тобто не внаслідок того, що люди дали Йому назву “жорстокий”.

710

Заповіді.

711

У сербському перекладі місце це читається так: “чи говорить взданіе грішником що є?”

712

Тобто всяка думка в мені замовкла, переможена вдячністю до Тебе.

Слово 91. Про терпіння з любові до Бога і про те, як терпінням здобувається допомога

Якою мірою людина нехтуватиме світом цим і ревнуватиме про страх Божий, такою наближається до неї Божий Промисел, і потай відчуває людина заступництво Промислу, і для розуміння оного даються їй чисті помисли.

І якщо хто добровільно позбудеться мирських благ, то, якою мірою позбавляється він їх, такою ж мірою супроводжує його Боже милосердя і підтримує його Боже людинолюбство. Слава тому, хто Спасає нас яснами і шуїми, і всім цим дарує нам нагоду до набуття життя нашого! Бо й душі тих, які надто слабкі, щоб зі своєї волі здобути собі життя, скорботами мимовільними приводить Він до чесноти. І той жебрак Лазар не з волі своєї позбавлений був благ світу, і тіло його вражене було виразками, і терпів він два гіркі страждання, з яких кожне було гіршим за інше, проте ж після вшанування був у лоні Авраама на лоні Авраамовім. Бог близький до скорботного серця того, хто до Нього волає в скорботі. Якщо когось і піддає Він іноді тілесним стражданням та іншим скорботам, то терпіння цього звертає нам на допомогу, як і лікар у тяжкій хворобі відновлює здоров’я перетином членів. До душі ж скорботного виявляє Господь велике людинолюбство, пропорційно тяжкості страждань у скорботі його.

Тому, коли жадання любові Христової не настільки переможне в тобі, щоб від радості про Христа бути тобі безпристрасним у всякій скорботі своїй, тоді знай, що світ живе в тобі більше, ніж Христос. І коли хвороба, убогість, виснаження тіла і боязнь шкідливого для тіла збурюють думку твою і перешкоджають радості надії твоєї і піклуванню про Господа, тоді знай, що живе в тобі тіло, а не Христос. Просто сказати: до чого любов у тобі намагається і переважає, те й живе в тобі. Якщо ж немає в тебе нестачі в потрібному тобі, і тіло здорове, і не боїшся чогось опірного, і скажеш, що можеш при цьому чисто йти до Христа, то знай, що хворий ти розумом і позбавлений вкушання слави Божої. Суджу ж тебе не тому, що ти такий уже і є, а більше для того, щоб ти знав, наскільки багато бракує тобі до досконалості, хоча і маєш якусь частину житія святих отців, які були раніше за нас. І не кажи, що немає людини, у якої б розум абсолютно підносився над неміччю, коли тіло його охоплене спокусами і скорботами, і в якої б любов’ю до Христа перемагала печаль розуму. Не буду наводити на пам’ять святих мучеників, щоб самому не знемогти перед глибиною їхніх страждань. Промовчу про те, скільки терпіння їхнє, підкріплене силою любові Христової, здолало велику скорботу і хворобу тілесну. Залишимо це й тому, що один спогад про це ввергає в скорботу людську природу і обурює величчю справи і чудесністю видовища.

Подивимося ж на безбожних так званих філософів. Один із них поклав собі в думці своїй законом – зберігати мовчання кілька років. Імператор римський, здивований цим слухом, захотів піддати його випробуванню. Тож наказав привести його до себе, і коли побачив, що він рішуче мовчить при всякому питанні, яке б не пропонував йому, і не відповідає, розгнівався на нього, і велів віддати на смерть за те, що не вшанував престолу і вінця слави його. Але філософ не злякався, а, навпаки того, зберігав закон свій і безмовно готувався до смерті. Імператор же дав наказ виконавцям страти: “Якщо злякається меча і порушить закон свій, умертвіть його; а якщо встоїть у своїй волі, поверніть його до мене живого”. Отже, коли він наблизився до призначеного місця, і ті, хто отримав наказ, завдаючи образ, примушували його порушити свій закон і не піддаватися смерті, тоді міркував він: “Краще за одну годину мені померти і зберегти волю свою, заради виконання якої стільки часу трудився, ніж бути переможеним страхом смерті, посоромитися над своєю мудрістю і піддатися докору у боязкості, якщо трапиться крайнощі, яка трапилася”. І без збентеження простягнувся він, щоб прийняти усічення мечем. Донесено було про це імператору, імператор здивувався і відпустив його з честю.

Інші зовсім знехтували природною пожадливістю; інші легко переносили лихослів’я; інші без скорботи переносили жорстокі хвороби; а інші показали своє терпіння в скорботах і великих лихах. І якщо вони терпіли це заради порожньої слави і надії, то чи не набагато більше повинні терпіти ми, ченці, покликані до спілкування з Богом? Цього і нехай сподобимося, за молитвами Пресвятої Владичиці нашої Богородиці і Приснодіви Марії та всіх, хто в поті подвигу свого догодив Христу! Йому личить усяка слава, честь і поклоніння з Безначальним Його Отцем і з Присносущним, Єдиноєстественним і Живоначальним Духом нині і на віки віків! Амінь.

Слово 1. Об отречении от мира и о житии монашеском

Страх Божий есть начало добродетели. Говорят, что он – порождение веры и посевается в сердце, когда ум устранен от мирских хлопот, чтобы кружащиеся от парения мысли свои собрать ему в размышлении о будущем восстановлении. Для того, чтобы положить основание добродетели, лучше всего человеку держать себя в устранении от дел житейских и пребывать в слове света стезей правых и святых, какие Духом указал и наименовал Псалмопевец (см. Пс. 22:3,118:35). Едва ли найдется, а может быть, и вовсе не найдется такой человек, который бы, хотя будет он и равноангельный по нравам, мог вынести честь; и это происходит, как скажет иной, от скорой склонности к изменению.

Начало пути жизни – поучаться всегда умом в словесах Божиих и проводить жизнь в нищете. Напоение себя одним содействует усовершению в другом. Если напояешь себя изучением словес Божиих, это помогает преуспеянию в нищете; а преуспеяние в нестяжательности доставляет тебе досуг преуспевать в изучении словес Божиих. Пособие же того и другого содействует к скорому возведению целого здания добродетелей.

Никто не может приблизиться к Богу, если не удалится от мира. Удалением же называю не переселение из тела, но устранение от мирских дел. В том и добродетель, чтобы человек не занимал ума своего миром. Сердце не может пребывать в тишине и быть без мечтаний, пока чувства чем-нибудь заняты42; телесные страсти не приходят в бездействие и лукавые помыслы не оскудевают без пустыни. Пока душа не придет в упоение верою в Бога, приятием в себя силы ее ощущения, дотоле не уврачует немощи чувств, не возможет с силою попрать видимого вещества, которое служит преградою внутреннему, и не ощутит в себе разумного порождения свободы; и плод того и другого – спасение от сетей. Без первого43 не бывает второго44; а где второе правошественно, там третья45 связуется как бы уздою46.

Когда умножится в человеке благодать, тогда по желанию праведности страх смертный делается для него легко презираемым, и много причин находит он в душе своей, по которым ради страха Божия должно ему терпеть скорбь. Все, что считается вредящим телу и внезапно действует на природу, а следовательно, приводит в страдание, ни во что вменяется в очах его в сравнении с тем, на что он надеется в будущем. Без попущения искушений невозможно познать нам истины. Точное же удостоверение в этом находит человек в мысли, что Бог имеет о человеке великое промышление и что нет человека, который бы не состоял под Его Промыслом, особливо же ясно, как бы по указанию перста, усматривает сие на взыскавших Бога и на терпящих страдания ради Него. Но когда увеличится в человеке оскудение благодати, тогда все сказанное оказывается в нем почти в противоположном виде. У него ведение, по причине исследований, бывает больше веры, а упование на Бога имеется не во всяком деле, и Промысл Божий о человеке отрицается. Таковой человек постоянно подвергается в этом47 козням подстерегающих «во мраце состреляти» (Пс. 10:2) его стрелами своими.

Начало истинной жизни в человеке – страх Божий. А он не терпит того, чтобы пребывать в чьей-либо душе вместе с парением ума48; потому что при служении чувствам сердце отвлекается от услаждения Богом, ибо внутренние помышления ощущением их, как говорят, связуются в самих служащих им чувствилищах49.

Сомнение сердца приводит в душу боязнь. А вера может делать произволение твердым и при отсечении членов. В какой мере превозмогает в тебе любовь к плоти, в такой не можешь быть отважным и бестрепетным при многих противоборствах, окружающих любимое тобой.

Желающий себе чести не может иметь недостатка в причинах к печали. Нет человека, который бы с переменою обстоятельств не ощутил в уме своем перемены в отношении к предлежащему делу. Ежели вожделение, как говорят, есть порождение чувств, то пусть умолкнут, наконец, утверждающие о себе, что и при развлечении сохраняют они мир ума.

Целомудрен не тот, кто в труде, во время борьбы и подвига, говорит о себе, что прекращаются тогда в нем срамные помыслы, но кто истинностию сердца уцеломудривает созерцание ума своего, так что не внимает он бесстыдно непотребным помыслам. И когда честность совести его свидетельствует о верности своей взглядом очей, тогда стыд уподобляется завесе, повешенной в сокровенном вместилище помыслов. И непорочность его, как целомудренная дева, соблюдается Христу верою.

Для отвращения предзанятых душою расположений50 к непотребству и для устранения восстающих в плоти тревожных воспоминаний, производящих мятежный пламень, ничто не бывает так достаточно, как погружение себя в любовь к изучению Божественного Писания и постижение глубины его мыслей. Когда помыслы погружаются в услаждение постижением сокровенной в словесах премудрости, тогда человек, благодаря силе, которой извлекает из них просвещение, оставляет позади себя мир, забывает все, что в мире. И изглаждает в душе все воспоминания, все действенные образы овеществления мира, а нередко уничтожает самую потребность обычных помыслов, посещающих природу. Самая душа пребывает в восторге при новых представлениях, встречающихся ей в море тайн Писания.

И опять, если ум плавает на поверхности вод, т. е. моря Божественных Писаний, и не может проникнуть своею мыслию Писания до самой глубины, уразуметь все сокровища, таящиеся в глубине его, то и сего самого, что ум занят рвением к уразумению Писания, достаточно для него, чтобы единым помышлением о досточудном крепко связать свои помыслы и воспрепятствовать им, как сказал некто из богоносных, стремиться к естеству телесному, тогда как сердце немощно и не может вынести озлоблений51, встречающихся при внешних и внутренних бранях.

И вы знаете, как тягостен худой помысел. И если сердце не занято ведением, то не может преодолеть мятежности телесного возбуждения.

Как скорости колебания весов в ветреную бурю препятствует тяжесть взвешиваемого, так колебанию ума препятствуют стыд и страх. А по мере оскудения страха и стыда является причина к тому, чтобы ум непрестанно скитался, и тогда, по мере удаления из души страха, коромысло ума, как свободное, колеблется туда и сюда. Но как коромыслу весов, если чаши их обременены очень тяжелым грузом, нелегко прийти уже в колебание от дуновения ветра, так и ум, под бременем страха Божия и стыда, с трудом совращается тем, что приводит его в колебание. А в какой мере оскудевает в уме страх, в такой же начинают обладать им превратность и изменчивость. Умудрись же в основание шествия своего полагать страх Божий и в немного дней, не делая кружений на пути, будешь у врат Царствия.

Во всем, что встретится тебе в Писаниях, доискивайся цели слова, чтобы проникнуть тебе в глубину мысли святых и с большою точностью уразуметь оную. Божественной благодатью путеводимые в жизни своей к просвещению всегда ощущают, что как бы мысленный какой луч проходит по стихам написанного и отличает уму голые слова от того, что душевному ведению сказано с великою мыслию.

Если человек многозначащие стихи читает, не углубляясь в них, то и сердце его остается бедным, и угасает в нем святая сила, которая при чудном уразумении души доставляет сердцу сладостнейшее вкушение.

Всякая вещь обыкновенно стремится к сродному ей. И душа, имеющая в себе удел духа, когда услышит речение, заключающее в себе сокровенную духовную силу, пламенно приемлет содержание сего речения. Не всякого человека пробуждает к удивлению то, что сказано духовно и что имеет в себе сокровенную великую силу. Слово о добродетели требует сердца, не занимающегося землею и близким с нею общением. В человеке же, которого ум утружден заботою о преходящем, добродетель не пробуждает помысла к тому, чтобы возлюбить ее и взыскать обладания ею.

Отрешение от вещества по своему происхождению предшествует союзу с Богом, хотя нередко, по дарованию благодати, в иных оказывается последний предшествующим первому; потому что любовью покрывается любовь52. Обычный порядок дарования благодати иной в порядке общем для людей. Ты же сохраняй общий чин. Если придет раньше к тебе благодать, это – ее дело. А если не придет, то путем всех людей, каким шествовали они, постепенно иди для восхождения на духовный столп.

Всякое дело, совершаемое созерцательно и исполняемое по заповеди, данной для него, вовсе не видимо телесными очами. И всякое дело, совершаемое деятельно, бывает сложно, потому что заповедь, которая только одна, именно деятельность ради плотских и бесплотных, имеет нужду в том и другом, в созерцании и в деятельности. Ибо единое есть сочетание созерцания деятельности.

Дела, показывающие заботливость о чистоте, не подавляют чувства, возбуждаемого памятованием прошедших поступков, но печаль, ощущаемую при сем памятовании, заимствуют из разума. И с сего времени ход припамятования производится в уме с пользою. Ненасытимость души в приобретении добродетели превосходит часть видимых вожделений сопряженного с нею тела53. Всякую вещь красит мера. Без меры обращается во вред и почитаемое прекрасным.

Хочешь ли умом своим быть в общении с Богом, прияв в себя ощущение оного услаждения, не порабощенного чувствам? Послужи милостыне. Когда внутри тебя обретается она, тогда изображается в тебе оная святая красота, которой уподобляешься Богу. Всеобъемлемость дела милостыни54 производит в душе, без всякого промедления времени, общение с единым сиянием славы Божества55.

Духовное единение есть непрестанное памятование; оно непрерывно пылает в сердце пламенною любовью, в неуклонении от заповедей заимствуя силу к пребыванию в союзе, не с насилием природе и не по природе. Ибо там56 находит (человек) опору для душевного созерцания, чтобы оно прочно утвердилось на ней. Посему, сердце приходит в восторг, закрывая двоякие чувства свои, плотские и душевные. К духовной любви, которая отпечатлевает невидимый образ57, нет иной стези, если человек не начнет прежде всего быть щедролюбивым в такой же мере, в какой совершен Отец, как сказал Господь наш; ибо так заповедал Он послушным Ему полагать основание сие58.

Иное слово действенное, и иное слово красивое. И без познания вещей мудрость умеет украшать слова свои, говорить истину, не зная ее, и толковать о добродетели, хотя сам человек не изведал опытно дела ее. Но слово от деятельности – сокровищница надежды; а мудрость, не оправданная деятельностью, залог стыда.

Что художник, который живописует на стенах воду и не может тою водою утолить своей жажды, и что человек, который видит прекрасные сны, то же и слово, не оправданное деятельностью. Кто говорит о добродетели, что сам испытал на деле, тот так же передает сие слушающему его, как иной отдает другому деньги, добытые трудом своим. И кто из собственного стяжания посевает учение в слух внемлющих ему, тот с дерзновением отверзает уста свои, говоря духовным своим чадам, как престарелый Иаков сказал целомудренному Иосифу: «аз же даю ти» единую часть «свыше братии твоея, юже взях у аморреев мечем моим и луком» (Бут. 48:22).

Всякому человеку, который живет нечисто, вожделенна жизнь временная. Второй по нем, кто лишен ведения59. Прекрасно сказал некто, что страх смертный печалит мужа, осуждаемого своею совестью. А кто имеет в себе доброе свидетельство, тот столько же желает смерти, как и жизни. Не признавай того истинным мудрецом, кто ради сей жизни порабощает ум свой боязни и страху. Все доброе и худое, что ни приключается с плотью, почитай за сновидение. Ибо не в смерти одной отрешишься от сего, но часто и прежде смерти оставляет это тебя и удаляется. А если что-либо из сего имеет общение60 с душою твоею, то почитай сие своим стяжанием в этом веке; оно пойдет с тобою и в век будущий. И ежели это есть нечто доброе, то веселись и благодари Бога в уме своем. Ежели же это есть нечто худое, то будь прискорбен, и воздыхай, и старайся освободиться от сего, пока ты в теле.

Будь уверен, что ко всякому доброму делу, совершаемому в тебе сознательно или бессознательно, посредниками для тебя были крещение и вера, посредством которых призван ты Господом нашим Иисусом Христом на дела Его благие. Со Отцем и Святым Духом Ему слава, и честь, и благодарение, и поклонение во веки веков! Аминь.

* * *

42

Т. е. пока чувства заботятся о предметах внешних.

43

Удаления от мира.

44

Упоения верою в Бога.

45

Свобода.

46

Мысль темная; по сирийскому тексту это место после слова «внутреннему» читается так: «Разум есть причина свободы, и плод обоих есть склонность. Без первого вторая невозможна; и где нет второй, там третья как бы сдерживается уздою».

47

Т. е. в вопросе о Промысле Божием.

48

Т. е. с рассеянием ума земными вещами.

49

По сирийскому тексту это место читается так: «Ибо внутренние движения встречают препятствия со стороны чувств, которые бы должны были служить им при восприятии ими (внутренними движениями) их объекта».

50

Прежних впечатлений.

51

Разумеются злые помыслы, наносимые внешними предметами, возбуждающими страсти.

52

Т. е. любовью к Богу вытесняется любовь к земному (по сирийскому тексту).

53

Т. е. стремление души к добродетели превосходит страсть тела к предметам видимым (по сирийскому тексту).

54

Смысл: совокупность добрых дел, сосредоточенная в милосердии (по сирийскому тексту).

55

Т. е. славою Божества, которая только одна сияет (по сирийскому тексту).

56

Т. е. в постоянном хранении заповедей.

57

Бога в себе.

58

И именно, когда говорит: «будите убо милосерди, якоже и Отец ваш милосерд есть» (Лк. 6:36); и еще: «аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое и даждь нищим: и имети имаши сокровище на небеси: и гряди вслед Мене» (Мф. 19:21); и: «будите убо вы совершени, якоже Отец ваш Небесный совершен есть» (Мф. 5:48).

59

Познания добра.

60

Т.е. связь.

Слово 2. О благодарности Богу, с присовокуплением краткого изложения первоначальных учений

Благодарность приемлющего побуждает дающего давать дары большие прежних. Кто неблагодарен за малое, тот и в большем лжив и неправеден.

Кто болен и знает свою болезнь, тот должен искать врачевства. Кто сознает болезнь свою, тот близок к уврачеванию своему и легко найдет оное. Жестокостью сердца умножаются болезни его; и если больной противится врачу, мучение его увеличивается. Нет греха непростительного, кроме греха нераскаянного. И дар не остается без усугубления, разве только когда нет за него благодарности. Часть несмысленного мала в глазах его.

Содержи всегда в памяти превосходящих тебя добродетелью, чтобы непрестанно видеть в себе недостаток против их меры; содержи всегда в уме тягчайшие скорби скорбящих и озлобленных, чтобы самому тебе воздавать должное благодарение за малые и ничтожные скорби, бывающие у тебя, и быть в состоянии переносить их с радостью.

Во время своего поражения, расслабления и лености, связуемый и содержимый врагом в мучительном томлении и в тяжком деле греха, представляй в сердце своем прежнее время рачительности своей, как был ты заботлив о всем даже до малости, какой показал подвиг. Как с ревностью противился желавшим воспрепятствовать твоему шествию. Сверх же сего, помысли о тех воздыханиях, с какими болезновал ты о малых недостатках, появлявшихся в тебе от нерадения твоего, и о том, как во всех этих случаях получал ты победный венец. Ибо всеми таковыми воспоминаниями душа твоя возбуждается как бы из глубины, облекается пламенем ревности, как бы из мертвых восстает от потопления своего, возвышается и горячим противоборством диаволу и греху возвращается в первобытный свой чин.

Вспомни о падении сильных и смиришься в добродетелях своих. Припомни тяжкие падения падших в древности и покаявшихся, а также высоту и честь, каких сподобились они после сего, и приимешь смелость в покаянии своем.

Преследуй сам себя, и враг твой прогнан будет приближением твоим. Умирись сам с собою, и умирятся с тобою небо и земля. Потщись войти во внутреннюю свою клеть и узришь клеть небесную; потому что та и другая – одно и то же, и, входя в одну, видишь обе. Лествица оного царствия внутри тебя, сокровенна в душе твоей. В себе самом погрузись от греха и найдешь там восхождения, по которым в состоянии будешь восходить.

Писание не истолковало нам, что́ суть вещи будущего века. Но оно просто научило нас, как ощущение наслаждения ими мы можем получить еще здесь, прежде естественного изменения и исшествия из мира сего61. Хотя Писание, чтобы возбудить нас к вожделению будущих благ, изобразило оные под именами вещей у нас вожделенных и славных, приятных и драгоценных, когда говорит: «ихже око не виде, и ухо не слыша» (1Кор. 2:9) и прочее, но этим возвестило нам то, что будущие блага непостижимы и не имеют никакого сходства с благами здешними.

Духовное наслаждение не есть пользование вещами, самостоятельно пребывающими вне души приемлющих. А иначе сказанное: «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17:21) и: «да приидет Царствие Твое» (Мф. 6:10) будет уже означать, что внутрь себя прияли мы вещество чего-то чувственного, в залог заключающегося в сем наслаждения.

Ибо необходимо, чтобы самое стяжание было подобно залогу, и целое – части. И сказанное: как в зеркале (1Кор. 13:12) хотя не указывает на самостоятельно пребывающее, однако же означает приобретение подобия. А если истинно свидетельство истолковавших Писания, что самое ощущение сие есть умное действие Святаго Духа, то и оно уже есть часть оного целого.

Не тот любитель добродетели, кто с борением делает добро, но тот, кто с радостью приемлет последующие за тем бедствия. Не великое дело терпеть человеку скорби за добродетель, как и не колебаться умом в избрании доброго своего изволения при обольстительном щекотании чувств.

Всякое раскаяние, по отъятии свободы62, таково, что ни радости оно не источает, ни дает права на награду приобретшим оное.

Покрой согрешающего, если нет тебе от сего вреда: и ему придашь бодрости, и тебя поддержит милость Владыки твоего. Немощных и огорченных сердцем подкрепляй словом и всем, насколько возможет рука твоя, – и подкрепит тебя Вседержительная Десница. С огорченными сердцем будь в общении и трудом молитвенным, и соболезнованием сердечным – и прошениям твоим отверзнется источник милости.

Постоянно утруждай себя молитвами пред Богом в сердце, носящем чистый помысел, исполненный умиления, – и Бог сохранит ум твой от помыслов нечистых и скверных, да не укорится о тебе путь Божий.

Постоянно упражняй себя в размышлении, читая Божественные Писания, с точным их разумением, чтобы, при праздности ума твоего, не осквернялось зрение твое чужими сквернами непотребства63.

Не решайся искушать ум свой непотребными помыслами или зрением вводящих тебя в искушение лиц, даже когда думаешь, что не будешь преодолен сим, потому что и мудрые таким образом омрачались и впадали в юродство. Не скрывай пламени в пазухе своей, без сильных скорбей плоти своей64.

Юности трудно без обучения65 отдаться под иго святыни. Начало помрачения ума (когда признак его начинает открываться в душе) прежде всего усматривается в лености к Божией службе и к молитве. Ибо, если душа не отпадет сперва от этого, нет иного пути к душевному обольщению; когда же лишается она Божией помощи, удобно впадает в руки противников своих. А также, как скоро душа делается беспечною к делам добродетели, непременно увлекается в противное тому. Ибо переход с какой бы то ни было стороны есть уже начало стороны противной. Доброделание есть попечение о душевном, а не о суетном. Непрестанно открывай немощь свою пред Богом, и не будешь искушаем чуждыми, как скоро останешься один без Заступника своего.

Деятельность крестная двоякая; по двоякости естества и она разделяется на две части. Одна, состоя в претерпении плотских скорбей66, производимых действованием раздражительной части души, и есть, и называется деятельность. А другая заключается в тонком делании ума и в Божественном размышлении, а также и в пребывании на молитве, и так далее; она совершается вожделевательною частию души и называется созерцанием. И одна, т. е. деятельность, очищает, по силе ревности, страстную часть души, а вторая – действенность душевной любви, т. е. естественное вожделение, которое просветляет умную часть души.

Всякого человека, который прежде совершенного обучения в первой части переходит к сей, второй, привлекаемый ее сладостию, не говорю уже – своею леностию, постигает гнев67 за то, что не умертвил прежде «уды» свои, «яже на земли» (Кол. 3:5), т. е. не уврачевал немощи помыслов терпеливым упражнением в делании крестного поношения, но дерзнул в уме своем возмечтать о славе крестной. Сие-то и значит сказанное древними святыми, что если ум вознамерится взойти на крест прежде, нежели чувства его, исцелясь от немощи, придут в безмолвие, то постигает Божий гнев. Сие восхождение на крест, навлекающее гнев, бывает не в первой части претерпения скорбей, т. е. распятия плоти, но когда человек входит в созерцание; а это есть вторая часть, следующая за исцелением души. У кого ум осквернен постыдными страстями и кто поспешает наполнить ум свой мечтательными помыслами, тому заграждаются уста наказанием68 за то, что, не очистив прежде ума скорбями и не покорив плотских вожделений, но положившись на то, что слышало ухо и что написано чернилами, устремился он прямо вперед, идти путем, исполненным мраков, когда сам слеп очами. Ибо и те, у кого зрение здраво, будучи исполнены света и приобретя себе вождей благодати день и ночь бывают в опасности, между тем как очи у них полны слез, и они в молитве и в плаче продолжают служение свое целый день, даже и ночь, по причине ужасов, ожидающих и в пути и встречающихся им страшных стремнин и образов истины, оказывающихся перемешанными с обманчивыми призраками оной.

Говорят: «Что от Бога, то приходит само собою, а ты и не почувствуешь». Это правда, но только если место чисто, а не осквернено.

Если же нечиста зеница душевного ока твоего, то не дерзай устремлять взор на солнечный шар, чтобы не утратить тебе и сего малого луча, т. е. простой веры, и смирения, и сердечного исповедания, и малых посильных тебе дел, и не быть извергнутым в единую область духовных существ, которая есть тьма кромешная, то, что вне Бога и есть подобие ада, как извергнут был тот, кто не устыдился прийти на брак в нечистых одеждах.

Трудами и хранением себя источается чистота помыслов, а чистотою помыслов – свет мышления. Отсюда же по благодати ум руководится к тому, над чем чувства не имеют власти, чему и не учат, и не научаются они.

Представь себе, что добродетель есть тело, созерцание – душа, а та и другое – один совершенный человек, соединяемый духом из двух частей, из чувственного и разумного. И как невозможно, чтобы душа получила бытие и была рождена без совершенного образования тела с его членами; так душе прийти в созерцание второе, т. е. в дух откровения – в созерцание, образуемое в ложеснах, приемлющих в себя вещество духовного семени, невозможно без совершения дела добродетели; а это69 есть обитель рассуждения, приемлющего откровения.

Созерцание есть ощущение Божественных тайн, сокровенных в вещах и в их причинах. Когда слышишь об удалении от мира, об оставлении мира, о чистоте от всего, что в мире, тогда нужно сначала понять и узнать, но понятием не простонародным, но чисто разумным, что значит самое наименование: мир, из каких различий составляется это имя, и ты в состоянии будешь узнать о душе своей, сколько далека она от мира и что примешано к ней от мира.

Слово «мир» есть имя собирательное, обнимающее собою так называемые страсти. Если человек не знал прежде, что такое мир, то не достигнет он до познания, какими членами далек от мира и какими связан с ним.

Много есть таких, которые двумя или тремя членами отрешились от мира, и отказались от общения ими с миром, и подумали о себе, что стали они чуждыми миру в житии своем; потому что не уразумели и не усмотрели премудро, что двумя только членами умерли они миру, прочие же их члены в теле живут миру. Впрочем, не возмогли они сознать в себе и страстей своих; и как не сознали их, то не позаботились и об их уврачевании.

По умозрительному исследованию, миром называется и состав собирательного имени, объемлющего собою отдельно взятые страсти. Когда вообще хотим наименовать страсти, называем их миром; а когда хотим различать их по различию наименований их, называем их страстями. Страсти же суть части преемственного течения мира; и где прекращаются страсти, там мир стал в своей преемственности. И страсти суть следующие: приверженность к богатству, к тому, чтобы собирать какие-либо вещи; телесное наслаждение, от которого происходит страсть плотского вожделения; желание чести, от которого истекает зависть; желание распоряжаться начальственно; надмение благолепием власти; желание наряжаться и нравиться; искание человеческой славы, которая бывает причиною злопамятства; страх за тело. Где страсти сии прекращают свое течение, там мир умер; и в какой мepе недостает там некоторых из сих частей, в такой мере мир остается вне, не действуя теми частями состава своего, как и о святых сказал некто, что, будучи еще живы, стали они мертвы, потому что, живя во плоти, жили не по плоти. И ты смотри, какими из сих частей живешь; тогда узнаешь, какими частями ты живешь и какими умер миру. Когда познаешь, что такое мир, тогда из различия всего этого познаешь и то, чем связан ты с миром и чем отрешился от него. И скажу короче: мир есть плотское житие и мудрование плоти. По тому самому, что человек исхитил себя из этого, познается, что исшел он из мира. И отчуждение от мира познается по сим двум признакам: по превосходнейшему житию и по отличию понятий самого ума. Из сего, наконец, возникают в мысли твоей понятия о вещах, в которых блуждает мысль своими понятиями. По ним уразумеешь меру жития своего: вожделевает ли чего естество без насилия себе, есть ли в тебе какие прозябения неистребляемые или какие, производимые только случаем; пришел ли ум в сознание понятий совершенно нетелесных или весь он движется в вещественном, и это вещественное страстно. Ибо печати овеществления дел, под какими ум невольно представляется во всем, что ни совершает, суть добродетели. В них-то без немощи заимствует для себя причину к горячности и собранности помыслов с доброю целью потрудиться телесно, для упражнения сей горячности, если только делается сие нестрастно. И смотри, не изнемогает ли ум, встречаясь с сими печатями тайных помыслов, по причине лучшего пламенения по Богу, которым обыкновенно отсекаются суетные памятования70.

Сих немногих признаков, показанных в главе сей, взамен многих книг достаточно будет к тому, чтобы просветить человека, если он безмолвствует и живет в отшельничестве. Страх за тело бывает в людях столько силен, что вследствие оного нередко остаются они неспособными свершить что-либо достославное и досточестное. Но когда на страх за тело приникает страх за душу, тогда страх телесный изнемогает пред страхом душевным, как воск от силы пожигающего его огня. Богу же нашему слава во веки веков! Аминь.

* * *

61

По сирийскому тексту мысль другая: «Но оно просто научило нас, что здесь, без изменения нашей природы и перемены места, мы не можем получить ощущения о блаженстве от них».

62

Разумеется, вероятно, старческий возраст, когда многие виды искушений недоступны или теряют свою обольстительность, и, следовательно, не требуется преодоления себя и проявления свободы воли, чтобы им противиться.

63

По древнему славянскому переводу: «Чуждыми непотребными помыслами».

64

Притч. 6:27«может ли кто взять себе огонь в пазуху, чтобы не прогорело платье его»?

65

В духовных подвигах.

66

Телесных лишений, неизбежных в борьбе со страстями.

67

Божий.

68

Тот удерживается наказанием.

69

Доброделание.

70

В сирийском тексте все это место (после слов «движется в вещественном») читается так: «Это его материальное направление есть страстное состояние, или отпечатление внешней деятельности. Ибо ум невольно представляет себе также те вещи, посредством которых он совершает добродетели, и ими в немалой степени побуждается к волнению и к собиранию мыслей. Ибо, даже если цель направлена к добру, ум может еще, вследствие недостатка упражнения, быть деятельным в направлении к телесному, хотя не страстным образом и до тех пор, пока ему тайное воздействие мысленных образов не готовит скорби по причине более сильного пламенения благодаря Богу, которое обыкновенно отсекает суетные воспоминания».

Слово 3. О том, что душа до познания Божией премудрости и Божиих тварей доходит без труда, если безмолвствует вдали от мира и житейских попечений; ибо тогда может познавать естество свое и те сокровища, какие имеет сокрытыми внутри себя

Когда не вошли в душу отвне житейские попечения, но пребывает она в естественном своем состоянии, тогда непродолжителен бывает труд ее и доходит она до познания Божией премудрости; потому что удаление души от мира и безмолвие ее естественно побуждают ее к познанию Божиих тварей, а от сего возносится она к Богу, в удивлении изумевает и пребывает с Богом. Ибо, когда в душевный источник не входят воды отвне, тогда естественные, источающиеся в ней воды непрестанно порождают в душе помышления о чудесах Божиих. А как скоро душа оказывается не имеющею сих помышлений, это значит или что подана к тому некая причина какими-либо чуждыми воспоминаниями, или что чувства от встречи с предметами произвели против нее мятеж. Когда же чувства заключены безмолвием, не позволяется им устремляться вне, и при помощи безмолвия устареют памятования; тогда увидишь, что такое – естественные помыслы души, что такое – самое естество души, и какие сокровища имеет она скрытыми в себе. Сокровища же сии составляет познание бесплотных, возникающее в душе само собою, без предварительной мысли о нем и без труда. Человек даже не знает, что таковые помыслы возникают в природе человеческой. Ибо кто был ему учителем? Или как постиг он то, что, и будучи умопредставлено, не может быть уяснено для других? Или кто был наставником его в том, чему нимало не учился он у другого?

Такова-то природа души. Следовательно, страсти суть нечто придаточное, и в них виновна сама душа. Ибо по природе душа бесстрастна. Когда же слышишь в Писании о страстях душевных и телесных, да будет тебе известно, что говорится сие по отношению к причинам страстей; ибо душа по природе бесстрастна. Не принимают сего держащиеся внешнего любомудрия, а подобно им – и их последователи. Напротив того, мы веруем так, что Бог созданного по образу сотворил бесстрастным. Созданным же по образу разумею по отношению не к телу, но к душе, которая невидима. Ибо всякий образ снимается с предлежащего изображения. Невозможно же представить кому-либо образ, не видавши прежде подобия. Посему должно увериться, что страсти, как сказали мы выше, не в природе души. Если же кто противоречит сказанному, то мы предложим ему вопрос, и пусть ответствует он нам.

Вопрос. Что такое естество души? Бесстрастное ли нечто и исполненное света или страстное и омраченное?

Ответ. Если некогда естество души было светло и чисто, по причине приятия им в себя блаженного света, а подобно сему таковым же оказывается, когда возвращается в первобытный чин, то несомненно уже, что душа бывает вне своего естества, как скоро приходит в страстное движение, как утверждают и питомцы Церкви. Поэтому страсти привзошли в душу впоследствии, и несправедливо говорить, будто бы страсти – в естестве души, хотя она и приводится ими в движение. Итак, явно, что приводится она в движение внешним, не как своим собственным. И если страсти называются душевным71, потому что душа приводится ими в движение без участия тела, то и голод, и жажда, и сон будут душевными же, потому что и в них, а равно при отсечении членов, в горячке, в болезнях и подобном тому, душа страждет и совоздыхает с телом. Ибо душа соболезнует телу по общению с ним, как и тело соболезнует душе; душа веселится при веселии тела, приемлет в себя и скорби его. Богу же нашему слава и держава вовеки! Аминь.

* * *

71

В греческом читается «естественными», но согласно с древними славянскими рукописями лучше читать «душевными».

Слово 4. О душе, о страстях и о чистоте ума, в вопросах и ответах

Вопрос. Что такое естественное состояние души? Что такое состояние противоестественное? Что такое состояние сверхъестественное?

Ответ. Естественное состояние души есть ведение Божиих тварей, чувственных и мысленных. Сверхъестественное состояние есть возбуждение к созерцанию Пресущественного Божества. Противоестественное же состояние есть движение души в мятущихся страстями, как сказал божественный и великий Василий, что душа, когда оказывается сообразною естеством, пребывает горе́, а когда оказывается вне своего естества, является долу на земле; когда же бывает горе́, оказывается бесстрастною; а когда естество низойдет от свойственного ему чина, тогда открываются в нем страсти. Итак, явствует наконец, что страсти душевные не суть душевные по естеству. Если душа в охуждаемых телесных страстях приходит в такое же движение, как и в голоде и в жажде, то, пoелику в рассуждении сих последних не положено ей закона, не столько бывает она достойна порицания, как в прочих страстях, заслуживающих порицания. Случается, что иногда иному бывает попущено Богом сделать что-либо, по-видимому неуместное, и вместо порицания и укоризн воздается ему благим воздаянием. Так было с пророком Осиею, который поял в жены блудницу, с пророком Илиею, который по ревности Божией совершил убийство, и с теми, которые, по велению Моисееву, мечом убили своих родителей. Впрочем, говорится, что в душе, и без телесного естества, естественно есть похоть и раздражительность, и это суть страсти души.

Вопрос. То ли сообразно с естеством, когда вожделение души воспламенено Божественным, или когда обращено на земное и телесное? И для чего душевное естество обнаруживает ревность свою с раздражительностью? И в каком случае раздражение называется естественным? Тогда ли, как душа раздражается по какому-либо плотскому вожделению, или по зависти, или по тщеславию, или по чему подобному, или когда раздражает ее что-либо противное сему? Пусть отвечает, у кого слово, и мы последуем ему.

Ответ. Божественное Писание многое говорит и часто употребляет именования не в собственном смысле. Иное свойственно телу, но сказуется о душе. И наоборот, свойственное душе сказуется о теле. И Писание не разделяет сего; но разумные понимают это. Так и из свойственного Божеству Господа иное, неприменимое к человеческой природе, сказано в Писании о Всесвятом Теле Его; и наоборот, уничижительное, свойственное Ему по человечеству, сказано о Божестве Его. И многие, не понимая цели Божественных словес, поползнулись в этом, погрешив неисправимо. Так, в Писании не различается строго свойственное душе и свойственное телу. Посему если добродетель естественным образом есть здравие души, то недугом души будут уже страсти, нечто случайное, прившедшее в естество души и выводящее ее из собственного здравия. А из сего явствует, что здравие предшествует в естестве случайному недугу. Если же это действительно так (что и справедливо), то значит уже, что добродетель есть естественное состояние души, случайное же72 вне естества души.

Вопрос. Страсти телесные естественно ли или случайно приписываются телу? И страсти душевные, принадлежащие душе, по связи ее с телом, естественно ли или в несобственном смысле ей приписываются?

Ответ. О страстях телесных никто не осмелится сказать, что принимаются в несобственном смысле. А о душевных страстях, как скоро дознано и всеми признается, что душе естественна чистота, должно смело сказать, что страсти нимало не естественны душе; потому что болезнь позднее здравия. А одному и тому же естеству невозможно быть вместе и добрым, и лукавым. Посему необходимо одно предшествует другому; естественно же то, чем предварено другое; потому что о всем случайном говорится, что оно не от естества, но привзошло отвне; и всем случайным и привзошедшим следует изменение, естество же не переиначивается и не изменяется.

Всякая страсть, служащая к пользе, дарована от Бога, страсти телесные вложены в тело на пользу и возрастание ему; таковы же и страсти душевные. Но когда тело, лишением свойственного ему, принуждено стать вне своего благосостояния и последовать душе, тогда оно изнемогает и терпит вред. Когда и душа, оставив принадлежащее ей, последует телу, тогда и она терпит вред, по слову божественного апостола, который говорит: «плоть бо похотствует на духа, дух же на плоть: сия же друг другу противятся» (Гал. 5:17)73. Посему никто да не хулит Бога, будто бы Он в естество наше вложил страсти и грех. Бог в каждое из естеств вложил то, что служит к его возрастанию.

Но когда одно естество входит в согласие с другим, тогда оно обретается не в том, что ему свое, но в противоположном тому. А если бы страсти были в душе естественно, то почему душа терпела бы от них вред? Свойственное естеству не вредит ему.

Вопрос. Почему телесные страсти, взращающие и укрепляющие тело, вредят душе, если они не свойственны ей?74 И почему добродетель утесняет тело, а душу взращает?

Ответ. Не примечаешь ли, как то, что вне естества, вредит ему? Ибо каждое естество исполняется веселия, приблизившись к тому, что ему свойственно. Но ты желаешь знать, что свойственно каждому из сих естеств? Примечай: что вспомоществует естеству, то ему свойственно; а что вредит, то чуждо и привзошло отвне. Итак, пoелику дознано, что страсти тела и души одни другим противоположны, то уже все, сколько-нибудь вспомоществующее телу и доставляющее ему отдохновение, свойственно ему75. Но когда сдружилась с этим душа, нельзя сказать, что это ей естественно; ибо что свойственно естеству души, то – смерть для тела. Впрочем, в несобственном смысле, сказанное выше приписывается душе; и душа, по немощи тела, пока носит на себе оное, не может от сего освободиться; потому что естественно вступила в общение с скорбным для тела, по причине того единения, какое непостижимою Премудростию установлено между движением души и движением тела. Но хотя и в таком они взаимном общении, однако же отличны и движение от движения, и воля от воли, а также и тело от духа.

Впрочем, естество не переиначивается; напротив того, каждое из естеств, хотя и крайне уклоняется, в грех ли то или в добродетель, однако же приводится в движение собственною своею волею. И когда душа возвысится над попечением о теле, тогда вся всецело цветет духом в движениях своих и среди неба носится в непостижимом. Впрочем, и в этом состоянии не воспрещает телу помнить свойственного ему. И также, если тело оказывается в грехах, душевные помышления не перестают источаться в уме.

Вопрос. Что такое чистота ума?

Ответ. Чист умом не тот, кто не знает зла (ибо такой будет скотоподобным), не тот, кто по естеству находится в состоянии младенческом, не тот, кто принимает на себя вид чистоты. Но вот чистота ума – просветление Божественным, по деятельном упражнении в добродетелях. И не смеем сказать, чтобы приобрел сие кто без искушения помыслами, потому что иначе он был бы не облеченный телом. Ибо не отваживаемся говорить, чтобы наше естество до самой смерти не было боримо и не терпело вреда. Искушением же помыслов называю не то, чтобы подчиняться им, но чтобы положить начало борьбе с ними.

Перечисление движений помыслов

Движение помыслов в человеке бывает от четырех npичин: во-первых, от естественной плотской похоти; во-вторых, от чувственного представления мирских предметов, о каких человек слышит и какие видит; в-третьих, от предзанятых понятий76 и от душевной склонности, какие человек имеет в уме; в-четвертых, от приражения бесов, которые воюют с нами, вовлекая во все страсти, по сказанным прежде причинам. Поэтому человек даже до смерти, пока он в жизни этой плоти, не может не иметь помыслов и брани. Ибо, рассуди сам, возможно ли, чтобы прежде исшествия человека из мира и прежде смерти пришла в бездействие которая либо одна из сих четырех причин? Или возможно ли телу не домогаться необходимого и не быть вынужденным пожелать чего-либо мирского? Если же неуместно представлять себе что-либо подобное, потому что естество имеет нужду в таких вещах, то значит уже, что страсти действуют во всяком, кто носит на себе тело, хочет ли он того или не хочет. Поэтому всякому человеку, как носящему на себе тело, необходимо охранять себя не от одной какой-либо страсти, явно и непрестанно в нем действующей, и не от двух, но от многих страстей. Победившие в себе страсти добродетелями, хотя и бывают тревожимы помыслами и приражением четырех причин, однако же не уступают над собой победы, потому что имеют силу, и ум их восторгается к благим и Божественным памятованиям.

Вопрос. Чем разнствует чистота ума от чистоты сердца?

Ответ. Иное есть чистота ума, а иное – чистота сердца. Ибо ум есть одно из душевных чувств, а сердце обнимает в себе и держит в своей власти внутренние чувства. Оно есть корень, а если корень свят, то и ветви святы, т. е. если сердце доводится до чистоты, то ясно, что очищаются и все чувства. Если ум приложит старание к чтению Божественных Писаний или потрудится несколько в постах, в бдениях, в безмолвиях, то забудет прежний свой образ мыслей и достигнет чистоты, как скоро удалится от скверного жития; однако же не будет иметь постоянной чистоты; потому что как скоро он очищается, так же скоро и оскверняется. Сердце же достигает чистоты многими скорбями, лишениями, удалением от общения со всем, что в мире мирского, и умерщвлением себя для всего этого. Если же достигло оно чистоты, то чистота его не осквернится чем-либо малым, не боится великих, явных браней, разумею брани страшные; потому что приобрело себе крепкий желудок, который может скоро переварить всякую пищу, несваримую в людях немощных. Ибо врачи говорят, что всякая мясная пища неудобоварима, но много силы сообщает телам здоровым, когда приемлет ее крепкий желудок. Так, всякая чистота, приобретенная скоро, в короткое время и с малым трудом, скоро теряется и оскверняется. Чистота же, достигнутая многими скорбями и приобретенная продолжительным временем, не страшится какого-либо не превышающего меру приражения в которой либо из частей души, потому что укрепляет душу Бог. Ему слава во веки веков! Аминь.

* * *

72

По древнему славянскому переводу: «страсти же вне естества души».

73

Т. е. «плоть желает противного духу, а дух – противного плоти, они друг другу противятся».

74

По сирийскому тексту смысл такой: «Почему удовлетворение страстей тела дает ему рост и крепость, тогда как удовлетворение страстей души вредит ей, хотя они будто бы ей должны быть свойственны?»

75

Слов: «свойственно ему» в греческом издании нет, дополнены же они из древней славянской рукописи. В сирийском тексте это место читается так (после слова «противоположны»): «то все, что телу доставляет пользу и радость, должно рассматриваться как чуждое природе души и возложенное на нее только посредством заимствования, если она себе усвоит это; ибо то, что принадлежит природе души, смертоносно для тела».

76

Прежних впечатлений.

Слово 5. О чувствах, а вместе и об искушениях

Чувства целомудренные и собранные воедино порождают в душе мир и не попускают ей входить77 в испытание вещей. А когда душа не приемлет в себя ощущения вещей, тогда победа совершается без борьбы. Если же человек вознерадит и дозволит, чтобы имели к нему доступ приражения78, то принужден тогда бывает выдерживать брань. Возмущается же и первоначальная чистота, которая бывает весьма проста и ровна. Ибо по сему нерадению большая часть людей, или и целый мир, выходят из естественного и чистого состояния. Поэтому живущие в мире, в тесных связях с мирскими людьми, и не могут очистить ума, по той причине, что много познали зла. Немногие же в состоянии возвратиться к первоначальной чистоте ума. Поэтому всякому человеку надлежит с осторожностью соблюдать всегда чувства свои и ум от приражений. Ибо много потребно трезвенности, неусыпности, предусмотрительности. Великая простота прекрасна.

Человеческой природе, чтобы хранить пределы послушания Богу, потребен страх. Любовь к Богу возбуждает в человеке любовь к деланию добродетелей, чрез это стремится к благодарению. Духовное ведение естественно следует за деланием добродетелей. Тому же и другому предшествуют страх и любовь. И опять, любви предшествует страх. Всякий, кто не стыдится говорить, что можно приобрести последние без делания первых79, несомненно полагает первое основание погибели для души своей. Таков путь Господень, что последние рождаются от первых.

Любви к брату своему не заменяй любовью к какой-либо вещи; потому что брат твой тайно приобрел внутрь себя Того, Кто всего драгоценнее. Оставь малое, чтобы приобрести великое. Презри излишнее и малоценное, чтобы приобрести многоценное. Будь мертв в жизни своей, чтобы жить по смерти. Предай себя на то, чтобы умирать в подвигах, а не жить в нерадении. Ибо не те только мученики, которые прияли смерть за веру во Христа, но и те, которые умирают за соблюдение заповедей Христовых. Не будь несмыслен в прошениях своих, чтобы не оскорбить тебе Бога неразумием. Будь мудр в своих молитвах, чтобы сподобиться тебе славы. Проси досточестного у Дающего без зависти, чтобы за мудрое свое хотение приять от Него и почесть. Премудрости просил себе Соломон, и пoелику у Великого Царя просил премудрого, то с премудростью приял и царство земное. Елисей просил в сугубой мере той благодати Духа, какую имел учитель, и прошение его не осталось неисполненным.

Израиль просил маловажного, и постиг его гнев Божий. Оставил он то, чтобы в делах Божиих дивиться страшным чудесам Божиим, и домогался удовлетворить похотениям чрева своего. Но «еще брашну сущу во устех их, и гнев Божий взыде на ня» (Пс. 77:30-31). Приноси Богу прошения свои сообразно с Его славою, чтобы возвеличилось пред Ним достоинство твое и возрадовался Он о тебе. Если кто попросит у царя немного навоза, то не только сам себя обесчестит маловажностью своей просьбы, как показавший тем великое неразумие, но и царю своею просьбой нанесет оскорбление. Так поступает и тот, кто в молитвах своих у Бога просит земных благ. Ибо вот Ангелы и Архангелы, сии вельможи Царя, во время молитвы твоей, взирают на тебя, с каким прошением обратишься к Владыке их; и изумляются и радуются, когда видят, что ты, земной, оставил плоть свою и просишь небесного; и, напротив того, огорчаются, смотря на того, кто оставил небесное и просит своего гноя.

Не проси у Бога того, что Сам Он без прошения дает нам по Своему промышлению, и дает не только Своим и возлюбленным, но и тем, которые чужды ведения о Нем. Ибо сказано: не будьте, «якоже язычницы, лишше» глаголющими в молитвах своих (Мф. 6:7). Это есть телесное, и сих язы́цы ищут, сказал Господь. Вы же не «пецытеся, что ясте, или что пиете», или «во что облечетеся. Весть бо Отец ваш», что имеете в этом нужду (Мф. 6:25,32). Сын у отца своего не просит уже хлеба, но домогается наибольшего и высшего в дому отца своего. Ибо по немощи только ума человеческого Господь заповедал просить повседневного хлеба. Но смотри, что заповедано тем, которые совершенны ведением и здравы душою. Им сказано: не пекитесь о пище или одежде; потому что если Бог печется о бессловесных животных, о птицах и о тварях неодушевленных, то кольми паче попечется о нас: «ищите же» паче «Царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам» (Мф. 6:33).

Если просишь чего у Бога и Он медлит услышать тебя вскоре, не печалься, потому что ты не премудрее Бога. Бывает же сие с тобою или потому, что недостоин ты получить просимое; или потому, что пути сердца твоего не соответственны, но противны прошениям твоим; или потому, что не пришел ты еще в меру, чтобы приять дарование, которого просишь. Ибо не должно нам прежде времени касаться великих мер, чтобы дарование Божие, от скорости приятия оного, не сделалось бесполезным; потому что легко полученное скоро и утрачивается; все же, приобретенное с болезнью сердечной, и хранится с осторожностью.

Терпи жажду ради Христа, да упоит тебя Своею любовью. Смежи очи свои для житейских приятностей, да сподобит тебя Бог, чтобы мир Его царствовал в сердце твоем. Воздерживайся от того, что видят очи твои, да сподобишься духовной радости. Если неугодны будут Богу дела твои, не домогайся у Него прославления, чтобы не уподобиться человеку, искушающему Бога. Сообразна с житием твоим должна быть и молитва твоя. Ибо тому, кто привязан к земному, невозможно домогаться небесного, и тому, кто занят мирским, нет возможности просить Божественного; потому что пожелание каждого человека показывается делами его; в чем показывает он свое рачение, о том подвизается в молитве. Кто желает великого, тот не бывает занят маловажным.

Будь свободен, хотя и связан ты телом, и ради Христа докажи свободу своего послушания. Будь и благорассудителен в простоте твоей, чтобы не быть тебе окраденным. Возлюби смирение во всех делах своих, чтобы избавиться от неприметных сетей, какие всегда находятся на пути смиренномудренных. Не отвращайся от скорбей, потому что ими входишь в познание истины; и не устрашайся искушений, потому что чрез них обретаешь досточестное. Молись, чтобы не впадать в искушения душевные, а к искушениям телесным приуготовляйся со всею крепостью своею. Ибо вне их не возможешь приблизиться к Богу; потому что среди них уготован Божественный покой. Кто бежит от искушений, тот бежит от добродетели. Разумею же искушение не похотями, но скорбями.

Вопрос. Как согласуется между собою сказанное: «молитеся, да не внидете в напасть» (Мф. 26:41), а в другом месте: «подвизайтеся внити сквозе тесная врата» (Лк. 13:24); и еще: «не убойтеся от убивающих тело» (Мф. 10:28); и: «иже погубит душу свою Мене ради, обрящет ю» (Мф. 10:39)? Почему Господь везде побуждает нас к перенесению искушений, а здесь повелел: «молитеся, да не внидете» в них? Ибо какая добродетель бывает без скорби и искушения? Или какое искушение больше сего – погубить человеку себя самого? Однако же Господь повелел подвергаться сему искушению ради Него. Ибо говорит: «иже не приимет креста своего и вслед Мене грядет, несть Мене достоин» (Мф. 10:38). Почему же во всем Своем учении, повелевая подвергаться искушениям, здесь заповедал молиться о том, чтобы не «внити»! Ибо сказано: «многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Небесное» (Деян.14:22); и: «в мире скорбни будете» (Ін. 16:33); и: «в терпении сих стяжите души ваша» (Лк. 21:19).

О, какой тонкости ума требует путь учений Твоих, Господи! Всегда будет вне его тот, кто не читает смысленно и с ведением. Когда сыны Зеведеовы и матерь их пожелали седения с Тобою в Царствии, сказал Ты им следующее: «можета ли пити чашу, юже Аз имам пити, или крещением, имже Аз крещаюся, креститися?» (Мф. 20:22). Почему же здесь повелеваешь нам, Владыко, молиться о том, чтобы «не внити в напасть»? О каких искушениях повелеваешь нам молиться, чтобы «не внити» в них?

Ответ. Сказано: молись, чтобы «не внити» в искушения касательно веры. Молись, чтобы вместе с демоном хулы и гордыни «не внити» в искушения самомнением ума твоего. Молись, чтобы, по Божию попущению, «не внити» тебе в явное диавольское искушение, по причине худых мыслей, какие помыслил ты умом своим и за которые попускается на тебя искушение. Молись, чтобы не отступил от тебя Ангел целомудрия твоего, чтобы грех не воздвиг на тебя пламенеющей брани и не разлучил тебя с ним. Молись, чтобы «не внити» в искушение – раздражать одного против другого, или в искушение двоедушия и сомнения, которыми душа вводится в великое борение. А искушения телесные приуготовляйся принимать от всей души, и преплывай80 их всеми своими членами, и очи свои наполняй слезами, чтобы не отступил от тебя хранитель81 твой. Ибо вне искушения не усматривается Промысл Божий, невозможно приобрести дерзновения пред Богом, невозможно научиться премудрости Духа, нет также возможности, чтобы Божественная любовь утвердилась в душе твоей. Прежде искушений человек молится Богу как чужой кто. Когда же входит в искушения по любви к Богу и не допускает в себя изменения82, тогда поставляется пред Богом как бы имеющий Его должником своим и как искренний друг, потому что, во исполнение воли Божией, вел брань с врагом Божиим и победил его. Вот что значит сказанное: «молитеся, да не внидете в напасть». И еще: молись, чтобы в страшное диавольское искушение «не внити» тебе за кичливость твою; но за любовь твою к Богу да содействует тебе сила Божия, и тобою победит врагов своих. Молись, чтобы в искушения сии «не внити» тебе за порочность помыслов и дел твоих; но да искусится любовь твоя к Богу, и прославится сила Его в терпении твоем. Ему слава и держава во веки веков! Аминь.

* * *

77

Увлекаться.

78

Помыслов.

79

Т. е. ведение и делание добродетелей без любви и страха.

80

В сирийском тексте: «купайся в них».

81

Ангел.

82

Пребудет непоколебим.

Слово 6. О милосердии Владыки, по которому с высоты величия Своего снизошел к немощи человеческой, и об искушениях

И еще Господь наш, промышляя сообразно с Своею милостью и по мере благодати Своей, если вникнешь смысленно, повелел молиться и о телесных искушениях. Ибо, зная, что естество наше, по причине перстного и бренного тела, немощно и не в состоянии противостать искушениям, когда бывает в них, и потому отпадает от истины, обращается вспять и одолевается скорбями, повелел молиться, чтобы не впадать нам в искушения внезапно, если и без них возможно благоугодить Богу. А если человек, стремясь к высокой добродетели, внезапно впадет в страшные искушения и не выдержит, то не может он в это время дойти до совершенства в добродетели.

Не надлежит нам иметь лицеприятия ни к себе самим, ни к другим, из страха оставлять дело благородное и честное, в котором сокрыта жизнь души, и выставлять предлоги и учения, потворствующие слабости, например сие: «молитеся, да не внидете в напасть» (Мф. 26:41). Ибо о таковых сказано, что они под предлогом заповеди грешат втайне. Посему если приключится человеку, и постигнет его искушение, и понуждаем он будет нарушить одну из сих заповедей, т. е. оставить целомудрие или иноческое житие, или отречься от веры, или не подвизаться за Христа, или оставить без исполнения одну из заповедей, то, ежели он убоится и не противостанет искушениям мужественно, – отпадет от истины.

Поэтому всеми силами будем пренебрегать телом, предадим душу Богу и о имени Господнем вступим в борьбу с искушениями. И Кто спас Иосифа в земле Египетской и показал в нем подобие и образец целомудрия, Кто сохранил невредимым Даниила во рве львином и трех юношей в пещи огненной, Кто избавил Иеремию из рва тинного и даровал ему милость в стане халдейском, Кто Петра извел из узилища при затворенных дверях и Павла спас от сонмища иудейского, короче сказать, Кто всегда на всяком месте, во всякой стране соприсущ рабам Своим и являет в них силу и победу Свою, соблюдает их во многих необычайных обстоятельствах, показывает им спасение Свое во всех скорбях их, Тот и нас да укрепит и да спасет среди окружающих нас волн! Аминь.

Да будет в душах наших столько же ревности против диавола и его приставников, сколько имели Маккавеи, и святые пророки, и апостолы, и мученики, и преподобные, и праведные, которые установили Божественные законы и заповеди Духа в местах страшных, при искушениях самых трудных, и мир и тело повергли позади себя, и устояли в правде своей, не уступив над собою победы опасностям, которые вместе с их душами окружали и тела, но победив их мужественно. Имена их написаны в книге жизни даже до Пришествия Христова, и учение их, по Божию повелению, соблюдается для нашего наставления и укрепления, как свидетельствует апостол (см. Рим. 15:4), чтобы мы стали мудрыми, и познали пути Божии, и имели у себя пред очами сказания о них и жития их. Как одушевленные и живые образы, их брали себе за образец, шествовали их путем и им уподоблялись. О, как сладостны Божественные словеса душе благосмысленной! Они то же для души, что для тела пища, подкрепляющая его. Сказания же о праведных столь же вожделенны слуху кротких, сколь и постоянное орошение недавно посаженному растению.

Итак, возлюбленный, как доброе некое врачевство для слабых глаз, содержи в уме Промысл Божий, которым охраняется все от начала и доныне; памятование о сем храни в себе на всякий час, о сем размышляй и заботься, из сего извлекай для себя наставления, чтобы навыкнуть тебе хранить в душе своей памятование о величии чести Божией и тем обрести душе своей вечную жизнь во Христе Иисусе Господе нашем, Который, как Бог и человек, соделался Ходатаем Бога и человеков. К славе, окружающей Престол чести Его, не могут приближаться чины Ангельские; но ради нас явился Он в уничиженном и смиренном образе, как говорит Исаия: «видехом Его, и не имяше вида, ни доброты» (Іс. 53:2). Тот, Кто по естеству невидим всей твари, облекся в тело и совершил домостроительство для спасения и жизни всех народов, в Нем обретших очищение. Ему слава и держава во веки веков! Аминь.

Слово 7. О грехах произвольных, непроизвольных и совершаемых по какому-нибудь случаю

Есть грех, совершаемый по немощи, в который человек увлекается непроизвольно; и есть грех, совершаемый произвольно и по неведению. Бывает также, что иной сделает грех по какому-нибудь случаю, и еще – по закоснению и навыку во зле. Вот все роды и виды грехов; и хотя все они достойны порицания, однако же, по сравнении положенных за грехи наказаний, оказывается, что один больше другого. На иного падает наибольшее осуждение, и с трудом приемлется от него покаяние, а грех иного близок к прощению. И как Адам, Ева и змий, хотя все прияли от Бога воздаяние за грех, однако же весьма в различной мере подверглись проклятию, так бывает и с сынами их: каждому тяжесть наказания соразмеряется с намерением его и пристрастием ко греху. Если кто, не имея желания служить греху, по нерадению о добродетели увлекается в грех, потому что не упражнялся в добродетели, то тяжко такому пребывать во грехе; да и наказание его тяжело. А если случится, что иной радеющий о добродетели искушен будет каким-либо прегрешением, то, без сомнения, близка к нему милость, чтоб очистить его грех.

Инаков есть грех, совершаемый, когда человек оказывается радеющим о добродетели и постоянным в делании, так что и ночью не спит, заботясь, чтобы не потерпеть ущерба в том, о чем у него попечение, и днем всюду носит с собою бремя свое, и вся забота его о добродетели, но при сих и подобных сим попечениях, или по неведению какому, или от каких-либо препятствий на пути его, т. е. на пути добродетели, и от волн, во всякое время воздымающихся в членах его, или вследствие уклонения, попущенного ему для испытания его свободы, весовая чаша у него склоняется несколько влево, и телесною немощью увлекается он в один из видов греха; и при этом скорбит, тужит, болезненно воздыхает он в душе своей, по причине бедствия, приключившегося ему от сопротивных.

Инаков же грех, когда человек оказывается слабым и нерадивым в делании добродетели, совершенно оставил путь ее, рабски стремится в послушание всякому греховному наслаждению, оказывает рвение взыскивать средства к полнейшему наслаждению, подобно какому-нибудь рабу, готов со тщанием выполнить волю врага своего и члены свои уготовить в оружие диаволу со всяким ему послушанием, нимало не намерен подумать о покаянии, приблизиться к добродетели, пресечь зло и положить конец пагубному пути своему.

Инаков грех от поползновений и падений, какие могут приключиться на пути добродетели и на стезе правды. Ибо, по словам отцов, на пути добродетели и на стезе правды встречаются падения, препятствия, принуждения и тому подобное.

Иное же дело – падение души, всецелая ее гибель, совершенное оставление. Кто явно принадлежит к числу таковых, тот, когда падет, да не забывает любви Отца своего; но если приключится ему впасть и в многоразличные прегрешения, да не перестает радеть о добре, да не останавливается в своем течении; но, и побеждаемый, снова да восстает на борьбу со своими сопротивниками и ежедневно да начинает полагать основание разрушенному зданию, до самого исхода своего из мира сего имея во устах пророческое слово: «не радуйся о мне», противник мой, «яко падох»; ибо снова «востану, Аще сяду во тме», Господь озарит «мя» (Мих. 7:8); и нимало да не прекращает брани до самой смерти, пока есть в нем дыхание, да не предает души своей на одоление, даже и во время самого поражения. Но если и каждый день разбивается ладья его, и терпит крушение весь груз, да не перестает заботиться, запасаться, даже брать взаймы, переходить на другие корабли и плыть с упованием, пока Господь, призрев на подвиг его и умилосердившись над сокрушением его, не ниспошлет ему милость Свою и не даст ему сильных побуждений83 встретить и вытерпеть разожженные стрелы врага. Такова премудрость, подаваемая от Бога; таков мудрый больной, не теряющий надежды своей. Лучше быть нам осужденным за некоторые дела, а не за оставление всего. Посему-то авва Мартиниан увещевает не изнемогать от множества подвигов, от многоразличных и частых браней на пути правды, не возвращаться вспять и не уступать врагу победы над собою каким-либо постыдным для нас образом. Ибо, как некий чадолюбивый отец, в чинном и стройном порядке, говорит он следующее:

Совет преподобного Мартиниана

«Если вы, чада, действительно подвижники, стремящиеся к добродетели, и есть в вас душевное рачение, то возжелайте ум ваш представить Христу чистым и делать дела Ему благоугодные. Ибо непременно должно вам выдержать за сие всякую брань, воздвигаемую естественными страстями, влечением мира сего, постоянною и непрекращающеюся злобою демонов, с какою обыкновенно нападают на вас, и со всеми их злоухищрениями. Не бойтесь, что жестокость брани непрерывна и продолжительна; не приходите в колебание от долговременности борьбы; не ослабевайте и не трепещите от вражеских ополчений; не впадайте в бездну безнадежности, если, может быть, и приключится вам на время поползнуться и согрешить. Но если и потерпите что-нибудь в сей великой брани, будете поражены в лицо и уязвлены, сие нимало да не воспрепятствует вам стремиться к доброй вашей цели. Паче же пребывайте в избранном вами делании и достигайте сего вожделенного и похвального качества, т. е. чтоб оказаться в брани твердыми, непобежденными, обагренными кровью язв своих, и никоим образом не прекращайте борьбы со своими сопротивниками».

Таковы поучения великого старца. Не надобно вам ослабевать или изнемогать по причине сказанного выше84. Горе же тому монаху, который лжет обету своему и, попирая совесть свою, подает руку диаволу, чтобы тот воздвигся против него в виде какого-либо малого или великого греха, и который не может снова стать пред лицом врагов своих сокрушенною частью души своей. С каким лицом предстанет он Судии, когда, достигнув чистоты, друзья его встретят друг друга – те самые, с которыми разлучившись в пути своем, пошел он стезею погибели, утратил и то дерзновение, какое имеют пред Богом преподобные, и ту молитву, которая исходит из чистого сердца, возносится горе превыше Ангельских Сил и ничем не возбраняется, пока не получит просимого в ней и с радостью не возвратится в воссылавшие ее уста? И страшнее всего то, что, как здесь он разлучился с ними в пути своем, так и его разлучит с ними Христос в тот день, когда светлый облак понесет на хребте своем тела, сияющие чистотою, и поставит во вратах небесных. Ибо по тому самому, что здесь уже осуждены дела их, «не воскреснут нечестивии на суд, ниже грешницы в совет праведных» (Пс. 1:5) в воскресение суда.

* * *

83

Крепости сил.

84

Ради различных браней.

Слово 8. О хранении и блюдении себя от людей расслабленных и нерадивых; о том, что от сближения с ними воцаряется в человеке нерадение и расслабление, и он исполняется всякой нечистой страсти, – и о хранении себя от близости с юными, чтобы ум не осквернился непотребными помыслами

Кто возбраняет устам своим клеветать, тот хранит сердце свое от страстей. А кто хранит сердце свое от страстей, тот ежечасно зрит Господа. У кого помышление всегда о Боге, тот прогоняет от себя демонов и искореняет семя их злобы. Кто ежечасно назирает за своею душою, у того сердце возвеселяется откровениями. Кто зрение ума своего сосредоточивает внутри себя самого, тот зрит в себе зарю Духа. Кто возгнушался всяким парением ума, тот зрит Владыку своего внутри сердца своего. Если любишь чистоту, при которой может быть зрим Владыка всяческих, то ни на кого не клевещи и не слушай того, кто клевещет на брата своего. Если другие препираются при тебе, замкни уши и беги оттуда, чтобы не услышать тебе выражений гневных и не умерла душа твоя, лишившись жизни. Сердце раздраженное не вмещает в себе тайн Божиих; а кроткий и смиренномудрый есть источник тайн нового века.

Вот, если будешь чист, то внутри тебя небо, и в себе самом узришь Ангелов и свет их, а с ними и в них и Владыку Ангелов. Кого хвалят справедливо, тот не терпит вреда. Но если усладительна для него похвала, то безмездный он делатель. Сокровище смиренномудрого внутри него, и это – Господь. Наблюдающий за языком своим вовек не будет им окраден. Уста молчаливые истолковывают тайны Божии, а скорый на слова удаляется от Создателя своего. Душа доброго сияет паче солнца и ежечасно возвеселяется видением Божественных откровений. Кто последует любящему Бога, тот обогатится тайнами Божиими; а кто последует неправедному и горделивому, тот удалится от Бога и возненавиден будет друзьями своими. Молчаливый языком во всей наружности своей приобретает смиренномудрую чинность, и он без труда возобладает над страстями. Страсти искореняются и обращаются в бегство непрестанным погружением мысли в Боге. Это меч, умерщвляющий их. Как при безмолвной тишине чувственного моря носится и плавает дельфин, так и при безмолвии и утишении раздражительности и гнева в море сердечном, во всякое время, к веселью сердца, носятся в нем тайны и Божественные откровения.

Кто желает видеть Господа внутри себя, тот прилагает усилие очищать сердце свое непрестанным памятованием о Боге, и таким образом, при светлости очей ума своего, ежечасно будет он зреть Господа. Что бывает с рыбою, вышедшею из воды, то бывает и с умом, который выступил из памятования о Боге и парит в памятовании о мире. Сколько человек удаляется от собеседования с людьми, столько же удостаивается дерзновенного умом своим беседования с Богом, и в какой мере отсекает от себя утешение мира сего, в такой удостаивается радости Божией о Духе Святом. И как гибнут рыбы от недостатка воды, так умные движения, возникающие от Бога, исчезают в сердце инока, который часто обращается и проводит время с людьми мирскими.

Мирянин, бедствующий и злостраждущий в делах мирских и житейских, лучше злостраждущего и в мирских делах проводящего время инока. Кто с пламенною ревностью днем и ночью ищет Бога в сердце своем и искореняет в нем приражения, бывающие от врага, тот страшен демонам и вожделенен Богу и Ангелам Его. У чистого душою мысленная область внутри него; сияющее в нем солнце – свет Святыя Троицы; воздух, которым дышат обитатели области сея, – Утешительный и Всесвятый Дух; совосседающие с ним – святые и бесплотные природы; а жизнь, и радость, и веселье их – Христос, свет от света – Отца. Таковый и видением души своей ежечасно увеселяется, и дивится красоте своей, которая действительно во сто крат блистательнее светлости солнечной. Это – Иерусалим и Царство Божие, внутри нас сокровенное, по Господнему слову (Лк. 17:21). Область сия есть облако Божией славы, в которое только чистые сердцем внидут узреть лице своего Владыки и озарить умы свои лучами Владычнего света.

А кто раздражителен, кто гневлив, кто славолюбив, кто любостяжателен, кто чревоугодник, кто обращается с мирянами, кто хочет, чтобы исполняема была собственная его воля, кто вспыльчив и исполнен страстей – все таковые пребывают в таком же смятении, как сражающиеся ночью, и осязают тьму, находясь вне области жизни и света. Ибо область сия составляет удел добрых, смиренномудрых, соделавших сердца свои чистыми. Человек не может узреть красоты, которая внутри него, пока не возгнушается всякою красотою вне его и не обесчестит ее. Он не может возвести взора прямо к Богу, пока не отречется совершенно от мира. Кто уничижает и умаляет самого себя, того упремудрит Господь. А кто сам себя почитает премудрым, тот отпадает от Божией премудрости. В какой мере язык воздерживается от многоглаголания, в такой озаряется ум к различению помышлений, а многоглаголанием приводится в замешательство и самый рассудительный ум.

Кто обнищает в мирском, тот обогатится в Боге; а друг богатых обнищает Богом. Кто целомудрен, смиренномудр, гнушается вольностию в словах и изгнал из сердца раздражительность, тот (уверен я в этом), как скоро станет на молитву, видит в душе своей свет Святаго Духа, и радуется в блистаниях озарения светом Его, и веселится видением славы сего озарения и изменением своим до уподобления с оною славою. Нет иного делания, которое бы могло низлагать так полки нечистых демонов, как видение в Боге.

Некто из отцов повествовал мне следующее: «В один день сидел я, и ум мой пленен был видением. А когда пришел я в себя, крепко воздохнул. Стоявший же против меня бес, как скоро услышал сие, убоялся и, как бы пожираемый какою молнией, возопив от нужды и как бы гонимый кем, предался бегству».

Блажен, кто памятует о своем отшествии из этой жизни и воздерживается от привязанностей к наслаждениям мира сего, потому что многократно усугубленное блаженство приимет во время отшествия своего, и не оскудеет для него блаженство сие. Он есть рожденный от Бога; и Святый Дух – кормитель его; из лона Духа сосет он живоносную пищу и, к веселию своему, обоняет воню Его. А кто привязан к мирским, к миру и к успокоению его, кто любит беседование с миром, тот лишается жизни, и мне нечего сказать о нем; остается только с воплем плакать неутешным плачем, который сокрушит сердца слышащих оный.

Пребывающие во тьме, воздвигните главы свои, да озарятся светом лица ваши! Изыдите из-под власти мирских страстей, да изыдет в сретение вам сущий от Отца Свет, и служителям Тайн Своих да повелит разрешить узы ваши, чтобы по следам Его шествовать вам ко Отцу. Увы! Чем мы связаны и что нам препятствует видеть славу Его? О, если бы расторглись узы наши, и нам, взыскав, обрести Бога нашего! Если хочешь знать человеческие тайны и не достиг еще до того, чтобы узнать по духу, – дознаешь по речам, образу жизни и распорядку каждого, если ты мудр. Кто чист в душе и непорочен в образе жизни, тот всегда с целомудрием произносит словеса Духа и сообразно с мерою своего разумения рассуждает и о Божественном, и о том, что в нем самом. А у кого сердце сокрушено страстями, у того ими же и язык приводится в движение. Если станет он говорить и о духовном, то будет рассуждать под влиянием страсти, чтобы в неправде одержать победу. Мудрый замечает такого человека при первой встрече, и чистый обоняет его зловоние.

Кто душою и телом предан всегда суесловию и парениям ума, тот блудник; кто соглашается и соучаствует с ним в этом, тот прелюбодей; и кто сообщается с ним, тот идолослужитель. Дружба с юными есть блуд, которым гнушается Бог. К умягчению такого человека нет пластыря. А кто всех равно любит по состраданию и без различия, тот достиг совершенства. Юный, следуя за юным, заставляет рассудительных плакать и рыдать о них; старец же, следуя за юным, приобретает страсть, которая смраднее страсти юных. Хотя бы и о добродетелях рассуждал он с юными, но сердце его уязвлено. Юный, если он смиренномудр и безмолвник, если чист сердцем от зависти и раздражительности, удаляется от всякого человека и внимателен к себе, то скоро уразумевает страсти нерадивого старца. А если старец неодинаково расположен к старцу и к юному, то всеми силами старайся с таковым не иметь общения, но паче удаляйся от него.

Горе нерадивым, которые притворствуют и под наружностью чистоты питают собственные свои страсти. Кто достиг седин в чистоте помыслов, в добром житии и в воздержании языка, тот здесь еще наслаждается сладостью плода ведения85, а при отшествии своем от тела приемлет Божию славу.

Ничто не охлаждает так огня, вдыхаемого в сердце инока Святым Духом к освящению души, как обращение с людьми, многоглаголание и всякая беседа, кроме беседы с чадами Таин Божиих, способствующей к приращению ведения Божия и к сближению с Богом, ибо таковая беседа сильнее всех добродетелей пробуждает душу к оной86 жизни, искореняет страсти и усыпляет скверные помыслы. Не приобретай себе друзей и сотаинников, кроме таковых87, чтобы не положить преткновения душе своей и не уклониться тебе от пути Господня. Да возвеличится в сердце твоем любовь, соединяющая и сопрягающая тебя с Богом, чтобы не пленила тебя любовь мирская, которой причина и конец – тление. Пребывание и обращение с подвижниками – тех и других обогащает тайнами Божиими. А любовь к нерадивым и ленивым делает, что, предавшись совместно парению ума, они наполняют чрево до пресыщения и без меры. Таковому неприятными кажутся яства без друга его, и говорит он: «Горе вкушающему хлеб свой в одиночестве, потому что не сладок ему будет». И они приглашают друг друга на пиры и платят сим один другому, как наемники. Прочь от нас, эта мерзкая любовь, это неприличное и нечестивое препровождение времени! Бегай, брат, приобыкших к подобным делам и никак не соглашайся есть вместе с ними, хотя бы приключилась тебе и нужда, потому что трапеза их мерзка, при ней прислуживают бесы; друзья жениха-Христа не вкушают ее.

Кто часто устраивает пиры, тот работник блудного демона88 и оскверняет душу смиренномудрого. Простой хлеб с трапезы непорочного очищает душу ядущего от всякой страсти. Воня от трапезы чревоугодника – обилие яств и печений. Безумный и несмысленный привлекается к ней, как пес к мясной лавке. Трапеза пребывающего всегда в молитве сладостнее всякого благоухания от мускуса и благовония от мира; боголюбивый вожделевает оной, как бесценного сокровища.

С трапезы постящихся, пребывающих во бдении и трудящихся о Господе, заимствуй себе врачевство жизни и возбуди от омертвения душу свою. Ибо среди них, освящая их, возлежит Возлюбленный, и горечь злострадания89 их претворяет в неисповедимую сладость Свою; духовные же и небесные служители Его осеняют их и святые их яства. И я знаю одного из братии, который ясно видел это собственными своими глазами.

Блажен, кто заградил себе уста от всякого сластолюбия, отлучающего его от Создателя. Блажен, кому пищею Хлеб, сшедший с неба и даровавший жизнь миру. Блажен, кто на поле своем узрел Орошение жизни, по милосердию исходящее из недр Отчих, и к Нему возвел око. Ибо, когда испиет Оного, возвеселится и процветет сердце его, и будет в веселии и радости. Кто в пище своей узрел Господа своего, тот укрывается от всех и один причащается Его, не вступая в общение с недостойными, чтобы не стать их сопричастником и не остаться без озарения лучом Господним. А у кого в пищу примешан смертоносный яд90, тот не может вкушать ее с приятностью без друзей своих. Тот – волк, пожирающий мертвечину, кто вступает в дружбу ради собственного своего чрева. Какая ненасытность у тебя, несмысленный, хочешь наполнить чрево свое за трапезой нерадивых, где душа твоя исполняется всякой страсти! Этих предостережений достаточно для тех, которые могут обуздывать чрево.

Весьма сладостна воня постника, и встреча с ним веселит сердца рассудительных; а на чревоугодника от обращения с постником нападает страх, и он употребляет все меры не есть с ним.

Любезен Богу образ жизни воздержанного, тогда как соседство его весьма тяжело для любостяжательного. Молчаливый много восхваляется у Христа; но не будет приятно приближение его тем, которых бесы уловили пристрастием к забавам и парению ума. Кто не любит смиренномудрого и кроткого, кроме горделивых и злоречивых, которые чужды его делания?

Некто рассказывал мне из собственного своего опыта: «В которые дни имею я беседу с кем-нибудь, в те съедаю по три или по четыре сухаря в день, и если стану принуждать себя к молитве, то ум мой не имеет дерзновения к Богу, и не могу устремить к Нему мысли. Когда же разлучусь с собеседниками на безмолвие, в первый день принуждаю себя съесть полтора сухаря, во второй – один, а как скоро утвердится ум мой в безмолвии, усиливаюсь съесть один целый сухарь, и не могу; ум же мой непрестанно с дерзновением беседует с Богом, хотя и не понуждаю его к тому, и светозарность Божества, не оскудевая, осиявает меня, и влечет меня видеть красоту Божественного света и увеселяться ею. Если же во время безмолвия приключится кому прийти и говорить со мною хотя один час, невозможно мне тогда не прибавить пищи, не оставить чего из правила, не расслабеть умом к созерцанию оного света». Вот видите, братия мои, как прекрасны и полезны терпение и уединение, какую силу и какое удобство доставляют подвижникам. Блажен, кто ради Бога пребывает в безмолвии и наедине ест хлеб свой, потому что всегда он беседует с Богом. Ему слава и держава ныне, и всегда, и вовеки! Аминь.

* * *

85

Духовного.

86

Духовной.

87

Т. е. тех, которые суть чада Таин Божиих.

88

Исполнитель плотской похоти.

89

Разумеется труд поста и подвига.

90

Греховный.

Слово 9. О чине и уставе новоначальных и о том, что прилично им

Вот целомудренный и любезный Богу чин – не обращать очей туда и сюда, но простирать всегда взор вперед; не празднословить, но говорить только необходимо нужное; довольствоваться убогими одеждами для удовлетворения телесной потребности; пользоваться яствами, поддерживающими тело, а не для чревоугодия: вкушать всего понемногу, не презирать одного, а другое избирать и этим одним охотно наполнять чрево, прочее же отметать91. Выше всякой добродетели рассудительность. Вина же, когда нет с тобою друзей или не имеешь болезни или упадка сил, не вкушай. Не прерывай речи, когда говорит другой; и не отвечай, как невежда, но будь тверд92, как мудрец. И где бы ни находился ты, почитай себя меньшим всех и служителем братии своих. Ни перед кем не обнажай ни одного члена своего; не приближайся ни к чьему телу без необходимой причины. Не позволяй, чтобы и к твоему телу приближался кто без важной, как сказано, причины. Уклоняйся от дерзости в речах, как от смерти. И сну своему приобрети целомудренный чин, да не удалится от тебя охраняющая тебя сила93. Где ты ни спишь, пусть никто, если только можно, не видит тебя. Ни пред кем не извергай слюны. Если, когда сидишь за трапезой, найдет на тебя кашель, отвороти лицо свое назад и так кашляй. Ешь и пей с целомудрием, как прилично чадам Божиим.

Не протягивай руки своей, чтобы с бесстыдством взять что-либо из предложенного друзьям твоим. А если сидит с тобою странник, раз и два пригласи его вкусить, и предлагай трапезу благочинно, а не в беспорядке. Сиди чинно и скромно, не обнажая ни одного из членов своих. Когда зеваешь, закрой уста свои, чтобы не видели другие; ибо, если удержишь дыхание свое, зевота пройдет. Если входишь в келлию настоятеля, или друга, или ученика, храни очи свои, чтобы не видели, что там есть. Если же понуждает к тому помысл, будь внимателен к себе, не слушайся его, и не делай этого. Ибо кто бесстыден в этом, тот чужд иноческого образа и самого Христа, даровавшего нам сей образ. Не обращай взора на те места, в которых спрятана утварь в келлии друга твоего. Тихо отворяй и затворяй дверь у себя и у друга своего. Ни к кому не входи внезапно, но постучась отвне и испросив дозволения, потом уже войди благоговейно.

Не будь тороплив в походке своей без необходимой потребности, заставляющей поспешить. Всем будь послушен во всяком добром деле, только не следуй за любостяжательными, или сребролюбцами, или миролюбцами, да не явится послушание твое делом диавольским. Беседуй со всяким кротко, смотри на всякого целомудренно, ничьим лицом не насыщай очей своих. Идя дорогою, не опережай старших тебя. А если друг твой отстал, отойдя немного вперед, подожди его. Кто не так поступает, тот несмыслен и уподобляется свинье, которой нет закона. Если друг твой начнет речь с кем-либо встретившимся, подожди его и не торопи. Здоровый больному пусть заблаговременно скажет: сделаем, что потребно.

Никого не обличай в каком бы то ни было проступке, но себя почитай во всем ответственным и виновным в прегрешениях. Всякое низкое дело делать со смиренномудрием не отказывайся и не уклоняйся. Если вынужден засмеяться, не выставляй наружу зубов своих. Если принужден говорить с женщинами, отврати лицо от зрения их и так беседуй с ними. А от инокинь, от встречи и разговоров с ними и от лицезрения их удаляйся, как от огня и как от сети диавольской, чтобы в сердце своем не остудить тебе любви к Богу и не осквернить сердца своего тиною страстей. Если они и сестры тебе по плоти, блюдись от них, как от чужих. Остерегайся сближения со своими, чтобы сердце твое не охладело в любви Божией. Вольного обращения и собеседования с юными убегай, как дружбы с диаволом. Одного имей собеседника и сотаинника – того, кто боится Бога и всегда внимателен к себе самому, беден в храмине своей, но богат тайнами Божиими. Утаивай от всякого свои тайны, деяния и брани. Ни перед кем, кроме крайней нужды, не сиди с открытою головою94. С целомудрием приступай к исполнению необходимой нужды, как бы стесняясь хранящего тебя Ангела, и совершай дело со страхом Божиим, и принуждай себя до самой смерти, хотя бы и неприятно было это сердцу твоему.

Лучше тебе принять смертоносный яд, нежели есть вместе с женщиной, хотя это будет матерь или сестра твоя. Лучше тебе жить вместе со змием, нежели спать и лежать под одним покровом вместе с юным, хотя будет это брат твой по плоти. Если идешь дорогой и скажет кто из старших тебе: «Иди, будем петь», послушайся его. А если не скажет сего, языком молчи, сердцем же славословь Бога. Никому ни в чем не противься, ни с кем не ссорься, не лги, не клянись именем Господа Бога твоего. Будешь пренебрегаем, сам не пренебрегай. Будешь обижаем, сам не обижай. Пусть лучше гибнет телесное вместе с телом, только бы не потерпело вреда что-либо душевное. Ни с кем не входи в суд, а незаслуженно осужденный – терпи. Не возлюби душою своею чего-либо мирского, но покорствуй игуменам и начальствующим; а от близких сношений с ними удерживайся, потому что это сеть, уловляющая нерадивых в погибель.

Тебе, чревоугодник, старающийся угодить чреву своему, лучше уголь огненный ввергнуть в утробу свою, нежели печения правителей и начальствующих. На всех изливай милость и от всех будь унижен. Храни себя от многоглаголания, ибо оно угашает в сердце мысленные движения, бывающие от Бога. Как мечущегося на всех льва, избегай рассуждений о догматах: не сходись для этого ни с питомцами Церкви, ни с чужими. Не проходи и стогнами гневливых или сварливых, чтобы сердце твое не исполнилось раздражительности и душою твоею не возобладала тьма прелести. Не живи вместе с горделивым, да не будет действенность Святаго Духа отъята от души твоей, и да не соделается она жилищем всякой лукавой страсти. Если же соблюдешь ты, человек, сии предосторожности и будешь всегда заниматься Богомыслием, то душа твоя действительно узрит в себе свет Христов и не омрачится вовеки. Христу слава и держава вовеки! Аминь.

* * *

91

Слова «прочее же отметать» дополнены из древнего славянского перевода.

92

В обуздании языка.

93

Ангел Хранитель.

94

Точнее: «без накидки».

Слово 10. Сказания святых мужей, их преподобные изречения и чудное житие

В один день пошел я в келлию к одному святому брату и по немощи своей прилег у него на одном месте, чтобы походил он за мною ради Бога, потому что знакомых у меня никого там не было. И видел я, как этот брат встает ночью прежде времени и имеет обычай приходить на правило до братии. Довольно времени он стихословил и вдруг на все то время, пока продолжалось это с ним, оставлял правило, падал на лицо свое и до ста или более раз с горячностью, какую возжигала в сердце его благодать, ударял головою в землю. После сего вставал, лобызал крест Владычний, снова делал поклон, и лобызал тот же крест, и опять повергался на лицо свое. И такой обычай соблюдал он всю жизнь, так что невозможно изобразить мне числом множества его коленопреклонений. Да и кто был бы в состоянии исчислить поклоны этого брата, какие клал он каждую ночь? Раз двадцать со страхом и горячностью, с любовию, растворенною благоговением, лобызал он крест и опять начинал стихословие, а иной раз от великого возгорания помыслов, распалявших его горячностью своею, когда не в силах был выносить разжжения оного пламени, препобеждаемый радостью, восклицал, потому что не мог удержаться. Поэтому много дивился я благодати сего брата, и подвигу, и трезвенности его в деле Божием. Поутру же, после первого часа, когда садился он за чтение, делался подобен человеку плененному и в продолжение каждой читаемой им главы не раз падал на лицо свое, и на многих стихах воздевал руки свои к небу, и славословил Бога. От рода же ему был сороковой год. Употреблял он и пищу в весьма малом количестве, и очень сухую. И пoелику сверх меры и силы делал частые принуждения телу своему, то казался подобным тени, почему жалость возбуждало во мне изнеможение лица его, так исхудавшего от многого неядения, что в нем не было и двух перстов. И нередко говаривал я ему: «Пожалей и себя, брат, в подвиге своем, и это доброе житие, какое стяжал ты; не спутай и не порви этого, подобного духовной цепи, жития твоего, и из желания прибавить несколько труда не умаль и не останови совершенно течения пути своего. Ешь в меру, чтобы не лишиться возможности есть; не простирай ноги своей сверх силы, чтобы не сделаться вовсе неспособным к делу». Был же он милостив, весьма скромен, и милость оказывал с благодушием.

Чистый по врожденным качествам, готовый на утешение, мудрый по Богу, всеми любим был за чистоту свою и за благодушие. С братиею же, когда имели в нем нужду, нередко работал дня по три и по четыре и только к вечеру уходил в свою келлию, потому что искусен был и во всяком служении. Когда же приобретал что, хотя имел в том нужду, из великого уважения своего к большим и малым, не мог сказать95, что не имеет того. И даже когда работал с братиею, то по большей части делал это как бы из уважения и принуждал себя, не находя для себя удовольствия в выходах из келлии. Таково было житие и обращение96 оного подлинного дивного брата. Богу же нашему да будет слава вовеки! Аминь.

* * *

95

Просящему.

96

С другими.

Слово 11. О ветхом старце

В другой раз опять пошел я к одному ветхому, прекрасному и добродетельному старцу. Он весьма любил меня, и был, хотя невежда в слове, но просвещен ведением и глубок сердцем, и говорил, что внушала ему благодать; не часто выходил он из своей келлии, разве только к святым службам; был же внимателен к себе и жил в безмолвии. Некогда сказал я ему: «Пришел мне, отец, помысл пойти в воскресный день на церковную паперть, сесть там и рано утром есть, чтобы всякий входящий и выходящий, увидев меня, уничижил». На сие старец отвечал мне так: «Писано, что всякий, кто делает соблазн мирянам, не узрит света. А ты никому не известен в этой стороне, жития твоего не знают, будут же говорить, что иноки с утра едят; особливо97 же братия здесь новоначальные и немощны в своих помыслах; многие из них, имея веру к тебе и пользуясь от тебя, как скоро увидят, что сделал ты это, потерпят вред.

Древние отцы делывали так, по причине многих совершенных ими чудотворений и по причине оказываемой им чести и прославления их имени, и делали это, чтобы подвергнуть себя бесчестию, скрыть славу жития своего и удалить от себя причины к гордыне. А тебя что заставляет поступить подобным сему образом? Не знаешь разве, что всякому житию свой чин и свое время? Ты не имеешь такого отличного жития и такого имени, а живешь как и прочие братия. Ты себе не принесешь пользы, а другому повредишь. Притом такое действование полезно не всем, но одним совершенным и великим, потому что в этом98 есть разрешение чувств99. Достигшим же только средины и новоначальным оно вредно, потому что таковые имеют нужду в большей предосторожности и в подчинении чувств. Старцы уже пережили время осторожности, извлекают пользу, из чего только захотят. Ибо неопытные купцы в больших оборотах великие причиняют себе убытки, а в маловажных оборотах скоро идут с успехом вперед. И опять, как сказал я, всякому делу свой порядок, и всякому роду жизни известное время. Кто прежде времени начинает, что сверх его меры, тот ничего не приобретает, а усугубляет только себе вред. Если вожделенно тебе это, с радостью терпи то бесчестие, которое по Божию смотрению, а не по твоей воле постигает тебя, и не смущайся, не питай ненависти к тому, кто бесчестит тебя».

Была у меня однажды еще беседа с сим благоразумным мужем, вкусившим плода с древа жизни за труды, понесенные им с ранней юности до вечера старости своей. И, преподав мне много уроков добродетели, говорил он еще так: «Всякая молитва, в которой не утруждалось тело и не скорбело сердце, вменяется за одно с недоношенным плодом чрева, потому что такая молитва не имеет в себе души», – и еще говорил мне: «Человеку любопрительному, который хочет поставить на своем слове, лукавому умом и бесстыдному в чувствах своих, ничего не давай, и у него вовсе ничего не бери, чтобы тебе не удалить от себя чистоту, приобретенную с великим трудом, и не наполнить сердца своего тьмою и смущением».

* * *

97

Не должно сего делать потому, что братия…

98

Т. е. в таковом действовании.

99

Свобода пользования чувствами, обученными в добре.

Слово 12. О другом старце

Пошел я некогда в келлию к одному из отцов. Святой же нечасто кому отворял двери. Но, как скоро увидел в окно, что иду я, сказал мне: «Хочешь ли войти?» – и я отвечал: «Да, честный отец». После же того, как вошел я, сотворил молитву, сел, и о многом мы побеседовали, напоследок спросил я его: «Что мне делать, отец? Иные приходят ко мне, и я ничего не приобретаю, и никакой не извлекаю пользы из беседы с ними, но стыжусь сказать им: не ходите. Даже препятствуют они мне нередко исправлять обычное правило, и поэтому скорблю». На это отвечал мне блаженный оный старец: «Когда придут к тебе таковые любители праздности, как скоро посидят немного, подай им вид, что хочешь стать на молитву, и пришедшему скажи с поклоном: «Помолимся, брат, потому что наступило уже для меня время правила, и не могу нарушить оного, тяжело мне делается, когда хочу выполнить оное в другой час, и это бывает для меня причиною смущения, и без крайней какой-либо нужды не могу оставлять правила. А теперь нет необходимости, чтобы отменена была моя молитва». И не отпускай его без того, чтобы не молился с тобою. Если скажет: «Молись, а я пойду», – сделай ему поклон и скажи: «Любви ради сотвори со мною хотя эту одну молитву, чтобы мне была польза от молитвы твоей». – И когда станете, продли молитву твою даже сверх того, как обык ты делать. Если так будешь поступать с ними, как скоро придут к тебе, то, узнав, что не потакаешь им и не любишь праздности, не приблизятся и к месту тому, о котором услышат, что ты там.

Посему смотри, чтобы тебе из лицеприятия не разорить дела Божия. Если же встретится кто из отцов или утрудившийся странник, то побыть с таковым вменится тебе вместо самой длинной молитвы. Но если странник будет один из любителей суесловия, то успокой его по возможности и отпусти с миром».

Один из отцов сказал: «Дивлюсь, слыша, что некоторые в келлиях своих занимаются рукоделием и могут без опущения совершать правило свое и не смущаться». Изрек же достойное удивления слово: «По правде сказать, если выхожу за водою, то чувствую замешательство в своем обычае и в порядке оного и встречаю препятствие к усовершению своей рассудительности»100.

* * *

100

Т. е. в деле рассуждения своих помыслов.

Слово 13. О вопросе одного брата

Тот же старец вопрошен был однажды некоторым братом: «Что мне делать? Нередко бывает у меня какая-нибудь вещь, в которой имею надобность или по немощи, или по делу, или по другой какой причине, и без этой вещи не могу жить в безмолвии, но вижу, что кто-нибудь имеет в ней нужду, и, преодолеваемый жалостию, отдаю ему эту вещь, а часто делаю это и потому, что бываю кем-либо упрошен. Ибо вынуждают меня к тому и любовь, и заповедь, и уступаю, что самому мне нужно. А потом потребность для меня этой вещи делает, что впадаю в беспокойство и смущение помыслов; и это отвлекает мой ум от попечения о безмолвии, иногда даже бываю принужден оставить безмолвие и идти искать той же вещи. Если же достает терпения не выходить из безмолвия, то бываю в великой скорби и в смятении помыслов. Поэтому не знаю, что избрать мне: или для успокоения брата своего делать то, что рассеивает меня и прекращает мое безмолвие, или презирать просьбу и пребывать в безмолвии?»

На это старец отвечал и сказал: «Если милостыня, или любовь, или милосердие, или что-либо, почитаемое сделанным для Бога, препятствуют твоему безмолвию, обращают око твое на мир, ввергают тебя в заботу, помрачают в тебе памятование о Боге, прерывают молитвы твои, производят в тебе смятение и неустройство помыслов, делают, что перестаешь заниматься Божественным чтением, оставляешь это оружие, избавляющее от парения ума, ослабляют осторожность твою, производят, что, быв дотоле связан, начинаешь ходить свободно и, вступив в уединение, возвращаешься в общество людей, пробуждают на тебя погребенные страсти, разрешают воздержание чувств твоих, воскрешают для мира тебя, умершего миру, от ангельского делания, о котором у тебя единственная забота, низводят тебя и поставляют на стороне мирян, – то да погибнет такая правда! Ибо выполнять обязанность любви, доставляя успокоение телесное, есть дело для людей мирских, а если и монахов, то недостаточных, не пребывающих в безмолвии, или таких, у которых безмолвие соединено с единодушным общежитием, которые непрестанно и входят и выходят. Для таковых это есть дело прекрасное и достойное удивления.

А тем, которые действительно избрали для себя отшельничество от мира и телом и умом, чтобы установить мысли свои в уединенной молитве, в омертвении для всего преходящего, для зрения мирских вещей и для памятования о них, – таковым не подобает служить Христу деланием чего-либо телесного и правдой дел явных (чтобы ими оправдаться), но, по слову апостола, умерщвлением удов своих, «яже на земли» (Кол. 3:5), надлежит приносить Христу чистую и непорочную жертву помыслов как первый плод возделывания самих себя и телесную скорбь в терпении опасностей, ради будущего упования. Ибо житие иноческое равночестно ангельскому. И не подобает нам, оставив небесное делание, держаться житейского». Богу же нашему слава вовеки! Аминь.

Слово 14. Об одном укоренном брате

Однажды укорен был некий брат, что не подал милостыни; и он дерзко и гордо отвечал укорившему его: «Монахам не поставлено в обязанность подавать милостыню». Но укоривший возразил ему: «Виден и явен тот монах, которому не поставлено в обязанность подавать милостыню. Ибо не поставлено тому, кто с открытым лицом может сказать Христу, как написано: «се, мы оставихом вся и вслед Тебе идохом» (Мф. 19:27), т. е. кто ничего не имеет на земле, не занимается телесным, не помышляет ни о чем видимом, не заботится о каком-либо приобретении, но, если кто и дает ему что, берет только нужное на потребу, а что сверх потребности, ставит то ни во что и живет точно как птица. Таковому не поставлено в обязанность подавать милостыню. Ибо как может давать другому из того, от чего свободен сам? Но кто занят делами житейскими, собственными своими руками работает и сам берет у других, тот тем более обязан подавать милостыню. И если нерадеть ему о милостыне, то немилосердие это есть противление Господней заповеди. Ибо если кто не приближается к Богу втайне101 и не умеет служить Ему духом, но не заботится и о делах явных, которые возможны для него, то какая еще будет у такового надежда приобрести себе жизнь? Таковой несмыслен».

Другой старец сказал: «Дивлюсь тем, которые смущают себя в деле безмолвия, чтобы других успокоить в телесном». И еще говорил: «Не надобно нам к делу безмолвия примешивать попечение о чем-либо другом: всякое же дело да будет чествуемо на своем месте, чтобы поведение наше не имело в себе смешения102. Ибо кто имеет попечение о многих, тот раб многих. А кто оставил все и заботится об устроении души своей, тот – друг Божий. Смотри, подающих милостыню и в отношении к ближним выполняющих любовь удовлетворением нужд телесных, их в мире много; а делатели всецелого и прекрасного безмолвия, занятые Богом, едва обретаются и редки. Кто же из подающих в мире милостыню или соблюдающих правду в том, что касается до тела, мог достигнуть хотя одного из тех дарований, каких бывают сподобляемы от Бога пребывающие в безмолвии?» И еще сказал он: «Если ты мирянин, то проводи время в занятиях добрыми мирскими делами. А если ты инок, то прославься делами, какими отличаются иноки. Если же намерен ты заниматься тем и другим, то утратишь то и другое103. Дела инока суть следующие: свобода от телесного104, в молитвах телесный труд и непрестанное сердечное памятование о Боге. Суди же сам, можно ли тебе без сих дел удовольствоваться мирскими добродетелями?»

Вопрос. Не может ли инок, злостраждущий в безмолвии, приобрести два рода занятий, т. е. помышлять о Боге и иметь в сердце другую заботу?

Ответ. Думаю, что намеревающийся пребывать в безмолвии, когда все оставит и будет заботиться о своей одной душе, не возможет без упущения управиться в деле безмолвия, даже если поставит себя вне житейского попечения; а тем паче, если будет заботиться и о другом. Господь оставил Себе в мире работающих Ему и радеющих о чадах Его и избрал Себе таких, которые служили бы пред Ним. Ибо не у земных только царей можно замечать различие чинов и видеть, что славнее те, которые всегда стоят пред лицом у царя и участвуют в его тайнах, нежели те, которые занимаются делами внешними; но можно видеть это же в делах Царя Небесного, а именно: какое дерзновение приобрели те, которых всегдашнее пребывание в молитве соделало собеседниками и таинниками Его; какого сподобляются они богатства и небесного и земного, и в какой мере обнаруживают они власть свою над всякой тварью, паче тех, которые служат Богу своим имением и житейскими благами и благоугождают Ему творением добрых дел, что также весьма важно и прекрасно. Поэтому должно нам брать в образец не последних, которые еще недостаточны в делах Божиих, но тех подвижников и святых ратоборцев, которые прекрасно совершили житие свое, оставили все житейское и на земле возделали Царство Небесное, однажды навсегда отринули земное и простерли руки ко вратам небесным.

Чем благоугодили Богу древние святые, проложившие нам путь сего жития? Иже во святых Иоанн Фивейский, это сокровище добродетелей, этот источник пророчества, тем ли благоугодил Богу, что в телесных нуждах упокоивал братий внутри затвора своего, или молитвою и безмолвием? Не спорю, что и первым многие также благоугодили Богу, но менее угодивших молитвою и оставлением всего. Ибо от живущих в безмолвии и прославляющихся оным есть явная некая помощь братиям их. Разумею же, что во время нужды помогают они нам словом или приносят о нас молитвы. А что кроме этого (если памятование или попечение о чем-либо житейском таится в сердце пребывающих на безмолвии), то сие не дело духовной мудрости. Ибо не безмолвствующим, но вне безмолвия живущим сказано: «воздадите убо кесарева кесаревы, и Божия Богови» (Мф. 22:21), т. е. каждому свое, что ближнего, то ближнему, и что Божие, то Богу. Тем, которые живут в ангельском чине, т. е. имеют попечение о душе, не заповедано благоугождать Богу чем-либо житейским, т. е. заботиться о рукоделии или брать у одного и подавать другому. Поэтому иноку не должно иметь попечения ни о чем таком, что колеблет и возводит ум его от предстояния лицу Божию.

Если же кто, противореча ему, упомянет о божественном апостоле Павле, что он работал собственными своими руками и подавал милостыню, то скажем ему, что Павел один мог все делать; мы же не знаем, чтобы другой был Павел, подобно ему способный на все. Ибо покажи мне другого такого Павла, и поверю тебе. Притом, что бывает по Божию смотрению, того не выставляй на вид для дел общих. Ибо иное есть дело благовествования, и иное – деятельность безмолвия. Ты же, если намерен держаться безмолвия, будь подобен Херувимам, которые не заботятся ни о чем житейском. И не думай, что кроме тебя и Бога есть кто другой на земле, о ком бы заботиться тебе, – как научен ты прежде тебя бывшими отцами. Если не ожесточит кто собственного сердца своего, и не будет с усилием удерживать милосердия своего так, чтобы стать далеким от попечения о всем дольнем, и ради Бога, и ради чего-либо житейского, и не станет пребывать в одной молитве в определенные на то времена, то не может он быть свободным от смущения и заботы и пребывать в безмолвии.

Посему, когда придет тебе мысль позаботиться о чем-либо под предлогом добродетели и тем возмутить тишину, какая у тебя в сердце, тогда скажи той мысли: «Прекрасен путь любви, прекрасно дело милосердия ради Бога; но я ради же Бога не хочу этого». – «Остановись, отец, – сказал один монах, – ради Бога спешу за тобой», и тот отвечал: «И я ради Бога бегу от тебя». Авва Арсений ради Бога ни с кем не беседовал ни о пользе душевной, ни о чем ином. Другой ради Бога весь день говорил и принимал всех приходящих странников; а он вместо сего избрал молчание и безмолвие, и по сей причине среди моря настоящей жизни беседовал с Божественным Духом, и в величайшей тишине преплывал оное на корабле безмолвия, как ясно видели сие подвижники, дознавшиеся о сем у Бога. И вот закон безмолвия: умолкнуть для всего. А если и в безмолвии окажешься исполненным смятения и будешь смущать тело рукоделиями, а душу заботой о ком-нибудь, то суди сам, какое проводишь тогда безмолвие, заботясь о многих, чтобы угодить тем Богу? Ибо стыдно и сказать, будто бы без оставления всего, без удаления себя от всякой заботы можно преуспеть в безмолвном житии. Богу же нашему слава!

* * *

101

Сокровенным деланием.

102

Двух образов жития.

103

Не успеешь ни в том, ни в другом.

104

Попечения.

Слово 15. О разных отличиях безмолвия, о власти ума и о том, сколько властен ум возбуждать собственные свои движения при разных видах молитвы, какой предел дан молитве самим естеством, до какого предела молитва твоя уже не молитва, хотя совершаемое тобою и называется молитвою

Слава Излиявшему обильно дары Свои на людей! Он соделал, что и плотяные служат Ему в чине естеств бесплотных, и природу перстных сподобил глаголать о таковых тайнах, наипаче же – людей грешных, подобных нам, недостойных и слышать такие глаголы. Но Он, по благодати Своей, отверз нам слепоту сердечную к уразумению оных, из рассмотрения Писания и учения великих отцов. Ибо вследствие собственного своего подвига не сподобился я дознать опытом и тысячную часть того, что написал своими руками, особенно же в этом сочинении, которое предложу для возбуждения и просвещения душ ваших и всех читающих оное, в той надежде, что, может быть, воспрянут и, вожделев сего, приступят к деланию.

Иное дело – молитвенное услаждение, а иное – молитвенное созерцание. Последнее в такой мере выше первого, в какой совершенный человек выше несовершенного отрока. Иногда стихи делаются сладостными в устах, и стихословие одного стиха в молитве неисчетно продолжается, не дозволяя переходить к другому стиху, и молящийся не знает насыщения. Иногда же от молитвы рождается некое созерцание, и прерывает оно молитву уст, и молящийся в созерцании становится телом бездыханным, придя в восторг. Такое состояние называем мы молитвенным созерцанием, а не видом чего-то и образом, или мечтательным призраком, как говорят несмысленные. И опять в сем молитвенном созерцании есть мера и различие дарований; и это еще молитва, потому что мысль еще не переступила туда, где нет уже молитвы, в такое состояние, которое выше молитвы. Ибо движение языка и сердца к молитве суть ключи, а что после сего, то уже есть вход в сокровенные клети. Здесь да умолкнут всякие уста, всякий язык; да умолкнет и сердце – этот хранитель помыслов, и ум – этот кормчий чувств, и мысль – эта быстропарящая и бесстыдная птица, и да прекратится всякое их ухищрение. Здесь да остановятся ищущие: потому что пришел Домовладыка.

Слово 16. О чистой молитве

Как вся сила законов и заповедей, какие Богом даны людям, по слову отцов, имеет пределом чистоту сердца, так все роды и виды молитвы, какими только люди молятся Богу, имеют пределом чистую молитву. Ибо и воздыхания, и коленопреклонения, и сердечные прошения, и сладчайшие вопли, и все виды молитвы, как сказал я, имеют пределом чистую молитву и до нее только имеют возможность простираться. А от чистоты молитвенной и до внутренней, как скоро мысль переступила этот предел, не будет уже иметь она ни молитвы, ни движения, ни плача, ни власти, ни свободы, ни прошения, ни вожделения, ни услаждения чем-либо из уповаемого в сей жизни или в будущем веке. И поэтому после чистой молитвы иной молитвы нет. До сего только предела всякое молитвенное движение и все виды молитвы доводят ум властью свободы. Потому и подвиг в молитве. А за сим пределом будет уже изумление, а не молитва; потому что все молитвенное прекращается, наступает же некое созерцание, и не молитвою молится ум. Всякая, какого бы то ни было рода, совершаемая молитва совершается посредством движений; но как скоро ум входит в духовные движения, не имеет там молитвы. Иное дело – молитва, а иное – созерцание в молитве, хотя молитва и созерцание заимствуют себе начало друг в друге. Молитва есть сеяние, а созерцание – собирание рукоятей [снопов], при котором жнущий приводится в изумление неизглаголанным видением, как из малых и голых посеянных им зерен вдруг произросли пред ним такие красивые класы. И он в собственном своем делании105 пребывает без всякого движения; потому что всякая совершаемая молитва есть моление, заключающее в себе или прошение, или благодарение, или хваление. Рассмотри же внимательнее, один ли из сих видов молитвы, или прошение чего-либо, бывает, когда ум переступает свой предел и входит в оную область? Спрашиваю же о сем того, кто ведает истину. Но не у всех сия рассудительность, а только у тех, которые соделались зрителями и служителями дела сего или учились у таковых отцов, и из уст их познали истину, и в сих и подобных сим изысканиях провели жизнь свою.

Как из многих тысяч едва находится один, исполнивший заповеди и все законное с малым недостатком и достигший душевной чистоты, так из тысячи разве один найдется, сподобившийся, при великой осторожности, достигнуть чистой молитвы, расторгнуть этот предел и приять оное таинство; потому что чистой молитвы никак не могли сподобиться многие; сподобились же весьма редкие; а достигший того таинства, которое уже за сею молитвою, едва, по благодати Божией, находится и из рода в род.

Молитва есть моление и попечение о чем-либо и желание чего-либо, как-то: избавления от здешних или будущих искушений, или желание наследия отцов; моление – это то, чем человек приобретает себе помощь от Бога. Сими движениями и ограничиваются движения молитвенные. А чистота и нечистота молитвы зависят от следующего: как скоро в то самое время, как ум приуготовляется принести одно из сказанных нами движений своих, примешивается к нему какая-либо посторонняя мысль или беспокойство о чем-нибудь, тогда молитва сия не называется чистою; потому что не от чистых животных принес ум на жертвенник Господень, т. е. на сердце – этот духовный Божий жертвенник. А если бы кто упомянул об оной, у отцов называемой духовною, молитве и, не уразумев силы отеческих изречений, сказал: «Сия молитва в пределах молитвы духовной», то думаю, если точнее вникнуть в это понятие, хула будет, если какая-либо тварь скажет, будто бы сколько-нибудь преклоняется духовная молитва. Ибо молитва преклоняющаяся – ниже духовной. Всякая же духовная молитва свободна от движений. И если чистою молитвою едва ли кто молится, то что сказать о молитве духовной? У святых отцов было в обычае всем добрым движениям и духовным деланиям давать именование молитвы. И не только отцам, но и всем, которые просвещены видением, обычно всякое прекрасное делание вменять почти за одно с молитвою. Ясно же, что иное дело – молитва, а иное – совершаемые дела. Иногда сию, так называемую духовную, молитву в одном месте называют путем, а в другом ведением, а инде – умным видением. Видишь, как отцы переменяют названия духовных предметов? Ибо точность именований устанавливается для предметов здешних, а для предметов будущего века нет подлинного и истинного названия, есть же о них одно простое ведение, которое выше всякого наименования и всякого составного начала, образа, цвета, очертания и всех придуманных имен. Поэтому, когда ведение души возвысится из видимого мира, тогда отцы в означение оного ведения употребляют какие хотят названия, так как точных именований оному никто не знает. Но, чтобы утвердить на сем ведении душевные помышления, употребляют они наименования и притчи, по изречению святого Дионисия, который говорит, что ради чувств употребляем притчи, слоги, приличные имена и речения. Когда же действием Духа душа подвигнута к Божественному, тогда излишни для нас и чувства, и их деятельность, равно как излишни силы духовной души, когда она, по непостижимому единству, соделывается подобною Божеству и в своих движениях озаряется лучом высшего света.

Итак, поверь, брат, что ум имеет возможность различать свои движения только до предела чистой молитвы. Как же скоро достигнет туда, и не возвращается вспять, или оставляет молитву – молитва делается тогда как бы посредницею между молитвою душевною и духовною. И когда ум в движении, тогда он в душевной области; но как скоро вступает он в оную область, прекращается и молитва. Ибо святые в будущем веке, когда ум их поглощен Духом, не молитвою молятся, но с изумлением водворяются в веселящей их славе. Так бывает и с нами. Как скоро ум сподобится ощутить будущее блаженство, забудет он и самого себя, и все здешнее, и не будет уже иметь в себе движения к чему-либо. Посему некто с уверенностью осмеливается сказать, что свобода воли путеводит и приводит в движение посредством чувств всякую совершаемую добродетель и всякий чин молитвы, в теле ли то, или в мысли, и даже самый ум – этого царя страстей. Когда же управление и смотрение Духа возгосподствуют над умом – этим домостроителем чувств и помыслов, тогда отъемлется у природы свобода, и ум путеводится, а не путеводит. И где тогда будет молитва, когда природа не в силах иметь над собою власти, но иною силою путеводится сама не знает куда, и не может совершать движений мысли, в чем бы ей хотелось, но овладевается в тот час пленившею ее силою, и не чувствует, где путеводится ею? Тогда человек не будет иметь и хотения; даже, по свидетельству Писания, не знает, в теле он или вне тела (см. 2Кор. 12:2). И будет ли уже молитва в том, кто столько пленен и не сознает сам себя? Посему никто да не глаголет хулы и да не дерзает утверждать, что можно молиться духовною молитвою. Такой дерзости предаются те, которые молятся с кичливостью, невежды ведением, и лживо говорят о себе, будто бы, когда хотят, молятся они духовною молитвою. А смиренномудрые и понимающие дело соглашаются учиться у отцов и знать пределы естества и не дозволяют себе предаваться таким дерзким мыслям.

Вопрос. Почему же сей неизглаголанной благодати, если она не есть молитва, дается наименование молитвы?

Ответ. Причина сему, как утверждаем, та, что благодать сия дается достойным во время молитвы и начало свое имеет в молитве, так как, по свидетельству отцов, кроме подобного времени, нет и места посещению сей достославной благодати. Наименование молитвы дается ей потому, что от молитвы путеводится ум к оному блаженству, и потому, что молитва бывает причиною оного; в иные же времена не имеет оно места, как показывают отеческие писания. Ибо знаем, что многие святые, как повествуется и в житиях их, став на молитву, были восхищены умом.

Но если кто спросит: почему же в сие только время бывают сии великие и неизреченные дарования, то ответствуем: потому что в сие время более, нежели во всякое другое, человек бывает собран в себя и уготован внимать Богу, вожделевает и ожидает от Него милости. Короче сказать, это есть время стояния при вратах царских, чтобы умолять царя; и прилично исполниться прошению умоляющего и призывающего в это время. Ибо бывает ли другое какое время, в которое бы человек столько был приуготовлен и так наблюдал за собою, кроме времени, когда приступает он к молитве? Или, может быть, приличнее получить ему что-либо таковое в то время, когда спит, или работает что, или когда ум его возмущен? Ибо вот и святые, хотя не имеют праздного времени, потому что всякий час заняты духовным, однако же и с ними бывает время, когда не готовы они к молитве. Ибо нередко занимаются или помышлением о чем-либо встречающемся в жизни, или рассматриванием тварей, или иным чем действительно полезным. Но во время молитвы созерцание ума устремлено к Единому Богу и к Нему направляет все свои движения, Ему от сердца, с рачением и непрестанною горячностью приносит моления. И посему-то в это время, когда у души бывает одно-единственное попечение, прилично источаться Божественному благоволению. И вот видим, что, когда священник приготовится, станет на молитву, умилостивляя Бога, молясь и собирая свой ум воедино, тогда Дух Святый нисходит на хлеб и на вино, предложенные на жертвеннике. И Захарии во время молитвы явился Ангел, и предвозвестил рождение Иоанна. И Петру, когда во время шестого часа молился в горнице, явилось видение, путеводствовавшее его к призванию язычников снисшедшею с неба плащаницею и заключенными в ней животными. И Корнилию во время молитвы явился Ангел и сказал ему написанное о нем. И также Иисусу сыну Навину глаголал Бог, когда в молитве преклонился он на лицо свое. И с очистилища, бывшего над кивотом, откуда священник о всем, что должно было знать, в видениях был от Бога тайноводствуем в то самое время, когда архиерей единожды в год, в страшное время молитвы, при собрании всех колен сынов Израилевых, стоявших на молитве во внешней скинии, входил во Святое святых и повергался на лицо свое – слышал он Божии глаголы в страшном и неизглаголанном видении. О, как страшно оное таинство, которому служил при сем архиерей! Но таковы и все видения, являвшиеся святым во время молитвы. Ибо какое другое время так свято и по святыне своей столько прилично приятию дарований, как время молитвы, в которое человек собеседует с Богом? В это время, в которое совершаются молитвословия, и моления пред Богом, и собеседование с Ним, человек с усилием отовсюду собирает воедино все свои движения и помышления и погружается мыслию в Едином Боге, и сердце его наполнено бывает Богом; и оттого уразумевает он непостижимое. Ибо Дух Святый, по мере сил каждого, действует в нем, и действует, заимствуя вещество из того самого, о чем кто молится; так что внимательностью молитва лишается движения, и ум поражается и поглощается изумлением, и забывает о вожделении собственного своего прошения, и в глубокое упоение погружаются движения его, и бывает он не в мире сем. И тогда не будет там различия между душою и телом, ни памятования о чем-либо, как сказал божественный и великий Григорий: «Молитва есть чистота ума, которая одна, при изумлении человека, уделяется от света Святыя Троицы». Видишь ли, как уделяется молитва приходящим в изумление уразумением того, что рождается от нее в уме, по сказанному мною вначале сего писания и во многих других местах? И еще, тот же Григорий говорит: «Чистота ума есть воспарение мысленного. Она уподобляется небесному цвету, в ней во время молитвы просиявает свет Святыя Троицы».

Вопрос. Когда же кто сподобляется всей этой благодати?

Ответ. Сказано: во время молитвы. Когда ум совлечется ветхого человека и облечется в человека нового, благодатного, тогда узрит чистоту свою, подобную небесному цвету, которую старейшины сынов Израилевых наименовали местом Божиим (см. Вих. 24:10), когда Бог явился им на горе. Посему, как я говорил, дар сей и благодать сию должно называть не духовною молитвою, но порождением молитвы чистой, ниспосылаемой Духом Святым. Тогда ум бывает там – выше молитвы, и с обретением лучшего молитва оставляется. И не молитвою тогда молится ум, но бывает в восхищении, при созерцании непостижимого, – того, что за пределами мира смертных, и умолкает в неведении всего здешнего. Сие-то и есть то неведение, о котором сказано, что оно выше ведения. О сем-то неведении говорится: блажен постигший неведение, неразлучное с молитвою, которого да сподобимся и мы, по благодати Единородного Сына Божия. Ему подобает всякая слава, честь и поклонение ныне и присно и во веки веков! Аминь.

* * *

105

В древнем и славянском переводах вместо слов «в своем делании», читается «в своем видении».

Слово 17. О душе, ищущей глубокого созерцания, чтобы погрузиться в оном от плотских помыслов, возбуждаемых памятованием вещей

Все, что выше другого, сокрыто от того, чего оно выше; и не иное тело служит ему по природе некоею завесою, так что может и открывать его сокровенность. Всякая умопредставляемая сущность не извне себя заимствует то, что составляет собственное ее отличие: напротив того, внутри ее движений определено сие отличие, т. е. может она непосредственно вступить в большую светлость к приятию первого света или сделаться подобной другому чину, который, очевидно, разнствует не местом, но чистотою приятия и превосходства, или сообразно с умственною мерою по степени приятия горних мановений и сил. Всякая умопредставляемая сущность сокрыта для сущности, которая ниже ее; одна же от другой сокрыты они не по природе, а по движениям добродетелей; и говорю это о святых силах, о душевных чинах и о демонах. Первые от средних, и средние от третьих сокрыты и по природе, и по месту, и по движениям. Сущности же каждого чина, и сами для себя, и одна для другой в том же чине, видимы ли они или невидимы, сокрыты по ведению, а от сущностей низшего чина – по естеству; потому что видение у существ бестелесных не вне их, как у существ телесных, но видеть им друг друга – значит и добродетелями, и мерою движений быть им внутри движений существ, ими видимых. Поэтому, если в равном уделе они досточестны, то, хотя и отдалены друг от друга, однако же не мечтательно, но в нелживом видении, в истинном естестве видят друг друга, кроме Причины всяческих, Которая, как Единая Достопоклоняемая, превыше сей разности. Демоны, хотя и крайне нечисты, однако же в чинах своих не сокрыты друг от друга, но не видят двух чинов106, которые выше их, потому что духовное видение есть свет движения, и он-то самый служит для них и зеркалом и оком. И как скоро омрачатся движения, существа не видят высших чинов. В собственном своем чине видят друг друга, так как они дебелее духовных чинов. И это имеет место в рассуждении демонов.

Души же, пока осквернены и омрачены, не могут видеть ни друг друга, ни себя самих, а если очистятся и возвратятся в древнее состояние, в каком созданы, то ясно видят сии три чина, т. е. чин низший их, чин высший и друг друга. И не потому, что изменятся в телесный вид, увидят тогда Ангелов ли то, или демонов, или друг друга; напротив того, узрят в самом естестве и в духовном чине. А если скажешь, что невозможно быть видиму демону или Ангелу, если не изменятся они, не примут на себя видимого образа, то сие будет значить, что видит уже не душа, а тело. Но в таком случае какая нужда в очищении? Ибо вот, и нечистым людям по временам являются демоны, равно как и Ангелы; впрочем, когда видят они, видят телесными очами, и здесь нет нужды в очищении. Но не то бывает с душою, достигшею чистоты; напротив того, видит она духовно, оком естественным, то есть прозорливым, или разумным. И не дивись тому, что души видят одна другую, даже будучи в теле. Ибо представляю тебе доказательство ясное, по истинности свидетельствующего, – разумею же блаженного Афанасия Великого, – который в сочинении об Антонии Великом говорит: Великий Антоний, стоя однажды на молитве, увидел чью-то душу, возносимую с великою честию, и ублажил сподобившегося таковой славы; блаженный же был Аммун из Нитрии, и та гора, на которой жил святой Антоний, отстояла от Нитрии на тринадцать дней пути. Сим примером о трех, сказанных выше, чинах доказано уже, что духовные природы видят одна другую, хотя и удалены одна от другой, и что не препятствуют им видеть друг друга расстояние и телесные чувства. Подобно и души, когда достигают чистоты, видят не телесно, но духовно; потому что телесное зрение совершается открыто и видит, что перед глазами, отдаленное же требует иного видения.

Горние чины107 в бытии неисчетно многи и именуются по отличию и чину. Ибо почему названы Началами, Властями, Силами? Господствами наименованы, может быть, как отличенные честью. И они малочисленнее подчиненных им, как сказал святой Дионисий, епископ Афинский, но больше по власти и ведению, и очень разделены по величию своих чинов. Ибо простираются от чина в чин, пока не достигнут к единству паче всех великого и могущественного – Главы и основания всей твари. Главою же называю не Творца, но Стоящего во главе чудес дел Божиих. Ибо многие – ниже промышления премудрости Бога, их и нашего Творца, и столько ниже, сколько под ними состоящие – ниже их самих. Называю же низшими, разумея высоту и низость не в месте, но в силе ведения, сообразно с тою мерою, какую приобретают в сравнении с последующим, большим или меньшим, ведением. Ибо все сии духовные сущности Божественное Писание наименовало девятью духовными именами и разделило их на три степени; и первую делит на великие, высокие и святейшие Престолы, многоочитых Херувимов и шестокрылатых Серафимов; вторую же степень – на Господства, Силы и Власти, и третью – на Начала, Архангелов и Ангелов. Чины же сии с еврейского толкуются: Серафимы – согревающие и сожигающие; Херувимы – обильные ведением и мудростью; Престолы – Божия опора и Божий покой; и сими именами названы чины сии по их действованиям. Именуются же Престолы как досточестные, Господства – как имеющие власть над всяким царством, Начала – как устрояющие эфир, Власти – как властвующие над народами и над каждым человеком, Силы – как крепкие силою и страшные видением своим, Серафимы – как освящающие, Херувимы – как носящие, Архангелы – как бодрственные стражи, Ангелы – как посылаемые.

В первый день сотворено девять духовных природ в молчании, и одна природа – словом; и это – свет. Во второй день сотворена твердь. В третий день произвел Бог собрание вод и прозябение злаков; в четвертый – отделение света; в пятый – птиц, пресмыкающихся и рыб; в шестой – животных и человека. Устроение целого мира – долгота и широта; начало – восток; конец – запад; правая сторона – север; левая – юг. Целую землю поставил Бог, как одр; высшее небо – как кожу, и свод, и куб; второе небо, как колесо, примкнутое к первому небу, и то, что примкнуто к небу и земле; океан – как пояс, окружающий небо и землю, а внутри его высокие горы, досязающие до неба, и позади гор солнце, чтобы проходило там в продолжение целой ночи, и среди сих гор великое море, которое занимает около трех четвертей всей суши. Богу же нашему да будет слава!

* * *

106

Т. е. ангельского и душевного.

107

Духи.

Слово 18. О видении естества бесплотных, в вопросах и ответах

Вопрос. Сколькими различными способами человеческая природа приемлет видение естества бесплотных?

Ответ. Постижение всякого простого и тонкого естества духовных тел108 подлежит чувству природы человеческой в трех разных видах: или в дебелости видимого предмета – осуществление, или в тонкости оного – неосуществленно, или в истинном созерцании, т. е. в созерцании самой сущности. Что до первого, то на сие имеют власть и чувства; что до второго, то душа усматривает сие в одной поверхности; что до третьего, то нужна здесь сила естества умного. И еще, что до каждого из двух последних109, то на сие имеют власть воля и ум; и что до воли и душевного услаждения и того, с чем оно сложено110, то воля бывает первою этому причиною. И это суть порождения свободы, хотя, во время потребности, свобода и воля сохраняют безмолвие, пока имеет место и останавливается на сем действование. В одном случае оно указывает только и бывает без ободряющей воли и без истинного ведения, потому что чувства способны принимать в себя случайное без участия воли. Сими тремя способами святые Силы при общении с нами служат к нашему наставлению и к устроению нашей жизни.

Нечистые же демоны, когда приближаются к нам на погибель, а не на пользу нашу, могут в нас приводить в действие два только способа; не могут же приступать к нам, для обольщения нашего, третьим способом; потому что демоны вовсе не имеют силы приводить в нас в движение естественные помыслы ума. Ибо сынам тьмы невозможно приближаться к свету. Но святые Ангелы обладают тем, что могут приводить в движение и просвещать помыслы, тогда как демоны суть властители и творцы ложных мыслей – исчадий тьмы; потому что от светоносных приемлется свет, а от потемненных – тьма.

Вопрос. Какая причина, что тем дан свет, а сим нет?

Ответ. Всякий из этих учителей то ведение, которому учит, сперва сам в себе рассматривает, изучает, приемлет, вкушает и тогда уже может предлагать оное научаемым. Первые111 учители точное познание о вещах передают из собственного здравого ведения; и это суть те, которые в самом начале могут все обнимать в быстром постижении самого быстрого и чистого ума. Демоны же обладают скоростью, но не светом. Иное же дело – быстрота, а иное – свет. Первая без второго ведет к погибели обладающего ею. Второй показывает истину, а первая – призрак истины, потому что свет показывает действительность вещей, и умножается, и умаляется соразмерно с образом жизни. Святые Ангелы из собственного ведения вливают в нас познание о движении вещей, ведения, которое сами прежде вкушают, и постигают, и тогда передают нам. И также вторые112 учители, по мере своего ведения, возбуждают в нас представления о движении вещей, потому что иначе о том, в чем сами не пребыли, нет необходимости им в нас возбуждать правые помыслы113. Впрочем, будь уверен, как уже сказал я, что если бы мы и могли принять, то они не были бы в состоянии научить нас истинному ведению, хотя вначале и имели оное. И опять, каждый из них возбуждает научаемых к тому или к противному, сообразно с порядком, которым он управляется.

А я признаю за истину то, что ум наш, и без посредства святых Ангелов, может сам собою и не учась возбуждаться к доброму, хотя познания о зле без посредства114 демонов не приемлют чувства и не приводятся злом в движение, и ум не может сам собою сделать зла. Ибо доброе насаждено в природе, а злое – нет. Все же чуждое и отвне приходящее, для того чтобы быть познанным, имеет нужду в каком-либо посреднике. Между тем как все, что произрастает внутри, проникает хотя сколько-нибудь в природу и без научения. И если таково свойство вещества, что само собою возбуждается оно к добру, то возрастание его и светозарность возможны и без созерцания Ангелов. Впрочем, они наши учители, равно как учители и взаимно друг к другу. Низшие учатся у тех, которые приникают на них и имеют более света; и таким образом учатся одни у других, восходя постепенно до той единицы, которая имеет учителем Святую Троицу. И самый опять первый чин утвердительно говорит, что не сам собою учится он, но имеет учителем посредника Иисуса, от Которого приемлет и передает низшим.

Рассуждаю так, что ум наш не имеет естественной силы устремиться к Божественному созерцанию115, и одним лишь несовершенством равны мы всем небесным естествам, – потому что в нас и в них действует благодать. По естеству же, и человеческому и ангельскому уму созерцание Божества чуждо, потому что созерцание сие не сопричисляется к прочим созерцаниям. Во всех же разумных, и первых и средних, существах не по естеству бывает, но благодатию совершается созерцание всего сущего, и небесного, и земного; и не естество постигло сие, как прочие вещи.

Умное созерцание, в каком пребывает чин существ небесных, и видение, до пришествия Христа во плоти, не были для них столько доступны, чтобы проникать им в сии тайны. Но когда воплотилось Слово, отверзлась им дверь в Иисусе, как говорит апостол. А если бы мы соделались непорочными и чистыми, то рассуждаю (а сие и действительно так), что у нас – человеков – мысли наши, без посредства существ небесных, не могли бы приблизиться к откровениям и познаниям, возводящим к оному вечному созерцанию, которое подлинно есть откровение тайн; потому что уму нашему недостает такой силы, какая есть у горних сущностей, которые приемлют откровения и созерцания непосредственно от Вечного. Ибо и они приемлют в образе, а не без прикровения; подобно им приемлет116 и наш ум. Ибо каждый чин приемлет через передание от другого чина с соблюдением строгого порядка и различения в сообщении от первого чина второму, пока тайна перейдет таким образом ко всем чинам. Но многие из тайн останавливаются на первом чине и не простираются на другие чины, потому что, кроме первого чина, все прочие не могут вместить в себя величия тайны. А некоторые из тайн, исходя от первого чина, открываются одному второму чину, и им сохраняются в молчании, другие же чины не постигли оных; и некоторые тайны доходят до третьего и до четвертого чина. И еще, в откровениях, видимых святыми Ангелами, бывают приращение и умаление. А если так бывает у них, то кольми паче можем ли мы приять таковые тайны без их посредства?

Напротив того, от них бывает то, что в уме святых является ощущение откровения какой-либо тайны. И как скоро попущено Богом, чтобы откровение передавалось от чина высшего и потом низшего другому чину, то таким образом, как скоро Божиим мановением попущено доходить чему-либо до естества человеческого, доходит сие к людям, по всему тому достойным. Ибо чрез горние чины приемлют святые свет созерцания даже до славного Присносущия – сей неизучаемой тайны, сами же они приемлют друг от друга, потому что суть «служебнии дуси посылаемы» к тем, которые готовы соделаться наследниками жизни (Євр. 1:14). Но в будущем веке упразднится такой порядок, потому что не один от другого будет принимать тогда откровения славы Божией, к прославлению и веселию души своей, но каждому, по мере доблестей его, непосредственно, что следует ему, дано будет Владыкою по достоинству, и не от другого, как здесь, приимет он дар. Ибо там нет ни учащего, ни поучаемого, ни имеющего нужду, чтобы другой восполнил недостаток его. Там один Даятель, непосредственно дарствующий способным приять, и от Него приемлют обретающие небесное веселие. Там прекратятся чины учащих и учащихся, и быстрота желания всякого будет стремиться к Единому.

Говорю же, что мучимые в геенне поражаются бичом любви! И как горько и жестоко это мучение любви! Ибо ощутившие, что погрешили они против любви, терпят мучение вящее всякого приводящего в страх мучения; печаль, поражающая сердце за грех против любви, страшнее всякого возможного наказания. Неуместна никому такая мысль, что грешники в геенне лишаются любви Божией. Любовь есть порождение ведения истины, которое (в чем всякий согласен) дается всем вообще. Но любовь силою своею действует двояко: она мучит грешников, как и здесь случается другу терпеть от друга, и веселит собою соблюдших долг свой. И вот, по моему рассуждению, геенское мучение есть раскаяние. Души же горних сынов любовь упоевает своими утехами.

Вопрос. Некто был спрошен: когда человек узнает, что получил отпущение грехов своих?

Ответ. И спрошенный отвечал: когда ощутит в душе своей, что совершенно, от всего сердца возненавидел грехи, и когда явно дает себе направление противоположное прежнему. Таковый уповает, что получил от Бога оставление грехопадений, как возненавидевший уже грех, по свидетельству совести, какое приобрел в себе, по апостольскому слову: неосужденная совесть сама себе свидетель (см. Рим. 2:15).

Да сподобимся и мы получить отпущение грехов наших по благодати и человеколюбию Безначального Отца с Единородным Сыном и Святым Духом. Ему слава во веки веков! Аминь.

* * *

108

Духовными телами называются здесь бесплотные и невещественные сущности, которые наименованы естеством несложным.

109

Видов постижения.

110

Под этим разумеется ум, как думает издатель греческого текста Никифор Феотокис.

111

Ангелы.

112

Демоны.

113

В греческом тексте нет отрицания перед словом «необходимости»; но так как без него смысл получается неверный, то мы в переводе последовали мнению издателя греческого текста Никифора Феотокиса, который предлагает добавить это отрицание.

114

Без внушения.

115

Хотя в греческой книге сказано утвердительно («имать»), но смысл последующего и начало 4-го слова показывают, что перевод преп. Паисия «не имать» правильнее. (Примечание к переводу преп. Паисия).

116

Видения и откровения.

Слово 19. Образец умозрения о дне воскресном и о субботе, и приточное их значение

День воскресный есть неприемлемая нами, пока мы с плотью и кровью, тайна ведения истины, и она превосходит помышления. В сем веке нет дня осьмого, ни субботы, в подлинном смысле. Ибо сказавший: «почи Бог в день седмый» (Бут. 2:2), означил отдохновение по совершении течения жизни сей; потому что гроб оный есть тело, и оно от мира. Шесть дней совершаются в делании жизни хранением заповедей; седьмой день весь проводится во гробе, а восьмой в исшествии из гроба.

Как удостаиваемые приемлют здесь тайны воскресного дня в притче, а не самый день в существе его, так и подвижники приемлют тайны субботы в притче, но не в действительности самую субботу, которая есть отдохновение от всего скорбного и совершенное упокоение от беспокойств117. Ибо таинство, а не истинную действительность устроять дал нам здесь Бог. Истинная и несравненная суббота есть гроб, показующий и знаменующий совершенное успокоение от тягости страстей и от сопротивного покою делания. Там субботствует все человеческое естество – и душа, и тело.

Бог в шесть дней привел в порядок весь состав мира сего, устроил стихии, приснодвижному их движению дал благоустройство для служения, и не остановятся они в течении до своего разорения. Их-то силою, то есть силою первобытных стихий, составил Он и наши тела. Но и стихиям не дал покоя в движении их, ни телам нашим, из стихий происшедшим, отдохновения от делания. Предел же отдохновения от делания положил в нас до тех пор, когда тела наши последуют первому своему сродству, и это есть разрешение от жизни сей. Так и Адаму сказал: «в поте лица твоего снеси хлеб твой». И долго ли будет сие? «дондеже возвратишися в землю, от неяже взят еси», и которая «возрастит тебе терния и волчцы» (Бут. 3:18-19). Вот тайны делания жизни сей, пока ты живешь! Но с той ночи, в которую Господь излиял пот, пременил Он пот, изведший терния и волчцы, на пот, проливаемый в молитве и вместе в делании правды.

Пять тысяч и пятьсот с лишком лет Бог оставлял Адама трудиться на земле, потому что дотоле «не у явися святых путь», как говорит божественный апостол (Євр. 9:8). В последок же дней пришел и заповедал свободе один пот заменить другим потом, дозволил не отдохновение от всего, но пременение всего; потому что, за продолжительность злострадания нашего на земле, оказал нам Свое человеколюбие. Посему если престанем проливать на земле пот, то по необходимости пожнем терния. Ибо оставление самой молитвы есть делание отелесения земли, которая естественно произращает терния118. Действительно же, страсти суть терния и произрастают в нас от сеяния в тело (см. Гал. 6:8). Пока носим на себе образ Адамов, необходимо «носим» в себе и страсти Адамовы. Ибо невозможно земле не произращать прозябений, свойственных природе ее. Порождение же ее естества есть земля тел наших, как гласит Божие свидетельство: «земля, от неяже взят еси» (Бут. 3:19). Та земля произращает терния, а сия разумная – страсти.

Если Господь по всему был для нас образом, в таинстве, во всех различных действиях домостроительства Своего, и даже до девятого часа пятка не преставал от дела и труда (а это есть тайна делания нашего целую жизнь), в субботу же почил во гробе, то где утверждающие, что в жизни еще есть суббота, т. е. отдохновение от страстей? О дне же воскресном высоко для нас и говорить. Наша суббота есть день погребения. Там действительно субботствует существо наше. Ежедневно же, пока стоит земля, належит нам нужда исторгать из нее терния. За продолжительность только нашего делания оскудевают сии терния, потому что не всецело очищается от них земля. И если это так, и при временном обленении или при малом нерадении умножаются терния, и покрывают лицо земли, подавляют посеянное тобою и труд твой обращают в ничто, то каждый уже день должно очищать землю, потому что прекращение очищения увеличивает множество терний, от которого да очистимся по благодати Единосущного и Единородного Сына Божия! Ему слава с Безначальным Отцем и Животворящим Духом вовеки! Аминь.

* * *

117

См. Євр. 4:9-10.

118

Т. е. чрез прекращение молитвы земля сердца нашего грубеет.

Слово 20. Ежедневное напоминание о том, что всего нужнее и что весьма полезно пребывающему в келлии своей и решившемуся быть внимательным к одному только себе

Некто из братии написал сие и всегда полагал это пред собою, напоминал об этом себе и говорил: «Неблагоразумно изжил ты жизнь свою, человек посрамленный и достойный всякого зла; остерегись же хотя в этот день, оставшийся от дней твоих, прошедших напрасно без дел добрых и обогатившихся делами худыми. Не спрашивай ни о мире, ни о жизни в нем, ни о монахах, ни о делах их, ни о том, как они живут, как велико их делание, не заботясь ни о чем подобном. Таинственно исшел ты из мира и считаешься как бы мертвым о Христе. Будь готов и вооружись терпением против всякого поношения, всякой обиды, осмеяния и порицания от всех. И все это принимай с радостию, как действительно того достойный; переноси с благодарением всякий труд, и всякую скорбь, и всякую беду от демонов, которых волю исполнял ты; мужественно сноси всякую нужду, и что приключится естественно, и все горести. В уповании на Бога терпи лишение того, что необходимо для тела и вскоре обращается в гной. Желай все сие принимать в надежде на Бога, не ожидая ниоткуда более ни избавления, ни чьего-либо утешения. «Возверзи на Господа печаль твою» (Пс. 54:23) и во всех искушениях своих осуждай сам себя, как виновного во всем этом. Ничем не соблазняйся и не укоряй никого из оскорбляющих тебя; потому что и ты вкусил с запрещенного древа, и ты приобрел разные страсти. С радостью принимай горести, пусть они потрясут тебя немного; зато впоследствии усладишься. Горе тебе и смрадной славе твоей! Ибо душу свою, которая исполнена всякого греха, оставил ты, как неосужденную, а других осуждал словом и мыслию. Довольно, довольно с тебя этой, свиньям приличной пищи, какою доныне питаешься ты. Что общего с людьми у тебя, скверный, и не стыдишься оставаться в их обществе, проводя жизнь так неразумно? Если обратишь на сие внимание и сохранишь все это – может быть, и спасешься при содействии Божием. В противном же случае, отойдешь в страну темную и в селение демонов, которых волю исполнял ты с бесстыдным лицом. Вот засвидетельствовал я тебе о всем этом. Если Бог праведно подвигнет на тебя людей воздать тебе за обиды и порицания, какие держал ты в мысли и изрекал на них119 во все время своей жизни, то целый мир должен быть занят тобою. Итак, перестань отныне и претерпи находящие на тебя воздаяния». Все это напоминал себе брат каждый день, чтобы, когда придут на него искушения или скорбь, быть ему в состоянии претерпевать это с благодарностью и с пользою для себя. О, если б и нам с благодарением претерпевать постигающие нас бедствия и извлекать из них для себя пользу, по благодати человеколюбца Бога! Ему слава и держава вовеки! Аминь.

* * *

119

В греческом тексте сказано: «на Него». Перевод: «на них» взят из преп. Паисия.

Слово 21. О разных предметах. В вопросах и ответах

Вопрос. Какими узами связывается сердце человеческое, чтобы не стремиться ему ко злу?

Ответ. Теми, чтобы постоянно последовать премудрости и избыточествовать учением жизни. Ибо нет иных более крепких уз, чтобы сдерживать ими бесчиние мысли.

Вопрос. Где предел стремлений у последователя премудрости и чем оканчивается обучение оной?

Ответ. Подлинно невозможно в шествии своем достигнуть своего предела, потому что и святые не дошли в этом до совершенства. Пути премудрости нет конца; она шествует выше и выше, пока не соединит последователя своего с Богом. То и составляет ее признак, что постижение ее безраздельно, потому что Премудрость есть Сам Бог.

Вопрос. Какая первая стезя, приближающая нас к премудрости, и в чем ее начало?

Ответ. В том, чтобы всею силою стремиться вослед Премудрости Божией, и в сем стремлении от всей души поспешать до самого конца жизни, даже из любви к Богу не вознерадеть и о том, чтобы, если нужно, совлечься жизни и отринуть ее от себя.

Вопрос. Кто достойно именуется разумным?

Ответ. Тот, кто действительно уразумел, что есть предел сей жизни. Он может положить предел и своим прегрешениям. Ибо какое ведение или какое разумение выше сего – умудриться человеку выйти из жизни сей в нерастлении, не имея ни одной части, оскверненной зловонием вожделения, и никакой скверны в душе, оставляемой сладостью вожделения. Ибо если какой человек утончает мысли свои, чтобы проникнуть ему в тайны всех естеств, и обогащается изобретениями и наблюдениями во всяком ведении, но душа его осквернена греховною скверною, и не приобрел он свидетельства о надежде души своей, однако же думает, что благополучно вошел в пристань упования; то нет в мире человека неразумнее его, потому что дела его, в непрерывном стремлении его к миру, довели его только до мирской надежды.

Вопрос. Кто воистину крепче всех?

Ответ. Тот, кто благодушествует в скорбях временных, в которых сокрыты жизнь и слава победы его, и не вожделел широты, в которой скрывается зловоние стыда и которая обретающего ее во всякое время напоевает из чаши воздыхания.

Вопрос. Какой бывает вред в шествии к Богу, если кто, по причине искушений, уклоняется от добрых дел?

Ответ. Невозможно приблизиться к Богу без скорби; без нее и праведность человеческая не сохраняется неизменною. И если человек оставляет дела, приумножающие праведность, то оставляет и дела, охраняющие ее. И делается он подобен неохраняемому сокровищу, и борцу, с которого совлечены его оружия, когда окружили его полки врагов его, и кораблю, не имеющему снастей своих, и саду, от которого отведен источник воды.

Вопрос. Кто просвещен в своих понятиях?

Ответ. Кто умел отыскать горечь, сокровенную в сладости мира, воспретил устам своим пить из этой чаши, доискивается всегда, как спасти душу свою, не останавливается в своем стремлении, пока не отрешится от мира сего, и заключает двери чувств своих, чтобы не вошла в него приверженность к сей жизни, не похитила у него тайных сокровищ его.

Вопрос. Что такое мир? Как познаем его и чем вредит он любителям своим?

Ответ. Мир есть блудница, которая взирающих на нее с вожделением красоты ее привлекает в любовь к себе. И кем, хотя отчасти, возобладала любовь к миру, кто опутан им, тот не может выйти из рук его, пока мир не лишит его жизни. И когда мир совлечет с человека все, и в день смерти вынесет его из дому его, тогда узнает человек, что мир подлинно льстец и обманщик. Когда же будет кто усиливаться выйти из тьмы мира сего, пока еще сокрыт в нем, не возможет видеть путь его. И, таким образом, мир удерживает в себе не только учеников и чад своих и тех, которые связаны им, но и нестяжательных, и подвижников, и тех, которые сокрушили узы его и однажды стали выше его. Вот, и их различными способами начинает уловлять в дела свои, повергает к ногам своим и попирает.

Вопрос. Что делать нам с телом, когда окружат его болезнь и тяжесть, а с ним вместе изнеможет и воля в пожелании доброго и в первой крепости своей?

Ответ. Нередко бывает с иными, что одна половина их пошла вослед Господа, а другая половина осталась в мире, и сердце их не отрешилось от здешнего, но разделились они сами в себе и иногда смотрят вперед, а иногда назад. И думаю, сим разделившимся в себе самих и приближающимся к пути Божию Премудрый дает совет, говоря: «не приступи к нему сердцем раздвоенным» (Сир. 1:28), но приступай, как сеющий и как жнущий (см. Сир. 6:19). И Господь, зная, что сии несовершенно отрекающиеся от мира, но разделенные в себе самих, словом или, вернее сказать, помыслом обращаются вспять, вследствие страха пред скорбями и потому, что не отвергли еще от себя плотской похоти, то, желая свергнуть с них это расслабление ума, изрек им определенное слово: «кто хощет по Мне ити, прежде да отвержется себе» и т. д. (Мф. 16:24).

Вопрос. Что значит отвергнуться себя самого?

Ответ. Как приготовившийся взойти на крест одну мысль о смерти имеет в уме своем и таким образом восходит на крест, как человек, не помышляющий, что снова будет иметь часть в жизни настоящего века, так и желающий исполнить сказанное. Ибо крест есть воля, готовая на всякую скорбь. И Господь, когда хотел научить, почему это так, сказал: кто хочет жить в мире сем, тот погубит себя для жизни истинной; а кто погубит себя здесь «Мене ради» (Мф. 10:39), тот обрящет себя там, т. е. обретет себя шествующий путем крестным и на нем утвердивший стопы свои. Если же кто снова печется о жизни сей, то лишил он себя упования, ради которого вышел на скорби. Ибо попечение сие не попускает ему приблизиться к скорби ради Бога, и тем самым, что предается он сему попечению, оно увлекает его постепенно и уводит из среды подвига воистину Божественнейшей и блаженной жизни, и возрастает в нем помысл этот, пока не победит его. «А иже» в уме своем «погубит душу свою Мене ради», из любви ко Мне, тот неукоризненным и невредимым сохранится в жизнь вечную. Сие-то значит сказанное: «иже погубит душу свою Мене ради, обрящет ю». Посему здесь еще сам уготовь душу свою к совершенному уничтожению для этой жизни. И если погубишь себя для этой жизни, то Господь скажет тебе, так помышляющему: «дам» тебе «живот вечный», как обещал Я тебе (Ін. 10:28). Если же и в сей жизни пребудешь, то здесь еще самым делом покажу тебе обетование Мое и удостоверение в будущих благах. И тогда обретешь вечную жизнь, когда будешь пренебрегать этой жизнью. И когда, так приготовленный, выступишь на подвиг, тогда сделается в очах твоих достойным пренебрежения все, почитаемое печальным и скорбным. Ибо, когда ум приготовится таким образом, тогда нет для него ни борьбы, ни скорби во время смертной опасности. Посему должно в точности знать, что если человек не возненавидит жизни своей в мире, по причине вожделения жизни будущей и блаженной, то не может вполне перенести всякого рода скорбей и печалей, постигающих его каждый час.

Вопрос. Каким образом человек отсекает прежнюю свою привычку и приучается в жизни к недостаткам и подвижничеству?

Ответ. Тело не соглашается жить без удовлетворения нужд его, пока окружено тем, что служит к наслаждению и расслаблению, и ум не может удержать его от этого, пока оное тело не будет устранено от всего производящего расслабление. Ибо, когда открыто пред ним зрелище наслаждения и сует и каждый почти час видит служащее к расслаблению, тогда пробуждается в нем пламенное пожелание сего и, как бы разжигая его, раздражает. Посему-то Искупитель Господь обязавшемуся идти вослед Его всепремудро120 и весьма хорошо заповедал: обнажиться и выйти из мира (см. Мф. 19:21), потому что человек должен сперва отринуть все, служащее к расслаблению, и потом приступать к делу. И Сам Господь, когда начал брань с диаволом, вел оную в самой сухой пустыне. И Павел приемлющим на себя крест Христов советует выйти из града.

«Да исходим к Нему», говорит, «вне града, и приимем поношение Его» (Євр. 13:12-13), потому что пострадал Он вне града. Ибо, если отлучит себя человек от мира и от всего, что в мире, скоро забывает прежнюю свою привычку и прежний образ жизни и долгое время не трудится над этим. А от приближения его к миру и к вещам мирским скоро расслабевает сила ума его. Посему должно знать, что особенно споспешествует и ведет к преуспеянию в сей страдальческой и спасительной брани. Итак, пригодно и споспешествует в сей брани, чтобы монашеская келлия была в скудном и недостаточном состоянии, чтобы келлия у монаха была пуста и не содержала в себе ничего, возбуждающего в нем вожделения покоя. Ибо, когда удалены от человека причины расслабляющие, нет ему опасности в двоякой брани – внутренней и внешней. И, таким образом, человек, который вдали от себя имеет служащее к удовольствию, без труда одерживает победу, в сравнении с тем, у которого вблизи возбуждающее его к вожделению. Ибо здесь сугубый подвиг.

Когда человек желает иметь только нужное для поддержания тела его, тогда и потребности его делаются удобопренебрегаемыми, и даже в необходимое время умеренного удовлетворения потребностям своим взирает он на сие не с вожделением, и малым чем-нибудь121 подчиняет себе тело, и смотрит на это как на нечто удобопренебрегаемое, и приближается к пище не из-за сладости ее, но чтобы помочь естеству и подкрепить оное. Такие средства скоро доводят человека до того, что приступает он к подвижничеству с нескорбным и беспечальным помыслом. Итак, рачительному иноку прилично скорою ногою, не обращаясь вспять, бежать от всего воюющего с иноком, не входить в общение с тем, что ведет с ним брань, но воздерживаться даже от единого воззрения на них и, сколько возможно, удаляться от их приближения.

И говорю это не только о чреве, но и о всем, что вводит в искушение и брань, чем искушается и испытывается свобода инока. Ибо человек, когда приходит к Богу, делает с Богом завет воздерживаться от всего этого, именно же не засматриваться на лицо женское, не смотреть на красивые лица, не питать ни к чему вожделения, не роскошествовать, не смотреть на нарядные одежды, не смотреть на всякий порядок, заведенный у мирян, не слушать слов их и не любопытствовать о них, потому что страсти приобретают большую силу от сближения со всем подобным сему, как расслабляющим подвижника и изменяющим мысли его и намерения. И если воззрение на что-либо хорошее возбуждает произволение истинного ревнителя и склоняет к совершению добра, то явно, что и противоположное сему имеет силу пленять ум. И если с безмолвствующим умом не случается чего-либо большего, а только ввергает он себя в бранный подвиг, то и это великая уже утрата – самому себя из мирного состояния произвольно ввергнуть в смущение.

И если один из старцев, подвижников и борцов, увидев юношу, не имевшего бороды и походившего на жен, почел это вредным для помысла и гибельным для своего подвига, то может ли кто вознерадеть в другом чем122, когда этот святой не решился войти и облобызать брата? Ибо мудрый старец рассуждал: «Если подумаю только в эту ночь, что есть здесь нечто такое, то и сие будет для меня великим вредом». Посему-то не вошел он и сказал им: «Не боюсь я, чада; но для чего же мне и желать напрасно воздвигать на себя брань? Воспоминание о чем-либо подобном производит в уме бесполезное смущение. В каждом члене этого тела скрывается приманка. Человеку предстоит от сего великая брань, и должно ему охранять себя и облегчать для себя угрожающую в этом брань, спасаясь от нее бегством; а как скоро приближается что-либо такое, человек, хотя и принуждает себя к добру, однако же бывает в опасности от этого, всегда видя это и вожделевая этого».

В земле видим многие сокровенные яды, и летом по причине жара никто не знает их; когда же увлажены будут и ощутят силу прохлажденного воздуха, тогда оказывается, где был погребен в земле каждый яд. Так и человек, когда он в благодати безмолвия и в теплоте воздержания, тогда действительно бывает в покое от многих страстей; если же входит в мирские дела, то видит тогда, как возрастает каждая страсть, подъемлет главу свою, особливо если ощутит воню покоя. Сказал же я это для того, чтобы никто не предавался самонадеянности, пока живет в сем теле и пока не умрет; хотелось мне также показать, что убегать и удаляться от всего, что ведет к порочной жизни, много помогает человеку в подвижническом борении. Всегда должно нам бояться того, о чем одно воспоминание причиняет нам стыд, и также не попирать совести, и не пренебрегать ею. Итак, попытаемся удалить тело на время в пустыню и заставим его приобрести терпение. А что всего важнее, пусть каждый (хотя бы это и прискорбно было для него, но зато нечего уже будет ему бояться) старается, где бы он ни был, удаляться от причин брани, чтобы, когда приидет потребность, не пасть ему от близости оных.

Вопрос. Кто отринул от себя всякое попечение и вступил в подвиг, какое у него начало брани со грехом и чем начинает он сию борьбу?

Ответ. Всем известно, что всякой борьбе со грехом и вожделением служит началом труд бдения и поста, особливо же, если кто борется с грехом, внутрь нас пребывающим. В этом усматривается признак ненависти ко греху и вожделению его в ведущих сию невидимую брань; начинают они постом, а после него содействует подвижничеству ночное бдение.

О посте и бдении

Кто в течение целой своей жизни любит беседу с этою четою, тот бывает другом целомудрия. Как началом всему худому служит упокоение чрева и расслабление себя сном, возжигающее блудную похоть, так святой путь Божий и основание всех добродетелей – пост. Бдение, бодрствование в службе Божией, в распинании тела целый день и ночь, в противность сладости сна. Пост – ограждение всякой добродетели, начало подвига, венец воздержанных, красота действа и святыни, светлость целомудрия, начало христианского пути, матерь молитвы, источник целомудрия и разума, учитель безмолвия, предшественник всех добрых дел. Как здоровым глазам свойственно вожделение света, так посту, соблюдаемому с рассудительностью, свойственно вожделение молитвы.

Как скоро начнет кто поститься, вожделевает уже с этого времени умом своим прийти в вожделение собеседования с Богом, ибо тело постящееся не терпит того, чтобы целую ночь проспать на постели своей. Когда на уста человеку налагается печать постов, тогда помысл его поучается в умилении, сердце его источает молитву, на лице у него грусть, и срамные помыслы далеки от него, не видно веселости в очах его, враг он похотений и суетных бесед. Никто никогда не видал, чтобы рассудительный постник стал рабом худого вожделения. Пост с рассудительностью – обширная обитель для всякого добра. А кто нерадит о посте, тот приводит в колебание все доброе, потому что пост был заповедью, вначале данною нашему естеству в остережение против вкушения пищи, и нарушением поста пало начало нашего создания. Но в чем состояло первое уничижение, с того начинают подвижники преуспевать в страхе Божием, как скоро начнут хранить закон Божий.

С чего начал и Спаситель, когда явился миру на Иордане. Ибо по крещении Дух извел Его в пустыню, и постился Он там сорок дней и сорок ночей. Подобно и все исходящие вослед Спасителя на сем основании утверждают начало своего подвига, потому что пост есть оружие, уготованное Богом. И кто, если нерадит о нем, не будет укорен за сие? Если постится Сам Законоположник, то как не поститься кому-либо из соблюдающих закон? Посему-то до поста род человеческий не знал победы, и диавол никогда не испытывал поражения своего от нашего естества: но от сего оружия изнемог в самом начале. И Господь наш был вождем и первенцем сей победы, чтобы на главу естества нашего возложить первый победный венец. И как скоро диавол видит сие оружие на ком-нибудь из людей, тотчас приходит в страх сей противник и мучитель, немедленно помышляет и воспоминает о поражении своем в пустыне Спасителем, и сила его сокрушается, и воззрение на оружие, данное нам Началовождем нашим, попаляет его. Какое оружие сильнее этого? И что придает столько смелости сердцу в борьбе с духами злобы, как алчба ради Христа? Ибо в какой мере утруждается и злостраждет тело в то время, как окружает человека полк демонский, в такой мере сердце исполняется упованием. Облеченный в оружие поста во всякое время распаляется ревностью. Ибо и ревнитель Илия, когда возревновал о законе Божием, пребывал в сем деле – в посте. Пост стяжавшему его напоминает заповеди Духа. Он есть посредник Ветхого Закона и благодати, данной нам Христом. Кто нерадит о посте, тот и в других подвигах расслаблен, нерадив, немощен, показывает тем начало и худой признак расслабления души своей и воюющему с ним дает случай к победе, так как нагим и безоружным исходит на подвиг, а посему явно, что выйдет из борьбы без победы, потому что члены его не облеклись в теплоту алчбы в посте. Таков пост. Кто пребывает в нем, у того ум непоколебим и готов сретить и отразить все лютые страсти.

О многих мучениках сказывают, что на тот день, в который ожидали они приять венец мученичества, если предузнавали о сем или по откровению, или по извещению от кого-либо из друзей своих, ничего не вкушали всю ночь, но с вечера до утра стояли бодрственно на молитве. Славя Бога в псалмах, пениях и песнях духовных, с веселием и радованиями ожидали они того часа, как иные уготовившиеся на брак, чтобы в посте сретить меч. Посему и мы, призванные к невидимому мученичеству, чтобы приять венцы святыни, будем трезвиться, и врагам нашим да не будет дано знака отречения ни одним членом, ни одною частью нашего тела.

Вопрос. Почему нередко иные, и даже многие, имея, может быть, и дела сии, не чувствуют тишины, и успокоения страстей, и мира помыслов?

Ответ. Страсти, сокровенные в душе, не исправляются, брат, телесными только трудами; они не удерживают и помыслов о том, что пробуждается всегда чувствами. Труды сии охраняют человека от пожеланий, чтобы не был ими препобеждаем, и от демонского обольщения, но не доставляют душе мира и тишины. Ибо дела и труды тогда доставляют душе бесстрастие, умерщвляют уды, «яже на земли» (Кол. 3:5), и даруют упокоение помыслов, когда приобщимся безмолвия, когда во внешних чувствах прекратится смятение и несколько времени пребудут они в делании премудрости123. А пока человек не лишится возможности быть в сообществе с людьми и членов своих и себя самого от развлечения помыслов не соберет сам в себя, до тех пор не возможет узнать страсти своей.

Безмолвие, как сказал святой Василий, есть начало очищения души. Ибо, когда во внешних членах прекратятся внешний мятеж и попечение о внешнем, тогда ум от внешних попечений и парения возвращается в себя и упокоевается в себе, а сердце пробуждается к исследованию внутренних душевных мыслей. И если человек хорошо устоит в этом, то приходит он понемногу в состояние шествовать к душевной чистоте.

Вопрос. Не может ли душа очиститься и во время пребывания вне двери?124

Ответ. Если дерево ежедневно поливается, то засыхает ли когда корень его? Убывает ли когда в сосуде, в который ежедневно прибавляют? И если чистота не иное что есть, как удаление от жизни свободной и оставление этой привычки, то как и когда пожелает очиститься душою своею тот, кто деятельно, сам собою или другими, посредством чувств, обновляет в себе памятование старой привычки, т. е. познание вновь порока? Когда может очиститься душою своею от этого или освободиться от внешних противодействий, чтобы хоть увидеть себя? Если сердце ежедневно оскверняется, то когда оно очищается от скверны? Не в силах он противостоять действию внешней силы, не тем ли паче не может очистить сердца, когда стоит среди воинского стана и ежедневно ждет слышать частые вести о брани? И как осмелится он возвестить мир душе своей? Если же удалится от сего, то может понемногу прекращать сперва внутренние волнения. Пока река не преграждена вверху, не иссякают воды ее внизу. Когда же придет человек в безмолвие, тогда душа может различать страсти и разумно изведывать свою мудрость. Тогда и внутренний человек пробуждается на духовное дело и день ото дня более ощущает сокровенную мудрость, цветущую в душе его.

Вопрос. Какие точные указания и близкие признаки, по которым человек ощущает, что начал он видеть в себе плод, сокрытый в душе?

Ответ. Когда сподобится кто благодати многих слез, проливаемых без понуждения, потому что слезы положены уму как бы неким пределом между телесным и духовным, между состоянием страстным и чистотою. Пока не приимет человек сего дарования, совершается дело его еще во внешнем только человеке, и еще вовсе не ощутил он действенности тайн духовного человека. Ибо, когда человек начнет оставлять телесное настоящего века и оказывается переступившим сей предел того, что находится в естестве, тогда скоро достигает сей благодати слез. И слезы сии начинаются от первой обители сокровенного жития и возводят человека к совершенству любви Божией. И чем далее125 преуспевает он, тем более обогащается сею благодатью, пока от продолжительного излияния слез не начнет пить их и в пище своей, и в питии своем.

И это точный признак, что ум исшел из мира сего и ощутил оный духовный мир. Но в какой мере человек умом своим приближается к сему миру, в такой же мере умаляются слезы сии. И когда ум совершенно бывает в сем мире, тогда совершенно лишается он сих слез. И это есть признак, что человек погребен в страстях.

О различии слез

Бывают слезы сожигающие, и бывают слезы утучняющие. Посему все те слезы, которые исходят из сущности сердца от сокрушения о грехах, иссушают и сожигают тело; а нередко и самое владычественное в душе, во время излияния слез, ощущает от них вред. И сперва человек по принуждению вступает на эту степень слез, и ими отверзается ему дверь войти на вторую ступень, лучшую первой; и это есть страна радости, в которой человек приемлет милость. Это уже слезы, проливаемые по благоразумию: они и украшают, и утучняют тело, и исходят непринужденно сами собою; и не только, как сказано, утучняют тело человеческое, но и вид человека изменяется. Ибо сказано: «сердцу веселящуся, лице цветет: в печалех же сушу, сетует» (Притч. 15:13).

Вопрос. Что значит воскресение души, о котором говорит апостол: «аще воскреснусте со Христом» (Кол. 3:1)?

Ответ. Апостол, сказав: «Бог, рекий из тьмы свету возсияти, Иже возсия в сердцах наших» (2Кор. 4:6), показал, что воскресением души должно называть исшествие из ветхости, именно, чтобы произошел новый человек, в котором нет ничего от ветхого человека, по сказанному: «и дам им сердце ново, и дух нов» (Єз. 36:26). Ибо тогда воображается в нас Христос Духом премудрости и откровения познания Его.

Вопрос. В чем состоит (говоря кратко) сила делания безмолвия?

Ответ. Безмолвие умерщвляет внешние чувства и воскрешает внутренние движения. А занятие внешним производит противное тому: возбуждает внешние чувства и умерщвляет внутренние движения.

Вопрос. Что бывает причиною видений126 и откровений, ибо иные имеют видения, а иные трудятся больше их, однако же видение не действует в них столько?

Ответ. Причин сему много. Одни из них – домостроительственные, имеют целью общую пользу, другие же – утешение, дерзновение и научение немощных. И во-первых, все сие устрояется по милости Божией к людям; большею же частью устрояется сие ради троякого рода людей: или ради людей простых и крайне незлобивых, или ради некоторых совершенных и святых, или ради тех, которые имеют пламенную ревность Божию, отреклись и совершенно отрешились от мира, удалились от сожительства с людьми, оставив все, не ожидая никакой помощи от видимого, пошли вослед Богу. На них-то нападает боязнь вследствие их уединения, или окружает их опасность смертная от голода, от болезни или от какого-нибудь обстоятельства и от скорби, так что приближаются они к отчаянию. Посему если таковым бывают утешения, а тем, которые превосходят их трудами, не бывает, то первая сему причина – непорочность и порочность, и именно совести127. Вторая же причина, наверное, есть следующая: как скоро имеет кто человеческое утешение или утешение чем-либо видимым, то не бывает ему подобных утешений, разве по некоему домостроительству, ради общей пользы. У нас же слово об отшельниках; и свидетель сказанному один из отцов, который молился об утешении и услышал: «Достаточно для тебя утешения человеческого и беседы с людьми».

И другой некто, подобно сему, когда был в отшельничестве и вел жизнь отшельническую, ежечасно услаждался благодатным утешением; а когда сблизился с миром, взыскал по обычаю утешения – и не обрел, и молил Бога открыть ему причину, говоря: «Не ради епископства, Господи, отступила от меня благодать?» И ему было сказано: «Нет, – но потому, что Бог промышляет о живущих в пустыне, и их удостаивает таких утешений». Ибо невозможно, чтобы кто-либо из людей имел видимое утешение, а вместе приял и невидимое от благодати, Божественное и таинственное128, разве по какому-нибудь, упомянутому выше сокровенному домостроительству, которое известно в подобных случаях одному Домостроительствующему.

Вопрос. Одно ли и то же – видение и откровение, или нет?

Ответ. Нет. Они различны между собою. Откровение129 часто называется то и другое. Ибо так как обнаруживается сокровенно130, то всякое видение называется откровением. Откровение же видением не называется. Слово «откровение» большей частью употребляется о познаваемом, о том, что умом испытуется и уразумевается. Видение же бывает всякими способами, например, в изображениях и образах, как бывало древле ветхозаветным, в глубоком сне или в бодрственном состоянии, и иногда со всею точностью, а иногда как бы в призраке и несколько неявственно; почему и сам, имеющий видение, часто не знает, в бодрственном ли состоянии видит он или в сонном. Можно и чрез глас слышать о заступлении, а иногда видеть какой-либо образ, иногда же (видеть) яснее, лицом к лицу. И видение, и совместное пребывание, и вопрошение, а с ним и собеседование суть святые силы, видимые достойными и творящие откровения. И таковые видения бывают в местах наиболее пустынных и удаленных от людей, где человек необходимо имеет в них нужду; потому что нет у него иной помощи и утешения от самого места. Откровения же, ощущаемые умом, при чистоте удобоприемлемы, и бывают только совершенным и могущим разуметь.

Вопрос. Если достиг кто сердечной чистоты, что служит ее признаком? И когда познает человек, что сердце его достигло чистоты?

Ответ. Когда всех людей видит кто хорошими, и никто не представляется ему нечистым и оскверненным, тогда подлинно чист он сердцем. Ибо, как исполниться слову апостольскому, по которому должно всех равно от искреннего сердца честию больших себе творити (см. Флп. 2:3), если человек не достигнет сказанного, что око благое не узрит зла (см. Авв. 1:13)?

Вопрос. Что такое чистота и где предел ее?

Ответ. Чистота есть забвение способов ведения через естество, заимствованных от естества в мире131. А чтобы освободиться от них и стать вне их, вот сему предел: прийти человеку в первоначальную простоту и первоначальное незлобие естества своего и сделаться как бы младенцем, только без младенческих недостатков.

Вопрос. Может ли кто взойти на эту степень?

Ответ. Да. Ибо, вот, иные приходили в меру сию, как и авва Сисой пришел в сию меру так, что спрашивал ученика: «Ел я или не ел?» И другой некто из отцов пришел в таковую простоту и почти в младенческую невинность, почему совершенно забывал все здешнее, так что стал бы и есть до Приобщения, если бы не препятствовали ему в этом ученики; и, как младенца, приводили его ученики к Приобщению. Итак, для мира был он младенец, для Бога же – совершенен душою.

Вопрос. Какие помыслы и размышления должно иметь подвижнику, пребывающему на безмолвии, в безмолвной своей келлии? И что надлежит ему непрестанно делать, чтобы ум его не имел досуга для суетных помыслов?

Ответ. Спрашиваешь о помыслах и размышлении, как человек становится мертвым в келлии своей? Разве человек рачительный и трезвенный душою имеет нужду спрашивать, как ему вести себя, когда бывает он один сам с собою? Какое иное занятие у монаха в келлии его, кроме плача?

Разве бывает у него время от плача обратиться к другому помыслу? И какое занятие лучше этого? Самое пребывание монаха и одиночество его, уподобляясь пребыванию во гробе, далекому от радости человеческой, учат его, что деятельность его – плач. И самое значение имени его к тому же призывает и убеждает, потому что называется он сетующим, т. е. исполненным горести в сердце. И все святые в плаче переселялись из сей жизни. Если же святые плакали, и, пока не переселились из жизни сей, очи их всегда были наполнены слезами, то кто же не будет плакать? Утешение монаху порождается плачем его. И если совершенные и победоносные здесь плакали, то как стерпит исполненный язв, чтобы пребыть ему без плача? Кто имел лежащего пред собою мертвеца своего и видит, что сам он умерщвлен грехами, того нужно ли учить, с какою мыслью пользоваться ему слезами? Душа твоя, которая для тебя дороже целого мира, умерщвлена грехами и лежит пред тобою; ужели же не требует она плача? Поэтому если пойдем на безмолвие и с терпением будем пребывать в нем, то, конечно, в состоянии будем пребывать в плаче. Посему будем непрестанно в уме своем молить Господа, чтобы даровал нам плач. Ибо если приимем сию благодать, лучшую и превосходнейшую прочих дарований, то при помощи ее достигнем чистоты. А как скоро достигнем ее, не отнимется уже у нас чистота до самого исхода нашего из жизни сей.

Посему блаженны чистые сердцем, потому что нет времени, когда бы не услаждались они сею сладостию слез, и в ней всегда зрят они Господа. Пока еще слезы у них на глазах, они сподобляются зрения откровений Его на высоте молитвы своей; и нет у них молитвы без слез. Сие-то и значит сказанное Господом: «блажени плачущии, яко тии утешатся» (Мф. 5:4). Ибо от плача приходит человек к душевной чистоте. Посему Господь, сказав: «яко тии утешатся», не объяснил: каким утешением. Ибо, когда монах сподобился с помощью слез прейти область страстей и вступить на равнину душевной чистоты, тогда сретает его таковое утешение. Посему если кто из получивших утешение здесь прострется на сию равнину, то на ней встретит утешение, не обретаемое здесь, и уразумевает тогда, какое получает конец плача утешение, которое плачущим дает Бог за чистоту их; потому что непрестанно плачущий не может быть тревожим страстями. Проливать слезы и плакать – это дарование бесстрастных. И если слезы временно плачущего и сетующего могут не только путеводить его к бесстрастию, но и совершенно очистить и освободить ум его от памятования страстей, то что скажем о тех, которые с ведением день и ночь упражняются в сем делании? Посему никто не знает помощи, бывающей от плача, кроме тех одних, которые предали души свои делу сему. Все святые стремятся к сему входу132, потому что слезами отверзается пред ними дверь для вшествия в страну утешения; и в этой стране в откровениях изображаются преблагие и спасительные следы Божии.

Вопрос. Пoелику иные, по немощи тела, не в состоянии непрестанно плакать, что должно иметь им к охранению ума, чтобы против него, когда он ничем не занят, не восставали страсти?

Ответ. Страсти не могут восстать на душу и смутить подвижника, если в отшельничестве его, удаленном от всякого рассеяния, сердце его не занимается житейским, разве только будет он ленив и нерадив к своему долгу.

А преимущественно, если будет он упражняться в изучении Божественных Писаний, то, занимаясь изысканием их смысла, пребывает нимало не тревожим страстями. Ибо, при возрастающем и укореняющемся в нем разумении Божественных Писаний, бегут от него суетные помыслы, и ум его не может отстать от желания читать Писания или размышлять о читанном, и не обращает он ни малого внимания на жизнь настоящую, по причине весьма великого наслаждения своим занятием, возвышаясь над этим133 в глубоком пустынном безмолвии. Посему забывает себя и естество свое и делается как бы человеком, который пришел в исступление, вовсе не памятует о сем веке, преимущественно занят мыслию о величии Божием и, погружаясь в это умом, говорит: «Слава Божеству Его!» и еще: «Слава чудесам Его! На какую высоту возвел Он мое убожество: чему сподобил меня поучаться, на какие отваживаться помыслы, чем услаждать душу мою!» Обращаясь мыслию к чудесам сим и всегда ими изумляемый, пребывает он в непрестанном упоении и как бы уже вкушает жизнь по воскресении, потому что безмолвие весьма много содействует сей благодати. Ибо ум его находит возможность пребывать в себе самом с миром, какой приобретен им в безмолвии. А вместе с тем возбуждается сим к памятованию того, что сообразно с порядком жизни его. Ибо, мысленно представляя славу будущего века и блага, по упованию уготованные праведным, пребывающим в оной духовной жизни и в Боге, и новое оное восстановление, не содержит ни в мысли, ни в памяти того, что есть в мире сем. И когда будет сим упоен, снова переносится оттуда созерцанием к веку сему, в котором еще живет, и в изумлении говорит: ««О, глубина богатства и премудрости», ведения, смысленности, разумности и домостроительства неисследимого Бога, «яко неиспытани судове Его и неизследовани путие» Его (Рим. 11:33)! Ибо, когда Он уготовал иной столько чудный век, чтобы ввести в него все разумные существа и сохранить их в нескончаемой жизни, какая была причина сотворить Ему этот первый мир, расширить его, и столько обогатить его полнотою и множеством видов и естеств, и дать в нем место причинам многих страстей, и тому, что их питает и что им противоборствует?

И почему сначала поставил нас в этом мире, водрузил в нас любовь к долголетней в нем жизни и внезапно похищает нас из него смертью, немалое время хранит нас в бесчувственности и неподвижности, уничтожает образ наш, разливает растворение134 наше, смешивает его с землею, попускает, чтобы состав наш разрушился, истлел и исчез и чтобы вовсе не оставалось ничего от естества человеческого; а потом, во время, какое определил достопоклоняемою премудростию Своею, когда восхощет, воздвигнет нас в ином образе, какой Ему только известен, и введет нас в другое состояние? Сего не мы только, человеки, надеемся, но и сами святые Ангелы, не имеющие нужды в этом мире, по необычайности естества своего малым чем не достигшие совершенства, ожидают нашего восстания из тления, когда восстанет род наш из персти и обновится тление его. Ибо ради нас и им возбранен вход, и они ждут единократного отверстия двери нового века. И сия тварь (Ангелы) с нами почиет от тяжести тела, обременяющей нас, как говорит апостол: «яко и сама тварь откровения сынов Божиих чает, да свободится от работы истления в свободу славы чад Божиих» (Рим. 8:19,21), по совершенном разорении века сего в целом его устройстве и по восстановлении естества нашего в первоначальное состояние».

И отсюда уже возносится умом своим к тому, что предшествовало сложению мира, когда не было никакой твари, ни неба, ни земли, ни Ангелов, ничего из приведенного в бытие, и к тому, как Бог, по единому благоволению Своему, внезапно привел все из небытия в бытие, и всякая вещь предстала пред Ним в совершенстве.

И снова нисходит умом своим ко всем созданиям Божиим, обращает внимание на чудесность тварей у Бога и на премудрость произведений Его, в изумлении рассуждая сам с собою: «Какое чудо! Насколько домостроительство и Промысл Его превышают всякое понятие, насколько чудная сила Его крепче всех творений Его! Как из небытия привел Он в бытие тварь сию – это неисчислимое множество различных вещей? И как опять разорит ее, уничтожив это чудное благоустройство, эту лепоту естеств, это стройное течение тварей, часы и время, это сочетание ночи и дня, годовые перемены, эти разнообразные, прозябающие из земли цветы, эти прекрасные здания городов и в них преукрашенные чертоги, это быстрое движение людей, это существование их, обремененное трудами от вшествия в мир до самого исшествия? И как внезапно прекратится чудный этот порядок, и наступит другой век, и воспоминание о первой этой твари вовсе не взойдет никому на сердце, и будут иное видоизменение, иные помышления, иные попечения! И естество человеческое также не воспомянет вовсе о сем мире и о первом образе жизни своей, потому что ум человеческий прилепится к созерцанию оного состояния, и уму людей не будет досуга возвратиться снова к брани с плотью и кровью. Ибо с разорением сего века немедленно приимет начало век будущий. И всякий человек скажет тогда следующее: «О матерь, забытая своими чадами, которых родила, воспитала и умудрила и которые во мгновение ока собраны на чужое лоно и соделались истинными чадами неплодной, никогда не рождавшей! «Возвеселися, неплоды, нераждающая» (Іс. 54:1) о чадах, которых родила тебе земля».

И тогда как бы в исступлении размышляет и говорит: «Сколько еще времени будет стоять век этот? И когда восприимет начало век будущий? Сколько еще времени храминам этим спать в этом виде, и телам быть смешанными с перстию? Какова будет оная жизнь? В каком образе восстанет и составится естество это? Как прейдет оно в новую тварь?» И когда размышляет он о сем и подобном сему, приходит он в восторг, изумление и безмолвное молчание, и восстает он в этот час, и преклоняет колена, и с обильными слезами воссылает благодарения и славословия Единому Премудрому Богу, всегда славимому во всепремудрых делах Его.

Итак блажен, кто сподобился такового! Блажен, у кого такой помысл и день и ночь! Блажен, кто о сем и подобном тому размышляет все дни жизни своей! И если человек в начале своего безмолвия не ощущает силы таковых созерцаний, по причине парения ума своего, и не может еще возноситься к силам135 сказанных выше чудес Божиих, то да не приходит в уныние и да не оставляет тишины безмолвной жизни своей! Ибо и земледелец, когда сеет, не тотчас с посевом семени видит и колос; но за сеянием следует у него уныние, труд, изнеможение собственных членов, удаление товарищей, разлука с близкими людьми. А когда претерпит это, приходит иное время, в которое услаждается делатель, и скачет, и радуется, и веселится.

Какое же это время? Когда вкусит он хлеба136, добытого потом своим, и в безмолвии соблюдено будет размышление его. Ибо великую и нескончаемую сладость возбуждают в сердце и в неизреченное удивление приводят ум – безмолвие и это, сказанное выше, терпеливое в безмолвии размышление. И блажен, кто терпеливо пребывает в оном, потому что отверзся пред ним сей Боготочный источник, и пил он из него, и насладился, и не перестанет пить из него всегда, во всякое время, во всякий час дня и ночи, до скончания и последнего предела целой своей временной этой жизни.

Вопрос. Что главное во всех трудах дела сего, т. е. безмолвия, чтобы человеку, который дошел и до сего, можно было знать, что достиг он уже совершенства в житии?

Ответ. То, когда сподобится человек непрестанного пребывания в молитве. Ибо, как скоро достиг он сего, взошел на высоту всех добродетелей и соделался уже обителию Святаго Духа. А если кто не приял несомненно сей благодати Утешителя, то не может свободно совершать пребывания в сей молитве, потому что, как сказано, когда вселится в ком из людей Дух, тогда не прекратит он молитвы, ибо сам Дух молится всегда (см. Рим. 8:26). Тогда и в сонном, и бодрственном состоянии человека молитва не пресекается в душе его, но ест ли, пьет ли, спит ли, делает ли что, даже и в глубоком сне, без труда издаются сердцем его благоухания и испарения молитвы. Тогда молитва не отлучается от него, но всякий час, хотя и не обнаруживается в нем внешне, однако в то же время совершает в нем службу Божию втайне. Ибо молчание чистых один из христоносных мужей называет молитвою, потому что помыслы их суть кроткие гласы, которыми сокровенно воспевают Сокровенного.

Вопрос. Что такое духовная молитва? И как подвижнику сподобиться ее?

Ответ. Душевные движения, за строгую непорочность и чистоту, делаются причастными действенности Святаго Духа. И ее сподобляется один из многих тысяч людей, потому что это – тайна будущего состояния и жития. Ибо он возносится, и естество пребывает недейственным, без всякого движения и памятования о здешнем. Не молитвою молится душа, но чувством ощущает духовные вещи оного века, превышающие понятие человеческое, уразумение которых возможно только силою Святаго Духа. А это есть умное созерцание, но не движение и не взыскание137 молитвы, хотя от молитвы заимствовало себе начало. Ибо чрез это некоторые из подобных сим людей достигали уже совершенства чистоты. И нет часа, в который бы внутреннее их движение было не в молитве, как сказали мы выше. И когда приникает Дух Святый, всегда обретает таковых в молитве; и от этой молитвы возносит их к созерцанию, которое называется духовным зрением. Ибо не имеют они нужды в образе продолжительной молитвы, ни в стоянии и в чине продолжительной службы. Для них достаточно вспомянуть о Боге, и тотчас пленяются любовию Его. Впрочем, не нерадят совершенно и о стоянии на молитве, когда воздают честь молитве, и, кроме непрестанной молитвы, в назначенные часы стоят на ногах.

Ибо видим святого Антония стоящим на молитве девятого часа и ощутившим возношение ума своего. И другой из отцов, с воздетыми руками стоя на молитве, приходил в восхищение на четыре дня. И другие многие, во время таковой молитвы, пленяемы были сильным памятованием о Боге и великою любовью к Нему, и приходили в восхищение. Сподобляется же ее человек, когда хранением заповедей Господних, противящихся греху, и внутренно, и наружно совлечется греха. Кто возлюбит сии заповеди и воспользуется ими по чину, для того необходимым сделается освободиться от многих человеческих дел, т. е. совлечься тела и быть вне его, так сказать, не по естеству, но по потребности. Кто ведет жизнь по образу Законоположника и руководствуется заповедями Его, в том невозможно оставаться греху. Посему Господь обетовал в Евангелии сохранившему заповеди сотворить у него обитель (см. Ін. 14:23).

Вопрос. В чем совершенство многих плодов Духа?

Ответ. В том, когда сподобится кто совершенной любви Божией.

Вопрос. И почему узнает человек, что достиг ее?

Ответ. Когда памятование о Боге возбудилось в уме его, тогда сердце его немедленно возбуждается любовью к Богу, и очи его обильно изводят слезы. Ибо любви обычно воспоминанием о любимых возбуждать слезы. А пребывающий в любви Божией никогда не лишается слез, потому что никогда не имеет недостатка в том, что питает в нем памятование о Боге; почему и во сне своем беседует с Богом. Ибо любви обычно производить что-либо подобное, и она есть совершенство людей в сей их жизни.

Вопрос. Если после многого труда, злострадания, борения, которое приял человек, помысл гордыни не стыдится приразиться к нему, потому что заимствует себе пищу в лепоте добродетелей его и рассчитывает на великость понесенного им труда, то чем одолеть человеку помысл свой и приобрести в душе своей такую твердость, чтобы не покорилась она помыслу?

Ответ. Когда познает кто, что отпадает он от Бога, как сухой лист падает с дерева, тогда уразумевает силу души своей: то есть своею ли силой приобрел он добродетели сии и перенес ради них все борения, между тем как Господь удерживал помощь Свою и попускал ему одному вступать в борьбу с диаволом и не ходить с ним вместе, как обыкновенно участвует Он в борьбе с подвизающимися и содействует им; тогда обнаруживается сила его; лучше же сказать, ясным делается поражение и затруднение его. Ибо со святыми всегда бывает Промысл Божий, охраняющий и укрепляющий их. Им побеждает всякий чин людей, если бывает в подвиге и в страданиях мученических и в прочих бедствиях, постигающих за Бога и ради Его претерпеваемых. И это ясно, очевидно и несомненно. Ибо как естество может победить силу щекотаний, непрестанно возбуждающихся в членах людей, причиняющих им скорбь и очень сильных для того, чтобы преодолеть их? И почему другие желают победы и любят ее, но не могут одерживать оной при сильном противоборстве своем, напротив же того, каждый день терпят поражение от телесных щекотаний и пребывают в труде, в плаче и в изнеможении, трудясь о душах своих, а ты удобно возможешь понести притязания тела, которые столь люты, – и не приходить от того в большое замешательство? И как тело, в других случаях чувствительное к страданиям и не терпящее уязвления тернием, уколовшим его ноготь, может преобороть резание железом, переносить сокрушение членов и всякого рода муки и не препобеждаться страданиями, не ощущая, как обычно естеству, даже различия сего в мучениях, если кроме естественной силы не приходит отъинуду [отовсюду, со всех сторон] другая сила, отражающая от него лютость мучений? И пoелику заговорили мы о Божием Промысле, то не поленимся привести на память одну душеполезную повесть, возвышающую человека в борениях его.

Один юноша, по имени Феодор, у которого все тело подвергнуто было мучениям, спрошенный кем-то: «Чувствуешь ли ты мучения?», отвечал: «Вначале чувствовал, а впоследствии увидел некоего юношу, который отирал пот моего борения, укреплял меня и доставлял мне прохладу во время страдания моего». О, как велики Божии щедроты! Сколь близка бывает благодать Божия к подвизающимся за имя Божие, чтобы им с радостью претерпевать за Него страдания!

Поэтому не будь непризнателен, человек, к Божию о тебе промышлению. Если, наконец, явно, что ты не победитель, а только как бы орудие, побеждает же в тебе Господь и ты туне получаешь победное имя, кто возбраняет тебе и во всякое время просить той же силы, и побеждать, и принимать похвалу, и исповедоваться138 Богу? Разве не слыхал ты, человек, сколь многие подвижники от сложения мира, быв непризнательными к сей благодати, пали с высоты жизни и с высоты подвигов своих?

Сколько многочисленны и различны дары Божии роду человеческому сами в себе, столько же бывает различия в приемлемых дарах и соответственно степени приемлющих оные. Бывают меньшие и большие дары Божии; хотя все они высоки и чудны, но один превосходит другой славою и честию, и степень степени выше. И также: посвятить себя Богу и жить добродетельно есть одно из великих дарований Христовых. Ибо многие, забыв, что по сей благодати сподобились они стать отлученными от людей и посвященными Богу, причастниками и преемниками дарований Его, избранными и удостоенными служения и священнодействия Богу, вместо того, чтобы непрестанно устами своими благодарить за сие Бога, уклонились в гордыню и высокомерие и думают о себе не как приявшие благодать священнодействия, чтобы священнодействовать Богу чистым житием и духовным деланием, но как оказывающие милость Богу, когда бы надлежало им рассудить, что Бог изъял их из среды людей и соделал присными Своими для познания тайн Его. И не трепещут они всею душою своею, рассуждая таким образом, наипаче же, когда видят, как у рассуждавших подобно сему прежде них внезапно отъято было достоинство и как Господь в мгновение ока свергнул их с той высокой славы и чести, какую имели они; и уклонились они в нечистоту, непотребство и студодеяние, подобно скотам. Пoелику не познали они силы своей и не содержали непрестанно в памяти Давшего им благодать – совершать пред Ним служение, стать включенными в Царство Его, быть сожителями Ангелов и приближаться к Нему ангельским житием, то Бог отстранил их от делания их, и тем, что оставили безмолвие и изменили образ жизни своей, показал им, что не их была сила, если соблюдали они благочиние в житии и не тревожили их понуждения естества, демонов и иных прочих сопротивностей, напротив же того, была это сила благодати Божией, производившая в них то, чего мир по трудности этого не может вместить или слышать, и в чем они пребывали долгое время и не были побеждаемы; почему, конечно, была в них некая сопутствующая им сила, достаточная к тому, чтобы во всем помогать им и охранять их. Но пoелику забыли они о силе этой, то исполнилось на них слово, сказанное апостолом: «яко же не искусиша имети в разуме Бога», Владыку своего, совокупившего персть для духовного служения, «предаде их в неискусен ум» (Рим. 1:27-28), и, как надлежало, восприяли они бесчестие за свое заблуждение.

Вопрос. Бывает ли когда, чтобы тот, кто отважится вдруг совершенно отречься от сожительства с людьми и по благой ревности внезапно уйти в необитаемую и страшную пустыню, умер от сего с голода, по неимению у себя покрова и прочего потребного?

Ответ. Кто бессловесным животным, прежде сотворения их, уготовал жилище и печется об их потребностях, Тот не презрит создания Своего, преимущественно же боящихся Его и в простоте, без пытливости последовавших Ему. Кто волю свою во всем предает Богу, тот не печется уже о нуждах тела своего, о бедствии и злострадании его, но желает пребывать в житии сокровенном и вести жизнь уничижительную, не боится скорбей, но почитает приятным и сладостным отчуждение от целого мира за чистоту жития, изнуряя себя среди холмов и гор, живет как скиталец в кругу бессловесных животных, не соглашается упокоеваться телесно и проводить жизнь, исполненную скверн. И когда предает себя на смерть, ежечасно плачет и молится, чтобы не лишиться ему чистого Божия жития, тогда приемлет от Бога помощь. Ему слава и честь! Он да сохранит нас в чистоте Своей и да освятит нас святынею благодати Святаго Духа, в честь имени Своего, чтобы святое имя Его в чистоте прославлялось во веки веков! Аминь.

* * *

120

«Всепремудро» в греческом издании нет; вставлено нами из перевода преп. Паисия.

121

Т. е. малым количеством пищи.

122

Воздвигающем брань.

123

Т. е. премудрости безмолвия.

124

Т. е. вне келлии.

125

В сем житии.

126

Духовных.

127

К этим словам издатель греческого текста Никифор Феотокис сделал такое примечание: «Это – или непорочность от телесных страстей, но не душевных и совести; или непорочность, но не совершенная и полная; или непорочность так называемая, но не сущая на самом деле».

128

Слов «невидимое – таинственное» в греческом тексте нет (там стоит только слово «это»); но они есть в переводе преп. Паисия.

129

Вместо «откровением», может быть, надо читать «видением», как предлагает Никифор Феотокиса.

130

И в том, и в другом.

131

Преподобный Исаак различает здесь вид знания сущих по естеству и вид знания сущих чрез естество. Первый же противен чистоте, а второй должен быть забыт для достижения чистоты. Вид знания сущих чрез естество есть знание вещей не просто по естеству, но с примешением мыслей, происшедших от употребления вещей не по естеству, а по страсти. Так, представление в мыслях золота как создания Божия есть знание сущего по естеству; а представление золота с корыстным вожделением есть знание сущего чрез естество.

132

Т. е. к получению дара плача.

133

Т. е. над суетными помыслами этой жизни.

134

Рассыпает тело.

135

К величию.

136

Духовного.

137

В греческом речь без отрицания; но здесь предпочтены древние славянский и сербский переводы.

138

Приносить хвалу.

Слово 22. О том, что тело, которое боится искушений, делается другом греха

Некто из святых сказал, что другом греха делается тело, которое боится искушений, чтобы не дойти ему до крайности и не лишиться жизни своей. Посему Дух Святый понуждает его умереть. Ибо знает, что, если не умрет, не победит греха. Если кто хочет, чтобы вселился в нем Господь, то принуждает он тело свое служить Господу, работает в заповедях Духа, написанных у апостола, и хранит душу свою от дел плотских, описанных апостолом (см. Гал. 5:19-21). Тело же, приобщившееся греху, упокоевается в делах плотских, и Дух Божий не упокоевается в плодах его. Ибо, когда тело изнемогает в посте и смирении, тогда душа укрепляется молитвою. Телу обычно, когда много угнетается скорбями безмолвия, терпит лишения и недостатки и приближается к тому, чтобы лишиться жизни своей, умолять тебя и говорить: «Дай мне немного свободы пожить в меру; хожу я теперь право, потому что испытано великими злостраданиями». И как скоро, из сострадания к нему, успокоишь его от скорбей и доставишь ему несколько отдохновения, и хотя ненадолго успокоится оно, мало-помалу станет с ласкательством нашептывать тебе (а ласкательства его весьма сильны), пока не заставит тебя уйти из пустыни, и скажет тебе: «Можем и близ мира жить хорошо, потому что испытаны во многом; поэтому можем и там жить по тем же правилам, какими водимся теперь. Искуси меня только, и, если не буду таким, как тебе угодно, можем возвратиться. Вот, пустыня не бежит от нас». Не верь ему, хотя и сильно будет умолять и даст много обещаний. Оно не исполнит того, что говорит. Когда склонишься на просьбу его, ввергнет тебя в великие падения, из которых не будешь в состоянии восстать и выйти.

Когда придешь от искушений в уныние и пресытишься ими, скажи сам себе: «Снова вожделеваешь ты нечистоты и срамной жизни». И если тело скажет тебе: «Великий грех самому себя убивать», то отвечай ему: «Сам себя убиваю, потому что не могу жить нечисто. Умру здесь, чтобы снова не увидеть мне истинной смерти души моей, смерти для Бога. Лучше мне умереть здесь ради непорочности и не жить худою жизнью в мире. Произвольно избрал я смерть сию за грехи свои. Сам себя умерщвляю, потому что согрешил я Господу; не буду более прогневлять Его. Что мне в жизни далекой от Бога? Буду терпеть озлобления сии, чтобы не быть отчужденным от небесной надежды. Что Богу в жизни моей в этом мире, если живу в нем худо и прогневляю Бога?»

Слово 23. Послание, писанное к одному брату, любителю безмолвия

Пoелику знаю, что любишь ты безмолвие и что диавол, зная волю твоего ума, под предлогами добра опутывает тебя во многом, пока не сокрушит и не препнет тебя в добродетели, заключающей в себе многие виды доброго, то, чтобы мне, как члену, тесно связанному с тобою, добрый брат, помочь благому твоему желанию полезным словом, позаботился я написать, что сам приобрел у мужей, мудрых добродетелию, и в Писаниях, и у отцов, и собственным опытом. Ибо, если человек не будет пренебрегать и почестями, и бесчестиями и ради безмолвия терпеть поношения, поругание, вред, даже побои, не сделается посмешищем и видящие его не станут почитать его юродивым и глупцом, то не возможет он пребыть в благом намерении безмолвия, потому что, если человек однажды отворит дверь по каким-либо побуждениям, то диавол не престанет выставлять ему на вид некоторые из сих побуждений, под многими предлогами, к частым и бесчисленным встречам с людьми. Поэтому если ты, брат, истинно любишь добродетель такого безмолвия, которое не терпит в себе ни рассеяния, ни отторжения, ни отделения и которым побеждали древние, то найдешь в таком случае возможность совершить похвальное свое желание, как скоро уподобишься отцам своим и приимешь намерение в себе показать житие их. А они возлюбили совершенное безмолвие, не заботились выказывать любовь близким своим, не старались употреблять силы свои на их успокоение и не стыдились избегать встречи с теми, которые почитаются людьми почтенными.

Так они шествовали и не были осуждаемы людьми мудрыми и ведущими, как пренебрегающие братьями, презрители, или нерадивые, или лишенные рассудка, что в оправдание их и сказано одним почитающим безмолвие и отшельничество паче сообщества с людьми. «Человек, – говорит он, – который опытно постигает сладость безмолвия в келлии своей, не как пренебрегающий ближним убегает с ним встречи, но ради того плода, какой собирает от безмолвия». «Для чего, – спрашивает он, – авва Арсений предавался бегству и не останавливался, встречая кого-либо?» Авва же Феодор, если встречал кого, то встреча его была как меч. Никому не говорил он приветствия, когда находился вне своей келлии. А святой Арсений не приветствовал даже и приходящего к нему с приветствием. Ибо в одно время некто из отцов пришел видеть авву Арсения, и старец отворил дверь, думая, что это служитель его; но когда увидел, кто был пришедший, повергся на лицо свое, и, долго умоляемый встать, при уверении пришедшего, что приимет благословение и уйдет, святой отказался, говоря: «Не встану, пока не уйдешь». И не встал, пока тот не ушел. И делал блаженный это для того, чтобы, если однажды подаст им руку, снова не возвратились к нему.

Посмотри же на продолжение слова и тогда не скажешь, что, может быть, Арсений пренебрег сим отцом или кем другим, по малозначительности его, а иному ради чести его оказал лицеприятие и беседовал с ним. Напротив того, Арсений равно бегал от всех, и от малых, и от великих. Одно было у него пред очами – ради безмолвия пренебрегать сообщением с людьми, будет ли то человек великий или малый, и ради чести безмолвия и молчания от всех понести на себе укоризну. И мы знаем, что приходил к нему архиепископ, блаженный Феофил, а с ним был и судья той страны, имевший желание видеть святого и оказать ему честь. Но Арсений, когда сидел пред ними, даже малым словом не почтил их высокого сана, хотя и очень они желали слышать слово его. И когда архиепископ стал просить его о том, добрый старец помолчал немного и потом говорит: «Сохраните ли слово мое, если скажу вам?» Они изъявили согласие, сказав: «Да». Старец же сказал им: «Если услышите, что тут Арсений, не приближайтесь туда». Видишь ли чудный нрав старца? Видишь ли пренебрежение его к человеческой беседе? Вот человек, познавший плод безмолвия. Блаженный не рассуждал, что пришел учитель вселенский и глава Церкви, но представлял в мысли следующее: «Единожды навсегда умер я для мира, какая же польза от мертвеца живым?» И авва Макарий укорил его исполненною любви укоризною, сказав: «Что ты бегаешь от нас?» Старец же представил ему чудное и достойное похвалы оправдание, ответив: «Богу известно, что люблю вас; но не могу быть вместе и с Богом, и с людьми». И сему чудному ведению научен он не иным кем, но Божиим гласом. Ибо сказано было ему: «Бегай, Арсений, людей, и спасешься».

Ни один праздный и любящий беседы человек да не будет столь бесстыден, чтобы опровергать это, извращая слова Арсениевы, и да не говорит вопреки сему, что это – изобретение человеческое и изобретено в пользу безмолвия. Напротив того, это – учение Небесное. И да не подумаем мы, будто бы сказано сие было Арсению в том смысле, чтобы бежать и удаляться ему от мира, а не в том, чтобы бегать ему также и от братии! После того как оставил он мир, пошел и поселился в лавре, снова молился он Богу, вопрошая: как можно жить ему добродетельно? – и говорил: «Укажи мне путь, Господи, как спастись», и думал, что услышит что-либо иное; но и во второй раз услышал опять тот же Владычный глас: «Бегай, Арсений, молчи и безмолвствуй. И хотя много пользы (сказано ему) в свидании и в беседе с братиями, однако же не столько полезно для тебя беседовать с ними, сколько бегать от них». И когда приял сие блаженный Арсений в Божественном откровении, и так как, когда был еще в мире, повелено ему бегать, и потом, когда был с братиею, изречено то же самое, тогда уверился он и познал, что к приобретению доброй жизни недостаточно ему бегать только мирских, должно же убегать от всех равно. Ибо может ли кто противиться и прекословить Божественному гласу? Да и божественному Антонию сказано было в откровении: «Если желаешь безмолвствовать, иди не только в Фиваиду, но даже во внутреннейшую пустыню». Посему, если Бог повелевает нам бегать от всех и столько любит безмолвие, когда пребывают в нем любящие Его, кто станет выставлять на вид какие-либо предлоги к тому, чтобы пребывать в собеседовании и сближении с людьми? Если Арсению и Антонию полезны были бегство и осторожность, то кольми паче полезны они немощным? И если тех, и в слове, и в лицезрении, и в помощи которых имел нужду целый мир, Бог почтил больше за их безмолвие, нежели за вспомоществование всему братству, лучше же сказать – всему человечеству, то кольми паче безмолвие нужно тому, кто не в состоянии хорошо охранять себя?

Знаем и о другом некоем святом, что брат его сделался болен и заключен был в другой келлии. А пoелику святой во все время болезни его превозмогал свою сострадательность и не приходил повидаться с ним, то больной, приближаясь к исшествию своему из жизни, послал сказать ему: «Если ты не приходил ко мне доныне, то приди теперь, чтобы видеть мне тебя прежде отшествия моего из мира, или приди сюда ночью, и я поцелую тебя, и почию». Но блаженный не согласился даже и в этот час, когда природа обыкновенно требует нашего сострадания друг к другу и преступает определение воли, но сказал: «Если выйду, то не очищусь сердцем моим пред Богом, потому что нерадел посещать духовных братий, естество же предпочел Христу». И брат умер, а он не видел его.

Поэтому никто по лености помыслов да не выставляет на вид, что сие невозможно, да не ниспровергает и да не обращает в ничто своего безмолвия, отвергнув Божий о нем Промысл. Если святые победили самое естество, как оно ни крепко, и если Христос любит, когда чествуют безмолвие, между тем как оставляются в пренебрежении чада Его, то какая может быть у тебя иная необходимость, которой ты не мог бы пренебречь, когда подпадаешь ей? Оная заповедь, в которой сказано: «возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею», и всем умом твоим (Мф. 22:37), более целого мира, и естества, и всего, что в естестве, – вполне исполняется, когда пребываешь в безмолвии своем. И заповедь о любви к ближнему заключена в нем же. Хочешь ли, по евангельской заповеди, приобрести в душе своей любовь к ближнему? Удались от него, и тогда возгорится в тебе пламень любви к нему, и радоваться будешь при лицезрении его, как при видении светлого Ангела. Хочешь ли также, чтобы жаждали твоего лицезрения любящие тебя? В определенные только дни имей свидание с ними. Опыт – действительно учитель для всех. Будь здоров. Богу же нашему благодарение и слава во веки веков! Аминь.

Слово 24. Послание к некоему брату естественному и духовному, который, живя в мире и желая видеться с Исааком, убеждал и умолял в письмах своих прийти к нему

Не так мы сильны, как думаешь ты, блаженный; и, может быть, не знаешь ты немощи моей и того, что нетрудна для тебя погибель моя139, а потому, как бы распаляемый естеством по обычаю его, непрестанно просишь меня о том, о чем и нам заботиться, чего и тебе желать, не должно. Не проси у меня, брат, сего, лишь упокоевающего плоть и ее мудрование, но попекись о спасении души моей. Немного еще времени, и прейдем мы из века сего. Сколько лиц встречу, когда приду к тебе! Сколько увижу людских нравов и мест, пока не возвращусь в свое место! Сколько причин к помыслам приимет душа моя при встрече с людьми! Сколько смущения потерпит от пробудившихся в ней страстей, от которых успокоилась несколько! Это и тебе не неизвестно. Что монаху вредно видеть мирское, сам ты это знаешь. И смотри, какое изменение происходит в уме долгое время безмолвствовавшего с самим собою, когда он вдруг снова впадает в это, и видит, и слышит, что для него непривычно.

Если тому, кто в подвиге и ведет еще брань с сопротивником своим, вредит и встреча с монахами, когда они не близки к его устроению, то рассуди, в какой кладезь падем140 мы, особливо долгим опытом приобретшие познание? О, если бы избавиться нам от жала врага нашего! Поэтому не требуй от меня, чтобы я без нужды сделал это. Да не обольщают нас утверждающие, будто бы никакого вреда нет для нас от того, что слышим и видим нечто, ибо мы будто бы одинаковы по мыслям своим и в пустыне, и в мире, и в келлии, и вне ее, и не изменяемся по кротости нашей, и не принимаем худой перемены, и при встрече с лицами и вещами не чувствуем тревоги страстей. Утверждающие это, если и раны приемлют, не знают этого; но мы не достигли еще сего душевного здравия; ибо имеем на себе смердящие язвы, и они вскипят червями, если и один день не будет о них попечения, и останутся они неперевязанными, не будут обложены пластырем и стянуты повязками.

* * *

139

Ты считаешь удобным то, от чего может произойти моя погибель.

140

Пришедши в мир.

Слово 25. О трех способах ведения, о разности их делания и понятий, о вере души, о таинственном богатстве, в ней сокровенном, и о том, сколько ведение мира сего разнствует в способах своих с простотою веры

Душа, проходящая стезями жития и путем веры, и нередко преуспевшая в сем последнем, если обращается снова к способам ведения, начинает вскоре хромать в вере, и утрачивается в ней духовная ее сила, обнаруживавшаяся в чистой душе взаимностью вспоможений141 и по простоте не входившая в исследование всего того, что в ней и к ней относится142. Ибо душа, однажды143 с верою предавшая себя Богу и многократным опытом изведавшая Его содействие, не заботится уже о себе, но связуется изумлением и молчанием и не имеет возможности снова возвратиться к способам своего ведения и употреблять их в дело, чтобы иначе, при их противлении, не лишиться Божия промышления, которое втайне неусыпно взирает над душою, печется о ней и непрестанно следует за нею всеми способами, – не лишиться же потому, что душа обезумела, возмечтав, будто бы сама достаточно может промышлять о себе силою своего ведения.

Ибо те, в коих воссиявает свет веры, не доходят уже до такого бесстыдства, чтобы снова им испрашивать у Бога в молитвах: «Дай нам это», или: «Возьми у нас то», и нимало не заботятся они о себе самих, потому что духовными очами веры ежечасно видят Отеческий Промысл, каким приосеняет их Тот истинный Отец, Который безмерно великою любовию Своею превосходит всякую отеческую любовь, паче всех может и имеет силу содействовать нам до преизбытка, в большей мере, нежели как мы просим, помышляем и представляем себе.

Ведение противно вере. Вера во всем144, что к ней относится, есть нарушение законов ведения, впрочем – ведения не духовного. Определение145 ведения то, что оно не имеет власти что-либо делать без разыскания и исследования, а, напротив того, разыскивает, возможно ли тому быть, о чем помышляет и чего хочет. Что же делает вера? Она не соглашается пребывать в том, кто приближается к ней неправо.

Ведение без разыскания и без своих способов действования не может быть познано. И это есть признак колебания в истине. А вера требует единого чистого и простого образа мыслей, далекого от всякого ухищрения и изыскания способов146.

Смотри, как они противятся друг другу. Дом веры есть младенчествующая мысль и простое сердце. Ибо сказано: «в простоте сердца» своего прославили Бога (Деян.2:46–47), и: «аще не обратитеся и будете яко дети, не внидете в Царство Небесное» (Мф. 18:3). Ведение же ставит сети простоте сердца и мыслей и противится ей.

Ведение есть предел естества и охраняет его во всех стезях его. А вера совершает шествие свое выше естества. Ведение не отваживается допустить до себя что-либо разрушительное для естества, но удаляется от этого; а вера без труда дозволяет и говорит: «на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия» (Пс. 90:13). Ведение сопровождается страхом. Вера – надеждою. В какой мере человек водится способами ведения, в такой же мере связуется он страхом и не может сподобиться освобождения от него. А кто последует вере, тот вскоре делается свободен и самовластен, и как сын Божий всем пользуется со властью свободно. Возлюбивший веру сию, как Бог, распоряжается всяким тварным естеством, потому что вере дана возможность созидать новую тварь, по подобию Божию, как сказано: «восхоте», и все явится пред тобою (Йов. 23:13). Нередко она может все производить и из не-сущего. А ведение не может что-либо произвести без вещества. У ведения нет столько бесстыдства147, чтобы производить то, чего не дано естеством. Да и как ему произвести это? Текучее естество воды на хребет свой не приемлет следов тела, и приближающийся к огню сожигает себя; а если у него достанет на то дерзости, то последует беда.

Ведение с осторожностью охраняет себя от этого, и никак не соглашается преступить в этом предел. Вера же самовластно преступает все, и говорит: «аще сквозе огнь пройдеши, не сожжешися, и реки не покрыют тебе» (Іс. 43:2). И вера нередко производила сие пред всею тварью [творением]. А если бы ведению открывался здесь случай искусить себя в этом, то, без сомнения, оно не решилось бы на то. Ибо многие по вере входили в пламень, обуздывали сожигающую силу огня, и невредимо проходили посреди его, и по хребту моря шествовали, как по суше. А все это выше естества, противно способам ведения и показало, что суетно оно во всех способах и законах своих. Видишь ли, как ведение сохраняет пределы естества? Видишь ли, как вера восходит выше естества и там полагает стези своему шествию? Сии способы ведения пять тысяч лет, или несколько меньше, или и свыше сего, управляли миром, и человек нисколько не мог подъять главы своей от земли и сознать силу Творца своего, пока не воссияла вера наша и не освободила нас от тьмы земного делания и суетного подчинения после тщетного парения ума148. Да и теперь, когда обрели мы невозмутимое море и неоскудеваемое сокровище, снова вожделеваем уклониться к малым источникам. Нет ведения, которое бы не было в скудости149, как бы много ни обогатилось оно. А сокровищ веры не вмещают ни земля, ни небо. Ничего никогда не лишается тот, у кого сердце подкрепляется упованием веры. И когда ничего не имеет, всем владеет он верою, как написано: «вся, елико аще воспросите в молитве верующе, приимете» (Мф. 21:22), и еще: «Господь близ. Ни о чемже пецытеся» (Флп. 4:5-6).

Ведение всегда ищет способов к охранению приобретающих оное. А вера говорит: «аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущий: аще не Господь сохранит град, всуе бде стрегий» (Пс. 126:1). Кто молится с верою, тот никогда не пользуется способами самоохранения и не прибегает к ним.

Ибо ведение на всяком месте хвалит страх, как сказал Премудрый: «боящемуся Господа блаженна душа» (Сир. 34:15). Что же вера? Сказано: «убояся, и начат утопати» (Мф. 14:30), и еще сказано: «не приясте бо духа работы паки в боязнь: но приясте Духа сыноположения» (Рим. 8:15) в свободу веры и надежды на Бога; и еще: не убойся их, и не беги от лица их (см. Єз. 2:6). Страху всегда сопутствует сомнение, а сомнение сопровождается разысканием, а разыскание – принятыми способами, а принятые способы – ведением. И в самом исследовании и разыскании всегда познаются страх и сомнение, потому что не во всякое время во всем успевает ведение, как показали мы прежде сего. Ибо нередко встречаются душе разные случайности, лютые нападения и многие исполненные опасностей случаи, в которых вовсе не могут здесь сколько-нибудь помочь ведение и способы мудрости. Но, с другой стороны, в затруднениях, неотвратимых всеми силами и крайним пределом человеческого ведения, вера нимало не преодолевается ни одним из сих затруднений. Ибо достаточно ли человеческого ведения, чтобы помочь сколько-нибудь в явных бранях с невидимыми природами и с силами телесными, а равно и с многим другим? Видишь ли немощь силы ведения и крепость силы веры? Ведение ученикам своим воспрещает приближаться ко всему чуждому для естества. Но заметь в этом силу веры: что предлагает она учащимся у нее? Сказано: «именем Моим бесы ижденут; змия возмут; аще и что смертно испиют, не вредит их» (Мк. 16:17-18). Ведение, по законам своим, всем шествующим путем его предлагает во всяком деле до начала его разыскать конец и потом начинать, чтобы, если окажется, что конец дела с трудом обретается в пределах человеческой силы, не потрудиться им напрасно и чтобы не открылось, что делу трудно и невозможно совершиться. Что же говорит вера? «Вся возможна верующему» (Мк. 9:23), потому что для Бога нет ничего невозможного. Какое неизреченное богатство, какое море богатства – в волнах веры и в чудных сокровищах, преизливаемых силою ее! Какого дерзновения, какой сладости и надежды исполнено шествие с нею! Как легки бремена ее и сколько сладости в делании ее!

Вопрос. Кому уподобляется в деле своем тот, кто сподобился вкусить сладости веры и снова обратился к ведению душевному?

Ответ. Тому, кто нашел драгоценную жемчужину и обменял ее на медный обол; тому, кто оставил полновластную свободу и возвратился в состояние нищеты, исполненное страха и рабства.

Неукоризненно ведение, но выше его вера. Если и укорим, то не самое ведение укорим. Да не будет сего! Но мы укоряем то, что оно употребляет разные способы, в которых идет оно вопреки вере150, и то, что приближается оно к чинам демонским. Впоследствии мы это рассудим ясно, а также: сколько ступеней, на которые восходит сими способами ведение? Какая разность открывается на каждой ступени? Какими помышлениями возбуждается ведение при каждом способе, когда держится оных? В котором из сих способов, когда следует им, оно противится вере и выходит из естества? И какая бывает в нем разность? И на какой степени (когда возвращается к первоначальной своей цели) приходит в естество свое и полагает ступень к вере добрым житием? И до чего дает простираться различию сего состояния? И как переходит от сего к высшему? И какие способы оной иной, или первой151, степени? И когда ведение сопрягается с верой, делается с нею едино, облекается ею в огненные помышления, возгорается духом, приобретает крыла бесстрастия и от служения земному, употребив иные способы, возносится в область Создателя своего?

Впрочем, до времени довольно нам знать, что вера, и ступени ее, и хождение в оных – выше ведения.

Самое ведение усовершается верою и приобретает силу восходить горе́, ощущать то, что выше всякого ощущения, видеть оное сияние, неуловимое умом и ведением тварей. Ведение есть ступень, по которой человек восходит на высоту веры и, как скоро достигает оной, более уже не нуждается в нем. Ибо сказано: ныне «от части разумеваем, от части думаем»152«Егда же приидет совершенное, тогда, еже от части, упразднится» (1Кор. 13:9-10). Итак, и теперь уже вера как бы пред очи представляет нам действительность совершенства, и верою нашей разумеваем оное непостижимое, а не разысканием и силою ведения.

Вот дела правды: пост, милостыня, бдение, святыня153 и все прочее, совершаемое телесно; любовь к ближнему, смиренномудрие сердца, прощение154 проступков, помышление о благах155, исследование таинств, сокровенных в Святых Писаниях, размышление ума о делах совершеннейших, как хранить пределы душевных движений, и прочие добродетели, совершаемые в душе. Все это имеет нужду в ведении, потому что ведение охраняет это и учит порядку в этом. И все это только ступени, по которым душа восходит на горнюю высоту веры; и сие называется добродетелями. Но жизнь веры выше добродетели, и делание ее – не труды, но совершенный покой, и утешение, и словеса в сердце, и оно156 совершается в помышлениях души. Ее также делание – все чудные виды духовного жития, прохождение которых подает чувство духовной жизни, и сладость, и наслаждение душевное, и вожделение, и радость о Боге, и все прочее, что в оном житии дается душе, достойной благодати тамошнего блаженства, и что, как бы указуемое верой в Божественных Писаниях, совершается здесь Богом, богатым в Своих дарованиях.

«Недоумение». Кто-нибудь скажет: если все сии блага, и исчисленные пред сим дела добродетели, и удаление от худого, и различение тонких возникающих в душе помыслов, и борьба с помыслами, и противоборство страстям раздражительным, и все прочее, без чего вера не может показать силы своей в душевном делании, – если все это совершается ведением, то почему же ведение почитается противным вере?

«Решение сомнения». Ответствуем: три суть мысленные способа, по которым ведение восходит и нисходит; и бывает изменение как в способах, какими водится ведение, так и в самом ведении; и чрез это оно вредит и помогает. Три же способа суть: тело, душа, дух. И если ведение в естестве своем одно, то, по отношению к сим областям мысленного и чувственного, оно утончается, изменяет свои способы и делания помышлений своих. Выслушай, наконец, какой порядок сего делания и какие причины, по которым оно вредит и помогает. Ведение есть Божие даяние естеству разумных тварей, данное вначале, при их создании, и оно по природе своей просто и неделимо, как свет солнечный, но сообразно с деланием своим приобретает изменения и деления.

* * *

141

От благодатных пособий.

142

Т. е. при всех действиях души.

143

Совершенно.

144

Во всех своих действиях.

145

Закон.

146

Действия.

147

Т. е. дерзости, самонадеянности.

148

Т. е. подчинения суете, следующего за тщетным парением ума.

149

Недостаточно.

150

В греческом и древнем славянском переводе читается «естеству», но у преп. Паисия читаем «сопротив вере».

151

Высшей.

152

Т. е. отчасти знаем, отчасти воображаем. В тексте послания к Коринфянам сказано: «отчасти знаем, и отчасти пророчествуем».

153

Чистота тела.

154

Ближним.

155

Небесных.

156

Делание.

Слово 26. О первой степени ведения

Когда ведение следует плотскому вожделению, тогда сводит воедино следующие способы: богатство, тщеславие, убранство, телесный покой, рачение о словесной мудрости, годной к управлению в мире сем и источающее обновление в изобретениях, и искусствах, и науках, и все прочее, чем увенчивается тело в этом видимом мире. А по сим отличительным чертам, как сказали и распределили мы, ведение делается противным вере. И оно именуется голым ведением, потому что исключает всякое попечение о Божественном, и по причине преобладания тела вносит в ум неразумное бессилие, и все попечение его совершенно о сем только мире. Вот понятие о себе этого ведения: оно, без всякого сомнения, есть мысленная сила, тайно правящая человеком, Божественная попечительность, назирающая над ним и совершенно о нем пекущаяся. Посему не Божию Промыслу приписывает оно управление миром, но все доброе в человеке, спасение его от вредоносного для него и естественное его остережение от несчастий и от многих противностей, тайно и явно сопровождающих естество наше, кажутся ему следствием собственной его рачительности и собственных его способов. Таково понятие о себе размышляющего157 ведения. Оно мечтает, что все бывает по его промышлению; и в этом согласно с утверждающими, что нет управления сим видимым миром. Впрочем, не может оно пребыть без непрестанного попечения и без страха за тело, а потому овладевает им малодушие, печаль, отчаяние, страх от бесов, боязнь от людей, молва о разбойниках, слухи о смертях, заботливость в болезни, тревога в скудости и недостатке потребного, страх смерти, страх страданий и злых зверей и все прочее, сходное с сим и уподобляющееся морю, в котором ежечасно день и ночь мятутся и устремляются на пловцов волны, так как ведение сие не имеет попечения о себе возвергать на Бога в уповании веры в Него. А потому во всем, что касается до него самого, бывает занято придумыванием средств и ухищрений. Когда же способы его изобретений в одном каком-либо случае окажутся недействительными, таинственного же в сем Промысла оно не усмотрит, тогда препирается с людьми, которые препятствуют и противятся ему.

В сем-то ведении насаждено древо познания доброго и лукавого, искореняющее любовь.

И оно разыскивает малые проступки других людей, вины их и немощи, и настраивает человека учительствовать, прекословить на словах, измышлять лукавые средства и хитрости; прибегает оно к прочим способам, оскорбительным для человека. В нем надмение и гордыня, потому что всякое доброе дело присвояет себе, а не Богу приписывает.

Вера же дела свои вменяет благодати, потому и не может превозноситься, как написано: «вся могу о укрепляющем мя Христе» (Флп. 4:13); и еще: «не аз же, но благодать Божия, яже со мною» (1Кор. 15:10). А что сказал блаженный апостол: «разум кичит» (1Кор. 8:1), то изрек сие о том ведении, не растворенном верою в Бога и надеждою на Него, а не о ведении истинном. Да не будет сего!

Ведение истинное душу приобретших оное усовершает в смирении, как усовершило Моисея, Давида, Исаию, Петра, Павла и прочих святых, сподобившихся сего, по мере естества человеческого, совершенного ведения. И в подобных сим святым ведение их всегда поглощается необычайными созерцаниями, Божественными откровениями, высоким созерцанием духовного, неизреченными таинствами, и душа их в очах их почитается пеплом и перстию. Другое же ведение, как и свойственно ему, кичится, потому что ходит во тьме, ценит достояние свое по сравнению с тем, что на земле, и не знает, что есть нечто лучшее его. В превозношение же вовлекаются все потому, что они на земле, житие свое взвешивают плотию, опираются на дела свои и не помышляют в уме своем о непостижимом. И подвергаются этому, пока плавают в волнах сих. Но святые преуспевают в славной Божественной добродетели; и делание их горе, и мысль их не уклоняется в попечение об изобретениях и о суетном, потому что ходящие во свете не могут заблуждаться. Посему-то все, удалившиеся от света познания Сына Божия и уклонившиеся от истины, ходят по сим стезям. Вот первая степень ведения, на которой человек последует плотской похоти! Сие-то ведение мы и осуждаем, и признаем оное противным не только вере, но и всякому деланию добродетели.

* * *

157

По-гречески это приблизительно то же, что «философствующего».

Слово 27. О второй степени ведения

Когда человек, оставив первую степень ведения, бывает занят душевными помышлениями и пожеланиями, тогда во свете естества души как телесными чувствами, так и душевными помышлениями совершает следующие вышеозначенные158 превосходные дела, а именно: пост, молитву, милостыню, чтение Божественных Писаний, разные добродетели, борьбу со страстями и прочее. Ибо все благие дела, все различные добрые состояния, усматриваемые в душе, и чудные образы служения во дворе Христовом, на сей второй степени ведения, деланием силы его159 совершает Дух Святый. И оно-то указует сердцу стези, ведущие нас к вере, чрез него собираем напутствие к будущему веку. Но и здесь еще ведение телесно160 и сложно. Хотя и сие ведение есть путь, ведущий и препровождающий нас к вере, однако же есть и еще высшая степень ведения. И если кто преуспеет, то найдет возможность, при помощи Христовой, возведенным быть и на оную, когда основание своего делания положит в безмолвном удалении от людей, в чтении Писаний, в молитве и в прочих добрых делах, которыми совершается все относящееся ко второму ведению. И им-то производится все доброе; оно и называется ведением дел, потому что чувственными делами, при посредстве телесных чувств, совершает дело свое на внешней степени. Аминь.

* * *

158

См. Слово 25.

159

Сего ведения.

160

В своих представлениях.

Слово 28. О третьей степени ведения, которая есть степень совершенства

Послушай же, как человек утончается, приобретает духовность и уподобляется в житии невидимым Силам, которые служение свое отправляют не чувственно производимыми делами, но совершаемыми заботливостью ума. Когда ведение вознесется над земным и над попечением о делании земного и начнет испытывать свои помышления в том, что сокрыто от очей внутри, и некоторым образом станет пренебрегать тем, от чего бывает непотребство страстей, и прострется горе́, и последует вере в попечении о будущем веке и в вожделении обетованного нам, и в изыскании сокровенных таинств, тогда сама вера поглощает сие ведение, и обращается, и рождает оное снова, так что всецело становится оно духом.

Тогда может воспарять оно на крылах в области бесплотных, касаться глубин и неосязаемого моря, представляя в уме Божественные и чудные действия правления в естествах существ мысленных и чувственных, и исследует духовные тайны, постигаемые мыслью простою и тонкою. Тогда внутренние чувства возбуждаются к духовному деланию сообразно состоянию, бывающему в оной жизни бессмертия и нетления, потому что еще в здешнем, как бы втайне, оно161 прияло мысленное воскресение, в истинное свидетельство о всеобщем обновлении.

Вот три способа ведения, с которыми сопряжено162 все течение человека в теле, в душе, в духе. С того времени, как начинает человек различать зло от добра, и пока не изыдет он из мира сего, ведение души его пребывает в сих трех мерах. И полноту всякой неправды и нечестия, и полноту правды, и то, чтобы коснуться глубины всех тайн духа, производит единое ведение в сказанных трех мерах, и в нем заключено всякое движение ума, когда восходит или нисходит он в добре, или в зле, или в среднем между добром и злом. Сии же меры у отцов называются: естественное, противоестественное и сверхъестественное. И это суть три направления, по которым возводится и низводится память разумной души, когда по сказанному или по естеству делает кто правду, или превыше естества восхищается ее памятью, в созерцании Бога, или вне естества исходит пасти свиней163, как расточивший богатство своей рассудительности, работая со множеством демонов.

Совокупное обозрение трех ведений

Первая степень ведения охлаждает душу для дел шествия по Богу. Вторая согревает душу для скорого течения к тому, что на степени веры. Третья же есть упокоение от делания (что есть образ будущего), в едином приснопоучении ума наслаждающееся тайнами будущего. Но так как естество не может еще совершенно возвыситься над состоянием омертвения и тяготою плоти и усовершиться в оном духовном ведении, которое выше другого уклоняющегося ведения, то и ведение сие не в состоянии и послужить к совершенству, не имеющему недостатка; не может человек быть и в мире мертвости, и – совершенно оставить естество плоти. Но пока человек живет во плоти, остается он в переходном состоянии от одного ведения к другому. То вдруг душа его, как убогий и нищий, начинает совершать служение на второй, средней степени добродетели, какая вложена в естестве и может быть произведена при помощи естества телесного; то пребывает, подобно приявшим Духа сыноположения, в таинстве свободы, наслаждается благодатию Духа, по достоинству дающего оную, и снова возвращается к смирению дел своих, и это суть дела, совершаемые с помощью тела. И благодать сохраняет их, чтобы враг не пленил ее164 приманками, обретаемыми в этом лукавом веке, и помыслами смущенными и поползновенными165, потому что человек, пока заключен под завесою дверей плоти, не имеет упования. Ибо в веке сем несовершенном нет совершенной свободы. Всякое делание ведения состоит в делании и продолжительном упражнении; делание же веры не делами совершается, но исполняется духовными помышлениями, в чисто душевном действовании; и оно превыше чувств. Ибо вера утонченнее ведения, как ведение утонченнее вещей чувственных. Все святые, сподобившиеся обрести житие сие (а это есть восторжение к Богу), силою веры пребывают в услаждении оным превышеестественным житием.

Веру же разумеем не ту, какою человек верует в различие достопоклоняемых и Божественных Ипостасей, в превосходящее все, особенно166 естество самого Божества и в чудное домостроительство167, совершенное в человечестве восприятием нашего естества (хотя и сия вера крайне высока), – но веру, воссиявающую в душе от света благодати, свидетельством ума подкрепляющую сердце, чтобы не колебалось оно в несомненности надежды, далекой от всякого самомнения.

И вера сия обнаруживается не в приращении слуха ушей, но в духовных очах, которые видят сокрытые в душе тайны, невидимое и божественное богатство, сокровенное от очей сынов плоти и открываемое Духом, питающимся с трапезы Христовой, в поучении законам Христовым, как сказал Господь: «если заповеди Мои соблюдете, пошлю вам Утешителя, «Духа истины, егоже мир не может прияти, и Той вы научит» всякой истине» (Ін. 14:15,17,26). Он указует человеку сию святую силу, обитающую в нем во всякое время, сей покров, сию мысленную крепость, всегда покрывающую человека, отражающую от него все вредное, чтобы не приближалось это к душе или к телу его. Сию-то силу ум светлый и духовный невидимо ощущает очами веры. Она-то познается святыми паче в опытном приобщении оной.

Сила эта есть Сам Утешитель, крепостию веры, как огнем, возжигающий душевные члены. И душа устремляется, пренебрегая168 всякою опасностью в надежде на Бога, на крылах веры возносится над видимою тварью и бывает всегда как бы упоенною, в изумлении пред Божественною попечительностью, в неложном созерцании и невидимом рассматривании Божественного естества, приобучая ум быть внимательным к размышлению о тайнах Его. Ибо, пока не приидет Тот169, Кто есть совершение таинств, и пока явно не сподобимся откровения оных, вера между Богом и святыми священнодействует неизреченные таинства, которых, по благодати Самого Христа, и мы да сподобимся, здесь – как в залог, а в самой действительной истине – там, во Царствии Небесном с любящими Его. Аминь.

* * *

161

Т. е. ведение.

162

Из которых составляется.

163

Так по переводу преп. Паисия. По греческому тексту: «…в созерцании Бога вне естества, или исходит…»

164

Душу.

165

Уклоняющимися от должного направления.

166

Только Божеству свойственное.

167

Божие.

168

В таком состоянии.

169

Дух истины.

Слово 29. Об иных образах и понимании различия ведения170

Ведение, которое занимается видимым или чувствами воспринимает порядок оного, называется естественным. Ведение же, которое пребывает в области мысленного и своею собственной силой постигает природу бесплотного, именуется духовным; потому что оно приемлет ощущение духом, а не чувствами, и рождение сих двух171 привходит в душу отвне, и она разумевает их. А ведение, достигшее Божественного, именуется сверхъестественным, и оно паче недоведомо и выше ведения. И созерцание сего ведения душа приемлет не от вещества, которое вне ее, как в первых двух видах ведения, но невещественно, внутри ее самой, туне, скоро и сверх чаяния является и открывается оно из самой внутренности, потому что, по слову Христову, «Царствие» Небесное «внутрь вас есть» (Лк. 17:21), и нельзя ожидать его в известном образе, и не с соблюдением оно приходит, но внутри образа, запечатленного в сокровенном уме, открывается само собою, без помышления172 о нем, потому что ум не находит в нем вещества.

Первое ведение рождается от непрестанного занятия и рачительного обучения; второе же – от доброго жития и разумной веры, а третье наследуется одной верой, потому что ею упраздняется ведение, дела приемлют конец и чувства делаются излишними для употребления. Посему ведение чествуется, в какой мере нисходит от сего предела; и чем более нисходит, тем паче чествуется. И когда достигает земли и земного, тогда всем владычествует ведение, и без него всякое дело хромо и несовершенно. Когда же душа созерцание свое возвысит горе́, и мысли свои прострет в пренебесное, и возжелает того, что незримо телесными очами и что не во власти плоти, тогда во всем действует вера, которую и нам да дарует Господь Иисус Христос, «сый благословен во веки, аминь» (Рим. 9:5).

* * *

170

Еще иное различие ведений.

171

Видов ведения, естественного и духовного.

172

Без участия заботы о нем.

Слово 30. Об образе молитвы и о прочем, необходимо потребном для всегдашнего памятования и во многих отношениях полезном, если сохранит это читающий с рассуждением

Человеку, во время молитвенного прошения своего, утвердиться в уповании на Бога есть лучшая часть благодати веры. Твердость же веры в Бога не то, что здравое173 исповедание, хотя оно и матерь веры; напротив того, душа видит истину Божию по силе жития. Когда в Святых Писаниях находишь веру, соединенную с делами, тогда рассуждения о ней не принимай за рассуждения о правом исповедании, потому что вера, доводящая до несомненности в уповании, никогда не достигается людьми некрещеными174 или у которых ум растлен для истины. Ибо несомненность веры в людях высоких душою открывается по мере того, как они по нравам своим сообразуются в житии с заповедями Господними.

Непрестанное изучение Писания – свет для души, потому что оно указывает душе полезные напоминания о том, чтобы остерегаться страстей и пребывать в любви к Богу чистотою молитвы, и также начертывает пред нами мирный путь по следам святых. Впрочем, не сомневайся в силе молитвы нашего стихословия, когда, во время молитвы или ежечасного чтения, не последует за ними сильного возбуждения и непрестанного сокрушения.

Сказанное из опыта слово необходимо принимай, хотя изрекший оное и некнижный человек, потому что царские сокровища больше всех на земле, но не пренебрегают тем, чтобы принять вдобавок себе обол, взятый у нищего; и из малых потоков наводняются реки и делаются великими в течении своем.

О хранении памятований

Если памятование доброго, когда приводим это себе на мысль, обновляет в нас добродетель, то явно, что и памятование распутства, когда припоминаем о нем, обновляет в уме нашем срамное пожелание, потому что памятование того и другого показывает и начертывает в помышлениях наших разность самых воспоминаемых вещей, как бы перстом указует нам или на срамоту наших помыслов, или на высоту нашего жития и укрепляет в нас помыслы и движения и десных и шуих. Мы бываем заняты ими в тайне ума нашего, и в этом мысленном занятии изображается удел жития нашего, так что по необходимости непрестанно видим самих себя. Итак, не одно сие занятие вредит тому, кто имеет оное, но с ним вместе вредит и видение, а также и памятование, восполняющее это собою. И не одно делание добродетели сильно вспомоществует тому, кто упражняется в сем делании, но и мысленное представление, образуемое припоминанием о лицах, подвизавшихся в добродетели.

А сие делает понятным, почему весьма многие, достигшие степени чистоты, сподобляются лицезрения некоторых святых всегда в ночном видении; и днем ежечасно в мысленном упражнении ума бывает для них источником радости видение сих святых, напечатлевшихся в душах их. И потому с горячностью приступают к деланию добродетелей, и в избытке западает в них пламень к вожделению оных. И говорят, что святые Ангелы принимают на себя подобия некоторых досточтимых и благих святых и в сонном мечтании показывают душе сии подобия во время парения ее мыслей, к ее радости, обогащению и веселию, а днем постоянно приводят их в движение, когда рассматривает душа свои помыслы; и делание ее облегчается радостью святых, и от сего преуспевает она в течении своем. Так бывает и при непрерывности браней. Кто имеет привычку занимать свои мысли худым, тому, при содействии демонов, представляется это в подобии. Демоны принимают на себя подобие и показывают душе мечтания, приводящие ее в ужас, и более при помощи дневного памятования, действуя посредством его. И иногда страшным сим видением, приводящим душу в ужас, скоро доводят ее до изнеможения и иногда представляют ей также трудности жития в безмолвии и уединении, и иное что-либо.

Поэтому и мы, братия, что касается до внимательности к нашим памятованиям и заключения по оным о состоянии души нашей, начнем отныне постоянно рассуждать о различии занимающих нас памятований; какие из них останавливают на себе наше внимание и какие тотчас отгоняем мы от себя, как скоро приближаются к мысли нашей: те ли, которые в нас по предумышлению бесов, повергающих эту пищу страстям, или те, которые от вожделения и раздражительности, или те, которые от святых Ангелов, подающих нам мановение радости и ведения, а также памятования, пробуждающие нас помыслами во время приближения к нам святых Ангелов, или те, которые в нас от впечатлений, предварительно принятых чувством и которыми в душе возбуждаются помыслы, увлекающие к чему-нибудь одному. Чрез познание же сего различия приобретем опытность в двух вещах: в усмотрении памятований и в делании напоминаемых ими дел – и постараемся, чтобы за тем и другим следовала определенная молитва.

О разных степенях любви

Любовь, возбуждаемая чем-нибудь вещественным, подобна малому светильнику, питаемому елеем, которым и поддерживается свет его, или наводняемому дождем потоку, которого течение прекращается с оскудением составляющего его вещества. Любовь же, которая имеет виновником Бога, подобна бьющему из земли источнику; потоки его никогда не пресекаются (ибо Бог – единственный источник любви), и вещество его не оскудевает.

О том, как должно тебе молиться без кружения мыслей

Хочешь ли насладиться стихословием во время службы своей и принять ощущение произносимых тобою словес Духа? Отложи совершенно в сторону количество стихословий, не принимай в расчет знание меры в стихах, произноси их как молитву, оставь обычное вычитывание и уразумей, что говорю тебе и что сказано на основании опыта, как бы в книге одного из мужей, руководимых Богом: да углубляется ум твой в изучение словес Духа, пока душа твоя удивлением к домостроительству не возбудится к великим их разумениям и чрез это не подвигнется к славословию или к полезной печали. И ежели есть что в молитве, усвой это себе; и когда ум твой утвердится в этом, тогда смущение уступит свое место и удалится. Ибо в рабском делании175 нет мира уму, и в свободе чад нет мятежного смущения; смущение отнимает обыкновенно вкус у смысла и понятливости и расхищает мысли, подобно пиявке, высасывающей жизнь из тела с кровью их членов. И смущение, если только возможно, прилично будет назвать колесницей диавола, потому что сатана имеет всегда обычай, подобно ездоку, восседать на ум, брать с собою кучу страстей, с ними входить в несчастную душу и погружать ее в смущение. Но пойми рассудительно и это: при стихословии псалмопения твоего не будь как бы заимствующим слова у другого, чтобы не подумать, будто бы дело поучения умножаешь беспрерывно, и совершенно не стать далеким от почерпаемых в стихах умиления и радости; но, как сам от себя, произноси слова прошения твоего с умилением и рассудительным разумением, как истинно понимающий дело свое.

Заметь, от чего рождается уныние и от чего парение ума

Уныние – от парения ума, а парение ума – от праздности, чтения и суетных бесед или от пресыщения чрева.

О том, что должно не прекословить лукавым176 помыслам, но повергать себя пред Богом

Если кто не прекословит помыслам, тайно всеваемым в нас врагом, но молитвою к Богу отсекает беседу с ними, то это служит признаком, что ум его обрел по благодати премудрость, что от многих дел освободило его истинное его ведение и что обретением краткой стези, которой достиг, пресек он долговременное парение на длинном пути, потому что не во всякое время имеем мы силу так воспрекословить всем сопротивным помыслам, чтобы прекратить их; напротив же того, нередко получаем от них язву, долгое время не исцеляемую. Ибо ты входишь учить тех177, кому уже шесть тысяч лет. А это178 служит для них оружием, которым возмогут они поразить тебя, несмотря на всю твою мудрость и на все твое благоразумие.

Но когда и победишь ты их, и тогда нечистота помыслов осквернит ум твой, и зловоние смрада их на долгое время останется в обонянии твоем. Употребив же первый способ179, будешь свободен от всего этого и от страха, потому что нет иной помощи, кроме Бога.

О слезах

Слезы во время молитвы – признак Божией милости, которой сподобилась душа в покаянии своем, – признак того, что молитва принята и слезами начала всходить на поле чистоты. Ибо, если не будут отъяты в людях помыслы о преходящем, и не отринут они от себя мирской надежды, и не возбудится в них пренебрежение к миру, и не начнут они уготовлять доброго напутствия к исшествию своему, не начнут в душе восставать помыслы о том, что будет там; то глаза не могут проливать слез, потому что слезы суть следствие беспримесного и невысокопарного размышления, многих, частых и неуклонно пребывающих помыслов, памятования о чем-то тонком180, совершающемся в уме, и памятованием сим приводящем сердце в печаль. От сего-то слезы умножаются и наиболее усиливаются.

О рукоделии и о сребролюбии

Когда, во время пребывания твоего на безмолвии, обращаешься к рукоделию, не обращай отеческой заповеди в покрывало своему сребролюбию. Во избежание уныния пусть будет у тебя небольшое дело, не возмущающее ума. Если же для милостыни пожелаешь больше заняться делом, то знай, что молитва в чине своем выше милостыни, а если ради телесных потребностей, то, если ты не ненасытен, к удовлетворению нужд твоих достаточно с тебя и того, чем наделяет тебя Бог. Ибо Он никогда не оставляет делателей Своих, чтобы терпели они недостаток в преходящем. Господь сказал: «ищите прежде Царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам» (Мф. 6:33), прежде прошения вашего.

Некто из святых сказал: «Не тот чин жития твоего, чтобы насыщать алчущих и чтобы келлия твоя сделалась страннопри-имницею для пришлых. Это – дело мирян: им оно паче прилично, как дело прекрасное, а не отшельникам, свободным от видимых попечений и хранящим ум свой в молитве».

* * *

173

Православное.

174

Не облеченными во Христа (см. Гал. 3:27), не приявшими Духа (см. Ін. 3:5).

175

В вычитывании только положенного.

176

Слово “лукавым” дополнено из древнего славянского перевода.

177

Бесов.

178

Т. е. опытность искушающих бесов и твое дерзкое прекословие лукавым помыслам.

179

Т. е. молитвою к Богу отсекая беседу с помыслами.

180

Духовном.

Слово 31. Об отшельничестве и о том, что должно нам не в боязнь приходить и устрашаться, но подкреплять сердце упованием на Бога и иметь дерзновение с несомненною верою, потому что стражем и хранителем имеем Бога

Если когда окажешься достойным отшельничества, которое в царстве свободы его имеет бремена легкие, то помысл страха да не понуждает тебя, по обычаю своему, многообразно изменять помыслы и заниматься ими. Но будь паче уверен, что Хранитель твой с тобою, и мудрость твоя во всей точности да удостоверит тебя, что вместе со всеми тварями и ты состоишь под единым Владыкою, Который единым мановением приводит все в движение, и колеблет, и укрощает, и устрояет. Ни один раб не может сделать вреда кому-либо из подобных ему рабов, без попущения о всех Промышляющего и всем Управляющего. И ты немедленно восстань и дерзай. Если и дана иным свобода, то не во всяком деле. Ибо ни демоны, ни губительные звери, ни порочные люди не могут исполнить воли своей на вред и пагубу, если не попустит сего изволение Правящего и не даст сему места в определенной мере. Он и свободе не попускает приводить все в действие. А если бы не было того, не осталась бы в живых никакая плоть. Господь не позволяет, чтобы к твари Его приближалась власть демонов и людей и исполняла на ней волю свою. Поэтому говори всегда душе своей: «Есть у меня оберегающий меня Хранитель, и ни одна из тварей не может явиться предо мною, разве только будет повелено свыше». Будь же уверен, что не осмелятся показаться на глаза тебе и заставить тебя выслушать ушами своими угрозы их. Ибо, если бы дозволено было свыше от Пренебесного, то не было бы нужды в слове и в словах, но за волею их последовало бы и дело.

Скажи также сам себе: «Ежели есть на то воля Владыки моего, чтобы лукавые возобладали над созданием Его, то принимаю сие, не огорчаясь, подобно не желающему, чтобы воля Господа его осталась без исполнения». И таким образом в искушениях твоих будешь исполнен радости, как уведавший и ясно ощутивший, что окормляет тебя и управляет тобою Владычнее мановение. Наконец, утверди сердце свое в уповании на Господа, и да «не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящая во дни» (Пс. 90:5). Ибо сказано, что праведного вера в Бога и диких зверей делает кроткими, подобно овцам181.

Скажешь: «Я не праведник, чтобы уповать мне на Господа». Но ты действительно для делания правды вышел в пустыню, исполненную скорбей, и для этого соделался послушным Божией воле. Итак, когда несешь труды сии, всуе трудишься, потому что Богу тогда только желателен труд человеческий, когда приносишь ты Ему жертву любви – скорбь свою. Сию рассудительность показывают все любящие Бога, подвергающие себя скорбям из любви к Нему. Ибо благоизволяющие жить о Христе Иисусе в страхе Божием избирают для себя скорбь, терпят гонение. И Он делает их обладателями тайных сокровищ Своих.

О выгодах, доставляемых искушениями тем, которые терпят их с благодарностию и мужественно

Некто из святых говорил: «Был один отшельник, старец почтенный, и я пришел к нему однажды, будучи в печали от искушений. Он лежал больной; поприветствовавши его, я сел подле него и сказал: «Помолись обо мне, отче, потому что весьма печалят меня демонские искушения». Он, открыв глаза свои, внимательно посмотрел на меня и сказал: «Молод ты, чадо, и Бог не оставляет тебя без искушений». Я отвечал ему: «Да, я молод, терплю же искушения мужей сильных». – И он продолжал: «Итак, Бог хочет умудрить тебя». – Я возразил: «Как же умудрить меня? Ежедневно вкушаю смерть». – И он сказал на это: «Любит тебя Бог; молчи! Он дает тебе благодать Свою». Потом присовокупил: «Знай, чадо, тридцать лет вел я брань с демонами, и по истечении двадцатого года вовсе не видел себе помощи. Когда же прожил я и пятый из последних десяти, тогда начал находить покой. И с течением времени он возрастал. И когда прошел седьмой год, а за ним наступил восьмой, покой простерся до гораздо большей меры. В течение же тридцатого года, и когда оный приходил уже к концу, так силен стал покой, что не знаю и меры, до какой он увеличился». И еще присовокупил: «Когда захочу встать для совершения службы Божией, Бог позволяет мне еще совершить одну славу182; а что до остального, то, если буду стоять три дня, в изумлении пребываю с Богом и нимало не чувствую труда». Вот какой ненасыщаемый покой порожден многотрудным и долговременным делом!

О том, что хранение языка не только заставляет ум воспрянуть к Богу, но и содействует воздержанию

Был один старец, вкушавший пищу два раза в неделю, и сказывал нам: «В тот день, в который поговорю с кем-нибудь, невозможно для меня сохранить правило поста, по обычаю моему; но принужден бываю разрешить пост». И мы поняли, что хранение языка не только заставляет ум воспрянуть к Богу, но и делам явным, совершаемым с помощью тела, втайне доставляет великую силу к их совершению, а также просвещает183 в тайном делании, как говаривали отцы, потому что хранение уст заставляет совесть воспрянуть к Богу, если только соблюдает кто молчание с ведением. Этот святой имел постоянное обыкновение проводить ночь в бдении. Ибо говорил: «В ту ночь, которую стою до утра, сплю после псалмопения, а по пробуждении от сна в день этот бываю как бы человеком, не принадлежащим к этому миру; никакие земные помыслы не приходят мне в сердце, и не имею нужды в определенных правилах, но целый этот день бываю в изумлении184. Так, в один день хотел я принять пищу, по прошествии перед тем четырех дней, в которые ничего не вкушал. И когда стал я на вечернюю службу, чтобы после оной вкусить, и стоял на дворе келлии моей, между тем как солнце было еще высоко, то, начав службу, только в продолжение первой славы совершал оную с сознанием, а после того пребывал в ней, не зная, где я, и оставался в сем положении, пока не взошло опять солнце в следующий день и не согрело лица моего. И тогда уже, как солнце начало сильно беспокоить меня и жечь мне лицо, возвратилось ко мне сознание мое, и вот увидел я, что настал уже другой день, и возблагодарил Бога, размышляя, сколько благодать Его преизливается на человека и какого величия сподобляет Он идущих вослед Его. После этого Ему Единому подобает слава и велелепие во веки веков!» Аминь.

* * *

181

См. Євр. 11:33.

182

Одну третью часть кафизмы.

183

Ум.

184

Т. е. в духовном восторге.

Слово 32. О том, чем сохраняется тайное, внутреннее в душе трезвение и откуда приходят сонливость и холодность в уме, и угашают в душе святую горячность, и умерщвляют стремление к Богу, лишив душу горячности к духовному и небесному

Кто имеет добрые желания, тому противление не может воспрепятствовать исполнить оные, разве только лукавый найдет место худому предлогу в желающих доброго. Бывает же это по следующей причине. За всякою мыслью доброго желания, в начале его движения, последует некая ревность, горячностью своею уподобляющаяся огненным углям; и она обыкновенно ограждает сию мысль и не допускает, чтобы приблизилось к ней какое-либо сопротивление, препятствие и преграда, потому что ревность сия приобретает великую крепость и несказанную силу ограждать на всякий час душу от расслабления или от боязни, при устремлениях на нее всякого рода стеснительных обстоятельств. И как первая та мысль есть сила святого желания, от природы насажденная в естестве души, так ревность сия есть мысль, движимая раздражительною в душе силою, данная нам Богом на пользу, для соблюдения естественного предела, для выражения понятия о своей свободе исполнением естественного желания, находящегося в душе. Эта185 есть добродетель, без которой не производится доброе, и она называется ревностью, потому что от времени до времени движет, возбуждает, распаляет и укрепляет человека пренебрегать плотью в скорбях и в страшных сретающих его искушениях, непрестанно предавать душу свою на смерть и вступать в брань от мятежной силы ради совершения того дела, которого сильно возжелала душа.

Ибо некто, облеченный во Христа, ревность сию в словах своих назвал псом – и хранителем закона Божия, то есть добродетели, потому что законом Божиим называется добродетель. Эта сила ревности двумя способами укрепляется, пробуждается и воспламеняется на хранение дома, а также двумя способами приводится в изнеможение, дремоту и леность. А именно: пробуждение и воспламенение бывает, когда человеку приходит на мысль некий страх, заставляющий его бояться за то благо, которое он приобрел или имеет в виду приобрести, чтобы не было украдено, т. е. уничтожено каким-либо случаем или последствием оного. И сие возбуждается в человеке по Божественному промышлению; разумею же страх во всех достойных делателях добродетели, пребывающий в душе для ее пробуждения и ревнования, чтобы не предавалась она дремоте.

Когда же возбужден в естестве этот страх, тогда ревность, названная у нас псом, день и ночь разгорается, как пылающая печь, и пробуждает естество. И, подобно Херувимам, он пробуждается и ежечасно внимает тому, что окрест его, и, как говорит упомянутый выше некто186, если проходит птица около него, приходит в движение и лает с самою быстрою и несказанною стремительностью. И когда этот страх бывает о теле, тогда делается сатанинским187, потому что человек поколебался в вере своей в Промысл Божий и позабыл, как печется и промышляет Бог о подвизающихся ради добродетели, ежечасно назирая над ними, о чем и Дух Святый говорит устами пророка: «очи Господни на праведныя» и пр. (Пс. 33:16); и еще: «держава Господь боящихся Его» (Пс. 24:14). И Сам Господь как бы от Своего лица сказал боящимся Его: «не приидет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему» (Пс. 90:10).

Но когда страх бывает о душе по причине того, что́ приключается добродетели и что́ следует за нею, и именно страх, чтобы она не была окрадена и по каким-нибудь причинам не потерпела ущерба, тогда помысл сей божествен, попечение благо, скорбь и томление бывают по Божию промышлению. И еще другой есть способ, то есть крепость и воспламенение пса обнаруживаются, когда наиболее возрастает в душе вожделение добродетели. Ибо в какой мере возрастает в душе вожделение, в такой же воспламеняется и этот пес, то есть естественная ревность к добродетели.

Первый же повод к охлаждению его188, когда самое вожделение уменьшится и прекратится в душе. А второй повод, когда войдет в душу какой-то помысл уверенности и отважности и утвердится в ней, и человек станет надеяться, думать и держаться той мысли, что нет ему причины бояться потерпеть вред от какой-нибудь силы; и потому слагает он с себя оружие ревности и бывает как дом без стражи, пес засыпает и надолго оставляет стражу.

Весьма многие мысленные домы бывают окрадены сим помыслом. И это бывает, когда померкнет в душе чистота оного осияния святым ведением. Отчего же она омрачается? Конечно, оттого, что тайно вошел в душу какой-либо самый тонкий помысл гордыни и возгнездился там; или человек стал более предаваться попечению о преходящем или частому обольстительному для него сообщению с миром. Или бывает сие от чрева – этого господина всего худого. Всякий же раз, когда подвижник вступает в общение с миром, душа его тотчас изнемогает. То же бывает, когда сходится он с многими, которые невольно сокрушают душу его тщеславием. Короче говоря, ум предающегося бегству подвижника, когда входит он в общение с миром, уподобляется кормчему, который спокойно плывет по морю, и внезапно попадает в средину подводных камней, и терпит крушение.

Богу же нашему слава, держава, честь и велелепие вовеки! Аминь.

* * *

185

Мысль сия.

186

Облеченный во Христа.

187

Слова: «о теле, тогда делается сатанинским» дополнены из древнего славянского перевода.

188

Пса сего.

Слово 33. О многих изменениях, последующих уму и испытуемых молитвою

Предпочитать доброе изволение – дело желающего; довершить же выбор доброго изволения – дело Божие. Для сего человек имеет нужду в Божией помощи. А посему сделаем, чтобы за появляющимся в нас добрым желанием следовали частые молитвы, и будем просить (Бога), чтобы не только оказал нам помощь, но дал и различить, послужит ли сие к угождению воле Божией, или нет. Ибо не всякое доброе желание входит в сердце от Бога, но только то, которое полезно. Иногда человек желает доброго, но Бог не помогает, потому что какое-нибудь подобное сему желание входит и от диавола и почитается служащим в помощь, а между тем нередко бывает не по мере человеку. Сам диавол умышляет сделать человеку вред и понуждает его взыскать желаемого, когда или не достиг еще он соответствующего тому жития, или желание чуждо образу жизни его, или не пришло еще время, когда можно исполнить оное или начать его исполнение, или человек недостаточно силен делом, или ведением, или телом, или не способствуют нам в том обстоятельства времени. И диавол всяким способом, как бы под личиной этого доброго дела, или смущает человека, или наносит вред его телу, или скрывает сети в уме его. Впрочем, как сказал я, рачительно будем совершать частые молитвы при появляющемся в нас добром желании, и каждый из нас пусть скажет сам в себе: «Да будет воля Твоя, пока не совершу доброго дела сего, которое возжелал я сделать, если угодно воле Твоей. Ибо в деле этом восхотеть – для меня удобно, а исполнить дело без дарования, Тобою ниспосылаемого, не могу, хотя от Тебя и то, и другое, и «еже хотети, и еже деяти» (Флп. 2:13), потому что без благодати Твоей не решился бы я приять и этого возбудившегося во мне желания или убоялся бы его». Ибо таков обычай у того, кто вожделевает доброго, – при рассуждении ума молитву употреблять в пособие к деланию и к приобретению мудрости, для различения истины от подложного. А доброе отличается при помощи многих молитв, делания189, хранения190, непрестанного стремления, при помощи частых слез, смирения и небесной помощи, особливо когда в человеке есть сопротивные помыслы гордыни, ибо они не допускают до нас Божию помощь, – приводим же их в бездействие молитвою.

* * *

189

Добродетели.

190

Себя.

Слово 34. О тех, которые живут наиболее близко к Богу и проводят дни свои в жизни ведения

Один старец на стенах келлии своей написал разные изречения и мысли, и когда спросили его: «Что это значит?» отвечал: «Это – помыслы правды, приходящие ко мне от Ангела, пребывающего со мною, и возникающие во мне естественные правые помышления; записываю же их во время появления их, чтобы, при омрачении своем, заниматься мне ими и они избавляли меня от заблуждения».

Другой старец ублажаем был помыслами своими, что вместо преходящего мира сподобился он негибнущей надежды, и старец отвечал им: «Пока еще я в пути, напрасно хвалите меня: не совершил еще я пути».

Если будешь трудиться в прекрасной добродетели и не почувствуешь, что вкушаешь от нее помощи, то не дивись. Ибо, пока не смирится человек, не получает награды за свое делание. Награда дается не за делание, но за смирение. Кто оскорбляет последнее, тот теряет первую. Кто раньше приял уже награду за добрые дела, тот преимуществует пред имеющим делание добродетели. Добродетель есть матерь печали, а смирению дается благодать. Воздаяние же бывает уже не добродетели и не труду ради ее, но рождающемуся от них смирению. Если же оно оскудеет, то первые191 будут напрасны.

Делание добродетели есть хранение заповедей Господних. Обилие делания – вот доброе устроение ума. Оно состоит в смиренномудрии и хранении192. Когда оскудевает сила первых, вместо них приемлется это193. Христос же требует не делания заповедей, но исправления души, для которого узаконил заповеди подзаконным. Тело равно действует и десными, и шуими194, а ум, как хочет, или правым является, или погрешает195. Иной и делами шуими соделывает жизнь в премудрости Божией, а иной совершает грех как бы под личиной чего-то божественного.

В иных, охраняющих себя, и недостатки бывают хранителями правды. Дарование без искушения – погибель для приемлющих оное. Если делаешь доброе пред Богом, и даст тебе дарование, умоли Его дать тебе познание, сколько подобает для тебя смириться, или приставить к тебе стража над дарованием, или взять у тебя иное, чтобы оно не было для тебя причиною погибели. Ибо не для всех безвредно хранить богатство.

Душа, приявшая на себя попечение о добродетели и живущая с осторожностью и в страхе Божием, не может быть без печали каждый день, потому что добродетели сопряжены с печалями. Кто уклоняется от скорбей, тот вполне разлучается, несомненно, и с добродетелью. Если вожделеваешь добродетели, то предай себя на всякую скорбь. Ибо скорби рождают смирение. Бог не хочет, чтобы душа была без попечения. Кто желает не иметь попечения, тот мудрованием своим вне воли Божией. Попечение же разумеем не о телесном, но о том, что утруждает последующих добрым делам. Пока не достигнем истинного ведения, т. е. откровения тайн, посредством искушений приближаемся к смирению. Кто без скорби пребывает в добродетели своей, тому отверста дверь гордости.

Итак, кто желает быть без печали в мыслях своих? Без оскорблений ум не может пребыть в смирении. А без смиренномудрия не может чисто заняться молитвою к Богу. Сперва человек мыслями своими удаляется от должного попечения, а после сего приближается к нему дух гордыни. Когда же человек пребывает в гордости, тогда удаляется от него промыслительный Ангел, который близ него и возбуждает в нем попечение о праведности. И когда человек оскорбит сего Ангела и он удалится, тогда приближается к человеку чуждый196, и с того времени нет уже у него никакого попечения о праведности.

«Прежде сокрушения» – гордыня, говорит Премудрый (Притч. 16:18), и прежде дарования – смирение. По мере гордыни, видимой в душе, – и мера сокрушения, каким вразумляет душу Бог. Гордыню же разумею не ту, когда помысл ее появляется в уме или когда человек на время побеждается ею, но гордыню, постоянно пребывающую в человеке. За горделивым помыслом последует сокрушение, а когда человек возлюбил гордыню, не знает уже сокрушения. Богу нашему слава и велелепие вовеки! Аминь.

* * *

191

Добродетель и труд ради нее.

192

Заповедей.

193

Смирение.

194

Делами.

195

Сообразно с настроением своим.

196

Т. е. бес.

Слово 35. О любви к миру

Истинно слово, сказанное Господом, что человеку невозможно с любовью к миру приобрести любовь к Богу, и нет возможности при общении с миром вступить в общение с Богом, и с попечением о мире иметь попечение о Боге. Как скоро оставим Божие по тщеславию или нередко по недостатку потребного для тела, многие из нас уклоняются в иные стороны. Иные изъявили согласие трудиться для Царства Небесного. И не помнят обетования, какое изрек Господь197: «Если все попечение ваше приложите о Царстве Небесном, не лишу вас удовлетворяющего потребностям естества видимого, но все приидет к вам вместе с прочим. Ибо не оставлю вас иметь попечение о себе самих»198. О бездушных птицах, ради нас созданных, печется Господь; ужели же вознерадит о нас? Сие невозможно. Кто печется о духовном или о чем-нибудь служащем духовному, тому доставляется телесное без попечения о том, сколько и когда то нужно.

А кто печется о телесном сверх потребности, тот невольно отпадает от Бога. Если же мы постараемся иметь попечение о том, что служит к славе имени Господня, то Господь попечется о том и о другом199, по мере подвига нашего.

Впрочем, не будем стараться искушать Бога в телесном, взамен душевных наших дел, но все дела свои направим к надежде будущих благ. Кто из любви к душе своей единожды предал себя добродетели и возжелал совершить делание ее, тот не печется после сего о телесном, есть ли это у него или нет. В отношении200 Бог нередко попускает, чтобы добродетельные искушаемы были чем-либо таковым201, и попускает, чтобы отовсюду восставали против них искушения: поражает их в теле их, как Иова, ввергает их в нищету, делает, что отступаются от них люди, поражает их в том, что приобретено ими202; только к душам их не приближается вред. Ибо невозможно, чтобы, когда идем путем правды, не встретилась с нами печаль, тело не изнемогало бы в болезнях и страданиях и пребывало бы неизменным, если только возлюбим жить в добродетели. Если же человек проводит жизнь по воле своей, или предаваясь зависти, или губя душу свою203, или делая что-либо иное вредное для него, то подлежит он осуждению. А когда пойдет он путем правды, и совершает уже шествие свое к Богу, и имеет многих подобных себе, и встречается с ним что-либо таковое204, то не подобает ему уклоняться от стези своей, но должен он с радостью, без пытливости принимать это и благодарить Бога, что послал ему благодать сию и что сподобился он ради Бога впасть в искушение и соделаться сообщником в страданиях с пророками, апостолами и прочими святыми, ради пути сего претерпевшими скорби.

От людей ли, от демонов ли, от тела ли придут на него искушения (невозможно же, чтобы пришли и были попущены без Божия мановения), да будет сие для него поводом к праведности. Ибо невозможно, чтобы Бог возжелавшему пребывать с Ним оказал благодеяние как иначе, а не послав на него искушения за истину, потому что человек не может сам собою, без благодати Христовой, сподобиться сего величия, т. е. за божественные сии труды войти в искушение – и возрадоваться. О сем свидетельствует святой Павел. Ибо столь велико дело сие, что апостол явно называет дарованием, когда человек уготовляется пострадать ради надежды на Бога. Павел говорит: «От Бога «даровася» нам сие, «не токмо еже в Него веровати, но и еже по Нем страдати» (Флп. 1:29). Так и святой Петр написал в послании своем: «Когда «страждете правды ради, блажени есте» (1Пет. 3:14), потому что соделались общниками страстей Христовых» (см. Флп. 3:10). Наконец, не надлежит тогда тебе радоваться, когда живешь пространно, в скорбях же посуплять лицо и почитать чуждыми их пути Божию. Ибо стезя Его205 от века и от родов крестом и смертию прилагается. А у тебя откуда такая мысль206? Дознай из этого, что ты вне пути Божия, и удаляешься от него. По стопам ли святых хочешь идти или намереваешься устроить себе иной, особенный путь и по нем ходить не страдая?

Путь Божий есть ежедневный крест. Никто не восходил на небо, живя прохладно207. О пути же прохладном знаем, где он оканчивается. Богу не угодно, чтобы беспечным был тот, кто Ему предал себя всем сердцем. Попечение же его должно быть об истине. А из сего познается, что под Божиим он Промыслом, когда Бог непрестанно посылает ему печали.

Промысл никогда не попускает, чтобы живущие в искушениях впадали в руки демонские, особливо если они лобызают ноги у братии, прикрывают и утаивают их вины, как бы свои собственные. Кто хочет в мире сем не иметь попечений208 и вожделевает этого, но желает и в добродетели упражняться, тот не на ее пути. Ибо праведные не только по воле своей подвизаются в добрых делах, но и невольно выдерживают сильное борение с искушениями во испытание своего терпения. Душа, имеющая в себе страх Божий, не боится чего-либо такого, что вредит ей телесно, потому что на Бога уповает отныне и во веки веков. Аминь.

* * *

197

См. Мф. 6:25-34.

198

В отношении телесного.

199

Т. е. духовном и телесном.

200

Телесного.

201

Т. е. телесным.

202

Лишает их имущества.

203

Греховной жизнью.

204

Т. е. скорбное.

205

Пути Божии.

206

Т. е. что скорби чужды пути Божию.

207

С послаблением себе.

208

Жить без подвига за истину.

Слово 36. О том, что не должно желать или домогаться без нужды – иметь у себя в руках какие-либо явные знамения

Господь не во всякое время, когда Он близок к святым Своим, в помощь им, без нужды явно показывает силу Свою в каком-либо деле и чувственном знамении, чтобы оказываемая им помощь не сделалась бесполезною и не послужила к какому вреду. И делает сие, промышляя о святых и желая показать им, что и на час не прекращает тайного Своего о них попечения, но во всяком деле предоставляет им, по мере сил, показать свой подвиг и потрудиться в молитве. Если же дело препобеждает их трудностью, когда изнемогут они и не в силах будут совершить дела, потому что недостаточна к тому природа их, Сам совершает по величию державы Своей; и, как Сам знает, получают они надлежащую помощь, и, сколько можно, укрепляет их втайне, пока не укрепятся противу скорби своей. Ибо делает, что ведением209, какое дарует им, разрешаются многообразные скорби их, и разумением оного побуждает их к славословию, полезному в том и другом случае. Если же дело требует обнаружения210, то ради нужды делает и это; и способы Его бывают самые премудрые, достаточные в скудости и в нужде, а не какие-либо случайные.

Кто без нужды осмеливается на сие или молит Бога и желает, чтобы в руках его были чудеса и силы, тот искушается в уме своем ругателем демоном и оказывается хвастливым и немощным в своей совести. Ибо в скорби должно просить нам Божией помощи. Без нужды же искушать Бога опасно. И кто желает сего, тот недействительно праведен. А то, что Господь сотворил благоволя, обретается у многих святых. Но кто хочет и вожделевает сего по воле своей без нужды, тот падает, лишаясь охранения, и поползается в ведении истины. Ибо, если просящий услышан будет в сем, как отваживался просить о том у Бога, то находит в нем место лукавый и ведет его еще к большему испрошенного. А истинные праведники не только не вожделевают сего, но и отказываются, когда дается им то; и не только пред очами людей, но и втайне сами для себя не желают сего.

Ибо вот один из святых отцов за чистоту свою, по благодати, получил дарование предузнавать идущих к нему и молил Бога (а с ним молились и другие святые, упрошенные на сие старцем), чтобы взято у него было это дарование. Если же некоторые из них и принимали дарования, то принимали по нужде211 или по простоте своей; а прочих побуждало принять Божие мановение212, и, конечно, не без особых к тому причин.

Когда блаженный святой Аммун шел приветствовать святого Антония Великого и заблудился в пути, смотри, что тогда говорил он Богу213, и также – что соделал с ним Бог214. Припомни и об авве Макарии и о прочих. Истинные праведники всегда помышляют сами в себе, что недостойны они Бога. А что истинные они праведники, дознается сие из того, что признают себя окаянными и недостойными попечения Божия, и исповедуют сие тайно и явно, и умудряются на сие Святым Духом, чтобы не остаться без подобающей им заботливости и трудничества, пока они в этой жизни. Время же упокоения Бог соблюл им в будущем веке. И имеющие в себе живущего Господа, по сему самому не желают быть в покое и освободиться от скорбей, хотя по временам и дается им утешение в духовном.

Не есть добродетель то, чтобы человек, когда достигнет его215, не имел попечения и труда в ней; но вот селение Духа – непрестанно принуждать себя трудиться, хотя и есть способ сделать дело в покое, потому что такова воля Духа: в ком обитает Он – не приучать тех к лености. Напротив того, Дух побуждает их не покоя искать, но предаваться паче деланию и наибольшим скорбям. Искушениями Дух укрепляет их и делает, что приближаются они к мудрости. Такова воля Духа, чтобы возлюбленные Его пребывали в трудах.

Не Дух Божий живет в тех, которые пребывают в покое, но дух диаволов, как сказал некто из любящих Бога: «Клялся я, что умираю всякий день». Тем и отличаются сыны Божии от прочих, что живут они в скорбях, а мир веселится в наслаждении и покое. Ибо не благоволил Бог, чтобы возлюбленные Его покоились, пока они в теле, но паче восхотел, чтобы они, пока в мире, пребывали в скорби, в тяготе, в трудах, в скудости, в наготе, в одиночестве, нужде, болезни, уничижении, в оскорблениях, в сердечном сокрушении, в утружденном теле, в отречении от сродников, в печальных мыслях, имели вид иной, чем у всей твари, место жительства непохожее на обыкновенное человеческое, жилище иноческое, которое безмолвно, не видно человеческому взгляду, не заключает в себе ничего такого, что веселит здесь человека. Иноки плачут, а мир смеется. Они воздыхают, а мир веселится. Они постятся, а мир роскошествует. Трудятся они днем, и ночью предаются подвигам в тесноте и трудах. Некоторые из них пребывают в добровольных скорбях; другие в трудах, борясь со страстями своими; иные гонимы людьми, а иные бедствуют от страстей, от демонов и от прочего. И одни были изгнаны, другие умерщвлены, иные «проидоша в милотех» (Євр. 11:37) и проч. И исполнилось на них слово Господа: «в мире скорбни будете», но о Мне возрадуетесь (Ін. 16:33). Господь знает, что живущим в телесном покое невозможно пребывать в любви Его, и потому воспретил им покой и услаждение оным Христос Спаситель наш, любовь Которого превозмогает телесные смерти. Он да явит нам крепость любви Своей!

* * *

209

Смысла скорбей.

210

Явной помощи Божией.

211

Для пользы других.

212

В греч. читается «не побуждало», но в древ. слав, без отрицания: он подвизался.

213

«Молю Тебя, Господи Боже мой, не погуби создания Твоего!»

214

И явилась ему как бы человеческая рука, висящая с неба, которая показывала ему путь. См. «Достопамятные сказания о подвижничестве святых отцов».

215

Утешения.

Слово 37. О том, по какой причине Бог попускает искушения на любящих Его

Вследствие любви, какую святые показали к Богу тем, что страждут за имя Его, когда Он содержит их в тесноте, но не отступает от возлюбленных Им, – сердце святых приобретает дерзновение взирать на Бога непокровенным лицом и просить Его с упованием. Велика сила дерзновенной молитвы. Посему попускает Бог святым Своим искушаться всякой печалью – и, с другой стороны, на опыте получать доказательство помощи Его и того, сколько промышляет о них Бог, – потому что вследствие искушений приобретают мудрость; попускает (это), чтобы, оставаясь невеждами, не лишились они обучения в том и другом, но из опыта приобретали ведение о всем и не потерпели осмеяния от демонов, потому что, если бы искусил их в одном добром, то недоставало бы им обучения в другой части, и во бранях были бы они слепы.

И если скажем, что Бог обучает их без их собственного о том познания, то это значит уже сказать, что Бог хочет соделать их подобными волам и ослам, не имеющим ни в чем свободы, и что человек, если не бывает искушен сперва испытанием худого216, не имеет понятия о добром, чтобы, когда встретится им доброе, с ведением и свободно воспользоваться тем, как своею собственностью. Как приятно знание, заимствованное самым делом из опыта и из упражнения, и какую силу доставляет тому, кто долговременным опытом своим обрел оное в себе самом, познается сие теми, которые изведали содействие знания, равно как немощь естества и помощь Божией силы, и уверились в этом. Ибо тогда только познают, когда Бог, удержав сперва силу Свою от содействия им, приводит их в сознание немощи естества, лютости искушений, лукавства вражеского и того, с кем у них борьба, каким облечены они естеством и как были охраняемы Божией силою, сколько совершили пути, сколько возвысила их Божия сила и сколько бывают немощны в борьбе со всякою страстью, если удаляется от них эта сила, так что из всего этого приобретают смирение, приближаются к Богу, начинают ожидать Его помощи и пребывать в молитве.

И откуда бы прияли все это, если бы не приобрели опыта о многом худом, впав в сие худое по Божию попущению, как говорит апостол: «за премногия откровения да не превозношуся, дадеся ми пакостник плоти, аггел сатанин» (2Кор. 12:7)? Но в искушениях многократно испытывая Божию помощь, человек приобретает и твердую веру; отсюда делается небоязненным и приобретает дерзновение в искушениях от самого упражнения, какое имел он.

Искушение полезно всякому человеку. Ибо, если полезно было искушение Павлу, то «да всяка уста заградятся, и повинен будет весь мир Богови» (Рим. 3:19). Подвижники бывают искушаемы, чтобы присовокупить им к богатству своему; расслабленные – чтобы охранять им себя от вредного; погруженные в сон – чтобы приуготовиться им к пробуждению; далеко отстоящие – чтобы приблизиться им к Богу; свои Богу – чтобы веселиться им с дерзновением. Всякий необученный сын приемлет богатство из дома отца своего не в помощь себе. Поэтому-то Бог сперва искушает и томит, а потом показует дарование. Слава Владыке, Который горькими врачевствами приводит нас в возможность насладиться здравием!

Нет человека, который бы не скорбел во время обучения; и нет человека, которому бы не казалось горьким время, когда испивает он яд искушений. Без них невозможно приобрести сильной воли217. Но претерпеть искушения не в наших силах. Ибо как остановить течение воды сосуду из брения, если не укрепит его Божественный огнь? Если, во смирении прося с непрестанным желанием, покоримся Богу в терпении, то все приимем о Христе Иисусе, Господе нашем. Аминь.

* * *

216

Здесь, как и ниже, под словом «худое» следует разуметь «искушения, скорби».

217

Мужественного устроения души.

Слово 38. О том, как по возбуждающимся в человеке помыслам узнавать, на какой степени стоит он

Человек, пока в нерадении, боится часа смертного; а когда приблизится к Богу, боится сретения суда; когда же всецело подвинется вперед218, тогда любовью поглощается тот и другой страх. Почему же это? Потому что, когда остается кто в ведении и житии телесном219, ужасается он смерти; когда же бывает в ведении душевном и в житии добром, ум его всякий час бывает занят памятованием будущего суда, так как право стоит он по самому естеству, движется в душевном чине, пребывает в своем ведении и житии220, и добре устрояется для того, чтобы приблизиться к Богу. Но когда достигнет оного ведения истины, вследствие движения в нем уразумения тайн Божиих и вследствие утверждения надежды будущего, тогда любовию поглощается и оный телесный человек, подобно животному боящийся заклания, и человек разумный, боящийся суда Божия; соделавшийся же сыном украшается любовию, а не устрашающим вразумляется жезлом. «Аз же и дом» отца моего «служити будем Господеви» (Ісус. 24:15).

Кто достиг любви Божией, тот не желает уже снова пребывать здесь, потому что любовь сия уничтожает страх221.

И я, возлюбленные, пoелику вдался в юродство, то не могу сохранить тайну в молчании, но делаюсь безумным222 для пользы братии, потому что такова истинная любовь: она не может содержать что-либо в тайне от возлюбленных своих. Когда писал я это, персты мои неоднократно останавливались на хартии и не мог я терпеть от сладости, вторгавшейся в сердце мое и заставлявшей умолкнуть чувства. Впрочем, блажен, у кого помышления всегда о Боге, кто удержался от всего мирского и с Ним одним пребывал в беседе ведения своего. И если не оскудеет терпением, то недолго замедлит увидеть плод.

Радость о Боге крепче здешней жизни, и кто обрел ее, тот не только не посмотрит на страдания, но даже не обратит взора на жизнь свою, и не будет там иного чувства, если действительно была сия радость. Любовь сладостнее жизни, и разумение Бога, от которого рождается любовь, сладостнее меда и сота. Любви – не печаль принять тяжкую смерть за любящих. Любовь есть порождение ведения, а ведение есть порождение душевного здравия, здравие же душевное есть сила, происшедшая от продолжительного терпения.

Вопрос. Что такое ведение223?

Ответ. Ощущение бессмертной жизни.

Вопрос. Что такое бессмертная жизнь?

Ответ. Ощущение Бога; потому что любовь от ведения, а ведение Бога есть царь всех пожеланий, и сердцу, приемлющему оное, всякая сладость на земле излишня. Ибо нет ничего подобного сладости познания Божия.

Исполни, Господи, сердце мое жизни вечной!

Жизнь вечная есть утешение в Боге; и кто обрел утешение в Боге, тот почитает излишним утешение мирское.

Вопрос. Откуда человек узнает, что приял он мудрость от Духа?

Ответ. От самой мудрости, которая в сокровенности его и в чувствах учит его смиренным нравам; и в уме его открывается ему, как будет принято смирение.

Вопрос. Из чего узнает человек, что достиг смирения?

Ответ. Из того, что находит для себя гнусным угождать миру своим общением с ним или словом; и в глазах его ненавистна слава мира сего.

Вопрос. Что такое страсти?

Ответ. Приражения, которые производятся вещами мира сего, побуждая тело удовлетворять излишней его потребности; и приражения сии не прекращаются, пока стоит сей мир. Но человек, который сподобился Божественной благодати, вкусил и ощутил нечто высшее сего224, не попускает приражениям сим входить в сердце его; потому что на месте их утвердилось в нем другое, лучшее их, вожделение, и к сердцу его не приближаются ни самые сии приражения, ни порождаемое ими, но остаются они бездейственными, – не потому, что нет уже страстных приражений, но потому, что приемлющее их сердце мертво для них и живет чем-то иным, – не потому, что человек перестал хранить рассуждения и дела его, но потому, что в уме его нет ни от чего тревоги, ибо сознание его насыщено, насладившись чем-то иным225.

Сердце, которое прияло в себя ощущение духовного и ясное созерцание будущего века, таково же бывает в сознании своем к памятованию страстей, каков человек, насытившийся дорогою пищею, к иной, несходной с тою и предложенной ему пище, т. е. вовсе не обращает на нее внимания, не желает ее, а паче гнушается ею и отвращается от нее, не потому только, что она сама в себе гнусна и отвратительна, но и потому, что человек насытился первою, лучшею пищею, которой он питался, не так, как расточивший часть свою и возжелавший потом рожцев, пoелику наперед уже расточил отцовское богатство, какое имел226. И притом, кому вверено сокровище, тот не спит.

Если будем хранить закон трезвения и дело рассуждения с ведением, плодом чего бывает жизнь227, то борьба с приражениями страстей совершенно не приблизится к уму. Препятствует же войти им в сердце не борьба, но насыщение сознания и ведение, каким наполнено сердце, и желание созерцать чудеса, находимые в душе. Вот что воспрепятствовало приражениям приближаться к сердцу: не потому, что, как сказал я, сердце удалилось от хранения и дел рассуждения, которые охраняют ведение истины и свет душевный, но потому, что ум, по сказанным выше причинам, не имеет борьбы. Ибо снедь нищих гнусна богатым, а подобно и снедь больных – здоровым; богатство же и здравие составляются при трезвенности и попечительности. Пока человек живет, он имеет нужду в трезвенности, попечительности и бодрственности, чтобы сберечь свое сокровище. Если же оставит назначенный ему предел228, то сделается болен и будет окраден. Не до того только времени трудиться должно, пока увидишь плод; но надобно подвизаться до самого исхода. Ибо нередко и созревший плод побивается внезапно градом. Кто вмешивается в житейские дела и пускается в беседы, о том невозможно еще быть уверенным, что здравие его сохранится в нем.

Когда молишься, произноси такую молитву: «Сподоби меня, Господи, действительно быть мертвым для собеседования с миром сим». И знай, что совместил ты в этом все прошения; старайся же исполнить в себе дело это. Ибо, если за молитвою последует дело, то действительно стоишь ты в свободе Христовой. А умерщвление себя для мира состоит не только в удалении человека от общения в собеседовании с тем, что есть в мире, но и в том, чтобы в беседе ума своего не вожделевал мирских благ.

Если приобучим себя к доброму размышлению, то будем стыдиться страстей, как скоро встретимся с ними. И это знают изведавшие опытом на себе самих. Но будем стыдиться приближения к страстям также и вследствие причин, вызывающих их.

Когда из любви к Богу желаешь совершить какое дело, пределом желания сего поставь смерть; и, таким образом, на самом деле сподобишься взойти на степень мученичества в борьбе с каждой страстью, и не понесешь никакого вреда от того, что встретится с тобою внутри оного предела, если претерпишь до конца и не расслабеешь. Помышление немощного рассудка немощною делает силу терпения; а твердый ум тому, кто следует помышлению его, сообщает даже и силу, какой не имеет природа.

Сподоби меня, Господи, возненавидеть жизнь свою ради жизни в Тебе!

Житие мира сего подобно выводящим некоторые только буквы из начертанных на таблице; и когда кто хочет и пожелает, прибавляет к ним и убавляет, и делает перемену в буквах. А жизнь будущая подобна рукописаниям, начертанным на чистых свитках, запечатленных царскою печатью, в которых нельзя ничего ни прибавить, ни убавить. Поэтому, пока мы среди изменений229, будем внимательны к себе, и пока имеем власть над рукописанием жизни своей, какое пишем своими руками, постараемся делать в нем дополнения добрым житием, станем изглаждать в нем недостатки прежнего жития230.

Ибо, пока мы в этом мире, Бог не прилагает печати ни к доброму, ни к худому, до самого часа исшествия, в который оканчивается дело в отечестве нашем231 и отходим в страну чужую. И, как сказал святой Ефрем: «Подобает нам размыслить, что душа наша подобна готовому кораблю, не знающему, когда подует на него ветер, и воинству, не ведающему, когда протрубит бранная труба. И если, – говорит, – так бывает сие для малого приобретения, в таких случаях, которые, может быть, снова возвратятся, то как должно нам приуготовляться и снаряжаться пред оным грозным днем, пред этим мостом и пред этою дверью нового века?» Готовность утвердиться в оном исповедании чаяния да дарует Ходатай жизни нашей, Христос. Ему слава, поклонение и благодарение во веки веков! Аминь.

* * *

218

Т. е. вполне приблизится к Богу.

219

Т. е. мудрствует и живет по плоти.

220

Благом.

221

См. 1Ін. 4:18.

222

См. 2Кор. 12:11.

223

Т. е. познание духовное.

224

Высшее, нежели услаждение вещами мира сего.

225

Лучшим.

226

См. Лк. 15:13-16.

227

Вечная.

228

Т. е. трезвенность и попечительность.

229

В жизни сей.

230

Покаянием.

231

В земной жизни.

Слово 39. О том, почему люди душевные прозирают ведением в нечто духовное, соразмерно с телесною дебелостью, как ум может возноситься над оною; какая причина тому, что не освобождается от нее, когда и в какой мере можно уму пребывать без мечтания в час моления

Благословенна честь Господа, отверзающего пред нами дверь, чтобы не было у нас иного прошения, кроме желания к Нему устремляться. Ибо в таком случае оставляем мы все, и душа устремляется вослед Его Единого, так что нет у нее попечения, которое бы воспрепятствовало ей в оном созерцании Господа. В какой мере, возлюбленные, оставляет ум попечение о сем видимом и озабочивается упованием будущего, соответственно возвышению своему над попечением о теле и над помышлением о сем попечении, в такой же утончается он и просветляется в молитве. И в какой мере тело освобождается от вещественных уз, в такой же освобождается и ум. И в какой мере ум освобождается от уз попечений, в такой просветляется он; а в какой просветляется, в такой же утончается и возвышается над понятиями века сего, носящего на себе образы дебелости. И тогда ум научается созерцать в Боге, сообразно Ему232, а не как видим мы. Если человек не соделается сперва достойным откровения, то не может видеть оного. И если не достигнет чистоты, понятия его не могут стать просветленными, чтобы видеть ему сокровенное. И пока не освободится от всего видимого, усматриваемого в видимой твари, не освободится и от понятий о видимом и не соделается чистым от потемненных помыслов. А где тьма и спутанность помыслов, там и страсти. Если человек не освободится, как сказали мы, от сего и от причин к тому, то ум не прозрит в сокровенное. Посему Господь прежде всего повелел взяться за нестяжательность, удалиться от мирского мятежа и отрешиться от попечения, общего всем людям, сказав: «всяк, иже не отречется» от всего человечества и от всего своего и не отвергнется сам от себя, «не может быти Мой ученик» (Лк. 14:26,33).

Чтобы ум не терпел вреда от всего, от зрения, от слуха, от попечения о вещах, от их истребления, от их умножения, от человека, и чтобы связать его единым упованием на Бога, Господь отклонил от нас всякое попечение мудрования отрешением от всего, чтобы вследствие сего возжелали мы собеседования с Богом. Но молитва имеет еще нужду в упражнении, чтобы ум умудрился долговременным пребыванием в оной. После нестяжательности, разрешающей наши мысли от уз, молитва требует пребывания в оной, потому что с продолжением времени ум снискивает навык к упражнению, познает, как отражать от себя помысл, и долгим опытом научает тому, чего заимствовать не может из иного источника.

Ибо всякое настоящее житие233 заимствует возрастание от жития предшествовавшего, а предыдущее требуется к снисканию последующего. Молитву предваряет отшельничество, а самое отшельничество нужно ради молитвы, а самая молитва – для того, чтобы приобрести нам любовь Божию, потому что вследствие молитвы сыскиваются причины любить нам Бога.

Надлежит же знать нам, возлюбленные, и то, что всякая беседа, совершаемая втайне234, всякое попечение доброго ума о Боге, всякое размышление о духовном установляется молитвою и нарицается именем молитвы, и под сим именем сводится воедино, будешь ли разуметь различные чтения, или глас уст в славословии Богу, или заботливую печаль о Господе, или телесные поклоны, или псалмопение в стихословии, или все прочее, из чего составляется все учение чистой молитвы, от которой рождается любовь Божия; потому что любовь от молитвы, а молитва – от пребывания в отшельничестве. В отшельничестве же имеем мы нужду для того, чтобы нам была возможность наедине беседовать с Богом. Но отшельничеству предшествует отречение от мира. Ибо если человек не отречется сперва от мира и не удосужится от всего мирского, то не может уединиться. И, таким образом, отречению от мира предшествует опять терпение, а терпению – ненависть к миру, и ненависти к миру – страх и любовь. Ибо если не устрашит сердца страх геенны и любовь не приведет к желанию блаженств, то не возбудится в сердце ненависть к миру сему. А если не возненавидит мира, то не потерпит быть вне его покоя. И если не предварит в уме терпение, то человек не возможет избрать места, исполненного суровости и никем не обитаемого. Если не изберет себе отшельнической жизни, не возможет пребывать в молитве. Если не будет постоянно беседовать с Богом, не пребудет в сих, с молитвою соединенных, размышлениях и во всех видах сказанного нами молитвенного учения, то не ощутит любви.

Итак, любовь к Богу – от собеседования с Ним, а молитвенное размышление и поучение достигается безмолвием, безмолвие – нестяжательностью, нестяжательность – терпением, терпение – ненавистью к похотениям, а ненависть к похотениям – страхом геенны и чаянием блаженств. Ненавидит же похотения тот, кто знает плод их, и что уготовляется ими человеку, и до какого блаженства не допускается он ради похотений. Так, всякое житие связано с предшествующим, и у него заимствует себе приращение, и переходит в другое, высшее. И если одно житие оскудеет, то и последующее за ним не может явиться и быть видимым, потому что все разрушается и гибнет. Что сверх сего, то есть мера слова235. Богу нашему слава и велелепие вовеки! Аминь.

* * *

232

Разумевать о Боге – богоприлично.

233

Образ жизни.

234

Внутренне.

235

Смысл, по-видимому, тот, что можно бы и больше сказать об этом, но для слов есть мера.

Слово 40. О молитве, поклонах, слезах, чтении, молчании и псалмопении

Не называй праздностью продолжительность молитвы невысокопарной, собранной и долгой, из-за того, что оставил ты при этом псалмы. Но паче упражнения в стихословии возлюби на молитве поклоны. Молитва, когда подает тебе руку, заменяет собою Божию службу. И когда во время самой службы дано тебе будет дарование слез, услаждение ими не называй праздностью в молитве; потому что благодать слез есть полнота молитвы.

В то время, как ум твой рассеян, паче молитвы занимайся чтением. Но, как сказано, не всякое писание полезно. Возлюби безмолвие гораздо более дел. Если можно, чтение предпочитай стоянию. Ибо чтение – источник чистой молитвы. Ни под каким видом не предавайся нерадению; трезвись же от парения ума. Ибо псалмопение – корень жития. Впрочем, знай и то, что дела телесные много полезнее стихословия, совершаемого с парением ума. А печаль умная236 превосходит и телесный труд. Во время нерадения трезвись и возбуждай в себе понемногу ревность; потому что она сильно возбуждает сердце и согревает душевные мысли. Против похоти, во время нерадения, помогает природе раздражительность, ибо прекращает холодность души. Нерадение же обыкновенно приходит на нас по сим причинам: или от обременения чрева, или от множества дел.

Благочиние в делании есть свет мудрования. Это не иное что, как ведение. Всякая молитва, которую совершаем ночью, да будет в очах твоих досточестнее всех дневных деяний. Не обременяй чрева своего, чтобы не помутился ум твой, и не быть тебе в смятении от парения мыслей, когда встанешь ночью, и не расслабли члены твои, и тебе самому не оказаться исполненным женского расслабления, а сверх сего, чтобы душа твоя не омрачилась, и не стали помутневшими разумения твои, и чтобы, по причине омрачения, не прийти тебе в совершенную невозможность собрать их воедино для стихословия, и чтобы не притупился в тебе вкус ко всему, и не перестало услаждать тебя стихословие псалмопения, тогда как ум, при легкости и светлости мысли, с удовольствием обыкновенно вкушает его разнообразие. Ибо, когда возмущено ночное благочиние, тогда и в дневном делании ум бывает смущен, и ходит в омрачении, и не услаждается, по обычаю, чтением, потому что обратится ли ум к молитве или к поучению, на мысли находит как бы буря. Сладость, подаваемая подвижникам днем, источается в чистом уме из света ночного делания.

Всякий человек, который опытом не изведал продолжительного безмолвия, пусть не ожидает сам собою узнать что-либо большее о благах подвижничества, хотя он и велик, и мудр, и учителен, и имеет много заслуг.

Остерегайся, чтобы не изнемогло слишком тело твое, и от того не усилилось против тебя нерадение и не охладило в душе твоей вкуса к ее деланию. Всякому надлежит как бы на весах взвешивать житие свое. В то время, когда насыщаешься, остерегайся давать себе и в малом свободу. Да будет целомудренно сидение твое во время удовлетворения естественной нужды. Наипаче же, во время сна своего будь целомудрен и чист и строго наблюдай не только за помыслами, но и за членами своими. Храни себя от самомнения во время добрых в тебе изменений. Немощь свою и невежество свое относительно тонкости сего самомнения рачительно открывай Господу в молитве, чтобы не быть тебе оставленным и не искуситься в чем-либо срамном, потому что за гордостью следует блуд, а за самомнением – обольщение.

Рукоделием занимайся по мере нужд своих, лучше же сказать, для удержания тебя в безмолвии твоем. Не изнемогай в уповании на Промыслителя своего, потому что дивно домостроительство Его в присных Ему. Ибо в необитаемой пустыне не человеческими руками устрояет Он дела живущих упованием на Него. Если Господь посетил тебя в телесном без твоего труда, когда подвизаешься в попечении о душе своей, то по ухищрению убийцы – диавола – возникает тогда в тебе помысл, что причина всего этого промышления, без сомнения, в тебе самом237. И тогда вместе с сим помыслом прекращается промышление о тебе Божие, и в тот самый час устремляются на тебя весьма многие искушения: или от оставления тебя Промыслителем, или от возобновления болезней и недугов, восстающих в теле твоем.

Бог прекращает попечение Свое не за одно возникновение помысла, но за то, что ум останавливается на сем помысле. Ибо не наказует и не судит Бог человека за невольное движение, если и согласимся на время с помыслом. Ежели в тот же час прободем238 в себе страсть и явится в нас сокрушение, то Господь не взыскивает с нас за такое нерадение; взыскивает же за нерадение, которому действительно предается ум так, что взирает на это бесчувственно и признает это чем-то должным и полезным, а не почитает сего опасною для себя заботою.

Будем же всегда молиться Господу так: «Христе, полнота истины, да воссияет в сердцах наших истина Твоя, и да познаем, как по воле Твоей ходить путем Твоим!»

Когда посевает в тебе лукавый некий помысл, или из числа сих издалека приходящих, или из числа предзанятых239 тобою прежде, и часто появляется в уме твоем, тогда за верное признай, что скрывает он тебе сеть. Но ты пробудись и отрезвись вовремя. А если помысл из десных и добрых, то знай, что Бог хочет дать тебе некоторый образ жизни, и потому помысл сей, сверх обычая, возбуждается в тебе. Если же помысл омрачен, и ты сомневаешься в нем, и не можешь ясно постигнуть, свой он или тать, помощник или наветник, скрывающийся под доброю личиною, – то вооружись на него прилежною самою скорою молитвою со многим бдением и день и ночь. Ты и не отревай его от себя, и не соглашайся с ним; но со тщанием и горячностью сотвори о нем молитву и не умолкай, призывая Господа. Он покажет тебе, откуда сей помысл.

* * *

236

О грехах и неисправностях своих.

237

По твоей заслуге.

238

Отвергнем.

239

Прежних впечатлений.

Слово 41. О молчании

Паче всего возлюби молчание, потому что приближает тебя к плоду; язык же немощен изобразить оное. Сперва будем принуждать себя к молчанию, и тогда от молчания родится в нас нечто, приводящее к самому молчанию. Да подаст тебе Бог ощутить нечто, рождаемое молчанием. Если же начнешь сим житием, то не умею и сказать, сколько света воссияет тебе отсюда. Не думай, брат, что – как рассказывают о чудном Арсении, когда посетили его отцы и братия, приходившие видеть его, а он сидел с ними молча и в молчании отпускал их от себя – все сие делал он совершенно по воле и что вначале не принуждал себя к этому. От упражнения в сем делании со временем рождается некая сладость и понуждает тело пребывать в безмолвии. И множество слез рождается у нас в сем житии, и в чудном созерцании сердце ощущает в них240 что-то разно – в иное время с трудом, а в иное с удивлением, потому что сердце умаляется, делается подобно младенцу, и, как скоро начнет молитву, льются слезы. Велик тот человек, который терпением членов своих приобрел внутренне в душе своей чудный сей навык. Когда на одну сторону положишь все дела жития сего, а на другую молчание, тогда найдешь, что оно перевешивает на весах. Много советов человеческих, но, когда сблизится кто с молчанием, излишним для него будет делание хранения их и излишними окажутся прежние дела, а сам он окажется превзошедшим сии делания, потому что приблизился к совершенству. Молчание помогает безмолвию. Как же это? Живя во многолюдной обители, невозможно не встречаться нам с кем-нибудь.

И равноангельный Арсений, который больше всех любил безмолвие, не мог избежать сего. Ибо невозможно не встречаться с отцами и братиями, живущими с нами, и встреча эта бывает неожиданно: человеку необходимо идти в церковь или в другое место. Все это видел достоблаженный оный муж, и именно, что невозможно ему избежать сего, пока живет близ человеческой обители. И когда часто бывал в невозможности, по месту жительства своего, удалиться от сближения с людьми и монахами, живущими в тех местах, тогда научен был благодатию сему способу – непрестанному молчанию. И если когда по необходимости некоторым из них отворял дверь свою, то увеселялись они только лицезрением его, а словесная беседа и потребность в ней стали у них излишними.

Многие из отцов лицезрением сим приведены были в состояние охранять себя самих и умножать духовное богатство, воспользовавшись уроком, каким служило для них лицезрение блаженного. И некоторые из них привязывали себя к камню, или связывали веревкою, или томили себя голодом в то время, как рождалось в них желание идти к людям; потому что голод много способствует укрощению чувств.

Находил я, брат, многих отцов, великих и чудных, которые более, нежели о делах, прилагали попечение о благочинии чувств и о телесном навыке; потому что отсюда происходит благочиние помыслов. Много причин встречается человеку вне его воли, которые заставляют его выходить из пределов свободы своей. И если не будет он охраняем в чувствах своих предварительно снисканным неослабным навыком, то может случиться, что долгое время не войдет он сам в себя и не обретет первоначального мирного своего состояния.

Преуспеяние сердца – непрестанное помышление о своем уповании. Преуспеяние жития – отрешение от всего. Памятование о смерти – добрые узы для внешних членов. Приманка для души – радость, производимая надеждою, процветающей в сердце. Приращение ведения – непрестанные испытания, каким ум ежедневно подвергается внутренне вследствие двояких изменений241. Ибо если от уединения рождается в нас иногда и уныние (и сие, может быть, попускается по Божию усмотрению), то имеем превосходное утешение надежды – слово веры, которое в сердцах у нас. И хорошо сказал один из мужей богоносных, что для верующего любовь к Богу – достаточное утешение даже и при погибели души его. Ибо, говорит он, какой ущерб причинят скорби тому, кто ради будущих благ пренебрегает наслаждением и упокоением?

Даю же тебе, брат, и сию заповедь: пусть у тебя всегда берет перевес милостыня, пока в самом себе не ощутишь той милостыни, какую имеет Бог к миру242. Наше милосердие пусть будет зерцалом, чтобы видеть нам в себе самих то подобие и тот истинный образ, какой есть в Божием естестве и в сущности Божией. Сим и подобным сему будем просвещаться для того, чтобы нам с просветленным произволением подвигнуться к житию по Богу. Сердце жестокое и немилосердное никогда не очистится. Человек милостивый – врач своей души, потому что как бы сильным ветром из внутренности своей разгоняет он омрачение страстей. Это, по евангельскому слову жизни, добрый долг, данный нами взаем Богу243.

Когда приближаешься к постели своей, скажи ей: «В эту ночь, может быть, ты будешь мне гробом, постель; и не знаю, не приидет ли на меня в эту ночь, вместо сна временного, вечный, будущий сон». Поэтому, пока есть у тебя ноги, иди вослед делания, прежде нежели связан ты будешь узами, которых невозможно уже будет разрешить. Пока есть у тебя персты, распни себя в молитве, прежде нежели пришла смерть. Пока есть у тебя глаза, наполняй их слезами, прежде нежели покроются они прахом. Как роза, едва подует на нее ветер, увядает, так, если внутри тебя дохнуть на одну из стихий, входящих в состав твой, – ты умрешь. Положи, человек, на сердце своем, что предстоит тебе отшествие244, и непрестанно говори себе: «Вот пришел уже к дверям посланник, который пойдет сзади меня. Что же я сижу? Преселение мое вечно, возврата уже не будет».

Кто любит собеседование со Христом, тот любит быть уединенным. А кто любит оставаться со многими, тот друг мира сего. Если любишь покаяние, возлюби и безмолвие. Ибо вне безмолвия покаяние не достигает совершенства, и, если кто будет противоречить сему, не входи с ним в состязание. Если любишь безмолвие – матерь покаяния, то с удовольствием возлюби и малые телесные лишения245, и укоризны, и обиды, какие польются на тебя за безмолвие. Без этого предуготовления не возможешь жить в безмолвии свободно и невозмутимо. Если же будешь пренебрегать указанным246, то соделаешься причастником безмолвия, сколько благоугодно будет Богу. Любовь к безмолвию есть непрестанное ожидание смерти. Кто без сего помышления вступает в безмолвие, тот не может понести того, что всеми мерами должны мы терпеть и сносить.

Уразумей и то, рассудительный, что избираем уединенное жительство с душами своими, безмолвие и затворничество не для дел, простирающихся сверх правил, не для того, чтобы их сделать. Ибо известно, что этому, по причине телесного рвения, способствует более общение с многими. И если бы необходимо было сие, то некоторые из отцов не оставили бы сопребывания и общения с людьми, а другие не стали бы жить в гробах, и иные не избрали бы себе затвора в уединенном доме, где, всего более расслабив тело и оставив его не в состоянии исполнять наложенные ими на себя правила, при всевозможной немощи и телесном истомлении, с удовольствием целую жизнь свою переносили еще тяжкие, постигшие их болезни, от которых не могли стоять на ногах своих, или произнести обычную молитву, или славословить устами своими, но даже не совершали псалма или иного чего, совершаемого телом; и вместо всех правил достаточно для них было одной телесной немощи и безмолвия. Так вели они себя все дни жизни своей. И при всей этой мнимой праздности, никто из них не пожелал оставить своей келлии и, по причине неисполнения ими правил своих, идти куда-нибудь вон, или в церковь – возвеселить себя гласами и службами других.

Восчувствовавший грехи свои лучше того, кто молитвою своею воскрешает мертвых, когда обитель его будет среди многолюдства. Кто один час провел, воздыхая о душе своей, тот лучше доставляющего пользу целому миру своим лицезрением. Кто сподобился увидеть самого себя, тот лучше сподобившегося видеть Ангелов. Ибо последний входит в общение очами телесными, а первый очами душевными. Кто последует Христу в уединенном плаче, тот лучше похваляющегося собою в собраниях. Никто да не выставляет на вид сказанного апостолом: «молил бых ся бо сам аз отлучен быти от Христа» (Рим. 9:3). Кто приял силу Павлову, тому и повелевается это делать. А Павел для пользы мира поят был пребывающим в нем Духом, как сам засвидетельствовал, что делал сие не по своей воле. Ибо говорит он: «нужда бо ми належит: горе же мне есть, аще не благовествую» (1Кор. 9:16). И избрание Павла было не для того, чтобы показать ему образ своего покаяния, но чтобы благовествовать человечеству; для сего приял он и преизбыточествующую силу.

Впрочем, будем мы, братия, любить безмолвие, пока мир не умерщвлен в сердцах наших. Будем всегда памятовать о смерти, и в сем помышлении приближаться к Богу сердцем своим, и пренебрегать суету мира, и презренными соделаются в глазах наших мирские удовольствия; с приятностью в болезненном теле претерпим всегдашнюю праздность безмолвия, чтобы сподобиться наслаждения с теми, которые «в вертепах и пропастех земных» (Євр. 11:38) чают славного откровения Господа нашего с небеси. Ему и Отцу Его, и Святому Его Духу слава, и честь, и держава, и велелепие во веки веков! Аминь.

* * *

240

Так по греческому тексту; у Паисия: «в себе».

241

На лучшее и худшее.

242

Так у преп. Паисия. По греческому тексту: «какую имеешь ты к миру»; но это чтение, хотя и подтверждается древним славянским переводом, дает худший смысл.

243

См. Мф. 25:40Притч. 19:17.

244

В будущую жизнь.

245

Лишение чего-либо, требуемого телом.

246

Т. е. лишениями, укоризнами и обидами.

Слово 42. Послание к одному из возлюбленных Исааком, в котором предлагает он а) учение о тайнах безмолвия и о том, что многие, по незнанию сих тайн, нерадят о сем чудном делании, большая же часть держатся пребывания в келлиях, по преданию, ходящему у иноков, и б) краткий свод относящегося к сказанию о безмолвии

Пoелику вынужден я обязанностью писать к тебе, брат, о необходимо должном, то письмом моим, по данному тебе нашему обещанию, извещаю любовь твою, что нашел я тебя строгостью жития своего приуготовившим себя к тому, чтобы идти на пребывание в безмолвии. Поэтому все, что слышал я о сем делании от мужей рассудительных, после того как собрание их изречений сообразил в уме своем с ближайшим, какой имел на самом деле, опытом, кратким словом напечатлеваю в твоей памяти; только и сам ты, по внимательном прочтении сего послания, содействуй себе обычным тебе тщанием, потому что с мудрым разумением, не наряду с обычным чтением, должен ты приступить к чтению словес, собранных в сем нашем послании, и, по причине великой сокровенной в нем силы, при прочем чтении принять оное как бы некий свет; и тогда дознаешь, что значит пребывание в безмолвии, в чем состоит делание оного, какие тайны сокрыты в сем делании и почему некоторые умаляют цену правды в общественной жизни и предпочитают ей скорби и подвиги безмолвнического пребывания и иноческого жития. Если желаешь, брат, в краткие дни свои обрести жизнь нетленную, то с рассудительностью да будет вступление твое на безмолвие. Войди в исследование его делания, и не ради одного только имени вступай на сей путь, но вникни, углубись, подвизайся и потщись со всеми святыми постигнуть, что такое глубина и высота сего жития. Ибо во всяком человеческом деле, в начале его делания и до конца, предполагаются какой-либо способ и надежда совершения; а сие побуждает ум положить основание дела. И эта цель укрепляет ум к понесению трудности дела; и в воззрении на сию цель заимствует ум для себя некоторое утешение в деле. И как иной неослабно напрягает ум свой до окончания своего дела, так же и досточестное дело безмолвия делается пристанью тайн при обдуманной цели, на которую, от начала до конца, внимательно смотрит ум во всех продолжительных и тяжких трудах своих. Как глаза кормчего устремлены на звезды, так живущий в уединении во все продолжение своего шествия внутреннее воззрение устремляет на ту цель, к какой положил идти в уме своем с того первого дня, в который решился совершать путь свирепым морем безмолвия, пока не найдет той жемчужины, для которой пустился он в неосязаемую бездну моря безмолвия, и исполненное надежды внимание облегчает его в тягости делания и в жестокости опасностей, встречающихся с ним в шествии его. А кто в начале своего безмолвия не предполагает сам в себе этой цели в предстоящем его делании, тот поступает нерассудительно, как и сражающийся с воздухом. Таковой во всю свою жизнь никогда не избавляется от духа уныния; и с ним бывает одно из двух: или не выносит он нестерпимой тяготы, побеждается ею и совершенно оставляет безмолвие, или терпеливо пребывает в безмолвии, и келлия делается для него домом темничным, и томится он в ней, потому что не знает надежды на утешение, порождаемое деланием безмолвия. Посему-то, желая сего утешения, не может просить с сердечною болезнью и плакать во время молитвы. Всему этому на потребу жизни нашей оставили нам признаки в писаниях своих отцы наши, исполненные жалости и любящие сынов своих.

Один из них сказал: «Для меня та польза от безмолвия, что, когда удалюсь из дома, в котором живу, ум мой отдыхает от бранного уготовления и обращается к лучшему деланию».

Подобным образом и другой говорил: «Я подвизаюсь в безмолвии для того, чтобы услаждались для меня стихи при чтении и молитве. И когда от сладости при уразумении их умолкнет язык мой, тогда, как бы во сне каком, прихожу в состояние сжатия чувств и мыслей моих. И также, когда при удалении во время сего безмолвия утихнет сердце мое от мятежа воспоминаний, тогда посылаются мне непрестанно волны радости внутренними помышлениями, сверх чаяния внезапно приходящими к услаждению сердца моего. И когда приближаются волны сии к кораблю души моей, тогда от вещаний мира и от плотской жизни погружают ее в истинные чудеса, в безмолвие, пребывающее в Боге».

И другой также говорил: «Безмолвие отсекает предлоги и причины к новым помыслам и внутри стен своих доводит до обветшания и увядания воспоминания о предзанятом нами247. И когда обветшают в мысли старые вещества, тогда ум, исправляя их, возвращается в свой чин».

И еще другой сказал: «Меру сокровенного248 в тебе уразумеешь из различия мыслей твоих, говорю же о мыслях постоянных, а не случайно возбуждаемых и в один час проходящих. Нет никого носящего на себе тело, кто пришел бы в свой дом, не отлучившись от двух, добрых или худых изменений: и, если он рачителен, то – от изменений маловажных, и при помощи естества (потому что отцы суть отцы рождаемых), а если он нерадив, – то от изменений высоких, и при помощи закваски оной благодати, бывшей в естестве нашем»249.

И иной говорил: «Избери себе делание усладительное, непрестанное бдение по ночам, во время которого все отцы совлекались ветхого человека и сподоблялись обновления ума. В сии часы душа ощущает оную бессмертную жизнь, и ощущением ее совлекается одеяния тьмы, и приемлет в себя Духа Святаго».

И другой еще сказал: «Когда видит кто различные лица, и слышит разнообразные голоса, несогласные с духовным его занятием, и вступает в собеседование и в общение с таковыми, тогда не может он найти свободного времени для ума, чтобы видеть себя втайне, привести себе на память грехи свои, очистить свои помыслы, быть внимательным к тому, что к нему приходит250, и сокровенно беседовать в молитве».

И еще: «Чувства сии подчинить власти души невозможно без безмолвия и отчуждения от людей, потому что разумная душа, будучи существенно соединена и сопряжена с сими чувствами, и со своими помыслами невольно увлекается, если человек не будет бодрствен в сокровенной молитве».

И еще: «О, сколько доставляет услаждения, как веселит, радует и очищает душу бодрствование – своим пробуждением вместе с молитвою и чтением! Сие наипаче знают те, которые во всякое время жизни своей в этом бывают занятии и живут в самом строгом подвижничестве».

Посему и ты, человек, любящий безмолвие, сии указательные мановения отеческих словес положи пред собою как некоторую цель и к сближению с ними направляй течение своего делания. А прежде всего умудрись дознаться, что наипаче надлежит согласовать с целью своего делания. Ибо без этого не возможешь приобрести ведения истины; и этим потщись с преизбытком показать свое терпение.

Молчание есть таинство будущего века, а слова суть орудие этого мира. Человек-постник пытается душу свою молчанием и непрестанным постом уподобить естеству духовному. Когда же человек в божественном своем делании отлучает себя на то, чтобы пребывать в своем сокровенном, тогда посвящается он в сии таинства, и служение его бывает исполнено Божественных таинств, а чрез оные – и невидимых Сил, и святыни господствующей над тварями Власти. И если некоторые отлучали себя на время, чтобы войти им в Божественные тайны, то были назнаменованы сею печатью. И некоторым из них вверяемо было, к обновлению стоящих на средней степени, обнаружение тайн, сокрытых в недоведомом Господнем молчании, потому что послужить таковым тайнам было бы неприлично человеку, у которого наполнено чрево и ум возмущен невоздержанием.

Но и святые не дерзали на беседование с Богом и не возносились до сокровенных тайн, разве только при немощи членов, при бледном цвете лица от любви к алчбе и от безмолвного ума, и при отречении от всех земных помыслов. Ибо, когда по долгом времени в келлии твоей, среди воздержания чувств от всякой встречи, осенит тебя сила безмолвия-, тогда сретаешь сперва радость, без причины овладевающую по временам душою твоею, и потом отверзутся очи твои, чтобы, по мере чистоты твоей, видеть крепость твари Божией и красоту созданий. И когда ум путеводится чудом сего видения, тогда и ночь и день будут для него едино в славных чудесах созданий Божиих. И сего ради в самой душе похищается чувство страстей сладостью сего видения, и в оном-то восходит ум еще на две степени мысленных откровений, находящиеся в следующем за ним порядке, начиная с чистоты и выше. Сего да сподобит Бог и нас! Аминь.

* * *

247

Т. е. прежние впечатления.

248

Т. е. внутреннего твоего устроения.

249

Общий смысл этого места таков. Если человек рачителен, то он освобождается от малых препятствий со стороны привязанности к чувственному, и притом освобождается от них благодаря своему естеству, которое чисто (как чисто Богозданное естество, произведшее его, так чист и он, сын его). А если он нерадив, то он освобождается от больших препятствий со стороны привязанности к Божественному, и притом освобождается от них при помощи Божественной благодати, данной нам, по словам апостола: «а когда умножился грех, стала преизобиловать благодать» (Рим. 5:20). (Из примечания к греческому тексту).

250

Т. е. к тем мыслям, которые к нему приходят.

Слово 43. О разных предметах и о том, какая нужда в каждом из них

Чувство духовное такого качества, что принимает в себя созерцательную силу, подобно зенице телесных очей, имеющих в себе чувственный свет. Мысленное созерцание есть естественное видение, соединенное с естественным состоянием; и оно называется естественным светом. Святая сила есть дарование солнца рассудительности, поставленного между светом и созерцанием природы, суть нечто среднее, созерцаемое рассудительными при свете. Страсти суть как бы твердая какая сущность; они занимают средину между светом и созерцанием и препятствуют при созерцании различать разнообразие вещей. Чистота есть светлость мысленного воздуха, недрами которого окрыляется внутреннее наше естество. Если ум нездрав в естестве своем, то недейственно в нем ведение; как и телесное чувство, когда от каких-нибудь причин повреждено, теряет зрение. Если же ум здрав, но нет в нем ведения, то без него не различает ум духовного, как и глаз, здоровый в целом своем составе, бывает нередко слаб по отношению к чувственному зрению. А если во всем этом сохранено что чему свойственно, но не близка благодать, то в деле различения останется все сие недейственным, как и в часы ночи, пoелику нет тогда солнца, глаза бывают неспособны разбирать предметы. И когда все (т.е. и глаз, и зрение) здорово и само в себе совершенно, и действует хорошо, и видит те вещи, которые не были различены или же не различаются, то сим исполняется сказанное: «во свете Твоем узрим свет» (Пс. 35:10). Если же благодать мысленного Солнца бывает близка, возбуждает к желанию, поощряет и делает бодрственным, но нет в уме чистоты, то он подобен пустому воздуху, который непрозрачен251 от густоты облаков и темных веществ, удобно возносящихся к солнечному свету, веселящему нас сладостию видения его.

Пoелику зрение нетвердо в различении, то и естество слабо в действительности. Душе ощущать сладость воссиявающего над всем второго Солнца препятствует наложенное на нее телесное, которое закрывает собой озарения истины, так что они не доходят до нас. Итак, с понуждением сыскивается все это нами сказанное, и потому, что трудно в одном человеке найти все это в целой совокупности, без недостатка и укоризны, и потому, что не могут многие достигать совершенства в каком-либо духовном ведении. Недостаток же сей бывает по следующим причинам: по недостаточности разума, по беспорядочности воли, по несоответствующему цели положению, по оскудению чистоты, по неимению учителя и руководителя, по удержанию благодати (сказано: «мужу скупому не лепо есть богатство» и обладание великим. – Сир. 14:3), по препятствиям от обстоятельств, от места и нравов.

Истина есть ощущение Бога, каковое вкушает в себе человек ощущением чувств духовного ума. Любовь есть плод молитвы; и от созерцания своего возводит ум к ненасытному ее вожделению, когда ум пребывает в молитве без уныния, и человек умом, только в безмолвных помышлениях, молится пламенно и с горячностью. Молитва есть умерщвление мыслей похоти плотской жизни. Ибо молящийся прилежно есть то же, что умирающий для мира; и терпеливо пребывать в молитве значит отречься человеку от себя самого. Поэтому в самоотвержении души обретается любовь Божия.

Как от семени пота постов произрастает колос целомудрия, так от сытости – распутство, и от пресыщения – нечистота. При алчущем и смиренном чреве никак не проникают в душу срамные помыслы. Всякая поглощаемая снедь прибавляет собою влаг и делается естественною в нас крепостью. И когда орудные члены, от происшедшего в них напряжения целого тела, делаются полными, и при этом случится увидеть что-либо телесное, или в сердце невольно возбудится что-либо вместе с помыслом, тогда от помысла внезапно приходит в движение что-то приятное и распространяется по всему телу. Хотя ум целомудренного и непорочного в своих помыслах крепок, однако же оным ощущением, происшедшим в членах, тотчас возмущается рассудок его, и как бы с высокого какого места нисходит он с своего места, на котором стоит; и святость помыслов его колеблется, и светлое целомудрие оскверняется мятежом страстей, вошедших в сердце при распалении членов. Тогда половина силы его изнемогает, почему можно сказать, что забывает он и первую цель надежды своей, и, прежде нежели вступит в борьбу, без борьбы оказывается пленником, без усилия врагов своих делается подчиненным похоти немощной плоти. Ко всему этому понуждает волю доброго человека сильное вожделение непрестанного насыщения. Хотя бы и твердо пребывал он в пристани целомудрия, однако же пресыщение склоняет его предаться тому, чего никогда не хотел бы он допустить в сердце свое. И как скоро уснет один помысл, окружает его сборище помыслов, заключающих в себе пустые и срамные мечты, и это чистое ложе его делает притоном блуда и позорищем видений. Когда же в упоении помыслов приобщится беседе с ними, то осквернит преподобные свои члены и без приближения жены. Какое море волнуется и кипит так от бури, как мятется ум, подвергшийся силе волн, от пресыщения чрева возбуждаемых на него морем плоти его?

Как просветляется красота твоя, целомудрие, возлежанием на голой земле, трудом алкания, отъемлющего у тебя сон, вследствие злострадания плоти, которая при воздержании от яств между ребрами и чревом делается подобною глубокому рву! Всякая снедь, приемлемая нами внутрь, и всякое упокоение образуют в нас срамные подобия и безобразные призраки; и они рождаются, выходят наружу, делаются видимыми в сокровенной области ума нашего и раздражают нас к тайному сообщению с делами срамными. А пустота чрева и мысли наши делает страною пустынною, не тревожимою помыслами и безмолвствующею от всех мятежных помыслов. Чрево же, наполненное от пресыщения, есть область привидений; и пресыщение делает его четыревратным для нелепых мечтаний, хотя будем и одни в пустыне. Ибо говорят, что пресыщение вожделевает многого.

Когда сподобишься Божественной благодати и душевного бесстрастия, тогда разумей, что не вследствие непоявления в тебе безобразных помыслов или невозбуждения помыслов плотских (без них никому пробыть невозможно), также не вследствие помыслов, удобно тобою побеждаемых (потому что ими, конечно, не оскверняется и не возмущается мысль, как бы ни была она крайне высока), но вследствие помыслов лучшей мысленной деятельности не оставляется ум в необходимости вести с ними брань и губить их; но, как скоро проникнет помысл, ум хищнически восхищается от сближения с ними некоею силою, вне воли состоящею, которая по навыку и по благодати удерживает закваску внутри сердца, которое есть обитель ума.

Иное – ум подвижника; а иное – чин священства. Ум, по милости небесной умерший для мира, имеет простые помыслы о некоторых только предметах, без борьбы и подвига. Совершенство, сопряженное с плотью и кровью, владычественно царствует над помыслами, проистекающими от плоти и крови, но не доводит до совершенного бездействия и их, и других свойственных естеству помыслов. Пока еще стихийною жизнью бьется животворная мысль человека, основание ума его на всяком движении и склонении заимствует изменение от четырех влаг. Богу же нашему да будет слава во веки веков! Аминь.

* * *

251

В древнем сербском переводе читается: «иже не озарен», хотя в греческом тексте сказано без отрицания.

Слово 44. О том, как рассудительному должно пребывать на безмолвии

Послушай, возлюбленный, если желаешь, чтобы дела твои были не напрасны и дни твои не праздны и не лишены пользы, на какую рассудительные надеются от безмолвия, то вступление твое в оное пусть будет с рассуждением, а не в уповании чего-нибудь252, чтобы не стать тебе похожим на многих. Напротив того, пусть будет в мысли твоей положена цель, к которой бы направлять тебе дела жизни своей. Выспрашивай о сем более знающих, и притом знающих из опыта, а не по одному умозрению. И не переставай сего делать, пока не обучишься делам безмолвия на всех стезях. При каждом сделанном тобой шаге разыскивай, путем ли ты идешь или уклонился с него и идешь какою-нибудь стезею вне настоящей дороги. И по одним делам явным не уверяйся в том, что в точности совершается тобой житие безмолвническое.

Если желаешь обрести что-нибудь и постигнуть это опытом своим, то в душе твоей сокровенно да будут знаки и приметы на каждом сделанном тобой шаге, и по оным будешь узнавать истину отцов и прелесть врага. А пока не умудришься на пути своем, пусть послужит для тебя сие немногое: когда, во время безмолвия, примечаешь в уме своем, что мысль твоя может свободно действовать помыслами десными253, и во власти ее над которым-либо из них нет ей принуждения, тогда знай, что безмолвие твое правильно.

И еще, когда совершаешь службу254, если во время разных служб бываешь, по возможности, далеким от парения ума255, и внезапно пресекается стих на языке твоем, и это на душу твою налагает оковы молчания, без участия твоей свободы, и последует сие за долговременным пребыванием на безмолвии, то знай, что ты в безмолвии своем простираешься вперед и что кротость начала в тебе усугубляться. Ибо одно256 безмолвие без праведности достойно охуждения. Одно житие у любомудрых и рассудительных признается как бы единственным членом, отлученным от вспомоществования других членов.

И еще, когда примечаешь в душе своей, что при каждом возникающем в ней помысле, при каждом припамятовании и во время созерцаний, какие бывают в безмолвии твоем, глаза твои наполняются слезами, и слезы без принуждения орошают ланиты твои, то знай, что начало совершаться пред тобой отверстие преграды на разорение сопротивных.

И если находишь в себе, что по временам мысль твоя без предварительного о том промышления, вне обычного порядка, погружается внутрь тебя и пребывает в этом состоянии около часа или сколько-нибудь времени, а потом примечаешь, что члены твои как бы в великом изнеможении и мир царствует в помыслах твоих, и то же самое повторяется с тобой всегда, то знай, что облако начало приосенять скинию твою.

Если же, когда довольно времени проведешь на безмолвии, находишь в душе своей помыслы, которые делят ее на разные части и овладевают ею, и как бы насильно она ежечасно объемлется сими помыслами, и мысль ее во всякое время возводится к тому, что сделано было ею, или желает пускаться в суетные разыскания, то знай, что напрасно трудишься в безмолвии, и в парении ума проводит время душа твоя, и причины тому бывают внешние или внутреннее нерадение о должном, а паче о бдении и чтении. И ты немедленно устрой дело свое257.

Если же, когда вступишь в дни сии258, не обретаешь мира от тревожащих тебя страстей, то не дивись. Если недро мира, по удалении от него лучей солнечных, надолго остается теплым, и также запах врачевств и дым мира, разливающийся в воздухе, пребывают немалое время, прежде нежели рассеются и исчезнут, то тем паче страсти, подобно псам, привыкшим лизать кровь в мясной лавке, когда не дают им обычной им пищи, стоят при дверях и лают, пока не сокрушена будет сила прежнего их навыка.

Когда нерадение начнет, как тать, вкрадываться в душу твою, и в омрачении возвращается она вспять, и дом259 близок к тому, чтобы наполниться омрачением, тогда являются следующие признаки: почувствуешь в себе тайно, что изнемогаешь в вере своей, преимуществуешь в видимом260, упование твое261 умаляется, терпишь утрату в близком тебе, а вся душа твоя исполняется укоризны в устах и в сердце на всякого человека, и на всякую вещь, и на все, с чем ни встречаешься помыслами и чувствами, и на Самого Всевышнего, и боишься вреда телесного, по причине чего малодушие овладевает тобой каждый час, и по временам душа твоя возбуждается таким страхом, что пугаешься и бегаешь тени своей; потому что неверием затмил ты веру (под верою же разумеем не основание общего всех исповедания, но оную мысленную силу, которая светом ума подкрепляет сердце и свидетельством совести возбуждает в душе великое упование на Бога, чтобы не заботилась она о себе самой, но попечение свое во всем беззаботно возвергла на Бога).

Когда же простираешься ты вперед, следующие явственные признаки найдешь близкими в душе своей: укрепляешься во всем надеждою и обогащаешься молитвою, не оскудевает никогда в уме твоем служащее к пользе262, с чем бы ты ни встречался, ощущаешь немощь естества человеческого, и каждый таковой случай хранит тебя от гордыни.

А с другой стороны, недостатки ближнего делаются недостойными внимания в очах твоих, и с таким желанием263 вожделеваешь выйти из тела, с каким стал бы пребывать в будущем веке. О всяком скорбном для нас приключении, встречающемся с тобой явно и тайно, со всею осторожностью, далекою от самомнения, находишь, что по справедливости и по суду приблизилось к тебе все сие264. И за все принесешь исповедание265 и благодарение. Вот признаки трезвенных, осторожных, пребывающих в безмолвии и желающих достигнуть строгости жития.

Расслабленные же не имеют нужды в сих тонких приметах, угрожающих им падением, потому что далеки они от сокровенных добродетелей. Когда одна из них начнет проникать в душу твою, уразумей в этот час, на которую сторону начал ты склоняться: ибо вскоре узнаешь, какого ты сообщества. Да подаст нам Бог истинное ведение! Аминь.

* * *

252

Т. е. не по побуждениям, чуждым сущности и прямой цели безмолвия.

253

Благими.

254

Стоишь на молитве.

255

От рассеянности.

256

Одно, без других подвигов и добродетелей.

257

Скорее старайся устроить порядок в делании твоем.

258

Т. е. в дни безмолвия.

259

Душевного твоего устроения.

260

Изобилуешь видимыми вещами.

261

На Промысл Божий.

262

Духовной.

263

Блаженства.

264

Согласно с сербским переводом: «обретавши в правде и суде быти вся близу тебе».

265

Хваление, прославление.

Слово 45. О порядке тонкой рассудительности

Будь всегда внимателен к себе самому, возлюбленный; и среди непрестанных дел своих рассмотри и встречающиеся тебе скорби, и пустынность местопребывания твоего, и тонкость ума твоего вместе с грубостью твоего ведения, и большую продолжительность безмолвия твоего вместе с многими врачевствами, т. е. искушениями, наводимыми истинным Врачом к здравию оного внутреннего человека, а в иное время и бесами, иногда же болезнями и телесными трудами, а иногда боязливыми помышлениями души твоей, страшными воспоминаниями о том, что будет напоследок266, иногда же привитием и обязанием благодати сердечной теплоты и сладостных слез, и духовной радости, и всего прочего, скажу так, не умножая слов. Совершенно ли во всем этом примечаешь, что язва твоя начала заживать и закрываться, т. е. начали ли изнемогать страсти? Положи примету, и входи непрестанно сам в себя, и смотри: какие страсти, по твоему замечанию, изнемогли перед тобой, какие из них пропали и совершенно отступили от тебя, и какие из них начали умолкать вследствие душевного твоего здравия, а не вследствие удаления того, что смущало тебя, и какие научился ты одолевать умом, а не лишением себя того, что служит для них поводом? Обрати также внимание на то, точно ли видишь,что среди загноения язвы твоей начала нарастать живая плоть, т. е. душевный мир. Какие страсти постепенно и какие стремительно понуждают и чрез какие промежутки времени? Суть ли это страсти телесные, или душевные, или сложные и смешанные? И возбуждают ли в памяти темно, как немощные, или с силою восстают на душу? И притом – властительски или татским267 образом? И как обращает на них внимание владеющий чувствами царь – ум? И когда они напрягут силы и вступят в брань, сражается ли с ними, и приводит ли их в бессилие своею крепостью, или не обращает даже на них взора и ставит их ни во что? И какие изгладились из прежних268, и какие вновь образовались? Страсти возбуждаются или какими-нибудь образами, или чувством без образов и памятью без страстных движений и помышлений, и тогда же производят раздражения. По всему этому можно также определить степень устроения души.

Первые269 не пришли в устройство, потому что душе предстоит еще подвиг, хотя и обнаруживает против них крепость свою, а вторые достигли устроения, о котором сказало Писание, говоря: «сяде Давид в дому своем», и упокоил его Бог «от всех врагов его окрестных» (2Сам. 7:1).

Разумей сие не об одной страсти, но вместе со страстями естественными, пожеланием и раздражительностью, и о страсти славолюбия, которое изображает и мысленно представляет лица и возбуждает к похоти и желанию, и также о страсти сребролюбия, когда душа входит в общение с нею тайно, и хотя и не соглашается вступить самым делом, но представляет в уме образы предметов, на которые направлено сребролюбие при собирании богатства, и заставляет душу помышлять о них и производить в ней желание – вместе с прочим обладать и ими.

Не все страсти ведут брань приражением помыслов. Ибо есть страсти, которые душе показывают только скорби: нерадение, уныние, печаль не нападают приражением помыслов и услаждением, но только налагают на душу тяжесть. Крепость же души изведывается в победе над страстями, ведущими брань приражением помыслов. И человеку надлежит иметь тонкое разумение обо всем этом и знать приметы, чтобы, при каждом сделанном шаге, сознавать, куда достигла и в какой стране начала шествовать душа его; в земле ли ханаанской, или за Иорданом.

Но обрати внимание и на сие. Достаточно ли ведению душевного света к различению сего, или оно различает это во тьме, или совершенно лишено такой способности? Точно ли находишь, что разумная часть души начала очищаться? Парение мыслей в уме проходит ли в час молитвы? Какая страсть смущает ум во время приближения к молитве? Ощущаешь ли в себе, что сила безмолвия приосенила душу кротостью, тишиною и миром, какой необычным образом рождается в уме? Восхищается ли непрестанно ум без участия воли к понятиям о бесплотном, в объяснение чего не дозволено входить чувствам? Возгорается ли в тебе внезапно радость, ни с чем не сравнимым наслаждением своим заставляющая умолкнуть язык? Источается ли непрестанно из сердца некая сладость и влечет ли всецело ум? Входит ли по временам незаметно во все тело некое услаждение и радование, чего плотский язык не может выразить, пока все земное не будет при сем памятовании почитать прахом и тщетою. Ибо оное первое, из сердца истекающее услаждение, иногда в час молитвы, иногда во время чтения, а иногда также вследствие непрестанного поучения и продолжительности помышления согревает ум; а сие последнее всего чаще бывает без всего этого, и многократно во время поделия, а также часто и по ночам, когда находишься между сном и пробуждением, как бы спя и не спя, бодрствуя и не бодрствуя. Но когда найдет на человека это услаждение, бьющееся в целом теле его, тогда думает он в этот час, что и Царство Небесное не иное что есть, как именно это.

Смотри также, приобрела ли душа силу, которая чувственные памятования потребляет силою овладевающей сердцем надежды и внутренние чувства укрепляет неизъяснимым убеждением в несомненности? И сердце без попечения о том, чтобы не было пленено оно земным, пробуждено ли непрестанным собеседованием270 и непрерывным сердечным деланием, совершаемым со Спасителем нашим?

Старайся приобрести разумение в различии гласа Его и беседы, когда услышишь. Возможность же скоро вкусить сего доставляет душе непрерывное безмолвие непрестанным и постоянным своим деланием. Ибо, по нерадению приемлющих, и по обретении сие271 снова утрачивается, и долгое уже время вновь не приобретается.

И осмелится ли кто, положившись на свидетельство совести своей, сказать о сем то же, что сказал блаженный Павел: «известихся, яко ни смерть, ни живот, ни настоящая, ни грядущая, ни все прочее возможет меня разлучити от любве» Христовой (Рим. 8:38-39), т. е. не разлучат ни телесные, ни душевные скорби, ни голод, ни гонение, ни нагота, ни одиночество, ни затвор, ни беда, ни меч, ни ангелы и силы сатанины с их злобными ухищрениями, ни упраздняемая272 слава приражением своим к человеку, ни клеветы, ни укоризны, ни заушения, наносимые без причины и напрасно?

Если же не начал ты усматривать в душе своей, брат, что все это некоторым образом избыточествует или оскудевает, то труды твои, и скорби, и все безмолвие твое – бесполезное отягощение себя. И если чудеса совершаются руками твоими, и мертвых воскрешают они, не идет то и в сравнение с этим, и немедленно подвигни душу свою, и со слезами умоляй Спасающего всех отъять завесу от двери сердца твоего и омрачение бури страстей уничтожить на внутренней тверди, чтобы сподобиться тебе увидеть луч оного дня273, да не будешь ты как мертвец, вечно пребывающий в омрачении.

Всегдашнее бдение вместе с чтением и частые поклоны, совершаемые преемственно кем-нибудь, не замедлят рачительным подать блага сии. И кто обрел их, тот обрел сими именно средствами. Желающие снова обрести их имеют нужду пребывать в безмолвии, а вместе и в делании сказанного нами, и притом ни к чему кроме души своей, даже ни к одному человеку, не привязываться мыслию своею, упражняться же во внутреннем делании добродетели. Но и относительно самых дел – лишь в некоторых из них мы находим отчасти близ себя верное чувство, утверждающее нас и в отношении прочего.

Кто пребывает в безмолвии и опытом изведал благость Божию, тот не имеет нужды в большом уверении; напротив того, душа его нимало не болезнует неверием, подобно колеблющимся в истине; потому что свидетельства ума его достаточно для него к уверению себя самого паче бесчисленного множества слов, не оправданных опытом. Богу же нашему слава и велелепие вовеки! Аминь.

* * *

266

При смерти и по смерти.

267

Украдкой.

268

После борьбы.

269

Т.е. страсти.

270

С Богом.

271

Благодатные действия.

272

Временная.

273

Т. е. от осияния незаходимого Солнца – Христа.

Слово 46. Об истинном ведении, об искушениях и о необходимости точно знать, что не только люди невысокие, немощные и необучившиеся, но и сподобившиеся на продолжительное время бесстрастия, достигшие совершенства в образе мыслей, приблизившиеся отчасти к чистоте, сопряженной с омертвением, (ставшие выше страстей, пока они в мире сем, по Божию попущению от сопряжения жизни их со страстной плотью, пребывают в борении, и по причине плоти терпят беспокойство от страстей, потому что)274 по милости бывает попущение на них за падение их в гордыню

Сколько раз иные каждый день преступают закон и покаянием врачуют души свои, и благодать приемлет их, потому что во всяком разумном естестве перемена происходит неопределимым образом и с каждым человеком ежечасно происходят изменения. И рассудительный находит много случаев уразуметь это. Но испытания, каждый день сопровождающие его, наиболее могут умудрить его в этом, если будет трезвиться, и да наблюдает за собой в уме своем и дознает, какое изменение в кротости и снисходительности принимает мысль с каждым днем, как внезапно из мирного своего состояния приходит в смущение, когда не будет удалена какая-либо к тому причина, и как человек бывает в великой и несказанной опасности.

И сие-то святой Макарий, с великой предусмотрительностью и рачительностью, явственно написал на память и в наставление братиям, чтобы, во время изменения в противное, не впадали в отчаяние, потому что и со стоящими на степени чистоты, как с воздухом охлаждение, приключаются всегда падения, даже если нет у них нерадения или расстройства жизни; напротив же того, даже когда соблюдают они чин свой, случаются с ними падения, противные намерению собственной их воли. Да и блаженный Марк, как изведавший точным опытом, свидетельствует о сем и пространно излагает сие в писаниях своих, чтобы не подумал кто, будто бы святой Макарий сказал это в послании своем случайно, а не по действительному опыту, и чтобы от таковых двоих свидетелей ум со всею несомненностью приял для себя утешение во время нужды. Посему что же теперь? «Изменения, – говорит, – в каждом бывают, как в воздухе». Выразумей же это слово: «в каждом»; потому что естество одно275, и чтобы не подумал ты, будто бы сказал это о низших и худших, совершенные же свободны от изменения и неуклонно стоят на одной степени без страстных помыслов, как утверждают евхиты276, сказал он поэтому: «в каждом».

Как же это, блаженный? Впрочем, говоришь ты, бывает же холод, и вскоре потом зной, также град, и немного спустя ведро. Так бывает и в нашем упражнении: то брань, то помощь от благодати; иногда душа бывает в обуревании, и восстают на нее жестокие волны; и снова происходит изменение, потому что посещает благодать и наполняет сердце человека радостью и миром от Бога, целомудренными и мирными помыслами. Он указывает здесь на сии помыслы целомудрия, давая тем разуметь, что прежде них были помыслы скотские и нечистые; и дает совет, говоря: если за сими целомудренными и скромными помыслами последует нашествие противных, не будем печалиться и отчаиваться; не будем также хвалиться и во время упокоения благодати, но во время радости станем ожидать скорби. Советует же не печалиться нам, когда последуют несчастья, показывая тем, что ум должен не избегать их, но с радостью принимать, как естественное и свойственное нам. Не предадимся отчаянию, подобно человеку, который ожидает чего-то, превосходящего самый подвиг, и совершенного и неизменного упокоения и вместе не допускает подвигов и печалей, и того, чтобы в нем произошло движение чего-либо сопротивного, что277 и Господь Бог наш не нашел приличным дать сему естеству в этом мире.

Макарий дает совет сей, чтобы мы не сделались совершенно праздными, оставшись без дела, и с этой мыслию не расслабели в отчаянии и не пребыли неподвижными в течении своем. «Знай, – говорит он, – что все святые пребывали в сем деле278. Пока мы в мире сем, после трудов сих бывает нам втайне и избыточествующее утешение, потому что каждый день и каждый час требуется от нас опыт любви нашей к Богу в борьбе и в подвиге против искушений. И это значит – не печалиться и не унывать нам в подвиге. И, таким образом, благоуспешен делается путь наш. А кто хочет отвратиться или уклониться от этого, бывает добычею волков279. Достойно, подлинно, удивления в этом святом, что таким кратким словом подтвердил мысль сию280, и доказал, что она исполнена разума, и в уме читающего совершенно уничтожил сомнение. Он же говорит: кто уклоняется от сего и делается добычею волков, тот хочет идти не путем281, и положил в уме своем домогаться сего, и намеревается ходить своею особенною стезей, которой не пролагали отцы. Но учит он и тому, чтобы во время радости ожидать скорбей. Когда по действию благодати внезапно бывают в нас великие помыслы, и, как сказал святой Марк, бываем в изумлении при мысленном созерцании Высшего Естества, когда приближаются к нам Ангелы, исполняют нас созерцания, тогда все противное удаляется, и во все то время, в которое человек бывает в подобном состоянии, продолжаются мир и несказанная тишина. Но когда приосенит тебя благодать и приблизятся к тебе святые Ангелы, ограждающие тебя, и при сем приближении отступят все искушения, ты не превозносись и не помышляй в душе своей, что достиг необуреваемой пристани и неизменяемого воздуха и совершенно исшел из этого недра противных дуновений, и нет уже более врага и злой встречи; потому что многие возмечтали это и впали в беды, как сказал блаженный Нил.

Или не думай также, что ты выше многих и тебе прилично быть в таком состоянии, а другим нимало не прилично, по недостаточности жития их; или пoелику не имеют они достаточного ведения, то и лишаются подобных дарований, а ты имеешь на это право, потому что достиг совершенства святости, и духовной степени, и неизменяемой радости. Напротив того, рассмотри лучше в себе нечистые помыслы и те неблагоприличные образы, какие утвердились в уме твоем во время обуревания, в час смятения и беспорядочности помыслов, незадолго до сего восставших против тебя в слепом омрачении; подумай, с какой скоростью и уклонился ты в страсти, и беседовал с ними в омрачении ума, не устыдился и не ужаснулся Божественного видения, дарований и даров, какие приял ты. И знай, что все это к смирению нашему навел на нас Божий Промысл, который о каждом из нас промышляет и устрояет, что кому полезно. А если превознесешься дарованиями Его, оставит тебя, и совершенно падешь в том, в чем будешь искушаем одними помыслами.

Итак, знай, что устоять – не твое и не добродетели твоей дело, совершит же это благодать, которая носит тебя на дланях руки своей, чтобы ты не приходил в боязнь. Сие вложи себе в мысль во время радости. Когда превознесется помысл, как сказал отец наш святой, и плачь, и проливай слезы, и припадай при воспоминании о своих грехопадениях во время попущения, чтобы избавиться тебе этим282 и приобрести чрез то смирение. Впрочем, не отчаивайся, и в помыслах смирения умилостивлением283 соделай простительными грехи свои.

Смирение и без дел многие прегрешения делает простительными. Напротив того, без смирения и дела бесполезны, даже уготовляют нам много худого. Смирением, как сказал я, соделай беззакония твои простительными. Что соль для всякой пищи, то смирение для всякой добродетели; оно может сокрушить крепость многих грехов. Итак, о нем284 надо скорбеть непрестанно мыслью со смирением и с печалью рассуждения. И если приобретем оное, соделает нас сынами Божиими, и без добрых дел представит Богу, потому что без смирения напрасны все дела наши, всякие добродетели и всякое делание.

Итак, Бог хочет изменения в мысли. Мысль делает нас и лучшими, и непотребными. Его одного285 достаточно, чтобы, не нуждаясь в помощниках, стать пред Богом и говорить за нас. Благодари и немолчно исповедуйся Богу в том, что столь немощное и способное к уклонению получил ты естество – и, при содействии благодати, до чего иногда возвышаешься, каких сподобляешься дарований и в чем бываешь превыше естества; когда же бывает попущено – до чего снисходишь и приобретаешь ум скотский! Содержи в памяти бедность естества своего и скорость, с какою последуют в тебе изменения, как сказал некто из святых старцев. «Когда, – говорит он, – приходит к тебе помысл гордыни, говоря тебе: «Вспомни свои добродетели», ты скажи: «Посмотри, старик, на свой блуд». Разумел же тот блуд, каким, во время попущения, искушаем бываешь в помыслах, что с каждым устрояет благодать, или вводя нас в брань, или являя нам помощь, когда что для нас полезно.

Смотри же, как хорошо чудный сей старец выразил эту мысль. «Когда, – говорит, – приходит к тебе помысл гордыни о высоте жития твоего, скажи: «Посмотри, старик, на свой блуд””. Из сего ясно, что старец сказал это человеку высокой жизни. Ибо невозможно, чтобы таким помыслом286 тревожимы были люди, кроме стоящих на высокой степени и в житии достойном похвалы. Ясно же и то, что страсть сия восстает в душе после сделанной добродетели, чтобы лишить душу делания оной. А если угодно, и из одного послания того же святого Макария можешь научиться, на какой степени стоят святые и что попускается на них для искушения в этом. Послание же сие есть следующее.

Авва Макарий пишет ко всем своим чадам возлюбленным и ясно научает, какое о них Божие домостроительство во время браней и благодатной помощи; потому что Божией премудрости благоугодно сим обучать святых, пока они в жизни сей, в борении с грехом за добродетель, чтобы взор их во всякое время возводим был к Богу, и при непрестанном устремлении взора к Богу возрастала в них святая любовь Его, когда непрестанно будут они стремиться к Богу от нападения страстей и страха уклонения287 и утвердятся в вере, надежде и любви Его.

И сие действительно сказано теперь не тем, которые пребывают с людьми, ходят по всяким местам и всегда преданы делам и помыслам срамным и нечистым, также не тем, которые вне безмолвия соблюдают правду, делами и чувствами своими ежечасно уловляются, во всякое время бывают в опасности падения (потому что необходимость, встречающаяся с ними вовсе не по их воле, ввергает их в невольные несчастья), не могут охранять совершенно не только помыслов, но и чувств своих; но тем, которые в состоянии соблюдать тела свои и помыслы, вовсе далеки от мятежа и сообщения с людьми, в отречении от всего и от душ своих, нашли возможность охранять ум свой молитвою, изменения благодатных смотрений приемлют, не оставляя безмолвнического жития, и живут под мышцею Господня ведения, втайне умудряются духом на безмолвие, удалением от мирских вещей и видения некоторых предметов, и стяжали умерщвление мирского помысла. Ибо от этого страсти не умирают; помысл же умирает у них288 вследствие удаления от мирских вещей и при содействии благодати. И нас благодать сия да сохранит на этом пределе! Аминь.

* * *

274

Слова, заключенные в скобки, заимствованы из древнего сербского перевода.

275

У всех.

276

Евхитами (греч.), или мессалианами (евр.), в переводе – молящимися, назывались еретики IV в., отрицавшие троичность лиц в Божестве и свою молитву почитавшие единственным средством к спасению. Возникла эта ересь в некоторых монашеских общинах Сирии и Малой Азии. Монахи евхиты утверждали, что, добившись молитвою вселения в них Святаго Духа, они навсегда освобождаются от страстей и наклонности ко злу и не нуждаются ни в подвигах для обуздания тела, ни в чтении Священного Писания, ни в таинствах, ни вообще в каком-либо законе. Они проводили время в праздности, избегая всякого рода труда, как унижающего духовную жизнь, и питаясь только милостыней; в то же время, ощущая в себе мнимое присутствие Святаго Духа, они предавались созерцаниям и, в пылу расстроенного воображения, грезили, что они телесными очами созерцают Божество.

277

Постоянство настроения.

278

Подверглись изменениям.

279

Мысленных.

280

Относительно изменений.

281

Правым.

282

От превозношения.

283

Бога.

284

Т.е. о приобретении смирения.

285

Смирения.

286

Превозношения.

287

В страсти.

288

У страстей.

Слово 47. Общее содержание этой главы, и о молитве

Кратко выраженная мысль этой главы есть следующая: ежечасно надлежит нам знать, что в сии двадцать четыре часа дня и ночи имеем мы нужду в покаянии. Значение же слова «покаяние», как дознали мы из действительного свойства вещей, таково: оно есть с исполненною сокрушения молитвою приближающееся к Богу неослабное прошение об оставлении прошедшего и мольба о хранении будущего. Посему и Господь наш опору нашей немощи указал в молитве, говоря: пробудитесь, «бдите и молитеся, да не внидите в напасть» (Мф. 26:41). Молитесь и будьте неленивы, во всякое время бодрствующе и молящеся (см. Лк. 21:36Кол. 4:2). «Просите, и дастся вам: ищите и обрящете: толцыте, и отверзется вам. Всяк бо просяй приемлет, и ищай обретает, и толкущему отверзется» (Мф. 7:7-8). Особенно же подтвердил слово Свое и к большей рачительности подвиг нас притчею о друге, который в полночь пришел к другу своему и просил у него хлеба; Господь говорит: аминь «глаголю вам: аще и не даст ему востав, зане друг ему есть, но за безочьство» 289 «его, востав даст ему, елика требует» (Лк. 11:8). И вы молитесь и не будьте нерадивы. Какое несказанное побуждение к дерзновению! Податель побуждает нас просить у Него, чтобы дать нам Божественные Свои дарования. И хоть Сам, как знает Он, домостроительствует все, что благодетельно для нас, однако сии слова Его исполнены великой силы для возбуждения в нас дерзновения и упования. Пoелику Господь знает, что прежде смерти не отъемлет Он у нас возможности к уклонению, что весьма близко к нам это изменение, а именно переход от добродетели к пороку, что человек и естество его удобно приемлют в себе противное, то повелел быть тщательными и подвизаться во всегдашней молитве. Если бы в этом мире была страна удостоверения, то, как скоро человек достиг бы оной, естество его стало бы тогда выше потребности, и делание его выше страха, и не повелел бы нам Бог подвизаться в молитве, совершая сие Своим промышлением; потому что в будущем веке не приносят Богу молитв с прошениями о чем-либо. В оном отечестве свободы естество наше не приемлет изменения и уклонения под страхом сопротивления, потому что во всем совершенно. Поэтому повелел290 не ради только молитвы и хранения себя291 самих, но и по причине тонкости и непостижимости того, что всегда с нами встречается и не объемлется ведением ума нашего в тех состояниях, в каких нередко находимся непроизвольно во всякое время. Ибо, хотя мысли наши и весьма тверды и прилеплены к добру, однако же Промысл Его неоднократно оставлял нас на пределе искушений и ввергал в оные, как сказал блаженный Павел: «за премногая откровения, да не превозношуся, дадеся ми пакостник плоти, аггел сатанин, да ми пакости деет. О сем трикраты Господа молих, да отступит от Мене: и рече ми: довлеет ти благодать Моя: сила бо Моя в немощи совершается» (2Кор. 12:7-9).

Итак, если это Твоя воля, Господи, и младенчество наше требует всего этого для руковождения и пробуждения своего Тобою, а не тогда, когда человек любовию Твоею упоен, подобно мне, и влечется вослед доброго, так что вовсе не взирает на мир, по причине упоения Тобой, в каком он находится, даже когда мне сверх этого дал Ты достигнуть откровений и созерцаний, которых невозможно объяснить плотским языком, дал видеть и слышать глас служения духовных292, и сподобиться исполненного святости созерцания Твоего; но и при всем этом я, человек совершенный о Христе, недостаточен для того, чтобы охранять себя самого, потому что есть нечто такое, что по тонкости своей не может быть постигнуто моею силою, хотя и приобрел я ум Христов; то радуюсь уже посему, Господи, в немощах, в скорбях, в темницах, в узах, в нуждах, от естества ли это, от сынов ли естества, или от врагов293 его; но, радуясь, терплю ныне немощи мои, т. е. немощи в искушениях моих, да вселится в меня сила Божия. Если после всего этого имею нужду в жезле искушений, чтобы им расширялось во мне вселение Твое и я сохраняем был в приближении к Тебе, то знаю, что никто не возлюблен Тобою паче меня, и потому возвеличил Ты меня над многими. И дал мне познать чудные и славные силы Твои так, как не дал ни одному из другов моих, апостолов. И наименовал меня «сосудом избранным» (см. Деян.9:15), как могущего сохранить чин любви Твоей. По всему этому, и особливо для того, чтобы преуспевало и простиралось вперед дело проповеди, если я буду освобожден от уз искушений, Ты, сколько знаю, даровал бы мне свободу, если бы сие было полезно для меня. Но Ты благоволил, чтобы не был я без скорби и заботы в мире сем, так как для Тебя не столько важно то, чтобы множилось наипаче дело проповеди Евангелия Твоего в мире, сколько то, чтобы мне была польза от искушений моих и чтобы душа моя сохранилась у Тебя здравою.

Итак, если все это, рассудительный, есть великий дар искушений, потому что чем более превознесен человек и, по подобию Павлову, вступил в духовное, тем паче имеет еще нужду в страхе и осторожности и пожинает пользу от встречающихся с ним искушений, то кто есть сей достигший в страну удостоверения, исполненную хищников (см. Мф. 11:12), и приявший то, чтобы стать ему неуклонным, чего не дано было и святым Ангелам, «да не без нас совершенство приимут» (Євр. 11:40), – приял то, что противно всему духовному и телесному, и хочет быть всецело неизменяемым, хочет, чтобы не приближалось к нему искушение и в помыслах? Порядок же мира сего есть сия мысль, выраженная как бы во всех Писаниях: если каждый день постоянно приемлем тысячи ударов, то да не малодушествуем и да не останавливаемся в течении на поприще294, потому что в одном маловажном случае можно нам восхитить победу и получить венец.

Мир этот есть состязание и поприще для состязаний. Время это есть время борьбы. А в стране борьбы, и во время состязания, закона не полагается, т. е. царь не полагает воинам своим предела, пока не будет кончено состязание и пока всякий человек не будет приведен к дверям Царя царствующих, и там испытан бывший в состязании, кто не допустил одержать над ним победу, и кто обратил хребет свой. Ибо много раз случается, что человек, ни к чему не годный по неискусству своему, непрестанно бывает поражаем и низлагаем и во всякое время являет бессилие, но иногда вдруг похищает знамя из рук у воинства сынов исполиновых – и превозносится имя его, и восхваляется он гораздо более подвизавшихся и соделавшихся известными в победах, и получает венец и дорогие дары паче товарищей своих. Поэтому ни один человек да не останется в отчаянии! Не будем только нерадеть о молитве и не поленимся просить помощи у Господа.

Твердо положим в мысли своей и то, что, пока мы в мире сем и оставлены во плоти, хотя бы вознеслись до небесного свода, не можем оставаться без дел и труда, и быть без попечения. Это295 (прости меня) есть совершенство; а что паче сего, то неразумное размышление. Богу же нашему да будет слава, и держава, и велелепие вовеки! Аминь.

* * *

289

Неотступность.

290

Подвизаться в молитве.

291

От явного изменения.

292

Здесь разумеются, вероятно, Силы Небесные.

293

Бесов.

294

В подвиге.

295

Т. е. покаяние и смирение.

Слово 48. О различии добродетелей и о совершенстве всего поприща

Совершенство всего поприща заключается в трех следующих вещах: в покаянии, в чистоте и в усовершении себя. Что такое покаяние? Оставление прежнего296 и печаль297 о нем. Что такое чистота? Кратко сказать: сердце, милующее всякую твар-ную природу. Что такое усовершение себя? Глубина смирения, т. е. оставление всего видимого и невидимого (видимого, т. е. всего чувственного, и невидимого, т. е. мысленного) и попечения о том.

В другое время был опять спрошен: «Что такое покаяние?» – и сказал: «Сердце сокрушенное и смиренное». – «Что такое смирение?» – и сказал298: «Сугубое, добровольно принятое на себя омертвение для всего». – «И что такое сердце милующее?» – и сказал: «Возгорение сердца у человека о всем творении, о человеках, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари. При воспоминании о них и при воззрении на них очи человека источают слезы, от великой и сильной жалости, объемлющей сердце. И от великого терпения умаляется сердце его, и не может оно вынести, или слышать, или видеть какого-либо вреда или малой печали, претерпеваемых тварью. А посему и о бессловесных, и о врагах истины, и о делающих ему вред ежечасно со слезами приносит молитву, чтобы сохранились и очистились; а также и об естестве пресмыкающихся молится с великою жалостью, какая без меры возбуждается в сердце его по уподоблению в сем Богу».

И еще был спрошен: «Что такое молитва?» – и сказал: «Свобода и упразднение ума от всего здешнего, – сердце, совершенно обратившее взор свой к вожделению уповаемого в будущем. А кто далек от сего, тот на ниве своей сеет смешанное семя и подобен впрягающему в ярмо вместе вола и осла» (см. Повт. 22:10).

И еще был спрошен: «Как может человек приобрести смирение?» – и сказал: «Непрестанным памятованием прегрешений, надеждою, приближающеюся к смерти, бедным одеянием, тем, чтобы во всякое время предпочитать последнее место и во всяком случае принимать охотно на себя дела самые последние и уничиженные, не быть непослушным, сохранять непрестанное молчание, не любить ходить в собрания, желать оставаться неизвестным и не идущим в счет299, не иметь никакого дела в полном своем распоряжении300, ненавидеть беседы со многими лицами, не любить прибытков и, сверх сего, возвышать свою мысль от всякого порицания и обвинения какого-либо человека и от соревнования, не быть таким человеком, которого руки были бы на всех и на которого были бы руки всех301, но одному в уединении заниматься своим делом и не брать на себя попечения о чем-либо в мире, кроме себя самого. Короче сказать: странническая жизнь302, нищета и пребывание в уединении – вот от чего рождается смирение и очищается сердце».

Достигших же совершенства признак таков: если десятикратно в день преданы будут на сожжение за любовь к людям, не удовлетворяются сим, как Моисей сказал Богу: «аще убо оставиши им грех их, остави: аще же ни, изглади мя из книги Твоея, в нюже вписал еси» (Вих. 32:32); и как говорил блаженный Павел: «молил бых ся сам отлучен быти от Христа по братии моей», и так далее (Рим. 9:3); и еще: ныне радуюся в скорбях о вас, язычниках (Кол. 1:24). И прочие апостолы за любовь к жизни человеков прияли смерть во всяких ее видах.

Конец же всего этого вкупе – Бог и Господь. По любви к твари Сына Своего предал Он на крестную смерть. «Тако бо возлюби Бог мир, яко и Сына Своего Единороднаго дал есть» за него на смерть (Ін. 3:16), не потому, что не мог искупить нас иным образом, но Он научил нас тем преизобилующей любви Своей; и смертию Единородного Своего Сына приблизил нас к Себе. А если бы у Него было что более драгоценное, и то дал бы нам, чтобы сим приобрести Себе род наш. И, по великой любви Своей, не благоволил стеснить свободу нашу, хотя и силен Он сделать это, но благоволил, чтобы любовью собственного нашего сердца приблизились мы к Нему. И Сам Христос, по любви Своей к нам, послушен был Отцу Своему в том, чтобы с радостью принять на Себя поругание и печаль, как говорит Писание: «вместо предлежащия Ему радости претерпе крест, о срамоте нерадив» (Євр. 12:2). Посему-то Господь в ту ночь, в которую был предан, сказал: «сие есть Тело Мое, Еже» за мир «даемо» в жизнь (Лк. 22:19); и: «сия есть Кровь Моя, Яже за многия изливаема во оставление грехов» (Мф. 26:28); и еще говорит: «за них Аз свящу Себе» (Ін. 17:19). Так достигают сего совершенства и все святые, когда соделываются совершенными и уподобляются Богу излиянием любви своей и человеколюбия ко всем. И домогаются святые сего признака – уподобиться Богу совершенством в любви к ближнему. Так поступали и отцы наши, иноки, когда для оного совершенства всегда принимали в себя уподобление, исполненное жизни Господа нашего Иисуса Христа.

Говорят, что блаженный Антоний никогда не решался сделать что-либо, полезное более для него самого, нежели для ближнего, в том уповании, что выгода его ближнего – наилучшее для него делание. Рассказывают также об авве Агафоне, будто бы сказал он: «Желал бы я найти прокаженного и взять у него тело его, а ему дать свое». Видишь ли совершенную любовь? И также относительно того, что у него было вне его, он не мог утерпеть, чтобы не упокоить тем ближнего своего. И еще: был у него ножичек; брат, пришедши к нему, пожелал его иметь, и авва не дал ему выйти из келлии своей без этого ножичка. Таково и прочее, написанное о подобных мужах. Но к чему я говорю это? Многие из них ради ближнего предавали тела свои зверям, мечу и огню. Никто не может взойти на степень этой любви, если не ощутит он втайне надежды303 своей. И не могут приобрести любви к человекам те, которые любят мир сей. Когда приобретает кто любовь, облекается в Самого Бога. А тому, кто стяжал Бога, необходимо не только не соглашаться на приобретение с Ним чего-либо иного, но и совлечься тела своего.

Если же любовью к миру облечется кто в этот мир и в эту жизнь, то не облечется он в Бога, пока не оставит сего. Ибо Сам Бог засвидетельствовал сие, говоря: «аще кто» не оставит всего «и не возненавидит душу свою, не может Мой быти ученик» (Лк. 14:26). Должно не только оставить, но и возненавидеть это. А если кто не может быть учеником Господним, то как Господь будет обитать в нем?

Вопрос. Почему так сладостна304 надежда, и житие ее и дела ее легки, и скоро совершаются дела ее в душе?

Ответ. Потому что пробуждается в душе святых естественное пожелание, и дает им пить из этой чаши, и упоевает их красотою оною305. Посему-то не чувствуют уже они труда, но делаются нечувствительными к скорбям, и во все продолжение своего шествия думают, что шествие их совершается по воздуху, а не человеческими идут они стопами; потому что не видят они трудности пути, пред ними нет холмов и потоков, «и будут им острая в пути гладки» и проч. (Іс. 40:4), и потому что ежечасно обращено внимание их на лоно Отца их, и самая надежда как бы перстом, в каждое мгновение, указует им отдаленное и невидимое, как бы гадательно взирающим на сие сокровенным оком веры, и потому что желанием отдаленного, как бы огнем, разжжены все части души, и отсутствующее вменяется ими за присущее. Туда простирается все протяжение их помыслов, и всегда поспешают достигнуть туда; и когда приближаются к совершению какой-либо добродетели, не частично над нею одной трудятся, но вдруг и всецело совершают ее во всех частях, потому что исполины сии шествие свое не царским совершают путем, как все прочие, но избирают для себя стези краткие, по которым иные явственно приходят скоро в обители. Самая надежда разжигает их как бы огнем, и не могут дать себе отдыха в стремительном и непрестанном течении, совершаемом с радостью. С ними бывает сказанное блаженным Иеремиею, ибо говорит: «рекох, не воспомяну имене Господня, ниже возглаголю ктому во имя Его: и бысть в сердцы моем яко огнь горящ», и проницающий в кости мои (Єр. 20:9). Так памятование о Боге действует в сердцах их, упоеваемых надеждою обетовании Божиих.

Краткие стези добродетелей суть добродетели всеобщие, потому что не имеют они306 большого расстояния между многими стезями жития от одной стези до другой: не выжидают ни места, ни времени, не допускают расточения, но тотчас принимаются за дело и исполняют это.

Вопрос. Что такое бесстрастие человеческое?

Ответ. Бесстрастие не в том состоит, чтобы не ощущать страстей, но в том, чтобы не принимать их в себя. Вследствие многих и различных добродетелей, явных и сокровенных, приобретенных святыми, страсти изнемогли в них и нелегко могут восстать на душу; и ум не имеет нужды непрестанно быть в отношении к ним внимательным, потому что во всякое время исполнен мыслями своими вследствие размышления и беседы о наилучших образах, которые с сознанием возбуждаются в разуме. И как скоро начинают возбуждаться страсти, ум внезапно восхищается от сближения с ними каким-то уразумением, приникшим в уме, и страсти, как сказал блаженный Марк, остаются в нем как бы праздными.

Ум, по благодати Божией, исполняя добродетельные деяния и приблизившись к ведению, мало ощущает то, что составляет худую307 и неразумную часть души. Ибо ведение восхищает его в высоту и отчуждает его от всего, что в мире.

И по причине непорочности святых и тонкости, удобоподвижности и остроты ума их, а также по причине их подвига, очищается ум их и оказывается просветленным, по сухости их плоти. И, вследствие обучения их безмолвию и продолжительного пребывания в оном, легко и скоро дается каждому внутреннее и ведет к восторгу в созерцании. При сем, обыкновенно, изобилуют они созерцаниями, и ум их никогда не имеет недостатка в предметах разумения, и никогда не бывают они без того, что производит в них плод духа. Долговременным навыком изглаживаются в сердце их воспоминания, которыми возбуждаются в душе страсти, и упраздняется сила диавольской власти. Ибо, когда душа не сдружится со страстями помышлением о них, тогда, пoелику занята она иною заботою, сила страстей не может в когтях своих удержать духовных чувств ее.

О смирении

Вопрос. Какие преимущества смирения?

Ответ. Как самомнение есть расточение души в мечтании ее, которое приводит ее к парению и не препятствует ей парить в облаках своих помыслов, так что кружится она по всей твари, так смирение собирает душу в безмолвие, и сосредоточивается она в себе самой. Как душа непознаваема и невидима телесными очами, так и смиренномудрый не познается среди людей. И как душа внутри тела скрыта от зрения и от общения со всеми людьми, так и истинно смиренномудрый человек, по своему отлучению от всех и по лишении308 во всем, не только не желает быть видим и знаем людьми, но даже такова его воля, – если можно, от самого себя погрузиться внутрь себя, войти в безмолвие и вселиться в нем, всецело оставив все свои прежние мысли и чувствования, соделаться чем-то, как бы не существующим в твари, не пришедшим еще в бытие, вовсе незнаемым даже самой душе своей. И пока таковой человек бывает сокровен, заключен в себе и отлучен от мира, всецело пребывает он во Владыке своем.

Смиренномудрый никогда не останавливается309 посмотреть на собрания, народное стечение, волнение, шум, разгул, хлопоты и наслаждение, следствием которого бывает невоздержность; не вовлекается в речи, беседы, клики и рассеяние чувств, но всему предпочитает разобщаться со всеми в безмолвии, уединившись и отлучившись от всей твари, заботясь о себе самом в стране безмолвной. Во всем умаление, нестяжательность, нужда, нищета – для него вожделенны. Ему желательно не то, чтобы иметь у себя многое и быть в непрерывных делах, но чтобы во всякое время оставаться на свободе, не иметь забот, не возмущаться здешним, так, чтобы помыслы его не исходили вне его. Ибо уверен он, что, если вдастся во многое, не возможет пробыть без смущения помыслов, потому что при многих делах бывает много забот и сборище помыслов многосложных. И человек перестает уже – в мире помыслов своих быть выше всех земных попечений, за исключением малых, самых необходимых потребностей, и утрачивает мысль, озабоченную единственно лучшими ее помыслами. Если же потребности не перестают удерживать его от лучших помыслов, то доходит он до состояния, в котором и терпит, и делает вред, – и с этого времени отверзается дверь страстям, удаляется тишина рассудительности, бежит смирение и заключается дверь мира. По всему этому смиренномудрый непрестанно охраняет себя от многого, и тогда находит себя во всякое время в тишине, в покое, в мире, в кротости, в благоговении.

В смиренномудром никогда не бывает суетливости, торопливости, смущения, горячих и легких мыслей, но во всякое время пребывает он в покое. Если бы небо прильнуло к земле, смиренномудрый не ужаснется. Не всякий безмолвник смиренномудр, но всякий смиренномудрый – безмолвник. Кто несмиренномудр, тот не уничижен; но уничиженных несмиренномудрых найдешь многих. Сие и значит, что сказано кротким и смиренным Господом: «научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем: и обрящете покой душам вашим» (Мф. 11:29). Смиренномудрый во всякое время пребывает в покое, потому что нечему привести ум его в движение или в ужас. Как никто не может устрашить гору, так небоязнен и ум его. И, если можно так выразиться (а, может быть, и не неуместно сказать это), смиренномудрый несть «от мира сего» (Ін. 8:23); потому что и в печалях не ужасается и не изменяется, и в веселии не приходит в удивление и не ширится. Но все веселие его и истинное радование – во Владыке его. За смиренномудрием следует кротость и собранность в себя, то есть целомудрие чувств, соразмерность голоса, немногословие, небрежение о себе, бедная одежда, ненадменная походка, наклонение очей долу, превосходство в милосердии, скорое излияние слез, уединенная душа, сердце сокрушенное, неподвижность к раздражению, нерасточенные чувства, малость имущества, умаление во всякой потребности, перенесение всего, терпение, небоязненность, твердость сердца, происходящая от возненавидения временной жизни, терпение в искушениях, веские, а не легкие мысли, угашение помыслов, хранение тайн целомудрия, стыдливость, благоговение, а сверх всего этого непрестанное безмолвствование и всегдашнее обвинение его в невежестве.

Смиренномудрому никогда не встречается такая нужда, которая приводила бы его в смятение или в смущение. Смиренномудрый иногда, будучи один, стыдится себя самого. Дивлюсь же тому, что истинно смиренномудрый не осмелится и помолиться Богу, когда приступает к молитве, или счесть себя достойным молитвы, или просить чего-либо иного, и не знает, о чем молиться; но только молчит всеми своими помышлениями, ожидая одной милости и того изволения, какое изыдет о нем от лица достопоклоняемого Величия, когда преклоняет он лицо свое на землю, и внутренне зрение сердца его вознесено к превознесенным вратам во Святое святых, где Тот, Коего селение – мрак, Кто притупляет очи Серафимов, Чья добродетель побуждает легионы к ликостоянию их, Кто на все чины их изливает молчание. – И осмеливается он только так говорить и молиться: «По воле Твоей, Господи, да будет со мною!» То же говорить и мы будем о себе. Аминь.

* * *

296

Греховного жития.

297

Раскаяние.

298

Слова «что такое смирение – и сказал» дополнены из древнего славянского перевода.

299

Ставящим себя ни во что.

300

Разумеется своя воля, не подчиняющаяся воле другого, например духовного отца.

301

См. Бут. 16:12.

302

Уклонение от мира.

303

Будущей жизни.

304

Святым.

305

Духовною.

306

Всеобщие добродетели.

307

Страстную.

308

Произвольному.

309

Не находит удовольствия.

Слово 49. О вере и о смиренномудрии

Желаешь ли ты, человек малый, обрести жизнь? Сохрани в себе веру и смирение, потому что ими обретешь милость, и помощь, и словеса, изрекаемые в сердце Богом хранителю, сокровенно и явно с тобою пребывающему. Желаешь ли приобрести сие, т. е. причастие жизни? Ходи пред Богом в простоте, а не в знании310. Простоте сопутствует вера; а за утонченностью и изворотливостью помыслов следует самомнение; за самомнением же – удаление от Бога.

Когда предстанешь в молитве пред Богом, соделайся в помысле своем как бы муравьем, как бы пресмыкающимся по земле, как бы пиявицею и как бы ребенком лепечущим. Не говори пред Богом чего-либо от знания, но мыслями младенческими приближайся к Нему и ходи пред Ним, чтобы сподобиться тебе того отеческого промышления, какое отцы имеют о детях своих, младенцах. Сказано: «храняй младенцы Господь» (Пс. 114:6).

Младенец подходит к змее, берет ее за шею, и она не делает ему вреда. Нагим ходит младенец целую зиму, когда другие одеты и укрыты, и холод входит во все члены его; а он нагой сидит в день холода, зимней стужи и изморози – и не болезнует. Ибо тело простоты его иным, невидимым одеянием покрывает оный сокровенный Промысл, соблюдающий нежные члены его, чтобы не приблизился к ним от чего-либо вред.

Веришь ли теперь, что есть некий сокровенный Промысл, которым нежное тело, склонное по своей нежности и слабому сложению тотчас принять в себя всякий вред, охраняется среди сопротивного ему и не преодолевается тем? Сказано: «храняй младенцы Господь» (Пс. 114:6), и не только сих малых телом, но и тех мудрых в мире, которые оставляют ведение свое, опираются на оную вседовлеющую Премудрость, волею своею уподобляются младенцам и потом уже научаются оной мудрости, не ощущаемой от дел обучения. И прекрасно сказал богомудрый Павел: «кто мнится мудр быти» в мире сем, «буй да бывает, яко да премудр будет» (1Кор. 3:18). Впрочем, проси у Бога, чтобы дал тебе прийти в меру веры. И если ощутишь в душе своей наслаждение ею, то не трудно сказать мне при сем, что нечему уже отвратить тебя от Христа. И не трудно тебе каждый час быть отводимым в плен далеко от земного, и укрыться от этого немощного мира и от воспоминаний о том, что в мире. О сем молись неленостно, сего испрашивай с горячностью, об этом умоляй с великим рачением, пока не получишь. И еще молись, чтобы не изнемочь. Сподобишься же этого, если прежде с верою понудишь себя попечение свое возвергнуть на Бога и свою попечительность заменишь Его промышлением. И когда Бог усмотрит в тебе сию волю, что сo всею чистотой мыслей доверился ты Самому Богу более, нежели себе самому, и понудил себя уповать на Бога более, нежели на душу свою, тогда вселится в тебя оная неведомая сила, и ощутительно почувствуешь, что с тобою несомненно сила, – та сила, которую ощутив в себе, многие идут в огонь и, ходя по водам, не колеблются в помысле своем опасением потонуть; потому что вера укрепляет душевные чувства, и человек ощущает в себе, что как будто нечто невидимое убеждает его не внимать видению вещей страшных и не взирать на видение, превосходящее чувства.

Может быть, ты думаешь, что такое духовное ведение приобретает кто-либо сим душевным ведением? Не только невозможно сим душевным ведением приять оное духовное, но даже нет возможности ощутить его и чувством или сподобиться его – кому-либо из ревностно упражняющихся в ведении душевном. И если некоторые из них желают приблизиться к оному ведению Духа, то, пока не отрекутся от сего душевного, и от всяких изворотов его тонкости, и многосложных его способов и не поставят себя в младенческий образ мыслей, дотоле не возмогут приблизиться, хотя мало, к ведению духовному. Напротив того, великим препятствием бывают для них навык и понятия душевного ведения, пока не изгладят сего мало-помалу. Оное ведение Духа просто и не просиявает в помыслах душевных. Пока разум не освободится от помыслов многих и не придет в единую простоту чистоты, дотоле не возможет ощутить оного духовного ведения.

Вот порядок сего ведения – ощутить наслаждение оною жизнью оного века; посему охуждает оно помыслы многие. Сие душевное ведение, кроме множества помыслов, не может познавать что-либо другое, приемлемое в простоте ума, по слову Изрекшего: «аще не обратитеся, и будете яко дети», не можете войти в Царствие Божие (Мф. 18:3). Но вот многие не приходят в простоту сию, а по добрым делам их уповаем, что соблюдается им часть в Царствии Небесном, так как из смысла евангельских блаженств, которые Господь изобразил различно, можно нам уразуметь, что сими блаженствами показал нам многие изменения в разных родах жития: потому что каждый человек, на всяком пути, каким шествует к Богу, сам всеми теми мерами311 отверзает пред собою дверь Небесного Царствия.

Но оного духовного ведения никто не может приять, если не обратится и не будет как дитя. Ибо с сего только времени ощущается оное услаждение Небесным Царствием. О Царствии Небесном говорят, что оно есть духовное созерцание. И обретается оно не делами помыслов, но может быть вкушаемо по благодати. И пока не очистит себя человек, не имеет он достаточных сил и слышать о нем, потому что никто не может приобрести оного изучением. Если ты, чадо, достигнешь чистоты сердца, производимой верою в безмолвии от людей, и позабудешь знание мира сего, так что не будешь и ощущать его, то внезапно обретется пред тобою духовное ведение, без разыскания о нем. Поставь, говорят, столп, и возливай на него елей, и найдешь сокровище в недре своем (см. Бут. 35:14). Если же ты опутан сетью душевного ведения, то не неуместно мне сказать, что удобнее тебе освободиться от железных уз, нежели от этой сети; и всегда будешь недалек от сетей прелести, и никогда не уразумеешь, как возыметь дерзновение пред Господом и упование на Него, на всякий же час будешь ходить по острию меча и никоим образом не возможешь быть без печали. В чувстве немощи и в простоте молись, чтобы хорошо жить тебе пред Богом и быть без попечения. Ибо как тень следует за телом, так и милость за смиренномудрием. Поэтому если желаешь жить этим, то отнюдь не подавай руки немощным помыслам. Если всякий вред, всякая злоба и все опасности окружат и будут устрашать тебя, не заботься о сем и не ставь сего ни во что.

Если однажды вверил ты себя Господу, вседовлеющему для охранения твоего и смотрения о тебе, и если пойдешь вослед Его, то не заботься опять о чем-либо таковом, но скажи душе своей: «На всякое дело довлеет для меня Того, Кому единожды я предал душу свою. Меня здесь нет; Он это знает». Тогда на деле увидишь чудеса Божии: увидишь, как во всякое время Бог близок, чтобы избавлять боящихся Его, и как Его Промысл окружает их, хотя и невидим. Но потому, что невидим телесными очами хранитель оный312, пребывающий с тобою, не должен ты сомневаться относительно его, будто бы его нет; ибо нередко открывается он телесным очам, чтобы тебе иметь дерзновение.

Как скоро человек отринет от себя всякую видимую помощь и человеческую надежду и с верою и чистым сердцем пойдет вослед Богу, тотчас последует за ним благодать, и открывает ему силу свою в различных вспоможениях. Сперва открывает – в этом явном, касающемся до тела, и оказывает ему помощь промышлением о нем, так что в этом всего более может он ощутить силу Божия Промысла о нем. И уразумением явного313 уверится и в сокровенном, как и свойственно младенчеству его мыслей и житию его. Ибо как иначе уготовляется потребное для него, когда о том и не заботился? Многие удары, приближающиеся к нему, часто исполненные опасностей, проходят мимо, когда человек о них и не помышлял; между тем благодать неощутимо и весьма чудесно отражает от него это и хранит его, как питающая чад своих птица, которая простирает над ними крылья свои, чтобы не приблизился к ним от чего-либо вред.

Благодать дает ему видеть очами своими, как близка была к нему погибель его и как остался он невредимым.

Так обучает его и в отношении сокровенного, открывает пред ним хитросплетение мыслей и помыслов трудных, непостижимых. И легко отыскивается человеком уразумение их, взаимная между ними связь и прелесть314 их, и к которому из сих помыслов прилеплен человек, как они рождаются один от другого и губят душу. И благодать посрамляет пред очами его всю злокозненность демонов и обиталище помыслов их, влагает в него разум усмотреть будущее; в простоте его воссиявает сокровенный свет, чтобы вполне ощущать и силу мыслей в тонких помыслах, и как бы перстом указует ему, что потерпел бы он, если бы не дознал сего. И тогда рождается у него отсюда та мысль, что всякую вещь, малую и великую, должно ему в молитве испрашивать себе у Создателя своего.

Когда Божественная благодать утвердит мысли его, чтобы во всем этом уповал он на Бога, тогда мало-помалу начинает он входить в искушения. И благодать попускает, чтобы насылаемы были на него искушения, соответственные его мере, чтобы понести человеку тяжесть их. И в сих искушениях ощутительно приближается у нему помощь, чтобы не страшился он, пока не обучится постепенно, и приобретет мудрость, и в уповании на Бога станет презирать врагов своих. Ибо умудриться человеку в духовных бранях, познать своего Промыслителя, ощутить Бога своего и сокровенно утвердиться в вере в Него – невозможно иначе, как только по силе выдержанного им испытания.

Как скоро благодать усмотрит, что в помысле человека начало появляться некоторое самомнение и стал он высоко о себе думать, тотчас попускает, чтобы усилились и укрепились против него искушения, пока не познает свою немощь, не прибегнет к Богу и не прилепится к Нему со смирением.

Сим приходит человек в меру мужа, совершенного верою и упованием на Сына Божия, и возвышается до любви. Ибо чудная любовь Божия к человеку познается, когда бывает он в обстоятельствах, разрушающих надежду его. Здесь-то Бог силу Свою показует в спасении его. Ибо никогда человек не познает силы Божией в покое и свободе; и нигде Бог не являл ощутительно действенности Своей, как только в стане безмолвия и в пустыне, в местах, лишенных разговоров и смятения, какие бывают у живущих с людьми.

Не дивись, что, когда приступаешь к добродетели, отовсюду источаются на тебя жестокие и сильные скорби; потому что и добродетелью не почитается та, совершение которой не сопровождается трудностью дела. Ибо по сему самому, как сказал святой Иоанн, она и наименована добродетелью. «Добродетели, – говорит, – обычно встречать затруднения; она достойна порицания, когда привязана к покою». Блаженный монах Марк сказал: «Всякая добродетель именуется крестом, когда исполняет заповедь Духа». Посему-то «вси хотящии жити в страхе Господнем и о Христе Иисусе, гоними будут» (2Тим. 3:12). Ибо говорит Он: «аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет» (Мк. 8:34). Кто не хочет жить в покое, тот, погубив «душу свою Мене ради, обрящет ю» (Мф. 16:25). Для того предварил Он тебя и предложил тебе крест, чтобы ты определил себе смерть, и потом уже послал душу свою идти вослед Его.

Ничто так не сильно, как отчаяние315: оно не знает, чтобы кто победил его десными ли то, или шуими. Когда человек в мысли своей отсечет надежду по отношению к жизни своей, тогда нет ничего дерзостнее его. Никто из врагов не может противостать ему, и нет скорби, слух о которой привел бы в изнеможение мудрование его; потому что всякая приключающаяся скорбь легче смерти, а он подклонил голову, чтобы принять на себя смерть.

Если во всяком месте, во всяком деле, во всякое время, во всем, что ни захотел бы ты совершить, обречешь себя в уме своем на труды и скорбь, то не только во всякое время окажешься благодерзновенным и не ленивым, чтобы противостать всякому представляющемуся тебе неудобству, но от силы ума твоего побегут от тебя устрашающие и ужасающие тебя мысли, обыкновенно порождаемые в человеке помыслами, устремленными к покою316. И все, что встречается тебе трудного и неудобного, покажется тебе удобным и легким. Нередко будет встречаться с тобою противное тому, чего ты ожидал; а быть может, никогда не встретится с тобою ничего подобного.

Ты знаешь, что надежда покоя во все времена заставляла людей забывать великое, благое и добродетели. Но и те, которые в мире сем живут для тела, не могут вполне достигать исполнения желаний своих, если не решаются в уме своем терпеть скорбное. И пoелику свидетельствует о сем опыт, то не нужно убеждать в этом словами, потому что во всяком роде прежде нас, и даже доныне, не от иного чего, но от сего именно317, люди изнемогают и не только не одерживают победы, но даже лишаются наилучшего. Посему скажем короче, что если человек небрежет о Царстве Небесном, то не по чему другому, как по желанию малого здешнего утешения. И не это одно бывает с ним, но часто сильные удары и страшные искушения уготовляются всякому человеку, последующему собственной воле, и к этому идут помыслы его, потому что правит им похоть.

Кто не знает, что и птицы приближаются к сети, имея в виду покой? В сравнении со знанием птиц не более ли скудно, может быть, наше знание о том, что сокровенно или бывает прикрыто обстоятельствами, местом или чем иным, в чем и диавол изначала уловляет нас обещанием покоя и мыслями о нем.

Но имея в мыслях то, чтобы речь текла по желанию, уклонился я от цели, какую предположил в слове своем вначале, а именно, что во всякое время должно нам мыслям своим полагать цель – скорби во всяком деле, которым хотим начать путь ко Господу, и конец совершения пути тщательно утверждать на этом начале. Как часто человек, когда хочет начать что-либо ради Господа, спрашивает так: «Есть ли в этом покой? Нет ли возможности удобно пройти сим путем без труда? Или, может быть, есть на нем скорби, причиняющие томление телу?» Вот как везде, горе и долу, всеми мерами домогаемся мы мнимого покоя. Что говоришь ты, человек? Желаешь взойти на небо, приять тамошнее Царство, общение с Богом, упокоение в тамошнем блаженстве, общение с Ангелами, жизнь бессмертную и спрашиваешь: не труден ли сей путь? Странное дело! Желающие того, что есть в этом преходящем веке, переплывают страшные волны морские, отваживаются проходить путями многотрудными – и вовсе не говорят, что есть труд или печаль в том, что хотят сделать. А мы на всяком месте допытываемся о покое. Но если во всякое время будем представлять в уме путь крестный, то размыслим, какая печаль не легче этого пути?

И ужели еще кто не удостоверился в том, что никто никогда не одержал победы на брани, никто не получал даже тленного венца, никто не достиг исполнения своего желания, хотя бы оно было и похвально, никто не послужил ничем в делах Божиих и не преуспел ни в одной из достохвальных добродетелей, если сперва не пренебрег трудами скорбей и не отринул от себя мысли, побуждающей к покою, от которой рождаются нерадение, уныние, леность и боязнь, а от них – расслабление во всем.

Когда ум возревнует о добродетели, тогда и внешние чувства, как-то: зрение, слух, обоняние, вкус и осязание – не уступают над собою победы таким трудностям, которые для них чужды, необычайны, выходят из предела сил естественных. А если в какое время обнаружит свою деятельность естественная раздражительность, то телесная жизнь бывает пренебрегаема паче уметов318. Ибо когда сердце возревнует духом, тело не печалится о скорбях, не приходит в боязнь и не сжимается от страха, но ум, как адамант, своею твердостью противостоит в нем всем искушениям. Поревнуем же и мы духовною ревностью о воле Иисусовой, и отгнано будет от нас всякое нерадение, порождающее в мыслях наших уныние; потому что ревность рождает отважность, душевную силу и телесную рачительность. Какая сила бывает в демонах, когда душа подвигнет против них свою природную сильную ревность? А также и усердие называется порождением ревности. И когда она приводит в действие свою силу, то придает душе крепость непреодолимую. Да и самые венцы исповедничества, какие приемлют подвижники и мученики за терпение свое, приобретаются сими двумя деланиями – ревности и усердия, которые порождаются силою естественной раздражительности: они в лютой скорби мучений не ощущают страданий. Да даст Бог и нам такое усердие благоугождать Ему! Аминь.

* * *

310

Не с пытливостью ума.

311

Показанными в евангельских блаженствах.

312

Промысл.

313

Чрез познание промышления в явном.

314

Обольщение, ложь.

315

Т. е. когда человек определит себя на скорби до смерти.

316

Телесному.

317

От любления покоя.

318

Сор выметаемый.

Слово 50. О пользе бегства от мира

Подлинно упорен, труден и неудобен подвиг, совершаемый нами среди дел житейских. Сколько бы человек ни мог соделаться непобедимым и крепким, однако, как скоро приближается к нему то, что служит причиною приражения браней и подвигов, – не оставляет его страх и угрожает ему скорым падением, даже более, нежели при явной брани с диаволом.

Поэтому, пока человек не удаляется от того, от чего сердце его приходит в смятение, врагу всегда есть удобство напасть на него. И если немного задремлет он, враг легко погубит его. Ибо, когда душа охвачена вредными встречами с миром, самые встречи сии делаются для нее острыми рожнами; и она как бы естественно побеждается, когда встретит их. И поэтому древние отцы наши, проходившие сими стезями, зная, что ум наш не во всякое время возможет и в состоянии будет неуклонно стоять на одном месте и блюсти стражбу свою, в иное же время не может и усмотреть того, что вредит ему, премудро рассуждали и, как в оружие, облекались в нестяжательность, которая, как написано, свободна от всяких борений (чтобы таким образом своею скудностью человек мог избавиться от многих грехопадений), и ушли в пустыню, где нет житейских занятий, служащих причиною страстей, чтобы, когда случится им319 изнемочь, не встречать причин к падениям, разумею же раздражение, пожелание, злопамятность, славу, но чтобы все это и прочее соделала легким пустыня. Ибо ею укрепляли и ограждали они себя, как непреоборимым столпом. И когда каждый из них мог совершить подвиг свой в безмолвии, где чувства при встрече с чем-либо вредным не находили себе помощи, для содействия нашему противоборнику. Лучше нам умереть в подвиге, нежели жить в падении.

* * *

319

Отцам.

Слово 51. О том, посредством чего можно человеку с изменением внешнего образа жизни приобрести изменение в сокровенных мыслях

Пока человек пребывает в нестяжательности, непрестанно приходит ему на мысль преселение из жизни; и полагает он всегда размышление свое о жизни по воскресении, во всякое время всячески готовится туда и приобретает терпение против всякой чести и телесного покоя, посеваемого в мысли его320; и помысл о пренебрежении мира ежечасно животрепещет в уме его; и дерзает он умом своим, и приобретает во всякое время крепкое сердце, чтобы встретить всякую опасность и всякий страх, причиняющий смерть; даже не боится и смерти, потому что ежечасно устремляет на нее взор, как на приближающуюся, и ожидает ее; попечение же его со всяким несомненным упованием возвергнуто на Бога. И если встретятся ему скорби, то он как бы уверен и точно знает, что скорби доставят ему венец; и терпит их со всякою радостью, принимает их с веселием и радованием. Ибо знает, что Сам Бог по причинам полезным предназначает ему оные в Своем неявном промышлении о недоведомом для нас.

Если же случится ему, по действию и ухищрению оного мудреца на всякое зло, по какой-либо причине приобрести что-либо преходящее, то в сей же самый час в душе его начинает пробуждаться любовь к телу; помышляет он о долгой жизни; ежечасно в нем возникают и приходят в силу помыслы о плотском покое, превозмогает над ним телесное, и изыскивает сам в себе, невозможно ли ему, каким то ни было образом, иметь у себя все, что составляет для него этот покой, и выходит он из этой свободы, не покоряющейся какому-либо помыслу страха; отсюда при всяком случае останавливается он на мыслях, приводящих в боязнь, и придумывает причины к страху, потому что отнята у него эта твердость сердца, какую приобрел он, когда в своей нестяжательности был выше мира, и какою обогащался в душе своей, так как стал он наследником мира сего, по мере того, что приобрел. Подвергается же он страху по закону и домостроительству, определенному Богом. На служение чему уготованы бывают члены наши, тому и порабощаемся и, по слову апостола, повинны бываем работать со всяким страхом (см. Рим. 6:16Євр. 2:15).

Прежде всех страстей – самолюбие; прежде всех добродетелей – пренебрежение покоем. Кто тело свое предает покою, тот в стране мира причиняет ему скорбь. Кто наслаждается в юности своей, тот делается рабом321 в старости и воздыхает в последние дни свои. Как тому, у кого голова в воде, невозможно вдыхать в себя тонкого воздуха, вливающегося в это пустое недро322, так и тому, кто погружает мысль свою в здешние заботы, невозможно вдыхать в себя ощущений оного нового мира. Как воня смерти расстраивает телесный состав, так и непристойное зрелище – мир ума. Как невозможно, чтобы в одном теле были здравие и болезнь и одно не уничтожалось другим, так невозможно, чтобы в одном доме было изобилие денег и любовь323, и одно из них не уничтожало другого. Как стекло не может оставаться целым при столкновении с камнем, так и святой, когда бывает, остается и беседует с женою, не может пребыть в чистоте своей и не оскверниться. Как с корнем вырываются деревья сильным и постоянным потоком вод, так искореняется и любовь к миру в сердце притоком искушений, устремленных на тело.

Как лекарства истребляют нечистоту худых соков в теле, так и жестокость скорбей очищает сердце от лукавых страстей. Как мертвец не может чувствовать дела живых, так и душа инока, погребенного в безмолвии, как в гробе, лишена того веяния, какое обыкновенно, наподобие дыма, появляется при ощущении чего бы то ни было, находящегося в употреблении у людей. Как невозможно остаться невредимым тому, кто щадит своего врага во время битвы, так невозможно и подвижнику душу избавить от погибели, если щадит он тело свое324. Как дитя поражается страшными зрелищами и, убежав (от них), держится за края одежды своих родителей, призывая их на помощь, так и душа, в какой мере утесняется и сокрушается страхом искушений, спешит прилепиться к Богу, призывая Его в непрестанной молитве. И пока искушения продолжают одно за другим нападать на нее, умножает моление; и, напротив, когда получает освобождение, предается парению мыслей.

Как предаваемым в руки судей для наказания за злодеяние, если они, как скоро приближаются к пыткам, смирятся и немедленно сознаются в неправде своей, наказание уменьшается, и вскоре по малых скорбях освобождаются они; если же какие преступники бывают упорны и не сознаются, то подвергают их новым пыткам, и хотя напоследок, после многих истязаний, когда тело их покрыто бывает ранами, и сознаются они невольно, но не получают от того никакой пользы; так и мы, когда за прегрешения наши, неосмотрительно нами сделанные, милосердие325 предает нас в руки праведного всех Судии и повелевает распростереть нас под жезл искушений, чтобы облегчить тамошнее наказание наше, если, как скоро приблизится к нам жезл Судии, смиримся, вспомним свои неправды и принесем в них исповедание пред Отмстителем326, по кратковременных искушениях вскоре избавимся; а если ожесточимся в скорбях своих и не исповедуем, что мы повинны им и достойны потерпеть еще и большие сих (скорби), но станем обвинять людей, а иногда и бесов, в иное же время и Божию правду, и утверждать, что мы не заслуживаем таких дел, и это будем помышлять и говорить, а не помыслим, что Бог лучше нас самих знает и ведает нас, что суды Его по всей земле, и без Его повеления не наказывается человек, – то все случающееся с нами будет причинять нам непрестанную печаль, скорби наши увеличатся, и одна после другой будут они, подобно веревке, связывать нас, пока не познаем себя, не смиримся и не почувствуем беззаконий своих (ибо, не почувствовав их, невозможно нам дойти до исправления); и напоследок, томимые множеством скорбей, без пользы для себя будем приносить исповедание, когда, обыкновенно, уже не бывает утешения. Но сие – восчувствовать грехи свои – есть Божие дарование, входящее в нашу мысль, когда Бог видит, что утомлены мы многообразными искушениями, чтобы, при всех несчастиях и скорбях наших, не отойти нам из мира сего, не получив никакой пользы. И то, что не уразумеваем искушений, бывает не по трудности327, но от неразумия. Нередко иные, находясь в подобных обстоятельствах, отходят из мира сего виновными в своих грехах, но отрицающимися от них и обвиняющими328; милосердный же Бог ожидал, не смирятся ли они как-нибудь, чтобы простить их и сотворить им избавление; и не только сотворил бы избавление их от искушений, но простил бы им и прегрешения, умилостивившись и малым сердечным исповеданием.

Как иной человек, принеся великий дар царю, награждается от него ласковым взором, так и тому, кто имеет в молитве своей слезы, великий Царь веков, Бог, прощает всякую меру грехопадений и награждает его благоволительным взором. Как овца, выходя из ограды и скитаясь отдельно329, останавливается у логовища волков, так и монах, отлучающийся от собрания друзей своих, под предлогом пребывания на безмолвии, постоянно приходит, и уходит, и приближается к зрелищам и театральным позорищам, проходя по городам.

Как человек, который на раменах своих несет многоценную жемчужину и идет путем, на котором есть разбойники и о котором носится худая молва, ежечасно бывает в страхе, чтобы не подвергнуться нападению, так и тот, кто несет бисер целомудрия и шествует в мире по вражескому пути, не имеет надежды избавиться от разбойников и расхитителей, пока не придет в обитель гроба, т. е. в страну упования. И может ли не страшиться тот, кто несет с собою драгоценную жемчужину? Так и этот не знает, в каком месте, откуда и в какой час нападут на него и лишат его внезапно надежды его330, и в дверях дома своего, т. е. во время старости своей, будет он ограблен.

Как человек, который пьет вино в день плача, упившись, забывает всякую печаль о своем трудном положении, так и упоенный любовию Божиею – во всем мире, который дом плача, забывает все свои труды и печали и по причине своего упоения делается нечувствительным ко всем греховным страстям. Сердце его подкрепляется надеждою на Бога; душа его легка, как пернатая птица; ум его ежечасно возносится от земли, превыше всего человеческого, парит приснопоучением помыслов своих и наслаждается среди бессмертных у Всевышнего. Ему слава и держава во веки веков! Аминь.

* * *

320

Сопротивляясь внушениям честолюбия и самоупокоения.

321

Страстей.

322

Во внутренность его.

323

К ближним.

324

Подаянием ему излишнего покоя.

325

Божие, для пользы нашей.

326

Пред Богом.

327

Для разумения их.

328

Других или Бога.

329

От своего стада.

330

Сохранения целомудрия.

Слово 52. О нощном бдении и о различных способах его делания

Когда пожелаешь стать на служение бдения, тогда, при содействии Божием, поступи, как скажу тебе. Преклони по обычаю колена твои и восстань; и не тотчас начинай службу твою, но, когда помолишься сперва, и совершишь молитву331, и назнаменуешь сердце свое и члены свои животворящим знамением креста, стой несколько времени молча, пока успокоятся чувства твои и утишатся помыслы твои. После сего возведи внутренний взор свой ко Господу и с печалью умоляй Его укрепить немощь твою, чтобы стихословие твое и мысли сердца твоего соделались благоугодными святой Его воле. И скажи безмолвно в молитве сердца своего так:

«Господе Иисусе, Боже мой, призирающий на тварь Свою, Ты, Которому явны страсти мои, и немощь естества нашего, и сила супостата нашего, Ты Сам укрой меня от злобы его, потому что сила его могущественна, а естество наше бедственно, и сила наша немощна. Посему Ты, Благий, Который знаешь немощь нашу и понес на Себе трудности нашего бессилия, сохрани меня от мятежа помыслов и от потопа страстей и соделай меня достойным сей святой службы, чтобы мне страстями своими не растлить ее сладости и не оказаться пред Тобою бесстыдным и дерзким».

Должно же нам со всею свободою вести себя во время службы нашей без всякой детской и смущенной мысли. А если увидим, что времени немного и до окончания службы застигнет нас утро, то по доброй воле с ведением оставим из обычного правила одну или две славы, чтобы не было места смятению, чтобы не утратить вкуса к службе нашей и не читать не в должном порядке псалмы первого часа.

Если, когда отправляешь службу, помысл заговорит в тебе и станет нашептывать: «Поспеши несколько, ибо дела у тебя много; скорее освободишься», ты не приобщайся к сему помыслу. А если сильнее будет беспокоить тебя этим, то воротись тотчас назад на одну славу, или на сколько хочешь, и каждый стих, заключающий в себе вид молитвы332, с размышлением повторяй многократно. И если опять будет смущать и стеснять тебя помысл, оставь стихословие, преклони колена на молитву и скажи: «Желаю не слова вычислять, но обителей достигнуть; ибо всякою стезею, какою ни поведешь меня, пойду скоро». Оный народ, сливший тельца в пустыне, сорок лет ходил по ней, переходя горы и холмы, восходя на них и нисходя с них, а землю обетования не видел даже издалека.

Если же, когда пребываешь во бдении, продолжительное стояние одолевает тебя своею долговременностью, и изнеможешь от бессилия, и скажет тебе помысл, вернее же сказать, злохитренный проговорит в помысле, как в змии: «Окончи, потому что не можешь стоять», то отвечай ему: «Нет; но посижу одну кафисму333, и это лучше сна. И если язык мой молчит и не выговаривает псалма, ум же поучается с Богом в молитве и в собеседовании с Ним, то бодрствование полезнее всякого сна». Бдение не есть всецело ни стояние, ни стихословие одних псалмов. Напротив того, иной всю ночь проводит в псалмах, другой – в покаянии, молитвах умиленных и земных поклонах, а иной – в слезах и рыдании о своих грехах.

Об одном из наших отцов говорят, что сорок лет молитву его составляла одна речь: «Я согрешил, как человек, Ты же прости, как Бог». И отцы слышали, как он с печалью твердил этот стих, а между тем плакал и не умолкал; и сия одна молитва была у него вместо службы днем и ночью. И еще, иной немного вечером стихословит, остаток же ночи проводит в пении тропарей, а другой – в славословии и чтении. Иной ставит себе правилом не преклонять колен, подобно тому, на кого нападал блудный помысл334. Богу же нашему слава и держава во веки веков! Аминь.

* * *

331

Начальную.

332

В сирийском тексте: «весь стих, заключающий в себе полный смысл».

333

Т. е. прочту сидя.

334

Преподобный Моисей Мурин.

Слово 53. О том, какую честь имеет смиренномудрие и как высока степень его

Хочу отверзть уста мои, братия, и говорить о высоком предмете, о смиренномудрии; но исполняюсь страхом, как и тот, кто знает, что намеревается беседовать о Боге по своему собственному разуму. Смиренномудрие есть одеяние Божества. В него облеклось вочеловечившееся Слово и чрез него приобщилось нам в теле нашем. И всякий, облеченный в оное, истинно уподобился Нисшедшему с высоты Своей, сокрывшему добродетель величия Своего и славу Свою прикрывшему смиренномудрием, чтобы тварь не была попалена видением сего. Ибо тварь не могла бы взирать на Него, если бы не восприял Он части от нее335 и таким образом стал беседовать с нею; не могла бы и услышать словес из уст Его лицом к лицу. Потому-то и сыны Израилевы не могли слышать гласа Его, когда глаголал к ним из облака, и сказали Моисею: «С тобою пусть глаголет Бог, и ты возвести нам словеса Его, и «да не глаголет к нам Бог, да не когда умрем»” (Вих. 20:19).

Да и как тварь могла открыто приять лицезрение Его? Видение Божие так страшно, что и ходатай336 сказал: «пристрашен есмь и трепетен» (Євр. 12:21); потому что на горе Синайской явилась сия добродетель славы; гора дымилась и колебалась от страха бывшего на ней откровения, так что и звери, приближавшиеся к низшим частям горы, умирали; а сыны Израилевы, очистив себя, по повелению Моисееву, три дня уготовлялись и снаряжались, чтобы сделаться достойными слышать глас Божий и видеть Божие откровение; но, когда наступило время, не могли приять337 видения света Его и крепости гласа громов Его.

Ныне же, когда пришествием Своим излиял на мир благодать Свою, то не в трусе, не в огне, не в гласе страшном и крепком снисшел Он, но – как дождь на руно и как капля, тихо капающая на землю, и видим был беседующим с нами иным способом, т. е. когда Он как бы в сокровищнице утаил величие Свое под завесою плоти (см. Євр. 10:20) и среди нас беседовал с нами в ней, соделав ее Себе мановением Своим в лоне Девы и Богородицы Марии, дабы мы, видя, что Он с нами беседует, как единый из нашего рода, не ужасались при воззрении на Него.

Поэтому всякий, кто облекся в то одеяние338, в котором видим был Сам Творец, облекшись в тело наше, тот облекся в Самого Христа; потому что и он пожелал облечься, по внутреннему своему человеку, в то подобие, в каком Христос видим был твари Своей и пожил с нею, и в этом подобии он видим бывает своим сорабам, и сим украсился он вместо одеяния чести и внешней славы.

Посему тварь, словесная и бессловесная, взирая на всякого человека, облеченного в сие подобие, поклоняется ему, как владыке, в честь Владыки своего, Которого видела облеченным в это же подобие и в нем пожившим. Ибо какая тварь не будет благоговеть, взирая на смиренномудрого? Впрочем, пока слава смиренномудрия не была всем открыта, пренебрегаемо было это исполненное святости зрелище. Ныне же воссияло величие его пред очами мира, и всякий человек чтит подобие сие, где бы оно ни виделось. В сем посредстве сподобилась тварь приять видение Творца и Зиждителя своего. Поэтому не презирается оно339 и врагами истины, и хотя бы приобретший оное был скуднее всякой твари, однако ж обручившийся ему, как венцом и порфирою, украшается им.

Смиренномудрого никогда человек не преследует ненавистью, не уязвляет словом и не презирает его. Пoелику любит его Владыка его, то всеми любим он. И он всех любит, и его все любят. Все желают его и на всяком месте, куда ни приближается, взирают на него, как на Ангела света, и воздают ему честь. Если и начнут речь мудрый или наставник, то они умолкнут, потому что место говорить уступают смиренномудрому. Очи всех устремлены на его уста, в ожидании, какое слово изыдет из них. И всякий человек ожидает словес его, как словес Божиих. Его краткое слово то же, что слова мудрецов, в которых они излагают мысли свои. Слова его сладостны слуху мудрых более, нежели сот и мед для гортани. Все приемлют его, как Бога, хотя он и неучен в слове своем, уничижен и невзрачен по виду своему.

Кто презрительно говорит о смиренномудром и не признает его за человека, тот как бы на Бога отверзает уста свои. Но, между тем как в очах его пренебрегается смиренный, у всякой твари соблюдается честь ему. Приближается ли смиренномудрый к губительным340 зверям, – и едва только обратят взор свой на него, укрощается свирепость их; они подходят к нему, как к своему владыке, поникают своими головами, лижут руки и ноги его, потому что ощутили от него то благоухание, какое исходило от Адама до его преступления, когда звери собраны были к Адаму и нарекал он им имена в раю. Это отнято было у нас; но обновил и даровал нам сие паки пришествием Своим Иисус. Сим-то и помазано благоухание человеческого рода. Приближается ли также смиренномудрый к смертоносным гадам – и едва только приблизится ощущение руки его и коснется их тела, прекращается едкость и жестокость смертоносной их горечи, и своими руками давит их, как саранчу. Приближается ли он к людям – и внимают ему, как Господу. И что говорю о людях? Даже демоны, при всей наглости и злобе своей, при всей высоковыйности гордыни своей, приближаясь к нему, делаются как прах; вся злоба их теряет силу, разрушаются козни их, бездейственными остаются злоухищрения их.

Теперь, пoелику показали мы величие чести смирению от Бога и сокрытую в нем силу, то покажем уже, что есть самое смирение и когда человек удостаивается приять оное в том совершенстве, какого оно достигает. Сделаем также различие между смиренномудрым по видимости и между сподобившимся истинного смиренномудрия.

Смирение есть некая таинственная сила, которую, по совершении всего Божественного жития, восприемлют совершенные святые. И не иначе, как только одним совершенным в добродетели, сила сия дается силою благодати, поскольку они естеством могут принять по определению Божию, потому что добродетель сия заключает в себе все. Поэтому не всякого человека, кто бы он ни был, можно почитать смиренномудрым, но одних сподобившихся сего, сказанного нами чина.

Не всякий, кто по природе скромен и безмолвен, или благоразумен, или кроток, достиг уже степени смиренномудрия. Но истинно смиренномудр тот, кто имеет в сокровенности нечто достойное гордости, но не гордится и в помысле своем вменяет это в прах. Да и того, кто смиряется при воспоминании грехопадений и проступков и памятует оные, пока не сокрушится сердце его, и ум его при воспоминании о них не снизойдет с высоты горделивых мыслей, – хотя и сие похвально – не назовем смиренномудрым, потому что есть еще в нем горделивый помысл и не приобрел он смирения, а только ухищряется приблизить его к себе. И хотя, как сказал я, и сие похвально, однако же смирение еще не принадлежит ему; желает он только смирения, но смирения нет у него. Совершенно же смиренномудр тот, кто не имеет нужды мудрованием своим изобретать способы быть смиренномудрым, но во всем этом совершенно и естественно имеет смирение без труда; и хотя приял он в себя некое дарование великое и превышающее всю тварь и природу, но на себя смотрит как на грешника, на человека, ничего не значащего и презренного в собственных своих глазах; и хотя вошел он в тайны всех духовных существ и во всей полноте совершен стал в мудрости всей твари, сам себя признает ничего не значащим. И этот, не ухищренно, но без принуждения таков в сердце своем.

Возможно ли человеку соделаться таким и по природе так изменить себя, или нет?

Итак, не сомневайся, что приятая человеком сила таинств совершает в нем это, во всякой добродетели, без его трудов. Это есть сила, которую прияли блаженные апостолы в виде огня. Для нее-то заповедал им Спаситель «от Иерусалима не отлучатися», пока не примут силы свыше (Деян.1:4). Иерусалим сей есть добродетель, сила – смирение, а сила свыше – Утешитель, т. е. Дух утешения. Сие-то и значит сказанное о нем в Божественном Писании, что тайны открываются смиренномудрым. Сего же Духа откровений, показующего тайны, сподобляются приимать внутрь себя смиренномудрые. Посему-то и сказано некоторыми святыми, что смирение усовершает душу Божественными созерцаниями.

Итак, да не осмелится человек помыслить в душе своей, что сам собою пришел он в меру смиренномудрия, и ради одного помысла умиления, возникшего в нем в некое время, или за малые слезы, истекшие у него, или за одно какое-либо доброе свойство, которое имеет он по естеству или которым овладел с усилием, – приобрел он то, что составляет полноту всех тайн, что служит хранилищем всех добродетелей, и все это, говорю, приобрел малыми делами, а не сим дарованием. Напротив того, если человек победил всех сопротивных духов, и из дел всякой добродетели не осталось ни одного, которого бы не совершил явно и не приобрел, если победил и покорил все твердыни сопротивников, и после этого ощутил в себе духом, что приял сие дарование, когда, по слову апостола, «Дух спослушествует духови» его (Рим. 8:16), – то сие есть совершенство смиренномудрия. Блажен, кто приобрел его; потому что ежечасно лобызает и объемлет он недро Иисусово.

Если же спросит человек: «Что мне делать? Как приобрести? Каким способом соделаться достойным приять смирение? Вот, принуждаю сам себя и, как скоро подумаю, что приобрел оное, вижу, что вот противные ему мысли обращаются в моем уме, и оттого впадаю теперь в отчаяние».

Сему вопрошающему такой дан будет ответ: «довлеет ученику» сделаться подобным учителю своему, рабу – подобным господину своему (Мф. 10:25). Смотри, как приобрел смирение Тот, Кто заповедал оное и дарует сие дарование, и подражай, и обретешь его. Он сказал: «грядет сего мира князь и во Мне не имать ничесоже» (Ін. 14:30). Видишь ли, как при совершенстве всех добродетелей приобрести смирение? Поревнуем Сему давшему заповедь. Он говорит: «лиси язвины имут, и птицы небесныя гнезда: Сын же человеческий не имать где главы подклонити» (Мф. 8:20). Говорит же сие Тот, Кто от всех, во всяком роде совершенных, освященных и достигших полноты, имеет славу, вместе с Отцем, Его пославшим, и со Святым Духом, ныне и всегда, и во веки веков. Аминь.

* * *

335

Человеческую природу.

336

Пророк Моисей.

337

Стерпеть, вынести.

338

Смирения.

339

Смиренномудрие.

340

Хищным.

Слово 54. О разных предметах, в вопросах и ответах

Вопрос. Хорошо ли удаляться от всего, что раздражает страсти? И такое бегство, когда душа избегает браней и избирает себе покой, победою ли признается или поражением души?

Ответ. Ответим на это кратко. Иноку всячески должно избегать всего, что раздражает в нем лукавые страсти, особенно – отсекать в себе причины страстей и то, чем приводятся в действие и от чего возрастают, хотя бы то самые малые страсти. Если же настанет время противостать страстям и бороться с ними, когда ставятся нам сети в духовном созерцании341, то сделаем это не шутя, но искусно. И человеку всегда должно отвращать мысль свою от страстей к естественному добру, какое Создателем вложено в природу, хотя диавол и извратил истину лукавым искушением. И если прилично так сказать, то ему должно бегать не только от докучливости страстей, но и от чувств своих, и погружаться во внутреннего своего человека, и там уединенно пребывать, непрестанно делая в винограднике сердца своего, пока не приведет он дел в согласие с монашеским именем, нареченным ему в сокровенности его и явно.

И может быть, что сим пребыванием близ внутреннего человека придем в совершенное соединение с ведением нашей надежды, живущего в нас Христа. Ибо когда ум наш пребывает там342 уединенно и отшельнически, тогда не он уже ведет брань со страстями, но благодать; разве только и самые страсти не приходят в нем в действие343.

Вопрос. Если человек что делает ради душевной чистоты, а другие, не понимая, соблазняются его духовным житием, то должно ли ему удаляться божественного своего жития по причине соблазна или делать, что полезно для его намерения, хотя то и соблазнительно для взирающих на него?

Ответ. Скажем и о сем, что, если кто по правилам, какие принял от бывших прежде него отцов, делает что-либо служащее к очищению ума его, и предположил в себе эту цель – достижение чистоты, а другие, не знающие, соблазняются его намерением, то в ответственности не он, а соблазняющиеся. Не для того он воздерживается, или постится, или живет в строгом затворничестве и делает, что полезно для его цели, чтобы другие соблазнялись, но для того, чтобы очистить ум свой. А соблазняющиеся порицают его по незнанию цели жития его и погрешают против истины, потому что, пребывая в нерадении, неспособны были уразуметь ту духовную цель, которую предположил он себе, т. е. чистоту своей души. О них блаженный Павел написал, говоря: «слово крестное погибающим убо юродство есть» (1Кор. 1:18). Что же теперь? Пoелику слово крестное сими, не ощутившими силы слова, вменено было в юродство, то Павлу должно ли было молчать, а не проповедовать? Но вот и доныне учение крестное служит преткновением и соблазном для иудеев и для эллинов; поэтому и нам молчать об истине, чтобы не соблазнялись? Но Павел не только не молчал, но даже громко взывал, говоря: «мне да не будет хвалитися, токмо о кресте Господа нашего Иисуса Христа» (Гал. 6:14). Сия хвала о кресте высказана святым не для того, чтобы других соблазнить, но потому, что велика проповедуемая сила Креста. Посему и ты, святой, совершай житие свое сообразно с тою целью, какую предположил себе пред Богом, в чем не осуждается совесть твоя, и житие свое испытывай по Божественным Писаниям и по тем заповедям, какие принял ты от святых отцов344. И если не будешь обвиняем345 ими, то не бойся того, чем соблазнились другие. Ибо ни один человек не может всех равно осведомить346, или всем угодить, и (в то же время) в сокровенности своей поработать Богу347.

Блажен тот монах, о блаженный, который действительно стремится к чистоте души своей всею силою своею и тем законным путем, каким шествовали к чистоте отцы наши, по тем степеням ее, по каким они восходили по чину и степени, и он возвысится до приближения к ней в премудрости и терпении скорби, а не по чуждым степеням ухищрений348.

Чистота души есть первоначальное дарование естеству нашему. Без чистоты от страстей душа не врачуется от недугов греха и не приобретает славы, утраченной преступлением. Если же кто сподобился очищения, т. е. душевного здравия, то ум его действительно и на самом деле приемлет в себя радость духовным чувством; ибо делается он сыном Божиим и братом Христовым и не имеет времени349 ощущать встречающееся с ним доброе и худое.

Да даст нам Бог познать волю Его, чтобы, всегда ее исполняя, прийти нам в вечный Его покой, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому подобает всякая слава, честь и поклонение, ныне и во веки беспредельных веков. Аминь.

* * *

341

Когда тонко бываем искушаемы при видении духовном.

342

Во внутреннем делании.

343

Впрочем, и самые страсти движутся в нем не так сильно, чтобы могли побуждать его к исполнению их на деле.

344

Согласно ли оно с ними.

345

Обличен в противном.

346

О себе.

347

Творить угодное Богу.

348

Действий неправильных.

349

От оной неизреченной духовной радости, рождающейся от чистоты.

Слово 55. Послание к преподобному Симеону Чудотворцу

Послание твое, святой, не просто начертанные слова; напротив того, в нем, как в зеркале, изобразил и показал ты любовь свою ко мне. И как представлял ты меня себе, так и написал, и самым делом показал, что любишь меня чрезмерно, а потому, от сильной любви, позабыл и меру мне. Ибо, что я должен был написать твоему преподобию и о чем мне, если бы у меня было попечение о своем спасении, надлежало у тебя спрашивать и узнать от тебя истину, о том предупредил ты написать мне, по великой любви. А может быть, сделал это и по ухищрению любомудрия, чтобы тонкими и духовными вопросами, которые ты мне предлагаешь, пробудить душу мою от нерадения, в какое глубоко она была погружена. Впрочем, и я, по этой любви, по которой забыл ты меру мне, забываю свою скудость, а потому обращаю внимание не на то, к чему могу быть способен, но на то, что может сделать твоя молитва. Ибо когда я забуду меру себе, а ты молитвами своими упросишь Бога, чтобы совершилось прошение твое, тогда, без сомнения, чего просил ты в молитве, дано это будет от Бога тебе, как искреннему Его служителю.

Итак, первый вопрос в послании твоем следующий:

Вопрос. Должно ли сохранять все заповеди Господни и нет ли способа спастись не сохраняющему их?

Ответ. Об этом, как мне кажется, нет нужды кому-либо и спрашивать. Ибо хотя заповедей и много, однако же должно сохранять их. В противном случае, Спасителю не нужно было бы и давать их, потому что Владыка, как думаю, ничего не сказал и не сделал лишнего, на что не было бы причины и в чем не имелось бы нужды. Ибо целью пришествия Его, когда дал нам животворящие заповеди Свои, как очистительные врачевства в нашем страстном состоянии, было то, чтобы очистить душу от зла, произведенного первым преступлением, и восстановить ее в первобытное ее состояние. Что врачевства для больного тела – то заповеди для страстной души. И явно, что заповеди были даны против страстей, для уврачевания преступной души, как ясно говорит Господь ученикам Своим: «имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя; а любяй Мя возлюблен будет Отцем Моим, и Аз возлюблю его и явлюся ему Сам. И к нему приидема и обитель у него сотворима» (Ін. 14:21,23). И еще: «о сем разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще… любите друг друга» (Ін. 13:35,34). Ясно же, что любовь может быть приобретена после душевного здравия; а душа, не сохранившая заповедей, не есть здравая.

Хранение заповедей еще ниже духовной любви. И пoелику много таких, которые хранят заповеди из страха или ради награды в будущем, а не по любви, то Господь многим убеждает к хранению заповедей по любви, дающей душе свет. И еще: «да видят» люди «ваша добрая дела и прославят Отца вашего, Иже на небесех» (Мф. 5:16). Но в душе не могут быть видимы добрые дела, каким научил Господь, если не будут сохранены заповеди. А что заповеди не тяжелы для любящих истину, об этом Господь сказал: «приидите вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы. Иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть» (Мф. 11:28,30). А что все заповеди должны быть сохраняемы нами рачительно, и об этом Он Сам заповедал, говоря: кто разоряет «едину заповедей сих малых» и учит тому «человеки», тот «мний наречется в Царствии Небеснем» (Мф. 5:19). После всего этого, узаконенного к спасению нашему, не могу сказать, что не должно сохранять всех заповедей. Да и самая душа не в состоянии будет сделаться чистою, если не будет хранить их. Заповеди даны Господом как врачевства, чтобы очищать от страстей и грехопадений.

Ты знаешь, что зло привзошло к нам от преступления заповедей. Итак, ясно, что здравие возвращается снова их хранением. А без делания заповедей, пока прежде всего не пойдем оным путем, ведущим к душевной чистоте, не должно нам и желать и ожидать очищения души. И не говори, что Бог и без делания заповедей может, по благодати, даровать нам душевное очищение; ибо это – Господни суды, и Церковь не повелевает нам просить чего-либо такового. Иудеи, во время возвращения своего из Вавилона в Иерусалим, шествовали путем естественно проложенным, и таким образом пришли во святой град свой, и узрели чудеса Господни. Но Иезекииль сверхъестественно, по действию откровения, был восхищен и прибыл в Иерусалим, и в Божественном откровении соделался зрителем будущего обновления. Подобное сему бывает и в отношении душевной чистоты. Иные путем протоптанным и законным, чрез хранение заповедей в многотрудном житии, кровию своею приходят в душевную чистоту; а другие удостаиваются ее по дару благодати. И чудно то, что не позволено просить в молитве чистоты, даруемой нам по благодати, и отказываться от жития, препровождаемого в делании заповедей. Ибо тому богатому, вопросившему Господа, как «живот» вечный наследую» (Лк. 10:25), Господь ясно сказал: «соблюди заповеди» (Мф. 19:17). И когда богатый спросил: «Какие заповеди?» – во-первых, повелел ему удерживаться от злых дел и так напомнил о заповедях естественных (см. Мф. 19:18-19). Когда же домогался узнать еще больше, сказал ему: «аще хощеши совершен быти, продаждь имение твое и даждь нищим», и возьми крест свой, «и гряди вслед Мене» (Мф. 19:21). А это значит: умри для всего, что имеешь у себя, и потом живи во Мне; изыди из ветхого мира страстей, и так войдешь в новый мир Духа; сними и совлеки с себя ведение худых нравов и ухищрений, и так облечешься в простое ведение истины. Ибо Господь, сказав: возьми крест твой (см. Мф. 16:24), научил тем человека умереть для всего в мире. И когда умертвил Он в нем ветхого человека, т. е. страсти, тогда сказал ему: «гряди вслед Мене» (Мф. 19:21). Ветхому человеку невозможно ходить путем Христовым, как сказал блаженный Павел: «яко плоть и кровь Царствия Божия наследити не могут, ниже тление нетления наследствует» (1Кор. 15:50); и еще: совлекитесь «ветхого человека, тлеющаго в похотех», и тогда возможете облечься в нового, обновляемого познанием уподобления Сотворшему его (см. Еф.4:22,24); и еще: «мудрование» перстное «вражда на Бога: закону бо Божию не покоряется, ниже бо может». Ибо сущии во плоти плотское мудрствуют и Богу угодити духовным мудрствованием «не могут» (Рим. 8:7,8). Ты же, святой, если любишь чистоту сердца и сказанное тобою духовное мудрствование, прилепись к Владычним заповедям, как сказал Владыка наш: «аще» любиши «внити в живот, сохрани заповеди» (Мф. 19:17), из любви к Давшему их, а не из страха или за воздаяние награды. Ибо сладость, сокрытую в правде, вкушаем не тогда, как делаем правду, но когда любовь к правде снедает сердце наше; и соделываемся грешниками не тогда, как сделаем грех, но когда не возненавидим его и не раскаемся в нем. И не говорю, чтобы кто-либо из древних или из людей последних времен и не сохранив заповедей, достиг чистоты и сподобился духовного созерцания; напротив того, как мне кажется, кто не сохранил заповедей и не шествовал по следам блаженных апостолов, тот недостоин именоваться святым.

Блаженный Василий и блаженный Григорий, о которых сказал ты, что были любителями пустыни, столпами и светом Церкви и восхваляли безмолвие, пришли в безмолвие не тогда, когда были праздны от делания заповедей, но жили сперва в мире350, и хранили заповеди, какие должно было хранить живущим в обществе, и потом пришли в душевную чистоту, и сподобились духовного созерцания. Поистине я уверен, что когда жили они в городах, то принимали странных, посещали больных, одевали нагих, умывали ноги труждащихся и, если кто поял их «поприще едино», шли с ним «два» (Мф. 5:41). И когда сохранили заповеди, потребные в жизни общественной, и ум их начал ощущать351 первоначальную непоколебимость352, Божественные и таинственные созерцания, тогда возревновали они – и вышли в пустынное безмолвие; и с сего времени пребывали с внутренним своим человеком353, почему соделались созерцателями и пребыли в духовном созерцании, пока не были призваны благодатию соделаться пастырями Церкви Христовой.

Относительно же сказанного тобою, что Великий Василий иногда хвалил сожительство со многими, а иногда отшельничество, замечу, что истинно рачительные двумя способами приобретают себе пользу354, каждый – по мере сил, по тому различию и по той цели, какую предположил он себе. Ибо в сожительстве со многими иногда бывает польза сильным, а иногда немощным; то же самое бывает и в пустыне. Кто достиг душевного здравия, у кого ум срастворен с Духом и кто умертвил себя для жития человеческого, тому общежитие со многими не бывает вредным, если трезвится он в делах своих. И он355 не для того живет со многими, чтобы самому получать пользу, но чтобы приносить пользу (другим), потому что Богом он призван был (на это) именем прочих отцов. Но и немощному, которому нужно еще возрастать, питаясь млеком заповедей, полезно также сожительство с многими, пока не обучится, не образуется, не постраждет от искушений, не будет падать и в большом числе случаев восставать и не приобретет душевного здравия. Нет младенца, которого не питали бы потоками молока, и ни один монах, не быв вскормлен млеком заповедей, не преуспел, не препобедил страстей и не сподобился чистоты. А подобным образом и пустыня, как сказали мы, иногда полезна немощным и спасающимся бегством356, и иногда и сильным: и первым – чтобы найденное ими (в мире) вещество357 не содействовало тому, чтобы в них разгорелись и возросли страсти; а сильным – тем, что они не окружены веществом и не встретят брани лукавого358. Действительно, как сказал ты, пустыня усыпляет страсти. Но от человека требуется не это одно – усыпить страсти, а и то, чтобы искоренить их, т. е. преодолеть их, когда будут против нас упорствовать359. Страсти же усыпленные пробуждаются, как скоро встречается причина прийти им в деятельность.

А как узнать тебе, говоришь ты, что не одна пустыня усыпляет страсти? Заметь, что во время болезни и великой немощи страсти не сильно нападают на нас.

И не это только, но даже нередко усыпляют они одна другую, когда одна другой уступает место. Ибо страсть тщеславия заставляет уступить ей место блудную страсть, и опять страсть блудная укрощает страсть славолюбия. Итак, не потому только будем желать пустыни, что усыпляет она страсти, но пожелаем, чтобы, при недостатке чувственного и в удалении от всего, умудриться нам в ней, и чтобы обновился в нас внутренний, духовный о Христе человек, чтобы на всякий час быть нам наблюдателями над самими собою, и чтобы ум наш соделался бодрственным и охранял себя ежечасно, и не похищалось у него памятование надежды его.

Сего, кажется мне, достаточно на первый твой вопрос, если только и в этом настояла нужда. Скажем за сим и о втором, а он был следующий:

Вопрос. Почему Господь наш, для уподобления нашего величию Отца Небесного, назначил нам милосердие, иноки же предпочитают милосердию безмолвие?

Ответ. Вот на него ответ. Хорошо, что из Евангелия представил ты пример и образец исследования об этом великом житии – безмолвии. Мы становимся против милосердия360, но не стараемся обратить оное в ничто, как нечто излишнее. Господь для уподобления нашего Отцу Небесному назначил нам милосердие, потому что творящих его приближает оно к Богу. И мы, иноки, не чтим безмолвия без милосердия, а стараемся, сколько возможно, удалиться от попечения и мятежа. Не то что мы хотим противостать необходимости, когда она встречается361, но заботимся о безмолвии, чтобы пребывать в богомыслии, которым всего более можем возвратить себе чистоту после смущения и приблизиться к Богу.

Если же, когда на известное время будет необходимая какая потребность в нас братиям, не должно нерадеть об оной. Посему будем непрестанно понуждать себя – во всякое время внутренне быть милосердным ко всякому разумному естеству. Ибо так внушает нам учение Господне, и в этом состоит отличие нашего безмолвия, а не (бывает оно) как придется. И надобно не только сохранять это внутреннее наше милосердие, но, когда призывают самые обстоятельства дел и нужда, не вознерадеть и о том, чтобы доказать любовь свою362 явно, и в особенности, если безмолвники не определили себя на совершенное безмолвие – даже и не встречаться ни с кем, но следуют правилу назначающих для себя безмолвие на одну или на семь седмиц. Ибо таковые, даже в продолжение времени, назначенного правилом, не удерживают себя от дел милосердия к ближнему, разве кто крайне жесток, суров и бесчеловечен, и держится безмолвия лицемерно и напоказ. Ибо мы знаем, что без любви к ближнему ум не может просвещаться Божественною беседою и любовью.

И какой ныне мудрый монах, имея у себя пищу и одеяние и видя ближнего своего алчущим и обнаженным, не отдаст ему того, что имеет, но сбережет что-либо из этого? Или еще, кто, видя, что человек единой с ним плоти томится в болезни, бедствует от изнеможения и имеет нужду в призрении, из любви к безмолвию правило затвора предпочтет любви к ближнему? Когда же нет чего-либо подобного363, будем в уме хранить любовь и милосердие к братьям. Ибо в том только случае, когда вещь близко364, Бог требует от нас исполнить и показать любовь на самом деле. Посему явно, что, если ничего у себя не имеем, не дозволяется нам ввергать себя в попечение и мятежи ради нищих; а если что имеем, требуется от нас это.

Также если, по принятому нами роду жизни, удаляемся от сожительства с людьми и от того, чтобы видеться с ними, то не надлежит нам оставлять келлию свою и место иноческого и отшельнического пребывания и предавать себя на то, чтобы кружиться по миру, посещать больных и проводить время в подобных делах. Ибо явно, что в подобных случаях бывает переход от высшего к низшему. Если же кто живет в обществе многих, и находится близ людей в месте пребывания своего с ними, и трудами других упокоевается во время здоровья или болезни, то и сам обязан делать то же, а не выставлять на вид ложного своего безмолвия, так чтобы самому вполне требовать себе от других упокоения, но, как скоро увидит в тесных обстоятельствах сына плоти своей, носящего на себе один с ним образ, лучше же сказать, увидит поверженного и страждущего Христа, – удаляться и скрываться от него. Всякий таковой немилосерд.

И не приводи мне на память Иоанна Фиваидского и Арсения, не говори: «Кто же из них употреблял себя на подобные дела или прилагал попечение о больных и нищих, нерадел же о своем безмолвии?» Ты и не приближайся к каким-либо делам таковых мужей. Ибо если далек ты от всякого упокоения и сообщения с людьми, как далеки были они, то Господь и тебе повелевает пренебрегать подобными делами. Если же далек ты от оного совершенства и во всякое время пребываешь в телесных трудах и в общении с людьми, то почему нерадишь о заповедях (которые должно хранить тебе по мере сил своих), представляя в предлог, что проводишь великое житие святых, к которому ты и не приближался?

А я не буду столь нерадив, чтобы не помянуть о поступке святого Макария Великого, который служит обличением небрегущим о братиях своих. Макарий пошел однажды посетить одного больного брата. И когда Великий спросил болящего, не желает ли он чего, а тот отвечал: «Немного мягкого хлеба» (а тогда все монахи, по большей части, пекли себе хлебы однажды в целый год: таков был обычай в том месте), достоблаженный сей муж, будучи уже девяноста лет, немедленно встал, пошел из скита в Александрию, и сухие хлеба, которые взял в кожаную одежду, променял на мягкие, и принес их брату.

Но нечто и сего еще большее сделал подобный Великому Макарию авва Агафон, муж опытнейший из всех того времени монахов и паче всех почитавший молчание и безмолвие. Итак, сей чудный муж, во время большого торга, пришел продать свое рукоделие и на торжище нашел одного лежащего больного странника; нанял для него дом, остался с ним, работал своими руками, и, что получал за то, на него тратил, и прислуживал ему шесть месяцев, пока больной не выздоровел. Сей же Агафон (как повествуют о нем) сказал: «Желал бы я найти прокаженного и ему отдать свое тело, а себе взять его». Вот совершенная любовь.

Боящиеся Бога, возлюбленный, охотно вожделевают того и заботятся о том, чтобы хранить заповеди. И если окажется на деле, что отыскание оных им достается в руки365, то подвергаются ради них и опасности. Жизнодавец совершенство заповедей связал и заключил в двух заповедях, объемлющих собою все прочие, – в любви к Богу и в подобной ей любви к твари, т. е. в любви к образу Божию. И первая удовлетворяет цели духовного созерцания, а вторая – созерцанию и деятельности.

Ибо естество Божеское просто, несложно, невидимо, естественно ни в чем не имеет нужды; ибо сознание в приснопоучении своем по природе не имеет нужды в телесной деятельности, и в действии чего-либо, и в дебелости представлений366, деятельность его проста и обнаруживается в единой части ума, сообразно той простоте достопоклоняемой Причины, Которая выше ощущения чувства плоти. А вторая заповедь, т. е. человеколюбие, по двойственности естества, требует, чтобы попечение о делании ума было сугубое, т. е. что исполняем невидимо в сознании, то подобным образом желаем исполнить и телесно, и не только явно, но и тайно. И заповедь, совершаемая делами, требует совершения и в сознании.

Как человек составлен из двух частей, т. е. из души и тела, так и все в нем требует двоякой заботы, сообразно с двойственностью его состава. И пoелику деятельность везде предшествует созерцанию, то невозможно кому-либо возвыситься до области этого высшего367, если самим делом не исполнить прежде низшего368. И ныне ни один человек не смеет сказать о приобретении любви к ближнему, что преуспевает в ней душою своею, если оставлена им та часть, которая, по мере сил, сообразно с временем и местом, доставляющим случай к делу, исполняется телесно. Ибо при сем только исполнении делается достоверным, что есть в человеке и дает о себе знать любовь созерцательная. И когда бываем в этом, по возможности, верны и истинны, тогда дается душе сила – в простых и безвидных мыслях простираться до великой области высокого и Божественного созерцания. А где человеку нет возможности любовь к ближнему проявить в делах видимых и телесно, там достаточно пред Богом любви нашей к ближнему, совершаемой только мыслию; особливо – если затворническое и безмолвное житие и преуспеяние в оном пребывают достаточно в делании ее369.

Если же скудны мы во всех частях безмолвия, то восполним недостаток присоединением к нему заповеди, т. е. чувственной деятельности. И это, как восполнение покоя жизни нашей, исполнять будем утруждением тела нашего, чтобы свобода наша не оказалась предлогом к подчинению себя плоти, когда напрасно станем трудиться под отшельническим именем. Ибо явно, что тому, кто совершенно не имеет общения с людьми и всецело погружен мыслью в Боге, когда мертв он для всего, в удалении от этого, не повелевается помогать и служить людям. Но кто содержит правило безмолвия своего в продолжение семи недель или одной недели, и по исполнении своего правила сходится и вступает в общение с людьми, и утешается вместе с ними, но нерадит о братиях своих, которые в скорбях, думая тем непрерывно выдержать недельное правило, тот немилосерд и жесток. И само собою явствует, что он по недостатку милосердия, и по самомнению, и по ложным помыслам не снисходит до участия в таковых делах.

Кто пренебрегает больным, тот не узрит света. Кто отвращает лицо свое от скорбящего, для того омрачится день его. И кто пренебрегает гласом злостраждущего, у того сыны в слепоте ощупью будут искать домов его.

Не поругаем великого имени безмолвия невежеством своим. Ибо всякому житию свое время, и место, и отличие. И тогда Богу ведомо, угодно ли будет все делание оного370. А без сего суетно делание всех пекущихся о мере совершенства. Кто ожидает, чтобы немощь его утешали и посещали другие, тот пусть смирит себя и потрудится вместе с ближним своим в то время, когда терпит он371 искушение, чтобы собственное свое делание с радостью совершить ему в безмолвии своем, будучи далеким от всякого самомнения и от бесовской прелести. Одним из святых, мужем разумным, сказано: «Ничто не может так избавлять монаха от беса гордыни и споспешествовать ему в сохранении целомудрия при разжжении блудной страсти, как то, чтобы посещать ему лежащих на ложах своих и одержимых скорбию плоти».

Велико ангельское дело безмолвия, когда ради потребности смирения присоединит372 к себе таковую рассудительность. Ибо мы бываем окрадываемы и расхищаемы там, где не знаем. Сказал я это, братия, не для того, чтобы вознерадеть нам о деле безмолвия и пренебречь им. Ибо везде убеждаем к безмолвию и теперь373 не оказываемся противоречащими словам своим. Из сказанного нами никто да не берет и не выводит чего-либо отдельно и, отложив в сторону все прочее, да не удерживает неразумно это одно в руках своих. Помню, во многих местах говорил я, моля, что если кому и случится в келлии своей быть совершенно праздным по нужде немощи нашей, постигающей нас, то из-за этого не должно помышлять о совершенном выходе из келлии и внешнее делание почитать лучшим делания келейного. Совершенным же выходом назвал я не то, если временем встретится нам необходимое дело, выйти на несколько недель и в продолжение оных приобрести упокоение и жизнь ближнего – и ты стал бы называть это праздностью и признавать занятием неприличным. Но если думает кто о себе, что он совершен и пребыванием своим пред Богом, и удалением своим от всего видимого – выше всех живущих здесь, то пусть он разумно откажется и от сего. Велико есть делание рассуждения о том, что совершается с помощью Божией. И Бог, по милости Своей, да даст нам исполнить слово Его, какое изрек Он, сказав: «якоже хощете да творят вам человецы, и вы творите им такожде» (Лк. 6:31). Ему слава и честь! Аминь.

Еще писал ты в послании своем, что монах, желающий возлюбить Бога, паче всего обязан иметь попечение о чистоте души своей. И сказал ты прекрасно, если имеешь достаточные на то силы. А пoелику говоришь еще, что душа не имеет дерзновения в молитве, как не препобедившая еще страстей, то представляется мне в том и другом противоречие, хотя я и невежда. Ибо если душа не препобедила страстей, то как ей иметь попечение о чистоте? Пoелику и правилом духовной правды не повелено ей, когда не препобедила своих страстей, домогаться того, что выше ее. Ибо не из того, чего вожделевает человек, познается, что он любит; но из того, что любит, делается заключение о том, чего вожделевает: любовь естественно предшествует вожделению. (Чего не возлюбит человек, того не будет вожделевать.) Страсти суть дверь, заключенная пред лицом чистоты. Если не отворит кто этой заключенной двери, то не войдет он в непорочную и чистую область сердца. И сказанное тобою, что душа не имеет дерзновения в час молитвы, сказано справедливо. Ибо дерзновение выше не только страстей, но и чистоты. Порядок этого преемства бывает такой, как я говорю: терпение с принуждением себя борется со страстями за чистоту. Поэтому если душа препобедит страсти, то приобретает чистоту; а истинная чистота делает, что ум приобретает дерзновение в час молитвы.

Ужели же подвергнемся укоризне, в молитве прося этой душевной чистоты, о которой теперь речь, и [ужели] делом гордости и самомнения бывает наше прошение, если просим у Бога того, что предписывает нам Божественное Писание и отцы наши, и для чего монах идет в отшельничество? Но думаю, святой, что, как сын не сомневается в отце своем и не просит у него такими словами: «Научи меня искусству», или: «Дай мне что-нибудь», так не подобает монаху рассуждать и просить у Бога: «Дай мне то и то». Ибо он знает, что промышление Божие о нас выше того, какое бывает у отца о сыне. И потому следует нам смириться, плакать о тех причинах согрешений, которые вне нашей воли, соделаны ли оные помыслом или самим делом, и с сокрушенным сердцем говорить словами мытаря: «Боже, милостив буди мне грешнику» (Лк. 18:13), тайно и явно делать, чему научил Господь, сказав: «егда сотворите вся поведенная вам, глаголите, яко раби неключими есмы: яко, еже должни бехом сотворити, сотворихом» (Лк. 17:10), чтобы совесть твоя засвидетельствовала тебе, что ты неключим и имеешь нужду в помиловании. Знаешь же и сам ты, что не дела отверзают оную заключенную дверь сердца, но сердце сокрушенное и смирение души, когда препобедишь страсти смирением, а не превозношением. Ибо больной сперва смиряется и прилагает попечение о выздоровлении от своих недугов, а потом уже домогается сделаться царем; потому что чистота и душевное здравие суть царство души.

Какое же это царство души? Как больной не говорит отцу: «Сделай меня царем», но прилагает сперва попечение о недуге своем, и по выздоровлении царство отца его делается вполне его царством, так и грешник, приносящий покаяние, получая здравие души своей, входит с Отцом в область чистого естества и царствует во славе Отца своего.

Припомним, как святой апостол Павел описывает свои прегрешения и душу свою ставит на самом последнем и низшем месте, говоря: «Христос Иисус прииде в мир грешники спасти, от нихже первый есм аз. Но сего ради помилован бых, да во мне первем покажет все Свое долготерпение» (1Тим. 1:15-16). Ибо вначале был я гонителем, досадителем и хульником, «но помилован бых, яко неведый сотворих в неверствии» (1Тим. 1:13). Когда же и в какое время сказал он это? После великих подвигов, исполненных силы дел, после проповеди по благовествованию Христову, проповеданной им в целом мире, после многократных смертей, многообразных скорбей, какие терпел от иудеев и язычников. И все еще взирал он на первые свои дела, не только не почитал себя достигшим чистоты, но не помышлял даже признать себя, как следовало, учеником. Ибо говорил: «несмь достоин нарещися апостол, зане гоних церковь Христову» (1Кор. 15:9). И когда паче всех одержал победу над страстями, говорил: «умерщвляю тело мое и порабощаю, да не како, иным проповедуя, сам неключимь буду» (1Кор. 9:27). Если же скажешь, что апостол в иных местах повествует о себе и великое, то пусть сам он убедит тебя относительно этого. Ибо говорит, что делал сие не добровольно, не ради себя, но для проповеди. И когда повествует о сем для пользы верных, представляет себя за таковую похвалу лишенным всякого разума, взывая и говоря: «вы мя понудисте» (2Кор. 12:11); и еще: «не глаголю по Господе, но яко в безумии в сей части похвалы» (2Кор. 11:17). Вот сие справедливое и верное правило, какое дал нам святой Павел, праведный и правый. Итак, сохраним оное и поревнуем о нем. Отречемся от того, чтобы искать у Бога высокого, когда не посылает и не дарует Он этого; потому что Бог знает сосуды, избранные на служение Ему. Ибо блаженный Павел даже и после того не просил Царства душе, но говорил: «молил бых ся сам отлучен быти от Христа» (Рим. 9:3). Как же осмелимся мы, и прежде времени, ведомого Богу, просить душе Царства, не соблюдши заповедей, не препобедив страстей и не отдав долга?

Посему умоляю тебя, святой, да не входит тебе и на помысл это; но паче всего приобрети терпение для всего, что ни бывает с тобой374. И в великом смирении и в сокрушении сердца о том, что в нас375, и о помыслах наших, будем просить у Господа отпущения грехов своих и душевного смирения.

Одним из святых написано: «Кто не почитает себя грешником, того молитва не приемлется Господом». Если же скажешь, что некоторые отцы писали о том, что такое душевная чистота, что такое здравие, что такое бесстрастие, что такое видение, то писали не с тем, чтобы нам с ожиданием домогаться этого прежде времени; ибо написано, что «не приидет Царствие Божие с соблюдением» (Лк. 17:20) ожидания. И в ком оказалось такое намерение, те приобрели себе гордость и падение. А мы область сердца приведем в устройство делами покаяния и житием благоугодным Богу; Господне же приходит само собою, если место в сердце будет чисто и не осквернено. Чего же ищем с соблюдением, разумею Божии высокие дарования, то отвергнуто Церковью Божиею; и приемшие это стяжали себе гордость и падение. И это не признак того, что человек любит Бога, но недуг души. Да и как нам домогаться высоких Божиих дарований, когда божественный Павел хвалится скорбями и высоким Божиим даром почитает общение в страданиях Христовых.

Еще писал ты в послании своем, что возлюбила душа твоя любовь к Богу, но не достиг ты любви, хотя ты имеешь великое вожделение любить; а сверх того – вожделенно для тебя пустынное отшельничество. И сим показал ты, что положено в тебе начало сердечной чистоты и что памятование о Боге прилежно разжигается и возгревается в сердце твоем. И это – великое дело, если истинно; но не желал бы я, чтобы писал ты это; потому что не к одной принадлежит это степени376. Если же сказал это для вопроса, то и вопрос требовал иного порядка. Ибо кто говорит, что душа его не имеет еще дерзновения в молитве, потому что не препобедила страстей, тот смеет ли сказать, что душа его возлюбила любовь к Богу? Нет способа возбудиться в душе Божественной любви, вослед которой таинственно течешь ты в отшельничестве, если она не препобедила страстей. Ты же сказал, что душа твоя не препобедила страстей и возлюбила любовь к Богу; и в этом нет порядка. Кто говорит, что не препобедил страстей и возлюбил любовь к Богу, о том не знаю, что он говорит.

Но скажешь: не говорил я «люблю», но «возлюбил любовь». И это не имеет места, если душа не достигла чистоты. Если же хочешь сказать это только для слова, то не ты один говоришь, но и всякий говорит, что желает любить Бога; и не только христиане говорят это, но и неправо поклоняющиеся Богу. И слово это всякий произносит, как свое собственное; однако же, при произношении таких слов, движется только язык, душа же не ощущает, что говорит. И многие больные не знают даже того, что они больные. Ибо зло есть недуг души, и прелесть377 – гибель истины. И весьма многие из людей, недугуя сим, объявляют себя здоровыми и у многих заслуживают похвалу. Ибо, если душа не уврачуется от зла и не будет приведена в естественное здравие, в каком создана, чтобы родиться от здравия духа, человеку невозможно вожделевать сверхъестественных даров Духа, потому что душа, пока болезнует страстями, не ощущает чувством своим духовного и не умеет вожделевать оного, вожделевает же только по слуху ушей и по Писаниям. Итак, справедливо сказал я выше, что вожделевающим совершенства надлежит сохранять все заповеди, потому что сокровенное делание заповедей врачует душевную силу. И оно должно быть не просто и как попало. Ибо написано, что «без кровопролития не бывает оставление» (Євр. 9:22). Но сперва естество наше в вочеловечении Христовом прияло обновление, приобщилось Христову страданию и смерти; и тогда, по обновлении излиянием крови, обновилось и освятилось естество наше и соделалось способным к принятию заповедей новых и совершенных.

А если бы заповеди сии даны были людям до излияния крови, до обновления и освящения естества нашего, то, может быть, и самые новые заповеди, подобно заповедям древним, отсекали бы только порок в душе, но не могли бы истребить в душе самый корень порока. Ныне же не так: напротив того, последовавшее сокровенное делание и заповеди новые и духовные, которые душа хранит с соблюдением страха Божия, обновляют и освящают душу и сокровенно врачуют все члены ее. Ибо явно для всех, какую страсть безмолвно в душе исцеляет каждая заповедь, и действительность их ощутительна и Врачующему, и врачуемому, как было и с кровоточивой женой.

Знаешь, возлюбленный, что если не будет исцелена страстная часть души, не обновится, не освятится втайне, не будет связана житием Духа, то душа не приобретет здравия и не освободится от того, чтобы не печалило ее встречающееся ей в твари. И исцеление сие может совершиться по благодати, как было с блаженными апостолами; потому что они верою усовершились в любви Христовой. А иногда бывает, что душа приобретает здравие законно. Ибо, кто деланием заповедей и трудными делами истинного жития препобедил страсти, тот пусть знает, что законно приобрел он душевное здравие и отдоен млеком378 от отелесения мира сего, и отсекся от него обычай прежних его впечатлений379, и возрожден, как и первоначально, в духовном, и по благодати был узрен в области Духа, в мыслях внутреннего человека, и приял его в себя мир новый, несложный.

Когда же ум обновлен и сердце освящено, тогда все возникающие в нем380 мысли возбуждаются сообразно с естеством того мира, в который вступает оно.

Сперва возбуждается в нем желание Божественного, и вожделевает оно общения с Ангелами и откровения тайн духовного381 ведения; и ум его ощущает духовное ведение тварей, и воссиявает в нем созерцание тайн Святыя Троицы, также – тайн достопоклоняемого ради нас домостроительства, и потом всецело входит в единение с ведением надежды будущего.

Итак, из того, что я написал тебе, уразумей состояние свое. Если бы душа, когда заключена в области страстей, могла истинно возлюбить Бога, то не имела бы большой нужды спрашивать и дознавать о таинствах мира духовного. Но явно, что обучение и ведение382 при страстях не приносят пользы и недостаточны для того, чтобы отверзть дверь, заключенную пред лицом чистоты. Если же отъяты от души будут страсти, то ум просвещается, и устрояется на чистом месте естества, и не имеет нужды в вопросах, потому что ясно видит блага, обретающиеся на своем месте. Ибо, как внешние наши чувства не вследствие обучения и вопросов ощущают соприкосновенные им естества и вещи, но каждое чувство естественно и не с помощью вопросов ощущает встречающуюся ему вещь (потому что нет учения посредствующего между ощущающим и ощущаемым383: слепому сколько ни говори о славе солнца и луны, о сонме звезд, о блеске драгоценных камней, – и приемлет, и судит, и представляет себе красоту, какую имеют они, только по названию, знание же и рассуждение его далеки от сладости, доставляемой самым видением); так, подобным сему образом, представляй себе и о созерцании духовном. Ибо ум, прозирающий в сокровенные тайны Духа, если он в своем естественном здравии, вполне созерцает славу Христову, а не спрашивает и не учится, но наслаждается тайнами нового мира, превыше свободы воли своей, соразмерно горячности веры и надежды на Христа, как написал блаженный Павел: «еже видит, что и уповает… терпением ждем» (Рим. 8:24,25).

Итак, должны мы ждать и пребывать уединенно и с простотою во внутреннем нашем человеке, где нет отпечатлений помыслов, ни воззрения на что-либо сложное, потому что ум, на что взирает, от того приемлет и образы. Когда взирает на мир, тогда согласно с видоизменением образов, по которым он носится, в таком же числе принимает от них в себя образы и подобия, которые, по мере своего множества и по различию своего изменения, возбуждают в нем помыслы; когда же помыслы возбуждены, отпечатлеваются они в уме. Если же ум проникает взором во внутреннего человека, где нет ничего такого, что могло бы служить изменением образов, и где сложное не отделяется от другого сложного инаковостью образа, но все – единый Христос, то явно, что ум приемлет тогда простое созерцание, без которого ничто иное не облагоухает душевной гортани, и соделывает, что душа приобретает дерзновение во время молитвы; потому что это есть пища естества души. И когда ум станет в области познания истины, тогда не имеет нужды в вопросах. Ибо, как телесное око не спрашивает сперва, и потом уже взирает на солнце, так и душевное око не входит сперва в исследование, и после того уже созерцает ведение Духа. Таким образом, и то таинственное созерцание, какого вожделеваешь ты, святой, открывается уму по приобретении душевного здравия. Желать же посредством исследования и расспросов уразумевать таковые тайны есть неразумие души. Ибо и блаженный Павел руководился не наукой или иным вещественным способом (познания), когда сказал, что видел и слышал тайны и «неизреченны глаголы, ихже не леть есть человеку глаголати» (2Кор. 12:4), но восхищением восхищен был в духовную область и видел откровение тайн.

Итак, и ты, святой, если любишь чистоту, отсеки от всех любовь, изливаемую384 на всех, и, вошедши в виноградник сердца своего, делай в нем, истребляй в душе своей страсти, старайся не знать зла человеческого. Чистота взирает на Бога, воссиявает и цветет в душе не вследствие вопросов, но вследствие неведения зла какого бы то ни было человека. Если же желательно тебе, чтобы сердце твое соделалось вместилищем тайн нового мира, то обогатись сперва делами телесными, постом, бдением, службою, подвижничеством, терпением, низложением помыслов и прочим. Привяжи ум свой к чтению Писаний и углублению в них; напиши пред очами у себя заповеди и отдай долг страстей, когда бываешь побежден и побеждаешь. И непрестанным собеседованием, молитвенным и просительным, и углублением в молитвословия искореняй в сердце своем всякий образ и всякое подобие, прежде тобою воспринятое. Приучай ум свой углубляться всегда в тайны Спасителева домостроительства и оставь просить себе ведения385 и созерцания, которые, в своем месте и в свое время, превыше выражения их словами386, продолжай делание заповедей и труды в стяжании чистоты; и проси себе у Господа в молитве, огнем разжженной, о всем печали (какую вложил Он в сердца апостолам, мученикам и отцам), да уканет она в сердце твое, и да сподобишься умного жития. Начало, средину и конец жития сего составляет следующее: отсечение всего387 единением о Христе. Если же вожделеваешь созерцания тайн, самым делом возделывай в себе заповеди, а не одним стремлением к их ведению.

Духовное созерцание действует в области чистоты внутри нас388. И ты домогайся сперва уразуметь, как должно входить тебе в область тайн Духа, и потом начинай.

Первою из тайн именуется чистота, достигаемая при действенности заповедей. Созерцание же есть духовное созерцание ума, состоящее в том, что он приходит в изумление и постигает, что было и будет. Созерцание есть видение ума, приводимого в изумление домостроительством Божиим во всяком роде и роде и постигающего славу Божию и тяготы нового мира. При этом сокрушается и обновляется сердце, и, подобно младенцам о Христе, человек воспитывается млеком заповедей новых и духовных, делается без зла, приобучается к тайнам Духа и к откровениям ведения, восходя от ведения к ведению, и от созерцания к созерцанию, и от постижения к постижению, и обучается и укрепляется таинственно, пока не будет вознесен к любви, соединен с надеждою, и не водворится в нем радость, и не будет он вознесен к Богу и увенчан естественною славою своего сотворения, в какой был создан.

Сими пажитями Духа восходит ум к откровениям ведения, и падает, и восстает, и побеждает, и побеждается, и пережигается389 в пещи келлии, и таким образом очищается, и бывает с ним милость, и деятельно сподобляется он того созерцания Святыя Троицы, которого вожделеваешь ты. Ибо есть три созерцания естеств, в которых ум возвышается, оказывает свою деятельность и обучается: два созерцания естеств сотворенных, разумных и неразумных, духовных и телесных, и еще – созерцание Святыя Троицы. Посему сперва бывает созерцание всякой твари, пришедшей в бытие, и ум проникает ее откровением ведения; а что не подлежит чувствам, в том бывает умное созерцание.

И ум имеет созерцание для созерцания себя самого; в нем-то390 внешние философы вознеслись умом своим при представлении тварей.

Посему созерцание сынов таинства веры сопряжено с верою и пасется на луге Писаний: оно воедино собирает ум от всякого внешнего парения и связует его единением Христовым, как Василия Великого и Григория; и созерцание его бывает в таинственных словесах, положенных в Писании. И словеса, не постигаемые ведением, приемлются391 нами при помощи веры, и ведение о них получаем в созерцании, какое бывает в нас по очищении. Для тайн Духа, которые выше ведения и которых не ощущают ни телесные чувства, ни разумная сила ума, Бог дал нам веру, которою познаем только, что тайны сии существуют. И от этой веры рождается в нас надежда относительно них. Верою исповедуем, что Бог есть Господь, Владыка, Творец и Создатель всяческих, а ведением решаем, что должно нам хранить заповеди Его и разуметь, что ветхие заповеди хранит страх, как сказал Сам Он, а животворные заповеди Христовы хранит любовь, по сказанному: «Аз заповеди Отца Моего соблюдох и пребываю в Его любви» (Ін. 15:10). Посему явно, что Сын хранит заповеди Отца Своего не по страху, но из любви, а потому повелевает и нам соблюдать заповеди Его из любви, как говорит: «аще любите Мя, заповеди Моя соблюдите. И Аз умолю Отца, и иного Утешителя даст вам» (Ін. 14:15-16). Пришествием Утешителя называет дарования откровения тайн Духа; посему в приятии Духа, Которого прияли апостолы, – все совершенство духовного ведения. И Господь исповедал и обещал, умолив Отца Своего, дать им Утешителя, чтобы, по исполнении ими заповедей и очищении самих себя, пребывал с ними вовеки.

Видишь ли, что за сохранение заповедей ум сподобляется благодати таинственного созерцания и откровений ведения Духа; а не как предполагала твоя мудрость, что дело хранения заповедей служит препятствием созерцанию Божественных тайн, совершаемых в безмолвии.

Посему умоляю тебя: если ощутишь в душе своей, что достиг ты в область любви, соблюдай новые заповеди из любви к Давшему их, а не по страху, как и блаженный Павел, когда возгорелся Божественною любовью, сказал: «кто» ны «разлучит от любве» Христовой? «Скорбь ли», или темница, «или гонение», и прочее? И еще присовокупляет: «известихся бо, яко ни смерть, ни живот, ни настоящая, ни грядущая» возмогут «разлучити меня от любве Божия, яже о Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим. 8:35,38,39). И чтобы не подумать кому, будто бы вожделевает он великой награды, или чести, или преизобильного даяния духовных даров, как вожделевает твоя святыня, сказал: «молил бых ся сам отлучен быти от Христа» (Рим. 9:3), чтобы присвоены Ему были чуждые. И чтобы ты знал, что не таинственного и отшельнического созерцания искал он, как твое преподобие, вожделевал же того392, чего часто иные сподоблялись по благодати; слушай, что говорит в другом месте: «аще языки человеческими глаголю и ангельскими, любве же не имам, бых яко медь звенящи, или кимвал звяцаяй. И аще имам пророчество, и вем тайны вся и весь разум, и аще имам всю веру, яко и горы преставляти, любве же не имам, ничтоже есмь» (1Кор. 13:1,2); потому что законная дверь, вводящая в это, есть любовь. Если приобретем любовь, она вводит нас в это. Если же сподобимся сего393 по благодати без любви, то непременно когда-нибудь утратим мы это, потому что стяжание и страж святых возвысившихся и Божественного жития есть любовь.

Как скоро монах лишится любви, сердце его тотчас же лишается мира, а оно есть селение Божие, и заключается для него дверь благодати, которою Господь наш внидет и изыдет, по сказанному Им: «Аз есмь дверь» жизни, и «Мною» человек «внидет» в жизнь и «пажить обрящет» (Ін. 10:9) для питания духовной своей жизни, где не препятствуют ему ни зло, ни прелесть394; но во все восхождения откровений ведения и таинственных созерцаний Божественная любовь вводит его и изводит, как и тех, которые имеют свободу Христову. И чтобы узнать тебе истину сего, а именно, что духовная жизнь действительно есть Божественное созерцание ума, послушай великого Павла. Ибо вопиет он: неугодно мне это395 без любви; и если не войду в созерцание законными вратами любви, то не пожелаю оного; и если бы дано было мне по благодати, когда не приобрел я любви, то не домогаюсь сего, потому что вошел к нему396 не естественною дверью, которая есть любовь. Поэтому сперва должно приобрести любовь, которая есть первоначальное созерцание Святыя Троицы; а после того и без даяния, естественным путем, будет у меня созерцание духовного. Уразумей же мудрость блаженного Павла, что оставил он все дарования, сообщаемые благодатью, и просил самого существенного основания вещей, которое приемлет дарования и хранит их, как говорит некто. Дарование созерцания тварей дано было и Моисею, и многие сподобились оного, впрочем не с утверждением397, но в откровении. Я же, крестившийся Духом Святым и исполненный благодати, хочу внутрь себя приять ощущение живущего во мне Христа. Ибо Христос Ипостасиею Своею соделал обновление естества нашего, в Него облечены мы водою и Духом, и в неизреченном таинстве соединил Он нас с Собою, и соделал членами тела Своего; но здесь – в виде только залога, а в новом мире естественно сообщает Он жизнь прочим членам. Для чего поэтому желаешь и домогаешься созерцания прежде любви, когда божественный Павел отверг оное без любви?

Ибо, сказав, что «делание заповедей служит мне препятствием к созерцанию», явно похулил ты любовь к ближнему, и предпочел ей созерцание, и вожделеваешь видеть его там, где оно не усматривается. Пока не можем мы еще видеть созерцания, мудрейший, но само созерцание показывает нам себя на своем месте. Как по мере естественного возраста душа приемлет улучшение ведения, и ощущает существующее в мире, и день ото дня более и более обучается этому, так и в духовном человек приемлет в себя духовное созерцание и Божественное ощущение, и обучается этому в той мере, в какой ум возрастает в житии разума, и простирается вперед. Когда же придет в область любви, тогда созерцает духовное на своем месте. Но сколько бы человек ни употреблял усилия, чтобы духовное снизошло к нему, оно не покоряется. И если дерзновенно возмечтает он, и возведет взор к духовному, и будет доходить до него разумением не вовремя, то скоро притупляется зрение его, и вместо действительного усматриваются им призраки и образы. Как скоро вполне постигнешь это рассудительным умом своим, не будешь домогаться созерцания не вовремя. Если же кажется тебе, что и теперь видишь созерцание, созерцание сие есть тень призрака, а не созерцание; потому что у всего мысленного бывает подобие и мечтательный образ, а бывает также и истинное созерцание. Ибо вот и в естествах сложных бывает мечтание, а иногда возможно и истинное созерцание. Если же созерцание истинно, то обретается свет и созерцаемое усматривается близким к действительности. А когда бывает противное сему, тогда глаз вместо действительности видит тень: видит воду, где нет воды, видит здания, приподнятые вверх и висящие на воздухе, между тем как они стоят на земле. По таковому явлению телесного то же думай и о мысленном.

Если зрение ума не будет очищено деланием заповедей, делами безмолвного жития, не приобретет398 в совершенстве света любви, не преуспеет возрастом обновления Христа, улучшением ведения не приблизится к духовным естествам в той степени, на которой ищет ангельского духовного жития; то не возможет соделаться истинным зрителем Божественного созерцания. Все же те подобия духовного, какие думает составить себе ум, называются призраком, а не действительностью. И это, что ум видит одно вместо другого, происходит оттого, что он не очистился. Ибо естество истины пребывает всегда неизменным и не изменяется никогда в подобие; причиною же мечтания образов сих бывает немощь, а не чистота ума.

Это было и с философами внешними, потому что почли духовным то, о чем не прияли истинного учения от Бога. От скопления и движения мыслящей силы их, от разумений помыслов своих заключали они в самомнении своем, что они суть нечто; а вместе с этим рассуждали, как они существуют399, чтобы открытие их происхождения и изменение уподобления соделалось для них тем и другим. И разглагольствовали об этом в ненадлежащем самомнении, Единого Бога разделили в многобожии, говорили и сошлись между собою в суесловии помыслов, и эту мечту безумия помыслов своих назвали умозрением естеств.

Посему истинное созерцание естеств чувственных и сверхчувственных, и Самой Святой Троицы, приходит в откровении Христовом. Ему научил и его указал человекам Христос, когда первоначально в Своей Ипостаси совершил обновление естества человеческого, возвратил и дал ему первую свободу и проложил нам путь Собою к тому, чтобы животворящими Его заповедями восходить к истине.

И естество тогда только способно соделаться зрителем истинного, а не мечтательного созерцания, когда человек первоначально претерпением страданий, деланием и скорбью совлечется ветхого страстного человека, как новорожденный младенец совлекается одежды, выносимой из матерних ложесн. Тогда ум способен возродиться духовно, быть узренным в мире Духа и приять созерцание отечества своего.

Поэтому ныне созерцание тварей, хотя оно и сладостно, есть только тень ведения. И сладость его400 не отличается от мечтаний во сне. Поэтому созерцание нового мира духом откровения, которым ум услаждается духовно, есть действие благодати, а не тень ведения; и сладость его неотделима от той, какую описал апостол, говоря: «ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его, святым же Бог открыл есть Духом Своим: Дух бо вся испытует, и глубины Божия» (1Кор. 2:9-10). И сие-то созерцание бывает пищею ума, пока не укрепится он и не придет в состояние приять созерцание высшее первого созерцания; потому что одно созерцание передает человека другому созерцанию, пока ум не будет введен в область совершенной любви. Ибо любовь есть вместилище духовного и водворяется в чистоте души. Когда ум станет в области любви, тогда действует благодать, ум приемлет духовное созерцание и делается зрителем сокровенного.

Двумя способами, как сказал я, дается дарование откровений умного созерцания: иногда дается по благодати, за горячность веры; а иногда – за делание заповедей и за чистоту. По благодати, как блаженным апостолам, которые не деланием заповедей очистили ум и сподобились откровения созерцания, но горячностью веры; потому что в простоте уверовали в Христа и, не колеблясь сомнением, с горящим сердцем последовали за Ним. И когда Христос совершил достопоклоняемое Свое домостроительство, то послал им Духа Утешителя, очистил и усовершил ум их, действенно умертвил внутри их ветхого, страстного человека и действенно оживотворил в них нового, духовного человека, и прияли они ощущение того и другого. Так и блаженный Павел обновлен был таинственно и потом приял созерцание откровения тайн; но и при этом не полагался на оное. Хотя и действенно приял он благодать и дар, но все время жизни своей совершал течение, чтобы, по возможности, воздать той благодати, какой сподобился, когда Господь с ним, как с присным Своим, беседовал на пути и послал его в Дамаск. Не написано, что Иисус беседовал с ним явно, но пишется, что Анания сказал ему: «Савле брате, Господь» наш «Иисус» Христос, «явлейтися на пути, посла мя» к тебе, да прозрят очи твои, «и исполнишися Духа Свята» (Деян.9:17). И когда крестил его, исполнился он Духа Святаго и ощутил сокровенные тайны откровений, как совершилось сие и с святыми апостолами, когда пребывал с ними Иисус и сказал им: много «имам глаголати вам, но не можете носити ныне: егда же приидет» Дух Святый, Он «наставит вы на всяку истину… и грядущая возвестит вам» (Ін. 16:12-13).

И блаженный Павел, очевидно, тогда, как приял Духа Святаго и обновился им, сподобился тайн откровения, стал созерцать духом откровений, и услаждался созерцанием, слышал неизреченные глаголы, зрел созерцание высшее естества, насладился созерцаниями Небесных Сил, и услаждался духовным. И да не будет того, что в безумии своем утверждают еретики, называемые евхиты401, будто бы сего восхождения достиг он своим желанием! (Ум вовсе не может восходить туда).

Напротив того, Павел восхищен был Духом откровений, как сам написал в послании к Коринфянам, вопреки этим суетным людям, которые уподобляли себя святым апостолам, исповедовали мечты своих помыслов и называли их духовными созерцаниями. Это относится ко многим еретикам, т. е. близко сие к Оригену, к Валентину, к сыну Диссанову, к Маркиону, к Манесу и к прочим древним начальникам зловредных ересей, начавшихся со времен апостольских, и даже доныне по местам обретающихся.

Итак, пoелику некоторые люди, развращенные бесовским мечтанием, восхотели растлить402 учение блаженных апостолов, то божественный апостол вынужден был в ничто обратить похвальбу еретиков, хвалившихся тенью делания являвшихся им бесов, когда со смирением и великим страхом описывает он Божественное свое созерцание, относя оное к лицу другого. Ибо говорит: «вем человека о Христе, прежде лет четыренадесяти: аще в теле, не вем, аще ли кроме тела, не вем, Бог весть: восхищена» бывша… «в рай», и слыша «глаголы, ихже не леть есть человеку глаголати» (2Кор. 12:2,4). Поэтому говорит он, что восхищением восхищен был, а не произвольно восшел умом своим в созерцание, до третьего неба. Написал, что видел созерцания; сказал, что слышал глаголы; но какие были словеса или образы созерцаний, того не мог написать. Ибо, когда ум духом откровений видел это на своем месте, тогда не приял дозволения изречь это на несвойственном для сего месте. А если бы и восхотел изречь сие, то не мог бы, потому что видел сие не телесными чувствами. Что ум приемлет телесными чувствами, то ими же может опять и изъяснить в области телесной, а что ощутительно созерцает, или слышит, или чувствует внутри себя, в области Духа, того, когда возвращается к телу, неспособен пересказать, а только воспоминает, что видел это; но как видел, не умеет поведать ясно.

И сим обличаются ложные писания, так называемые откровения, сочиненные начальниками ересей, растленных мечтанием бесовским, об обителях на тверди, в которые возводят ум для самовольного уразумения, и о восхождениях ума на небо, и о местах, отведенных для суда, и о многовидных образах горних Сил, и о действенности их. Все это есть тень ума, упоенного самомнением и приведенного в безумие бесовским деланием. Поэтому-то блаженный Павел единым словом заключил дверь пред лицом всякого созерцания и затвор его403 внес внутрь молчания, где ум, если бы и мог объявить о сем, не получил бы на то дозволения. Ибо сказал, что все созерцания, какие язык в состоянии обнаружить в телесной области, суть мечтания душевных помыслов, а не действие благодати.

Итак, преподобие твое, памятуя сие, да наблюдает над мечтаниями помыслов глубоких. А этой брани всего чаще подвергаются монахи ума тонкого, ищущие суетной славы, вожделевающие новых открытий и делающие все напоказ.

Некто, по имени Малпа́, ведший род свой из Едессы, в одно время изобрел ересь евхитов, тогда как проводил высокое житие и переносил самые тяжкие труды и скорби. Ибо говорят, что, будучи учеником блаженного Иулиана, называемого Сава́, на короткое время ходил с ним на Синай и в Египет и видел великих отцов того времени, видел блаженного Антония, слышал от него таинственные словеса, изглаголанные им о чистоте и спасении душ, слышал тонкие вопросы о страстях, в которых Антоний объяснял, что ум, по очищении своем, имеет созерцания тайн Духа и что душа может, по благодати, сподобиться бесстрастия, когда деланием заповедей совлечется ветхих страстей и придет в здравие первобытного своего естества.

И когда Малпа, в цвете юности своей, выслушал слова сии, то воспламенился как огонь, пришел в свой город, когда возгорелась в нем страсть славолюбия, и избрал себе отшельническую храмину, и посвятил себя на дела и жестокие скорби и непрестанные молитвы. И когда возгорелась в нем страсть непомерного славолюбия, т. е. надежда достигнуть ему той высоты404, о которой он слышал, так как не обучился он искусству противоборствовать врагам истины, не уразумел козней, обманов и ухищрений супостата, какими сильных и крепких увлекает он в погибель, надеялся же только на дела, на скорби, на нестяжательность, на подвижничество, на воздержание, не приобретши самоуничижения, смирения, сердечного сокрушения – сих непреодолимых оружий при сопротивлении лукавого, не памятуя и Писания, которое говорит: когда исполните дела, сохраните заповеди, претерпите скорби, почитайте себя рабами непотребными405, – и только разжигаем был высоким о себе самомнением, основанным на делании им жития своего, и сгорал желанием высоты, о которой слышал, – то по истечении многого времени, когда диавол увидел, что нет у него делания смирения, а только вожделевает созерцания, чтобы ощутить тайны, о которых слышал, явился ему в безмерном свете, говоря: «Я – Утешитель и послан к тебе от Отца, чтобы сподобить тебя увидеть созерцание, которого желаешь за дела свои, дать тебе бесстрастие и на будущее время упокоить тебя от дел». Взамен же сего злокозненный потребовал поклонения у сего несчастного. И этот объюродевший, пoелику не ощутил брани лукавого, немедленно с радостью принял его, и поклонился ему, и тотчас же стал под властью его.

И враг, вместо Божественного созерцания, наполнил его бесовскими мечтаниями, сделал, что перестал он трудиться ради истины, надмил его и поругался над ним тщетною надеждою бесстрастия, говоря ему: «Теперь не имеешь ты нужды в делах, в злостраданиях тела, в борьбе со страстями и похотями», – и сделал его ересеначальником евхитов. Когда же умножились они и открылось мерзкое и неправое их учение, изгнаны они были тогдашним епископом.

И еще некто другой, по имени Асина́, в том же городе Едессе, сочинив многие трисловия406, которые поются и доныне, проводил высокое житие и безрассудно связал себя самыми трудными делами, пока не прославился407. Его обольстил диавол, вывел из келлии его и поставил на верху горы, называемой Сторий, уговорился с ним, показал ему образ колесниц и коней и сказал ему: «Бог послал меня поять тебя в рай, как Илию». И как скоро вдался тот в обман младенческим своим умом и взошел на колесницу, разрушилась вся эта мечта, низринулся он с великой высоты, упал оттуда на землю и умер смертью, достойною вместе смеха и плача.

Не напрасно я сказал здесь это, но чтобы познать нам поругание от бесов, жаждущих погибели святых, и не вожделевать не вовремя высоты умного жития408, а иначе – будем осмеяны лукавым супостатом нашим, ибо и ныне вижу, что юноши, исполненные страстей, безбоязненно суесловят и учат о тайнах бесстрастия.

Относительно людей, которые исполнены страстей, и входят в исследование об отношениях телесного и бестелесного, и не отличаются от больных, учащих о здоровье, одним из святых написано: «Блаженный Павел, когда узнал об учениках, которые пренебрегали заповедями и не препобедили страстей, но вожделевали блаженства в созерцании тайн, возможном по очищении, сказал им: совлекитесь сперва ветхого человека страстей, и тогда вожделевайте облечься в человека нового, обновляемого познанием тайн по подобию Творца409, и не вожделевайте того моего и прочих апостолов видения, действенно совершенного благодатию; потому что Бог, «егоже хощет милует: а егоже хощет, ожесточает» (Рим. 9:18). Ибо кто противостанет лицу Его или воспротивится воле Его? Бог подает иногда даром; иногда же требует дел и очищения, и потом уже посылает дар; а иногда и после дел и очищения не дает здесь, но хранит, чтобы даровать созерцание на своем месте».

Находим же, что так поступает Он и относительно меньшего в сравнении с сим410 дара – разумею прощение грехов. Ибо вот, в крещении туне прощает и совершенно ничего не требует, кроме веры – при покаянии же в грехах по крещении не туне прощает, но требует трудов, скорбей, печалей сокрушения, слез, долговременного плача, и потом уже прощает. Разбойника туне простил за одно исповедание словом на кресте и обетовал ему Царство Небесное; а у мучеников и исповедников, вместе с сердечной их верой, требовал скорбей, истязаний, строгания, мучений, многообразных смертей.

Итак, святыня твоя, убедившись сим и подобным сему, да взирает на первых и последних и да не домогается созерцания, когда не время созерцанию. И пока заключен ты в месте тела, будь рачителен в делах покаяния и противоборцем страстей, терпеливым в делании заповедей, и остерегайся бесовского поругания, а также проповедующих непреложное совершенство в мире сем, страстном и удобопреклонном.

Это не дано даже и святым Ангелам, сим служителям Отца и Духа; и они ожидают обновления в посредствующем411, чтобы свободиться «от работы истления в свободу чад Божиих» (Рим. 8:21). Ибо возможно ли совершенство здесь, где солнце восходит и заходит среди облаков, временем ведро, а временем засуха, иногда радость, а иногда сетование? Что противно сему, то – часть волков412, как сказал некто из святых. Бог же да утвердит основание жития нашего истинным утверждением и святым Своим учением. Ему подобает слава, держава и велелепие ныне и в нескончаемые веки веков! Аминь.

* * *

350

Мирно с другими.

351

Слово: «ощущать» дополнено из древн. славян, и сербск. переводов.

352

По отношению к страстям.

353

Т. е. во внутреннем делании.

354

Духовную.

355

Т. е. живущий со многими.

356

От сообщества с людьми и мирских дел.

357

Т. е. мирские дела, питающие страсти.

358

Т. е. в пустыне.

359

Т. е. восставать.

360

Т. е. иноки, предпочитая безмолвие милосердию, становятся как бы противниками последнего.

361

Т. е. мы не отказываемся оказать милость в случае действительной надобности.

362

К ближнему.

363

Если не будет таких случаев.

364

Когда подобные случаи близ нас.

365

Т. е. представится им случай к исполнению заповедей на самом деле.

366

Т. е. в воплощении, осуществлении их делом.

367

Т. е. созерцания.

368

Т. е. деяния.

369

Любви.

370

Безмолвия.

371

Ближний.

372

Безмолвник.

373

Говоря о милостыне.

374

Разумеются скорби и искушения.

375

Разумеются страсти и немощи.

376

Ибо в этом нет никакого порядка, последовательности.

377

Обольщение, заблуждение.

378

Заповедей.

379

Греховных.

380

В сердце.

381

Подаваемого Духом.

382

Познание таинств духовного мира.

383

Между чувствами и предметами.

384

Видимо являемую.

385

Разумения тайн мира духовного.

386

Которых невозможно выразить словами.

387

Удаление от всего.

388

У преп. Паисия после этого прибавлено: «где живет Христос, Начальник жизни нашей».

389

Искушается.

390

В созерцании.

391

Делаются понятными для нас.

392

Любви.

393

Дарований духовных.

394

Обольщение.

395

Т. е. созерцание.

396

Т. е. к созерцанию.

397

Т. е. не как постоянного состояния.

398

Ум.

399

Т. е. как получили бытие.

400

Сего созерцания.

401

Об евхитах см. примечание на с. 185.

402

Повредить.

403

Созерцания.

404

Т. е. созерцания тайн.

405

См. Лк. 17:10.

406

Духовные песнопения.

407

В надежде прославиться.

408

Умных видений.

409

См. Кол. 3:9,10.

410

Т.е. с даром созерцания.

411

Т. е. человечества.

412

Мысленных.

Слово 56. О любви к Богу, об отречении от мира и об упокоении в Боге

Душа, которая любит Бога, в Боге и в Нем едином имеет себе упокоение. Отрешись прежде от всякого внешнего союза, и тогда возможешь быть сердцем в союзе с Богом, потому что единению с Богом предшествует отрешение от вещества. Хлеб дается в пищу младенцу после того, как откормлен он молоком – человек, который хочет преуспевать в Божественном, должен прежде устранить себя от мира, как младенец от объятий и сосцов материнских. Телесное делание предшествует душевному, как персть предшествовала душе, вдунутой в Адама. Кто не снискал телесного делания, тот не может иметь и душевного; потому что последнее рождается от первого, как колос от пшеничного зерна. А кто не имеет душевного делания, тот лишен и духовных дарований.

Страдания, в настоящем веке переносимые за истину, не идут в сравнение с услаждением, какое уготовано страждущим за доброе. Как за сеющими в слезах следуют рукояти413 радования (см. Пс. 125:5,6), так и за злостраданием ради Бога последует радость. Сладок кажется земледельцу хлеб, добытый потом – сладки и делания ради правды сердцу, приявшему ведение Христово. С благою волею претерпи и уничижение, и смирение, чтобы приять тебе дерзновение пред Богом. Человек, с ведением терпящий всякое жестокое слово, когда сам не сделал предварительно неправды сказавшему его, возлагает этим на главу свою терновый венец, но блажен, потому что нетленно увенчивается во время, которого не ведает.

Кто с ведением убегает суетной славы, тот ощутил в душе своей будущий век. Кто говорит, что оставил мир, и ссорится с людьми из-за какой-либо потребности, чтобы не было у него в чем-либо недостатка к упокоению его, тот совершенно слеп, потому что, добровольно оставив целое тело, ратует и ссорится из-за одного его члена. Кто бегает покоя в настоящей жизни, у того ум соглядал уже будущий век. А кто связан любостяжательностью, тот раб страстей. Не думай, что одно приобретение золота и серебра есть любостяжательность, но и все, что бы то ни было, к чему привязана воля твоя. Не хвали того, кто злостраждет телесно, когда у кого дана воля чувствам, разумею же слух, зияющие и неудержимые уста и рассеянные очи. Когда ставишь душе твоей пределы, так чтобы устроять себя милосердием414, приучай душу свою не искать оправдания в других делах415, чтобы не оказалось, что делаешь одною рукою и расточаешь другою: ибо там потребность в сердолюбии, а здесь в широте сердца.

Знай же, что оставлять грехи должникам принадлежит к делам справедливости. Тогда увидишь тишину и светлость повсюду в уме твоем. Когда превзойдешь путь справедливости, тогда прилепишься к свободе во всяком деле416.

Некто из святых сказал об этом: «Слеп милостивый, если не бывает справедлив; разумею же, что должен давать другому из добытого собственными усилиями и трудами, а не из добытого ложью, неправдою, ухищрениями». И еще он же в другом месте сказал: «Если угодно сеять в нищих, то сей из собственного. А если вознамерился сеять из чужого, то знай: это – самые горькие плевелы». А я присовокупляю, что если милостивый не бывает выше своей справедливости417, то он не милостив, т. е. милостивый не только дает людям милостыню из своего собственного, но и с радостью терпит от других неправду, и милует их. А когда препобедит справедливость милостыней, тогда увенчивается не подзаконными венцами праведников, но евангельскими венцами совершенных. Ибо подавать нищим из собственности своей, одеть нагого, любить ближнего, как себя самого, не обижать, не лгать – это провозглашал и закон ветхий; совершенство же евангельского домостроительства повелевает так: «от взимающаго твоя не истязуй, и всякому просящему дай» (Лк. 6:30). И должно с радостью терпеть не только неправедное отъятие какой-либо вещи и прочее внешнее, но и самую душу полагать за брата. Этот – милостив, а не тот, кто подаянием только оказывает милость брату своему! Но и тот милостив, кто услышит или увидит что-либо опечаливающее брата его, и сострадает сердцем, а равно и тот, кто, будучи заушен братом своим, не возымеет столько бесстыдства, чтобы отвечать и опечалить сердце его.

Почти делание бдения, чтобы найти тебе утешение близким к душе твоей. Занимайся чтением в безмолвии, чтобы ум твой всегда возводим был к чудесам Божиим. Возлюби с терпением нищету, чтобы собрать воедино ум свой от парения. Возненавидь жизнь пространную418, чтобы помышления свои сохранить безмятежными. Удерживайся от многих419 и заботься об одной душе своей, чтобы спасти ее от расточения внутренней тишины. Возлюби целомудрие, чтобы не постыдиться во время молитвы своей пред Богом, приобрети чистоту в делах своих, чтобы озарялась душа твоя в молитве и памятованием о смерти возжигалась радость в уме твоем. Остерегайся малого420, чтобы не впасть в большое. Не будь ленив в делании своем, чтобы не постыдиться, когда станешь среди друзей своих, и не оказаться не имеющим путевого запаса421, почему друзья оставят тебя одного среди пути. С ведением веди дела свои, чтобы не быть отклонену ими от всего течения твоего422. Приобрети свободу в жизни своей, чтоб освободиться от бури423. Не связывай свободы своей тем, что служит к наслаждению, чтобы не сделаться тебе рабом рабов. В одеянии своем люби бедные одежды, чтобы уничижить рождающиеся в тебе помышления, т. е. высокоумие сердца.

Кто любит блеск, тот не может приобрести смиренных мыслей, потому что сердце внутренно отпечатлевается по подобию внешних образов424.

Кто, любя пустословие, умел приобрести чистый ум? Кто, домогаясь уловить людскую славу, мог приобрести смиренные помыслы или кто, будучи невоздержан и распущен телесно, может сделаться чист умом и смирен сердцем? Когда ум увлекается чувствами, тогда и он ест с ними звериную пищу425. А когда чувства увлечены умом, тогда они приобщаются с ним ангельской пищи.

За смиренномудрием следует воздержность и самоограничение; а тщеславие – служитель блуда и дело гордыни. Смиренномудрие, по причине постоянного самоограничения, приходит в созерцание и украшает и душу целомудрием; а тщеславие, по причине непрестанного мятежа и смущения помышлений своих, из всего встречающегося собирает скверные сокровища и оскверняет сердце. Оно также непотребным взором смотрит на природу вещей и занимает426 ум срамными мечтаниями; а смиренномудрие духовно ограничивает себя созерцанием и приобретшего оное возбуждает к славословию.

Творящих знамения, чудеса и силы в мире – не приравнивай к безмолвствующим с ведением. Бездейственность безмолвия возлюби паче, нежели насыщение алчущих в мире и обращение многих народов к поклонению Богу. Лучше тебе самого себя разрешить от уз греха, нежели рабов освобождать от рабства. Лучше тебе умириться с душою твоею в единомыслии тройственного в тебе состава, т. е. тела, души и духа, нежели учением своим умиротворять разномыслящих. Ибо Григорий говорит: «Хорошо богословствовать ради Бога, но лучше сего для человека соделать себя чистым для Бога». Лучше тебе, будучи ведущим и опытным, быть косноязычным, нежели от остроты ума своего, подобно реке, источать учения. Полезнее для тебя позаботиться о том, чтобы мертвость души твоей от страстей воскресить движением помыслов твоих к Божественному, нежели воскрешать умерших.

Многие совершали силы427, воскрешали мертвых, трудились в обращении заблудших и творили великие чудеса; руками их многие приведены были к Богопознанию, и после всего этого сами, оживотворявшие других, впали в мерзкие и гнусные страсти, умертвив428 самих себя и для многих сделались соблазном, когда явны стали деяния их, потому что были они еще в душевном недуге и не заботились о здравии душ своих, но пустились в море мира сего исцелять души других, будучи еще же сами немощны, и утратили для душ своих надежду на Бога429 указанным выше образом430. Ибо немощь чувств их не в состоянии была сретить и вынести пламень вещей, которые обыкновенно приводят в рассвирепение лютость страстей, ибо им нужно было еще охранение, именно, – чтобы вовсе не видать женщин, не предаваться покою431, не приобретать серебра и других вещей, не начальствовать над другими и не быть выше кого-нибудь.

Пусть лучше считают тебя необразованным за малость в тебе умения прекословить, нежели одним из мудрых за бесстыдство432. Будь нищ ради смирения и не будь богат ради бесстыдства. Тех, которые держатся учения противного твоему, обличай силою добродетелей твоих, а не убедительностью слов твоих. Кротостью и спокойствием уст своих заграждай уста бесстыдству непокорных и заставляй его умолкнуть. Обличай невоздержных благородством жития своего, а тех, у кого бесстыдны чувства, – воздержностью очей своих.

Все дни жизни своей, куда бы ни пришел ты, признавай себя странником, чтобы быть тебе в состоянии избавиться от вреда, порождаемого вольностью в обращении. Во всякое время думай о себе, что ничего не знаешь, чтобы избежать тебе порицания – по подозрению, будто бы ты хочешь по своему установить мнение другого. Благословляй всегда устами, и не будут тебя злословить, потому что от злословия рождается злословие, а от благословения – благословение. Во всяком деле почитай себя скудным для того, чтобы учить, – и во всю жизнь свою будешь оказываться мудрым. Не преподавай другому того, чего сам не достиг433, чтоб не было тебе стыдно себя самого и, по сличении жития твоего, не открылась ложь твоя. Если же станешь говорить кому что-либо полезное, то говори в виде учащегося, а не со властью и бесстыдством, и наперед сам себя осуди и покажи, что ты ниже его, чтобы слушающим показать чин смирения, и побудить их выслушать речь твою, и приступить к деланию, и будешь почтен в глазах их. Если можешь, то в подобных случаях говори со слезами, чтобы доставить пользу и себе, и слушающим тебя, и будет с тобою благодать Божия.

Если приял ты благодать Божию и сподобился насладиться зрением судеб Божиих и видимых тварей, что составляет первую степень ведения434, то приуготовь себя и вооружись против духа хулы. Но не стой в стране этой без оружия, чтобы не умереть тебе вскоре от подстерегающих и обольщающих тебя. Оружием твоим да будут слезы и непрестанный пост. Остерегайся читать учения еретические, потому что сие всего чаще вооружает на тебя духа хулы. А когда наполнишь чрево, не имей бесстыдства входить в исследование каких-либо предметов и понятий Божественных, чтобы не раскаиваться. Разумей же, что говорю тебе: в наполненном чреве – ведения тайн Божиих нет. Часто и не зная сытости, читай в книгах учителей о Промысле Божием, потому что они руководствуют ум к усмотрению порядка в тварях и делах Божиих, укрепляют его собою, своею тонкостью приуготовляют его к приобретению светозарных мыслей и делают, что в чистоте идет он к уразумению тварей Божиих. Читай Евангелие, завещанное Богом к познанию целой вселенной, чтобы приобрести тебе напутие от силы Промысла Его о всяком роде и чтобы ум твой погрузился в чудеса Божии. Такое чтение помогает твоему намерению. Чтение же твое да будет в не возмущаемой ничем тишине; и будь свободен от многопопечительности о теле и от житейского мятежа, чтобы вкусить тебе в душе своей сладчайший вкус сладостным уразумением, превосходящим всякое чувство, и чтобы душа твоя ощутила это чрез пребывание свое в том435. Слова людей благоискусных436 да не будут для тебя как слова лицемеров и торгующих словом Божиим, чтобы не остаться тебе во тьме до конца жизни своей, и не лишиться пользы от сих слов, и во время брани не прийти в смятение, как смущенному437, и не впасть в яму, под видом добра.

Во что ни намеревался бы ты вникнуть, признаком вшествия внутрь пусть будет для тебя следующее. Когда благодать начнет отверзать очи твои к ощущению зрения предметов в их действительности438, тогда очи твои тотчас начнут изливать ручьями слезы, так что не раз множеством их омоются ланиты твои. И тогда брань чувств утихает и скрывается внутри тебя. Если кто будет учить тебя противно сему, не верь ему. Кроме слез, не ищи другого более явного признака в теле. Когда же ум возвысится над тварями, тогда и для тела прекращаются слезы и всякое возбуждение и ощущение.

«Мед обрет, яждь умеренно, да не како пресыщен изблюеши» (Притч. 25:16). Естество души удободвижно и легко: иногда, восторгаясь, вожделевает она восходить высоко и узнавать, что превыше ее естества. Нередко из чтения Писаний и воззрения на вещи постигает нечто. Когда же будет попущено и сравнит она себя с постигнутым ею, тогда оказывается, что она в мере смотрения своего ниже и меньше того, до чего простерлось ведение ее, а потому в помышлениях своих облекается в страх, и трепет, и в боязнь, как бы устыдившись того, что отважилась коснуться высших ее духовных предметов, спешит снова возвратиться в ничтожество свое. По причине страха, внушаемого предметами439, находит на нее какая-то боязнь, и рассудительность дает указание уму души, чтобы обучалась она молчанию, а не была бесстыдною, дабы не погибнуть, и не искала превосходящего ее, и не допытывалась того, что выше ее. Поэтому, когда дана тебе власть уразумевать – уразумевай, а не касайся с бесстыдством тайн, но поклоняйся, славословь и благодари в молчании. Как не хорошо есть много меда, так и входить в исследование440 о словесах Божиих, чтобы при желании всматриваться в отдаленные предметы, не приблизившись еще к ним по неудобству пути, не изнемогла и не повредилась у тебя сила зрения.

Ибо иногда вместо действительности видишь какие-то призраки. И ум, когда придет в уныние от изыскания оного, забывает и намерение свое. Посему прекрасно сказал Соломон, что, «якоже град неогражден», так и человек нетерпеливый (Притч. 25:28). Итак, очищай, человек, душу свою, свергни с себя попечение о том, что вне твоего естества, и на помышления и движения свои повесь завесу целомудрия и смирения, и чрез это найдешь то, что внутри твоей природы; потому что смиренномудрым открываются тайны.

Если намерен ты предать душу свою на дело молитвы, очищающей ум, и на пребывание в бодрствовании ночью, чтобы приобрести светлый разум, то удаляйся от зрения мира, прекрати беседы с людьми и не желай принимать по обычаю в келлию свою друзей, даже под предлогом пользы441, кроме единонравных, единомысленных с тобою и сотаинников твоих; бойся нарушения душевной беседы442, которая обыкновенно возбуждается непроизвольно, по отсечении, и отрешении, и совершенном прекращении внешней беседы. С молитвою твоею сопряги милостыню, и душа твоя узрит свет истины. Ибо в какой мере сердце перестает тревожиться внешними предметами, в такой же – ум может чрез уразумение мыслей443 доходить до постижения и дел Божественных и до изумления (ими). Ибо душе обычно скоро заменять (человеческие собрания собеседованием с Богом и словесами Божиими и)444 одну беседу другою, если постараемся показать малую рачительность. А чтобы заменить одно собеседование другим, занимайся чтением Писания, открывающим тебе путь тонкости созерцания, и житиями святых, хотя сначала и не ощутишь сладости по причине омрачающей близости вещей. И когда станешь на молитву и на правило свое, то вместо размышления о том, что видел и слышал в мире, найдешь в себе размышление о Божественных Писаниях, какие прочел, и сим размышлением приведется в забвение память о мирском, и, таким образом, придет ум в чистоту. Это и значит написанное, что душа приемлет помощь от чтения, когда станет она на молитву, и также от молитвы просвещается в чтении. И чтение, опять, вместо внешнего смущения доставляет пищу разным видам молитвы, а потому и чтением душа просвещается, чтобы всегда молиться неленостно и несмущенно.

Плотолюбцам и чревоугодникам входить в исследование предметов духовных так же неприлично, как и блуднице разглагольствовать о целомудрии. Крайне болезненное тело отвращается и не терпит тучных снедей – и ум, занятый мирским, не может приблизиться к исследованию Божественного. Огонь не возгорается в сырых дровах, и Божественная горячность не возжигается в сердце, любящем покой. Блудница не пребывает в любви к одному, и душа, привязанная к многим вещам, не пребывает в Божественных учениях. Как тот, кто не видел своими глазами солнца, не может кому-либо описать его света по одному слуху, и даже не ощущает его света, так и не вкусивший душой своею сладости духовных дел.

Если имеешь что лишнее сверх дневной потребности, раздай это нищим и иди с дерзновением приносить молитвы свои, т. е. беседуй с Богом, как сын с отцом. Ничто не может так приблизить сердце к Богу, как милостыня, и ничто не производит в уме такой тишины, как произвольная нищета. Лучше, чтобы многие называли тебя невеждою за простоту, нежели – мудрым и совершенным по уму за славу445. Если кто, сидя на коне, протянет к тебе руку, чтобы принять милостыню, не откажи ему, потому что в это время он, без сомнения, скуден, как один из нищих.

Когда же подаешь, подавай с великодушием, с ласковостью на лице и снабди его в большей мере, нежели сколько просил он. Ибо сказано: «посли» кусок твой «на лице» бедного, и не по многом времени найдешь воздаяние (Еккл. 11:1)446. Не отделяй богатого от бедного и не старайся распознавать достойного от недостойного; пусть все люди будут для тебя равны для доброго дела. Ибо сим способом можешь и недостойных привлечь к добру, потому что душа посредством телесного447 скоро привлекается в страх Божий. И Господь разделял трапезу с мытарями и блудницами, и не отлучал от Себя недостойных, чтобы сим способом всех привлечь в страх Божий и чтобы посредством телесного приблизились к духовному. Поэтому благотворением и честью уравнивай всех людей, будет ли кто иудей, или неверный, или убийца, тем паче, что и он брат тебе, одной с тобой природы, и не с ведением заблудился от истины.

Когда сделаешь кому добро, не жди от него воздаяния – и за то, и за другое вознаградит тебя Бог448. А если возможно для тебя, делай добро и не ради будущего воздаяния. Если возложишь на душу свою предел нищеты, и, по благодати Божией, освободишься от попечений, и нищетою своею станешь выше мира, то смотри, не возлюби стяжания по нищелюбию, для подаяния милостыни, не ввергни души своей в смятение тем, что будешь брать у одного и давать другому, не уничтожь чести своей зависимостью от людей, прося у них. И не утрать свободы и благородства ума своего в попечении о житейском, потому что степень твоя выше степени милостивых; нет, прошу тебя, не будь зависим.

Милостыня подобна воспитанию детей, а безмолвие – верх совершенства. Ежели есть у тебя имение, расточи его вдруг. Если же ничего не имеешь, и не желай иметь. Очисти келлию свою от роскоши и от излишнего, и это поведет тебя к воздержанию невольно, хотя бы ты и не хотел. Скудость вещей учит человека воздержанию, а когда дозволим мы себе послабление относительно вещей, тогда не в состоянии будем воздерживать себя.

Одержавшие победу в брани внешней избавились и от внутреннего страха, и ничто насильственно не теснит их, не беспокоятся они бранью, угрожающей им спереди или сзади449; разумею же брань, воздвигаемую на душу чувствами и нерадением, как-то слухом и языком, или когда даем и берем. Все это, входя в душу, производит в ней ослепление. И при наступлении внешнего смятения не может она быть внимательною к себе в воздвигаемой на нее тайной брани и тишиною побеждать внутренние восстания450. А когда кто затворит врата градские, т. е. чувства, тогда ратует внутри и не боится находящихся в засаде вне града.

Блажен, кто знает это, и пребывает в безмолвии, и не тревожит себя множеством дел, но всю телесную деятельность заменил трудом молитвенным и верит, что, пока трудится с Богом и на Него возлагает попечение день и ночь, не будет иметь недостатка в чем-либо необходимом, потому что для Бога удаляется от рассеяния и от труда. Если же кто не может пребывать в безмолвии без рукоделия, то пусть работает, пользуясь рукоделием как пособием, а не для выгод, из корыстолюбия. Рукоделие назначается для немощных, а для более совершенных оно бывает причиною смятения. Ибо неимущим451 и малодушным отцы положили заниматься работою, но не как делом необходимым.

В то время как Бог внутренно приводит сердце твое в умиление, непрестанно твори поклоны и коленопреклонения. Не попускай сердцу своему заботиться о чем-нибудь, когда демоны начнут убеждать тебя452 заниматься другими делами, и тогда смотри, и дивись, что произойдет у тебя из этого. Ничто другое в подвижнических трудах не бывает так важно и трудно и не возбуждает такой зависти в бесах, как если повергает кто себя пред Крестом Христовым, молясь день и ночь, и бывает со связанными назади руками453. Хочешь ли не охладеть в своей горячности и не обнищать слезами – направь себя к тому, и блажен ты, человек, если о сказанном тебе будешь заботиться день и ночь и не станешь домогаться ничего другого, кроме этого, тогда воссияет внутри тебя свет, и правда твоя возблистает скоро, и будешь как сад цветущий и как источник неоскудевающей воды.

Смотри, какие блага порождаются человеку от подвижничества. Нередко бывает, что человек преклонил колена в молитве, и руки его воздеты к небесам, лицо устремлено на крест Христов, и все помышления свои собирает он воедино в молитве к Богу, и в то время, как человек молится Богу со слезами и умилением, в тот самый час вдруг внезапно начинает бить в сердце его источник, изливающий услаждение, члены его расслабевают, очи закрываются, лицо поникает к земле, и помышления его изменяются, так что не может он делать поклонов от радости, возбуждающейся во всем теле его. Обрати внимание, человек, на то, что читаешь. Ибо если не будешь подвизаться, то не обретешь, и если не будешь с горячностью ударять в двери и непрестанно бодрствовать, то не будешь услышан.

Кто, слыша это, пожелает внешней праведности454, кроме неспособного пребывать в безмолвии? Впрочем, если кто не может упражняться в безмолвии (потому что благодатью Божией дается человеку быть внутри двери455), то пусть не оставляет другого пути, чтобы иначе не лишиться обоих путей жизни456. Пока внешний человек не умрет для всего мирского, не только для греха, но и для всякого телесного делания, а также и внутренний человек – для лукавых мыслей, и не изнеможет естественное движение тела до того, чтобы не возбуждалась в сердце греховная сладость, дотоле и сладость Духа Божия не возбудится в человеке, члены его не приимут чистоты в жизни сей, Божественные мысли не войдут в душу его и пребудут неощутимыми и незримыми. И пока человек не упразднит в сердце своем попечения о житейском, кроме необходимых потребностей естества, и не предоставит заботиться о сем Богу, дотоле не возбудится в нем духовное упоение и не испытает он того утешения457, каким утешался апостол (см. Гал. 2:202Кор. 12:3-4).

Сказал же я это, не отсекая надежды, будто бы если кто не достигнет верха совершенства, то не сподобится и благодати Божией и не сретит Его утешение. Ибо действительно, когда человек презрит неуместное458, и совершенно удалится от сего, и обратится к добру, в скором времени ощущает помощь. Если же употребит и несколько усилия, то найдет утешение душе своей, получит отпущение грехопадений, сподобится благодати и приимет множество благ. Впрочем, он меньше в сравнении с совершенством того, кто отлучил себя от мира, обрел в душе своей тайну тамошнего блаженства и достиг того, для чего пришел Христос. Ему слава со Отцем и со Святым Духом ныне, и всегда, и во веки веков! Аминь.

* * *

413

Снопы.

414

Т. е. когда положишь милосердие в основание всех твоих добродетелей.

415

Т. е. не будь грешен в других отношениях, если, например, благодетельствуя бедным, не будешь прощать обид.

416

В сирийском тексте это место имеет такой смысл: «Но это случится тогда, когда ты на своем пути возвысишься над точкою зрения лишь долга и справедливости и во всем дашь свободе возможность деятельности».

417

В сирийском тексте так: «А я говорю, что милосердный даже и тогда не истинно милосерд, если он еще не возвысился над простою справедливостью».

418

Т. е. излишнее упокоение в жизни.

419

От обращения со многими людьми.

420

От малых погрешностей.

421

Без дел благих, которые сопровождают нас в будущую жизнь.

422

Т. е. чтобы вовсе не оставить путь добродетели.

423

Т. е. от страстей.

424

В сирийском тексте так: «потому что внутренность сердца необходимо должна согласоваться с внешним образом действий».

425

Т. е. увлекается страстями.

426

В сирийском тексте: «разжигает ум нечистыми мыслями».

427

В сирийском тексте: «чудеса».

428

Душевно.

429

Т. е. надежду на спасение.

430

В сирийском тексте: «упомянутыми выше страстями».

431

В сирийском тексте: «наслаждению жизнью».

432

В сирийском тексте: «Пусть лучше глупые обвиняют тебя в необразованности, чем умные – в дерзости».

433

Делом.

434

Духовного.

435

Т. е. в чтении Евангелия.

436

Опытных в деле.

437

В сирийском тексте: «как ночью».

438

Т. е. истинного вида предметов (как сказано в сирийском тексте).

439

Духовными, высшими ее.

440

Разумеется дерзновенное, самочинное исследование тайн, сокрытых в Писании.

441

В сирийском тексте: «даже с благочестивыми целями».

442

Т. е. собеседования с Богом, о котором говорится ниже.

443

Или непосредственно внушаемых Богом человеку, или заключающихся в Священном Писании.

444

Слова, заключенные в скобках, дополнены из древнего славянского перевода; в сирийском тексте их тоже нет.

445

В сирийском тексте: «за твою бережливость».

446

В нашем тексте: «отпускай хлеб твой по водам, потому что по прошествии многих дней опять найдешь его».

447

Благодеяния.

448

В сирийском тексте: «потом вдвое воздаст тебе Бог».

449

Брань сзади, или внешняя борьба, есть смятение, которое производится в душе занятиями, рассеивающими ее внешними вещами, что препятствует ей вести брань спереди, или внутреннюю борьбу против себя самой, с нераздельным вниманием.

450

В сирийском тексте это место читается так: «те, которые одержали победу в борьбе внешней, удалили также и внутренний страх; и никакое (вражеское) принуждение не может уже их насильственно увести в плен, терзая их бранью спереди и сзади. Внешней борьбой называю я ту, которую человек возбуждает безрассудно против своей собственной души посредством чувств, именно посредством взятия и давания, слушания и видения, говорения и чревоугодия, и посредством того, что он непрестанно налагает на душу свою много настоятельных дел, так что она, ослепленная смятением, теснящим ее извне, не в состоянии ясно видеть в скрытой, возбужденной против нее брани – и спокойствием побеждать смущения, возникающие внутри ее.

451

Чтение греческого текста подтверждается древними переводами славянским и сербским. В сирийском тексте: «стесненным».

452

Через помыслы.

453

В сирийском тексте: «когда человек днем и ночью лежит на лице своем со сложенными назад руками».

454

Под внешней праведностью разумеется деятельная жизнь в противоположность созерцательной.

455

Келлии.

456

Т. е. жизни деятельной и созерцательной.

457

В греческом тексте стоит здесь слово «безумие»; соответствующее слово стоит и в сирийском тексте. Но в переводах латинском, древнем славянском, сербском и у преп. Паисия поставлено слово «утешение», которое сохранено и в нашем переводе из прежнего издания. В сирийском же тексте сказано так: «…и не ощущает оно (сердце) того безумия, за которое был порицаем апостол, когда говорили, что многие книги сделали его безумным». Тут, очевидно, разумеются слова Деяний апостольских – Деян.26:24: когда он (апостол Павел) «так защищался, Фест громким голосом сказал: «безумствуешь ты, Павел! большая ученость доводит тебя до сумасшествия»». Которое чтение есть истинное, не беремся решать.

458

В сирийском тексте: «отбросит от себя грехи».

Слово 57. Об удалении от мира и от всего смущающего ум

Великую честь оказал Бог людям двояким обучением459, каким одарил их, и повсюду отверз им затворенную дверь для вшествия в спасительное познание. Желателен ли тебе верный свидетель сказанного? Будь сам в себе и не погибнешь. А если хочешь узнать это и отвне, то имеешь и иного учителя и свидетеля, который безошибочно наставит тебя на путь истины.

Ум смущенный не может избежать забвения, и премудрость не отверзает таковому двери своей. Кто с точным ведением смог постигнуть, к какому равенству ведет общий всех конец, тот для отречения от житейского не имеет нужды в ином учителе. Первоначально данный Богом человеку естественный закон есть рассматривание тварей Его. Закон писанный присовокуплен по падении.

Кто не удаляется добровольно от причин страстей, тот невольно увлекается в грех. Причины же греха суть следующие: вино, женщины, богатство, телесное здравие; впрочем – не потому, что это суть грехи по самому естеству, но потому, что природа удобно склоняется этим в греховные страсти; и поэтому человек должен тщательно остерегаться сего. Если всегда будешь памятовать немощь свою, то не преступишь предела осторожности. Людям гнусна нищета, а Богу гораздо более гнусна душа высокосердая и ум надменный. У людей почтено богатство, а у Бога – душа смиренная.

Когда хочешь положить начало доброму деланию, приуготовься сперва к искушениям, которые тебя постигнут, и не сомневайся в истине. Ибо у врага в обычае, когда увидит, что с горячею верою начал кто-либо доброе житие, встречать его разными страшными искушениями, чтобы, пришедши от сего в страх, охладел он в добром произволении и вовсе уже не имел горячности приближаться к богоугодному деланию. И сопротивник делает это не потому, что имеет такую силу (тогда никто не мог бы сделать что-либо доброе), но потому, что попускается ему Богом, как дознали мы на праведном Иове. Посему уготовься мужественно встретить искушения, какие насылаются на добродетели460, и потом уже начинай их делание. А если не будешь приуготовлен к сретению искушений, то удержись от делания добродетелей.

Человек, сомневающийся, что Бог – помощник в добром делании, боится тени своей, и во время достатка и обилия томится голодом, и при окружающей его тишине исполняется бури. А кто уповает на Бога, тот тверд сердцем, и всем людям явна досточестность его, и пред всеми врагами его похвала его.

Заповеди Божии выше всех сокровищ мира. Кто стяжал их461, тот внутри себя обретает Бога. Кто упокоевается всегда в попечении о Боге, тот Бога приобрел домоприставником462. Кто вожделевает исполнения воли Божией, тот небесных Ангелов будет иметь путеводителями. Кто боится грехов, тот беспреткновенно совершит страшное шествие и во время мрака обретет свет пред собою и внутри себя. Стопы боящегося грехов охраняет Господь, и во время поползновения претворяет его милость Божия. Кто прегрешения свои почитает малыми, тот впадает в худшее прежнего и понесет семикратное наказание.

Посевай милостыню на смирении и пожнешь милость на суде. Чем погубил ты доброе, тем снова приобретай оное. Обол задолжал ты Богу: вместо него не возьмет Он с тебя жемчужины; например, погубил ты целомудрие – Бог не примет от тебя милостыни, если пребываешь в блуде, потому что хочет от тебя святости тела, так как преступил ты заповедь. Ужели, думая оставить стяжание мира, будешь вести брань за что-либо иное? Оставил ты насажденное, и с другими разве пришел ратовать?463

Святой Ефрем сказал, что во время жатвы не будешь противоборствовать зною зимними одеждами. Так каждый, что сеет, то и пожнет. И всякий недуг врачуется свойственными ему лекарствами. Ты, может быть, побежден завистью – для чего же усиливаешься бороться со сном? Пока проступок еще мал и не созрел, истреби его, прежде нежели распространится и созреет. Не предавайся нерадению, когда недостаток кажется тебе малым, потому что впоследствии найдешь в нем бесчеловечного властелина и побежишь перед ним, как связанный раб. А кто вначале противоборствует страсти, тот вскоре возгосподствует над нею.

Кто может с радостью перенести обиду, даже имея в руках средство отразить ее, тот приял утешение от Бога по вере в Него. И кто со смиренномудрием терпит взводимые на него обвинения, тот достиг совершенства, и ему удивляются святые Ангелы. Ибо нет никакой иной добродетели столь высокой и трудной.

Не верь себе, что ты силен, пока не будешь искушен и не найдешь себя неизменным. Так и во всем испытывай себя. Приобрети в себе правую веру, чтобы попрать тебе врагов твоих. Пусть ум твой будет не высокомерен, и не полагайся на силу твою, чтобы не попущено было впасть тебе в естественную немощь; и тогда по собственному своему падению уразумеешь немощь свою. Не доверяй своему знанию, чтобы враг посредством его не уловил тебя своею хитростью. Пусть язык твой будет кроток, и никогда не встретится с тобою бесчестие. Приобрети уста сладкие, и все будут тебе друзьями. Не хвались никогда в речах своих делами своими, чтобы не быть посрамленным. Во всем, чем ни хвалится человек, Бог попускает ему изменяться, чтобы он был уничижен и научился смирению. Поэтому должен ты все предоставить Божию предведению и не верить, будто бы в этой жизни есть что-либо неизменное.

Сделавшись таким, возводи непрестанно око свое к Богу, потому что покров и Промысл Божий объемлет всех людей, но он невидим, разве только очистившим себя от греха и помышляющим всегда о Боге, и притом – о Нем Едином. Преимущественно же открывается им Промысл Божий, когда ради Бога входят они в великое искушение. Ибо тогда ощущают они Промысл Божий, как бы усматривая его телесными очами, сообразно с мерою и причиною искушения, какое постигает каждого из них, и это464 – для того, чтобы подвижников сих возбудить к мужеству, как было с Иаковом, Иисусом Навином, тремя отроками, Петром и прочими святыми, которым являлся он465 в человеческом некоем образе, ободряя и утверждая их в благочестии. Если же скажешь, что сие даровано от Бога святым по особому промышлению, и они по своему достоинству сподоблялись таковых видений, то пусть образцами в мужестве будут для тебя святые мученики, которые, нередко многие вместе, а иногда поодиночке, во многих и разных местах подвизались за Христа и нашедшею на них силою мужественно претерпели в бренных телах строгание железом и всякого рода мучения, нестерпимые для естества. Ибо им явственно являлись святые Ангелы, чтобы каждый уразумел, как на тех, кои ради Бога всячески терпят всякое искушение и всякую скорбь, обильно являет себя Божий Промысл в показание их доблести и в посрамление врагов их. Ибо сколько святые мужались при таковых видениях, столько противники терпением их были раздражаемы и приводимы в неистовство.

Нужно ли говорить что о подвижниках, чуждых миру сему, и об отшельниках? Они пустыню соделали градом, обратили в селение и обитель Ангелов. К ним, по благоустройству жития их, всегда приходили Ангелы и, как слуги единого Владыки, иногда соратуя, пребывали с теми, которые все дни жизни своей любили пустыню и из любви к Богу имели жилища свои в горах, вертепах и пропастях земных. И так как они, оставив земное, возлюбили небесное и соделались подражателями Ангелов, то и сами святые Ангелы по справедливости не скрывали за это от них зрака своего и исполняли всякое желание их, по временам же являлись им, научая, как надлежит им жить, а иногда объясняли то, в чем недоумевали они; иногда же сами святые вопрошали их, о чем надлежало; иногда Ангелы наставляли на путь тех из них, которые заблуждались; иногда избавляли тех, которые впадали в искушения; иногда, при внезапной беде и угрожающей опасности, исхищали их от этого, спасая, например, от змия, или от (падения) скалы, или от стрелы, или от брошенного камня; иногда, если враг явно нападал на святых, являлись видимым образом, и говорили, что посланы на помощь к ним, и придавали им смелость, отважность и отраду; а в иное время совершали чрез них исцеления, иногда же исцеляли самих святых, подвергшихся каким-либо страданиям; иногда телам их, изнемогшим от неядения, прикосновением руки или словами сообщали сверхъестественную силу и укрепляли их; иногда же приносили им пищу, хлеб и даже овощи466 или какие-либо другие с хлебом вкушаемые снеди; и некоторым из них объявляли время, а иным – и образ их преставления. И нужно ли перечислять многое, чем доказывается любовь к нам святых Ангелов и всевозможное попечение их о праведных? Они промышляют о нас, как старшие братья о младших. Сказано же сие, чтобы всякий мог уразуметь, что «близ Господь всем призывающим Его во истине» (Пс. 144:18), и видеть, каково промышление Его о тех, которые посвятили себя на благоугождение Ему и от всего сердца Ему следуют.

Если веруешь, что Бог промышляет о тебе, к чему тебе беспокоиться и заботиться о временном и о потребном для плоти твоей? А если не веруешь, что Бог промышляет, и потому, помимо Его, сам заботишься о потребном для себя, то ты самый жалкий из всех людей. Для чего ты и живешь, и будешь жить? «Возверзи на Господа печаль твою, и Той тя препитает» (Пс. 54:23). «И не убоишися страха нашедшаго» (Притч. 3:25).

Кто однажды навсегда посвятил себя Богу, тот проводит жизнь в покое ума. Без нестяжательности душа не может освободиться от мятежа помыслов и вне безмолвия чувств не ощутит мира в мысли. Не входя в искушения, никто не приобретет духовной мудрости. Без прилежного чтения не уразумеет тонкости помыслов. Без тишины помыслов ум не подвигнется в сокровенные таинства. Без упования по вере душа не может смело отважиться на искушения. Не испытав явственного покровительства Божия, сердце не в состоянии надеяться на Бога. Если душа не вкусит с ведением467 страданий Христовых, то не будет иметь общения со Христом.

Человеком Божиим почитай того, кто по великому милосердию умертвил себя для необходимой потребности. Ибо кто милует нищего, тот попечителем о себе имеет Бога. И кто ради Бога обнищает, тот обретет неоскудевающие сокровища.

Бог ни в чем не имеет нужды; но увеселяется, когда видит, что человек упокоевает образ Его и чтит оный ради Него. Когда попросит кто у тебя того, что имеешь ты, не говори в сердце своем: «Оставляю это душе моей, чтобы упокоиться в этом; Бог из другого места подаст ему потребное для него». Такие слова приличны людям неправедным и не знающим Бога. Человек праведный и добрый не уступает чести своей иному и не попустит, чтобы время благодати468 проходило без дела. Человек нищий и нуждающийся снабжается от Бога, потому что Господь никого не оставляет; но ты, отослав от себя убогого, уклонился от чести, данной тебе Богом, и удалил от себя благодать Его. Посему, когда даешь, веселись и говори: «Слава Тебе, Боже, что сподобил меня найти, кого упокоить!» Если же нечего тебе дать, паче радуйся и, благодаря Бога, говори: «Благодарю Тебя, Боже мой, что дал мне благодать эту и честь – обнищать ради имени Твоего, и сподобил меня вкусить скорби, положенной на пути заповедей Твоих, в недуге и нищете, как вкушали святые Твои, шествовавшие путем сим!»

И когда находишься в болезни, скажи: «Блажен сподобившийся быть искушенным от Бога в том, за что наследуем жизнь». Ибо недуги насылает Бог для здравия души. Некто из святых сказал: «Замечал я, что монаху, который не работает благоугодно Господу и не подвизается ревностно о спасении души своей, но нерадиво обучается добродетелям, непременно попускается Богом впадать в искушения, чтобы не оставался он праздным и от многой своей праздности не уклонился в худшее». Посему-то Бог ввергает в искушения ленивых и нерадивых, чтобы помышляли они об искушениях, а не о суетном. Творит же сие Бог всегда с любящими Его, чтобы вразумить, умудрить и научить их воле Своей. И когда будут умолять Его, нескоро внемлет им, пока не изнемогут и пока твердо не уразумеют, что за нерадение и за леность их приключилось с ними это. Ибо написано: «егда прострете руки ваша ко Мне, отвращу очи Мои от вас; и аще умножите моление, не услышу вас» (Іс. 1:15). И хотя говорится сие о других, но во всяком случае написано вообще об оставивших путь Господень.

Но пoелику говорим, что Бог многомилостив, то почему же, когда постоянно толцем и просим в искушениях, не бываем услышаны, но презирает Он прошение наше? Сему, конечно, учит нас пророк, говоря: не мала рука Господня, чтобы помиловать, и не тяжел Господь слухом, чтобы услышать. Но грехи наши разлучили нас с Ним, и беззакония наши отвратили лицо Его, чтобы не слышать (см. Іс. 59:1-2). Во всякое время памятуй о Боге, и Он воспомянет о тебе, когда впадешь в беды.

Естество твое сделалось удобоприемлющим в себя страсти, много искушений в настоящем мире, и не далеко от тебя зло, но источается оно внутри тебя и под ногами твоими. Не сходи с того места, на котором стал; когда соизволит Бог, освободишься от сего. Как близки между собою веки (на глазах), так искушения близки к людям; и Бог предустроил сие премудро для пользы твоей, чтобы ты постоянно ударял в дверь Его, чтобы страхом скорбного всевалось памятование о Нем в уме твоем, чтобы к Нему приближался ты в молитвах и освещалось сердце твое непрестанным памятованием о Нем. И когда будешь умолять, услышит тебя; и уразумеешь, что избавляющий тебя есть Бог, и познаешь Создавшего тебя, Промышляющего о тебе, Хранящего тебя и Сотворившего для тебя два мира: один – как временного учителя и наставника, другой – как отеческий дом и вечное наследие. Бог не сотворил тебя недоступным прискорбному, чтобы ты, возжелав быть богом, не наследовал того же, что наследовал бывший первоначально Денницею, а впоследствии, за превозношение, ставший сатаною. А также не сотворил тебя неуклонным и неподвижным469, чтобы не соделаться тебе подобным естеству неодушевленных тварей и чтобы доброе в тебе не осталось для тебя безвыгодным и не заслуживающим награды, как естественные скотские преимущества в бессловесных. Ибо всякому легко уразуметь, сколько рождается пользы, благодарения и смирения от того, что изощрены против тебя сии жала.

Посему явно, что в нашей воле подвизаться в добре и уклоняться от худого и что нам усвояются проистекающие от того и честь, и бесчестие. Постыжаемые бесчестием, мы боимся; возбуждаемые же честью, приносим благодарение Богу и простираемся к добродетели. Бог умножил сих пестунов, чтобы ты, освободившись от них, соделавшись недоступным для скорбей и став выше всякого страха, не забыл Господа Бога твоего, не уклонился от Него и не впал в многобожие, как многие, которые, хотя были подобострастны тебе и поражаемы такими же горестями, в одно мгновение времени, по причине временной и малозначительной власти или здоровья470, не только впали в многобожие, но и себя самих дерзнули несмысленно именовать богами. Посему-то Бог попустил тебе быть в скорбях. А иногда попускает и для того, чтобы ты, уклонившись, не прогневал Его и чтобы Ему, подвергнув наказанию, не истребить тебя от лица Своего. Не буду говорить о нечестии и о прочих хулах, порождаемых благоденствием и небоязненностью жизни, когда и сказанного пред сим не осмелится иной выговорить471. Посему-то страданиями и страстями Бог умножил в сердце твоем памятование о Нем, и страхом противного побудил тебя приступить ко вратам Его милосердия, и избавлением от сего всеял в тебя любовь к Нему; вложив же в тебя любовь, приблизил тебя к чести усыновления и показал тебе, сколь богата благодать Его. Ибо откуда узнать бы тебе такую Его промыслительность и благопопечительность, если бы не встретилось тебе ничего противного?

Поэтому любовь к Богу всего более может быть умножаема в душе твоей сим именно, т. е. уразумением дарований Его и памятованием о преизбытке промышления Его. Все сии блага порождаются для тебя горестями, чтобы научился ты благодарить. Итак, памятуй о Боге, чтобы и Он всегда памятовал о тебе, и, памятуя, Он спасет тебя, и приимешь от Него всякое блаженство. Не забывай Его, паря мыслью в суетном, чтобы и Он не забыл тебя во время браней твоих. Будь послушен Ему в изобилии своем, чтобы в скорбях иметь пред Ним дерзновение в сердечной и постоянной к Нему молитве.

Очищай себя пред Господом, всегда имея в сердце своем памятование о Нем, чтобы, пробыв долго без памятования о Нем, не оказаться тебе неимеющим дерзновения, когда приходишь к Нему. Ибо дерзновение пред Богом бывает следствием частого с Ним собеседования и многих молитв. Сношение с людьми и пребывание с ними бывает посредством тела, а сношение с Богом посредством душевного памятования, внимательности в молитвах и всесожжения. Долговременным хранением памятования о Боге душа по временам приводится в изумление472 и удивление. Ибо «возвеселится сердце ищущих Господа. Взыщите Господа», осужденные, «и утвердитеся» надеждою; «взыщите лица Его» покаянием (Пс. 104:3-4), и освятитесь святынею лица Его, и очиститесь от грехов своих. Виновные во грехах, теките ко Господу, могущему простить грехи и презреть прегрешения. Ибо с клятвою изрек Он через пророка: «живу Аз, глаголет… Господь, не хощу смерти грешника, но еже обратитися… и живу быти ему» (Єз. 33:11); и еще: «прострох руце Мои весь день к людем не покаряющимся и противу глаголющим» (Іс. 65:2); и еще: «вскую умираете, доме Израилев» (Єз. 33:11); «обратитеся ко Мне, и обращуся к вам» (Мал. 3:7); и еще: в тот день, в который грешник оставит путь свой, и обратится ко Господу, и сотворит суд и правду, беззаконий его не помяну, но живя жив будет, глаголет Господь (см. Єз. 33:19).

И если праведник оставит правду свою и, согрешив, соделает неправду, правды его не помяну, но поползновение положу пред ним, и во тьме дел своих, пребыв в них, умрет он (см. Єз. 18:21-24,33:14-18). Почему же это? Потому что грешник не преткнется в грехе своем в тот день, в который обратится ко Господу; и правда праведного не избавит его в тот день, в который согрешит, если пребудет он в таковом грехе. А Иеремии так сказал Бог: «возми себе свиток книжный» и, что сказал Я тебе, напиши: от дне Иосии царя Иудина, и до сего дне… вся злая», что, как сказал Я, наведу на народ сей, да, услышав и убоявшись, оставит человек путь свой лукавый и, обратившись, покается, и отыму грехи их (Єр. 36:2-3). И Премудрость изрекла: «покрываяй» грех свой да не будет ни к чему годен; а кто исповедует грехи свои и оставит их, тот сподобится милости от Бога (Притч. 28:13). И Исаия говорит: «взыщите Господа», и, взыскав, «призовите» Его, и, приблизившись, «да оставит пути своя» грешник, и муж неправедный советы своя, и обратитеся ко Мне, и помилую вас. «Не суть бо совети Мои, якоже совети ваши, ниже путие Мои, якоже путие ваши» (Іс. 55:6-8). «Аще… послушаете Мене, благая земли снесте» (Іс. 1:19). Приидите ко Мне, и послушайте Меня, и живы будете душою вашею (см. Іс. 55:3). Когда сохранишь пути Господни и сотворишь волю Его, тогда надейся на Господа и призывай Его, «и еще глаголющу ти, речет: се, приидох» (Іс. 58:9).

Когда на неправедного находит искушение, не имеет он упования, чтобы призвать Бога и ожидать от Него спасения, потому что во дни упокоения своего удалялся от воли Божией. Прежде нежели начнешь брань, ищи себе помощи, и прежде недуга взыщи врача. Прежде нежели найдет на тебя скорбь, молись Богу – и во время горести найдешь Его, и услышит тебя. Прежде нежели поползнешься, призывай и умоляй; и прежде нежели станешь молиться473, уготовь обеты, т. е. запасы на дорогу отсюда. Ковчег Ноев построен был во время мира, и дерева его были посажены за сто лет, а во время гнева неправедные погибли, праведнику же стал он покровом.

Неправедные уста заграждаются для молитвы474; потому что осуждение совести делает человека не имеющим дерзновения. Сердце доброе с радостью источает слезы в молитве. В ком мир мертв, те с радостью терпят обиды; а в ком мир жив, те не могут терпеть обиды, но, движимые тщеславием, гневаются и от неразумного движения приходят в смятение или объемлются печалью475. О, как трудно исполнить эту добродетель и какую славу приобретает она у Бога! Кто хочет преуспеть в сей добродетели, т. е. принимая обиды, быть великодушным, тому нужно удалиться от своих476 и соделаться странником; потому что в отчизне своей невозможно преуспеть в этой добродетели. Одним великим и сильным свойственно переносить страдания этой добродетели среди своих, а также тем, для которых умер этот мир и которые отреклись от надежды на всякое настоящее утешение.

Как благодать близка к смиренномудрию, так болезненные приключения к гордыне. Очи Господни на смиренномудрых, чтобы возвеселить их. Смирение всегда приемлет от Бога милость, а жестокосердию и маловерию встречаются страшные случаи. Умаляй себя во всем пред всеми людьми, и будешь возвышен пред князьями века сего.

Предваряй всякого своим приветствием и поклоном, и будешь почтен паче приносящих в дар суфирское477 золото.

Уничижай себя, и увидишь в себе славу Божию. Ибо где произрастает смирение, там источается Божия слава. Если будешь стараться пребывать в явном уничижении, то Бог соделает, что от всех людей будешь прославляем; если же в сердце своем будешь иметь смирение, то в сердце твоем покажет тебе Бог славу Свою. Будь удобопренебрегаем в величии твоем, а не великим в малости твоей. Старайся быть в пренебрежении, и исполнишься Божией чести. Не домогайся быть почитаемым, будучи внутренно исполнен язв478. Презри честь, чтобы стать почтенным; и не люби чести, чтобы не быть обесчещенным. Кто гонится за честью, от того убегает она вперед. А кто убегает от чести, того настигает она сзади и делается для всех людей провозвестницей его смирения. Если пренебрежешь сам себя, чтобы не быть тебе почитаемым, то провозгласит о тебе Бог. Если за истину понесешь укоризну, то Бог всем тварям Своим повелит восхвалять тебя, и отверзут пред тобой дверь славы Создателя твоего, и восхвалят тебя, потому что в тебе действительно есть образ и подобие Его.

Кто видел человека, сияющего добродетелями, людям же представляющегося ничтожным, светлого жизнью, мудрого ведением и смиренного духом? Блажен, кто смиряет себя во всем, потому что будет он превознесен. Ибо кто ради Бога во всем смиряет и умаляет себя, тот прославлен бывает Богом. Кто алчет и жаждет ради Него, того упоит Бог Своими благами. Кто терпит наготу ради Бога, тот облекается Им в ризу нетления и славы. Кто обнищает ради Бога, тот бывает утешен истинным Его богатством.

Уничижай себя ради Бога, и без твоего ведома умножится слава твоя. Всю жизнь свою признавай себя грешником, чтобы во всей жизни своей быть тебе праведным. Будь невеждою в мудрости своей, а не кажись мудрым, будучи невеждою. Если смирение возвышает человека простого и неученого, то какую, подумай, честь доставит оно великим и почтенным?

Бегай тщеславия и будешь прославлен. Бойся гордости и будешь возвеличен. Не дано тщеславие сынам человеческим, и высокомудрие – порождению жен. Если добровольно отрекся ты от всего житейского, то из-за ничтожных вещей уже ни с кем отнюдь не ссорься. Если возгнушался ты тщеславием, то бегай тех, которые гонятся за ним. Бегай от любостяжательных, как и от самой стяжательности. Удаляйся от ищущих наслаждения, как и от самого наслаждения. Бегай от непотребных, как и от самого непотребства. Ибо если одно воспоминание о сказанном возмущает ум, то кольми паче воззрение на таковых и препровождение времени с ними? Сближайся с праведными и чрез них приблизишься к Богу. Обращайся с имеющими смирение и научишься их нравам. Ибо если воззрение на таковых полезно, то кольми паче учение уст их?

Возлюби нищих, чтобы чрез них и тебе улучить милость. Не сближайся с любопрителями, чтобы не быть тебе принужденным стать вне тишины своей. Без отвращения сноси зловоние от недужных, а особенно – убогих, потому что и ты обложен телом. Не упрекай скорбящих сердцем, чтобы тебя не поразил жезл479 их, и взыщешь утешителей – и не найдешь. Не уничижай увечных, потому что в ад пойдем все равночестными. Люби грешников, но ненавидь дела их и не пренебрегай грешными за недостатки их, чтобы самому тебе не впасть в искушение, в котором пребывают они.

Помни, что и ты причастен земного естества, и делай добро всем. Не укоряй требующих молитвы твоей и не лишай их умягченных словес утешения, чтобы не погибли они и с тебя не были бы взысканы души их. Напротив того, подражай врачам, которые воспалительные болезни исцеляют прохладительными лекарствами, а противоположные им – горячительными.

Когда встретишься с ближним своим, принуждай себя оказывать ему честь выше меры его. Лобызай руки и ноги его, обнимай их часто с великою честью, возлагай их на глаза себе и хвали его даже за то, чего не имеет. А когда разлучишься с ним, говори о нем все хорошее и что-нибудь досточестное. Ибо сим и подобным этому привлечешь его к добру, заставишь его чувствовать стыд от того приветствия, каким приветствовал ты его, и посеешь в нем семена добродетели. От такой, снисканной тобою, привычки отпечатлевается в тебе добрый образ, приобретешь в себе смирение многое и без труда преуспеешь в великом. А сверх этого, если чествуемый тобою и имеет какие недостатки, легко приимет от тебя врачевание, постыждаемый тою честью, какую ты оказал ему. Пусть всегда будет у тебя этот нрав – ко всем быть благоприветливым и почтительным. Никого не раздражай480 и никого не ненавидь, ни за веру481, ни за худые дела его, но берегись кого-либо и в чем-либо укорять или обличать, потому что есть у нас нелицеприятный Судия на небесах. Если же хочешь обратить кого к истине, то скорби о нем и со слезами и с любовью скажи ему слово или два, а не воспаляйся на него гневом, и да не увидит в тебе признака вражды. Ибо любовь не умеет гневаться и раздражаться на кого или укорять кого со страстью.

Указанием любви и ведения служит смирение, которое рождается от доброй совести о Христе Иисусе, Господе нашем. Ему слава и держава со Отцем и со Святым Духом, ныне и присно и во веки веков! Аминь.

* * *

459

Здесь разумеется откровение естественное в природе (см. Рим. 1:20) и откровение сверхъестественное в писанном законе.

460

На творящих добродетели.

461

Т. е. исполнил их. В сирийском тексте: «кто воспринял Его законы в свое сердце, тот в них найдет Господа». («В них» читается и в одной греческой рукописи).

462

В сирийском тексте: «тот становится сожителем Бога, кто всегда пребывает в размышлении о Нем».

463

В сирийском тексте: «не оставляй несправедливую прибыль на ее месте и не постись вместо нее! Не оставляй преступления на его месте и не борись против чего-нибудь другого. Несправедливость искореняется милосердием и отречением, а ты оставляешь растение на его месте и борешься против чего-то другого, как говорит великий святой учитель Ефрем». В греческом переводе ссылка на св. Ефрема ошибочно отнесена к следующему. Впрочем, выше приведенные слова принадлежат не св. Ефрему, а Исааку Антиохийскому.

464

Особенное обнаружение Промысла.

465

Промысл Божий.

466

Собственно: лупины, овощи, имеющие горячительное свойство.

467

Т. е. на опыте личной жизни.

468

Т. е. удобный случай для благодеяний.

469

К страстям.

470

В сирийском тексте: «по причине некоторого богатства, кратковременной власти и малого красноречия».

471

В сирийском тексте: «даже если вышеупомянутый грех не будет совершен».

472

Духовный восторг.

473

В сирийском тексте: «прежде нежели придешь в смятение».

474

Переведено согласно с сирийским текстом: «грех заграждает уста при молитве».

475

В сирийском тексте: «чьи мысли всецело заняты заботой об этой жизни, тот или из пустого тщеславия сейчас же воспламенится гневом или погружается в мрачные мысли, которые возбуждаются им» (тщеславием).

476

Близких.

477

Суфир – то же, что Офир (1Царів. 22:48), златоносная местность в Индии.

478

Греховных.

479

Т. е. скорбь их.

480

В сирийском тексте: «ни на кого не гневайся».

481

Т. е. за слабость веры или за неправоту веры.

Слово 58. О том, что Бог на пользу душе попустил, чтобы она была доступна страстям, и о подвижнических деланиях

Поползнуться на что-либо греховное – обнаруживает человеческую немощь, потому что Бог на пользу душе попустил, чтобы она была доступна страстям. Ибо Он не усмотрел полезным поставить ее выше страстей прежде пакибытия. И душе быть доступною страстям – полезно для уязвления совести; пребывать же в страстях – дерзко и бесстыдно. Есть три способа, которыми всякая разумная душа может приближаться к Богу: или горячностью веры, или страхом, или вразумлением Господним. И никто не может приблизиться к Божией любви, если не поведет его один из сих трех способов.

Как от чревоугодия рождается мятеж помыслов, так от многословия и бесчинных бесед неразумие и исступление482 ума. Попечение о делах житейских смущает душу, а смущение ими смущает ум и лишает его тишины.

Иноку, который посвятил себя небесному деланию, прилично всегда и во всякое время быть вне всякой житейской заботы, чтобы, погрузившись в себе самом, вовсе не находить в себе ничего принадлежащего настоящему веку. Ибо, став праздным от всего такового, может без развлечения поучаться в законе Господнем день и ночь. Телесные труды без чистоты ума то же, что бесплодная утроба и иссохшие сосцы, потому что не могут приблизиться к ведению Божию. Тело они утомляют, но не заботятся о том, чтобы искоренять страсти в уме, а потому ничего и не пожнут. Как сеющий в тернии ничего не может пожать, так уничтожающий себя злопамятностью и любостяжанием ни в чем не может успеть, но стенает на ложе своем от многого бдения и от затруднительности дел. И Писание свидетельствует, говоря: «яко людие правду сотворившии» и ни об единой из заповедей Господних не нерадевшие, ищут у Меня правды и истины и хотят приблизиться ко Мне, Богу, «глаголюще: что яко постихомся, и не увидел еси? Смирихом себя, и не уведел еси? Во дни бо пощений ваших творите воли ваша» (Іс. 58:2-3), т. е. лукавые мысли ваши, – и приносите их, как всесожжения, идолам, – и злые помыслы, которые признали вы в себе за богов, причем вы приносите им драгоценнейшую из всех жертв – вашу свободную волю483, которую вы должны были посвящать Мне посредством ваших добрых дел и чистой совести.

Добрая земля увеселяет своего делателя плодоношением даже до ста. Если душа просияла памятованием о Боге и неусыпным бдением день и ночь, то Господь устрояет там к ограждению ее облако, осеняющее ее днем и светом огненным озаряющее ночь; во мраке ее просияет свет.

Как облако закрывает свет луны, так испарения чрева изгоняют из души Божию премудрость. И что пламень огненный в сухих дровах, то и тело при наполненном чреве. И как одно горючее вещество, приложенное к другому, увеличивает огненный пламень, так разнообразие брашен увеличивает движение в теле. В сластолюбивом теле не обитает ведение Божие; и кто любит свое тело, тот не улучит Божией благодати. Как в болезнях рождения происходит на свет плод, веселящий родившую, так при труде гортани484 рождается в душе плод – ведение тайн Божиих, у ленивых же и сластолюбивых – плод стыда. Как отец заботится о чадах, так и Христос печется о теле, злостраждущем ради Него, и всегда бывает близ уст его. Стяжание делания, совершаемого с мудростью, неоцененно.

Тот – странник485, кто мыслью своею стал вне всего житейского. Тот плачущий486, кто, по упованию будущих благ, все дни жизни своей проводит в алчбе и жажде. Тот монах, кто пребывает вне мира и всегда молит Бога, чтобы улучить ему будущие блага. Богатство монаха – утешение, находимое в плаче, и радость от веры, воссиявающая в тайниках ума. Тот милостив, кто в мысли своей не отличает одного от другого, но милует всех. Тот девственник, кто не только сохранил тело неоскверненное плотским совокуплением, но даже стыдится себя самого, когда бывает один. Если любишь целомудрие, отгони срамные помыслы упражнением в чтении и продолжительной молитвою, и тогда будешь иметь оружие против естественных побуждений, а без сего невозможно увидеть в душе чистоту. Если желаешь быть милостивым, приобучи себя сперва всем пренебрегать, чтобы ум не увлекался тяжестью этого и не выходил из своих пределов.

Ибо совершенство милосердия выказывается в терпении предпочитающего переносить обиды; совершенство смирения – в том, чтобы с радостью сносить ложные обвинения. Если истинно ты милосерд, то, когда неправедно отнято у тебя твое, не скорби внутренне и не рассказывай об ущербе посторонним. Пусть лучше ущерб, нанесенный обидевшими тебя, поглощен будет твоим милосердием, как терпкость вина поглощается множеством воды. Докажи множество милосердия своего теми благами, какие воздаешь обидевшим тебя, как и блаженный Елисей поступил с врагами своими, намеревавшимися взять его в плен. Ибо, когда помолился и ослепил их тьмою, показал тем, какая в нем сила, а когда, дав им пищу и питие, позволил уйти, доказал тем, каково его милосердие (см. 2Царів. 6:13-23).

Кто истинно смиренномудр, тот, будучи обижен, не возмущается и не говорит ничего в свою защиту о том, в чем он обижен, но принимает клеветы, как истину, и не старается уверять людей, что он оклеветан, но просит прощения. Ибо иные добровольно навлекали на себя название блудных, не будучи таковыми; другие же терпели именование прелюбодеев, будучи далекими от прелюбодеяния, и слезами свидетельствовали, что несут на себе плод греха, которого не делали, и с плачем просили у обидевших прощения в беззаконии, которого не совершали, когда душа их была увенчана всякою чистотою и непорочностью. Иные же, чтобы не прославляли их за превосходные правила жизни, соблюдаемые ими втайне, представлялись в образе юродивых, быв растворены божественною солью и непоколебимы в своей тишине, так что на высоте совершенства своего святых Ангелов имели провозвестниками своих доблестей.

Ты думаешь о себе, что есть в тебе смирение. Но другие сами себя обвиняли, а ты, и другими обвиняемый, не переносишь сего и считаешь себя смиренномудрым. Если хочешь узнать, смиренномудр ли ты, то испытай себя в сказанном: не приходишь ли в смятение, когда тебя обижают487?

Спаситель многими обителями у Отца называет различные меры разумения водворяемых в оной стране, т. е. отличия и разность духовных дарований, какими наслаждаются по мере разумения. Ибо не разность мест, но степени дарований назвал Он многими обителями. Как чувственным солнцем наслаждается каждый соразмерно чистоте и приемлемости силы зрения и как от одного светильника в одном доме освещение бывает различно, хотя свет не делится на многие светения, так в будущем веке все праведные нераздельно водворяются в одной стране, но каждый в своей мере озаряется одним мысленным солнцем и по достоинству своему привлекает к себе радость и веселие, как бы из одного воздуха, от одного места, седалища, видения и образа. И никто не видит меры друга своего, как высшего, так и низшего, чтобы, если увидит превосходящую благодать друга и свое лишение, не было это для него причиною печали и скорби. Да не будет сего там, где нет ни печали, ни воздыхания! Напротив того, каждый, по данной ему благодати, веселится внутренне в своей мере. Но зрелище488, находящееся вне всех, есть одно, и место одно, и кроме сих двух степеней нет иной посредствующей степени, разумею же одну степень горнюю, другую дольнюю, посреди же их разнообразие в разности воздаяний.

Если же это справедливо (как и действительно справедливо), то что несмысленнее или неразумнее такой речи: «Довольно для меня избежать геенны, о том же, чтобы войти в Царство, не забочусь»? Ибо избежать геенны и значит это самое – войти в Царство; равно как лишиться Царства – значит войти в геенну. Писание не указало нам трех стран, но что говорит? «Егда приидет Сын Человеческий в славе Своей.., и поставит овцы одесную Себе, а козлища ошуюю» (Мф. 25:31,33). Не три наименовал сонма, но два – один одесную, другой ошуюю. И разделил пределы различных обителей их, сказав: «и идут сии», т. е. грешники, «в муку вечную, праведницы же» в животе вечном (Мф. 25:46) просветятся яко солнце (Мф. 13:43). И еще: «от восток и запад при-идут, и возлягут» на лоне Авраамовом «во Царствии Небеснем; сынове же царствия изгнани будут во тму кромешную, где плач и скрежет зубом» (Мф. 8:11,12), что страшнее всякого огня. Не уразумел ли ты из сего, что состояние, противоположное горней степени, и есть та мучительная геенна?

Прекрасное дело – научать людей благости Божией, привлекать их непрерывностью Промысла Божия и от заблуждения приводить к познанию истины. Ибо таков был образ действия у Христа и апостолов, и он весьма высок. Если же человек, при таковом образе жизни и частом общении с людьми, чувствует в себе, что немощна совесть его при воззрении на существующее, и возмущается тишина его, и помрачается ведение, потому что ум его имеет еще нужду в охранении и в подчинении чувств, и, желая врачевать других, губит он собственное свое здравие и, оставляя собственную свободу воли своей, приходит в смятение ума, то пусть вспомнит таковый апостольское слово, внушающее нам, что «совершенных есть твердая пища» (Євр. 5:14), и пусть возвратится вспять, чтобы не услышать от Господа сказанного в притче: «врачу, исцелися сам» (Лк. 4:23). Пусть осуждает сам себя и охраняет здравие свое, и вместо чувственных слов его да служит доброе его житие, и вместо гласа уст его да учат его деяния. И когда узнает, что душа его здрава, тогда пусть пользует других и врачует своим здравием. Ибо когда будет вдали от людей, тогда может больше сделать им добра ревностью о добрых делах, нежели сколько сделает словами, будучи сам немощен и более их имея нужду в исцелении. «Слепец слепца аще водит, оба в яму впадут» (Мф. 15:14). Твердая пища прилична здоровым, имеющим обученные чувства, способным принимать всякую пищу, т. е. приражения от всяких чувств489 и, по причине обучения в совершенстве, от каких бы то ни было встреч не видеть вреда сердцу.

Когда диавол захочет осквернить ум таковых людей блудным воспоминанием, тогда испытывает сперва терпение их любовью к тщеславию, и предначатие сего помысла не представляется страстью. Так обыкновенно поступает он с теми, которые охраняют ум свой и в которых невозможно скоро вложить какое-либо неприличное помышление. Когда же исторгнет человека из твердыни490 его, и начнет он беседовать с первым помыслом491 и удаляться от сей твердыни, тогда диавол сретает его чем-либо напоминающим о блуде и совращает ум на дела непотребные. И сперва смущается он внезапным их приражением – тем, что предшествовавшее целомудрие помыслов встретилось с такими предметами, от воззрения на которые далек был правитель – ум. И если диавол не оскверняет его совершенно, то, по крайней мере, низводит с прежнего достоинства. Но если ум отступит назад и предупредит первое приражение помыслов492, служащее причиною нашествия вторых помыслов493, тогда удобно может, при помощи Божией, преодолеть страсть.

Страсти отвращать лучше памятованием добродетелей, нежели сопротивлением, потому что страсти, когда выступают из области своей и воздвигаются на брань, отпечатлевают в уме свои образы и подобия. Брань сия приобретает великую власть над умом, сильно возмущая и приводя в смятение помышления. А если поступить по первому, сказанному нами правилу, то не оказывается в уме и следа страстей по отгнании их.

Телесный труд и поучение в Божественных Писаниях охраняют чистоту, труд же подкрепляют494 надежда и страх. Надежду же и страх утверждают в уме удаление от людей и непрестанная молитва. Пока человек не приимет Утешителя, потребны ему Божественные Писания для того, чтобы памятование доброго напечатлелось в мысли его и непрестанным чтением обновлялось в нем устремление к добру и охраняло душу его от тонкости греховных путей: потому что не приобрел он еще силы Духа, которая удаляет заблуждение, похищающее душеполезные памятования и приближающее его к холодности через рассеяние ума. Но когда сила Духа низойдет в действующую в человеке душевную силу, тогда вместо закона Писаний укореняются в сердце заповеди Духа, и тогда тайно учится у Духа и не имеет нужды в пособии вещества чувственного. Ибо, пока сердце учится от вещества, непосредственно за учением следуют заблуждение и забвение, а когда учение преподается Духом, тогда памятование сохраняется невредимым495.

Бывают помыслы добрые и изволения добрые; бывают же помыслы лукавые и сердце лукавое. Первая степень496 есть движение, происходящее в уме подобно ветру, воздвигаемому в море и воздымающему волны; вторая степень497 есть опора и основание. И по твердости основания, а не по движению помыслов бывает воздаяние за доброе и лукавое.

Душа не бывает в покое от движения изменчивых помыслов. Если же за каждое из них, хотя не имеет оно основания в глубине сердца, назначишь воздаяние, то близок будешь к тому, чтобы тысячекратно в день переменять тебе и благое свое, и противное тому.

Бескрылый птенец – тот ум, который покаянием недавно вышел из пут страстей и во время молитвы усиливается возвыситься над земными вещами, но не может, а напротив того, ступает еще по лицу земли, не имея сил летать. Однако же с помощью чтения, делания, страха и попечения о разных добродетелях собирает воедино помышления свои. Ибо не может он знать что-либо, кроме сего. И этим на краткое время сохраняется ум без осквернения и смущения498, но впоследствии приходят воспоминания и возмущают и оскверняют сердце, потому что человек не ощутил еще того спокойного воздуха свободы, в который, по долгом только времени499, забвением о земном вводит он ум, ибо приобрел телесные только крыла, т. е. добродетели, которые совершаются наружно, но не видел еще добродетелей созерцательных и не сподобился ощущения их, а они суть те крыла ума, на которых человек приближается к небесному и удаляется от земного.

Пока человек служит Господу чем-либо чувственным, дотоле образы сего чувственного отпечатлеваются в помышлениях его и Божественное представляет он в образах телесных. Когда же получит он ощущение внутреннего, тогда, по мере ощущения его, и ум от времени до времени будет возвышаться над образами вещей.

«Очи Господни» на смиренных сердцем «и уши Его в молитву их» (Пс. 33:16). Молитва смиренномудрого как бы прямо из уст в уши. Во время безмолвия твоего благими делами смирения взывай: «Господи, Боже мой», Ты «просветиши тму мою» (Пс. 17:29).

Когда душа твоя приблизится к тому, чтобы выйти из тьмы, тогда вот что пусть будет для тебя признаком: сердце у тебя горит и, как огнь, распаляется день и ночь; а потому целый мир вменяешь ты в уметы500 и пепел, не желаешь даже пищи от сладости новых, пламенеющих помыслов, непрестанно возбуждающихся в душе твоей. Внезапно дается тебе источник слез, как поток, текущий без принуждения и примешивающийся ко всякому делу твоему, т. е. и во время чтения твоего, и молитвы твоей, и размышления твоего, и когда принимаешь пищу и питие; и во всяком деле твоем оказывается, что у тебя срастворены с ним слезы. И когда увидишь это в душе своей, будь благонадежен, потому что переплыл ты море; и будь столь прилежен к делам своим, так тщательно охраняя себя, чтобы благодать умножалась в тебе со дня на день. А пока не достигнешь в себе этого, ты не совершил еще пути своего и не вступил на гору Божию. Если же и после того, как обрел и приял ты благодать слез, они прекратятся и горячность твоя охладеет без изменения в чем-либо другом, т. е. без телесной немощи, то – горе тебе: ты погубил нечто, впав или в самомнение, или в нерадение, или в расслабление. Но что последует за слезами по приятии оных и что бывает с человеком после сего, об этом напишем впоследствии в другом месте, в главах о Промысле, как просвещены мы в сем от отцов, которым вверены были таковые тайны, и из Писаний.

Если не имеешь дел, не говори о добродетелях. Паче всякой молитвы и жертвы драгоценны пред Господом скорби за Него и ради Него, и паче всех благоуханий – запах пота их.

Всякую добродетель, совершаемую без телесного труда, почитай бездушным выкидышем. Приношение праведных – слезы очей их, и приятная Богу жертва – воздыхания их во время бдений. Воззовут ко Господу праведные, угнетаемые тяжестью тела, и с болезнованием будут воссылать моления к Богу, и на вопль гласа их приидут на помощь к ним святые Чины – ободрить, утешить их надеждою, потому что святые Ангелы, приближаясь к святым мужам, являются соучастниками их страданий и скорбей.

Доброе делание и смиренномудрие делают человека богом на земле; а вера и милостыня производят то, что он скоро приближается к чистоте. Невозможно, чтобы в одной душе были и горячность, и сокрушение сердца, равно как в опьянении невозможно владеть помыслами. Ибо, как скоро дана душе сия горячность, отъемлется у нее слезное сокрушение. Вино даровано для веселия, и горячность – для душевной радости. Вино согревает тело, а слово Божие ум. Распаляемые горячностью бывают восхищаемы размышлением об уповаемом и уготовляют мысль свою к будущему веку. Ибо как упившиеся вином представляют себе какие-то извращенные подобия вещей, так упоенные и согретые оною надеждою не знают ни скорби, ни чего-либо мирского. Все это и иное, подобное сему, что уготовано шествующим стезею добродетели, бывает с людьми простосердечными и имеющими горячую надежду – после постоянного делания и по приобретении чистоты. Сие совершается в начале пути верою души, ибо Господь творит все, что хочет501.

Блаженны те, которые ради любви к Богу препоясали для моря скорбей чресла свои простотою и непытливым нравом и не обращают тыл502. Они скоро спасаются в пристань Царствия, упокоеваются в селениях добре потрудившихся, утешаются от злострадания своего и преисполняются веселием своего упования. С надеждою вступающие на путь стропотный503 – не возвращаются назад и не останавливаются, чтобы входить в исследование о сем. Но когда переплывут море, тогда, взирая на стропотность пути, приносят благодарение Богу, что избавил их от теснот, стремнин и от такой негладкости в пути, тогда как они и не знали сего. А из тех, которые составляют много умствований, желают быть очень мудрыми, предаются замедлениям и боязливым помыслам, приуготовляют себя и хотят предусматривать вредоносные причины, большая часть оказываются всегда сидящими при дверях своего дома.

Ленивый, посланный в путь, скажет: «лев на стезях, на путех же разбойницы» (Притч. 22:13), подобно тем, которые говорили: сынов исполинов «тамо видехом и бехом пред ними яко прузи» (Чис. 13:34). Это те, которые во время кончины своей оказываются еще в пути: желают всегда быть мудрыми, а отнюдь не хотят положить и начала. А невежда, пускаясь в плавание, переплывает с первою горячностью, ни малой не прилагая заботы о теле и не рассуждая сам с собою, будет или нет какой успех от сего труда. Внемли себе, да не будет у тебя избыток мудрости поползновением душе и сетью пред лицом твоим; напротив того, возложив упование на Бога, мужественно полагай начало пути, исполненному крови, чтобы не оказаться тебе скудным всегда и лишенным Божия ведения.

Страшливый, «блюдый ветра не сеет» (Еккл. 11:4). Лучше смерть за Бога, нежели жизнь со стыдом и леностью. Когда хочешь положить начало Божию делу, сделай прежде завещание, как человек, которому уже не жить в этом мире, как приготовившийся к смерти и отчаявшийся в настоящей жизни, как достигший времени срока504 своего. И действительно имей это в мысли, чтобы надежда продлить настоящую жизнь не воспрепятствовала тебе подвизаться и победить, потому что надежда продлить сию жизнь расслабляет ум. Посему отнюдь не умудряйся505 до излишества, но вере дай место в уме своем; содержи в памяти многие дни будущие и неисповедимые века после смерти и суда, и да не придет на тебя некогда расслабление, по словам Премудрого, что тысяча лет нынешнего века не равняется и одному дню в веке праведных (см. Пс. 89:5). С мужеством начинай всякое доброе дело, а не с двоедушием приступай к таким делам; не колеблись сердцем твоим в уповании на Бога, чтобы труд твой не стал бесполезен и делание твоей службы тягостно. Напротив того, веруй сердцем твоим, что Господь милостив и ищущим Его дает благодать, как Мздовоздаятель, не по деланию нашему, но по усердию и по вере душ наших. Ибо говорит: «якоже веровал еси, буди тебе» (Мф. 8:13).

Делания же жительствующих по Богу суть следующие: один целый день бьет главу свою506 и делает это вместо совершения службы, т. е. часов.

Иной с постоянным и продолжительным коленопреклонением соединяет число молитв своих. Другой множеством слез своих заменяет для себя службы и довольствуется тем. Иной занят углублением в свои мысли и совокупляет с тем определенное ему правило507. Другой томит душу свою гладом, так что не в состоянии бывает совершать служб. А иной, ревностно поучаясь в псалмах, делает службу сию непрерывною. Иной проводит время в чтении, и согревается сердце его. Иной отдается в плен тем, что старается понять Божественный смысл в Божественных Писаниях. Иной, приходя в восторг от чудного смысла стихов, удерживается508, объятый обычным размышлением и молчанием509. Другой, вкусив всего этого и насытившись, возвратился назад и остался бездейственным. А иной, вкусив только малое нечто и надмившись510, вдался в заблуждение. Иному воспрепятствовали хранить правило его тяжкая болезнь и бессилие, а другому – господство какой-нибудь привычки, или какого-нибудь пожелания, или любоначалия, или тщеславия, или любостяжательности, или пристрастия к тому, чтобы собирать вещественное. Иной преткнулся, но восстал и не обратил хребта своего511, пока не получил многоценную жемчужину. Посему всегда с радостью и усердием полагай начало Божию делу; и если ты чист от страстей и колебаний сердца, то Сам Бог возведет тебя на вершину, и поможет тебе, и умудрит тебя сообразно с волею Его, и в удивлении приимешь совершенство. Ему слава и держава ныне, и присно, и во веки веков! Аминь.

* * *

482

Помрачение ума.

483

Греческое чтение «ваше тело» – оправдывается сербским переводом, но противоречит переводу преп. Паисия «самовластие» и сирийскому тексту. Мы последовали в своем переводе ему и сирийскому тексту, в котором все это место яснее, чем в греческом (где, по-видимому, фраза «и приносите их, как всесожжения, идолам» попала не на свое место, она должна следовать непосредственно за словами «воли ваша». В сирийском тексте это место читается так: «…В день вашего поста вы творите волю вашу и приносите всех ваших идолов. А под этим разумеются грешные мысли и злые помыслы, которые вы считаете в своей душе за идолов, закалая им ежедневно драгоценнейшую жертву, именно свою высокую свободу воли, которую вы должны бы были посвящать Мне посредством добрых дел и святого расположения сердца».

484

Т. е. воздержания и поста.

485

Т. е. подвижник, умерший для мира.

486

Это слово в сирийском языке означает также монаха.

487

Это место переведено по греческому разночтению, согласному с древним славянским переводом.

488

В сирийском тексте: «предмет созерцания».

489

Приражения всяких помыслов через чувства.

490

Из твердыни хранения.

491

Т. е. с помыслом тщеславия.

492

Отвергает приражение помысла тщеславия.

493

Блудных.

494

К труду побуждают.

495

См. 1Ін. 2:27.

496

Т. е, помыслы.

497

Т. е. изволения добрые или лукавые (в сирийском тексте: «воля добрая» и «воля злая»).

498

Слова «смущения» в греческом тексте нет; нет его и в сирийском, но у преп. Паисия оно есть.

499

Здесь греческому тексту предпочтен древний славянский перевод. В сирийском тексте: «… (свободного воздуха), который может удержать ум долгое время в спокойной собранности без воспоминания о внешних вещах».

500

Считаешь за сор.

501

Сравнение с сирийским текстом показывает, что в греческом есть неправильность: слова «после постоянного делания и по приобретении чистоты» поставлены не на своем месте и должны находиться после слов «стезею добродетели»; да и вообще греч. текст не ясен. В сирийском тексте это место читается так: «это случается с теми, кто имеет чистое сердце и горячую надежду, и они вкушают многое уже в начале пути посредством веры души, что в других случаях лишь после долговременных трудов очищения должно даваться тем, которые проходят по порядку отдельные степени пути добродетели. Ибо Господь может творить все, что хочет».

502

Т. е. не обращаются в бегство. В сирийском тексте: «… которые просто и без размышлений, из горячей любви к Богу, вверяют себя морю скорбей и не обращаются вспять».

503

Трудный, жесткий.

504

Кончины.

505

Т. е. живи не только умом, но и верою.

506

Или: «ударяет головой о землю».

507

Правило молитвы.

508

От служб.

509

В сирийском тексте: «восторг от наречений удерживает движение губ в их обычном течении».

510

Здесь предпочтено разночтение, согласное с древним славянским переводом и с сирийским текстом. В греч. тексте стоит «ослепленный».

511

Не обратился назад.

Слово 59. О чине монашеского жития, о сокращении512 и различии оного и о том, почему и каким образом добродетели рождаются одна от другой

От делания с понуждением513 рождается безмерная горячность, распаляемая в сердце горячими помышлениями, впервые появляющимися в уме. А сие делание и хранение утончают ум своею горячностью и сообщают ему видение. И сие видение порождает сказанные выше горячие помыслы во глубине душевного видения, которое именуется созерцанием. А сие созерцание порождает горячность, и от сей горячности, производимой благодатию созерцания, рождается слезный поток, вначале – в малой некоторой мере, т. е. в один день много раз идут у человека слезы и потом оскудевают, а засим следуют непрестанные слезы, и от непрестанных слез душа приемлет умирение помыслов; от умирения же помыслов возвышается до чистоты ума, а при чистоте ума человек приходит в видение тайн Божиих; потому что чистота скрывается в умирении от браней. После же сего ум достигает до зрения откровений и знамений, как видел пророк Иезекииль. Сие изображает три степени, по которым душа приближается к Богу. Начало всему этому – благое пред Богом преднамерение и виды дел безмолвия непреложные; они порождаются многим отсечением и удалением себя от дел житейских. Нет большой необходимости говорить о каждом виде сих дел, потому что они всем известны; впрочем, пoелику описание оных не бесполезно, и даже, как я утверждаю, скорее полезно читающим, то не должно лениться описать оные.

Это суть: алкание, жаждание514, чтение, всенощное и трезвенное бдение, по мере сил каждого, и множество поклонов, которые следует совершать и в часы дневные, и многажды ночью. Пусть же самою малою мерою будет для тебя – положить тридцать поклонов в один раз, потом поклониться Честному Кресту, и тем кончить. Но есть и такие, которые по силе своей прибавляют к этой мере (поклонов). Иные же в единой молитве проводят три часа, имея ум трезвенный и повергшись лицом на землю без принуждения и парения помыслов. И два сии вида обнаруживают и показывают множество богатства благостыни, т. е. благодати, какая уделяется каждому человеку по мере его достоинства. Какой же иной способ молитвы и пребывания в ней, свободного от принуждения, – сего нахожу я справедливым не объявлять и, ни устным словом, ни письменными начертаниями, не изображать чина сей молитвы, чтобы читающий, оказавшись не понимающим того, что читает, не почел написанного не имеющим смысл515, или, если окажется он знающим это, не стал уничижать того, кто не знает порядка в этом, и в последнем случае не произошло бы укоризны, а в первом – смеха. И тогда, по изречению апостола, сказанному им о пророчествующих, и я окажусь в таковых делах иноязычником (1Кор. 14:11). Посему, кому желательно уразуметь сие, тот пусть идет описанным выше путем и последовательно проходит умное делание516. И когда приступит к этому самым делом, тогда сам собою познает сие и, конечно, не потребует учителя. Ибо говорит: сиди в келлии, и это само по себе научит тебя всему. Богу же нашему да будет слава вовеки! Аминь.

* * *

512

Вместо «сокращении», может быть, следует читать «напряженности».

513

Т. е. с самопринуждением.

514

Слова «жаждание» в греческом тексте нет, оно добавлено из перевода преп. Паисия.

515

В греч. тексте стоит слово «бесполезным»; преп. Паисий, по-видимому, имел чтение «неразумеваема», «не имеющим смысла», что мы и приняли здесь.

516

В греч. тексте стоит «пусть творит делание, согласное с разумом». Но преп. Паисий, по-видимому, имел чтение «последованно да творит делание мысли», что мы и приняли здесь.

Слово 60. О различных способах брани, какую диавол ведет с шествующими путем тесным, превысшим мира

У сопротивника нашего диавола есть древний обычай со вступающими в подвиг сей хитро разнообразить борьбу свою – соответственно образу вооружения их517, и, соображаясь намерением лица, изменяет он способ своего ратоборства. Которые ленивы произволением и немощны помыслами, на тех обращает особое внимание и с самого начала сильно нападает на них, так что восставляет против них твердые и сильные искушения, чтобы в начале пути заставить их изведать все способы лукавства его, чтобы с первого подвига объяла их боязнь, путь их показался им жестоким и неудобопроходимым, и сказали они так: «Если начало пути так тяжело и трудно, то кто может до самого конца его выдержать многие находящиеся посреди его трудности?» И с этого времени не могут уже они снова восстать или идти вперед, и даже видеть что-либо иное от гнетущей заботы о сем. И мало-помалу диавол усиливает с ними жестокую брань свою, чтобы обратить их таким образом в бегство. Лучше сказать, Сам Бог попускает диаволу превозмогать их и ни в чем не вспомоществует им, потому что с сомнением и холодностью вступили они в подвиг Господень. Ибо говорит Бог: «проклят всяк творяй дело Господне с небрежением», и возбраняющий руке «от крове» (Єр. 48:10); и еще: Господь «близ боящихся Его» (Пс. 84:10). Ибо без страха и холодности идти против диавола повелевает Бог, говоря: начни только губить его, и устремись на брань с ним, и сразись с ним мужественно, и «возложу страх твой» на всех врагов твоих под небом, – глаголет Господь (Повт. 11:25). Ибо если не умрешь добровольно чувственною смертью за благость Божию, то поневоле умрешь духовно – для Бога.

Поэтому, если такова твоя участь, без отягощения518 добровольно приими за Бога временные страдания, чтобы войти в славу Божию. Ибо, если в подвиге Господнем умрешь телесно, Сам Господь увенчает тебя, и честным останкам твоим дарует Бог честь мучеников. Посему, как сказал я выше, те, которые в самом начале были нерадивы и расслаблены и не решились предать себя на смерть, те с сего времени во всех бранях оказываются слабыми, а не мужественными. Лучше же сказать, Бог попускает, чтобы они были гонимы и побеждаемы во бранях, потому что не поистине взыскали Его, но как бы искушая и издеваясь пытались совершить дело Божие. Потому и сам диавол изначала узнал их и испытал их в помыслах их, каковы они, т. е. – боязливы и самолюбивы и более всего щадят тело свое. И посему-то как бы бурею гонит их, так как не видит в них духовной силы, какую обык видеть в святых. Ибо, соответственно произволению человека стремиться к Богу и намерению стремиться к цели ради Него, и Бог содействует, и помогает, и являет ему Свое о нем промышление. А диавол не может приближаться к человеку или наводить на него искушения, если человек не вознерадит и Бог не попустит на него (искушений). Или если кто допустит себя до срамных помыслов самомнением и превозношением, или помыслом сомнения и двоедушия, то диавол испрашивает таковых себе на искушение.

Новоначальных же, простых и неопытных, не испрашивает он у Бога, подобно святым и великим, для искушения их. Ибо знает, что Бог не попустит таковым впасть в руки его (так как Богу известно, что нет у них достаточных сил против диавольских искушений), разве будет в них одна из сказанных причин, и тогда сила Промысла Божия удаляется от них. Это есть первый способ диавольских браней.

О втором способе диавольских браней

А которые, как видит диавол, мужественны, сильны, ни во что вменяют смерть, исходят на дело с великою ревностью, предают себя на всякое искушение и на смерть, пренебрегают жизнью мирскою, телом и всеми искушениями, навстречу тем не вдруг выходит диавол, и по большей части не показывает себя им, скрывается, уступает им место, и не встречается с ними при первом их устремлении, и не вступается с ними в брань. Ибо знает, что всякое начало брани бывает горячее; и известно ему, что подвижник имеет великую ревность, а ревностные воители не легко побеждаются. Делает же это диавол, не их самих устрашаясь, но боится он окружающей их, его устрашающей Божественной силы. Посему, пока видит их таковыми, не осмеливается даже прикоснуться к ним – до тех пор, пока не увидит, что охладели они в ревности своей и те оружия, какие уготовали себе в мыслях своих, сложили с себя изменением Божественных словес и памятований, содействующих и вспомоществующих им; во время же лености их обращает на них внимание, когда уклонятся они несколько от первых помыслов своих и сами от себя начнут изобретать то, что служит к одолению их в них же источающимися ласкательствами519 мудрования их, и сами от себя душам своим искапывают ров погибели от лености происходящим парением помыслов, от которых в них, т. е. в мыслях и в сердцах их, воцарилась холодность. И диавол, когда удерживается от нападения на них, делает сие непроизвольно: не потому, что щадит их или стыдится их, ибо ни во что вменяет их.

Напротив того, рассуждаю, что некая сила окружает тех, которые с пламенною ревностью стремятся к Богу, с младенческими чувствами исходят на подвиг, без колебания отрекаются от мира, надеются же на Бога, веруют в Него и не знают, с кем ведут борьбу. Посему Бог отражает от них лютость диавольского лукавства, чтобы не приближались к ним, и враг обуздывается, видя Хранителя, всегда их охраняющего. Ибо если не отринут от себя причин помощи, т. е. молитв, трудов и смиренномудрия, то Заступник и Помощник сей никогда не удаляется от них.

Смотри и запиши это в сердце своем, потому что сластолюбие и любовь к покою бывают причиною попущения. А если кто пребывает в неослабном воздержании от этого, то никогда не оставляет его Божие содействие, и врагу не попускается сражаться с ним. Если же и бывает когда попущено сразиться с ним для вразумления его, то сопровождает и поддерживает его святая сила, и не боится он демонских искушений, потому что помысл его бывает дерзновен и пренебрегает искушениями ради этой силы. Ибо сама Божественная сила эта научает людей, как иной учит плавать какого-нибудь малого ребенка; и когда тот начнет утопать, выносит его из воды, потому что ребенок плавает над руками обучающего; и когда начнет робеть, как бы не утонуть, сам носящий его на руках своих взывает с ободрением ему: «Не бойся, я ношу тебя». И как матерь учит малого сына своего ходить, удаляется от него и зовет его к себе, а когда он, идя к матери своей, начнет дрожать и, по слабости и младости ног и членов, падать, матерь его прибегает и носит его в объятиях своих; так и благодать Божия носит и учит людей, которые чисто и в простоте предали себя в руки Создателя своего, всем сердцем отреклись от мира и идут вослед Господа.

А ты, человек исходящий вослед Бога, во всякое время подвига своего помни всегда начало, и первую ревность при начале пути, и те пламенеющие помыслы, с какими исшел ты в первый раз из дома своего и вступил в брань. Так испытывай себя каждый день, чтобы горячность души твоей не охладела в ревности, воспламенившейся в тебе вначале, и чтобы не лишиться тебе одного из оружий, в какие облечен ты был в начале твоего подвига. И непрестанно возвышай голос свой среди воинского стана, ободряй и поощряй к мужеству чад десной страны, т. е. помыслы свои, а другим, т. е. стороне сопротивника, показывай, что ты трезвен. И посему, если вначале увидишь устрашающее тебя устремление искусителя, не ослабевай: оно, может быть, будет тебе полезно, потому что Спасающий тебя никому не попускает даром520 приблизиться к тебе, если не устрояет в этом чего-либо к пользе твоей.

Но не показывай нерадения521 вначале, чтобы, показав нерадение здесь, не пасть тебе, когда идешь вперед, и не оказаться уже неспособным сопротивляться находящим на тебя скорбям, разумею же скорби по причине голода, немощи, страшных мечтаний и прочего. Не извращай намерения522 Подвигоположника твоего, потому что даст Он тебе помощь против сопротивника, чтобы враг не нашел тебя, каким ожидает. Но призывай непрестанно Бога, плачь пред благодатью Его, сокрушайся и трудись, пока не пошлет тебе помощника. Ибо, если однажды увидишь близ себя Спасающего тебя, не будешь уже побежден сопротивляющимся тебе врагом твоим. Вот до сего места описаны два способа диавольской борьбы.

О третьем способе вражеской брани с сильными и мужественными

Посему когда диавол после всего этого восстанет на кого-нибудь, то уже не имеет он сил к борьбе с ним, лучше же сказать – к борьбе с укрепляющим его и помогающим ему; человек содействием сим возносится над врагом, заимствует у содействующего523 силу и терпение, так что грубое и вещественное тело побеждает бесплотного и духовного. Когда же увидит враг всю эту силу, какую человек приял от Бога, увидит, что внешние чувства у человека не побеждаются видимыми вещами и слышимыми гласами, и помыслы не расслабевают от ласкательств и обольщений его, тогда поэтому обманщик этот желает отыскать какой-либо способ отдалить от человека оного помогающего ему Ангела; лучше же сказать, обманщик этот желает ослепить ум человека, которому оказывается помощь, чтобы оказался он беспомощным, и возбудить в нем помыслы гордыни, чтобы подумал он в себе, будто бы вся крепость его зависит от его собственной силы и сам он приобрел себе это богатство, своею силой сохранил себя от противника и убийцы. И иногда рассуждает он, что победил врага случайно; а иногда – что победил по бессилию врага (умалчиваю о других образах и помыслах хулы, при одном только воспоминании о которых душа впадает в страх); иногда же враг, под видом откровений от Бога, изводит на среду прелесть свою, и в сновидениях показывает что-либо человеку, и также во время его бодрствования преобразуется в светлого Ангела, и делает все, чтобы получить возможность мало-помалу убедить человека – хотя немного быть в единомыслии с ним, чтобы человек предан был в руки его. Если же благоразумный человек твердо удержит помыслы свои, лучше же сказать удержит памятование о содействующем ему, и око сердца своего устремит к небу, чтобы не видеть нашептывающих в нем это, то враг снова старается изобретать иные способы.

О четвертой противодейственной вражеской брани

Итак, у него осталось это одно524, потому что природа имеет с сим сродство; и потому этим525 преимущественно надеется он причинить погибель человеку. В чем состоит это ухищрение? В следующем: нападать на человека посредством естественных его нужд. Ум подвижника ослепляется часто видением и приближением к нему вещей чувственных и без труда побеждается в борьбе, когда сближается с ними, гораздо же более – когда они бывают пред глазами у человека. Ибо со знанием дела и с опытностью пользуется сим способом лютый диавол, т. е. познал он сие опытно на многих крепких и сильных подвижниках, которые пали от сего, и делает это хитро. Хотя не может он заставить человека совершить526 на деле, вследствие твердости безмолвия его и вследствие удаленности жилища его от поводов и причин ко греху, однако же усиливается возбудить ум подвижников к мечтательности и старается образовать в них ложные мечты под видом истины; чтобы пришли в вожделение мечтаемого, производит в них щекотания и побуждения останавливаться мыслью на срамных помыслах, соглашаться на оные, соделываться в них виновными, так что чрез это отступает от них помощник их. Ибо враг знает, что победа человека, и поражение его, и сокровище, и защита его, и все у подвижника заключается в помысле его и совершается в краткое мгновение, только бы помыслу подвигнуться с места, и с оной высоты снизойти на землю, и произволением на одно мгновение показать свое согласие, как и случилось это со многими из святых при мечтательном представлении красоты женской. Если приближались они к миру на одно или на два поприща, или на расстояние дневного пути, то враг нередко прибегал к тому, что действительно приводил к ним женщин. А так как пребывающих вдали от мира не может уловить в эту сеть, то в мечтаниях показывает им женскую красоту, показывая им ее то в нарядных платьях и в соблазнительном виде, то непристойно – в образе нагой женщины. Сим и подобным сему одних победил враг на самом деле, а другие, по беспечности помыслов своих, поруганы были мечтаниями и чрез то пришли в глубину отчаяния, уклонились в мир, и души их утратили небесную надежду.

Другие же были крепче их и, просвещенные благодатью, победили врага и мечтания его, попрали плотские наслаждения и оказались искусными в любви Божией. Часто также враг делал, что видели они мечтательно золото, драгоценные вещи и золотые сокровища, а иногда на самом деле показывал им это в той надежде, что, может быть, и успеет такими различными мечтаниями остановить кого-либо из них в течении его и запнуть одной из сетей и мреж своих.

Но Ты, Господи, ве́дущий немощь нашу, не введи нас в таковые искушения, из которых даже сильные и более искусные едва исходят победителями после таковой борьбы!

И все это попускается искусителю диаволу, чтобы вести со святыми брань искушениями, дабы таковыми искушениями изведывалась любовь Божия в них; действительно ли, при удалении сих вещей, в отшельничестве, лишении и скудости своей, они боголюбивы, и пребывают в любви Божией, и истинно любят Бога; и когда приближаются к сим вещам, то стараются ли по любви к Богу пренебрегать ими и уничижать их; обольщаемые ими, не уступают ли им над собою победы. И таким образом искушаются, чтобы чрез это соделаться не только известными Богу, но и самому диаволу, потому что желательно ему многим искусить и изведать всех, если можно, и испросить себе у Бога для искушения, как испросил праведного Иова. И когда бывает малое попущение Божие, искуситель диавол неудержимо приближается; но по мере силы искушаемых им, а не по желанию своему приражается к ним беззаконный диавол. И чрез сие испытываются истинные и твердые в любви Божией: пренебрегают ли они всем этим, и вменяется ли это в глазах их ни во что в сравнении с любовью Божией, всегда ли смиряются они, воздают славу Содействующему им во всем и Виновнику их победы, и Ему в руки предают себя во время подвига, говоря Богу: «Ты силен, Господи; Твой это подвиг, Ты ратоборствуй и побеждай в нем за нас». Тогда искушаются они, как золото в горниле.

Также и ложные боголюбцы изведываются и познаются в таковых искушениях, и они, дав место врагу своему и став повинными, отпадают от Бога, как сор, за беспечность ума своего или за гордость свою, потому что не сподобились приять силу, какая действовала во святых. Содействующая же нам сила не преодолевается. Ибо Господь Всемогущ и крепче всех и во всякое время бывает победителем в смертном теле, когда идет вместе с подвижниками на брань. Если же бывают они побеждены, то явно, что побеждаются без Него. И это суть те, которые, по своему произволению, неразумием своим обнажили себя от Бога, потому что не сподобились силы, вспомоществующей победителям, и даже чувствуют себя лишенными той обычной, собственной своей силы, какую имели во время сильных своих браней. Как же чувствуют это? Видят, что падение их представляется приятным и сладостным в очах их и что трудно им выдержать жестокость борьбы со врагом их, которую прежде с ревностью решительно преодолевали стремлением естественного движения, сопровождавшимся в то время горячностью и быстротою. И этого не находят они теперь в душе своей.

И те, которые нерадивы и слабы в начале подвига, не только от сих и подобных борений, но и от шума древесных листьев приходят в боязнь и смятение, и малою нуждою, голодом в случае недостатка, и небольшою немощью преодолеваются, отрекаются от подвига и возвращаются вспять. Истинные же и благоискусные подвижники не насыщаются злаками и овощами и, даже питаясь кореньями сухих былий, не соглашаются что-либо вкусить прежде назначенного часа, но в телесном изнеможении и бедствовании лежат на голой земле; очи их едва смотрят от чрезмерного истощания тела, и, если от нужды сей близки бывают к тому, чтобы разлучиться с телом, не уступают над собою победы527 и не оставляют крепкого произволения, потому что желают и вожделевают лучше сделать себе принуждение из любви к Богу и предпочитают трудиться ради добродетели, нежели иметь временную жизнь и в ней всякое упокоение. И когда находят на них искушения, веселятся паче, потому что усовершаются ими. Даже среди тяжких приключающихся им трудов не колеблются в любви Христовой, но до исхода из жизни сей пламенно желают с мужеством выдерживать трудности и не отступают, потому что чрез это усовершаются. Богу же нашему да будет слава во веки веков! Аминь.

* * *

517

В греч. тексте: «вооружения своего» (т. е. диавола). Преп. Паисий, по-видимому, имел чтение «оружий их», что нами и принято здесь.

518

Без малодушия.

519

Обольщениями.

520

Без причины, напрасно.

521

В подвигах.

522

Здесь предпочитается чтение, согласное с древним слав. переводом.

523

Т. е. у Ангела Хранителя.

524

Последний способ искушения.

525

Последний способ искушения.

526

Т. е. совершить грех.

527

Врагу.

Слово 61. О том, что полезно человеку для приближения его в сердце своем к Богу, какая истинная причина сокровенно приближает к нему помощь и какая опять причина приводит человека в смирение

Блажен человек, который познает немощь свою, потому что ведение сие делается для него основанием, корнем и началом всякого доброго усовершенствования. Как скоро познает кто и действительно ощутит немощь свою, тогда воздвигает душу свою из расслабления, омрачающего оное ведение, и богатеет осторожностью. Но никто не может ощутить немощь свою, если не будет попущено на него хотя малого искушения тем, что утомляет или тело, или душу. Тогда, сравнив свою немощь с Божиею помощью, тотчас познает её528 величие. И также, когда рассмотрит множество принятых им мер, осторожность, воздержание, покров и ограждение души своей, в чем надеялся он найти для нее уверенность, и не обретает – даже и сердце его, от страха и трепета, не имеет тишины, то пусть поймет и познает тогда, что этот страх сердца его обнаруживает и показывает непременную потребность для него иного некоего помощника. Ибо сердце страхом, поражающим его и борющимся внутри его529, свидетельствует и дает знать о недостатке чего-то; а сим доказывается, что не может оно жить с упованием, потому что, как сказано, спасает Божия помощь. Но кто познал, что имеет нужду в Божией помощи, тот совершает много молитв. И в какой мере умножает их, в такой смиряется сердце. Ибо всякий молящийся и просящий не может не смириться. «Сердце же сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Пс. 50:19). Поэтому сердце, пока не смирится, не может престать от парения; смирение же собирает его воедино.

А как скоро человек смирится, немедленно окружает его милость. И тогда сердце ощущает Божественную помощь, потому что обретает возбуждающуюся в нем некую силу упования. Когда же человек ощутит, что Божественная помощь вспомоществует ему, тогда сердце его сейчас же исполняется веры. Из сего уразумевает он, что молитва есть прибежище помощи, источник спасения, сокровище упования, пристань, спасающая от треволнения, свет пребывающим во тьме, опора немощных, покров во время искушений, помощь в решительную минуту болезни, щит избавления во брани, стрела, изощренная на врагов, и просто сказать: открывается, что все множество сих благ имеет доступ посредством молитвы; и потому отныне услаждается уже он молитвою веры. Сердце его веселится от упования и никак не остается в прежнем ослеплении и при простом вещании уст. Но когда уразумеет сие таким образом, тогда приобретет в душе молитву, подобную сокровищу, и от великого веселия вид молитвы своей изменит в благодарственные гласы. И вот слово, изреченное Тем, Кто каждой вещи определил собственный ее образ: «Молитва есть радость, воссылающая благодарение». Разумел же Он сию молитву, совершаемую в ведении Бога, т. е. посылаемую от Бога; потому что не с трудом и утомлением молится тогда человек, какова всякая иная молитва, какою молится человек до ощущения сей благодати; но с сердечною радостью и удивлением непрестанно источает благодарственные движения при неисчислимых коленопреклонениях – и от множества возбуждений к ведению, от удивления и изумления пред благодатью Божиею внезапно возвышает глас свой, песнословя и прославляя Бога, воссылает благодарение Ему и в крайнем изумлении приводит в движение язык свой.

Кто достиг сюда действительно, а не мечтательно, самым делом положил в себе многие признаки и по долгом самоиспытании узнал многие особенности, тот знает, что говорю; потому что не противно сие530. И отныне да престанет помышлять суетное, да пребывает неотступно пред Богом в непрестанной молитве, с боязнью и страхом, чтобы не лишиться великой Божией помощи.

Все сии блага рождаются в человеке от познания собственной немощи. Ибо по великому желанию помощи Божией приближается он к Богу, пребывая в молитве. И в какой мере приближается он к Богу намерением своим, в такой и Бог приближается к нему дарованиями Своими и не отъемлет у него благодати за великое его смирение, потому что он, как вдова пред судиею, неотступно вопиет защитить от соперника. Поэтому же щедролюбивый Бог удерживает от него дары благодати, чтобы служило сие для человека причиною приближаться к Богу и чтобы ради потребности своей человек неотлучно пребывал пред Источающим служащее на пользу. И некоторые прошения его Бог исполняет очень скоро, именно те, без которых никто не может спастись, а другие медлит исполнить. И в иных обстоятельствах отражает от него и рассевает палящую силу враг531, а в других попускает впадать в искушение, чтобы это испытание, как уже сказал я, служило для него причиною приблизиться к Богу, и чтобы научился он, и имел опытность в искушениях. И вот слово Писания: Господь оставил многие народы, не истребил их и не предал в руки Иисуса, сына Навина, чтобы наставить ими сынов Израилевых и чтобы колена сынов Израилевых вняли их урокам и научились брани (см. Суд. 3:1-2). Ибо у праведника, не познавшего своей немощи, дела его как бы на острие бритвы, и вовсе недалек он от падения и от тлетворного льва, разумею же демона гордыни. И еще, кто не знает своей немощи, тому недостает смирения; а кому недостает его, тот не достиг до совершенства; и не достигший до оного всегда бывает в страхе, потому что град его не утвержден на столпах железных и на порогах медных, т. е. на смирении. Смирение же не иначе может кто приобрести, как теми способами, какими обыкновенно приобретается сердце сокрушенное и уничиженные о себе помышления. Посему-то и враг нередко отыскивает себе след причины, чтоб совратить человека. Ибо без смирения не может быть совершено дело человека, и к рукописанию свободы его не приложена еще печать Духа, лучше же сказать – доныне он раб, и дело его не превзошло страха; потому что никому не исправить дела своего без смирения и не вразумиться без искушений; а без вразумления никто не достигает смирения.

Посему-то Господь оставляет святым причины к смирению и к сокрушению сердца в усильной молитве, чтобы любящие Его приближались к Нему посредством смирения. И нередко устрашает их страстями их естества и поползновениями срамных и нечистых помышлений, а часто – укоризнами, оскорблениями и заушениями от людей; иногда же – болезнями и недугами телесными; и в другое время – нищетою и скудостью необходимо потребного, то – мучительностью сильного страха, оставлением, явною бранью диавола, чем обыкновенно устрашает их, то – разными страшными происшествиями. И все это бывает для того, чтобы иметь им причины к смирению и чтобы не впасть им в усыпление нерадения, или по причине тех недугов, в каких находится подвижник, или ради будущего страха. Посему искушения по необходимости полезны людям. Но говорю сие не в том смысле, будто бы человеку следует добровольно расслаблять себя срамными помыслами, чтобы памятование о них служило для него поводом к смирению, и будто бы должен он стараться впадать в другие искушения; но – в том смысле, что следует ему в доброделании во всякое время трезвиться, соблюдать душу свою и помышлять, что он – тварь и потому легко подвергается изменению. Ибо всякая тварь в защиту себе требует Божией силы, и всякий, кто требует защиты от другого, обнаруживает тем естественную немощь. А кто познал немощь свою, тому по необходимости потребно смириться, чтобы потребное для себя получить от Могущего дать сие. И если бы изначала знал и видел он немощь свою, то не вознерадел бы. И если бы не вознерадел, то и не впал бы в сон и для пробуждения своего не был бы предан в руки оскорбляющих его.

Итак, шествующему путем Божиим надлежит благодарить Бога за все, приключающееся с ним, укорять же и осыпать упреками душу свою и знать, что попущено сие Промыслителем не иначе, как по собственному его какому-нибудь нерадению, для того, чтобы пробудился ум его, или потому, что он возгордился. И потому да не смущается он, да не оставляет поприща и подвига, и да не перестанет укорять себя – чтобы не постигло его сугубое зло; потому что нет неправды у Бога, источающего правду. Да не будет сего! Ему слава вовеки! Аминь.

* * *

528

Помощи Божией.

529

Сердца.

530

Т. е. не противно истине.

531

Тяжесть брани вражией.

Слово 62. О словесах Божественного Писания, побуждающих к покаянию, и о том, что изречены оные по немощи человеческой, чтобы люди не погибли, отпав от Бога живаго, и что не должно понимать оные как повод к тому, чтобы грешить

То мужество в покаянии, которое отцы делами своими показали532 и в божественных своих писаниях положили533, и ту силу его, какая изображена в Писаниях апостолов и пророков, не должны мы понимать как пособие к тому, чтобы грешить и разорять ненарушимые постановления Господни, какие от дней древних устами всех святых, во всех писаниях и законоположениях определены силою Божией к истреблению греха. Ибо для того, чтобы стяжать нам надежду в покаянии, придумали они удалить из нашего чувства страх отчаяния, чтобы всякий человек поспешал прийти в покаяние и не грешил небоязненно. Ибо Бог всеми мерами во всех Писаниях внушал страх и показывал, что грех ненавистен Ему. Ибо как погиб в потопе современный Ною род? Не за похотливость ли, когда люди с неистовством возжелали красоты дщерей Каиновых? Не было же в то время сребролюбия, идолослужения, волхвования534 и войн. За что и содомские города пожжены огнем? Не за то ли, что члены свои предали вожделению и нечистоте, которые по воле их владели всеми ими535 во всех скверных и безрассудных деяниях? Не за любодеяние ли одного человека в одно мгновение подпало смерти двадцать пять тысяч сынов первенца Божия, Израиля? За что отвержен Богом сей исполин Самсон, который в матерней утробе отделен и освящен был Богу, о котором, как об Иоанне, сыне Захариином, до рождения благовествовал Ангел и который сподобился великой силы и великих чудес? Не за то ли, что святые члены свои осквернил сожитием с блудницею? За сие-то удалился от него Бог и предал его врагам его. А Давид, муж по сердцу Божию, за добродетели свои сподобившийся того, чтобы от семени своего произвести Обетование отцов и чтобы воссиял от него Христос во спасение всей вселенной, не наказан ли за прелюбодеяние с одною женою, когда глазами своими увидел красоту ее и принял стрелу в душу свою?

За сие Бог воздвиг на него брань в дому его и изгнал его происшедший от чресл его, хотя Давид со многими слезами приносил покаяние, так что и постелю свою омочил слезами, и Бог изрек ему чрез пророка: «Господь отъя согрешение твое» (2Сам. 12:13).

Намереваюсь воспомянуть и о некоторых прежде него. За что гнев Божий и смерть пришли на дом священника Илия, праведного старца, сорок лет сиявшего священством? Не за беззаконие ли детей его, Офни и Финееса? Ибо не согрешил сам он, и они грешили не по его на то воле; но пoелику не было у него ревности наказать их за преступление пред Господом, и отец любил их более, нежели повеления Господни. Итак, чтобы не подумал кто, что Господь на тех одних, которые все дни жизни своей изжили в беззакониях, являет гнев Свой за этот безрассудный грех, Он показывает ревность Свою на близких к Нему, на священниках, на судиях, князьях, людях освященных Ему, которым вверил чудотворения. Сим дает знать, что Бог никогда не оставляет без внимания, как скоро являются преступившие законоположения Его, как написано у Иезекииля: сказал человеку, которому заповедал Я истребить Иерусалим невидимым мечом: начни с предстоящих жертвеннику Моему и не минуй старца и юноши (см. Єз. 9:6). А сим показывает, что близки и любезны Ему те, которые в страхе и благоговении ходят перед Ним и исполняют волю Его, и что благоугодны пред Богом доблестные дела и чистая совесть. Уничижающих же пути Господни и Он уничижает, и отвергает их от лица Своего, и отъемлет у них благодать Свою. Ибо за что вышел внезапно приговор на Валтасара и как бы рукою поразил его? Не за то ли, что посягнул на неприкосновенные приношения536 Ему, какие похитил в Иерусалиме, и пил из них сам и наложницы его? Так и те, которые посвятили члены свои Богу и снова отваживаются употреблять их на дела мирские, погибают от невидимого удара.

Поэтому не будем, в надежде на покаяние, с отважностью, подаваемою нам Божественными Писаниями, презирать словес и угроз Божиих, и прогневлять Бога несообразностью деяний своих, и осквернять члены, которые однажды навсегда освятили мы на служение Богу. Ибо вот и мы освящены Ему, как Илия и Елисей, как сыны пророческие и прочие святые и девственники, которые совершали великие чудотворения и лицом к лицу беседовали с Богом, и все бывшие после них, как-то: Иоанн девственник, святой Петр и прочий лик благовестников и проповедников Нового Завета, которые посвятили себя Господу, и прияли от Него тайны, одни из уст Его, другие чрез откровение, и стали посредниками Бога и человеков и проповедниками Царства во вселенной.

* * *

532

Слов: «делами своими показали» нет в греческом тексте; они взяты из перевода преп. Паисия.

533

Т. е. изложили.

534

Слова: «идолослужения», «волхвования» дополнены из древнего славянского перевода.

535

Членами.

536

Священные сосуды.

Слово 63. О том, чем охраняется доброта иноческого жития, и о чине славословия Божия

Иноку во всем своем облике и во всех делах своих должно быть назидательным образцом для всякого, кто его видит, чтобы, по причине многих его добродетелей, сияющих подобно лучам, и враги истины, смотря на него, даже нехотя признавали, что у христиан есть твердая и непоколебимая надежда спасения, и отовсюду стекались к нему, как к действительному прибежищу, и чтобы оттого рог Церкви возвысился на врагов ее и многие подвиглись бы к соревнованию иноческой добродетели и оставили мир, а инок соделался бы во всем досточестным за доброту жития его; потому что иноческое житие – похвала Церкви Христовой.

Посему иноку должно во всех отношениях иметь прекрасные черты, т. е. презрение к видимому, строгую нестяжательность, совершенное небрежение о плоти, высокий пост, пребывание в безмолвии, благочиние чувств, охрану зрения, отсечение всякой распри о чем-либо в веке сем, краткость в словах, чистоту от злопамятства, при рассудительности простоту, при благоразумии, проницательности и быстроте ума незлобие и простосердечие. Ему должно знать, что настоящая жизнь суетна и пуста и что близка жизнь истинная и духовная; должно не быть знаемым или осуждаемым от людей, не связывать себя дружбою или единением с каким-либо человеком; место жительства иметь безмолвное; убегать всегда от людей, с неослабным терпением пребывать в молитвах и чтениях; не любить почестей и не радоваться подаркам; не привязываться к жизни сей; мужественно переносить искушения; быть свободным от мирских желаний, от разведывания и памятования о мирских делах; заботиться и размышлять всегда об одной истинной стране; иметь лицо скорбное и сморщенное, день и ночь непрестанно проливать слезы; паче же всего этого хранить целомудрие свое, быть чистым от чревоугодия, от малых и больших недостатков. Вот, говоря кратко, добродетели инока, свидетельствующие ему о совершенном омертвении его для мира и о приближении к Богу.

Посему во всякое время должно нам заботиться о сих добродетелях и приобретать их. Если же кто скажет: «Какая нужда перечислять их, а не сказать о них вообще и коротко?» – то отвечу: «Сие необходимо, чтобы, когда радеющий о жизни своей взыщет в душе своей какой-либо из сказанных добродетелей и найдет себя скудным в чем-либо из перечисленного, познал он из этого ничтожество свое во всякой добродетели, и перечисление сие служило бы для него в виде напоминания. Но когда приобретет в себе все здесь перечисленное, тогда дано ему будет ведение и о прочем, не упомянутом мною. И будет он для святых человеков виновником славословия Богу. И здесь еще, до исшествия своего из жизни, уготовит душе своей место отрады. Богу же нашему да будет слава вовеки! Аминь.

Слово 64. О перемене и превратности, какая бывает в шествующих установленным от Бога путем безмолвия

Кто решился в уме своем жить в безмолвии, тот пусть чинно правит собою и остаток дней своих проводит в делании безмолвия по чину оного. Когда случится, что душа твоя внутренне смущается тьмою (а сие обычно в определенном Божиею благодатию чине безмолвия), и подобно тому, как солнечные лучи закрываются от земли мглою облаков, душа на несколько времени лишается духовного утешения и света благодати, по причине осеняющего душу облака страстей, и умаляется в тебе несколько радостотворная сила, и ум приосеняет необычная мгла – ты не смущайся мыслью и не подавай руки душевному неведению, но претерпи, читай книги учителей, принуждай себя к молитве и жди помощи. Она придет скоро, без твоего ведома. Ибо, как лицо земли открывается солнечными лучами от объемлющей землю воздушной тьмы, так молитва может истреблять и рассеивать в душе облака страстей и озарять ум светом веселия и утешения, который обыкновенно порождает она посредством наших помышлений, особенно когда заимствует себе пищу из Божественных Писаний и имеет бодрственность, озаряющую ум. Всегдашнее погружение в писания святых (учителей) исполняет душу непостижимым удивлением и Божественным веселием. Богу же нашему да будет слава вовеки!

Слово 65. О безмолвствующих: когда начинают они понимать, до чего простерлись делами своими в беспредельном море, т. е. в безмолвном житии, и когда могут несколько надеяться, что труды их стали приносить плоды

Скажу тебе нечто, и не сомневайся в этом; не пренебрегай и прочими словами моими, как чем-то маловажным; потому что предавшие мне это – люди правдивые, и я, как в этом слове, так и во всех словах моих сказываю тебе истину. Если повесишь себя за вежды очей своих, то, пока не достигнешь чрез это слез, не думай, что достиг уже чего-то в прохождении жизни своей. Ибо доныне миру служит сокровенное твое, т. е. ведешь мирскую жизнь, и Божие дело делаешь внешним человеком, а внутренний человек еще бесплоден; потому что плод его начинается слезами. Когда достигнешь области слез, тогда знай, что ум твой вышел из темницы мира сего, поставил ногу свою на стезю нового века и начал обонять тот чудный новый воздух. И тогда начинает он537 источать слезы, потому что приблизилась болезнь рождения духовного младенца, так как общая всех матерь, благодать, поспешает таинственно породить душе Божественный образ для Света будущего века. А когда наступит время рождения, тогда ум начинает возбуждаться чем-то тамошним538, подобно дыханию, какое младенец почерпает извнутри членов, в которых обыкновенно питается. И пoелику не терпит того, что для него еще необычно, то начинает вдруг побуждать тело к воплю, смешанному со сладостью меда. И в какой мере питается внутренний младенец, в такой же бывает приращение слез.

Но сей описанный мной чин слез не тот, какой с промежутками539 бывает у безмолвствующих; потому что и у всякого, пребывающего в безмолвии с Богом, бывает по временам сие утешение, то – когда он в мысленном созерцании, то – когда занят словами Писаний, то – когда бывает в молитвенном собеседовании. Но я говорю не о сем чине слез, а о том, какой бывает у плачущего непрерывно день и ночь.

Но кто в действительности и точности нашел истину сих образов, тот нашел оное в безмолвии. Ибо очи его уподобляются водному источнику до двух и более лет, а потом приходит он в умирение помыслов; по умирении же помыслов, сколько вмещает отчасти естество, входит в тот покой, о котором сказал святой Павел (см. Євр. 4:3); а от сего мирного упокоения ум начинает созерцать тайны; ибо тогда Дух Святый начинает открывать ему небесное, и вселяется в него Бог, и воскрешает в нем плод Духа, и оттого, несколько неясно и как бы гадательно, человек ощущает в себе то изменение540, какое должно приять внутреннее естество при обновлении всяческих.

Сие на память себе и всякому, читающему сочинение это, написал я, как постиг из разумения Писаний, из поведанного правдивыми устами, а немногое из собственного опыта, чтобы послужило это мне в помощь по молитвам тех, кому будет сие на пользу; потому что употребил я на это немалый труд.

Но послушай еще, что теперь скажу тебе и чему научился из нелживых уст. Когда входишь в область умирения помыслов, тогда отъемлется у тебя множество слез, и потом приходят к тебе слезы в меру и в надлежащее время. Это есть самая точная истина; короче сказать, так верует вся Церковь.

* * *

537

Ум.

538

Принадлежащим к будущему веку.

539

По временам.

540

Духовное.

Слово 66. О том, что рабу Божию, обнищавшему в мирском и исшедшему взыскать Бога, из страха, что не достиг уразумения истины, не должно прекращать искания и охладевать в горячности, порождаемой любовью к Божественному и исследованием тайн Божиих; о том, как ум оскверняется страстными припоминаниями

Есть три чина, которыми человек преуспевает: чин новоначальных, чин средний и чин совершенных. И кто в первом чине, у того, хотя образ мыслей наклонен к добру, однако же движение мысли бывает в страстях. Второй чин есть нечто среднее между состоянием страстным и бесстрастием: и десные, и шуии помыслы возбуждаются в человеке одинаково, и, как уже сказано, не перестает он вовсе источать и свет, и тьму. Если же прекратить ненадолго частое чтение Божественных Писаний и воображение в уме Божественных мыслей, представлением которых воспламеняется он к образам истины по мере сил своих, с внешним охранением, от которого рождаются и внутреннее хранение, и достаточное дело, то увлекается человек в страсти. Если же естественную горячность свою будет питать сказанным выше и не оставит искания, исследования и стремления к этому издалека, хотя и не видел сего, но, по указанию чтения541 Божественных Писаний, питает помыслы свои, и удерживает их от уклонения на страну шуюю, и не приемлет в себя под образом истины какого-либо диавольского посева, а паче – с любовью хранит душу свою и будет просить Бога с терпением в притрудной молитве, то Бог Сам исполнит ему прошение его и отверзет ему дверь Свою, особливо за смирение его; потому что откровение тайн бывает смиренномудрым. А если умрет в сем уповании, то, хотя бы и не узрел вблизи оную землю, однако же, думаю, наследие его будет с древними праведниками, уповавшими достигнуть совершенства и не узревшими оного, по апостольскому слову (см. Євр. 11:39); потому что они все дни свои трудились и почили в уповании. Но что же сказать нам? Если не достигает человек того, чтобы войти ему в землю обетования, которая есть образ совершенства, т. е. чтобы явственно, по мере естественных сил, постигнуть ему истину, то ужели за сие возбранено будет ему это и пребудет он в последнем чине542, у которого всякое намерение уклонено в страну шуюю? Или за то только, что не постиг всей истины, останется в незнатности543 последнего чина, который и не познает, и не вожделевает сего? Или подобает ему возвыситься до сего, сказанного мною, среднего пути? Ибо хотя и не узрел оного544 иначе, как только в зерцале, однако же надеялся издали и с этою надеждою приложился к отцам своим; хотя и не сподобился здесь совершенной благодати, однако же тем, что всегда приобщался к ней, всецелым умом пребывал в ней и всю жизнь свою вожделевал ее, то мог он отсекать лукавые помыслы; и, пoелику надеждою сею сердце его исполнил Бог, отходит он из мира сего.

Благолепно все то, что имеет смирение. Постоянное духовное поучение ума в любви Божией, путеводимое разумением Божественных Писаний, ограждает душу внутри от прежних лукавых помыслов и соблюдает ум памятованием будущих благ, чтобы не расслабевал он от нерадения своего и вместо лучшего не занимался памятованием о вещах мирских; потому что от сего постепенно охладевает горячность чудных его движений и впадает он в пожелания суетные и неразумные. Богу же нашему да будет слава!

* * *

541

Т. е. воспоминанием читанного в Писаниях.

542

На самой низкой степени.

543

В бесплодности.

544

Обетованной земли.

Слово 67. О видах надежды на Бога, о том, кому должно надеяться на Бога и кто надеется безрассудно и неразумно

Бывает надежда на Бога при сердечной вере; и она прекрасна, соединена с рассудительностью и ведением; и бывает другая, отличная от той надежды, следствие беззакония, и она есть ложная. Человек, который вовсе не имеет заботы о вещах тленных, но всецело, днем и ночью, вверяет себя Господу, не заботится ни о чем мирском, по великой своей рачительности о добродетелях, все свое время употребляет на занятия Божественным и потому нерадит о приготовлении себе яств и одежд, о приготовлении места жительства телу и о всем прочем – такой человек прекрасно и разумно надеется на Господа, потому что Господь уготовит для него необходимое. И это – подлинно истинная и самая мудрая надежда. Да и справедливо таковому надеяться на Бога, потому что соделался рабом Его и рачителен к делу Его, не предается нерадению, по какой бы то ни было причине. Таковый достоин, чтобы на нем особенным образом показал Бог Свою попечительность; потому что сохранил он заповедь Божию, которая говорит: «ищите прежде Царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам» (Мф. 6:33); и: «плоти угодия не творите в похоти» (Рим. 13:14). Ибо, при таком нашем устроении545, мир, как раб какой, приготовит нам все, без сомнения будет подчиняться нам, как владыкам, не воспротивится словам нашим и воле нашей. Такой человек, чтобы не прерывать ему непрестанного предстояния Богу, не предается заботам о необходимой потребности тела и, по страху Божию, ни о чем о другом не печется, кроме того одного, чтобы свободным ему быть от всякой таковой, малой и великой, заботы, имеющей целью удовольствие и парение546 ума; и однако же чудесным образом получает это, не заботившись и не трудившись о сем.

Но человек, у которого сердце совершенно погребено в земном, который всегда ест с змием персть, никогда не печется о благоугодном Богу, но утомлен и расслаблен всем телесным, не совершает ни одной добродетели, по причине всегдашних сношений с людьми и рассеяния в наслаждениях, и представляет какие-либо к тому предлоги547 – такой человек, действительно, по этой лености и праздности, отпал от доброго. И когда будет стесняем скудостью в чем-нибудь или смертью и подавлен плодами беззаконий своих, тогда и он, может быть, скажет: «Возложу упование на Бога, и сделает меня без заботы, и даст мне послабление». До этого часа не вспоминал ты, безумный, о Боге, но оскорблял Его непотребством дел своих, и имя Божие ради тебя, как написано, хулимо было язычниками (см. Рим. 2:24); и ныне ли осмеливаешься говорить отверстыми устами: «На Него возложу упование, Он поможет мне и попечется о мне!» В посрамление таковых хорошо сказал Бог чрез пророка: «Мене день от дне ищут и разумети пути Моя желают, яко людие правду сотворившии и суда Бога своего не оставившии, просят… у Мене суда праведна» (Іс. 58:2). К числу таковых принадлежит сей безумец, который и мыслью своею не приближался к Богу, а как скоро окружен был скорбями, воздевает к Нему руки свои с упованием. Такового потребно было бы много раз жечь на огне, чтобы всячески вразумить его; потому что не сделано им ничего такого, по чему был бы он достоин иметь упование на Бога. Напротив того, за свои лютые деяния и за свое нерадение о должном, достоин он наказания; и Бог, долготерпя, по милости только Своей терпит его. Поэтому да не обольщает себя таковый, да не забывает, какова жизнь его, и да не говорит, что надеется он на Бога, ибо будет наказан, потому что нет у него ни одного дела веры. Да не направляет он стопы свои в праздность и да не говорит: «Верую, что подаст мне Бог необходимое», – как провождающий житие в делах Божиих, или да не ввергается безрассудно в кладезь, никогда не имев в помышлении Бога. А то, по отпадении548, он скажет: «Возложу упование на Бога, Он избавит меня». Не обольщайся, безумный; надежду на Бога предваряет труд для Бога и пролитый в делании пот. Если веруешь в Бога, то хорошо делаешь. Но вера эта требует и дел, и надежда на Бога является от злострадания за добродетели. Веруешь ли, что Бог промышляет о тварях Своих и всесилен? Да сопровождает веру твою подобающее делание, и тогда услышит тебя Бог. Не старайся горстью своей удерживать ветер, т. е. веру без дел.

Нередко иной, не зная, идет путем, где есть лютый зверь, или убийцы, или что-нибудь подобное, и вот общий Промысл Божий состоит в том, что он спасает его от такового вреда: или, пока не пройдет лютый зверь, чем-нибудь замедляет шествие путника, или встречается ему кто-нибудь и заставляет уклониться от пути. И еще, иногда лютый змий лежит на пути – и невидим; но Бог, не хотя предать человека такому искушению, делает, что змей начинает вдруг шипеть и трогаться с места или ползти впереди путника, и он, увидя это, остерегается и спасается от змия. Хотя и недостоин этот человек по тайным грехам, известным ему одному, однако же Бог отводит его от беды, по милости Своей. И еще, случается нередко, что падают дом, или стена, или камень, с шумом подвигшись с места своего, а там сидят иные, и Бог человеколюбиво повелевает Ангелу остановить и удерживать от падения место сие, пока не встанут сидящие там или пока чем-нибудь не отведет их, так что никого не останется на месте; и едва отойдут они, немедленно попускает упасть. А если и случится, что иной будет застигнут, делает, что не терпит он никакого вреда. Ибо сим хочет показать бесконечное величие силы Своей.

Все это и подобное этому есть дело Божия Промысла, общего и на все простирающегося, праведник же имеет над собою неотлучное промышление549. Ибо прочим людям Бог повелел по рассудку распоряжаться делами своими и с Божиим промышлением соединять и свое ведение; праведник же не имеет нужды в сем ведении для распоряжения делами своими, потому что вместо ведения сего стяжал веру, которою низлагает «всяко возношение взимающееся на разум Божий» (2Кор. 10:5), и ничего из перечисленного выше не устрашится, как написано: праведный яко лев уповая550 (Притч. 28:1), на все дерзая верою, не потому, что искушает он Господа, но потому, что на Него взирает и как бы вооружен и облечен силою Святаго Духа. И так как его постоянное попечение – о Боге, то и Бог говорит о нем: «с ним есм в скорби, изму его и прославлю его; долготою дней исполню его и явлю ему спасение Мое» (Пс. 90:15-16). Расслабленный и ленивый к делу Его не может иметь такой надежды. Но кто во всем и всегда пребывает в Боге, к Нему приближается добротою дел своих и взор сердца своего непрестанно устремляет к благодати Его, тот может сказать о себе, что сказал божественный Давид: «исчезосте очи мои, от еже уповати ми на Бога Моего» (Пс. 68:4). Ему подобает слава, честь и поклонение вовеки! Аминь.

* * *

545

Душевном.

546

Рассеянность.

547

Находит некоторые предлоги к извинению.

548

От добра.

549

Т. е. праведник находится под особенным Промыслом Божиим.

550

Смел.

Слово 68. Об отречении от мира и о воздержании от вольного обращения с людьми

Когда возлюбим бегство от мира и удаление от дел мирских, тогда ничто не отделяет нас столько от мира, не умерщвляет в нас страстей, не возбуждает и не оживотворяет нас для духовного, как плач и сердечное с рассуждением болезнование. Ибо лицо благоговейного подражает смирению Возлюбленного. И, напротив, ничто не делает нас столько сообщниками мира, и живущих в мире, и тех, которые в мире преданы пьянству и блуду, и не удаляет нас столько от сокровищ премудрости и познания тайн Божиих, как смехотворство и дерзновенное парение мыслей. И это есть дело блудного демона. Но пoелику опытом познал я любомудрие твое, возлюбленный, то умоляю тебя любовию – охраняться от нападения врага, чтобы тебе остроумием речей не остудить в душе своей горячности любви ко Христу, ради тебя вкусившему желчь на древе крестном, и чтобы враг, вместо сладостного оного размышления и дерзновения пред Богом, не стал во время бодрствования твоего наполнять душу твою многими мечтами и во время сна твоего пленять ее нелепыми грезами, зловония которых не терпят святые Ангелы Божии. И тогда соделаешься ты для других причиной падения, а для себя – острым рожном551. Посему принуждай себя подражать смирению Христову, чтобы возгорелся скорее огонь, Им в тебя брошенный, которым искореняются все движения мира сего, убивающие нового человека и оскверняющие дворы Святаго и Всемогущего Господа. Ибо осмеливаюсь сказать с святым Павлом, что мы «храм Божий» (1Кор. 3:16). Посему, как чист Сам Бог, очистим храм Его, чтобы возжелал вселиться в нем. И как Сам Он свят, освятим и храм; украсим его всякими добрыми и честными делами, облагоухаем его благоуханием покоя воли Божией, чистою и сердечною молитвою, каковую невозможно приобрести общением в частых мирских волнениях. И, таким образом, облако славы Его приосенит душу, и свет величия Его воссияет внутри сердца, и исполнятся радости и веселия все обитатели селения Божия, а наглые и бесстыдные исчезнут от пламени Святаго Духа.

Поэтому укоряй непрестанно самого себя, брат, и говори: «Увы, окаянная душа! Приблизилось время отрешения твоего от тела. Для чего увеселяешься тем, что сегодня же должна будешь оставить и чего не увидишь вовеки? Обрати внимание на прежнюю свою жизнь, размысли, что ты соделала, почему так делала, и каковы дела твои, с кем провела дни жизни своей, или кто воспользовался трудом делания твоего на земле, кого возвеселила ратоборством своим, чтобы вышел он в сретение твое при исшествии твоем из мира, кого усладила во время течения своего, чтобы упокоиться тебе в пристани его, для кого бедствовала, трудясь, чтобы прийти к нему с радостью, кого приобрела другом в будущем веке, чтобы приял тебя во время исшествия твоего, на каком поле работала по найму, и кто отдаст тебе плату на заходе солнца при уходе твоем?»

Испытай себя, душа, и рассмотри, в какой земле удел твой и миновала ли ты поле, которое делателям плодоприносит горесть; со стенанием и скорбью возгласи и возопи – чем упокоевается Бог твой паче жертв и всесожжении. Уста твои да источают болезненные гласы, какими услаждаются святые Ангелы; омочи ланиты свои слезами очей твоих, чтобы почил в тебе Святый Дух и омыл тебя от скверны порока твоего; умилостиви Господа твоего слезами, чтобы пришел к тебе; призови Марию и Марфу, да научат тебя плачевным гласам. Возопи ко Господу:

«Господи Иисусе, Боже наш, плакавший над Лазарем и источивший над ним слезы скорби и сострадания, приими слезы горести моей. Страданием Твоим исцели страсти мои; язвами Твоими уврачуй мои язвы; Кровию Твоею очисти мою кровь и с телом моим сраствори благоухание Твоего животворящего Тела. Та желчь, какою напоили Тебя враги, да усладит душу мою от горести, какою напоил меня соперник. Тело Твое, распростертое на древе крестном, к Тебе да возвысит ум мой, увлеченный демонами долу. Глава Твоя, преклоненная на кресте, да вознесет мою главу, заушенную супостатами. Всесвятые руки Твои, пригвожденные неверными ко кресту, к Тебе да возведут меня из бездны погибели, как обетовали всесвятые уста Твои. Лицо Твое, приявшее на себя заушения и заплевания от проклятых, да озарит мое лицо, оскверненное беззакониями. Душа Твоя, которую, быв на кресте, предал Ты Отцу Твоему, к Тебе да путеводит меня благодатью Твоею. Нет у меня болезнующего сердца, чтобы взыскать Тебя; нет у меня ни покаяния, ни сокрушения, которыми вводятся чада в собственное свое наследие. Нет у меня, Владыко, утешительных слез. Омрачился ум мой делами житейскими и не имеет сил с болезнованием возвести к Тебе взор. Охладело сердце мое от множества искушений и не может согреться слезами любви к Тебе. Но Ты, Господи Иисусе Христе Боже, сокровище благ, даруй мне покаяние всецелое и сердце неутомимое, чтобы всею душою выйти мне на взыскание Тебя. Ибо без Тебя буду я чужд всякого блага. Посему даруй мне, Благий, благодать Твою. Бездетно и вечно изводящий Тебя из недр Своих, Отец – да обновит во мне черты образа Твоего. Оставил я Тебя; Ты не оставь меня. Отошел я от Тебя; Ты прииди взыскать меня и введи меня на пажить Твою, сопричти меня к овцам избранного стада Твоего, препитай меня злаком Божественных таинств Твоих вместе с теми, у которых чистое сердце их – обитель Твоя, и в нем видно облистание откровений Твоих – это утешение и эта отрада для потрудившихся ради Тебя в скорбях и в многоразличных муках. Сего облистания да сподобимся и мы по Твоей благодати и по Твоему человеколюбию, Спасителю наш, Иисусе Христе, во веки веков! Аминь».

* * *

551

Т. е. причиной мучения.

Слово 69. О том, что безмолвникам полезно не иметь забот, и вредны входы и выходы

Человек многопопечительный не может быть кротким и безмолвным; потому что необходимые причины обременяющих его дел принуждают его невольно, хотя бы и не хотел, заниматься ими552 и проводить в них время, и расточают его тишину и безмолвие. Посему иноку должно поставить себя пред лицом Божиим и всегда непреложно возводить око свое к Богу, если истинно хочет охранить ум свой, очистить и прекратить малые, вкрадывающиеся в него движения и научиться в тишине помышлений различать входящее и исходящее. Многочисленные попечения иноков служат признаком их расслабления в готовности к деланию заповедей Христовых и обнаруживают их оскудение в Божественном.

Без освобождения от забот не ищите света в душе своей, ни тишины и безмолвия при расслаблении чувств своих. Где есть попечения о делах, не умножай попечений своих – и не найдешь парения в уме своем или в молитве своей. Без непрестанной молитвы не можешь приблизиться к Богу. После же труда молитвенного возложение на ум нового попечения производит расточение мыслей.

Слезы, ударение себя по голове во время молитвы и падание ниц с горячностью – пробуждают в сердце горячность сладости своей, и сердце с похвальной восторженностью воспаряет к Богу и взывает: «возжада душа моя к» Тебе, Богу крепкому, живому; когда прииду и явлюся лицу Твоему, Господи» (Пс. 41:3)? Кто пил вина сего и потом лишился оного, тот один знает, в каком бедственном состоянии оставлен он и что отнято у него по причине расслабления его.

О, какое зло для живущих в безмолвии – и лицезрение людей, и беседа с ними! Подлинно, братия, гораздо хуже, нежели для не соблюдающих безмолвия. Как сильный лед553, внезапно покрыв древесные почки, иссушает их и уничтожает, так свидания с людьми, хотя бы оные были весьма кратковременны и допущены, по-видимому, с доброю целью, иссушают цветы добродетели, только что расцветшие от срастворения безмолвия, нежно и обильно окружающие древо души, насажденное «при исходищих вод» покаяния (Пс. 1:3). И как сильный иней, покрыв собою едва выросшую из земли зелень, пожигает ее, так и беседа с людьми пожигает корень ума, начавший производить от себя злак добродетелей. И если вредит обыкновенно душе беседа с людьми в ином воздержными, а в ином имеющими малые только недостатки, то не гораздо ли более вредны разговор и свидание с людьми невежественными и глупыми, не говорю уже – с мирянами? Как человек благородный и почтенный, когда упиется, забывает свое благородство, и бесчестится его состояние, и осмеянию подвергается честь его за чуждые помыслы, вошедшие в него от вина, так и целомудрие души возмущается лицезрением людей и беседою с ними, забывает образ охранения своего, в мысли у человека изглаждается намерение воли ее, и искореняется всякое основание похвального устроения.

Посему, если беседа и рассеяние себя, с пребывающим в безмолвии случающиеся при парении мыслей, или даже одно приближение к этому, чтобы только увидеть или услышать то, что входит вратами зрения или слуха, достаточны для того, чтобы произвести в человеке холодность и омрачение ума для Божественного, и если краткий час может причинить столько вреда воздержному иноку – что сказать о всегдашних свиданиях и долговременном в этом коснении? Испарение, исходящее из чрева, не позволяет уму принимать в себя Божественное познание, но омрачает его подобно туману, подымающемуся из влажной земли и омрачающему воздух. Также и гордость не понимает, что ходит во тьме и не имеет понятия о мудрости. Ибо как ей и понимать это, когда пребывает в своем омрачении? Посему-то омраченным помыслом своим и превозносится она выше всех, будучи всех ничтожнее и немощнее и будучи неспособна познавать пути Господни, Господь же сокрывает от нее волю Свою, потому что не восхотела она ходить путем смиренных. Богу же нашему да будет слава во веки веков! Аминь.

* * *

552

Делами.

553

При гололедице, то есть при быстром переходе от оттепели к морозу. В сирийском тексте: «мороз».

Слово 70. О путях, приближающих к Богу и открывающихся человеку из приятности дел ночного бдения, и о том, что делатели оного все дни жизни своей питаются медом

Не думай, человек, чтобы во всем иноческом делании было какое-либо занятие важнее ночного бдения. Подлинно, брат, оно и важнее, и необходимее всего для воздержного. Если у подвижника не будет рассеяния и возмущения делами телесными и попечением о преходящем, но соблюдет он себя от мира и бдительно охранит себя, то ум его в краткое время воспарит как бы на крыльях, и возвысится до услаждения Богом554, скоро приидет в славу Его, и по своей удободвижности и легкости плавает в ведении, превышающем человеческую мысль. Если монах с рассудительностью пребывает во бдении, то не смотри на него, как на плотоносца. Ибо подлинно это дело ангельского чина. Невозможно, чтобы те, которые всю жизнь проводят в этом занятии, оставлены были Богом без великих дарований за их трезвенность, бодрственность сердца и попечительное устремление к Нему помыслов своих. Душа, трудящаяся над тем, чтобы пребывать в сем бдении, и благоприлично живущая, будет иметь херувимские очи, чтобы непрестанно возводить ей взор и созерцать небесное зрелище.

Я думаю, что с ведением и рассудительностью избравшему этот великий и божественный труд и решившемуся нести на себе тяготу сию, невозможно не подвизаться в этом прославленном, избранном им деле555 и не охранять себя днем от мятежа сходбищ и от попечения о делах, в опасении иначе лишиться дивного плода и великого наслаждения, какое надеется получить от сего. Кто нерадит о сем, о том смело скажу, что не знает он, для чего трудится, воздерживается от сна, томит себя продолжительным стихословием, утруждением языка и всенощным стоянием, тогда как ум его не участвует в псалмопении и молитве его, но, как бы водясь привычкою, трудится безрассудно. И если это не так, как сказал я, то почему же лишен он возможности, при постоянном своем сеянии, над которым трудится, пожать величайшие благодеяния и плод?

Ибо если бы вместо сих забот упражнялся он в чтении Божественных Писаний, которое укрепляет ум, особливо же служит орошением молитве, помогает бдению, с которым оно тесно соединено, и подает свет разумению, то в сем чтении обрел бы вождя на стезю правую, обрел бы то, что сеет вещество, питающее молитвенное созерцание, и что удерживает помышления от парения, не дает им кружиться и жить в суетном, непрестанно посевает в душе памятование о Боге, указует пути святых, благоугодивших Богу, и делает так, что ум приобретает тонкость и мудрость, – словом, обрел бы зрелый плод таковых деланий.

Для чего же, человек, так нерассудительно распоряжаешься собою? Ночью совершаешь всенощное стояние и утруждаешь себя псалмопениями, песнословиями и молениями – но ужели тяжелым, а не малым кажется тебе, посредством кратковременной рачительности во время дня, сподобиться благодати Божией за злострадание твое в другом? Для чего утруждаешь себя: ночью сеешь, а днем развеиваешь труд свой – и оказываешься бесплодным; расточаешь бодрственность, трезвенность и горячность, которую приобрел, – напрасно губишь труд свой в мятежных сношениях с людьми и делах, без всякого основательного к тому предлога? Ибо если бы у тебя ночному упражнению сообразными сделались дневное делание и горячность сердечной беседы и не было бы промежутка между тем и другим, то в короткое время мог бы ты припасть к персям Иисусовым.

Но из сего явствует, что живешь ты нерассудительно и не знаешь, для чего монахам надобно бодрствовать. Думаешь, что установлено сие для того только, чтобы трудиться тебе, а не для чего-либо другого, отсюда рождающегося. Но кто сподобился от благодати уразуметь, в надежде на что подвижники противятся сну, делают принуждение природе и в бодрственном состоянии тела и помышлений своих каждую ночь приносят прошения свои, тот знает силу, проистекающую от дневного охранения, знает, какую помощь дает оно уму в ночном безмолвии, и какую власть над помыслами, какую чистоту и попечение556 дарует ему непринужденно и без борьбы, и дает ему свободно познать благородство слов. А я говорю, что если бы тело по немощи своей ослабело и не могло поститься, то ум одним бдением может стяжать устроение души и дать уразумение сердцу к познанию духовной силы, если только не уничтожатся у него от развлечения557 дневные причины558.

Посему тебя, желающего приобрести трезвенный пред Богом ум и познание новой жизни, умоляю – во всю жизнь твою не быть нерадивым к пребыванию во бдении. Ибо им отверзутся тебе очи – увидеть всю славу сего жития и силу пути правды. А если (чего да не будет!) снова появится в тебе помысл слабости и станет, может быть, гнездиться в тебе, потому что восхощет искусить тебя Помощник твой, обыкновенно попускающий тебе – во всем подобном сему, в горячности ли то, или в холодности, изменяться по какой-либо причине, или по немощи тела, или по невозможности для тебя переносить труд обычно совершаемых тобою продолжительного псалмопения, рачительной молитвы, многочисленных коленопреклонений, какие привык ты всегда совершать, то с любовью умоляю тебя: если не станет в тебе этого и не возможешь исполнять сего, то, хотя сидя, бодрствуй и молись в сердце, но не засыпай, и все меры употреби без сна провести ночь эту, сидя и помышляя о добром. Не ожесточай сердца своего и не омрачай его сном, и снова приидут к тебе, по благодати, прежняя горячность, и легкость, и сила, и, взыграв, будешь угождать Богу, благодаря Его; потому что холодность сия и таковая тягость попускается на человека для испытания и искушения. И если возбудит он себя и с горячностью и с малым себе принуждением отрясет от себя это, то приближается к нему благодать, как было прежде, и приходит к нему иная сила, в которой сокрываются всякое благо и все роды помощи. И в изумлении дивится человек, припоминая прежнюю тягость и нашедшую на него легкость и силу и представляя себе эту разность, и удободвижность, и то, как внезапно приял он в себя такое изменение. И с сего времени умудряется и, если найдет на него подобная тягость, познает ее по прежнему своему опыту. А если человек не будет подвизаться в первое время, то не может приобрести сей опытности. Видишь ли, насколько умудряется человек, когда возбудит себя несколько и претерпит во время брани – если только не изнемогло телесное естество? Но это уже не борьба, а необходимость немощи: ибо в сем случае нет пользы, чтобы боролось естество; во всех же прочих случаях хорошо человеку принуждать себя ко всему, что полезно для него.

Итак, всегдашнее безмолвие вместе с чтением, умеренное вкушение снедей и бдение скоро возбуждают мысль к изумлению, если не будет какой причины, нарушающей безмолвие. Мысли, возбуждающиеся в безмолвствующих сами собою, без преднамеренного усилия, делают, что оба ока, льющимися из них слезами и обилием своим омывающими ланиты, уподобляются купели крещения.

Когда тело твое будет укрощено воздержанием, бдением и внимательностью безмолвия559, но почувствуешь, что тело твое, без естественного движения, находится в остроте блудной страсти, тогда знай, что искушен ты помыслом гордыни. Посему примешай пепла в пищу свою, прилепи к земле чрево свое и исследуй, о чем ты помышлял, уразумей изменение естества своего и противоестественные дела свои, и тогда, может быть, помилует тебя Бог, пошлет тебе свет, чтобы научиться тебе смирению и не возрастало в тебе зло твое. Посему не перестанем подвизаться и прилагать старание, пока не увидим в себе покаяния, не обретем смирения и не упокоится сердце наше в Боге. Ему слава и держава во веки веков! Аминь.

* * *

554

В сирийском тексте: «взыдет к Богу в веселии своем».

555

Т. е. бдении над собою.

556

О добродетели.

557

Т. е. вследствие нехранения себя в течение дня.

558

К устроению души.

559

Т. е. внимательным (старательным) безмолвием.

Слово 71. О силе и действенности греховных зол, чем они производятся и чем прекращаются

Пока не возненавидит кто причины греха воистину от сердца, не освобождается он от наслаждения, производимого действием греха. Это есть самое лютое борение, противящееся человеку даже до крови; в нем искушается его свобода в единстве любви его к добродетелям. Это есть та сила, которую называют раздражением и ополчением, от обоняния которых изнемогает душа окаянная, вследствие неизбежного ополчения, бывающего на нее. Это есть та сила великости греха, которою враг обыкновенно приводит в смущение души целомудренных, и чистые движения понуждает испытывать то, чего никогда они вовсе не испытывали. Здесь, возлюбленные братия, мы показываем свое терпение, подвиг и рачение. Ибо это есть время незримого подвига, о котором говорят, что чин иноческий всегда им побеждает. При встрече с сею бранию благочестивый ум скоро приходит в смущение, если не сильно ополчится.

В сии времена – времена мученичества – Ты, Господи, источник всякой помощи, силен подкрепить души, которые с радостью себя уневестили Тебе, Небесному Жениху, и по чистым, а не коварным побуждениям, с разумом вступили с Тобою в завет святой. Посему даруй им силу с дерзновением разорить укрепленные стены и всякое возношение, поднимающееся против истины, чтобы не остаться им не успевшими в собственном своем намерении от невыносимого и нестерпимого принуждения в такое время, когда борьба идет о крови.

В этой лютой брани не всегда бывает победа целомудрия, потому что человек и ради искушения оставляется без помощи. Но горе немощному, искушаемому в сей испытующей брани, потому что брань сия приобрела величайшую силу вследствие привычки560, полученной ею от тех, которые сами себя предают на поражение сочетание561 с своими помыслами.

Остерегайтесь, возлюбленные, праздности, потому что в ней сокрыта дознанная смерть: ибо без нее невозможно впасть в руки домогающихся пленить инока. В оный день Бог осудит нас не за псалмы, не за оставление нами молитвы, но за то, что опущением сего дается вход бесам. А когда найдут они себе место, войдут и заключат двери очей наших, тогда мучительски и нечисто исполнят на нас то, что делателей562 их подвергает Божественному осуждению и жесточайшему наказанию; и соделываемся мы подручными им за опущение сего маловажного563, но что, как написано мудрейшими, ради Христа делается достойным попечения. Кто воли своей не покоряет Богу, тот покорится противнику Его; а потому сие564, представляющееся тебе малым, вменится тебе в стену, ограждающую от пленяющих нас. Совершение сего565 внутри келлии установлено мудрыми, содержащими церковный чин, для охранения нашей жизни Духом откровения. Опущение сего566 у немудрых признается маловажным. Пoелику не берут они в рассмотрение происходящего от того вреда, то и начало, и средина пути их – необузданная свобода, которая есть матерь страстей. Лучше стараться не опускать сего малого567, нежели нежеланием стеснять себя давать место греху. Ибо неуместной этой свободы конец – жестокое рабство.

Пока живы у тебя чувства, то для встречи со всем, что случается, почитай себя мертвым; потому что во всех членах твоих не умалится греховное разжжение и не возможешь приобрести себе спасения. Если кто из монахов скажет568 в сердце своем, что остерегается сего, то, значит, не хочет уразуметь, когда заушают его. Кто обманет друга своего, то по закону достоин проклятия, а кто обманывает сам себя, тот какое понесет наказание за то, что, зная зло лукавого дела, прикрывается незнанием? А что знает он, это показывает обличение совести. То и мучит его, что знает он, в чем притворяется незнающим.

О, как сладостны поводы к страстям! Человек может иногда отсечь страсти; вдали от них наслаждается тишиною и веселится, когда прекращаются они; причин же страстей не может отринуть. Поэтому искушаемся и нехотя, и печалимся, когда мы в страстях, но любим, чтобы оставались в нас поводы к ним. Грехов себе не желаем, но приводящие нас к ним причины принимаем с удовольствием. Поэтому вторые делаются виновными в действенности первых. Кто любит поводы к страстям, тот невольно и нехотя становится подручным и порабощается страстям. Кто ненавидит свои грехи, тот перестает грешить; и кто исповедует их, тот получит отпущение. Невозможно же человеку оставить навык греховный, если не приобретет прежде вражды ко греху, и невозможно получить отпущение прежде исповедания прегрешений. Ибо исповедание согрешений бывает причиною истинного смирения; смирение же – причиною сокрушения, последующего в сердце от стыда.

Если не возненавидим того, что достойно порицания, то, пока носим это в душах своих, не можем ощутить зловония и смрада действенности этого. Пока не отринешь от себя того, что неуместно, до тех пор не уразумеешь, каким покрыт ты срамом, и не уразумеешь стыда от сего. Когда же бремя свое569 увидишь на других, тогда уразумеешь лежащий на тебе стыд. Удались от мира и тогда узнаешь зловоние его. А если не удалишься, не уразумеешь (насколько он смраден); напротив же того, скорее, как в благоухание, облечешься в зловоние его, и наготу стыда своего будешь почитать завесою славы.

Блажен, кто удалился от мира и от тьмы его и внимает себе единому. Ибо прозорливость и рассудительность не могут действовать в том или служить тому, кто проводит жизнь в делах суетных. Да и как возмущаемая его рассудительность в состоянии будет различать, что должно? Блажен, кто вышел из помрачения упоения своего и на других усматривает, какова ненасытимость сим упоительным чадом! Тогда познает он собственный свой стыд. А пока человек носит в себе чад упоения грехами своими, сколь благолепным кажется ему все, что ни делает он! Ибо, как скоро природа выходит из своего чина, то все равно – упоена ли она вином или похотями570: потому что то и другое выводит из надлежащего состояния, и тем и другим одинаковое разжжение производится в теле, вмещающем в себе это; хотя способы различны, но смешение571 одно. И хотя одинаково изменение572, но различия причин бывают не равные, различаются же они и по восприимчивости каждого573.

За всякою отрадою следует злострадание, и за всяким злостраданием ради Бога следует отрада. Если все, что есть в этом мире, подлежит тлению, а тление и здесь, и в будущем веке, и во время исхода бывает от противоположных причин574, и наипаче от непотребного сластолюбия или от противодействующего сему сластолюбию злострадания, претерпеваемого чрез святость575, то Бог и сие устрояет по человеколюбию, чтобы или во время самого пути, или в конце его вкусить нам сей муки, и тогда уже, по богатой милости Его, перейти её576 как некое воздаяние, а другое577 – как залог. Ибо не возбраняет (Бог) приобретать доброе даже до последнего часа; злое же действительно возбраняет, тем, что достойный муки подвергается каре, как написано. Наказуемый здесь за свой срам вкушает своей геенны578.

Остерегайся собственной своей свободы, предшествующей порочному рабству. Остерегайся утешения, предшествующего брани. Остерегайся ведения, предшествующего встрече с искушениями, а что всего чаще бывает, желания (сей встречи), прежде совершения покаяния. Ибо если все мы грешники и никто не выше искушений, то ни одна из добродетелей не выше покаяния; потому что дело покаяния никогда не может быть совершенно. Покаяние всегда прилично всем грешникам и праведникам, желающим улучить спасение. И нет предела усовершению, потому что совершенство и самых совершенных подлинно несовершенно. Посему-то покаяние до самой смерти не определяется ни временем, ни делами. Помни, что за всяким наслаждением следует омерзение и горечь.

Остерегайся радости, с которой не соединена причина к изменению. Ибо всего того, что имеет скрытое смотрение свыше, не можешь ты постигнуть и познать предела и причины изменения его. Бойся тех, о ком предполагаешь, что идут прямым путем; потому что они, как говорится, ходят вне пути. Тот, Кто премудро умеет управлять кораблем мира, во все, что в мире, вложил изменяемость; и что вне этого, то – тень.

За ослаблением членов следует исступление и смущение помыслов; за неумеренным деланием – уныние, и за унынием – исступление. Но одно исступление отлично от другого. За первым исступлением – от ослабления – следует блудная брань, а за исступлением от уныния – оставление безмолвной своей обители и перехождение с места на место. Умеренному же и с притрудностью совершаемому деланию нет цены. Умаление в этом579 умножает сладость, а неумеренность580 умножает исступление. Претерпи неразумие естества твоего581, которое побеждает тебя, брат; потому что уготован ты быть в оной премудрости, имеющей вечный венец начальства. Не бойся смятения в адамовом теле, уготованном быть в оном наслаждении, ведение которого здесь выше ума плотских, – быть, когда приидет небесный Образ, т. е. Царь мира. Не смущайся изменением и смятением естества, потому что временно злострадание в этом для приемлющего оное с удовольствием. Страсти подобны собачонкам, которые привыкли быть на мясных рынках, и убегают от одного голоса, и, если не обратят на них внимания, наступают как самые большие львы. Уничтожай малую похоть, чтобы не питать в себе мысли о силе разжжения ее; потому что временное терпение в малом удаляет опасность в великом. Невозможно преодолеть великого, если не препобедишь маловажного.

Помни, брат, тот чин582, в котором будешь и в котором – не эта жизнь, как бы перебирающаяся и движущаяся по влагам, но жизнь, сокрушающая мертвенность. В той жизни нет воспламенения растворения583, которое потворством сластолюбию доставляет труд младенчествующему естеству. Претерпи труд подвига, в который введен ты для испытания, чтобы приять от Бога венец и упокоиться по исшествии из сего мира. Памятуй и оную отраду, которой нет конца, и жизнь, не потворствующую (страстям), и чин совершенного и непреложного домостроительства, и то пленение, которое понуждает любить Бога и господствует над естеством. Сего584 да сподобимся и мы благодатью Самого Христа, Которому слава со Безначальным Отцем и Всесвятым Духом, ныне и присно и вовеки. Аминь.

* * *

560

Побеждать.

561

Принятием их, согласием с ними.

562

Т. е. рабов их.

563

Разумеются молитвенные правила.

564

Разумеются молитвенные правила.

565

Разумеются молитвенные правила.

566

Разумеются молитвенные правила.

567

Разумеются молитвенные правила.

568

Самонадеянно.

569

Грехи, подобные твоим.

570

Все равно естество бывает вне своего чина в том и другом случае.

571

Смешение вина и похотей с телом, т. е. воздействие их на тело.

572

Переход из одного состояния в другое.

573

По способности каждого человека к восприятию этих причин.

574

В будущем веке нет тления. Под тлением разумеется, может быть, изменение состояния: емуподвергнутся все или в этой жизни, или во время исхода из нее, или в будущем веке: те, которые жили среди наслаждений, примут изменение от веселья к наказанию; те, которые жили среди страданий ради Христа, противоположных презренным наслаждениям, примут изменение от скорбей к отдохновению. Бог устрояет, по бесконечному человеколюбию Своему, также и то, что на этом жизненном пути или в конце его люди получают предчувствие этого изменения: преданные сластолюбию – предчувствие наказания, а страдавшие ради Него – предчувствие отдохновения. Первое есть воздаяние за сластолюбие, второе – залог вечного упокоения (из примечания к греческому тексту Никифора Феотокиса).

575

Т. е. вследствие стремления к святости.

576

Муку.

577

Духовную отраду.

578

По другому чтению: «своего срама». В переводе сербском: «от своей геенны яст».

579

В делании.

580

В делании.

581

Т. е. не смущайся во время бесчиния его.

582

Будущее состояние.

583

Т. е. разжжения естества.

584

Пленения.

Слово 72. О хранении сердца и о тончайшем созерцании

Если пребываешь наедине в келлии своей и не стяжал еще силы истинного созерцания, то поучайся всегда в чтении тропарей и кафизм, памятованием о смерти и надеждою будущего. Все это собирает ум воедино и не позволяет ему кружиться, пока не приидет истинное созерцание; потому что сила духа могущественнее страстей. Поучайся и о надежде будущего, памятуя о Боге; старайся хорошо уразуметь смысл тропарей и остерегайся всего внешнего, что побуждает тебя к похоти. А вместе с тем храни и то малое585, что совершается тобою в келлии твоей. Испытывай всегда помыслы свои и молись, чтобы во всем житии своем стяжать тебе очи: от сего начнет источаться тебе радость; и тогда обретешь такие скорби, которые сладостнее меда.

Никто не может победить страсти, разве только добродетелями ощутительными, видимыми; и парения ума никто не может преодолеть, разве только погружением в духовное ведение. Ум наш легок и, если не связан каким-либо помышлением, не прекращает парения. А без усовершения в сказанных выше добродетелях невозможно стяжать сие хранение; потому что, если не победит кто врагов, не может быть в мире, и если не воцарится мир, как можно обрести то, что хранится внутри мира? Страсти служат преградою сокровенным добродетелям души, и если не будут они низложены прежде добродетелями явными, то за ними невидимы добродетели внутренние. Ибо тот, кто вне стены, не может жить с тем, кто внутри стен. Никто не видит солнца во мраке, и добродетели – в естестве души, при продолжающемся мятеже страстей.

Молись Богу, чтобы дал тебе ощутить желание Духа и вожделение Его. Ибо, когда приидут в тебя это ощущение и вожделение Духа, тогда отступишь от мира, и мир отступит от тебя. Сего же невозможно кому-либо ощутить без безмолвия, подвижничества и пребывания в определенном для сего чтении. Без этого не ищи и того, ибо если будешь искать, то оное постепенно изменяется и делается телесным. Разумеющий – да разумеет. Премудрый Господь благоволил, чтобы в поте снедали мы хлеб сей; и соделал сие не по злобе, но чтобы не было у нас несварения и мы не умерли. Ибо каждая добродетель есть матерь следующей добродетели. Поэтому если оставишь матерь, рождающую добродетели, и пойдешь искать дочерей прежде, нежели отыщешь матерь их, то оные добродетели оказываются для души ехиднами. Если не отринешь их от себя, то скоро умрешь.

* * *

585

Правила.

Слово 73. О признаках и действиях любви к Богу

Любовь к Богу естественно горяча и, когда нападет на кого586 без меры, делает душу ту восторженною. Поэтому сердце ощутившего любовь сию не может вмещать и выносить ее, но, по мере качества нашедшей на него любви, усматривается в нем необычайное изменение. И вот ощутительные признаки сей любви: лицо у человека делается румяным и радостным, и тело его согревается. Отступают от него страх и стыд, и делается он как бы восторженным. Сила, собирающая воедино ум, бежит от него, и бывает он как бы изумленным. Страшную смерть почитает радостью, созерцание ума его никак не допускает какого-либо пресечения587 в помышлении о небесном. И в отсутствии, не зримый никем, беседует как присутствующий. Ведение и видение его естественные преходят, и не ощущает чувственным образом движения, возбуждаемого в нем предметами; потому что хотя и делает что, но совершенно того не чувствует, так как ум его парит в созерцании и мысль его всегда как бы беседует с кем другим.

Сим духовным упоением упоевались некогда апостолы и мученики; и одни весь мир обошли, трудясь и терпя поношение, а другие из усеченных членов своих изливали кровь, как воду; в лютых страданиях не малодушествовали, но претерпевали их доблестно и, быв мудрыми, признаны безумными. Иные же скитались в пустынях, в горах, в вертепах, в пропастях земных, и в нестроениях были самые благоустроенные. Сего безумия достигнуть да сподобит нас Бог!

Если до вшествия во град смирения примечаешь в себе, что успокоился ты от мятежа страстей, то не доверяй себе: ибо враг готовит тебе какую-нибудь сеть; напротив того, после покоя жди великой тревоги и великого мятежа. Если не пройдешь всех обителей добродетелей, то не встретишь покоя от труда своего и не будешь иметь отдохновения от вражеских козней, пока не достигнешь обители святого смирения. Сподоби и нас, Боже, достигнуть оной Твоею благодатию! Аминь.

* * *

586

Возгорится в ком.

587

Прекращения.

Слово 74. О видах добродетелей

Подвижничество есть матерь святости, от которой рождается первое изведание ощущения тайн Божиих, что называется первою степенью духовного познания. Никто да не прельщает сам себя и да не мечтает о предугадывания588. Ибо душа оскверненная не входит в чистое Царство и не сочетавается с духами святых.

Доброту целомудрия твоего угладь слезами, постами и внутренним безмолвием. Малая скорбь ради Бога лучше великого дела, совершаемого без скорби, потому что добровольная скорбь дает доказательство веры любовью; а дело покоя бывает следствием пресыщения сознания589. Поэтому святые, из любви Христовой, показали себя благоискусными в скорбях, а не в покое, потому что совершаемое без труда есть правда людей мирских, которые творят милостыню из внешнего, сами же в себе ничего не приобретают590. Но ты, подвижник и подражатель страданиям Христовым, подвизайся сам в себе, чтобы сподобиться тебе вкусить славы Христовой. Ибо если с Христом страждем, то с Ним и прославимся (см. Рим. 8:17). Ум не спрославится с Иисусом, если тело не страждет за Христа. Поэтому кто небрежет о славе человеческой, тот сподобляется славы Божией, и вместе с душою прославляется и тело его. Ибо слава тела есть целомудренная покорность Богу, а слава ума есть истинное созерцание Бога591. Истинная покорность двояка: в делах и в поношении. Посему, когда страждет тело, состраждет с ним и сердце. Если не знаешь Бога, невозможно возбудиться в тебе любви к Нему. Не возможешь возлюбить Бога, если не узришь Его. А видение Бога есть следствие познания Его, потому что видение Его не предшествует знанию Его.

Сподоби меня, Господи, познать и возлюбить Тебя не тем ведением, какое приобретается чрез обучение с расточением ума, но сподоби меня того ведения, в котором ум, созерцая Тебя, прославляет естество Твое в созерцании, тайно похищающем у мысли ощущение мира. Сподоби меня возвыситься над зрением воли, порождающей мечтания, и узреть Тебя, связуемого крестными узами, в этой второй части распятия ума, который, свободно от влияния на него помышлений, упокоевается в непрестанном, преестественном созерцании Тебя. Соделай, чтобы возрастала во мне любовь к Тебе, дабы, идя вослед любви Твоей, оставить мне мир сей. Возбуди во мне разумение смирения Твоего, с которым пожил Ты в мире, в этой обители, в которую облекся Ты от членов наших, при посредстве Святой Девы, чтобы я в непрестанном и незабвенном сем памятовании со сладостью приял смирение естества своего.

Есть два способа взойти на крест: один – распятие тела, а другой – вхождение в созерцание; первый бывает следствием освобождения от страстей, а второй – следствием действенности дел духа. Ум не покоряется, если не покорится ему тело. Царство ума есть распятие тела: и ум Богу не покоряется, если свобода не покорена разуму. Трудно что-либо высокое преподать еще новоначальному и младенцу возрастом. «Горе тебе, граде, в немже царь твой юн» (Еккл. 10:16). Кто покорит себя Богу, тот близок к тому, чтобы покорилось ему все. Кто познал себя, тому дается ведение всего, потому что познать себя есть полнота ведения о всем; и вследствие подчинения592 души твоей подчинится тебе все. В то время как смирение воцаряется в житии твоем, покоряется тебе душа твоя, а с нею покорится тебе все, потому что в сердце твоем рождается мир Божий. Но пока ты вне его, не только страсти, но и обстоятельства будут непрестанно преследовать тебя. Подлинно, Господи, если не смиримся, Ты не престаешь смирять нас. Истинное смирение есть порождение ведения, а истинное ведение есть порождение искушений.

* * *

588

В сирийском тексте: «никто да не обманывает сам себя и не дается в обман видениям», т. е. пусть не думает, что без предварительного очищения своей души можно достигнуть духовного познания.

589

В сирийском тексте: «а дело, совершенное в покое, исходит из пресыщенного настроения» (т. е.от душевной скуки).

590

В сирийском тексте: «…которые стараются оправдаться посредством своего (имущества), а сами не стремятся к совершенству».

591

В сирийском тексте: «возвеличение тела есть смиренное подчинение (его) Богу, а возвеличение духа – созерцание истины о Боге».

592

Богу.

Слово 75. О непрестанном посте, и о том, чтобы собрать себя воедино, и о последствиях сего, и о том, что посредством ведения различий обучился он593 правильному употреблению всего подобного

Долгое время искушаемый в десных и шуих, многократно изведав себя сими двумя способами, прияв на себя бесчисленные удары противника и сподобившись втайне великих вспоможений, в продолжение многих лет снискал я опытность и по благодати Божией опытно дознал следующее. Основание всего доброго, возвращение души из вражия плена, путь, ведущий к свету и жизни, – все это заключено в сих двух способах: собрать себя воедино и всегда поститься, то есть премудро и благоразумно поставить для себя правилом воздержание чрева, неисходное пребывание на одном месте, непрестанное упразднение594 и богомыслие. Отсюда покорность чувств; отсюда трезвенность ума, отсюда укрощение свирепых страстей, возбуждающихся в теле; отсюда кротость помыслов; отсюда светлые движения мысли; отсюда рачительность к делам добродетели; отсюда высокие и тонкие разумения; отсюда не знающие меры слезы, источающиеся во всякое время, и память смертная; отсюда чистое целомудрие, совершенно далекое от всякого мечтания, искушающего мысль; отсюда острота зрения и острота уразумения того, что далеко; отсюда глубокие, таинственные разумения, какие ум постигает при пособии Божественных словес, и внутренние движения, происходящие в душе, и различение и рассуждение духов – от святых Сил, и истинных видений – от суетных мечтаний. Отсюда тот страх в путях и стезях, который в море мысли отсекает леность и нерадение, тот пламень ревности, который попирает всякую опасность и превозмогает всякий страх; та горячность, которая пренебрегает всяким вожделением, и изглаждает оное в уме, и вместе с прочим приводит в забвение всякое памятование о преходящем; короче сказать, отсюда – свобода истинного человека, душевная радость и воскресение со Христом во Царствии.

Если же кто вознерадит о сих двух способах, то пусть знает, что не только лишится он всего, пред сим сказанного, но поколеблет и самое основание всех добродетелей пренебрежением сих двух добродетелей. И как они, если кто удержит их в себе и пребудет в них, суть начало и глава божественного делания в душе, дверь и путь ко Христу, так если кто отступит и удалится от них, то придет к сим двум противоположным тому порокам, разумею же – телесное скитание и бесчестное чревоугодие. Это суть начала противного сказанному выше, и они дают место в душе страстям.

И первое начало одной причины595 прежде всего разрешает покорные чувства от уз самособранности. Что же далее бывает от сего? Неуместные и неожиданные приключения, близкие к падениям; мятеж сильных волн596; возбуждаемое зрением очей лютое воспламенение, овладевающее телом и заключающее его в оковы; удобное поползновение в мыслях; неудержимые помыслы, влекущие к падению; теплохладность597 в желании дел Божиих, и постепенное ослабление различия безмолвия598, и совершенное оставление правила жития своего; вследствие же того, что постоянно представляется человеку в невольных и многообразных видениях и встречается при перехождении из страны в страну, из места в место, – бывает возобновление забытых пороков и обучение иным, которых прежде он не знал.

И страсти, которые, по благодати Божией, были уже умерщвлены в душе и истреблены забвением памятований, хранившихся в уме, снова начинают приходить в движение и понуждать душу к их деланию. Вот что (если не говорить и не входить в подробности о всем прочем) открывается вследствие оной первой причины, т. е. скитания тела и нетерпеливости в перенесении бедствований безмолвия.

Что же бывает следствием другой причины, т. е. если начато нами дело свиней? Что же это за дело свиней, как не то, чтобы дозволять чреву не знать границ и непрестанно наполнять его, а не иметь указанного времени на удовлетворение телесных потребностей, как свойственно разумным? И что же далее выходит из этого? Отсюда – тяжесть в голове, великое отягощение в теле и расслабление в мышцах, а от сего – необходимость оставлять службу Божию, потому что приходят и леность творить на ней метания599, и нерадение о поклонах обычных, омрачение и холодность мысли; ум, одебелевший600 и неспособный к рассудительности от смятения и великого омрачения помыслов, густой и непроницаемый мрак, распростертый во всей душе, сильное уныние при всяком Божием деле, а также и при чтении, потому что человек не вкушает сладости словес Божиих, великая праздность от необходимых дел601, ум неудержимый, скитающийся всюду по земле, большое накопление соков во всех членах, по ночам нечистые мечтания скверных призраков и неуместных образов, исполненных похотения, которое проникает в душу и в самой душе нечисто исполняет свои хотения. И постель сего окаянного, и одежда его, и даже все тело оскверняются множеством срамных нечистот, какие льются у него как бы из источника, и это бывает у него не только ночью, но и днем, потому что тело всегда источает нечистоты и оскверняет мысль, так что по причине сего человек отвращается и от целомудрия. Ибо сладость возбуждений чувствуется во всем теле его с непрестанным и нестерпимым разжжением. И бывают у него обольстительные помыслы, которые изображают перед ним красоту, и во всякое время раздражают его и возбуждают ум к сочетанию с ними. И человек, нимало не колеблясь, сочетавается с сими помыслами, помышляя о них и вожделевая их, по причине омрачения в нем рассудка. И это есть то самое, что сказал и пророк: вот воздаяние сестре Содоме, которая, роскошествуя, ела хлеб в сытость, и т. д. (см. Єз. 16:49). И о сем-то сказано одним из великих мудрецов, что, если кто будет обильно питать тело свое наслаждениями, то душу свою подвергнет брани; и если некогда придет в себя и примет на себя труд принудить себя, чтобы овладеть самим собою, то не возможет сего по причине сильного раздражения телесных движений и потому, что сильны и понудительны раздражения и возбуждения, которые пленяют душу своими похотениями. Видишь ли в этом тонкость сих безбожных602? И он же говорит еще: телесное наслаждение, вследствие мягкости и нежности юности, производит, что скоро снискиваются душою страсти, и окружает ее смерть, и таким образом человек подпадает суду Божию.

А душа, поучающаяся всегда в памятовании должного, упокоевается в свободе своей; заботы ее невелики, она ни в чем не раскаивается, имея попечение о добродетели и держа бразды страстей; храня добродетель, она приводит в возрастание, в беспечальную радость, в добрую жизнь и в безопасную пристань. Телесные же наслаждения не только усиливают страсти и восставляют их на душу, но даже исторгают ее из самых корней ее, и с тем вместе разжигают чрево к невоздержанию и безграничности крайнего распутства, и понуждают безвременно удовлетворять телесным потребностям. Одолеваемый сим не хочет стерпеть малого голода и владеть собою, потому что он – пленник страстей.

Вот постыдные плоды чревоугодия. А вышеописанные плоды терпения, пребывания на одном месте и в безмолвии великую пользу доставляют душе603. Посему и враг, зная времена наших естественных потребностей, побуждающих природу удовлетворять себя, зная, что от скитания очей и упокоения чрева ум приходит в кружение, старается и усиливается в таковые именно времена побуждать нас, чтобы мы сделали прибавку к естественной потребности, и посевать в нас образы лукавых помыслов, чтобы, если можно, укрепить страсти на естество ради усиленной борьбы и потопить человека в грехопадениях. А потому, как враг знает времена, так и нам должно знать немощь свою и силу естества своего, что она недостаточна для сопротивления стремлениям и движениям в оные времена, и тонкости помыслов, которые в очах наших по легкости подобны праху, так что не можем видеть их и противостать тому, что встречается с нами; и по причине многого испытания, какому не раз бедственно подвергались мы и каким искушал нас враг, должно на будущее время умудриться и не позволять себе быть поверженными, чтобы исполнять волю нашего покоя и не позволять себе побеждаться от голода, но, если и будет изнурять и утеснять нас голод, тем более не будем двигаться с места своего безмолвия и ходить туда, где легко может случиться с нами это, и уготовлять себе предлоги и способы к тому, чтобы уйти из пустыни. Ибо это явные замыслы врага. Если же пребудешь в пустыне, то не подвергнешься искушению, потому что не увидишь в ней ни женщин, ни чего-либо вредного для жития твоего и не услышишь непристойных гласов.

«Что тебе и пути Египетскому, еже пити воду Геонскую» (Єр. 2:18)? Пойми, что говорю тебе: покажи врагу терпение свое и опытность свою в малом, чтобы не искал у тебя великого604. Пусть это малое будет для тебя указанием, как низложить в том сопротивника, чтобы не было у него времени и не изрыл он тебе великих подкопов. Ибо, кто не послушается врага, чтобы на пять шагов отойти от места своего безмолвия, тот может ли послушаться и уйти из пустыни или приблизиться к селению? Кто не соглашается посмотреть в окно из безмолвной своей келлии, тот согласится ли выйти из нее? И кого едва убедишь вечером вкусить весьма мало пищи, того уловят ли помыслы есть прежде времени? Кто стыдится насыщаться и чем-либо дешевым, тот пожелает ли дорогих яств? Кого не убедишь посмотреть на свое тело, тот уловится ли любопытством видеть чужие красоты?

Посему явно, что иной, вначале пренебрегая малым, побеждается и, таким образом, дает врагу повод нападать на него в великом. Кто не заботится о том, чтобы хотя на краткое время продолжилась временная жизнь его, тот побоится ли озлоблений и скорбей, приводящих к желанной для него смерти? Это брань рассудительная, потому что мудрые не позволяют себе замышлять о великих подвигах, но терпение, показываемое ими в малом, охраняет их от впадения в великие труды.

Поэтому диавол усиливается сначала сделать, чтобы оставлена была непрестанная сердечная молитва, а потом внушает пренебрежение к установленным временам молитвы и правила, совершаемого телесно. И, таким образом, вначале помысл предается слабости – вкусить прежде времени какую-нибудь малость пищи и что-либо самое незначительное и ничтожное, а по впадении в нарушение воздержания своего человек поползается в невоздержность и блуд. Сначала одолевается желанием (лучше сказать, маловажным представляется это в глазах его) посмотреть на наготу своего тела или на другую какую красоту членов своих, когда снимает с себя одежды свои, или когда выходит он для телесной потребности, или входит в воду и расслабит чувства свои, или смело положит руку под одежды свои и начнет осязать тело свое, а потом восстает уже на него и прочее одно за другим. И кто прежде охранял твердыню ума и скорбел о чем-либо одном из сказанного, тот отверзает тогда к себе широкие и опасные входы, потому что помыслы (скажу уподобительно), как вода, пока отовсюду бывают сдерживаемы, соблюдают добрый свой порядок, а если мало из твердыни своей выступят наружу, производят разорение ограды и великое опустошение. Ибо враг днем и ночью стоит у нас перед глазами, примечает, выжидает и высматривает, каким отверстым для него входом чувств наших войти ему. И когда допущено нами нерадение в чем-либо одном из сказанного выше, тогда этот хитрый и бесстыдный пес пускает в нас стрелы свои. И иногда природа сама собою любит покой, вольность, смех, парение мыслей, леность и делается источником страстей и пучиною мятежа, иногда же противник тайно влагает это в душу. Но мы великие труды свои заменим поэтому трудами малыми, которые почитаем за ничто. Ибо если сии пренебрегаемые нами труды, как показано, предотвращают многие великие подвиги, неудобоисполнимые труды, смятенные борения и тяжкие раны, то кто не поспешит сими малыми предварительными трудами обрести себе сладостный покой?

О, как удивительна ты, мудрость, как издалека все предусматриваешь! Блажен, кто обрел тебя. Ибо он свободен от нерадения юности. Если кто за малую цену или малую вещь покупает врачевство от великих страстей, то хорошо он делает. Ибо однажды некто из любомудрых, покачнувшись от слабости и ощутив это, быстро исправился, внезапно сев; другой, посмотрев на него, рассмеялся на это. Но он отвечал: «Не этого убоялся я, но боюсь небрежения: потому что малая небрежность нередко ведет к великим опасностям. А тем, что нарушил я порядок и вскоре исправился, показал, что я трезвен и не пренебрегаю даже и тем, что не страшно». Вот любомудрие: и в малом, и в незначительном, что ни делает человек, быть ему всегда трезвенным. Он уготовляет себе великое упокоение и не спит, чтобы не случилось с ним чего-либо противного, но заблаговременно отсекает поводы к тому605 и ради маловажных вещей переносит малую скорбь, уничтожая ею скорбь великую.

А безрассудные малый близкий покой предпочитают отдаленному царству, не зная, что лучше претерпеть мучения в подвиге, нежели упокоиться на ложе земного царства и быть осуждену за леность. Мудрым вожделенна смерть, только бы не подпасть обвинению, что какое-либо из дел своих исполнили без трезвенности. Почему и говорит Премудрый: «Будь бодрствен и трезвен ради жизни своей»; потому что сон ума сроден истинной смерти и есть ее образ. А богоносный Василий говорит: «Кто ленив в чем-либо малом, о том не верь, что отличится он в великом».

Не унывай, когда дело идет о том, что доставит тебе жизнь, и не поленись за это умереть, потому что малодушие – признак уныния, а небрежение606 – матерь того и другого. Человек боязливый дает о себе знать, что страждет двумя недугами, т. е. телолюбием и маловерием.

А телолюбие признак неверия. Но кто пренебрегает сим, тот удостоверяет о себе, что всею душою верует Богу и ожидает будущего607.

Если кто приблизился к Богу без опасностей, подвигов и искушений, то и ты подражай ему. Сердечное дерзновение и пренебрежение опасностей бывают по одной из сих двух причин: или по жестокосердию, или по великой вере в Бога. За жестокосердием следует гордость, а за верою – смиренномудрие сердца. Человек не может стяжать надежды на Бога, если прежде, в большой мере, не исполнял воли Его. Ибо надежда на Бога и мужество сердца рождаются от свидетельства совести, и только при истинном свидетельстве ума нашего имеем мы упование на Бога. Свидетельство же ума состоит в том, что человека нимало не осуждает совесть, будто бы вознерадел он о чем-либо таком, к чему обязан он по мере сил своих. Если не осудит нас сердце наше, «дерзновение имамы к Богу» (1Ін. 3:21). Посему дерзновение бывает следствием преуспеяния в добродетелях и доброй совести. Потому мучительное608 дело – раболепствовать телу. Кто хотя отчасти ощутит в себе надежду на Бога, тот не согласится уже по нужде работать этому жестокому владыке – телу609. Богу же нашему слава во веки веков! Аминь.

* * *

593

Святой Исаак Сирин.

594

От дел, возмущающих ум.

595

Т. е. скитания.

596

Искушений.

597

Ни горячесть, ни студеность.

598

В отношении его превосходства.

599

Поясные поклоны.

600

Огрубелый.

601

Т. е. по причине их оставления.

602

Т. е. бесов.

603

Слова: «великую пользу доставляют душе» дополнены из древнего славянского перевода.

604

См. Лк. 16:10.

605

Т. е. к противному.

606

О должном.

607

Разумеется, вероятно, блаженство будущей жизни.

608

Вредное для души.

609

У Паисия добавлено: «земному и тленному».

Слово 76. О молчании и безмолвии

Всегдашнее молчание и хранение безмолвия бывают у человека по следующим трем причинам: или ради славы человеческой, или по горячей ревности к добродетели, или потому, что человек внутри себя имеет некое божественное собеседование и ум его влечется к оному. Поэтому если в ком нет одной из последних причин, то по необходимости недугует он первым недугом610. Добродетель не есть обнаружение многих и различных дел, совершаемых телесно, но премудрое в надежде своей сердце, потому что соединяет ее611 с делами по Богу правый разум. Ум и без дел телесных может совершать доброе; а тело, без сердечной мудрости если и делает что, не может извлечь из сего пользы. Впрочем, человек Божий, когда находит удобство к совершению доброго дела, не утерпит, чтобы не доказать любви к Богу трудом делания своего. Первый чин612 всегда успевает, второй613 часто успевает, а иногда и нет. Не думай, что маловажное дело – человеку всегда быть далеким от причин, возбуждающих страсти. Богу же нашему слава во веки веков! Аминь.

* * *

610

Люблением славы человеческой.

611

Добродетель.

612

Умного делания.

613

Трудов телесных.

Слово 77. О телесном движении

Движение в низших членах тела, бывающее без усиленных помыслов бессмысленного сластолюбия, которое возбуждается с воспламенением и непроизвольно влечет душу в бедствие, без сомнения, есть следствие пресыщения чрева. Если же чрево и соблюдает, может быть, умеренность в пище, но члены непроизвольно, каким бы то ни было образом, приходят в движение, то знай, что в самом теле источник страсти. И в этой борьбе почитай для себя крепким и непреодолимым оружием – удаляться от лицезрения женщин, потому что противник не может произвести в нас того, что в состоянии сделать природа своею силою. Ибо не думай, что природа забывает о том, что естественно всеяно в нее Богом для чадородия и для испытания пребывающих в сем подвиге. Но удаление от предметов вожделения умерщвляет в членах похоть, производит забвение о ней и истребляет ее.

Инаковы помыслы о предметах, которые отдаленны, проходят только в мысли и производят собою легкое и едва ощутительное движение. Инаковы же помыслы, которые видением предмета погружают ум в самозабвение, возбуждают страсти близостью (предмета), питают похоть в человеке, как елей питает горение светильника, воспламеняют страсть, уже омертвевшую и угасшую, и пучину тела возмущают движением корабля мысли. То естественное движение, которое живет в нас собственно ради чадородия, без присовокупления чего-либо отвне, не может смутить нашего произволения, и отвлечь его от чистоты, и потревожить целомудрия, потому что Бог не дал природе силы преодолевать доброе произволение, устремляющееся к Нему. Но когда возбужден кто или раздражительностью, или похотью, тогда не сила естественная понуждает его выйти из пределов естества и выступить из своих обязанностей, а то, что присовокупляем мы к естеству по своему произволу. Что ни сотворил Бог, все сотворил прекрасно и соразмерно. И пока правильно сохраняется в нас мера естественной соразмерности, движения естественные не могут понудить нас уклониться с пути614; напротив того, в теле возбуждаются одни благочинные движения, которые дают только знать, что есть в нас естественная страсть, но не производят щекотания страсти и смятения, чтобы тем воспрепятствовать течению целомудрия, и не омрачают ума раздражительностью, и не приводят из мирного состояния в состояние гневное. Если же увлекаемся иногда чувственным (отчего и раздражительность принимает обыкновенно противоестественное стремление) и предаемся или ядению, или питию в превосходящем меру количестве, или сближению с женщинами и смотрению на них, или беседам о них, чем воспламеняется и быстро распространяется в теле огонь похотения, то естественную кротость свою изменяем при этом в свирепость, или по причине обилия влаги в теле, или по причине видения разных вещей.

Бывает же иногда движение в членах и по Божию попущению за наше самомнение, и оно уже не таково, как указанное выше. Ибо те брани называем свободными, и в них виден путь общего естества. О сей же брани, которая бывает вследствие попущения по причине нашего самомнения, знаем, что, когда долгое время бываем внимательными к себе и трудимся, даже почитаем себя преуспевшими несколько, попускается терпеть нам сию брань, чтобы научиться смирению. Прочие же брани, без этой причины бывающие нам не по силам, происходят от нашей лености. Ибо естество, когда по чревоугодию принимает в себя некое добавление к чувственному, не соглашается уже хранить тот порядок, какой установлен при его создании. Кто добровольно отринул скорби (подвижничество) и неисходное пребывание в келлии, тот понуждается возлюбить грехи. Ибо без скорбей не можем освободиться от обольщения мудрования. В какой мере умножаются эти труды, в такой уменьшаются брани, потому что скорби и беды умерщвляют в страстях сладострастие, а покой питает и возращает их.

Итак, ясно уразумел я, что Бог и Ангелы Его радуются, когда мы в нуждах, а диавол и деятели его – когда мы в покое. Если же в скорбях и теснотах совершаются заповеди Божии, а мы уничижили их, то значит уже, что и Самим Заповедавшим заповеди ухищряемся пренебрегать по причине страстей, рождающихся от нашего покоя, и приводим в действие причину добродетели, т. е. тесноту и скорбь, и, по мере приобретаемого нами себе покоя, даем в себе место страстям, потому что в утесняемом теле помыслы не могут предаваться суетным парениям. Когда же кто с радостью переносит труды и скорби, тогда может сильно обуздывать и помыслы, потому что помыслы сии трудами приводятся в бездействие. Когда человек памятует прежние свои грехи и наказывает себя615, тогда и Бог прилагает попечение о том, чтобы упокоить его. Бог радуется, что за уклонение от пути Божия сам он наложил на себя наказание, что служит знаком покаяния. И чем более делает он принуждений душе своей, тем паче приумножается Богом честь его. Всякая же радость, причина которой не в добродетели, в обретшем оную немедленно возбуждает похотливые движения. Разумей же, что сказали мы это о всяком страстном, а не о естественном похотении. Богу же нашему да будет слава во веки веков! Аминь.

* * *

614

Целомудрия.

615

Вольными скорбями.

Слово 78. О видах разных искушений и о том, сколько сладости имеют искушения, бывающие и претерпеваемые за истину, и по каким степеням восходит человек благоразумный

Добродетели одна другой преемственны, чтобы путь добродетели не был трудным и тяжким, чтобы можно было преуспевать в них по порядку616 и находить в этом для себя облегчение и чтобы таким образом самые скорби, переносимые ради добра, соделались любезными, как нечто доброе. Ибо никто не может приобрести действительной нестяжательности, если не убедит и не уготовит себя к этому, чтобы с радостью переносить искушения. И никто не может переносить искушений, кроме уверившегося, что за скорби, к участию которых и подъятию уготовил он себя, можно приять нечто, превосходящее телесный покой.

Посему во всяком, кто уготовал себя к нестяжательности, сперва возбуждается любовь к скорбям, а потом приходит к нему помысл не быть стяжательным относительно вещей мира сего. И всякий, приближающийся к скорби, сперва укрепляется верою, а потом приближается к скорбям. Кто отрешится от вещественного, но не отрешится от действенности чувств, разумею зрение и слух, тот уготовит себе сугубую скорбь и будет сугубо бедствовать и скорбеть. Лучше же сказать: какая польза лишить себя чувственных вещей, а чувства услаждать ими? Ибо от страстей, производимых сими вещами, человек терпит то же самое, что прежде терпел при обладании ими на деле, потому что памятование о навыке к ним не выходит у него из мысли. А если мысленные представления вещей без самых вещей производят в человеке болезненное чувство, что скажем о действительном приближении к ним? Итак, прекрасно отшельничество, потому что много содействует617, сильно укрощает помыслы, самым пребыванием (в отшельничестве) влагает в нас силы и учит великому терпению в постигающих человека необходимых скорбях.

Не домогайся заимствоваться советом у человека, который не ведет одинакового с тобою образа жизни, хотя он и очень мудр. Доверь помысл свой лучше человеку неученому, но опытно изведавшему дело, нежели ученому философу, который рассуждает по своим исследованиям, не испытав на деле. Что же такое опыт? Опыт состоит не в том, что человек подойдет только к каким-либо вещам и посмотрит на них, не прияв в себя ведения о них, но в том, что, по долгом обращении с ними, на деле испытает их пользу и вред.

Ибо нередко вещь наружно кажется вредною, но все внутреннее содержание ее оказывается исполненным пользы. То же разумей и о противном сему, т. е. нередко вещь кажется имеющею пользу, но внутренне исполнена вреда. Потому многие люди от выгодных, по-видимому, вещей несут ущерб. И от сих618 свидетельство ведения неистинно. А потому пользуйся таким советником, который умеет с терпением обсудить, что требует рассуждения. Поэтому-то не всякий подающий совет достоин доверия, но только тот, кто прежде сам хорошо управил свободу свою и не боится осуждения и клеветы.

Когда на пути своем находишь неизменный мир, тогда бойся, потому что далеко отстоишь от прямой стези, протоптанной страдальческими стопами святых. Ибо, пока ты еще на пути ко граду Царствия, признаком приближения твоего ко граду Божию да будет для тебя следующее: сретают тебя сильные искушения, и чем более приближаешься и преуспеваешь, тем паче находящие на тебя искушения умножаются. А потому, как скоро на пути своем ощутишь в душе своей различные и сильнейшие искушения, знай, что в это время душа твоя действительно втайне вступила на иную, высшую ступень, и приумножена ей благодать в том состоянии, в каком она поставлена, потому что, соответственно величию благодати, в такой же именно мере, Бог вводит душу и в скорбь искушений, и вводит не в мирские искушения, какие бывают с иными для обуздания порока и дел явных; не телесные возмущения разумей также под искушениями, но искушения, какие приличны инокам в их безмолвии и которые разберем впоследствии. Если же душа в немощи, и нет у нее достаточных сил для великих искушений, а потому просит, чтобы не войти в оные, и Бог послушает ее, то наверное знай, что, в какой мере не имеет душа достаточных сил для великих искушений, в такой же она недостаточна и для великих дарований, и как возбранен к ней доступ великим искушениям, так возбраняются ей и великие дарования, потому что Бог не дает великого дарования без великого искушения619. Соразмерно с искушениями определены Богом и дарования по Его премудрости, которой не постигают созданные Им. Итак, по жестоким скорбям, посылаемым на тебя Божиим Промыслом, душа твоя постигает, какую прияла она честь от величия Божия. Ибо по мере печали бывает и утешение.

Вопрос. Как же поэтому? Сперва ли искушение, и потом дарование; или сперва дарование, а за ним уже и искушение?

Ответ. Не приходит искушение, если душа не приимет сперва втайне величия, паче меры своей, и Духа благодати, приятого ею прежде. О сем свидетельствуют искушения Самого Господа, а подобно сему и искушения апостолов: им не было попущено войти в искушения, пока не прияли Утешителя. Кто приобщается благ, тому прилично терпеть и искушения их, потому что после блага – скорбь его. Так угодно было благому Богу творить со всеми. И хотя это действительно так, т. е. благодать прежде искушения, однако же ощущение искушений, для испытания свободы, непременно предшествовало ощущению благодати. Ибо благодать ни в ком никогда не предшествует испытанию искушений. Благодать предваряет в уме, но замедляет в чувстве. Итак, во время сих искушений прилично иметь два противоположные и ни в чем не сходные между собою ощущения, т. е. радость и страх: радость – потому что оказываемся идущими по пути, проложенному святыми, лучше же сказать – Самим Животворителем всего, как это явствует из рассмотрения искушений; страх же должны мы иметь относительно того, не по причине ли гордости терпим мы это искушение. Впрочем, смиренномудрые умудряются благодатью и могут все это различать и разуметь, т. е. какое искушение от плода гордости, и какое – от ударов620, наносимых любовью. Искушения при преуспеянии и возрастании доброго жития отличаются от искушений, попускаемых для вразумления за гордыню сердца.

Искушения друзей Божиих, которые смиренномудры

Искушения, которые бывают от духовного жезла к преуспеянию и возрастанию души и которыми она обучается, испытывается и вводится в подвиг, суть следующие: леность, тяжесть в теле, расслабление членов, уныние, смущение ума, мысль о телесной немощи, временное пресечение надежды, омрачение помыслов, оскудение человеческой помощи, недостаток потребного для тела и тому подобное. От сих искушений человек приобретает и душу уединенную и сиротствующую, и сердце сокрушенное со многим смирением. И отсюда познается, что человек начал вожделевать Создателя. Промыслитель соразмеряет искушения с силами и потребностями приемлющих оные. С ними срастворены и утешение и нашествия, свет и тьма, брани и помощь, короче сказать – теснота и пространство. И это служит знаком, что человек при помощи Божией преуспевает.

* * *

616

Постепенно.

617

Достижению нестяжательности.

618

Людей. – Разумеются, вероятно, те люди, которые, как выше сказано, только подойдут и посмотрят на вещи.

619

См. 2Кор. 1:5.

620

Посещений Божиих.

Слово 79. О гордости

Искушения врагов Божиих, которые горды

Искушения, бывающие по Божию попущению на людей бесстыдных, которые в мыслях своих превозносятся пред благостью Божиею и оскорбляют гордостью своею Божию благость, суть следующие: явные демонские искушения, превышающие пределы душевных сил; отъятие силы мудрости, какую имеют люди; жгучее ощущение в себе блудной мысли, попускаемой на них для смирения их превозношения; скорая раздражительность; желание поставить все по своей воле, препираться на словах, порицать; презрение сердца621; совершенное заблуждение ума; хулы на имя Божие; юродивые, достойные смеха, лучше же сказать – слез, мысли; и то, что пренебрегают ими люди, в ничто обращается честь их, и тайно и явно, разными способами, наносится им срам и поругание от бесов; желание быть в общении и обращении с миром, непрестанно говорить и безрассудно пустословить, всегда отыскивать себе новости, а также и лжепророчества; обещать многое сверх сил своих. И это суть искушения душевные.

К числу искушений телесных принадлежат: болезненные, присно пребывающие, запутанные, неудоборазрешимые приключения, всегдашние встречи с людьми худыми и безбожными; или человек впадает в руки насильников, или сердце его вдруг, и всегда без причины, приводится в движение страхом622; или часто терпит он страшные, сокрушительные для тела падения со скал, с высоких мест и с чего-либо подобного; или, наконец, чувствует оскудение в том, что помогает сердцу Божественною силою и упованием веры; короче сказать, все невозможное и превышающее силы постигает их самих и близких им. Все это, нами изложенное и перечисленное, принадлежит к числу искушений гордости.

Начало же их появляется в человеке, когда начинает кто в собственных глазах своих казаться мудрым. И он проходит все сии бедствия по мере усвоения им себе таковых помыслов гордости. Итак, по роду искушений своих заключай о путях тонкости ума твоего. Если же увидишь, что некоторые из сих искушений смешаны с искушениями, сказанными прежде, то знай, что, сколько имеешь ты оных, столько же проникает в тебя гордыня.

Выслушай еще и о другом способе623. Всякое тесное обстоятельство и всякая скорбь, если нет при них терпения, служат к сугубому мучению, потому что терпение в человеке отвращает бедствия, а малодушие есть матерь мучения. Терпение есть матерь утешения и некая сила, обыкновенно порождаемая широтою сердца. Человеку трудно найти эту силу в скорбях своих без Божественного дарования, обретаемого неотступностью молитвы и излиянием слез.

Когда угодно Богу подвергнуть человека большим скорбям, попускает впасть ему в руки малодушия. И оно порождает в человеке одолевающую его силу уныния, в котором ощущает он подавленность души, и это есть вкушение геенны; сим наводится на человека дух исступления, из которого источаются тысячи искушений: смущение, раздражение, хула, жалоба на судьбу, превратные помыслы, переселение из одной страны в другую и тому подобное. Если же спросишь: «Что причиною всего этого?» – то скажу: «Твое нерадение, потому что сам ты не позаботился взыскать врачевства от этого. Врачевство же от всего этого одно; при помощи только оного человек находит скорое утешение в душе своей». – «Какое же это врачевство?» – «Смиренномудрие сердца. Без него никто не возможет разорить преграду624 сих зол; скорее же найдет, что превозмогли над ним бедствия».

Не гневайся на меня, что говорю тебе правду. Не взыскал ты смиренномудрия всею душою твоею. Но если хочешь, вступи в его область и увидишь, что освободит оно тебя от зла твоего. Ибо по мере смиренномудрия дается тебе терпение в бедствиях твоих, а по мере терпения облегчается тяжесть скорбей твоих. И приемлешь утешение; по мере же утешения твоего увеличивается любовь твоя к Богу; и по мере любви твоей увеличивается радость твоя о Духе Святом. Щедролюбивый Отец наш – у истинных сынов Своих, когда соблаговолит сотворить облегчение их искушений, не отъемлет искушений их, но дает им терпение в искушениях. И все сии блага они приемлют рукою терпения своего к усовершению душ своих. Да сподобит и нас Христос Бог, по благодати Своей, в благодарении сердца претерпеть всякое зло из любви к Нему! Аминь.

* * *

621

Презирающее все, пренебрегающее всем сердце.

622

В греческом тексте сказано: «страхом Божиим». Но у преп. Паисия последнего слова нет, и мы тоже опустили, как не соответствующее смыслу места.

623

Т. е. способе заключать об искушениях.

624

Крепость.

Слово 80. Об изъяснении видов добродетели и о том, какова сила и какое различие каждого из них

Телесная добродетель в безмолвии очищает тело от вещественного в нем; а добродетель ума смиряет душу и очищает ее от грубых губительных помышлений, чтобы не ими занималась она страстно, но паче пребывала в созерцании своем. Созерцание сие приближает ее к обнажению ум625, что называется созерцанием невещественным. И это есть духовная добродетель, ибо это возносит мысль от земного, приближает ее к первому созерцанию Духа, и сосредоточивает мысль в Боге и в созерцании неизглаголанной славы (а это есть возбуждение представлений о величестве естества Божия), и отлучает мысль от мира сего и от ощущения его. Сим-то утверждаемся в оной нам уготованной надежде и удостоверяемся в исполнении ее626, – и это есть «препрение»627, о котором сказал апостол (Гал. 5:8), т. е. удостоверение, которым ум мысленно приводится в веселие – о обетованной нам надежде. Выслушай же, что значит сие и как бывает то или другое (из сказанного).

Телесным житием по Богу называются дела телесные, которые совершаются для очищения плоти добродетельной деятельностью посредством явных дел, которыми человек очищается от плотской нечистоты.

Житие умное есть дело сердца, состоящее в непрестанном помышлении о суде – т. е. о правде Божией и приговорах Божиих, – также в непрестанной молитве сердца и в мысли о Промысле и попечении Божием, частном и общем, об этом мире и в охранении себя от страстей тайных, чтобы не вторглась какая-нибудь из них в область сокровенную и духовную. Все это есть дело сердца; оно-то и называется житием умным. В сем деле жития, называемом душевною деятельностью, сердце утончается, отлучается от общения с противоестественной пагубной жизнью, а потом начинает иногда возбуждаться к тому, чтобы размышлять о видении вещей чувственных, созданных для потребности и возращения тела, и разумевает, как их служением дается сила четырем стихиям в теле.

Житие духовное есть деятельность без участия чувств. Оно описано отцами. Как скоро умы святых приемлют оное, отъемлются от среды созерцание вещественное (ипостасное) и дебелость628 тела, и созерцание делается уже духовным629. Созерцанием вещественным называют тварь первого естества630, и от сего вещественного созерцания человек удобно возводится к познанию уединенного жития, которое, по ясному истолкованию, есть удивление Богу. Это есть то высокое состояние при наслаждении будущими благами, которое дается в свободе бессмертной жизни, в жизни по воскресении, потому что природа человеческая не перестанет там всегда удивляться Богу, вовсе не имея никакого помышления о тварях; ибо, если бы было что подобное Богу, то ум мог бы подвигнуться к этому: иногда к Богу, иногда – к твари. А так как всякая красота твари в будущем обновлении ниже красоты Божией, то как может ум созерцанием своим отойти от красоты Божией? Итак, что же? Опечалит ли его необходимость умереть, или тягость плоти, или память о родных, или естественная потребность, или бедствия, или препятствия, или неведомое парение, или несовершенство природы, или окружение стихиями, или встреча одного с другим, или уныние, или утомительный телесный труд?

Нимало. Но хотя все сие и бывает в мире, однако же в то время, когда покрывало страстей снимется с очей ума и узрит он будущую славу, мысль тотчас возносится в восторге. И если б в этой жизни для таких дел631 не положил Бог предела, сколько именно промедлить в них, и если бы дозволялось это человеку, то во всю свою жизнь он не мог бы уйти оттуда, от созерцания сего, и тем паче (не возможет) там, где нет всего исчисленного выше632. Ибо добродетель оная не имеет пределов, и мы самым делом и вещественно633 войдем внутрь дворов царских, если сподобимся того за житие свое.

Посему, как может ум отойти и удалиться от дивного и Божественного оного созерцания и низойти на что-либо иное? Горе нам, что не знаем душ своих, и того, к какому житию мы призваны, и эту жизнь немощи, это состояние живущих, эти скорби мира, и самый мир, пороки его и упокоение его почитаем чем-то значительным.

Но, Христе, Единый Всесильный! «Блажен… емуже есть заступление его у тебе; восхождения в сердце своем положи» (Пс. 83:6). Ты, Господи, отвращай лица наши от мира сего к тому, чтобы вожделевать Тебя, пока не увидим, что такое мир, и не перестанем верить тени, как действительности. Вновь сотворив, обнови, Господи, в уме нашем рачение прежде смерти, чтобы в час исхода нашего нам знать, каков был вход и исход наш в мире сем, пока не совершим мы дело, на которое по воле Твоей первоначально мы призваны в жизни сей, и чтобы после сего нам иметь надежду в мысли, исполненной упования, – получить, по обетованию Писаний, великие блага, какие уготовала любовь Твоя во втором воссоздании, память о которых сохраняется верою в таинства.

* * *

625

От всего вещественного.

626

3десь удержан древний славянский перевод, несогласный с греческим текстом.

627

Убеждение.

628

Грубость.

629

В сирийском тексте: «Когда умы святых достигнут созерцания своего естества, исчезает дебелость тела, и потому созерцание делается духовным».

630

Душа без тела имеет свою собственную субстанцию; точно так же и тело без души. Но одно без другого не составляет человека, а лишь соединение их обоих образует одну субстанцию человека. Поэтому соединение души с телом называется субстанциональным (вещественным). Под «вещественным созерцанием» св. отец разумеет созерцание души, находящейся в теле. Поэтому они прибавляет, что если устранить это вещественное созерцание и дебелость тела (т. е. вещество тела), то созерцание делается уже духовным: ибо, по удалении души из тела, прекращается созерцание вещественное (т. е. созерцание в теле), и начинается духовное (т. е. созерцание души, обнаженной от тела). Это бывает после смерти, как утверждает ниже св. отец, говоря: «Это есть высокое состояние, какое дается в свободе бессмертной жизни». – Под словами «тварь первого естества», вероятно, разумеется самое создание человеческой природы, которое было первым не по порядку творения, но по достоинству и милости Божией: именно, во время самого создания душа, соединившись с телом вещественно, начала мыслить и созерцать. (Из примечанияк греческому тексту Никифора Феотокиса.)

631

Для созерцания Бога.

632

Выше исчисленных препятствий.

633

Т. е. веществом души.

Слово 81. Об очищении тела, души и ума

Очищение тела есть неприкосновенность к плотской скверне. Очищение души есть освобождение от тайных страстей, возникающих в уме. Очищение же ума совершается откровением тайн. Ибо очищается он от всего, что по дебелости своей подлежит чувству. Малые дети невинны телом, бесстрастны душой; но никто не назовет их чистыми умом. Ибо чистота ума есть совершенство в пребывании в небесном созерцании, к которому без участия чувств возбуждаемся духовною силою горних украшений, бесчисленных чудес оного небесного мира, – житие коих отделено друг от друга, – тонких в невидимом служении своем, пребывающих в разумении Божественных откровений, непрестанно, всякий час, изменяющихся634. Сам Бог наш да сподобит нас всегда созерцать Его непокровенным умом, а потом и непосредственно во веки веков! Ему слава! Аминь.

* * *

634

Все это место довольно темно.

Слово 82. Содержащее в себе предметы полезные, исполненные духовной мудрости

Вера есть дверь таинств. Как телесные очи видят предметы чувственные, так вера духовными очами взирает на сокровенное. У нас два душевных ока, как говорят отцы, подобно тому, как два телесных ока; но пользование для созерцания каждым из очей душевных не одно и то же: одним оком видим тайны Божией славы, сокровенные в естествах, т. е. силу и премудрость Божию и совечное промышление Божие о нас, постигаемое из величия управления Его нами; а подобно сему тем же оком созерцаем и небесные сослужебные нам чины. Другим же оком созерцаем славу святого естества Божия, когда благоизволит Бог ввести нас в духовные таинства и в уме нашем отверзет море веры.

Слово 83. О покаянии

Как благодать на благодать635 – людям по крещении дано покаяние. Ибо покаяние есть второе возрождение от Бога. И то дарование, которого залог прияли мы от веры, приемлем покаянием. Покаяние есть дверь милости, отверстая усильно ищущим его; сею дверью входим в Божию милость; помимо этого входа не обретем милости; «вси бо», по слову Божественного Писания, «согрешиша, оправдавши туне благодатию Его» (Рим. 3:23-24). Покаяние есть вторая благодать и рождается в сердце от веры и страх636; страх же есть отеческий жезл, управляющий нами, пока не достигнем духовного рая благ; а когда достигнем, тогда оставляет он нас и обращается вспять.

Рай есть любовь Божия, в которой наслаждение всеми блаженствами, – где блаженный Павел напитался преестественною пищей и, как скоро вкусил там от древа жизни, воскликнул, сказав: «ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его» (1Кор. 2:9). От древа сего был отстранен Адам советом диавольским. Древо жизни есть любовь Божия, от которой отпал Адам; и с тех пор не встречала уже его радость, но работал и трудился он на земле терний. Лишенные любви Божией, если и по правоте ходят, едят тот хлеб пота в делах своих, какой повелено было есть первозданному по отпадении637 его. Пока не обретем любви, делание наше на земле терний; и хотя сеяние наше бывает сеянием правды, однако и сеем, и пожинаем мы среди терний, и ежечасно уязвляемся ими, и, чтобы ни делали к своему оправданию638, живем в поте лица. А когда обретем любовь, тогда станем питаться хлебом небесным и укрепляться в силах без работы и труда. Небесный хлеб есть Христос, сшедший «с небесе» и «даяй живот миру» (Ін. 6:33), и это есть пища ангельская.

Кто обрел любовь, тот каждый день и час вкушает Христа и делается от сего бессмертным; ибо сказано: кто снесть от хлеба сего, егоже Аз дам ему, смерти не узрит вовеки (см. Ін. 6:58). Блажен, кто вкушает от хлеба любви, который есть Иисус. А что вкушающий любви вкушает Христа, сущего над всеми Бога, о сем свидетельствует Иоанн, говоря: «Бог любы есть» (1Ін. 4:8,16). Итак, живущий в любви пожинает жизнь от Бога, и в этом еще мире, в ощущаемом здесь, обоняет оный воздух воскресения. Сим воздухом насладятся праведные по воскресении. Любовь есть Царство; о ней Господь таинственно обетовал апостолам; что вкусят ее в Царстве Его. Ибо сказанное: «да ясте и пиете на трапезе Царствия Моего» (Лк. 22:30), что иное означает, как не любовь? Любви достаточно для того, чтобы напитать человека вместо пищи и пития. Вот «вино», веселящее «сердце человека» (Пс. 103:15). Блажен, кто испиет вина сего! Испили его невоздержные, и устыдились; испили грешники, и забыли пути преткновений; испили пьяницы, и стали постниками; испили богатые, и возжелали нищеты; испили убогие, и обогатились надеждою; испили недужные, и стали сильны; испили невежды, и умудрились.

Как невозможно переплыть большое море без корабля и ладьи, так никто не может без страха достигнуть любви. Смрадное море между нами и духовным раем можем переплыть только на ладье покаяния, на которой есть гребцы страха. Но если сии гребцы страха не правят кораблем покаяния, на котором по морю мира сего преходим к Богу, то утопаем в этом смрадном море. Покаяние есть корабль, а страх – его кормчий, любовь же – божественная пристань. Поэтому страх вводит нас на корабль покаяния, переправляет по смрадному морю жизни и путеводит к божественной пристани, которая есть любовь. В сию пристань приходят все труждающиеся и обремененные покаянием. И когда достигнем любви, тогда достигли мы Бога, и путь наш свершен, и пришли мы к острову тамошнего мира, где Отец, Сын и Дух Святый. Ему слава и держава! И нас страхом Своим да соделает достойными славы и любви Его! Аминь.

* * *

635

В сирийском языке это выражение значит: «высшая благодать».

636

Божия.

637

От любви Божией.

638

Сколько бы ни совершали дел правды.

Слово 84. О том, как велика бывает мера ведения и мера веры

Есть ведение, предшествующее вере, и есть ведение, порождаемое верой. Ведение, предшествующее вере, есть ведение естественное, а порождаемое верой есть ведение духовное. Есть ведение естественное, различающее добро от зла, и оно именуется естественною рассудительностью, которою естественно, без научения, распознаем добро и зло. Сию (рассудительность) Бог вложил в разумную природу, при помощи же научения она получает приращение и пополнение. Нет человека, который бы не имел ее. Это есть сила естественного ведения в разумной душе; это есть то различие добра и зла, которое в душе непрестанно приводится в действие. Лишенные этой силы ниже разумной природы, а в имеющих ее природа душевная находится в надлежащем своем состоянии, и в них не погублено ничего из данного Богом природе к чести разумных тварей Его. Утративших сию познавательную силу, различающую добро от зла, пророк укоряет, говоря: «человек в чести сый не разуме» (Пс. 48:13). Честь разумной природы – рассудительность, различающая добро от зла, и утративших оную пророк справедливо уподобил несмысленным скотам, не имеющим разума и рассудительности. Сею (рассудительностью) можно нам обретать путь Божий. Это есть естественное ведение: оно предшествует вере и есть путь к Богу. Ею (рассудительностью) научаемся различать добро от зла и принимать веру. И сила природы свидетельствует, что человеку подобает веровать в Того, Кто сотворил все это, веровать и словесам заповедей Его и исполнять их. От веры же рождается страх Божий; и когда он будет сопровождать дела и постепенно взойдет к деланию, тогда рождает он духовное ведение, о котором сказали мы, что рождается оно от веры639.

Естественное ведение, то есть различение добра и зла, вложенное в природу нашу Богом, само убеждает нас в том, что должно веровать Богу, приведшему все в бытие; а вера производит в нас страх; страх же понуждает нас к покаянию и деланию. Так дается человеку духовное ведение, т. е. ощущение тайн, которое рождает веру истинного созерцания. Таким образом, не просто от одной только веры рождается духовное ведение, но и вера рождает страх Божий, и когда в Божием страхе начнем действовать640, от действия страха Божия рождается духовное ведение, как сказал святой Иоанн Златоуст: «Когда приобретет кто волю, последующую страху Божию и правому образу мыслей, тогда скоро приемлет он откровение сокровенного». Откровением же сокровенного называет он духовное ведение.

Не страх Божий рождает сие духовное ведение (ибо чего нет в природе, то не может и родиться), но ведение сие дается, как дар, деланию страха Божия. Когда исследуешь внимательно делание страха Божия, тогда найдешь, что оно есть покаяние. И духовное ведение, за ним следующее, есть то самое, о чем сказали мы, что залог его641 прияли мы в крещении, а дарование его приемлем покаянием. И дарование сие, о котором сказали мы, что приемлем оное покаяние, есть духовное ведение, подаваемое, как дар, деланию страха. Духовное же ведение есть ощущение сокровенного. И когда ощутит кто сие невидимое и во многом превосходнейшее, тогда приемлет оно от сего именование духовного ведения, и в ощущении его рождается иная вера, не противная вере первой, но утверждающая ту веру. Называют же ее верою созерцательною. Дотоле был слух642, а теперь созерцание; созерцание же несомненнее слуха.

Все сие рождается от оного естественного ведения, различающего доброе и злое. Оно есть доброе семя добродетели, и о нем уже сказано. И когда естественное сие ведение омрачим своею сластолюбивою волею, тогда лишаемся всех сих благ. За сим естественным ведением в человеке последует всегдашнее уязвление643 совести, непрестанное памятование смерти и некая мучительная забота, до самого его исхода, а после нее – печаль, унылость, страх Божий, естественный стыд, печаль о прежних грехах своих, должная рачительность644, памятование об общем пути645, забота о напутствовании себя к оному, слезное испрашивание у Бога доброго входа в сии врата, которыми должно проходить всякому естеству, пренебрежение к миру и сильная борьба за добродетель. Все сие обретается естественным ведением. Поэтому пусть с этим сличает всякий дела свои. Ибо когда окажется, что человек обрел это, тогда значит, что идет он путем естественным; а когда превзойдет это и достигнет любви, тогда становится выше естества и отступают от него борьба, страх, труд и утомление во всем. Вот последствия ведения естественного. И это находим в себе самих, когда не помрачаем сего ведения сластолюбивою своею волею. И на этой остаемся степени, пока не достигнем любви, которая освобождает нас от всего этого. Пусть всякий, на основании сего сказанного нами, сличает и испытывает сам себя, где его шествие: в том ли, что противоестественно, или в том, что естественно, или в том, что превышеестественно. По сим указанным образам жития может всякий ясно и скоро определить направление всей жизни свое646: когда не окажется он в состоянии, названном нами естественным, как мы определили, и нет также его в превышеестест-венном, тогда явно, что низринулся он в противоестественное647. Но Богу нашему слава вовеки! Аминь.

* * *

639

В сирийском тексте: «когда человек потом начинает делать его (страх) и сделает некоторые успехи в делании его, тогда из этого возникает духовное ведение, о котором мы раньше сказали, что оно порождается верою».

640

В сирийском тексте: «когда начнем делать его».

641

Т. е. ведения (по сирийскому тексту) или страха Божия (по греческому тексту).

642

Т. е. вера от слуха (Рим. 10:17).

643

Обличение, возбуждение.

644

В сирийском тексте: «стремление к должному».

645

Т. е. о смерти.

646

В сирийском тексте: «на основании ясно указанных выше определений, человек легко может судить о всем своем жизненном шествии».

647

В сирийском тексте: «то, что ниже естества».

Слово 85. Содержащее в себе исполненные пользы советы, какие с любовью изглаголал слушающим его со смирением

Добрая мысль648 не западает в сердце, если она не от Божественной благодати; лукавый помысл не приближается к душе, разве только для искушения и испытания. Человек, достигший того, чтоб познать меру своей немощи, достиг совершенства смирения. Дарования Божии к человеку привлекает сердце, возбуждаемое к непрестанному благодарению. Искушение наводит на душу ропотная мысль, постоянно возбуждаемая в сердце. Господь терпит всякие немощи человеческие, не терпит же человека, всегда ропщущего, и не оставляет без вразумления. Душа, далекая от всякого озарения ведением, предается таковым (ропотным) мыслям. Уста, всегда благодарящие, приемлют благословение от Бога; и если сердце пребывает в благодарении, нисходит в него благодать. Благодати предшествует смирение; а наказанию предшествует самомнение. Гордящемуся649 попускается впадать в хулу, и превозносящемуся добротою дел попускается впадать в блуд, а превозносящемуся своею мудростью попускается впадать в темные сети неведения.

Человек, далекий от всякого памятования о Боге, носит в сердце своем тревожимую лукавою памятью мысль против ближнего. Кто, при памятовании о Боге, чтит всякого человека, тот, по мановению Божию, втайне, обретает себе помощь у всякого человека. Кто защищает обиженного, тот поборником себе обретает Бога. Кто руку свою простирает на помощь ближнему своему, тот в помощь себе приемлет Божию мышцу.

Кто обвиняет брата своего в пороке его, тот обвинителя себе обретает в Боге. Кто исправляет брата своего в клети своей, тот исцеляет собственный свой порок; а кто обвиняет кого-либо пред собранием, тот увеличивает болезненность собственных своих язв. Кто втайне врачует брата своего, тот явною делает силу любви своей; а кто срамит его перед глазами друзей его, тот показывает в себе силу зависти. Друг, обличающий тайно, – мудрый врач, а врачующий пред глазами многих – в действительности есть ругатель. Признак сострадательности – прощение всякого долга, а признак злого нрава – препирательство с согрешившим650. Кто делает вразумление с целью сделать здравым, тот вразумляет с любовью; а кто домогается мщения, в том нет любви. Бог вразумляет с любовью, а не отмщает (да не будет сего!); напротив того, имеет в виду, чтобы исцелел образ Его, и не хранит гнева до времени651. Этот вид любви есть следствие правоты и не уклоняется в страсть мщени652. Праведный мудрец подобен Богу: ибо наказывает человека, вовсе не отмщая ему за грех его, но чтобы или исправился человек, или устрашились другие. То, что не подобно этому, не есть вразумление. Кто делает добро ради воздаяния, тот скоро изменяется; а кто по силе ведения своего удивляется при созерцании ведения, какое в Боге, тот если и умерщвляется плотью, то не превозносится мыслью своею и никогда не уклоняется от добродетели. Кто просвещает ум свой достойным Божиим воздаянием (нам)653, тот и душою, и телом снисшел во глубину смиренномудрия. Ибо прежде, нежели приблизится кто к ведению, восходит и нисходит в житии своем; когда же приблизится к ведению, всецело возносится в высоту; но, сколько бы ни возвышался, не достигает совершенства восхождение ведения его, пока не наступит оный век славы и не примет человек полного его654 богатства. Ибо сколько ни усовершается человек пред Богом, все-таки он идет сзади Его; но и в истинном веке Бог показует ему лицо Свое, а не то, что Он есть: ибо праведные, сколько ни входят в созерцание Его, видят образ Его, как в зеркале; там же зрят явление действительности.

Огонь, возгоревшийся в сухих дровах, с трудом угашается; и если в сердце отрекшегося от мира явится и западет Божия теплота655, то воспламенение ее не угашается, и она стремительнее огня. Когда сила вина войдет в члены, ум забывает точное знание всего; и памятование о Боге, когда овладеет пажитью в душе, истребляет в сердце памятование о всем видимом. Ум, обретший мудрость Духа, есть то же самое, что человек, который находит готовый корабль в море: когда взойдет на него, он уносит его из моря мира сего и доставляет его к острову будущего века. Ощущение будущего века в мире сем есть то же, что малый остров в море: приблизившийся к нему не утруждается уже волнами видений века сего.

Купец, когда его удел656 кончен, спешит вернуться в дом свой; и монах, пока еще остается время делания его, скорбит о разлучении с телом сим; а когда ощутит в душе своей, что искупил он время657 и приял залог свой, вожделевает будущего века. Пока купец в море, в членах у него страх, чтобы не восстали на него волны и не потонула надежда делания его; пока и монах в мире, страх владеет житием его, чтобы не пробудилась на него буря и не погибло дело его, над которым трудится от юности и до старости своей. Купец взирает на землю, а монах – на смертный час.

Мореходец, когда идет среди моря, смотрит на звезды и по звездам направляет корабль свой, пока не достигнет пристани; а монах взирает на молитву, потому что она исправляет его и направляет шествие его к пристани, к которой житие его направляется ежечасной молитвой. Мореходец высматривает остров, у которого бы привязать ему корабль свой; запасается там нужным на путь и направляется потом к другому острову. Таково и шествие монаха, пока он в жизни сей: монах переходит от острова к острову, т. е. от ведения к ведению, и, при этой перемене островов, т. е. ведений, преуспевает, пока не выйдет из моря и шествие его не достигнет оного истинного града, в котором обитатели его не занимаются более куплею, но каждый спокойно наслаждается богатством своим. Блажен тот, у которого купля658 его не пришла в расстройство в этом суетном мире, среди великого моря сего. Блажен тот, у кого корабль не разбился, и в радости достигает он пристани.

Водолаз без одежды погружается в море, пока не найдет жемчужину; и мудрый монах, совлекшись всего, проходит жизнь, пока не обретет в себе жемчужину – Иисуса Христа; а когда обретет Его, не приобретает уже при Нем ничего из существующего. Жемчуг хранится в сокровищницах; и услаждение инока соблюдается в безмолвии. Деве вредно быть в народных собраниях и при многолюдстве, а уму инока – в беседах со многими. Птица, где бы ни была, стремится в гнездо свое – выводить там детей; и рассудительный монах поспешает в место свое – сотворить в нем плод жизни. Змея, когда сокрушено у нее все тело, бережет свою голову; и мудрый монах во всякое время охраняет веру свою, которая есть начало жизни его. Облака закрывают солнце; а многоглаголание потемняет душу, которая начала просвещаться молитвенным созерцанием.

Птица, называемая еродий659, по словам мудрых, веселится и радуется в то время, когда удалится из мест обитаемых, и достигнет пустыни, и поселится в ней; так и душа иночествующего приемлет в себя небесную радость в то время, когда удалится от людей, придет и вселится в страну безмолвия и там станет ожидать времени исхода своего. Рассказывают о птице, называемой сирин660, что всякий, слыша сладкозвучие ее голоса, так пленяется, что, идя за нею по пустыне, от сладости пения забывает самую жизнь свою, падает и умирает. На это похоже то, что бывает и с душою: когда впадет в нее небесная сладость от сладкозвучия словес Божиих, западающих через чувство в ум, душа всецело устремляется вослед этой сладости, так что забывает свою телесную жизнь, и тело лишается пожеланий своих, а душа возносится из этой жизни к Богу.

Дерево, если сперва не сбросит с себя прежних своих листьев, не произращает новых ветвей; и монах, пока не изринет из своего сердца памятования о своем прошлом, не приносит новых плодов и ветвей о Христе Иисусе.

Ветер утучняет плоды на деревах и на ниве661, а попечение о Боге – плоды в душе. В раковине, в которой зарождается жемчужина, как говорят, молниею производится некоторое подобие искры, и из воздуха приемлет она в себя вещество, а дотоле остается обыкновенною плотью; пока и сердце инока не приимет в себя разумением небесного вещества, дело662 его есть нечто обыкновенное и в раковинах своих663 не заключает плода утешения.

Пес, который лижет пилу, пьет собственную свою кровь и, по причине сладости крови своей, не сознает вреда себе; и инок, который склонен бывает упиваться тщеславием, пьет жизнь свою и от сладости, ощущаемой на час, не ощущает вреда себе. Мирская слава есть утес в море, покрытый водами, и неизвестен он пловцу, пока корабль не станет на нем дном своим и не наполнится водою; то же делает с человеком и тщеславие, пока не потопит и не погубит его. У отцов говорится о нем, что (посредством его) в тщеславную душу снова возвращаются страсти, уже ею побежденные и исшедшие из нее. Малое облако закрывает круг солнечный, и солнце после облака особенно греет; и малое уныние потемняет душу, но после него бывает великая радость.

К словесам таинств, заключенным в Божественном Писании, не приступай без молитвы и испрошения помощи у Бога, но говори: «Дай мне, Господи, приять ощущение заключающейся в них силы». Молитву почитай ключом к истинному разумению сказанного в Божественных Писаниях. Когда желаешь приблизиться сердцем своим к Богу, покажи Ему прежде любовь свою телесными трудами: в них полагается начало жития. Ибо много приближается сердце к Богу скудостью потребного, приобучением себя к одному роду пищи: и, таким образом, приближение сие следует за делами телесными. Ибо и Господь положил их в основание совершенства. Праздность же почитай началом омрачения души, омрачением же на омрачение664 – сходбища для бесед. Поводом к первому бывает второе.

Если и полезные речи, когда нет им меры, производят омрачение, то кольми паче речи суетные? Душа повреждается от множества продолжительных бесед, хотя бы они имели в виду страх Божий. Итак, омрачение души происходит от беспорядочности в житии.

Мера и известное правило в житии просвещают ум и отгоняют смущение. Смущение же ума от беспорядочности производит в душе омрачение, а омрачением производится смятение. Мир бывает следствием доброго порядка, а от мира рождается в душе свет; от мира же воссиявает в уме чистый воздух. По мере же того, как сердце, по устранении от мира, приближается к мудрости Духа, приемлет оно в такой же мере радость от Бога и в душе своей чувствует различие мудрости Духа и мудрости мирской; потому что в мудрости Духа овладевает душою молчание, а в мудрости мирской – источник парения мыслей. И по обретении первой мудрости исполняешься великого смиренномудрия, кротости и мира, царствующего над всеми твоими помыслами. С сего времени и члены твои успокоятся, и прекратятся в них смятение и буйные порывы. С обретением же второй мудрости приобретешь гордость в мудровании своем, и извращенные помыслы несказанные, и смятение ума, бесстыдство чувств и кичение. Не думай, что человек, привязанный к телесному, возымеет в молитве дерзновение пред Богом.

Душа скупая лишается премудрости, милосердная же умудрена будет от Духа.

Как елей служит для светения светильника, так милостыня питает в душе ведение. Ключ к Божественным дарованиям дается сердцу любовью к ближнему, и, по мере отрешения сердца от уз телесных, в такой же мере отверзается пред ним дверь ведения. Прехождение души из мира в мир665 есть приятие разумения. Как прекрасна и похвальна любовь к ближнему, если только попечение ее не отвлекает нас от любви к Богу!

Как сладка беседа с духовными нашими братьями, если только можем сохранить при ней и собеседование с Богом! Итак, хорошо заботиться и о сем, пока соблюдается в этом соразмерность, т. е. пока под этим предлогом666 не утрачивается сокровенное делание, и житие, и непрестанное собеседование с Богом. Последнему бывает помехой соблюдение первого; ум недостаточен для того, чтобы вести два собеседования.

Свидание с людьми мирскими в душе, отрекшейся от них для Божия дела, производит смущение. Вредна бывает непрестанная беседа и с духовными братиями; а на людей мирских вредно667 смотреть и издали. Телесной деятельности не препятствует668 встреча с чем-либо чувств. Но кто желает, как плод от умирения мысли, пожать радость в делании сокровенного, в том, и без ведения, одни звуки голоса приводят в смятение покой сердца его. Внутреннее омертвение невозможно без приведения чувств в недеятельность. Телесная жизнь требует пробуждения чувств, а жизнь душевная – пробуждения сердца.

Как душа по природе лучше тела, так и дело душевное лучше телесного. И как первоначально создание тела предшествовало вдуновению в него жизни, так и дела телесные предшествуют делу душевному. Малое житие, постоянно продолжающееся669, – великая сила: и мягкая капля, постоянно падающая, пробивает жесткий камень.

Когда приблизится время воскреснуть в тебе духовному человеку, тогда возбуждается в тебе омертвение для всего, возгревается в душе твоей радость не подобная тварной670, и помыслы твои заключаются внутри тебя тою сладостью, какая в сердце твоем.

А когда готов воскреснуть в тебе мир, тогда умножается в тебе парение ума, низкое и непостоянное мудрование. Миром же называю страсти, которые порождает это парение; когда же они родятся и достигнут зрелости – делаются грехами и умерщвляют человека. Как дети не рождаются без матери, так страсти не рождаются без парения ума, а совершение греха не бывает без содействия страстей.

Если терпение возрастает в душах наших, это признак, что прияли мы втайне благодать утешения. Сила терпения крепче радостных мыслей, западающих в сердце. Жизнь в Боге есть низвержение671 чувств. Когда будет жить сердце, низвергаются672 чувства. Воскресение чувств есть омертвение сердца; и, когда они воскреснут, это – признак омертвения сердца для Бога. От добродетелей, совершаемых между людьми, совесть не получает правоты.

Добродетель, какую творит кто через других, не может очистить душу, потому что вменяется пред Богом только в награду за дела. Добродетель же, которую человек творит сам в себе, вменяется в совершенную добродетель, и достигает того и другого, т. е. и в воздаяние вменяется, и очищение производит. Посему устранись от первого и последуй второму: без попечения же о втором оставить и первое есть явное отпадение от Бога. Но второе заменяет собою первое, если и не будет сего первого.

Покой и праздность – гибель душе, и больше демонов могут повредить ей. Когда тело немощно и будешь принуждать его к делам, превышающим силы его, тогда в душу твою влагаешь омрачение за омрачением и вносишь в нее большое смущение. А если тело крепко и предаешь его покою и праздности, то в душе, обитающей в этом теле, возникает всякое зло; и если бы кто и сильно вожделевал добра, вскоре отъемлет оно673 у него самую мысль о добре, какую имел он. Когда душа упоена радостью надежды своей и веселием Божиим, тогда тело не чувствует скорбей, хотя и немощно; ибо несет сугубую тяготу – и не изнемогает, но снаслаждается и содействует наслаждению души, хотя и немощно. Так бывает, когда душа входит в оную радость Духа.

Если сохранишь язык свой, то от Бога дастся тебе, брат, благодать сердечного умиления, чтобы при помощи ее увидеть тебе душу свою и ею674 войти в радость Духа. Если же преодолеет тебя язык твой, то поверь мне в том, что скажу тебе: ты никак не возможешь избавиться от омрачения. Если нечисто у тебя сердце, пусть чисты будут хотя уста, как сказал блаженный Иоанн.

Когда пожелаешь наставить кого на добро, упокой его сперва телесно и почти его словом любви. Ибо ничто не преклоняет так человека на стыд и не заставляет бросить порок свой и перемениться на лучшее, как телесные блага и честь, какую видит от тебя. В какой мере вступил кто в подвиг ради Бога, в такой – сердце его приемлет дерзновение в молитве его. И в какой мере человек развлечен многим, в таковой же лишается Божией помощи. Не скорби о телесных повреждениях, потому что совершенно возьмет их у тебя смерть. Не бойся смерти, потому что Бог уготовал, чтобы соделаться тебе выше ее. Ему слава и держава во веки веков! Аминь.

* * *

648

В сирийском тексте: «движение»; но греческий переводчик везде ставит взамен его слово «мысль».

649

В сирийском тексте: «гордящемуся знанием».

650

Т. е. обличение, укорение согрешившего.

651

В сирийском тексте: «до времени, когда исправление невозможно; потому что мщения за Себя Самого Он не ищет».

652

В сирийском тексте: «вот признак любви: исправление, основанное на любви, делается ради улучшения и не имеет целью мщения».

653

Т. е. кто от Божия воздаяния нам научается.

654

Будущего века.

655

Т. е. жар, которым он пламенеет к Богу.

656

Его торговое дело.

657

Это выражение, встречающееся в Новом Завете (см. Еф. 5, 16Кол. 4:5) означающее: «воспользоваться временем».

658

Духовная.

659

Цапля (в сирийском тексте: «аист»).

660

То же, что сирена.

661

В греческом нет слов: «на деревах и на ниве».

662

Т. е. сердечное делание инока.

663

Т. е. в душе своей.

664

Т. е. величайшим омрачением.

665

Из мира вещественного в мир духовный.

666

Под предлогом любви к ближним.

667

Отрекшемуся от мира.

668

В переводах древнем славянском и сербском речь без отрицания: «и деяние телесное возбраняет» и пр.

669

Т. е. средний, но постоянный образ жизни.

670

Т. е. не такая, какую производит тварь.

671

Т. е. умерщвление.

672

Теряют силу.

673

Т.е. зло.

674

Благодатью умиления.

Слово 86. Об ангельском движени675, возбуждаемом в нас по Божию Промыслу для преуспеяния души в духовном

Первая мысль, которая по Божию человеколюбию западает в человека и руководствует душу к жизни, есть западающая в сердце мысль об исходе сего естества. За сим помыслом естественно следует презрение к миру; и этим начинается в человеке всякое доброе движение, ведущее его к жизни. И как бы основание какое полагает в человеке сопутствующая ему Божественная сила, когда восхощет явить в нем жизнь. И если человек эту сказанную нами мысль не угасит в себе житейскими связями и суесловием, но будет возращать ее в безмолвии, и пребудет в ней созерцанием, и займется ею, то она поведет человека к глубокому созерцанию, которого никто не в состоянии изобразить словом. Сатана весьма ненавидит сей помысл и всеми своими силами нападает, чтобы истребить его в человеке, и, если бы можно было, отдал бы ему царство целого мира, только бы развлечением изгладить в уме человека таковой помысл, и если бы мог, как сказано, то сделал бы это охотно. Ибо знает льстец сей, что если помысл сей пребывает в человеке, то ум его стоит уже не на этой земле обольщения, и козни его к человеку не приближаются. Будем же разуметь это не о том первом помысле, который напоминанием своим возбуждает в нас память смертную, но о полноте сего дела, когда влагает оно в человека неотлучную память о смерти и когда постоянным помышлением о ней человек поставляется в состояние непрестанного удивления. Ибо первый помысл676 есть нечто телесное, а сей последний есть духовное созерцание и дивная благодать. Сие созерцание облечено в светлые мысли. И кто имеет оное, тот уже не любопытствует более о сем мире и не привязан к своему телу.

Совершенно справедливо, возлюбленные, что если бы Бог на малое время даровал людям это истинное созерцание, то в мире сем не стало бы преемства677. Созерцание это служит узами, пред которыми не может устоять природа, и для приемлющего в душу свою постоянное размышление о сем – оно есть благодать Божия, которая сильнее всех отдельных деланий и которая дается находящимся на средней степени, в правоте сердца желающим покаяния. Дается же именно тем, о ком известно Богу, что им действительно подобает удаляться от мира сего к лучшей жизни по благой Его воле, какую обрел Он в них. Возрастает же и пребывает благодать сия в них в отшельнической и уединенной их храмине. Сего созерцания будем испрашивать в молитвах; ради него будем совершать долгие бдения и со слезами станем умолять Господа, чтобы даровал нам его как благодать, ни с чем не сравнимую, и мы не будем уже более изнемогать в трудах мира сего. Вот начало помыслов жизни, совершающее в человеке полноту правды!

* * *

675

Побуждении человека.

676

Т. е. первый помысл о смерти.

677

Рода человеческого.

Слово 87. О втором делании в человеке

Другое после сего бывает делание, когда человек хорошо проходит добрую жизнь, и достигнет восхождения на степень покаяния, и приблизится ко вкушению созерцания и делания его678.

Когда свыше приимет он благодать вкусить сладости ведения Духа, начало сего делания состоит в следующем: предварительно удостоверяется человек в промышлении Божием о человеке, просвещается любовью Его к твари679 и удивляется и устроению существ разумных, и великому о них попечению Божию. С сего начинаются в нем сладость Божественная, воспламенение любви к Богу, возгорающейся в сердце и попаляющей душевные и телесные страсти; и эту силу ощущает в себе человек, как скоро о всех тварных естествах и о всяком встречающемся ему предмете станет размышлять разумно, входить о них в исследования и рассуждать духовно. Посему-то человек, при такой сильной и божественной рачительности и доброй совести, начинает тогда возбуждаться к Божественной любви, и сразу упоевается ею, как вином; расслабевают члены его, мысль его пребывает в изумлении, сердце его отводится в плен Богу; и таким образом, как сказал я, уподобляется он упившемуся вином. И в какой мере усиливаются внутренние ощущения, в такой усиливается сие созерцание. И в какой мере человек старается о добром житии, о хранении себя, о том, чтобы проводить время в чтении и в молитвах, в такой же утверждается и упрочивается в нем сила их. И совершенно справедливо, братия, что временем приходится ему не помнить о себе самом, что носит это тело, и не знает, в этом ли он мире.

Вот начало духовного созерцания в человеке, а сие – начало всех откровений уму! И этим началом ум возрастает и укрепляется в сокровенном; им-то возводится к иным, превышающим человеческую природу откровениям; короче сказать, его рукою сообщаются человеку все Божественные созерцания и откровения Духа, какие приемлют святые в мире сем, и все дарования и откровения, какие только естество может познать в жизни сей. Вот – корень нашего чувства, влагаемый в нас Творцом нашим! Блажен человек, который сохранил это доброе семя, как скоро пало оно в душу его, и возрастил оное, и не расточил его из себя суетою и парением мысли о преходящем и тленном. Богу же нашему да будет слава вовеки! Аминь.

* * *

678

Покаяния.

679

В греческом тексте: «любовью своею к Творцу». В нашем переводе принято чтение преп. Паисия.

Слово 88. Об изменении света и тьмы, какое бывает в душе во всякое время, и об уклонении ее к десным или шуим

Взглянем, возлюбленные, в душу свою во время молитвы: есть ли в нас созерцание при чтении стихов, содержащих поучение и молитву? Оно бывает следствием истинного безмолвия. И в то время, как бываем в омрачении, не будем смущаться, особливо если не в нас тому причина. Приписывай же это680 Промыслу Божию, действующему по причинам, известным Единому Богу. Ибо в иное время душа наша томится и бывает как бы среди волн – и читает ли человек Писание, или совершает службу, и во всяком деле, за какое ни примется, приемлет омрачение за омрачением. Таковый удаляется (от мирного устроения), и часто не попускается ему даже приблизиться к оному; и вовсе не верит, что получит изменение (к лучшему) и что будет (опять) в мире. Этот час исполнен отчаяния и страха; надежда на Бога и утешение веры в Него совершенно отходят от души; и вся она всецело исполняется сомнения и страха.

Претерпевшие искушение в этой волне часа сего по опыту знают, какое изменение последует при окончании его. Но Бог не оставляет души в таком состоянии на целый день, потому что она утратила бы надежду христианскую; напротив того, скоро творит ей «избытие» (1Кор. 10:13). Если же тревожное состояние этого омрачения продолжается более, то вскоре ожидай изменения жизни от среды ее681.

А я предложу тебе, человек, и дам совет: если не имеешь силы совладеть собою и пасть на лицо свое в молитве, то облеки голову свою мантией твоею и спи, пока не пройдет для тебя этот час омрачения, но не выходи из своей храмины. Сему искушению подвергаются наипаче желающие проводить житие умное и в шествии своем взыскующие утешения веры. Поэтому всего более мучит и утомляет их этот час сомнением ума; следует же за сим с силою хула, а иногда приходит на человека сомнение в воскресении и иное нечто, о чем и не должно нам и говорить. Все это многократно дознавали мы опытом и, к утешению многих, описали борьбу сию.

Пребывающие в делах телесных совершенно свободны от сих искушений. На них приходит иное уныние, известное всякому, и оно по своему действию отлично от сих и подобных сим искушений. Здравие и уврачевание (страждущего им) источается безмолвием. Вот утешение для него! В общении же с другими никогда не приемлет он света утешения, и уныние сие беседами человеческими не врачуется, но усыпляется на время, а после сего восстает на человека с большею силою. И ему необходимо нужен человек просвещенный, имеющий опытность в этом, который бы просвещал его и укреплял при всяком случае во время нужды, но не всегда. Блажен, кто претерпит это, не выходя за дверь682. Ибо после этого, как говорят отцы, достигнет он великого покоя и силы.

Впрочем, не в один час и не скоро оканчивается борьба сия, и благодать не вдруг приходит в полноте и вселяется в душе, но постепенно, и от нее рождается первое683: временем искушение и временем утешение; и в таком состоянии человек пребывает до исхода своего. А чтоб совершенно стать чуждым сего и совершенно утешиться, не будем на это и надеяться здесь. Ибо Бог благоизволил, чтобы так устроялась жизнь наша здесь и чтобы шествующие путем сим пребывали в этом684. Тому слава во веки веков! Аминь.

* * *

680

Помрачение.

681

Т. е. смерти.

682

Келлии.

683

Т. е. утешение.

684

Т. е. то в искушении, то в утешении.

Слово 89. О вреде безрассудной ревности, прикрывающейся личиною ревности Божественной, и о помощи, какая бывает от кротости и других нравственных качеств

Человек ревнивый никогда не достигает мира ума, а чуждый мира – чужд и радости. Ибо если мир ума называется совершенным здравием, а ревность противна миру, то, следовательно, тяжкою болезнью страждет тот, в ком есть лукавая ревность. По-видимому, ты, человек, обнаруживаешь ревность свою против чужих недугов, а в действительности свою душу лишил здравия. Поэтому потрудись лучше над оздоровлением своей души. Если же желаешь врачевать немощных, то знай, что больные более нужды имеют в попечении о них, нежели в порицании. А ты и другим не помогаешь, и самого себя ввергаешь в тяжкую, мучительную болезнь. Ревность в людях признается не одним из видов мудрости, но одним из душевных недугов, и именно – она есть ограниченность в образе мыслей и великое неведение. Начало Божественной премудрости – скромность и кротость, которая свойственна великой685 душе и носит на себе немощи людей. Ибо сказано: «вы сильнии немощи немощных» носи́те (Рим. 15:1), и согрешающего «исправляйте духом кротости» (Гал. 6:1). К плодам Духа Святаго апостол причисляет «долготерпение» и «мир» (Гал. 5:22). Сердце, исполненное печали о немощи и бессилии в делах телесных, явных, заменяет собою все телесные дела. Дела телесные без печали ума – то же, что и тело неодушевленное. Кто скорбит сердцем, а чувствам своим дает свободу, тот подобен больному, который страждет телесно, а уста имеет отверстыми для всякой вредной ему снеди. Кто скорбит сердцем, а чувствам своим дает свободу, тот подобен человеку, который, имея единородного сына, мало-помалу закапает его своими руками. Печаль ума – драгоценное Божие даяние. Кто переносит ее как должно, тот подобен человеку, носящему в членах своих святыню. Человек, который дал волю языку своему говорить о людях и доброе, и худое, недостоин сей благодати. Покаяние и сношения с людьми – то же, что разбитая бочка. Честолюбие и вместе заушения – то же, что в меду омоченный меч.

Целомудрие и беседа с женщиною – то же, что львица с овцою в одном доме. Дела без милосердия пред Богом – то же, что человек, который закалает сына пред отцом его. Кто немощен душою – и исправляет друзей своих, тот подобен человеку, который слеп глазами и указывает другому дорогу686.

Милосердие и правосудие в одной душе – то же, что человек, который в одном доме поклоняется Богу и идолам. Милосердие противоположно правосудию. Правосудие есть уравнивание точной меры, потому что каждому дает, чего он достоин, и при воздаянии не допускает склонения на одну сторону, или лицеприятия. А милосердие есть печаль, возбуждаемая благодатью, и ко всем сострадательно преклоняется: кто достоин зла, тому не воздает (злом), и кто достоин добра, того преисполняет (с избытком). И если в одном есть часть справедливости, то в другом есть часть злобы687. Как сено и огонь не терпят быть в одном доме, так правосудие и милосердие – в одной душе. Как песчинка не выдерживает равновесия с большим весом, золота, так требования правосудия Божия не выдерживают равновесия в сравнении с милосердием Божиим.

Что горсть песку, брошенная в великое море, то же грехопадение всякой плоти в сравнении с Промыслом и Божией милостью. И как обильный водою источник не заграждается горстью пыли, так милосердие Создателя не препобеждается пороками тварей. Быть злопамятным и молиться значит то же, что сеять в море – и ждать жатвы. Как светлости огня невозможно поставить преграду, чтобы не восходила она вверх, так и молитвам милосердных ничто не препятствует восходить на небо. Каково течение воды на покатом месте, такова сила раздражительности, когда найдет себе доступ в наш ум. Кто в сердце своем стяжал смирение, тот мертв стал для мира, и омертвевший для мира омертвел для страстей. Кто же омертвел сердцем для своих близких, для того мертв стал диавол. Кто обрел зависть, тот обрел с нею диавола.

Бывает смирение от страха Божия, и бывает смирение из любви к Богу: иной смиряется по страху Божию, другой – по радости. И смиренного по страху Божию сопровождают во всякое время скромность во всех членах, благочиние чувств и сокрушенное сердце, а смиренного по радости сопровождают великая простота, сердце возрастающее и неудержимое.

Любовь не знает стыда, потому не умеет придавать членам вид благочиния. Любви естественно не стыдиться и забывать меру свою. Блажен, кто обрел тебя, пристань всякой радости! Собрание смиренных возлюблено Богом, как собор Серафимов. Драгоценно пред Богом тело целомудренное, паче чистой жертвы. Ибо две сии добродетели, т. е. смирение и целомудрие, уготовляют в душе залог от Троицы.

Перед друзьями своими ходи благоговейно; когда будешь так поступать, принесешь пользу и себе, и им, потому что душа часто под предлогом любви свергает с себя узду осторожности. Остерегайся бесед, потому что не во всякое время они полезны. В собраниях предпочитай молчание, потому что удерживает оно от многого вреда. Наблюдай за чревом, но не как за зрением688, потому что внутренняя брань, без сомнения, легче внешней. Не верь, брат, что внутренние помыслы могут быть оставлены без приведения тела в доброе и чинное состояние. Бойся привычек больше, нежели врагов. Питающий в себе привычку689 – то же, что человек, который дает пищу огню, потому что мера силы того и другого690 зависит от количества вещества. Если привычка потребует чего однажды, и требование ее не будет исполнено, то в другой раз найдешь ее слабою; а если однажды исполнишь ее волю, то во второй раз найдешь, что нападает она на тебя с гораздо большею силою.

Храни это в памяти касательно всего, потому что помощь предосторожности для тебя важнее помощи самых дел. Кто любит смех и любит осмеивать людей, тот да не будет тебе другом, потому что ведет тебя к привычке предаваться расслаблению. Не весели лица своего с тем, кто распущен в жизни своей; но берегись, чтобы не возненавидеть его; если же пожелает восстать, подай ему руку и до смерти прилагай попечение о том, чтобы приобрести его. Если же ты еще немощен, то отвращайся и от врачевания сего, ибо сказано: дай ему конец жезла твоего, и прочее691. С тем, кто высокоумен и страждет завистью, говори осторожно. Ибо, как скоро скажешь что, дает он словам твоим в сердце своем какое ему угодно толкование, и в том, что есть в тебе доброго, находит средство сделать преткновение и другим; и слова твои в уме его извращаются сообразно с его недугом. Когда начинает кто при тебе пересуждать брата своего, сделай печальным лицо свое. Как скоро сделаешь это, и перед Богом, и перед ним окажешься охраняющимся.

Если даешь что нуждающемуся, то пусть веселость лица твоего предваряет даяние твое, и добрым словом утешь скорбь его. Когда сделаешь это, тогда твоя веселость в его сознании побеждает твое даяние, т. е. (она) выше удовлетворения потребности тела. В тот день, когда отверзешь уста свои и станешь говорить что на кого-либо, считай себя мертвым для Бога и суетным во всех делах своих, хотя бы помысл побуждал тебя сказать, по-видимому, нечто по справедливости и к созиданию. Ибо какая нужда человеку разорять собственное свое здание – и поправлять здание друга своего?

В тот день, в который печалишься о страждущем каким-либо недугом, о человеке добром или злом, страждущем телесно или мысленно, почитай себя мучеником и взирай на себя, как на пострадавшего за Христа и на сподобившегося стать исповедником. Ибо помни, что Христос умер за грешных, а не за праведных. Смотри, сколь велико это дело – скорбеть о людях злых и благодетельствовать грешным паче праведных! Апостол воспоминает о сем как о деле достойном удивления (см. Рим. 5:6-8). Если можешь оправдаться сам в себе, в душе своей, то не заботься искать другого оправдания. Во всех делах твоих да предваряют у тебя телесное целомудрие и чистота совести. Ибо без них суетно пред Богом всякое дело. О всяком деле, если делаешь оное без размышления и исследования, знай, что оно суетно, хотя и благоприлично; потому что Бог вменяет правду по рассудительности, а не по действованию нерассудительному.

Праведник немудрый – светильник при (свете) солнца. Молитва злопамятного – сеяние на камне. Немилостивый подвижник – бесплодное дерево. Обличение из зависти – ядовитая стрела. Похвала льстеца – скрытая сеть. Глупый советник – слепой страж. Пребывание с неразумными – поранение сердца. Беседа с разумными – сладкий источник. Мудрый советник – стена упования. Глупый и неразумный друг – хранилище вреда. Лучше видеть живущего с плачущими женщинами, нежели мудрого, следующего за глупым. Лучше жить со зверями, нежели с людьми худого поведения. Лучше пребывай с коршунами692, нежели с человеком любостяжательным и ненасытным. Лучше будь другом убийце693, нежели любителю споров. Лучше беседуй с свиньей, нежели с чревоугодником, потому что свиное корыто лучше прожорливых уст. Живи лучше с прокаженными, нежели с гордыми. Пусть тебя гонят, ты не гони; пусть тебя распинают, ты не распинай; пусть обижают, ты не обижай; пусть на тебя клевещут, ты не клевещи; будь кроток, а не ревностен во зле694.

Самооправдание – не христианского жития дело; об этом нет и намека в учении Христовом. Веселись с веселящимися, и плачь с плачущим695; ибо это – признак чистоты. С больными болезнуй; с грешными проливай слезы; с кающимися радуйся. Будь дружен со всеми людьми; а мыслью своею пребывай один. Принимай участие в страданиях всякого, а телом своим будь далеко от всех. Никого не обличай, не поноси, даже и крайне худых по жизни своей. Распростри одежду свою над согрешающим и покрой его. Если не можешь взять на себя грехов его и понести за него наказание и стыд, то будь, по крайней мере, терпелив и не стыди его. Знай, брат, что для того нам и надобно не выходить из дверей келлии, чтобы не знать злых дел человеческих; и тогда в чистоте ума своего во всех увидишь людей святых и добрых. Если же станешь обличать, вразумлять, судить, исследовать, наказывать, укорять, то жизнь наша чем будет отличаться от жизни городской? И если не оставим этого, что будет хуже пребывания в пустыне? Если не безмолвствуешь сердцем, безмолвствуй, по крайней мере, языком. Если не можешь держать в благоустройстве свои помыслы, то хотя чувства свои соделай благоустроенными.

Если не один ты мыслью своею, то будь один хотя телом своим. Если не можешь потрудиться телом своим, поскорби хотя умом. Если не можешь бодрствовать стоя, то бодрствуй сидя или и лежа на ложе твоем. Если не можешь поститься в продолжение двух дней, постись, по крайней мере, до вечера. А если не можешь и до вечера, то остерегайся, по крайней мере, пресыщения. Если не свят ты сердцем своим, то будь чист хотя телом. Если не плачешь в сердце своем, то, по крайней мере, облеки в плач лицо свое. Если не можешь миловать, то говори, что ты грешен. Если ты не миротворец, то не будь хотя любителем мятежа. Не можешь стать рачительным, по крайней мере, в образе мыслей своих будь не как ленивый. Если ты не победитель, то не превозносись мыслью над теми, которые подлежат ответственности. Если ты не в состоянии заградить уста клевещущему на друга своего, то, по крайней мере, остерегись от общения с ним.

Знай, что если от тебя выйдет огнь696 и пожжет других, то Бог от руки твоей взыщет души, пожженные огнем твоим. Если ты и не ввергаешь в огонь, но соглашаешься с ввергающим и услаждаешься этим, то на суде будешь сообщником его. Если любишь кротость, пребывай в мире. И если сподобишься мира, то во всякое время будешь радоваться. Взыщи разума, а не золота; облекись в смирение, а не в виссон; стяжи мир, а не царство.

Разумен – только имеющий смирение, а не имеющий смирения не будет разумен. Смиренномудр – только мирный, а немирный – не смиренномудр; и мирен – только радующийся. На всех путях, какими ходят люди в мире, не обретают они мира, пока не приблизятся к надежде на Бога. Сердце не умиряется от труда и преткновений, пока не придет в него надежда, и не умирит сердца, и не прольет в него радости. О ней-то изрекли достопоклоняемые и исполненные святости уста; «приидите ко Мне ecu труждающиися и обремененный, и Аз упокою вы» (Мф. 11:28). Приблизься, говорит Он, к надежде на Меня, и упокоишься от труда и страха.

Надежда на Бога возвышает сердце, а страх геенны сокрушает его. Свет ума порождает веру, а вера порождает утешение надежды, надежда же укрепляет сердце. Вера есть откровение разумения697, и, когда помрачится ум, вера сокрывается, господствует над нами страх и отсекает нашу надежду. Вера, происходящая от ученья, не освобождает человека от гордости и сомнения; освобождает же та, которая зрится разумением698 и воссиявает (в разуме), и называется познанием и явлением истины. Пока ум разумевает Бога как Бога, явлением разумения699, не приближается к сердцу страх. Когда бывает попущено впасть нам в омрачение и утратить это разумение, то, пока не смиримся, бывает в нас страх, доколе не приблизит он нас к смирению и покаянию.

Сын Божий претерпел крест; потому мы, грешники, будем смело полагаться на покаяние. Ибо, если один только (внешний) вид покаяния в царе Ахаве отвратил от него гнев700, то не будет для нас бесполезною истинность нашего покаяния. Если один вид смирения в нем, без истины (покаяния), отвратил от него гнев, то не тем ли паче отвратит от нас, истинно печалящихся о грехах наших? Скорбь ума достаточна, чтобы заменить всякое телесное делание.

Святой Григорий говорит: тот – храм благодати, кто срастворен с Богом и всегда озабочен мыслью о суде Его. Что же значит иметь попечение о суде Его, как не искать всегда упокоения Его, как не печалиться и не заботиться непрестанно о том, что не можем достигнуть совершенства по немощи естества нашего? Иметь непрестанную печаль о сем – значит непрестанно носить в душе своей памятование о Боге, как сказал блаженный Василий. Нерассеянная молитва производит в душе ясную мысль о Боге. И водружение нами в себе Бога памятованием – вот вселение в нас Бога. Так соделываемся мы храмом Божиим. Вот это и есть попечение и сердце сокрушенное – для уготовления покоя Ему! Ему слава вовеки! Аминь.

* * *

685

У Паисия после слова «великие» стоит: «и крепкие души и твердейшего мудрования».

686

См. Мф. 15:14.

687

На первый взгляд может показаться странной мысль, что в правосудии есть часть злобы; но эта мысль верная; надо только понять ее правильно. Возьмем такой случай. Человек занимался убийством, разбоем, кражей в течение многих лет и потом впал в какое-нибудь несчастье. Тот, кто не пожалеет этого преступника, а подвергнет его надлежащей каре, будет справедливым, но не будет милосердным. Таким образом, желающий быть справедливым не может быть милосердным. Поэтому преподобный Исаак и говорит, что милосердие противоположно правосудию. А если правосудие противоположно милосердию, то, значит, в нем есть немилосердие, т. е. злоба. Это не значит, конечно, что правосудие есть порок; оно есть добродетель и одно из свойств Божиих; но это значит только, что оно ниже милосердия, потому что, как говорит апостол Иаков: «милость превозносится над судом» (Як. 2:13). (Из примечания Никифора Феотокиса).

688

Обуздывай чрево, а еще более – зрение.

689

Худую.

690

Т. е. привычки и огня.

691

«Если же ты еще немощен», т. е. немощен душою, и если, подавая руку помощи тому, кто распущен в жизни своей, можешь впасть в те же страсти, каким подвержен он, то ты должен отвращаться даже и от оказания такой помощи, чтобы, желая уврачевать другого, самому тебе не впасть в болезнь еще худшую. – А что значат слова «дай ему конец жезла твоего» и кому принадлежат они, неизвестно. (Из примечания Никифора Феотокиса). – Нам думается, что последние слова представляют собою начало пословицы или изречения, смысл которого, вероятно такой: «дай ему конец жезла твоего, и он увлечет тебя к себе вместе с ним», т. е. смысл тот же, что в нашей пхловице: «коготок увяз – всей птичке пропасть»; иначе говоря: «только начни делать что-нибудь дурное, а там уже не остановишься».

692

С хищными птицами, питающимися трупами.

693

В надежде его исправления.

694

См. Пс. 36:1,7-8.

695

См. Рим. 12:15.

696

Огонь соблазна.

697

Т. е. дарование от Бога разумения.

698

Даруемым от Бога.

699

Т. е. разумением, явленным от Бога.

700

См. 1Царів. 21:27-29. Преподобный Исаак хочет этим сказать, что покаяние Ахава выразилось только внешним образом: он «разодрал одежды свои и возложил на тело свое вретище, и постился, и спал во вретище, и ходил печально». Так сказано в еврейском тексте этого места книги Царств, которым, по-видимому, пользовался преподобный Исаак; но в греческом тексте есть слова, которых нет в еврейском и из которых видно, что покаяние Ахава было не только внешним, а именно: сказано, что он «умилился пред Господом, ходил и плакал».

Слово 90. О невольных лукавых помыслах, происходящих от предшествовавших им расслабления и нерадения

Иные подкрепляют тело и желают дать ему малый покой ради дела Божия, пока не соберутся с силами, – и опять возвращаются к делу своему. Посему в немногие дни покоя своего да не разорим совершенно охранения себя и не предадим на разорение души своей, как люди, не имеющие намерения снова возвратиться к делу своему. Иные во время мира поражаются стрелами вражиими: это суть те, которые по дерзновению воли своей собирают вещество701 душам своим и в стране святой, т. е. в молитве, видят себя одетыми в нечистую одежду. А это есть то самое, что движется в душе их в час помышления о Боге и молитвы. Что приобрели мы во время нерадения своего, то и посрамляет нас во время молитвы нашей.

Трезвенность помогает человеку больше, чем дело, а разрешение702 вредит ему больше, чем покой. От покоя происходят и тревожат человека домашние брани, но он имеет возможность прекратить их. Ибо, когда человек оставит покой и возвратится на место дел, брани сии отъемлются от него и удаляются. Но не таково то, что порождается разрешением, каково порождаемое расслаблением и покоем. Ибо, пока человек во время покоя пребывает в области свободы своей, может он снова возвратиться и управить собою по установлению правила своего, потому что он еще в области свободы своей. Но, давая себе разрешение, выходит он из области свободы своей. Если бы человек не отринул совершенно хранения себя, то не был бы с насилием и невольно вынужден покоряться тому, что не доставляет ему покоя; и если бы не вышел совершенно из пределов свободы, то не случались бы с ним обстоятельства, насильно привязывающие его к тому, чему не в силах он противиться.

Не давай, человек, свободы которому-либо из чувств своих, чтобы не дойти до невозможности снова возвратиться к свободе. Покой вредит только молодым, а разрешение – и совершенным, и старым. Доходящие вследствие покоя до худых помыслов могут снова возвратиться к охранению себя и утвердиться в высоком своем житии; а которые, в надежде на дело, вознерадели об охранении себя, те от высокого жития отведены пленниками в жизнь распущенную703.

Иной хотя поражен в стране вражеской, а умирает во время мира. Иной выходит под предлогом купить себе жизнь704, и получает в душу свою острое жало. Не тогда будем печалиться, когда поползнемся в чем-нибудь, но когда закосневаем в том, потому что поползновение бывает часто с совершенными, а коснение в нем есть совершенное омертвение. Печаль, какую чувствуем при своих поползновениях, вменяется нам благодатью вместо чистого делания. Кто, в надежде на покаяние, по-ползнется вторично, тот лукаво ходит пред Богом; на сего неведомо нападает смерть, и не достигает он времени, в которое надеялся исполнить дела добродетели. Каждый, давший волю чувствам, дал волю и сердцу.

Делание сердца служит узами для внешних членов. И если кто с рассудительностью занимается оным, по примеру живших до нас отцов, то сие бывает явно по следующим в нем трем явлениям, а именно: не привязан он к телесным стяжаниям, не любит чревоугодия, и вовсе далека от него раздражительность. Где имеют место три эти явления, т. е. телесное (малое ли то, или великое) стяжание, вспыльчивость и преодоление чревоугодием, там (да будет тебе известно), хотя бы человек, по-видимому, уподоблялся древним святым, разрешение на внешнее происходит у него от невыносливости во внутреннем, а не от различия в небрежении души его705. А иначе почему бы, пренебрегая телесным, не приобрести кротости? За рассудительным пренебрежением следуют: несвязанность ничем, пренебрежение покоем и стремлением к людям706. И если кто с готовностью и радостью приемлет ущерб707 ради Бога, то чист он внутренне; если кто не пренебрегает никем за телесные его недостатки, то поистине свободен; если кто не смотрит с приятностью на оказывающего ему честь или не негодует на того, кто его бесчестит, то он в этой жизни мертв стал для мира. Хранение рассудительности лучше всякого жития, каким бы способом и в какой бы человеческой мере оно проводимо ни было.

Не питай ненависти к грешнику, потому что все мы повинны; и если восстаешь на него ради Бога, то плачь о нем. И почему ты ненавидишь его? Ненавидь грехи его – и молись о нем самом, чтобы уподобиться Христу, Который не имел негодования на грешников, но молился о них. Не видишь ли, как плакал Он об Иерусалиме (см. Лк. 19:41)? И над нами во многом посмевается диавол, – за что же ненавидеть того, кто, подобно нам, осмеян и над нами посмевающимся диаволом? И за что ты, человек, ненавидишь грешника? Не за то ли, что он не имеет праведности, подобно тебе? Но где же твоя правда, когда не имеешь любви? Почему не плакал ты о нем? Но ты гонишь его. Иные по невежеству возбуждаются к гневу, считая себя умеющими судить дела грешных.

Будь проповедником благости Божией, потому что Бог окормляет тебя, недостойного, и потому что много ты должен Ему, а взыскания Его не видно на тебе, и за малые дела, тобою сделанные, воздает Он тебе великим. Не называй Бога правосудным, ибо правосудие Его не познается на твоих делах. Хотя Давид именует Его правосудным и справедливым, но Сын Его открыл нам, что паче Он благ и благостен. Ибо говорит: «благ есть» к лукавым и нечестивым (Лк. 6:35). И почему именуешь Бога правосудным, когда в главе о награде делателям читаешь: «друже, не обижу тебе… хощу и сему последнему дати, якоже и тебе. Аще око твое лукаво есть, якоАз благ есмь»(Мф. 20:13-15)? Почему также человек именует Бога правосудным, когда в главе о блудном сыне, блудно расточившем свое богатство, читает, что при одном сокрушении, какое явил (сын, – отец) притек, и пал на выю его, и дал ему власть над всем богатством своим708? Ибо никто другой сказал сие о Боге, чтобы нам сомневаться о Нем, но Сам Сын Божий засвидетельствовал о Нем сие. Где же правосудие Божие? В том, что мы грешники, а Христос за нас умер? А если так Он милостив, то будем веровать, что не приемлет Он изменения.

Да не помыслим никогда сего беззакония, чтобы Бога наименовать немилостивым: свойство Божие не изменяется, подобно мертвецам, и Бог не приобретает того, чего у Него нет; не лишается того, что у Него есть; не получает приращения, подобно тварям. Что имел Бог от начала, то всегда имеет и будет иметь до бесконечности, как сказал блаженный Кирилл в толковании на книгу Бытия: бойся Его, говорит он, по любви, а не по имени жестокого, Ему приданном709. Возлюби Его, как обязан ты любить Его, и не за то, что даст тебе в будущем, но за то, что получили мы в настоящем мире, сотворенном ради нас. Ибо кто в состоянии воздать Ему? Где воздаяние Его за дела наши? Кто побудил Его в начале привести нас в бытие? Кто умоляет Его о нас, когда мы не вспоминаем о Нем? Когда нас еще не было, кто возбудил к жизни тело наше? И еще, откуда мысль ведения западает в персть? О, как дивно милосердие Божие! О, как изумительна благодать Бога и Творца нашего! Какая сила, довлеющая на все! Какая безмерная благость, по которой Он естество нас, грешных, снова возводит к воссозданию! У кого достанет сил прославить Его? Преступника710 и хулителя Своего восставляет, неразумную персть обновляет, делает ее разумною и словесною, ум рассеянный и бесчувственный и чувства расточенные делает Он природою разумною и достойною Божественной мысли! Грешник не в состоянии и представить себе благодать воскресения Его. Где геенна, которая могла бы опечалить нас? Где мучение, многообразно нас устрашающее и побеждающее радость любви Его? И что такое геенна пред благодатью воскресения Его, когда восставит нас из ада, соделает, что «тленное сие облечется в нетление» (1Кор. 15:54), и падшего в ад восставит в славе?

Приидите, рассудительные, и удивляйтесь! Кто, имея ум мудрый и чудный, достойно подивится милости Создателя нашего? Есть воздаяние грешника711, и вместо воздаяния праведного воздает Он им воскресением; и вместо тления тел, поправших закон Его, облекает их в совершенную славу нетления. Эта милость – воскресить нас после того, как мы согрешили, выше милости – привести нас в бытие, когда мы не существовали. Слава, Господи, безмерной благодати Твоей! Вот, Господи, волны благодати Твоей заставили меня умолкнуть, и не осталось у меня мысли пред благодарностью к Тебе712! Какими устами прославим Тебя, Царь благий, любящий жизнь нашу? Слава Тебе за сии два мира, которые создал Ты к возрастанию и наслаждению нашему, возводя нас от всего, созданного Тобою, к ведению славы Твоей! Слава Тебе отныне и до века. Аминь.

* * *

701

Для брани.

702

Чувств.

703

Т. е. греховную.

704

Под предлогом духовной пользы.

705

Т. е. не оттого, что душа его пренебрегает ценными вещами.

706

Стремлением к общению с людьми.

707

Скорби, лишения, обиды.

708

См. Лк. 15:20-22.

709

Т. е. не вследствие того, что люди придали Ему название «жестокий».

710

Заповеди.

711

В сербском переводе место сие читается так: «или речет вздание грешником что есть?»

712

Т. е. всякая мысль во мне умолкла, побежденная благодарностью к Тебе.

Слово 91. О терпении из любви к Богу и о том, как терпением приобретается помощь

В какой мере человек будет пренебрегать миром сим и ревновать о страхе Божием, в такой приближается к нему Божий Промысл, и втайне ощущает человек заступление Промысла, и к уразумению оного даются ему чистые помыслы. И если кто добровольно лишится мирских благ, то, в какой мере лишается он их, в такой же сопровождает его Божие милосердие и поддерживает его Божие человеколюбие. Слава Спасающему нас десными и шуими, и всем этим Доставляющему нам случай к обретению жизни нашей! Ибо и души тех, которые слишком слабы, чтобы по своей воле приобрести себе жизнь, скорбями невольными приводит Он к добродетели. И оный нищий Лазарь не по воле своей лишен был благ мира, и тело его поражено было язвами, и терпел он два горькие страдания, из которых каждое было хуже другого, однако же после почтен был на лоне Авраамовом. Бог близок к скорбящему сердцу того, кто к Нему вопиет в скорби. Если кого и подвергает Он иногда телесным лишениям и иным скорбям, то претерпение этого обращает нам в помощь, как и врач в тяжкой болезни восстановляет здравие сечением членов. К душе же скорбящего являет Господь великое человеколюбие, соразмерно тяжести страданий в скорби его.

Поэтому, когда вожделение любви Христовой не столь победоносно в тебе, чтобы от радости о Христе быть тебе бесстрастным во всякой скорби своей, тогда знай, что мир живет в тебе более, нежели Христос. И когда болезнь, скудость, истощение тела и боязнь вредного для тела возмущают мысль твою и препятствуют радости упования твоего и попечению о Господе, тогда знай, что живет в тебе тело, а не Христос. Просто сказать: к чему любовь в тебе возмогает и преобладает, то и живет в тебе. Если же нет у тебя недостатка в потребном тебе, и тело здорово, и не боишься чего-либо сопротивного, и скажешь, что можешь при этом чисто идти ко Христу, то знай, что болен ты умом и лишен вкушения славы Божией. Сужу же тебя не потому, что ты таков уже и есть, а более для того, чтобы ты знал, сколь много недостает тебе до совершенства, хотя и имеешь некую часть жития прежде нас бывших святых отцов. И не говори, что нет человека, у которого бы ум совершенно возвышался над немощью, когда тело его обуревается искушениями и скорбями, и у которого бы любовью ко Христу препобежда-лась печаль ума. Не буду приводить на память святых мучеников, чтобы самому не изнемочь пред глубиною их страданий. Умолчу о том, сколько терпение их, подкрепленное силою любви Христовой, препобедило великую скорбь и болезнь телесную. Оставим это и потому, что одно воспоминание о сем ввергает в скорбь человеческую природу и возмущает величием дела и чудесностью зрелища.

Посмотрим же на безбожных так называемых философов. Один из них положил себе в мысли своей законом – хранить молчание несколько лет. Император римский, удивленный этим слухом, захотел подвергнуть его испытанию. Поэтому приказал привести его к себе, и когда увидел, что он решительно молчит при всяком вопросе, какой ни предлагал ему, и не отвечает, разгневался на него, и велел предать смерти за то, что не уважил престола и венца славы его. Но философ не убоялся, а, напротив того, хранил закон свой и безмолвно готовился к смерти. Император же дал приказ исполнителям казни: «Если убоится меча и нарушит закон свой, умертвите его; а если устоит в своей воле, возвратите его ко мне живого». Итак, когда он приблизился к назначенному месту, и получившие приказание, нанося оскорбления, принуждали его нарушить свой закон и не подвергаться смерти, тогда рассуждал он: «Лучше в один час мне умереть и сохранить волю свою, ради исполнения которой столько времени подвизался, нежели быть побежденну страхом смерти, поругать свою мудрость и подвергнуться нареканию в боязливости при встретившейся крайности». И без смущения простерся он, чтобы принять усечение мечом. Донесено было о сем императору, император удивился и отпустил его с честью.

Иные совершенно попрали естественное вожделение; другие легко переносили злословие; иные без скорби претерпевали жестокие болезни; а иные показали свое терпение в скорбях и великих бедствиях. И если они терпели это ради пустой славы и надежды, то не гораздо ли больше должны терпеть мы, монахи, призванные к общению с Богом? Сего и да сподобимся, по молитвам Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии и всех, в поте подвига своего благоугодивших Христу! Ему подобает всякая слава, честь и поклонение со Безначальным Его Отцом и со Присносущным, Единоестественным и Живоначальным Духом ныне и во веки веков! Аминь.

 

Источник: Слова подвижнические / Преподобный Исаак Сирин. – Сергиев Посад : Изд. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2008. – 632 с. (Сокровищница святоотеческой письменности).

 

Знайшли помилку