УкраїнськаРосійська

Істинно християнське життя в дії

IV. Заповіді та правила життя, обов’язкові для християнина, як християнина

Істинно християнське життя в дії: тут зображується християнське життя, яким воно має бути, і вказуються правила, яких повинен дотримуватися християнин, щоб воно справді було таким. Правилами для життя християнина служать заповіді Христа Господа, які виконувати дає він обітницю і зобов’язується при хрещенні. Таких правил, або заповідей, два види: одні визначають, як повинен діяти християнин як християнин, у якому б становищі та в яких би стосунках він не перебував; а інші вказують, як християнин повинен жити й діяти в різних становищах і стосунках, у яких доводиться йому бути впродовж теперішнього життя.

Ці останні суть не що інше, як додаток перших до зовнішнього побуту християнина. Отже, ця друга частина має два відділи.

Заповіді та правила життя, обов’язкові для християнина, як християнинаЗдавна заведено розподіляти такі правила за трьома відношеннями: до Бога, до ближніх і до себе самого.Першими вказується, з якими думками, почуттями і прихильностями повинен християнин звертатися до Бога і як служити Йому.Другими визначається образ взаємних внутрішніх і зовнішніх стосунків християн із християнами як членами єдиного тіла Церкви, що мають перебувати в живому союзі.Третіми зображується, як християнин повинен діяти на самого себе, щоб мати можливість як слід тримати себе в перших двох стосунках.Ці три ряди заповідей і правил при виконанні цілковито впливають одні на інші, бо всі християни єдине є тілом під главою Христа, через Якого воно перебуває в союзі з Трієпостасним Богом. Як у тілі жоден член не діє з відокремленням від інших, але і до голови, і до інших членів зберігає належне відношення, так це повинно бути і в живому тілі християн.Зазначивши це, ми, гадаю, не згрішимо, якщо не розподілятимемо правила і заповіді за сказаними рубриками; а, поклавши в основу першу заповідь, потім викладатимемо правила життя, оскільки одні положення будуть зумовлювані іншими, подальші – попередніми.Початок усіх заповідей: “Я – Господь, Бог твій, …нехай не будуть тобі інші боги, окрім Мене”, – говорить Господь Бог (Вих. 20:2-3). Цією заповіддю накладаються на нас два обов’язки: знати Бога і шанувати Його, або, що те саме, приписуються віра і благочестя. Вірою і благочестям обіймаються всі обов’язкові для нас прихильності і справи у ставленні до Бога.11. Віра – глава всього1) Обов’язки віриПід словом віра тут мається на увазі сповідання, або виражений певним чином у поняттях і словах образ богопізнання і богошанування.а) Першим тут обов’язком є мати віру, або релігію, тобто знати певним чином Бога і образ Його шанування, або своє ставлення до Нього, або ще утримувати сповідання… Цей обов’язок – перший безпосередньо відомий, не так, щоб його навіть наказували, як він сам себе виявляє, адже такою є природа духу людського, що він, природно, і потребує Бога, і шукає Його, і ставить себе до Нього у стосунки, які вважає законними. Тому можна сказати, що вона є насіння і зародок усіх обов’язків, як і всього релігійно-морального життя людини. Хто не має ніякої віри, той є людина погана. Немає в неї образу там, де б слід було бути їй у святилищі духу; бо релігія є святиня, що освячує всю природу нашу, так само як відсутність її спотворює і знущає її. Св. Ісаак Сиріанин помічає в людині три стани: один, природний, у якому людина за природою духу свого знає Бога і Його боїться. Із цього стану вона, за відомими умовами, сходить в інший, вищий природний, або благодатний стан. Третій стан утворюється із занурення людини в чуттєвість, або плоть, під час чого згасає в неї світло духу і зневажається плотськими жаданнями. Людина сходить на ступінь тварин, “долучається до худоби нерозумної, і уподібнюється до неї” (Пс. 48:13). З такою людиною і жити не можна. Бо чим її остепенити, коли розлютиться? Тому сюди, власне, слід віднести загальновживані вирази: Бога не знає, Бога не боїться, щоб означити, що з такою людиною справи мати ніякої не можна.б) Обов’язок мати віру ще не визначення самої віри. Тому до цього треба ще додати, що людина зобов’язана мати не якусь віру, начебто будь-яку, без розрізнення, а саме одну, визначену – єдину істинну віру. Бо якщо Бог єдиний є і незмінний, і людська природа одна є, або єдиновластива, то і стосунок між Богом і людиною істинний може бути тільки один, а тому і вираз цього відношення, або сповідання істинне, є єдиним. Це-то єдине і має містити людина. Інакше що вона буде містити? Брехню, примари, мрії. А в цьому яка гідність? Це те саме, що бідний і той, хто нічого не має, якому, проте ж, уві сні мріється, ніби він володіє незліченними скарбами. Хибна релігія є посміховиськом над людьми. Помилково сповідує те саме, що божевільний, який вирує, бо йому бачиться те й те. Але біда цим не обмежується. Тут криється обман не простий, не такий тобто, який розв’язується сміхом, а жалісливий, терзаючий, відчайдушний; бо в релігії всі сподіваються знайти остаточне своє заспокоєння і вічне своє облагородження. У цій упевненості всякий міцно тримає свою віру і дорожить нею. Але відомо, що прихованість брехні можлива тільки тут; після смерті негайно відкриється, наскільки міцне те, на чому хто засновував свою надію… Яким же, жахливим і роздираючим буде стан того, хто побачить тоді, що його обдурили. Тому, поки є час, поки ще ми на шляху до рішучої і незмінної вічності, –

в) Кожному треба випробувати і безсумнівно впевнитися, чи істинна та віра, якої він тримається, і якщо вона виявиться неістинною, відшукати, де та єдина, істинна, яка істинно веде до істинного Бога і дарує, безсумнівно, вічне спасіння. Це так обов’язково і примусово, як тікати з вогню… Господь “не переставав свідчити про Себе” (Діян. 14:17), а так само і єдиної Своєї істинної віри; але коли Він попустив, щоб поруч з нею на цій землі існували інші віри і немов би вступали з нею у суперництво, то тим самим на всіх наклав зобов’язання не безглуздо триматися віри Його, а на непорушних підставах, заради яких із цілковитою впевненістю відкидається все інше. Цим випробуванням віддається честь вірі й утримується справжня гідність людини, особи розумної, свідомої, совісної. Віра наша в нашу віру, тобто переконання в істині православного християнського сповідання, має бути розумною. Тому Господь, щоб привернути до віри в Себе і Своє вчення, говорив: “випробуйте Писання” (Ін. 5:39), переконував до того проповіддю Іоанна Хрестителя і Своїми чудесами. Апостоли в проповіді теж усіх переконували і тільки одним переконанням залучали до віри, а не насильством. Сама твердість сповідання залежить від цього переконання, а далі і все життя в дусі своєї віри. На це вказують незліченні досліди, з яких видно, як сильно інші збуджуються до відповідної з вірою діяльності з хвилини свідомості її істинності єдиної, і, навпаки, як багато хто спить у безтурботності через те, що не привели до ясності цієї свідомості. Стільки підстав для того, щоб випробувати і переконатися, яка віра є віра істинна!Як упевнитися і яким шляхом випробувати! До цього два способи: один – зовнішній, науковий, а інший – внутрішній, шлях віри. Перший пропонується зазвичай у систематичному викладі богослов’я. Він дійсний і для вчених суттєво необхідний; але, очевидно, не загальний, бо в основі своїй містить знання, не для всіх доступні. При всьому тому належало б ці наукові докази з усією широтою, і ясністю, і переконливістю викласти й віддати в загальне вживання з порукою за силу їхнього непорушного авторитету, щоб усякий, хто здатний розуміти, зрозумів цим шляхом істину. Не можна, втім, не бачити, що цей шлях дуже, дуже довгий і важкий, і, що особливо чудово, вміщуючись у голові, залишає серце самому собі, своїй норовливості та свободі. Шлях віри щиріший, внутрішній, жвавіший, багатоплідніший і загальнодоступніший. Це молитва до єдиного істинного Бога про напоумлення. Є Бог істинний. Він сказав волю Свою нам на наше спасіння, з бажанням, щоб вона була зрозуміла і виконана. Тепер мудруваннями людськими вона прихована, або заплутана до того, що той чи інший не має достатньо сил знайти вихід із цього лабіринту. Коли в почутті цієї кровної потреби з криком, стогоном, хворобою сердечною звернеться хто до Бога, істинного Отця всіх людей, до Бога, що бажає, щоб віра Його була дієвою, – хіба може бути, щоб Він не дав такому рішучої вказівки до переконання в істині її? Він ворон, що кричать, живить, за молитвою посилає дощ на спрагу плоті нашої… а людині та ще духу її, Своєму образу, який нудиться і шукає дізнатися, як прославляти Бога, начебто Він не вкаже джерела для втамування цієї спраги духовної? Така молитва анітрохи не є спокусою Бога, хоча може бути перетворена на неї, коли хтось нещиро, з самої лише цікавості, бажав би таких знаків. Приклади переконання у вірі цим шляхом майже повсюдні. Корнилій, сотник, випросив собі віру… Безліч було таких, котрі приходили до пустельників питати про віру, а вони замість усіх доводів змушували їх молитися, і Бог відкривав їм істину, наприклад, святій великомучениці Катерині. У непевні часи єресей Бог споруджував людей з відмінною святістю, наділяв їх силою чудодійною і ставив на очах у всіх, як свічки на свічниці, – нехай світять усім; як вони були вмістилища віри й сили Божої, так і служили для всіх тих, хто сумнівається, рішучими орієнтирами істини. Усі чекали або бажали знати, як сповідує той чи інший святий чоловік, і трималися його сповідання. Бувало, що вкладали в руки нетлінних людей хартії із зображенням сповіді, молилися виправити неправе і отримували по молитві. Але що надто й напружуватися це доводити? Господь сказав, що все можна отримати в Бога, молячись до Нього з вірою, тим більше, молячись про віру, початок і джерело всього. Він Сам у Своїй останній молитві що говорить до Отця Свого? “Освяти їх істиною” (Ін. 17:17), це апостолів, а в особі їхній і всякого віруючого. Навіть те безсумнівно, що як істинна віра за самим походженням своїм є чудодійна, то ці чудодійні свідоцтва повинні в ній і для неї перебувати безперервно. Вони й перебувають. Один говорив про себе: коли я дивлюся на ці нетлінні останки, що випромінюють цілющу Божественну силу, і думаю, що дух, який освятив це тіло, сповідував саме ту віру, яку я утримую, то у мене зникає всякий сумнів, який іноді навіює ворог істини, і я не можу не радіти з того, що Богу завгодно було дати нам такий рішучий і водночас такий доступний спосіб переконання в істині святої віри. Справді так. Тому мощі сучасні християнству і в ньому безперервні та всюдисущі… У нас вони є у всіх межах і в такій кількості! На заході вони припинилися разом із відокремленням його від сходу і відпаданням від істини, а про нові сповідання, що утворилися від папства, годі й казати. Так ось де заспокійлива проповідь про істину віри!.. Але блаженніше за всіх той, хто разом з Ієронімом Грецьким може сказати: “Істинна віра, яку сповідую я, бо нею я сподобився прийняти Божественну деяку силу, що діє в мені відчутно. І язичники мають писання, і храми, і жертви, і вчителів, і книжки, і частково Богопізнання, і деякі добрі справи, і свята, і застосування одягу, і молитви, і всенічні бдіння, і священиків, і багато чого іншого; але цієї потаємної в серці християнина благодаті та дії Святого Духа ніхто на цілому світі не отримує, а отримують вірою тільки ті, що правильно охрестилися в Отця, Сина і Святого Духа” (“Христ. чт.”, 1821). Так ось найпряміший шлях до відкриття істинної віри, а саме: віра ж, молитва, безперервність чудодійності в Церкві та особливо внутрішня сила, яку дають у вірі.

Подивися всяк навколо себе і побачиш, що всі щиро віруючі вірять за цими підставами, а не за науковими… Почитай, якщо хочеш, і наукові підстави віри в будь-якому Православному Богослов’ї. Але сердечні сильніші й зручніші.2) Обов’язки до віриТе, що сказано, треба назвати обов’язками віри, а саме: мати віру і до того ж віру єдину, істинну, з безсумнівним переконанням, що вона є точно істинна. Щойно пізнана віра істинна, негайно починається інша низка обов’язків, саме: обов’язки до віри, або до православно-християнського сповідання.а) Перший і основний тут обов’язок є цілковита покірність вірі істинній. Віра ця йде від Бога, є Його царський указ до нас, підданих, відкрита нам з бажанням, щоб ми прийняли її і спасалися нею. Бо хто не підкоряється їй, противиться Богові, творить гріх хули на Духа Святого. ” Жорстокосердні! люди з необрізаним серцем та вухами! ви завжди противитесь Духові Святому, як отці ваші, так і ви. – докоряє святий Стефан іудеям…” (Діян. 7:51). Апостоли були послані на проповідь “на послух віри у всіх язичниках” (Рим. 1:5) і всім говорили: ось ви були в омані, і ходили в нечесті, а зараз Бог нехтує цими часами невігластва, і через нас “велить… усім усюди покаятися,… віру подаючи усім”” (Діян. 17:30-31). Досить уже жили в “богомерзенних ідолослужіннях”, настав час скоритися Богові та “волі Божій, решту часу життя в плоті” (1Пет. 4:2-3).Послух вірі вимагає зв’язати розум і зобов’язати його на все беззаперечно погоджуватися, що б не проповідувала віра. Але розум-то найбільше і опирається цій покірності. Жорстока вия у невіруючого від завзятості розуму. Не бачу, каже, не розумію: як можу погодитися? “Елліни, – каже апостол Павло, – премудрості шукають, а ми проповідуємо Христа розп’ятого” (1Кор. 1:22-23). Оскільки “світ не розумний премудрістю Божою, то тепер Бог рятує всіх буйством проповіді” (1Кор. 1:21), хоче, щоб усі йшли до свого призначення в затінку віри, щоб той, хто сповідує віру, на будь-яке питання, чому він те й інше сповідує, був більш готовий сказати: бо так Бог звелів, аніж як до мудрості: тому й тому. До непокірних справедливо можна віднести погрози Бога за відкидання премудрості: “Бо кликал я, та відмовились ви, простяг було руку свою, та ніхто не прислухувався!” (Притч. 1:24-31). Преосвященний Тихон каже: “То і є віра – безмовна покірність тому, хто промовляє Богу” (т. 7). Допитливість є руйнування віри. Хто з непокірним і примхливим розумом входить у царину віри, той тать є і розбійник… Зніми зброю розуму свого, як роблять воїни при вході в церкву. І ангели стоять перед престолом Божим, закриваючи обличчя свої, а ти хочеш усе бачити… Бог явив найсокровеннішу премудрість; вдячно і слухняно прийми, кажучи: я мовчазний раб цієї віри.б) Коли такою покірністю покладено міцну основу, слід будувати на ній всю будівлю віри. Висловлено рішучу й мовчазну згоду на все, що містить віра; тепер слід самою справою сприйняти цей зміст, щоб знати свою віру. Інакше що таке вийде – мати віру і не знати її, не знати, у що віруєш! Це є образа і віри, і себе. Якщо віра істинна, чому не ревнуєш збагатитися істиною? Якщо в ній твоє благо, навіщо позбавляєш себе його? Як не соромно залишатися в такому присипленні? І що скажеш запитуваному про надію? Та при цьому і віра не віра. Віра є сукупність істин і здорових про все понять. Яка ж віра у того, хто їх не знає? Господь каже: “Це ж є життя вічне, щоб знали ви єдиного… Бога, і його ж послав Іісуса Христа” (Ін. 17:3). “І немає іншого імені під небом, даного в людях, за яким нам личить спастися”, – додає апостол (Діян. 4:12). Із цього видно, що зміст віри не просто є багатством благості, а разом і умовою спасіння. Той, хто не знає його, вже перебуває в небезпеці. Воно в усьому своєму складі і в частинах є ліки; але хворому треба прийняти лікування і уподібнити його собі, щоб стати причетним до його лікарської сили. Так і все, що сповідується вірою, треба зрозуміти і прийняти, щоб лікувати немочі духу. Афанасій Великий так каже: хто хоче спастися, перш за все личить йому тримати кафолічну віру, якої, коли хто цілий і непорочний не дотримає, навіки загине (див. Символ Афан. Вел. у Псалтирі).Щоб усе, що сюди стосується, було ясніше для вас, пропонується кілька запитань із рішеннями.Що значить пізнати свою віру! Значить – довести себе до стану ясно, точно і виразно споглядати і висловлювати ті істини, які містить свята православна віра; бути здатним “дати відповідь” усякому, як вчить апостол (1Пет. 3:15). “Віра ж є здійснення очікуваного і впевненість у невидимому” (Євр. 11:1). Зробити треба, щоб ці невидимі речі справді отримали в нас властивий їм вигляд, отримали ім’я, були відомі, як принесена звістка. Не те це означає, що треба розгадувати тайни: ні, тайни назавжди залишаться тайнами, скільки б не напружувався хто розкрити їх. Але, хоча незрозуміла суть предмета і приховані підстави, засвоюй і утримуй його так, як вчення про нього міститься, – точними і визначеними словами. Словом пізнавати означає не мудрування, а смиренне і беззаперечне прийняття уроків святої віри.

Що треба дізнаватися! Усе, що містить свята віра. Коли говориться все, знищується відмінність і предметів, і способів пізнання, і джерел вчення. Усе стороннє має бути віднесено за межі кругозору розумового й усунуто з уваги; у думці має залишатися один образ сповідуваного, який і нехай наповнює її в усьому її просторі. Предмети віри розміщуються в голові, як вони розміщені у сповіданні, і споглядач їх торкається увагою до кожного з них, як спостерігач багатого саду не пропустить жодної квітки, щоб не оглянути її. Жодним чином не слід говорити, а тим паче відчувати; це неважливо, можна залишити або бути до того байдужим, так щодо піднесення свічки, воскуріння фіміаму тощо. Весь вміст вірою в цілому своєму складі є ліками для нашого розтління. Хто не приймає чогось, той применшує силу лікування, а іноді зовсім знищує її. Якщо з рецепта, прописаного лікарем, забрати один якийсь склад і потім приймати по своєму розуму складені ліки, а не як сказано, то замість користі можна отримати шкоду. У вірі нашій складена нам огорожа або фортеця, що убезпечує і захищає нас від ворогів. Тут усе потрібно. Відкинь мале – зробиш пролом у стіні, і підуть вороги один за одним, розорять усю огорожу і тебе згублять. “глядіть, поступайте обережно” (Еф. 5:15).Чи всім це? Усім віруючим, інакше навіщо і вступати в огорожу віри? Усім треба відчувати себе зобов’язаними впізнавати у всій повноті свою віру і потім, на підставі цього почуття, дійсно впізнавати. Віра не є чимось маловажним, наче надлишок понад потреби, а є кровна й суттєва потреба, як дихання, їжа, сон та інше подібне. Знання її є справою найнеобхіднішою, тому й ревність про неї має бути найпершою. Хто інакше робить, той морить дух голодом або позбавляє його найпотрібніших потреб. Спочатку зазвичай знання буває мало як насіння, але потім треба давати простір його зростанню і не залишати насінням. Нехай виросте в дерево. Тут те саме відбувається, що в малюванні, де спочатку роблять один нарис усієї картини, а потім починають розмальовувати частину за частиною. Апостоли, коли проповідували, то в першому оголошенні робили наче цей нарис, а далі, при вторинних відвідинах або в посланнях докінчували всю картину віри, або те робив Божественний Дух. Те саме й тепер. У багатьох, звісно, є один нарис віри; в інших відтінені, можливо, і деякі лики та частини. Але на цьому зупинятися не повинно. Треба і їм докінчувати цю картину. Взагалі, ніхто не звільняється від зобов’язання дізнаватися все якомога більше, хоча насправді можуть бути терпимі різні ступені повноти цього знання. Тому й розрізняють віру усвідомлену і неусвідомлену. Ця остання каже: все утримую, що містить свята віра, хоча не все ще встигла дізнатися, а перша: все утримую і знаю ясно. Силу рятувати має і перша; але хто свідомо не доходить до останньої, через недбальство, той у небезпеці, бо цей сон – ознака смерті.Як впізнавати! Немає потреби для цього підноситися на небо або перепливати моря. Справжня віра не прихована, а явлена всім і багатьма дуже сповідується. Вона не загублена, так щоб слід було кожному самому відшукувати її в джерелах і приводити до ясності, а у явному вигляді перебуває і гласно сповідується. Піди й запитай, як сповідається. Читай Сповідь Православну і Катехізис; не вмієш, іншого попроси; слухай проповіді, бо на священику лежить обов’язок відновлювати тлумачення Катехізису; спитай пастиря, прислухайся до читання Слова Божого і богослужіння. У нас стільки способів дізнатися свою віру, що дивуватися треба, як є ті, хто не знає її. Здається, знання це саме, проти волі, готове впровадитися. Добре для полегшення або утвердження свого знання мати скорочене сповідання всього: витягнути з катехізисів, у коротких реченнях зобразити все і потім часто прочитувати. Це буде те саме, що очищення повітря в покоях або освіження себе прохолодою ранку чи вечора. Є й готові такого роду скорочення: святого Геннадія, Патріарха Константинопольського, святого Димитрія Ростовського і Преосвященного Тихона Воронезького. Це знати – як корисно і збудливо! Тому що все підводить під один огляд, вводить ніби в чудовий храм і сповнює розчулення і благоговіння.в) Коли знайдена й пізнана істинна віра, віра, що веде до Бога, який нескінченно добрий і догоджає, і доставляє нескінченне блаженство, коли все це ясно усвідомлене й прийняте переконанням серцевим, тоді не може бути, щоб християнин залишався байдужим, щоб серце його не сповнилося відповідних до того почуттів, так само як не можна залишатися байдужим, коли набувають у володіння незліченними скарбами. Почуття, втім, ці скільки природні, стільки й обов’язкові. Не приймати тільки їх повинно, коли вони є, а й збуджувати з напруженням, коли немає, шкодуючи і сумуючи про скам’яніння свого серця. Почуття ці освячені прикладами Матері Божої, святих апостолів і всіх святих. Вони суть:

аа) Радісне і вдячне славослів’я. Так Матір Божа оспівала першу християнську пісню: “величає душа Моя Господа, і зрадів дух Мій у Бозі, Спасові Моєму, що зглянувся Він на смирення Раби Своєї, бо віднині ублажатимуть Мене всі роди…” (Лк. 1:46-54); Єлисавета в радості волає: “благословенна ти в жінках, і звідки мені це…” (Лк. 1:42-43); Захарія славословить: “благословенний Господь Бог… яко відвідав… якоже глаголала… пом’янути заповіт” (Лк. 1:68-80). Господь Сам сповідається Богові Отцю заради віри апостолів: “славлю Тебе, Отче, Господи неба й землі, що Ти втаїв це від мудрих і розумних і відкрив те дітям” (Мф. 11:25) – і в іншому місці догоджає Петру: “блаженний Симоне” (Мф. 16:17). Апостоли часто після викладу істин віри додають: благословенний Бог, що “дав нам світло і розум, щоб ми пізнали” Його і Єдинородного Сина Його (1Ін. 5:20).бб) Почуття заспокоєння або безпеки. Ми гинемо: меч гніву над нами, а під нами пекло відчинено, готове пожерти. Хто увірує, того всі ці біди минуть, не торкнуться. Той, хто усвідомлює це, повинен відчувати, що він ніби з холоду, дощу, сирого й неспокійного вітру вступив у теплий спокій, або, як потопаючий, став на берег, або, як оточений і мучимий звірами, викрадений із середовища їхнього із упевненістю, що вони вже не доторкнуться до нього. Це почуття в апостола Павла зображено під виглядом суботства (Євр. 4). Неспокійний розум усе риється в надії знайти щось краще і нічого не знаходить; віра все дає: і всю мудрість, і всі способи.вв) Любов як узагалі до всієї віри, так і до кожного її догмату, правила і постанови. Треба все прийняти серцем, все зігріти в ньому, скуштувати, засвоїти, леліяти. Що свято, істинно, Божественно, спасительно, як того не любити? Давид святий співає, що йому і прах дому Божого люб’язний… Це урок нам з любов’ю цілувати будь-яку істину, що міститься святою вірою. Це, власне, і означає утримувати віру. Віра в серці, а не в голові; а коли в серці, то зігріває його і любиться ним, бо інакше йому не можна бути там. Істина, поки не увійшла в серце, є те саме, що пил на полірованій дошці: повіє вітер і все знесе. Істина, прийнята серцем, що єлей, що пройшов у кістки. Той, хто любить істини віри, ненавидить те, що суперечить їм, і обличчя, і помисел, тому і безпечний від падіння, і є сам стовп віри. Тому це найсвятіший і найглибший обов’язок: люби віру і всі правила її.г) Хто впізнав і полюбив єдину істинну віру, той не може не свідчити своєї до неї відданості. “Від надлишку серця говорять уста” (Мф. 12:34).Дії, в яких це виражається, суть:аа) Сповідання віри, тобто відкрите, щире і небоязливе ділом і словом свідчення, що містить ця саме свята і єдина істинна віра. Таке сповідання може бути і буває двох родів: одне – загальне і повсякчасне, інше – особливе, яке з’являється під час гонінь. Перше полягає в тому, щоб відкрито, щиро і без остраху говорити, чинити і жити за правилами святої віри в тому місці і за тих обставин, в яких кого поставлено, незважаючи на те, що будуть про нас говорити, як судитимуть і як у ставленні до нас будуть чинити інші. Цього вимагає щирість переконання. Якщо це істина, а то не істина, навіщо я стану змінювати одну на догоду іншій? Або навіщо мені соромитися діяти за своїми переконаннями? Сором, збентеження – знак маловір’я і малопереконання. Цього вимагає небезпека шкоди для віри. Хто боїться жити відкрито за своєю вірою, той приводить у підозру саму віру. Кожен скаже: вірно, слабкість або нетвердість їхньої віри зв’язує йому язик і руки. Особливо не повинно мовчати там, де відкрито принижується іншими віра. Тут прямо треба висловити істину і остепенити зухвалого як богохульника. Ясна заповідь Спасителя про те, щоб не соромитися сповідувати Його перед людьми, відноситься сюди (Лк. 9:26; Мф. 10:33). І чого боятися? Сміятися будуть? Нехай. Це їхня нерозумність. Апостоли раділи тому, що сподобилися прийняти безчестя за ім’я Христове. Треба їх наслідувати. Утискати стануть? Ще корисніше. Тут можна сказати кожному: дерзай! Вінець мученика сходить на голову твою. До того ж людей боятися більше треба чи Бога? Усі такого роду докори в нещирості переконання і в малодушності йдуть тільки до тих, хто, не показуючи своєї віри через острах, залишається сам у байдужості, тож не вгадаєш, вірують вони чи ні. Що ж сказати про тих, котрі за нагоди приймають на себе вигляд невіруючих, побоюючись виявленням віри подати невигідну ніби про себе думку? Це – людиноугодництво, гратися святинею, порожнє лицедійство. На яке схоже через те, що інший нерозумний подумає нерозумно, надягати на себе личину нерозумного?! Треба, втім, пам’ятати, що коли ставиться таке сповідання в обов’язок, то цим анітрохи не виправдовується виконання правил віри тільки напоказ, а саме: ходи в правилах своєї віри по переконанню й любові, не ховаючись, але й не піклуючись про те, що скажуть інші. То є порожнє марнославство, а це – справжня діяльність. І ще: коли бачиш хульника, повстань і викрий його, нечестивця, затули вуста йому, щоб не зневажав святині. Особливе сповідання віри, найурочистіше, богоподібне, апостольське, є сповідання в гоніннях за віру взагалі або за якийсь догмат. Гоніння бували часто і можливі у всякий час. Приклади попередніх живописали нам і правила, як поводитися в цих випадках… Повстало гоніння – мовчи і перебувай у своєму чині, віддаючись Господу всебудівничому, молячись про силу і допомогу. Відчуваєш слабкість і страх, а тим часом маєш можливість сховатися, – сховайся. Багато хто так робив. Цілою церквою віддалялися в ліси і гори. І Господь сказав: “коли… женуть в одному місті, бігайте в інше” (Мф. 10:23). ” сховайся на хвилю малу, поки лютість перейде!”, говорить пророк (Іс. 26:20). Взятий силою і представлений на суд: не осоромся, не залякайся, покажи силу любові до Господа, якого ти сповідуєш, стань за Нього до крові і смерті. Але й без того, хто відчуває себе зв’язаним моральною силою, саме внутрішнім деяким спонуканням до сповідництва, той, благословляючись, за порадою пастиря, якщо можна, або й без того, піднеси голос сповідання. Зроби те саме й тоді, коли бачиш, що ті, яким слід сповідувати, слабшають, або коли буваєш у колі тих, хто ще не поставлений на цю честь, а вже готовий через слабкість зректися істини. Багато мучеників так чинили і не тільки рятували тих, хто вірував, а й невіруючих робили віруючими. Взагалі, сповідництво відкрите ніяк не може бути зайвим, коли робиться за любов’ю, що тягне до Господа, зі здоровим завзяттям, а не буйним фанатизмом. Побоювання й обмеження все вбік… Іди не побоюючись, кажи сповідання: Господь тобі помічник. Всякий сповідник є міцний воїн із воїнства Христового. Слабкий? Біжи, коли є можливість, а коли спійманий, свідчи не боячись. Ніяк собі не повинно дозволити хоч для виду тільки зробити те, що вимагають на знак зречення, бо це те саме, що зречення. Такий дух сповідництва! Його треба й завжди зігрівати в собі; щоби неготовим не застав час негараздів, треба постійно бути готовим страждати й померти за ім’я Христове та віру святу. Це є духовне сповідництво або потаємне мучеництво, коли буває християнин серцем розіп’ятий, хоча тілом живий.

бб) Ревність про поширення віри, або доведення її до відома. Хто переконаний, що свята віра є єдина, істинна, той не може мовчати про неї, особливо на очах або перед обличчям неправди й омани. Хто любить ближнього свого, будь-яку людину щиро і бажає їй істинного, міцного і вічного блага, той чи може втриматися, щоб не сповістити їй істинного шляху до спасіння, що відкривається святою вірою? Хто любить Бога і шукає слави Його, чи може не ревнувати, нехай пізнають Його і “Його ж послав Іісуса Христа” (Ін. 17:3), щоб прославляти та вшановувати Його, як Сам Він бажає та навчає всіх в істинній вірі Своїй. Так переконання в істині, любов до Бога і ближніх вимагають, щоб усякий, хто знає віру і має слово, гучно виголошував усім істинний шлях спасіння у святій вірі. Бо безсумнівно, що гинуть ті, які поза вірою. І славослів’я Богові поза нею є козлогласування, як же можна це бачити і терпіти? Тут немає потреби чекати влади і прав. Коли душа горить ревністю святою, тверезою, любов’ю і благанням, піднімай голос.Питається, хто повинен це робити?Само собою зрозуміло, що переважно обов’язок цей лежить на освячених особах, як на те виключно вчинених. Але й усякому іншому як можна затулити вуста, коли він сповіщає істину, в якій переконаний і яку полюбив душевно? Дозволити проповідувати всяке без розбору переконання згубно; але виголошувати істину, всесвітньо відому, Богом відкриту, точно і ясно визначену як незмінне правило для всіх людей і в усі часи, це і для того, хто діє, і для інших було б спасительно. І не тільки виголошувати, а й діяльно дбати треба про успіхи слова істини.Кому проповідувати? І своїм і чужим, Господь каже: бачиш брата, що грішить, піди, напоуми його. Послухає – “придбав ти брата”, ні – те саме зробіть удвох, а далі вже ” розповісти треба Церкві” (Мф. 18:15,17). Чи мало можна знайти між братами-християнами тих, хто не знає віри і через незнання тримається безглуздостей? Той, хто знає, напоуми і просвіти брата істиною. І це буде настільки ж плідно, сильно, цінно, як іти за море і навертати невірних. Про побратимів у вірі більше треба дбати, за апостолом. І чужих, які між нами, не повинно залишати і немов би зневажати, але і їх зігрій любов’ю, приверни до уваги і цей у сприятливий час. Хто знає, чи не увійде і в його душу істина через слово твоє? У Бога скрізь є знаряддя до перемоги, хоч їх ніхто ясно не знає.Як це робити? І словом, і писанням. Бачиш неправомислячого і вмієш сказати істину – знайди твоєю розсудливістю доступ до його слуху й уваги і звести йому цю істину. Живе слово вимагає, втім, трудівника скільки терплячого, стільки ж і премудрого, але воно рішучіше, бо прямо вступає в боротьбу з душею і, якщо сильно, неодмінно полонить розум у слухняність Христову. Писання легше і залишає в спокої ту й іншу сторону. У ньому торжествує сама істина, обличчя приховане, і в повчальному більше припускає воно свободи і зрілості переконання. На боці писання та ще вигода, що воно всюди має доступ і довговічне. Писання, що висловлює істину віри живе, переконливо, переможно, є істинним скарбом для Церкви і роду людського. Хто може скласти таку книгу, той може стати в ряду всесвітніх проповідників.Справжню, втім, ревність про поширення віри треба відрізняти від буйної, нерозумної, фанатичної. Вона повинна мати такі ознаки: тверде, ґрунтовне, розумне переконання в істині святої віри з повнотою пізнання її. Душа, що стала вмітилищем такої святині, не може не розливати від себе пахощів. Як може вона приховувати від інших скарб цей? Як утримає язик, що від повноти серця природно приходить у рух? Звідси – ким володіє несвідома пристрасть до віри, що затьмарює ясність споглядання її, кому бажано висловити не стільки вміст вірою, скільки свої мудрування про неї – той нехай утримається і перебуватиме спокійним у своїх межах, не торкаючись до святині нечистими руками. Апостол заповідав проповідувати “від чистого серця, совісті доброї, віри нелицемірної”, без яких дехто потрапив на роздоріжжя (1Тим. 1:5).Почуття покірності та рабства істині й Богові. “Не можемо не говорити того, що бачили і чули”, свідчать апостоли ( Діян. 4:20). Ми раби, кажуть вони, працівники Божий. Звідси – хто шукає піднесення, відмінності, переважання і панування над умами і душами інших – у тому немає істини. Істинний ревнитель віри Бога запановує, а хибний – себе.Благальний тон любові й переконання із самопожертвою та приниженням… “За Христом молимо, – кажуть апостоли, – примиріться з Богом” (2Кор. 5:20). Ти гинеш, піди, я винесу тебе на раменах у безпечну пристань. Дивись, ось істина, ясна як сонце. Звідси лестощі, обман який-небудь, приманки вигодами, погрози невигодами – суть ухилення від правди в проповідуванні віри.

Мужність. У слабких або за розумом, або за силою слова і характеру ця ревність може залишатися ніби мовчазною. Вона може пламеніти, запалювати серце, але виражатися однією молитвою і ревнивим бажанням, щоб свята віра якнайбільше приходила наяву і підносила славу Божу, приводячи до блаженства людей. Така готовність, як і готовність до сповідництва, є наскільки святим, стільки ж і високим, і плідним розташуванням. Коли все можливе зроблено, Бог цінуватиме силу ревності, а не одні плоди, які в Його владі. З цієї нагоди слід пригадати, що справжні, покликані проповідники, призначені для особливих цілей, надзвичайно підносяться Богом, Ним ведуться до мети і під Його заступництвом виконують те, до чого покликані. Таким, наприклад, був святитель Стефан Пермський. Іншим пристойніше смиренно перебувати у своєму колі, гріти і світити тут своїм світлом і теплотою.д) Зберігання віри – і своєї серцевої, або своїх переконань, і сповідуваної віри. Той, хто любить за природним потягом, зберігає кохане як зіницю ока. Те саме й у ставленні до віри. Зберігати віру – значить насамперед відхиляти небезпеки, що їй загрожують. Небезпеки ці бувають внутрішні й зовнішні. До перших належать помисли сумніву, що виникають часом, чи то взагалі у вірі, чи то, зокрема, в якихось її членах. Різні й ступені цих помислів: інші миттєві, як набіг думки або бігла тінь від легкої хмаринки, інші торкаються серця і його вражають, як стрілою; інші знову торкаються таких предметів, чию твердість ми знаємо, а інші – чогось невідомого. Такі помисли і серце саме може кувати, але, вірніше, вони від ворога істини і отця брехні. Як би там не було, їх не слід залишати поза увагою, а негайно проганяти їх, доводячи серце до займання ненавистю проти них, бо ненависть ця є істинним духовним випорожненням отрути, що поставляє поза небезпекою. Поблажливість до них і неувага небезпечні. Що ж стосується того роду сумнівів, які стосуються слабкої сторони, то, окрім обурення, поспішати треба протиставити їм істинні доводи або заповнити в пізнанні те, чого бракувало. Друга внутрішня небезпека – від пристрастей. У злохудожній душі не може міститися істина. Ця посуд погана, все готова випустити, що не поклади в неї. Пристрасті суть відступи від істини і до того ж живі; потім усякий пристрасний уже на шляху брехні стоїть, прийнявши від пристрастей уроки брехні, що суперечить істині. Від порочного життя дуже зручний перехід до безвір’я, холодності й відкидання віри. Тому треба зберігати душу і серце своє в чистоті. Це є незламне найбезпечніше сховище віри. Небезпеки віри зовнішні полягають у читанні книжок, що містять розпусні правила або проповідують брехню й безвір’я, особливо таких, що написані захопливою мовою поезії та наповнені тонкими й хитрими софізмами, які розв’язати не раптом може й міцна голова. Небезпеки цієї уникне всякий, хто нічого не читає лихого або, взагалі, читає тільки за вказівкою досвідчених людей. Спільнота з людьми, сповненими легковажності й зневаги до істини, а також із єретиками та іновірцями хитрими й виверткими. “Лихе товариство псує добрі звичаї” (1Кор. 15:33). “Віддалятися треба від того, хто… ходить не за Переданням” (2Сол. 3:6; Рим. 16:17), щоб “не зотлів розум… від простоти” (2Кор. 11:3), щоб не “спокуситися помилковою філософією” (Кол. 2:8). До всіх таких, зрозуміло, не повинно втрачати любові, жалю, щирого бажання і сприяння до їхнього напоумлення; але ніяк не повинно схилятися до приємності та дружби з ними. Така прихильність зв’язує і язик, і думку, і ніби мимоволі віддає в руки ворогові. Тому у ставленні до таких піклуйся про напоумлення, молись; але віддаляйся негайно, як побачиш свою небезпеку. Якщо відчуваєш, утім, міцність, борися, з Божою допомогою.З таким, утім, негативним зберіганням віри повинно мати в союзі і позитивне. Хто зберігає дерево, той не тільки віддаляє від нього шкідливе, а й постачає потрібне для зміцнення і повноти поживних соків. І віру теж треба живити в собі. Ось що для цього потрібно: слухай Слово Боже, проповіді й повчання, а якщо маєш змогу, й уроки; читай Слово Боже, святих отців, богословів; шукай і запитуй, розмовляй і спілкуйся з вірянами, багатими у вірі; роздумуй про основи віри, особливо про справи й долю її, про її Божественні обітниці та їхнє виконання; молись та взивай до Бога: допоможи моєму невір’ю; живи по вірі і справами прикріплюй до суті своєї те, що містиш у думці, щоб коливати в тобі віру означало те ж саме, що турбувати життя; часто долучайся гідно до Святих Тайн і будеш містити саме джерело істини в серці своєму.

Зберігаючи таким чином у собі віру, не повинно залишатися байдужим і до долі сповідуваної релігії. Тут постійно молися, бажай і сприяй її добробуту, цілісності й безпеці; бачиш загрозливу небезпеку від брехні, омани й хибної філософії – повідомляй, кому треба; боріться й протидійте самій, скільки можете; жалійте, сумуйте та журитеся, що так є, і моліться Господеві, Цареві істини, щоб запанувала істина і проженула морок, що налягає на неї. Коли ж усе вжито з твого боку, віддай себе і святу віру в руки всеправедного Господа, Який смертю Своєю поклав підставу торжеству Своєї віри і не залишить її на рішуче свавілля людей. А якщо залишить, то залишить людей, але не віру, і людей залишить тільки за одну завзятість і нерозкаяний спротив.Так розуміючи, розумій усякі добрі й недобрі настрої та дії щодо святої православної віри нашої. Перші насаджуй, другі, якщо є, викорінити постарайся. Гіркі нині часи. Бережи думку і серце. І від близьких може бути біда. Уважся тому.3) Гріхи проти віриТреба показати і відступи від правди щодо віри, щоб кожен міг бачити яму і не впасти в неї. Будемо йти поруч із переліченими обов’язками і означати можливі ухилення від них.Проти першого обов’язку – мати віру – грішать ті, хто не має віри, хто не знає Бога і свого ставлення до Нього – безбожники. Не місце тут показувати існування безбожників; говоримо тільки, що якщо вони є, то грішать, і гріхом найбільшим, якому і рівного немає. Розрізняти, втім, можна і треба безбожників теоретичних, які і за образом думок своїх допускають небуття Бога, і практичних, які живуть, не думаючи про Бога, або так живуть, нібито не було Бога. До перших можна віднести фаталістів, які кажуть: “Випадково ми народжені” – як у Премудрого (Прем. 2:2). Гріхом цим спокушаються і подумки грішать усі ті, котрі, замислившись над початком і долею світу, над заплутаним перебігом подій роду людського і своїх, у серці своєму думають: невже є Бог? Чи не так все це? Сюди ж відносяться пантеїсти, для яких цей всесвіт є Бог, але той, що не має особи, пов’язаний законом необхідності, невіддільна істота. Вони споріднені з фаталістами. Особливий вид їх – еволюціоністи, за якими світ є розвинений Бог. Це гріх грубий, хоча до нього належать дуже витончені мислителі, як Фіхте, Гегель та ін. Практичні безбожники повсюдніші. У них один характер – життя в богозабутті, у волях серця, без усвідомлення над собою будь-якої вищої влади, без почуття неминучої необхідності відповідати за життя. Про них говорить пророк: “Промовляє божевільний у серці своєму: немає Бога”. А що ця промова від них – додається: “Зіпсулись вони, і обридливий чинять учинок, нема доброчинця!” (Пс. 13:1). Віддавшись чуттєвості та пристрастям, вони придушили кращу частину свого єства і нитку, що зв’язує їх із небом, перервали. Вони вже, за апостолом, “не приймають того, що від Духа Божого” (1Кор. 2:14; про них же: Еф. 2; Рим. 1). Їх можна зустрічати у великій кількості в усякий час і в усякому місці, і що особливо прикро – іноді не зовсім розпусних, а таких, що живуть у природних почуттях серця. Утім, у цей сморід, хоча на якийсь час, занурюються і ті, хто знає Бога, але дні, місяці, а іноді й роки проводять у метушні розуму, немовби без Бога (Еф. 2).Проти другого обов’язку – мати єдину істинну віру – грішать індиферентисти, котрі утримують і проповідують, що все одне: яку не май віру, тільки май. Усяка придатна і приведе до свого призначення – чи то християнська, чи не християнська. Наскільки груба помилка тут, видно з того, що сказано на підтвердження необхідності мати єдину істинну віру. Тут ще додати треба, що після того, як Сам Бог навчив людей наближатися до Нього, Сам приходив, втілився, страждав і помер, послав Духа і стільки чудес робив для утвердження віри, переміг небо й землю, – після всього цього казати, що однаково, чи цю віру тримати, чи іншу, означає не тільки божевілля крайнє, в якому істину ставлять нарівні з брехнею, а й нечестя, в якому наводять деякий докір на людинолюбного Бога, ніби надміру марнував милості, і в якому, брешучи, творять Бога істини, ніби не єдина та віра, яку Він оголошує єдиною. Індиферентизм є, понад те, виразка роду людського. Якщо одна тільки віра веде до спасіння, так що всі іновірства не спасають, а тягнуть за собою пагубу, то хто утримує в них, чи не губить усіх, кого утримує? Коли лютує мор і вправний лікар винайде єдине ліки, то кожен, хто запевняє: нічого, і ті ліки хороші, – губить усіх, хто його послухає. Такий індиферентизм. Він розслабляє і вбиває дух. Той, хто його тримає, майже те саме, що безбожник, бо очевидно, що для нього віра є сторонньою справою, що він тримає її за звичаєм, як наслідування інших, або, ще гірше, ніби якийсь засіб політичний. Усі ці докори падають і на того, хто каже: однаково, аби тільки була християнська віра, а то яка-небудь. Звідки ця думка?!

Апостоли з такою ревністю дбали про однодумність, так діяльно намагалися відновити її, коли її якось порушували, так суворо озброювалися проти різномислячих, що визначили їм відлучення; а нині стало звичним казати: однаково, аби християнська, хоч би то була і єресь. Як же Господь говорив: “Якщо ж Церкву не послухається, будеш ти як язичник і митар” (Мф. 18:17)? І потім як же Церква в усе своє продовження так сильно ратувала і озброювалася проти всіх різнодумців? Ніби все це так? І що Господь виправдовував знаменнями і чудесами єдину істинну віру і досі виправдовує, ніби і це все так?Близько підходить до індиферентизму, або є його різновидом, той розпусний образ думок, за яким проповідують, ніби релігія не що інше є, як засіб у руках уряду. І ті, котрі так думають про уряд, і сам уряд, який так чинить, вкрай нечестиві та безбожні… Ну, якщо придатне для уряду магометанство, чи жидівство, чи інше якесь нечестя, начебто його запроваджувати та йому сприяти повинно? Мета суспільства – звістка людини до мети; мета людини – в Бозі, до Бога ж іти можна тільки так, як Він вказує у святій вірі. Отже, духом суспільства має бути єдина істинна віра. Що за уряд, який, мало чим заспокоюючи своїх підданих у тимчасовому, за це губить їх на цілу вічність! Кажуть: збентеження буде в народі! Хто ж дозволяє насильство? Яви істину, щоб кожен побачив її. І хто до того здатніший, як не правителі? Тому вони безвідповідальні перед Богом, якщо не зберігають і не вселяють у народі істинної віри. Проти третього – випробуй, де істина – грішать ті, хто не випробовує, занурені в сон безтурботності; ті, хто не піклується, котрі тим тільки відрізняються від індиферентістів, що жодної думки не мають за своєї безтурботності або зовсім і не думають про віру, а тому є нехтувачами віри; ті, хто сумнівається, котрі взагалі зупинилися на невирішеному питанні: чи є Бог і чи потрібне Йому поклоніння? – або підозрюють, чи істинна свята віра православна, і, однак же, залишаються байдужими, не шукають розв’язання непорозумінь і в такому нерішучому, хиткому стані продовжують жити за прийнятим порядком. Це ніби повисли на повітрі, виснажують і мучать дух свій. Сила їхнього злочину і в байдужості до істини, до Бога і свого порятунку, і особливо в тому неприродному становищі духу, що тримають його у відомому порядку проти переконання, ідуть проти совісті і вбивають у собі життя. Зупинилися на брехні, всі, хто помиляється у вірі: язичники, магометани, іудеї, особливо натуралісти, ті, хто думає, що для пізнання Бога і свого спасіння достатньо природних сил людини, свого розуму і самодіяльності. Ця помилка інакше називається раціоналізмом. Вона є найбільш очевидна дурість і безумство. Бачити і свої помилки, і помилки інших мислителів, знати з історії, скільки хибних думок і вад заполонили землю від розумної людини, і ще вірити у свій розум! До того ж по сусідству раціоналіст бачить відверту Богом віру, чудодійно затверджену, що представила і представляє досвіди врятованих, і залишається при своїй завзятості! Незрозуміло. Небезпідставно тому деякі підозрюють, чи є ґрунтовно переконані у твердості свого раціоналізму раціоналісти? Більша частина, без твердого, ясного переконання, з мутною свідомістю вірності своїх думок, зарозуміло проповідує хтозна-що, щоб тільки змусити говорити про себе: ось всеосяжний геній!Проти того, що впізнаній святій православній вірі треба підкоритися смиренно, мовчки, цілковито, грішать теж раціоналісти, тільки біблійні, які визнають Одкровення, але приймають із нього тільки те, що узгоджене з їхнім способом мислення. Це горді уми, що підносяться на розум Божий, не підкоряються Йому, не хочуть послухати віри, тому суть те саме, що невіри. Бо невір’я, власне, і є невизнання істинним того, що свята віра визнає істинним. За своїм духом це розбійники в огорожі Божій, які завітали з іншого місця і, увійшовши туди, замість смиренного перебування, свавільно рвуть, розкидають і спотворюють усі Божі скарби. Усі єретики, папісти, протестанти всіх родів та інші – природний плід невір’я і своєдумства, або свавілля розуму у справі віри. Віра вселенська є правило ведення і життя, обов’язкове для всіх. Хто мудрує не так, як вона, в якомусь члені, знаючи, що цей рід мудрування не схвалюється нею і противний їй, і потім далі не підкоряється жодним переконанням, а наполегливо стоїть у своєму мудруванні, той є хульник Духа Святого, Духа істини. Він роздирає цілісність віри і в цьому тим злочинніший, що ясніше усвідомлює порядок вірування, що більше відчуває вагань у совісті й серці проти своїх думок, що більше за себе, а не за істину стоїть у своїй наполегливості заради земних і особистісних якихось цілей. Відступники, ті, котрі або зі страху переслідування, або через надії земні, або через людиноугодництво, іноді через легковір’я і внутрішню чудернацьку примхливість залишають істинну віру і переходять до тих, хто оступається.

З них не вибачаються і ті, котрі уявляють, що роблять це через переконання в істині. Істина явна. Якщо пристрасть не затьмарить розуму, істина не може бути не помічена. Отже, відступлення і в таких неможливе інакше як через пристрасть і гріх… Що відступники – народ загиблий, вчить апостол: “тБо коли ми, одержавши пізнання істини, свавільно грішимо, то не остається більше жертви за гріхи, але якесь страшне очікування суду й лютості вогню, готового пожерти противників” (Євр. 10:26-27). Цьому суду, вочевидь, не підлягають ті, котрі від іновірства переходять до істинної віри. Їх хвалити і за них дякувати Господу повинно, що приводить братію нашу з темряви в дивовижне Своє світло.Нарешті, проти всіх інших обов’язків стоїть холодність до віри, окостеніння духу від занурення в плоть, від турботи, що з’їдає, непомірної гордості й самості, що себе тільки знає. У цьому стані духу не знають ні тих втішних почуттів, які приносить віра, такі як: спокій, радість, подяка і славослів’я, – ні тих справ, що природно випливають із любові до віри, як-от: сповідування її, розширення й піклування про неї, справ, які і дуже цінні тут, і приносять блаженство вічне на небі.Усі зазначені ухилення кому не доводилося зустрічати віч-на-віч? Нехай знає тепер кожен, де їм місце. Якщо хто потрудиться добре затвердити в думці всі показані настрої і справи стосовно віри, і до того ж так, як вони випливають одне з одного, то отримає значну фортецю в розумі й серці, від якої, як від стіни, буде відлітати всякий напад на віру – внутрішній і зовнішній.12. Благочестя – життя в дусі віриТой, хто вступив у царину істинної віри, заспокоюється в ній, відчуває, що він наче в безпечному притулку. Але цей спокій тільки ззовні, усередині ж на нього чекає посилена діяльність і праця в дусі цієї прийнятої, впізнаної й улюбленої ним віри. Це означає, що той, хто прийняв віру, самим прийняттям зобов’язується привести своє зовнішнє і внутрішнє життя у відповідність до її вчення, або утворити себе за нею і вселити в себе її дух. Область віри дихає і сповнена життям і діяльністю; той, хто вступив до неї і, проте ж, не живе за нею – це те саме, що зайва частина в машині або примхливець, який порушує порядок світлої, урочистої ходи. Той не вірує, хто не живе за вірою. “Віра без діл мертва” (Як. 2:26). Коли потопаючий не береться за руку, яку простягають до нього з обіцянкою витягнути, вірно, не вірить обіцянці. Мало того, такий знущається над вірою. Що, якби вдягнув хтось священицький одяг і почав у ньому кривлятися й божеволіти всенародно? Чи не насмішник він? Те саме і у ставленні до віри. Тому в Слові Божому передбачаються великі погрози тому, хто знає і не творить. “Вони говорять, що знають Бога, а ділами відрікаються, будучи огидними і непокірними і не здатними ні до якого доброго діла” (Тит. 1:16). Таким чином, той, хто прийняв віру, неодмінно повинен здійснити її у своїй діяльності, утворити себе за нею, представляти її нібито всю у своїй особі на ділі. Постійне, щире, повне і всебічне ходіння в дусі єдиної істинної і святої віри є істинне благочестя.Само собою зрозуміло, що відповідно до різноманітності складу віри і діяльність благочестива повинна проявлятися в різних видах. На цій підставі є і різні обов’язки благочестя. Можна і всі взагалі обов’язки підводити під цей один, або виводити з нього одного, бо всі вони вимагаються християнською вірою і випливають із духу її. Тому, між іншим, і в апостола (Тит. 2:12) виводиться з благочестя життя благочестиве, праведне, цнотливе, тобто, взагалі, діяльність християнська, законна і свята.Що означає християнське благочестиве життя? Життя в єднанні з Богом у Господі Іісусі Христі у Святій Церкві, або за домоуправлінням спасіння нашого. Що це так, дивіться, як була справа. Господь прийшов на землю, постраждав, помер, воскрес, вознісся на небо, послав Духа Божественного на святих Своїх учнів і апостолів, котрі силою Його і спорудили на землі обітовану Церкву, створену на основі Апостолів і Пророків, що має в основі Самого Іісуса Христа, – Церкву, дім віри й спасіння, тіло Господнє, ковчег тих, що рятуються від потоплення у нечесті, гріху й злобі сатанинській. Але що є Церква за духом своїм? Святительство святе, приносьте жертви сприятливі Богові Іісусу Христу. Церква є особою, яка богослужить, жрецює, святительствує безперервно, розумно, духовно, і це – Богові Іісусу Христу. Кожен, хто вступає в неї, повинен стати з нею єдиним духом, бути тим у малому, чим вона у великому вигляді, подібно до того, як і в тілі, кажуть, кожен і малий член має все тіло, тобто, всі його елементи. Інакше: кожен віруючий зобов’язується бути тим, хто приносить Богові жертви, сприятливі Іісусом Христом, а це те саме, що жити в спілкуванні з Богом через Господа Іісуса Христа, за домоуправлінням спасіння. Звідси очевидно, що життя християнське, благочестиве діяльно виражається у сходженні до Бога через Іісуса Христа, у перебуванні в Ньому через Нього, і до того ж не інакше, як у домі, влаштованому для нашого спасіння, або Церкві.

Відповідно до цього й обов’язки благочестя мають три класи, з яких 1) першим визначають почуття і прихильності, які випливають із возз’єднання з Богом в Іісусі Христі, 2) другим – почуття і прихильності, які випливають з перебування в спілкуванні з Богом, 3) третім – почуття і прихильності, які випливають із спілкування з будинком спасіння, Церквою.1) Почуття і прихильності на шляху возз’єднання з БогомПочнемо з тих почуттів і прихильностей, які зустрічає людина на шляху до Бога, коли возз’єднується з Ним у Господі Іісусі Христі. Оскільки повернення до Бога є справою свободи, а не примусу, до того ж відбувається в дусі, а не в чомусь матеріальному, то воно є справою не такою, яку, закінчивши, можна було б відкласти до числа вирішених, а справою, яка в кожну мить повторюється й поновлюється. Тому, хоча вже вступив християнин у спілкування з Богом, ніяк не звільняється і не звільняється він від тих актів, якими це відбулося, а завжди повинен живити і відновлювати їх. Отже, всі вони і перетворюються йому в безперервний обов’язок і обов’язок.Шлях сходження до Бога, або возз’єднання з Ним, пояснено в іншому місці (див. про норму христ. життя). Тепер залишається тільки з’ясувати обов’язки, що випливають з того.Насіння всіх цих обов’язків є віра в Господа нашого Іісуса Христа, Спасителя нашого, що поєднує нас із Ним сердечно. Але інше має відбуватися в нас ще до народження цієї віри, а інше – після народження її. “Ніхто ж не прийде до Отця, як тільки через Мене”, говорить Господь (Ін. 14:6). Треба спершу прийти до Іісуса Христа, щоб від Нього зійти до Бога. Отже, є обов’язкові для нас почуття і прихильності, одні – на шляху сполучення з Господом Іісусом Христом, а інші – на шляху сходження від Іісуса Христа до Бога Триіпостасного.а) Почуття і прихильності на шляху поєднання з Господом Спасителем.Серцеве поєднання з Господом відбувається вірою. Початок віри покладається в пізнанні своєї бідності і пізнанні багатства Іісус – Христового. Віра переносить багатство Христове на свою бідність і заради того поєднує серце з Господом. Для того, щоб підтримувати в силі цю віру і розпалювати все більше і більше поєднання серця з Господом, кожен християнин зобов’язується до таких почуттів і дій:аа) Він зобов’язаний знати і в почутті серця носити свою бідність і своє окаянство. Знанням цим починається і потім постійно підтримується віра. Це те саме, що єлей для вогню в лампаді, який слабшає в міру зменшення єлею. Хто не знає, що дім охоплений вогнем, не втече з нього; так і хто не знає свого окаянства, не подбає про спасіння. Це є перша істина про себе; будь-яка інша має вже домішку брехні і тим більше, чим більше живить самовдоволення. Предмети цього знання самі собою визначаються історією людини. Створена вона за образом Божим, для слави Божої і безперервного блаженства замість відпалих і відкинутих духів, які заснували в собі і з себе пекло. Але заздрістю диявола переступив він заповідь, зазнав осуду і клятви, розладнав свою душу і тіло, підкорився спокусникові і, бідуючи на землі, перебуває в небезпеці після смерті бути в тому самому пеклі, що населений духами, відступниками та їхнім князем – сатаною. Отже, християнин повинен утримувати в думці, що він був у стані занепаду, перебував під клятвою Божою, був безвідповідальним перед Ним і розбещеним сам у собі, підлягав владі, насильству та злобі сатани, був неминучим нахлібником і смерті, і пекла. Усе це і ясно знати, і тримати в пам’яті повинно християнину навіть після того вже, як він врятований від усіх цих бід. Бо сам по собі він дійсно такий завжди. Якщо тепер він стоїть поза цим згубним порядком, то тому, що тримається благодаттю, хоча, як над безоднею полум’я, щомиті готовий відпасти і впасти знову на колишнє. Сукупністю таких думок, що сприймаються серцем, утворюється і підтримується почуття небезпеки свого становища, свого безсилля і безпорадності, якщо не Господь. Це зобов’язує християнина далі перебувати в крайньому самознищенні, смиренні та залишенні себе нижче всякої тварини, навіть бездушної, не тільки одухотвореної; змушує безперервно взивати: Господи, спаси мене, гину. І такі почуття не раз або не два треба відтворити, а мати їх постійно в собі утвердженими й укоріненими, такими, що нібито перетворилися на єство. Той, хто втрачає їх, виходить в мить з ладу тих, хто спасається, бо всі, хто спасається, так думають і так відчувають. Тому обов’язок кожного всіляко зігрівати їх у собі. Робити це може кожен як уміє. Але найкраща і найдійсніша наука їм є саме життя християнське. Це найсильніший і найпостійніший засіб, тож, можна сказати, все життя християнина істинного є нічим іншим, як безперервним сходженням на висоту свідомості своєї бідності й почуття самоприниження. Чим більше хто росте в чеснотах, тим більше усвідомлює, відчуває, що він ніщо. А з цього яка випливає велика кількість чеснот! Тут смиренність, самоукірення, незасудження інших, безгнівність, незворушний спокій.

Але за те від Бога безперестанний приплив таємних духовних тішень і велика кількість благодаті, а від інших християн любов і живе поєднання. Хто ж не має цього, у того і з тим буває все протилежне.бб) Зобов’язаний знати і зростати в пізнанні незбагненного багатства Господа нашого Іісуса Христа, який прийшов у світ грішників спасти. Одне пізнання свого окаянства і безсилля, з безвідповідальністю і страхом за життя і долю вічну, безрадісне. Воно приносить тільки скорботу і тугу, які, якщо не розчиняються іншими втішними почуттями, розслаблюють, а не оживляють, і, що недалеко, воно може ввергнути у відчай невихідний. Хто на цьому одному зупиняється, той зупиняється ніби на половині справи і, отже, не робить нічого. І істини немає тут: бо насправді не бідна тільки є людина, яка гине, і гине, але є і збагачувана, і спасенна – є таке влаштування від Господа і Бога нашого, через яке над людиною, яка гине, простяглося Божественне осяяння благодаті. Тому пізнавати це є неодмінним обов’язком усякого християнина і, оскільки все це зосереджується в Господі Іісусі Христі, пізнавати Його. Предмети цього пізнання теж визначаються самим улаштуванням благодатних дій. Милосердний Бог пообіцяв тому, хто гине, послати Спасителем Сина Свого, Який після сповнення часів справді прийшов, втілився, страждав, хресною смертю приніс жертву за гріхи всього світу, воскрес і всіх воскресив, зруйнував пекло та зв’язав сатану, вознісся, посів по праву руку Бога Отця, де й клопоче за нас і володарює над усім як Цар, що взяв владу на небі й на землі. Так повинно знати і пізнати, що Господь Іісус Христос є жертва за нас, життя наше, Цар наш, що викорінив силу диявола, смерті і пекла. Звідси, далі, пам’ятати й утримувати в думці, що була така чудова і дивовижна справа Божа, були вражені небо і земля; благоговійно міркувати та заглиблюватися в усі звершення спасіння, особливо в страшні страждання і славу Господа, яка настала після цього: що це, як, для чого, яка в цьому сила? Частіше наводити це на думку, особливо в середу, пятницю і неділю, радіти і втішатися тим, що є так. Такими заняттями саме собою зростатиме пізнання Господа; але ревний приєднає до нього часте прочитання Євангелій і пророцтв, а найбільше – молитву за благодатне введення в таємниці спасіння. “Хто зрозуміє розум Господній?” – запитує апостол і ніби у відповідь на те додає: “ми ж розум Христовий маємо” (Рим. 11:34; 1Кор. 2:16). Істинне пізнання Господа відбувається в тайні духу і, можна сказати, не стільки розуміється, скільки відчувається так, що на те немає ні слів, ні зображень. Тільки воно безмежно солодке, як запевняє апостол, який все вважав ні за що “за розуміння Христа Господа, що перевершує” (Флп. 3:8), який всіх спонукає підніматися до такого розуміння і за всіх молився, щоб відкрито їм “глибину, широту і висоту” премудрості, виявленої в улаштуванні нашого спасіння (Еф. 3:18).вв) І таким чином зігрівати в собі віру в Господа Спасителя. Бо коли в одному й тому самому дусі зустрінуться і пізнання свого окаянства і бідності, і пізнання Господа Спасителя, то, природно, вони поєднуються між собою і розчиняються, як вода з сухою землею або як дві споріднені стихії. Почуття безодвітності сходить до Господа, почуття розслаблення і розтління приймає Господа – життя наше; страх смерті, пекла і диявола зцілюється пізнанням Господа, Царя нашого і переможця їх. Кожне почуття скорботне знаходить собі відповідне лікування в Господі. Із цього-то поєднання і народжується, як дочка їхня небесна, істинна віра в Господа Спасителя, яка тому і є не одне пізнання Господа, не одне пізнання своєї нікчемності, а те й інше разом, і не одне поруч з іншим, а одне в іншому. Як у хімічній спорідненості один елемент входить в інший, так і вони співрозчиняються взаємно. Безодвітний вдається до Розп’ятого, як до жертви, і отримує виправдання; розтлінний – до Господа-Життя і оживає; полонений – до Господа-Царя і Переможця і звільняється. Віра є внутрішня благодатна в нас дія, якою на нашу нікчемність і бідність переноситься повнота Христова і засвоюється нам. Це є акт всемогутній, творчий, бо ним відбувається нове створіння в нас, наш дух поєднується з Христом і народжується з того в нас нова, потаємна людина. Із цього видно, що в складі істинної віри ховаються такі, більш відчутні, ніж виражені, злито об’єднані, а не розділені прихильності: я – той, хто гине, загинув би навіки, але Господь Іісус Христос, що забрав усе зло, що лежить на роді людському, сприйняв мене, і Ним я спасаюся. Віра бачить Господа єдиним джерелом свого облагородження, зникає в Ньому серцем, охоплює Його любовно, живе Ним одним і для Нього одного; бо відчуває, що якби не Він, то все б загинуло. Так утримувати і відчувати є постійний обов’язок християнина. Зрозуміло тепер, чому для підтримання і зігрівання в нас такої віри вважаються необхідними, з одного боку, зростаюче пізнання свого окаянства і бідності, а з іншого – пізнання Спасителя і справ Його. Ними гріється дух віри, ними ж народжений і з них складений. Але як крапля води складається з частин кисню і водню переходом крізь них іскри електричної, так і віра вперше народжується таємничим деяким дотиком Господа, до серця, підготовленого до віри через пізнання себе та Господа, як це Він дає зрозуміти словами: “Ось, стою при дверях і стукаю; якщо хто почує голос Мій і відчинить двері, увійду до нього, і буду вечеряти з ним, і він зі Мною” (Об. 3:20). Пізнанням себе і Господа відчиняється серце; потім входить Господь Сам і вечеряє, тобто насичує душу Своїми благами, внаслідок чого і вимовляється в глибині духу людського, як Фомою після дотику Господа: “Господь мій і Бог мій” (Ін. 20:28). Це перший голос віри і вірний її символ.

Але як спочатку народилася віра таємничим дотиком Господа до серця, так і підтримуватися вона може й повинна цим самим дотиком, якого віряни сподобляються в причащанні Святих Тайн і в полум’яній молитві, яка в істинному розумінні та силі є нічим іншим, як безперервним повторенням первісного підношення до Господа і першого Його споглядання. З неї, як із горнила, щоразу християнин виходить оновленим. Ось чому в настановах святих отців, усіх загалом, заповідається безперервно обертати у вустах молитву до Господа: Господи Іісусе Христе, Сину Божий, помилуй мене… – обертати так само часто, як часто дихання, до якого дехто й приноровлював її. Звідси, за протилежністю, гасне віра від забуття своєї бідності, від ослаблення пізнання Спасителя і припинення молитви Іісусової.Так відбувається і підтримується поєднання серця з Господом Спасителем вірою. Звідси починається низка інших почуттів, якими дух від Христа Спасителя піднімається до безмежного Бога і поєднується з Ним. Насамкінець пропонується кожному прочитати наступне місце з Апокаліпсису, в якому все сказане перед цим поєднано й вимовляється від імені Самого Бога: “о ти кажеш: «я багатий, розбагатів і ні в чому не маю потреби»; а не знаєш, що ти нещасний, і мізерний, і вбогий, і сліпий, і голий. Раджу тобі купити в Мене золото, вогнем очищене, щоб тобі збагатитися, і білий одяг, щоб одягтися, і щоб не видно було сорому наготи твоєї, і маззю для очей помаж очі твої, щоб бачити. Кого Я люблю, тих викриваю і караю. Отож будь ревним і покайся. Ось, стою при дверях і стукаю; якщо хто почує голос Мій і відчинить двері, увійду до нього, і буду вечеряти з ним, і він зі Мною. Переможцеві дам сісти зі Мною на престолі Моїм, як і Я переміг і сів з Отцем Моїм на престолі Його. Хто має вухо, хай чує, що Дух говорить церквам.” (Об. 3:17-22).б) Почуття і прихильності на шляху сходження від Господа Спасителя до Бога Триіпостасного.Коли утворюється віра і серце поєднується з Господом, негайно народжуються з цього інші почуття і прихильності, як промені від сонця, якими, як сходами сходів, утверджених на камені – Христі, піднімається християнин на небо до Бога і вклоняється Йому біля підніжжя престолу Його. Почуття ці та прихильності суть такі:аа) Надія на спасіння в нерозривному зв’язку із самовіддачею. Надія на спасіння настільки суттєва в житті у Христі, що є нібито найкращим визначенням і вираженням віри в Нього. У ньому відчуває себе християнин, що він поза небезпекою, за межами всього зла, що лежало на ньому, що вступив у сферу тих, хто спасається Господом. Хто з потопаючих вхопився за мотузку, кинуту до нього, тягнеться на корабель, піднімається на нього, став на ньому, той не може не мати втішного почуття спасіння або минання небезпек. Такий же дух і християнина, що увірував! Як споріднене вірі це сподівання спасіння, видно зі слів апостола Петра, який вважає його відмінною ознакою віри: “Благословенний Бог… породив нас на надію живу”, – закликає він (1Пет. 1:3). У апостола Павла це уповання іменується “неначе якір безпечний і міцний” (Євр. 6:19). Цим сподіванням заперечується або виганяється з душі головним чином розпач і безнадійність, а й, окрім них, усілякий сумнів, незнання спасіння свого і непереконаність у ньому. Бо як надія на спасіння є обов’язком, так і несподівання його в усіх видах є гріх. Самовідданість, або життя в ньому, є не одне кидання себе під ноги, нехтування і приниження, але більше: воно є самоозлоблення, або така діяльність, якою безперервно озлоблюється й уражається чи то тіло, чи то душа, яка поєднує всі справи всупереч самоугоді, своїй волі й бажанням серця. У святих отців це виражається у двох правилах: не мати своєї волі і не давати спокою тілу – як два способи самоозлоблення. З них складається все подвижництво, яке те саме, що життя в самовіддачі. Про це говорить апостол: ” Але ті, котрі Христові, плоть свою розп’яли з пристрастями й похотями.” (Гал. 5:24), і Господь: ” якщо хто хоче йти за Мною, зречись себе, і візьми хрест свій, і йди за Мною” (Мф. 16:24). Не такий очевидний зв’язок суворого самозлобивого подвижницького життя з надією на порятунок; але він є, і такий живий, що міра самозлобивості є мірою і надії на спасіння. Як тяжкість повітря піднімає ртуть у барометрі, так і тягота самовіддачі підносить надію спасіння. Підставу цього можна бачити у спасінні нас стражданнями Господніми: ними здійснено спасіння, і кожна людина спастися може не інакше як засвоєнням їх собі. Як же їх засвоїти? Своїми стражданнями. Наші страждання суть точка дотику до страждань Христових, або місце прищеплення їх. Тому апостоли говорять про певне “долучення страстей Господніх через відповідність зі смертю Його” (Флп. 3:10) і хвалять тих, хто встиг “долучитися до Христових страстей” (1Пет. 4:13). Від такого ж повідомлення природним наслідком має бути зростання надії спасіння. Бо якщо стражданнями переходить на нас сила страждань Христових, які здійснили наше спасіння, то водночас не може не вселятися в душу і свідомість порятунку від їхньої сили, що і є суть надії. Але як би це не було, тільки життя самовіддане, суворо-подвижницьке, самозлобиве є єдиною умовою надії на спасіння. Тому, хто спочиває сам, той погашає надію і, отже, заглушає саме зачало, або перший результат надії спасіння. Тому ворогам хреста Христового “кінчина-погибель” (Флп. 3:19).

бб) Мир із Богом у нерозривному зв’язку з безперервним покаянням. “Виправдавшись вірою, мир маємо з Богом Господом нашим Іісусом Христом”, говорить апостол (Рим. 5:1). В іншому місці йдеться про те, що “Бог мир у Христі примирив Собі… і дав апостолам слово примирення”, які й благають усіх: “примиріться з Богом” (2Кор. 5:19-20). Мир цей засвідчується відчуттям благовоління Божого, спогляданням у дусі світлого обличчя Божого, свідомістю вилучення та зміни гніву Його на милість, веселим поглядом на небо. Раніше був ніби меч над головою, і звернутися до Бога, і подумати про Нього було страшно; а тепер зі святою відвагою входять у внутрішнє за завісу. Сподобившись цього світу, треба дбати і про те, щоб перебувати в ньому. Але перебувати в мирі з Богом не можна без безперервного покаяння. Умова до миру з Богом апостол Іоанн ставить таку: “якщо серце наше не засуджує нас, то ми маємо дерзновіння до Бога” (1Ін. 3:21). Якщо немає нічого на совісті, можна мати дерзновення і доступ до Бога в почутті миру; а якщо є, то мир порушується. Буває що на совісті – від свідомості гріха. Але за тим же апостолом ми ніколи не буваємо без гріха, і це так рішуче, що той уже брехун, хто інакше думає і відчуває (1Ін. 1:8). Отже, немає хвилини, коли б хто не мав чогось на совісті – вільного чи мимовільного, а тому немає хвилини, коли б не обурювався його мир із Богом. Звідси випливає, що всім необхідно очищати свою совість, щоб бути в мирі з Богом. Очищається ж совість покаянням. Отже, безперервно треба каятися. Бо покаяння змиває всяку скверну з душі і робить її чистою. “Коли ж сповідуємо гріхи наші, правдивий є і праведний, нехай залишить нам гріхи наші й очистить нас від усякої неправди” (1Ін. 1:9). Покаяння це полягає не в словах тільки: прости, Господи; помилуй, Господи; але за нього неминучі всі дії, що обумовлюють відпущення гріхів, тобто свідомість певної нечистоти помислу, погляду, слова, спокуси або іншого чогось; усвідомлення своєї в тому вини та безвідповідальності без самовиправдання; молитва про відпущення заради Господа до утихомирення духу. Що ж до великих гріхів, то ті негайно треба висповідати духовному отцю і прийняти дозвіл, бо в тих не заспокоїш духа одним повсякденним покаянням. Таким чином, обов’язок безперервного покаяння є те саме, що обов’язок утримувати совість у чистоті й бездоганності: У святих отців скільки на це правил! Скільки вжито турбот, щоб і себе до того налаштувати, і інших навчити! Так і має бути: інакше немає миру з Богом. Проти цього грішать усі несвідомі, які себе в усьому виправдовують і перед Богом, і перед людьми.вв) Почуття любові Отчої від Бога, або синівства Богові, у нерозривному зв’язку з посиленою діяльністю заради Нього. У Господі Іісусі Христі істинно віруючі, відроджені водою і Духом, стали синами Богові Отцеві благодатними заради живого союзу з Господом і уявлення Його в собі. Такий невимовний дар, суттєвий у царстві Христовому, звертає до нас Бога, як батька до дітей, батьківською любов’ю. А це не може не відгукуватися і в самому серці й не залишати там свідомості або почуття батьківської любові Божої та свого синівства Богові. Скільки тому ці почуття суттєві в християнському союзі з Богом, стільки ж і обов’язкові для християн. Християни зобов’язані мати їх і живити, напружуватися, збуджувати і зберігати назавжди, З яким напруженням апостол Павло намагався воскресити ці почуття, коли бачив, що їх було приглушено! Так він каже: “Бо всі, що Духом Божим ведені, є сини Божі. Тому що ви не прийняли духа рабства, щоб знову жити в страсі, але прийняли Духа усиновлення, Яким кличемо: «Авва, Отче!» Цей самий Дух свідчить духові нашому, що ми – діти Божі.” (Рим. 8:14-16). “Бо всі ви – сини Божі по вірі в Христа Іісуса;
всі ви, що в Христа хрестилися, в Христа одяглися..” (Гал. 3:26-27).
Господь прийшов, вчить він, “щоб усиновлення сприймемо” (Гал. 4:5). “Бачите, яку любов дав нам Отець, нехай чадами Божими назвемося і будемо” (1Ін. 3:1), – закликає св. Іоанн Богослов. Не називатися тільки, а й “бути чадами дав нам” Господь (Ін. 1:12). Що тепер перебуває в суттєвому зв’язку з цим сприйняттям християн у рід Божий, у спорідненість Божественну, цілком пояснюється характером сина. Не одне те головне в сині, що він діє не як раб, а з певною свободою, як посвячений у таємниці батька; а й те, що все, що стосується батька і дому, він глибоко приймає до серця, нібито воно безпосередньо стосувалося його самого, відчуває, що він, перебуваючи в союзі з батьком і будинком, союзі живому, – коли діє, діє від їхнього імені та заради їхнього, нібито добробут їхній, і честь, і слава лежали на ньому одному. Такого точно характеру і настрою повинен бути і всякий християнин у благодатному християнському царстві, цьому домі Божому. Відчуваючи, що він є Божий – щирий, ближній, він повинен і діяти не інакше, як від імені Бога, за розпорядженнями і намірами Божими заради честі і слави дому Його зовні, заради добробуту всередині; повинен стояти за Господа Бога і за дім Його до крові заради своєї до Нього спорідненості благодатної. Християнин є ніби посланцем і заступником від Бога, який клопоче і діє за Його справами. Такий вихідний початок усієї діяльності християнина! Тому в нього повинні бути нестримна ревність про благо-Церкви і християн, ревність, що з’їдає, болісно відгукується в серці. Як синівство Богові збуджує таку діяльність від Бога і заради Нього, так, навпаки, діяльність такого роду зігріває, підносить і підтримує почуття синівства, так що одне в необхідному зв’язку з іншим. Вони взаємно відбиваються одне в одному. Тому, навпаки, діяльність іншого роду, або недіяльність, погашає почуття синівства, або позбавляє синівства. Це очевидно теж зі звичайного прикладу: син, який не дбає про батька і дім, що за син? І знову: хто втратив синівські почуття, як буде діяти по-синівськи?

Такими є обов’язкові для нас почуття і прихильності, що безпосередньо випливають із возз’єднання з Богом в Іісусі Христі, і ті, що приводять нас до Господа Іісуса, сполучають із Ним і тримають у цьому сполученні, і ті, що від Господа підносять до Бога. Їх, взагалі, можна назвати обов’язками до Бога за умовами спасіння, або обов’язки щодо віри і з віри в Господа і Спасителя. Але тут одразу починається інша низка обов’язкових для нас почуттів і прихильностей до Бога власне, або до Божества. Молитовно зігрівати в собі їх усі нехай допоможе всім Господь, Пречиста Владичиця і всі святі Божі.2) Почуття і прихильності християнина, який перебуває в БозіУ домоуправлінні спасіння Богові завгодно було приймати на Себе інші до нас стосунки, внаслідок яких і наші обов’язки до Бога відповідний тому отримували характер. Але коли, таким чином, ми відновлюємося в перший чин, то водночас відкривається у всій величі безмежний лик Божества, і в ту саму годину воскресає і з силою постає перед свідомістю обов’язкові для нас почуття й прихильності до Бога, оскільки Він є Бог. У попередніх міркуваннях зазначена низка обов’язків вводить у ці таїни Божества, навчає нас їх і разом робить здатними діяти відповідно до них. Споглядання Божества нестерпне для нашої занепалої природи, якщо б зводити її до Нього прямо, без посередництва тих прихильностей. Тому ті можна назвати керівними і виховними правилами, а ці найпотаємніші, найвищі й найтонші почуття до Бога, це плід їх.Ці останні мають, звісно, насамперед узгоджуватися з нескінченними властивостями і діями Божими. Але, з іншого боку, оскільки до них сходимо ми через почуття і прихильності першого роду, що виражають наше возз’єднання з Богом, то вони повинні перебувати і з ними в близькій відповідності. Тепер, оскільки ми споглядаємо Бога а) нескінченним у Своїх досконалостях, б) Творцем і Промислителем і, нарешті, в) Здійснителем усього, – і відповідно до того маємо три класи обов’язкових щодо Нього почуттів і прихильностей. Вони перебувають у прямому співвідношенні із зазначеними перед цим почуттями миру з Богом, надії на спасіння і синівства Богові.а) Почуття і прихильності до Бога, що випливають зі свідомості або споглядання Його нескінченних досконалостей.аа) Бог нескінченний незбагненний у Своєму бутті, у Своїх досконалостях і діях: дивуйся! – тобто відновлюй себе і тримай у такому стані, в якому за живої свідомості найсокровеннішої незбагненності Великого Бога припиняється всякий рух духу й оселяється в ньому глибоке якесь мовчання, ніби завмирання життя. Коли твереза думка мине всі створіння, перенесеться за межі світу і зануриться в споглядання Бога; тоді знаходить, що як безсумнівним є те, що Він є, так безсумнівним є і те, що Він не є чим-небудь зі знаного в створіннях: ні сила, ні світло, ні життя, ні розум, ні слово, ні думка, і взагалі ніщо з того, що уявляється розумом нашим; і потім, коли обведе одним поглядом усі ці заперечення, то вводиться миттєво в Божественний деякий морок, у якому не може бачити нічого, окрім неосяжної, сповненої суттєвостей безмежності, яка вражає глибоко й мовчить на слово й думку. Це стан найвищий, до якого тільки може доходити земне створіння. Людина тоді захоплюється до стану серафимів. Це те саме, як якби хто входив у тронну найвидатнішого з царів: перший погляд на царя – і все вражає його до оніміння. У такий стан людина може підніматися і зі свідомості взагалі незбагненності Божественного єства і кожної Його властивості, бо і кожна Його властивість так само незбагненна і дивовижна, як Він Сам. Апостол Павло закликає: “о глибина багатства премудрості й розуму Божого… хто розуміє розум Господній!..” (Рим. 11:33-37; 1Кор. 2:16). “Дивне знання над моє розуміння, високе воно, я його не подолаю!”, зізнається пророк (Пс. 138:6). Це про розум. Але також незбагненна і всяка Його властивість, і всяке Його творіння, і всяка справа Його промислу. Дивовижні діла Твої, Господи! Підніматися до цього здивування може кожен сам через відчужене й спокійне заглиблення; можуть допомогти в цій справі й зображення цієї властивості у святих отців, як наприклад, у Діонісія Ареопагіта – про таємниче богослов’я, у святого Іоанна Златоустого – слова про незбагненне та ін. Але щоб виховати до того здатність, легше почати зі споглядання справ, сходити до споглядання досконалостей, а врешті-решт піднятися і на самий верх, до свідомості незбагненності єства Божественного. Як хто може, тільки повинно це робити, бо тут відбувається в дусі найсправжнісіньке і найпристойніше поклоніння тварі Творцеві і Господу. Само собою зрозуміло, що почуття це має різні ступені; але кожному своє, і кожен нехай робить справу цю по силам своїм. Мойсей сходить на самий верх гори і ховається в хмарі, інші стоять на півгорі, а треті – біля підніжжя. Це образ трьох станів людей, що сходять до осягнення і свідомості незбагненності безмежного Бога. Отже, ніхто не повинен відмовлятися невмінням або незнанням справи цієї.

бб) Бог нескінченно великий: падай у приниженні, переймайся благоговійним страхом і трепетом, споглядаючи велич Божу. Перше у того, хто увійшов у тронну, як помічено, є мовчазне здивування, в якому немає жодного уявлення роздільного. Той, хто увійшов, не встиг ще озирнутися або розрізнити себе і царя з його величчю. Потім перша думка після того, як він прийде до тями, це – велич царя і своя малість. Те саме у ставленні до Бога. Коли думка зануриться в Безмежного і вийде із себе, то зникає в глибокому подиві. Але лише тільки-но повернеться в себе, то, приносячи із собою свідомість безмежного і в цей самий акт, ніби накладаючи її на свою нікчемність, уражається, наче ударом якимось, цією неспівмірністю і падає в благоговійному тремтінні в прах перед величчю Бога, яку ми бачимо, при усвідомленні своєї нікчемності. Але треба знати, що цей страх не має муки. Ним вражатися солодко, як і взагалі всякий уявний, але істинний дотик духу нашого до Бога, з Якого він є, є солодким і блаженним. Сила цього благоговійного страху велика: він проходить до поділу душі й духу, членів же й мізків, немов би істніває й стоншує духовною дією своєю і душу, і тіло. Той, хто відчуває його, падає ниць, готовий би пройти в утробу землі, крізь усі створіння, у безодню, туди, де немає нічого, від свідомості своєї нікчемності та величі Божої. Але при всьому тому їй приємно перебувати в цьому стані: він розливає втішну прохолоду в єстві її, можливо, тому, що є істинним стоянням створіння по відношенню до Творця, або тому, що тут відбувається істинне, а не уявне проникнення її істоти силою і дією Божества. Тому плодом благоговійного страху завжди буває протверезіння, освіження, очищення духу. Як блискавка, проходячи простори повітряні, спалює там усяку нечистоту і домішки і робить повітря чистим, так і вогонь Божества при благоговійному страху поїдає нечистоту духу і очищає його, як злато в горнилі. Тому всі, хто проходив ступені досконалості, суттєвою умовою до того, а разом наймогутнішим засобом визнають цей благоговійний страх. І в усьому просторі Слова Божого він поставляється і обов’язком суттєвим, і разом відмітною властивістю людей істинно благочестивих. “Бойтеся Бога всі святі Його” (Пс. 33:10). “Працюйте Господеві зі страхом і радійте Йому з трепетом” (Пс. 2:11). Треба, однак, розрізняти страх початковий від цього страху досконалих. Той мучить і завдає жаху і трепету від очікування страти за гріх. І цей істотно необхідний у первісному пробудженні грішника, але як перехідний акт не може бути перетворений на обов’язок і навіть за суттю справи не може бути назавжди утриманий у душі, хоча іноді знаходить і після, і його вважають найдієвішим засобом для приборкання затятих пристрастей. Істинний страх, властивий досконалим, умиляє. Він народжується після споживання любові і перебуває в нерозривному союзі з нею, то освіжаючи, то зігріваючи дух наш. Він повинен бути поставлений метою. До нього зійти і його вкоренити назавжди в дусі є обов’язок, бо в ньому тільки і є істина стояння тварі перед обличчям Творця. Спосіб збудження і виховання його в собі визначається його складом. Напружся усвідомити свою нікчемність і велич Бога в один час у поглибленому і відчуженому стані духу. Роби це частіше, особливо вранці, ввечері, опівночі… Коли ця дія перетвориться на звичай, у дусі вкорениться дія страху Божого, або безперервний страх. Навпаки, неуважність, зарозумілість, богозабуття суть вороги страху Божого. Від них він згасає як вогонь від води і свічка від подиху вітру.вв) Бог вседосконалий: вихваляй і славослови Його. Той, хто увійшов у тронну, продовжимо порівняння, після страху знову звертається до того, що навело його, і де колись нічого не бачив, тепер починає розрізняти одне за одним: і обличчя, і корону, і порфіру, і трон, і всі прикраси його, і, знаходячи все це досконалим, не може втриматися від почуттів, а інколи й знаків схвалення. І ось він у стані віддання розумної слави царю. Те саме буває і у ставленні до Бога. Коли дух, що виник від страху і самознищення, повертається у внутрішній спокій свій і смиренно віддається святому богомисленню, тоді відкриваються його внутрішньому оку і своєю мірою осягаються Божі досконалості, котрі, різнячись у взаємному союзі та дотику, породжують і вражають в розумі одну думку, або один лик вседосконалості Божої. Це є найпіднесеніше і найвитонченіше, що тільки може породити кінцевий і тварний розум. Тому, коли ця думка, або споглядання, відвідає внутрішню храмину нашого духу і сповнить його світлом і величчю своєю, тоді хто пояснить радість його і захоплення? Всі кістки його, тобто всі найменші рухомі частини його істоти, починають у внутрішньому нестримному деякому зітханні вигукувати: як славний Господь і Бог наш! Чудова радість духу, що споглядає в собі вседосконалість Бога, є вже славослів’я, що відбувається всередині, або стан славослів’я, в якому дух із себе і в собі підносить Богові жертву хвали. Славослів’я Богові, що виражається словом, є плід її, завжди, втім, нижчий, або такий, що не відповідає не тільки Богові, а й тому, що відчувається в дусі. Ні єдине слово досить буде до співу чудес Твоїх, повинен зробити висновок і робить висновок кожен, хто складає Богові хвалебні пісні. Богохваління в дусі є найвідрадніший стан і захоплення, і радості, і веселощів духовних, але все це про єдиного Бога і про те, що Він є такий, що Його хвалили і звеличували. Цю хвалу збудити може і всяка досконалість Божа, і всяке Його діло, навіть те, що стосується нас, але в самій дії хвали все інше усувається, бачиться єдиний Бог і досконалість Його дій. Це жертва безкорислива. Можна сказати, що в цьому – життя нашого духу істинне, або істинне причастя життя Божественного. Як у страху Бог проникає в нас і ніби розпалює вогнем Божества, так у цьому богохвалінні наш дух проникає, або сприймається, у Бога і долучається до Його всеблагословення. Підніматися в цей стан або бажати й шукати бути зведеним у нього скільки природно духу й багатоплідно для нього, стільки ж і обов’язково, бо цим віддається належне Господеві й Богові нашому. Тому в Слові Божому в багатьох місцях пропонується хвалити Господа і даються зразки цього хваління. Подібно до них, і всі святі, що піднімалися до цього стану, зображували досконалості Божі в слові й залишили нам свої хвалебні пісні. Прочитувати ці пісні з поглибленням і напруженням необхідно. Це початок або частина виконання обов’язку богохваління. Не інакше як через них сходить людина і до духовного богохваління уявного. Вони суть вихователі її, яких не повинно, однак же, залишати і після вже того, як утвориться своє внутрішнє. Щоб сходити нагору, треба мати сходи. Але й той, хто зійшов одного разу, не відкидає її, бо вона й після буде потрібна. Звичайно починати має славослів’я відданими нам піснями щоразу, а там замовкни, коли почне славословити дух. Саме виробництво славослів’я або зупиняється на всій вседосконалості, або на одній якійсь досконалості, або переходить від однієї до іншої. Але це не є холодне споглядання властивостей Божих, а живе відчуття їх, з радістю і захопленням того заради, що такими вони є в нашому Бозі. Ставити себе в цей стан якомога частіше – спасительно. Не можна краще усунути дух від усякої домішки земної і від усього чуттєвого, ніж так; бо в цій дії він удостоюється скуштувати солодкість, з якою зрівнятися ніщо не може.

гг) Бог скрізь є, все бачить і все сповнює: ходи перед Богом. Коли цар оглядається навколо себе з висоти престолу свого, то кожен із присутніх тримає себе так обережно, ніби цар на нього одного дивиться, так, ніби тут були один тільки він і цар, забуваючи все інше. Цар морального світу, Бог, не тільки все бачить, а й усе сповнює сутністю Своєю – є скрізь увесь і бачить не зовнішнє тільки, а й внутрішнє, і до того ж повніше й досконаліше, ніж те, як бачить себе той, кого Він бачить. Усяке розумне створіння зобов’язане як пам’ятати цю всюдиприсутність і всевідання Боже, так і розташовувати справи свої, і внутрішні, і зовнішні, з почуттям її, стоячи нібито перед очима Бога, під Його поглядом, до того, щоб все інше виходило з думки та уваги, а був лише він, хто діє, і Бог, який бачить його та діло його; або, що те саме, – ходити перед Богом, бо настрій духу діяти, наче перед очима Божими, – це ходіння перед Богом. Воно обов’язкове для всіх, тому що є. Пам’ятай чи не пам’ятай ти, але Бог усе бачить, і діла твої всі відкриті Йому, або звершуються перед лицем Його. Так навіщо приховувати істину і перетворювати її на брехню? Що до цієї думки треба докладати і богопристойне розташування справ, цього вимагає шанування Бога. Коли син перед обличчям батька або підданий перед обличчям царя діють, забуваючи про їхню гідність, то тим ображають їх. Тому ті, хто любить Бога і боїться Його, “Уявляють Господа перед собою постійно,” (Пс. 15:8), тобто роблять це для себе характером і, що б не робили, усвідомлюють, що око Боже звернене на них. На допомогу при цьому, або для виховання цього почуття, вживають різні засоби: дехто бачить Бога праворуч себе, як святий Давид; дехто бачить Боже око, затверджене над собою, споглядає; дехто подумки простягає світло Боже навколо себе, ніби деяку духовну атмосферу, у якій, як у скинії, ховається й витає духом невичерпно, або перебуває, ніби у безпечному пристанищі. Усе це, втім, засоби. Бог же не має вигляду або образу, тому ті, хто любить істину, всіма заходами намагаються підносити себе до стану бачити Господа перед собою без образу, думкою простою, чистою. Це верх досконалості в ходінні перед Богом. Плоди цього ходіння незліченні; але, головне, від нього природно переходить у життя наше чистота і непорочність слів, думок, бажань, справ. “Догоджай переді Мною і будь невинним”, – говорить Бог Аврааму (Бут. 17:1). Св. Давид бачив Господа перед собою, “нехай не посунеться”, тобто щоб не допустити якогось неправого руху (Пс. 15:8). Тут не потрібно й додавати: коли бачиш Бога, ухиляйся від неправди, бо сам зір відверне від неї… Тому, можна сказати, заповідь про ходіння перед Богом є те ж саме, що й заповідь про богоугодність. Інший плід від цього є деяка теплота духу. Зір Бога не може бути холодним, якщо він є істинним. У міру вдосконалення в спогляданні Божому зростає і теплота. Після ж вони зливаються, і як споглядання, так і теплота перетворюються на єдину безперервну дію духу. Такий настрій духу є найкращим приготуванням до майбутнього всеблаженного споглядання Бога. Хто утвердився в ньому, той стоїть уже на порозі раю, дозрів для нього. Усякий же, хто не вміє бачити Бога або, подумавши про Нього, відвертається від Нього, відчуваючи, що це неприємно і страшно і багато до чого зобов’язує, нехай подбає про себе; бо від цього можна зробити висновок і про майбутнє. Звичайний проти цього гріх є богозабуття, або непам’ятовування Бога; у розпусних – навмисне себе розважати, щоб розум не бачив лиця Божого, не турбував їхнього сну і не розганяв мороку гріховного.Подив, побожний страх, радісне богохваління і ходіння перед Богом охоплюють собою переважно життя в Бозі. Це тому, що у всіх їх і людина сама, і всяке створіння зникають з думки, а споглядається один Бог. Тут представлено, що ці розташування народжують себе взаємно, або вироджуються одне з іншого, як і взагалі все в дусі. В інших, можливо, збудження і розвиток їх відбувається не тим шляхом, як тут представлено, але навпаки. Ходіння перед Богом найлегше і найзручніше починається перше і слугує вихідною точкою для інших. Той, хто ходить перед Богом, посвячується у знання досконалості Божої і всієї вседосконалості та набуває навичок богохваління. Той, хто увійшов до цього, ще глибше входить у Божество і набуває благоговійного страху. Хто ж після цього підноситься за все, що можна розрізнити в Бозі, той відчуває подив. Це межа, за яку вже й заходити не можна. Хто пройшов усі ці ступені, той перебуває в блаженному стані і до цього віку живе в ньому, переходячи від подиву до благоговіння, а від цього – до богохваління, ходячи, або духовно рухаючись, як у домі якомусь, у Божественному лиці бачення, сповненого світла і чистоти пренебесної. Ось і життя в Бозі!

Єдиною і неминучою умовою в такому житті є зречення від себе і від усього тварного, або безпристрасність. Дух вийти повинен зі світу цього – у світ премирний, і з собою не вносити туди нічого тлінного. “Як увійшов сюди, не маючи шлюбного вбрання” (Мф. 22:12), скажуть тому, хто увійшов би туди, якби це було можливим, з якою-небудь пристрастю, начебто в пошматованому лахмітті. Але те безсумнівно, що за якої б то не було пристрасті не буває сходження до Бога. Буває, щоправда, брехня в дусі, коли йому здається, що він живе в Бозі. Але як прив’язаний птах і полетить, і знову падає на землю, хоча прив’язаний за найменший член; як замурзане око, і відкриває його, але нічого не бачить ним; так і той, хто має пристрасть, думає, ніби поглибився в Бога, але тим тільки себе обманює. У цьому стані бувають хибні бачення, зваби фантазії, а разом – і чарівності сатани, який любить і вміє користуватися всякою нашою слабкістю. Багато хто від цього здивувався і назавжди загинув. Однак це не повинно служити докором істині або зупиняти старанність і бажання тих, хто шукає. Слід тільки не забувати мудрих правил, залишених богомудрими отцями, тобто, прагнучи до Бога, не забувати й зречення від усього, а суворіше почати з останнього або переважно звернутися до нього, бо перше певною мірою природне для духа, який, зрекшись зв’язк, які тримають його, чуттєвості, не має куди увійти, окрім царини Божественної. У ступенях цього зречення розрізняють спочатку хворобливе відторгнення серця від речей чуттєвих через гнів, потім позбавлення смаку до них, а далі споглядання їх із Бога, що не відводить від Бога. Для зречення від усього, а так само і для життя в Бозі, найкраще обрати охочим, здібним, покликаним особливий рід життя – чернечий, або пустельний. При цьому найзручніше те й інше є в усій своїй чистоті та зрілості. І в порядку звичайного життя це неможливо, але пов’язане з великими труднощами і перешкодами. Краще буває, коли хто, утвердившись жити в Бозі у віддаленні від світу, виходить або викликається потім у загальне життя на діяння. У тому життя за Богом має особливу дію, той є представником Бога для людей, що розносить Його благословення на все… Але знову ж таки, і до пустельництва сходять за певними правилами, отецьким чином, з довгим і небезпечним себе випробуванням.Ось куди сходять через Господа Іісуса Христа, чого нарешті сподобляються і яким чином! Бог і Отець Господа нашого Іісуса Христа “щоб дав вам, по багатству слави Своєї, міцно утвердитися Духом Його у внутрішній людині, вірою вселитися Христові в серця ваші, щоб ви, вкорінені і утверджені в любові, могли зрозуміти з усіма святими, що є ширина і довгота, і глибина і висота, і зрозуміти любов Христову, яка перевищує розуміння, щоб вам сповнитися всією повнотою Божою.” (Еф. 3:16-19)!б) Почуття і прихильності до Бога – зі споглядання Його творчості та промислу.Стояти на такій висоті зникнення в Бозі постійно – важко, за умов нашого теперішнього життя. Увага неминуче сповзає звідти в порядок тимчасових відносин життя. Але, дякувати Господу, вона може і при цьому не відторгатися від Бога. Ми і тут на кожному кроці зустрічаємо Його, хоча не безпосередньо, а, так би мовити, у відображеннях. Звідси особлива низка обов’язкових для нас почуттів і прихильностей щодо Бога, що випливає зі споглядання Його відношення до світу і особливо до людини.Бога, нескінченного за буттям і досконалостями, ми споглядаємо не Творцем тільки і Промислителем, а й Здійснювачем світу.Бог є Всеблагий, Всемогутній, Всеправедний і Премудрий Творець і Промислитель усього світу, особливо роду людського і тебе. Отже,аа) Ти весь Його; підкоряйся ж Йому як Володарю життя, у почутті всебічної залежності від Нього. Початок життя і сил та їхнє зберігання – від Бога. Він дав, Він і утримує: «в Ньому бо живемо, рухаємося і є» ( Діян. 17:28). Маємо ж знати й відчувати, що ми в Його правиці. Вона тримає нас над безоднею нікчемності, в яку самі по собі ми щохвилини готові звернутися. Тому зі страхом і дбайливістю ми повинні триматися і самі цієї правиці, не відкидати її від себе і себе не відштовхувати від неї, а, звертаючись то до неї, то до того, над чим висимо, молитовно цілувати її, напружуючись довести себе до відчуття самого Її ніби дотику до нас. Ми вже знаємо, яке важливе це почуття в моральному житті. Воно слугує найглибшою і найтвердішою точкою опори для свободи, схиляючи її на рішучість ходити у волі Божій, або перебувати в законі. А потім і в усякий інший час воно є поновлювачем або освіжувачем цієї рішучості, як, навпаки, ослаблення його є мірою морального розслаблення. Хто бачить перед собою царя, той за покликом його готовий і у вогонь, і у воду. Точно так само і хто відчуває на собі руку Владики свого життя, нестримно поривається до виконання того, що усвідомлює тим, що походить з Його вуст. Почуття залежності своєї від Бога природне нашому духу. Воно і є в ньому, тільки зануренням у чуттєвість, турботами й розвагами так закопане, що не виникає з-під їхнього тягаря, як слабкий вогонь, завалений попелом. Тому потрібно тільки відняти ці перешкоди, щоб дати силу тому почуттю. Усамітнися від розваг зовнішніх у віддалений спокій або опануй вночі, а від розкрадань розуму ввійди у внутрішню храмину; зречися турбот про все, що тіснить почуттям потреби, скасуй багато що, щоб було одне; якщо до того й іншого приєднати і приборкання плоті справою та думкою, то не може бути, щоб не ожило за цього рідне духу нашому почуття залежності від Владики нашого життя. Але це негативні і ніби підготовчі засоби. Почни усвідомлювати собі істини про походження всього від Бога, про своє явище на світ; розміркуй, як життя виникає і скорочується зовсім не за нашими розрахунками, а за іншими деякими правилами та ін… Загалом, усе треба вжити, щоб збудити від присипляння й потім постійно тримати в силі й жвавості це почуття залежності від Бога. Воно варте того, бо саме всепереможне. З ним тільки творяться моральні чудеса. І себе й інших морально правити можна тільки через Нього.

бб) Усе твоє від Нього. Здібності та властивості душі й тіла, обставини життя, стан і звання, місце народження, виховання, служба, засоби утримання, хвороби та здоров’я, скорботи й радощі, піднесення й пониження, відродження, спасіння, царство обіцяне, загалом усе, що тільки є в нас і стосується нас, є від Бога і стосується нас з Його волі. Він є єдиний усього розпорядник, ніхто не може розладнати Його намірів і ніщо не може втиснутися в Його плани проти Його волі. І це як загалом стосовно всього людського роду, так і зокрема стосовно мене, тебе і всякого окремо.Усвідомлюючи це – Дякуй Богові за все. «Про все подякуйте, – вчить апостол, – бо це є воля Божа у Христі Іісусі» Господі нашому (1Сол. 5:18). Коли говорить про все, виключає всяке розрізнення радісного і нерадісного. Значить, за скорботи в усіх видах стільки ж треба дякувати, скільки й за радості; стільки за мале, скільки й за велике, за минуле й теперішнє, за постійне й мінливе. Подяка є радісним почуттям величі милості Божої до нас недостойних. Коли це радісне почуття не пригнічується і скорботами, або коли і скорботи сприймають як благо, то звідси народжується добрий стан – благодушність. Постійна благодушність за тривалих скорботних обставин є християнським терпінням. Остання межа богоугодних настроїв щодо своєї долі, влаштованої Богом, за якою починається вже не просто вдячність, а ще вище почуття, це є задоволеність своїм станом і всім своїм.Усі ці зміни почуттів і прихильність щодо Промислу, який нас улаштовує, наскільки природні у здоровому дусі, стільки ж потребують і підтримки, бо безперервно підлягають небезпеці нападу з боку метушливого й самозакоханого егоїзму. Підтримка їх відбувається за допомогою роздумів або усвідомлення собі деяких істин, свідомість яких сильно і породить показані почуття… Всі вони природно випливають із властивостей самих прихильностей. Так –1) Подяка є почуття милості Божої незаслуженої. Отже, розвивай у думках велику кількість милостей Божих, явлених у творенні, промислі й особливо у спокутуванні, доведи до свідомості, що ти милостями цими всебічно охоплений: що не рух, то милість; що менше дихаєш, аніж отримуєш милостей; що мить більша, аніж відстань милості від милості, – або що ти стоїш у них постійно. Коли потім приведеш на думку, що все це незаслужено, що не тільки малої якоїсь негідний ти милості, а й що, навпаки, не милості, а постійних страт вартий самих по собі, тоді дух не може залишитися нечутливим, не зігрітися теплотою любові Божої і не відгукнутися вдячністю. Взагалі, міра цих двох свідомостей є міра вдячності, її підвищення і пониження, як, навпаки, невдячність сповнює серце там, де або не знають благ, або вважають себе їх гідними, виставляють свої права на них. Невдячний Богові є великий егоїст і разом – невіглас сліпий.2) Благодушність є радісне або вдячне прийняття скорбот і бід всякого роду. Головне у створенні цього почуття – це, крім ясного бачення, як скорботи й біди походять від руки Господньої, є ще яснобачення тих благ, що з них випливають, до того ж благ суттєвих, які випливають не якось випадково зі скорбот, а не інакше і можливих, як за їхньою умовою. Як, наприклад, очищення пристрастей, утвердження смирення, залишення гріхів, міцність характеру, долучення до Христових страстей тощо. Коли це добре буде усвідомлено, тоді не можуть не виникнути в душі спочатку паростки бажання, а далі жага скорбот і лиха. На підкріплення до цих почуттів, що виникають, треба докласти ще ясну свідомість того, що ми варті не тільки таких, а й незрівнянно більших лих, що й життя варто було б забрати, а не тільки якесь благо. І те переконання вже значно применшить хворобу серця, що ми заслужили незрівнянно більше, а посилається нам менше; коли ж ще побачимо і благо від скорбот, то приймемо їх із розпростертими обіймами. А це і є благодушність.3) Терпіння є триваючою благодушністю. Терпіти – значить не тільки не мати скорботи; бо, коли вони знайшли, куди від них втечеш? Але, власне, не мати з радістю і веселощами духу, чому воно і є безперервна благодушність. Тому підтримувати його в собі треба тим самим, чим і благодушність, звертаючи в тому й іншому випадку особливу увагу на тривалість скорботи, доводячи серце до переконання, що чим довша скорбота, тим краще, що нам слід страждати не тільки час, а й вічність. Бо терпіння тим особливо й виснажується, що той, хто терпить, не бачить результату. Коли забереш таким чином можливість розслаблення духу від небачення кінця скорботам, то не буде вже й того, що коливає благодушність. Хто не поспішить влаштуватися так внутрішньо, той скоро втрачає терпіння, потім впадає в нарікання і навіть відчай.

4) Задоволеність є нерухомість серця на скорботу або невидіння й невідчуття позбавлень… У задоволеного скільки не забирай, йому все досить ще, і як мало йому не дай, він усе задоволений. Це ніби зовнішня огорожа для всіх почуттів і прихильностей у ставленні до промислительного про нас піклування Бога. Воно має безпосереднє відношення до руки, що подає, за того самого почуття незаслуженності блага і заслуженності всякого покарання. Бідний приймає все і всяким подаянням задоволений. Це образ задоволеного…Тут вказані сторони, до яких слід прикріплювати свої роздуми під час зігрівання почуттів подяки в усіх видах її; неточним же початком для самих думок у всіх цих випадках повинні служити Божественні властивості: Всемогутність, Благість, Премудрість і Правосуддя. Роздуми про кожну з цих властивостей здатні дати велику кількість радості й розради. Втім, оскільки не кожен сам міцний розумом, то добре мати і знати виклад розрад на різні скорботні випадки і вилиття подяк, складені мужами досвідченими в цій справі. І радості, і скорботи такі всюдисущі! Всюди мала б бути і подяка, і вміння бути поблажливими і терпіти, якби не скам’яніння серця. Хто приймає все очищеним серцем, у того тільки й бувають у всій силі ці почуття. Шукай їх у таких! Скільки їх у святого Златоуста, у святого Димитрія, Ростовського Чудотворця, у святителя Тихона Воронезького! Інші складали цілі книги на втіху нещасним і скорботним.вв) Все, що буде з тобою, від Бога буде. Він веде все до певного кінця; веде і розумні тварини, але тільки за умови покірності їх Його волі. Що Бог приведе до найкращого, це безсумнівно; залишається тільки тобі виявити досконалу покірність Йому, Всерозпоряднику, відмовитися від своєї волі, своїх задумів і способів. Звідси випливають різні настрої щодо свого майбутнього, обов’язкові для кожного, хто вірить у Божественне світоправління. Такі:1) Відданість у волю Божу. Відданий Богові не так говорить: що буде, те буде, наважуючись на невірне, таке, що нічого не обіцяє (у чому вбачається спокуса Бога); але ясно усвідомлює відповідність засобів цілям або прозріває певним чином порядок свого життя за всієї невтомної, тверезої, зрілої та розумної діяльності, не привласнюючи собі знання всього, чим скінчаться його життя і справи, до чого призведуть вони – до блага чи зла для нього самого і для інших; а, бажаючи тільки одного блага і слави Божої, молитовно віддає Богові і себе, і свої сили, і свої справи, щоб Він за мудрою, і доброю, і праведною Своєю порадою улаштував їх, як хоче, інше відсікаючи, інше додаючи, інше змінюючи в перебігу і напрямку. Відданість у волю Божу не є недіяльність. Вона поєднує і посилену діяльність, тільки без пристрасті до неї, без наполегливості, щоб саме було по моїй волі. Не є вона і нехтування своїми справами, але дбає про них, тільки не заради них і себе. Відданий Богові в усьому говорить: воля Господня нехай буде, з упевненості, що вона буде на благо. Бо один Бог знає все й один Він може відвернути зле, якщо захоче.2) Наслідком цього, найближчим і природним, буває заспокоєння в Бозі. Це заспокоєння не є розливом блажності з розлененням, які бувають у плоті від повного задоволення її потреб, а є спокій духу, який випливає з досконалої впевненості в тому, що Бог, Котрому він віддав труди свої й діла, все впорядковує якнайкраще для справжнього й вічного блага. Це є відсікання злої багатотурботливості, що з’їдає душу і тіло, яка не дає спокою людині, якщо вона бере свою долю під свою опіку, м’яте її то сумнівами, то страхом і побоюваннями. Заспокоєний у Бозі не бентежиться так, бо відсік цю злу пристрасть тим, що не сам собою керує своєю участю, а віддав себе Богові.3) На додаток до цих почуттів, щодо свого майбутнього, приходить надія. Вона є дочка двох перших. Відданий Богові впевнений, що Бог доповнить те, чого бракує; заспокоєний у Ньому вірить, що так це й буде. Звідси народжується безсумнівне очікування допомоги Божої в усьому, що Він вважатиме за потрібне для благоустрою нашого, для явлення Своєї слави і для блага людського. А це і є надія. Той, хто сподівається, каже: «Бог не залишить і тільки один Бог. Сили мої змінять, інші люди змінять, князі змінять, один Бог не змінить”. Надія є відрадне почуття, що зцілює хворобливість безпорадності й безсилля, чому й підігрівається цим останнім почуттям за умови впевненості в доброзичливості та доброчинності Божій. Вона не зухвала, не самовільна, але очікує безсумнівно і справді отримує не тільки ті блага, про які вже Бог усім назавжди сказав, що вони потрібні й усякому дадуться, а й усе загалом, у чому відчуває кровну потребу. Надія зростає до такої висоти, що наче має вже те, чого очікує; але й тут знову на волю Божу покладає час, місце і спосіб, тобто з терпінням чекає. Найміцнішою для неї опорою слугує обітниця Господа, що все, що не попросять віруючі з вірою, отримають (Мф. 21:22; Мк. 11:24).

Истинно христианская жизнь в действии
IV. Заповеди и правила жизни, обязательные для христианина, как христианина

Истинно христианская жизнь в действии здесь изображается христианская жизнь, как ей следует быть, и указываются правила, коим следовать должен христианин, чтобы она действительно была такою. Правилами для жизни христианина служат заповеди Христа Господа, какие исполнять дает он обет и обязуется при крещении. Таких правил, или заповедей, два вида: одни определяют, как должен действовать христианин как христианин, в каком бы положении и в каких бы отношениях ни находился; а другие указывают, как христианин должен жить и действовать в разных положениях и отношениях, в каких приходится ему быть в продолжение настоящей жизни.

Эти последние суть не что иное, как приложение первых к внешнему быту христианина. Итак, эта вторая часть имеет два отдела.

Заповеди и правила жизни, обязательные для христианина, как христианина

Издавна принято распределять такие правила по трем отношениям: к Богу, к ближним и к себе самому.Первыми указывается, с какими мыслями, чувствами и расположениями должен христианин обращаться к Богу и как служить Ему.Вторыми определяется образ взаимных внутренних и внешних отношений христиан с христианами как членов единого тела Церкви, долженствующих состоять в живом союзе.Третьими изображается, как христианин должен действовать на самого себя, чтобы иметь возможность как следует держать себя в первых двух отношениях.Эти три ряда заповедей и правил не разделены непреходимым средостением и при исполнении неотложно влияют одни на другие; ибо все христиане едино суть тело под главою Христом, через Коего оно состоит в союзе с Триипостасным Богом. Как в теле ни один член не действует с отособлением от других, но и к главе, и к прочим членам хранит должное отношение, так это должно быть и в живом теле христиан.Указав это, мы, думается, не погрешим, если не станем распределять правила и заповеди по сказанным рубрикам; а, положив в основу первую заповедь, будем потом излагать правила жизни, как одни положения будут вызываемы другими, последующие – предыдущими.Начало всех заповедей: «Аз есмь Господь Бог твой; …да не будут тебе бози инии, разве Мене», говорит Господь Бог (Вих. 20:2-3). Сею заповедью налагаются на нас две обязанности: знать Бога и почитать Его, или, что то же, предписываются вера и благочестие. Верою и благочестием обнимаются все обязательные для нас расположения и дела в отношении к Богу.11. Вера – глава всего1) Обязанности верыПод словом вера здесь разумеется исповедание, или выраженный определенным образом в понятиях и словах образ богопознания и богопочтения.а) Первая здесь обязанность есть иметь веру, или религию, то есть знать определенным образом Бога и образ Его почитания, или свое к Нему отношение, или еще содержать исповедание… Сия обязанность – первая непосредственно известная, не столько даже предписываемая, сколько сама себя выказывающая; ибо такова природа духа человеческого, что он, естественно, и требует Бога, и ищет Его, и поставляет себя к Нему в отношения, какие считает законными. Потому можно сказать, что она есть семя и зародыш всех обязанностей, как равно всей религиозно-нравственной жизни человека. Кто не имеет никакой веры, тот есть человек поганый. Нет у него образа там, где бы следовало быть ему во святилище духа; ибо религия есть святыня, освящающая всю природу нашу, равно как отсутствие ее искажает и низвращает ее. Св. Исаак Сирианин замечает в человеке три состояния: одно, естественное, в коем человек по природе духа своего знает Бога и Его боится. Из сего состояния он, по известным условиям, восходит в другое, вышеестественное, или благодатное состояние. Третье состояние образуется из погружения человека в чувственность, или плоть, при чем погасает у него свет духа и попирается плотскими вожделениями. Человек нисходит на степень животных, «прилагается скотам несмысленным и уподобляется им» (Пс. 48:13). С таким человеком и жить нельзя. Ибо чем его остепенить, когда рассвирепеет? Потому сюда, собственно, должно отнести общеупотребительные выражения: Бога не знает, Бога не боится, чтобы означить, что с таким человеком дела иметь никакого нельзя.б) Обязанность иметь веру еще не определение самой веры. Потому к сему должно еще прибавить, что человек обязан иметь не какую-нибудь веру, как бы всякую, без различия, а именно одну, определенную – единую истинную веру. Ибо если Бог един есть и неизменен, и человеческая природа одна есть, или единосвойственна, то и отношение между Богом и человеком истинное может быть только одно, а потому и выражение сего отношения, или исповедание истинное, есть едино. Сие-то единое и должно содержать человеку. Иначе что он будет содержать? Ложь, призраки, мечтания. А в этом какое достоинство? Это то же, что бедный и ничего не имеющий, которому, однако ж, во сне мечтается, будто он обладает несчетными сокровищами. Ложная религия есть посмеяние над человеками. Ложно исповедающий то же, что сумасшедший, который бурлит, потому что ему видится то и то. Но беда этим не ограничивается. Тут кроется обман не простой, не такой то есть, какой разрешается смехом, а жалостный, терзающий, отчаянный; ибо в религии все чают найти окончательное свое успокоение и вечное свое облаженствование. В сей уверенности всякий крепко держит свою веру и дорожит ею. Но известно, что прикровенность лжи возможна только здесь; по смерти тотчас откроется, как прочно то, на чем кто основывал свою надежду… Какое же, ужасающее и раздирающее будет состояние того, кто увидит тогда, что он был обманут. Потому, пока есть время, пока еще мы на пути к решительной и неизменной вечности, –

в) Всякому должно испытать и несомненно увериться, истинна ли та вера, которой он держится, и если она окажется неистинной, отыскать, где та единая, истинная, которая истинно ведет к истинному Богу и дарует, несомненно, вечное спасение. Это так обязательно и понудительно, как похищать себя из огня… Господь «не освидетельствована Себе оставил» (Деян. 14:17), а равно и единой Своей истинной веры; но когда Он попустил, чтобы близ нее на сей земле существовали другие веры и как бы вступали с нею в соперничество, то тем самым на всех наложил обязательство не без смысла держаться веры Его, а по несокрушимым основаниям, ради которых с полным убеждением отвергается все прочее. Сим испытанием воздается честь вере и удерживается истинное достоинство человека, лица разумного, сознательного, совестного. Вера наша в нашу веру, то есть убеждение в истине православного христианского исповедания должна быть разумная. Посему Господь, чтобы расположить к вере в Себя и Свое учение, говорил: «испытайте Писания» (Ін. 5:39), убеждал к тому проповедью Иоанна Крестителя и Своими чудесами. Апостолы в проповеди тоже всех убеждали и только одним убеждением привлекали к вере, а не насилием. Самая твердость исповедания зависит от сего убеждения, а далее и вся жизнь в духе своей веры. На это указывают бесчисленные опыты, из коих видно, как сильно иные возбуждаются к сообразной с верою деятельности с минуты сознания ее истинности единственной, и, напротив, как многие спят в беспечности от того, что не привели в ясность сего сознания. Столько оснований к тому, чтобы испытать и увериться, какая вера есть вера истинная!Как увериться и каким путем испытать! К сему два способа: один – внешний, научный, а другой – внутренний, путь веры. Первый предлагается обыкновенно в систематическом изложении богословия. Он действителен и для ученых существенно необходим; но, очевидно, не всеобщ, ибо в основании своем содержит знания, не для всех доступные. При всем том надлежало бы сии научные доводы со всею широтою, и ясностию, и убедительностию изложить и отдать во всеобщее употребление с ручательством за силу их непреложного авторитета, чтобы всякий способный разуметь уразумевал сим путем истину. Нельзя, впрочем, не видеть, что сей путь очень, очень долог и труден, и, что особенно замечательно, помещаясь в голове, оставляет сердце самому себе, своему своенравию и свободе. Путь веры искреннее, внутреннее, живее, многоплоднее и общедоступнее. Это молитва к единому истинному Богу о вразумлении. Есть Бог истинный. Он сказал волю Свою нам в наше спасение, с желанием, чтобы она была понята и выполнена. Теперь мудрованиями людскими она скрыта, или запутана до того, что тот или другой не имеет достаточно сил найти исход из сего лабиринта. Когда в чувстве сей кровной нужды с воплем, стенанием, болезнию сердечною обратится кто к Богу, истинному Отцу всех человеков, Богу, желающему, чтобы вера Его была действенною, – может ли быть, чтобы Он не дал такому решительного указания к убеждению в истине ее? Он вранов кричащих питает, по молитве посылает дождь в жажду плоти нашей… а человеку и еще духу его, Своему образу, томящемуся, ищущему узнать, как прославлять Бога, будто Он не укажет источника для утоления сей жажды духовной? Такая молитва нисколько не есть искушение Бога, хотя может быть превращена в него, когда кто неискренно, из одного любопытства, желал бы таких знаков. Примеры убеждения в вере сим путем почти повсюдны. Корнилий, сотник, испросил себе веру… Множество было таких, кои приходили к пустынникам вопрошать о вере, а они вместо всех доводов заставляли их молиться, и Бог открывал им истину, например, святой великомученице Екатерине. В смутные времена ересей Бог воздвигал людей с отличною святостию, облекал их силою чудодейственною и ставил в виду всех, как свечи на свешнице, – да светят всем; как они были сосуды веры и силы Божией, то и служили для всех сумнящихся решительными указателями истины. Все ожидали или желали знать, как исповедует тот и тот святой муж, и держались его исповедания. Бывало, что влагали в руки нетленных людей хартии с изображением исповедания, молились исправить неправое и получали по молитве. Но что слишком и напрягаться сие доказывать? Господь сказал, что все можно получить у Бога, молясь Ему с верою, тем больше, молясь о вере, начале и источнике всего. Он Сам в Своей последней молитве что говорит ко Отцу Своему? «Святи их во истину» (Ін. 17:17), это апостолов, а в лице их и всякого верующего. Даже то несомненно, что как истинная вера по самому происхождению своему есть чудодейственная, то сии чудодейственные свидетельства должны в ней и для ней пребывать непрерывно. Они и пребывают. Один говорил о себе: когда я смотрю на сии нетленные останки, источающие целебную Божественную силу, и помышляю, что дух, освятивший сие тело, исповедал именно ту веру, которую я содержу, то у меня исчезает всякое сомнение, которое иногда навевает враг истины, и я не могу не радоваться тому, что Богу угодно было дать нам такой решительный и вместе такой доступный способ убеждения в истине святой веры. В самом деле так. Потому мощи современны христианству и в нем непрерывны и повсюдны… У нас в России они есть во всех пределах и в таком количестве! На западе они прекратились вместе с отделением его от востока и отпадением от истины, а о новых, образовавшихся от папства исповеданиях и говорить нечего. Так вот где успокоительная проповедь об истине веры!.. Но блаженнее из всех тот, кто вместе с Иеронимом Греческим может сказать: «Истинна вера, исповедуемая мною, ибо ею я сподобился приять Божественную некоторую силу, действующую во мне ощутительно. И язычники имеют писания, и храмы, и жертвы, и учителей, и книги, и отчасти Боговедение, и некоторые добрые дела, и праздники, и применение одежд, и молитвы, и всенощные бдения, и священников, и много другого; но сей сокровенной в сердце христианина благодати и действия Святого Духа никто в целом свете не получает, а получают верою только одни правильно крестившиеся в Отца, Сына и Святого Духа» («Христ. чт.», 1821). Так вот прямейший путь к открытию истинной веры, именно: вера же, молитва, непрерывность чудодейственности в Церкви и особенно внутренняя сила, доставляемая в вере.

Посмотри всяк вокруг себя и увидишь, что все искренно верующие веруют по сим основаниям, а не по научным… Почитай если хочешь, и научные основания веры в каком-либо Православном Богословии. Но сердечные сильнее и сподручнее.2) Обязанности к вереТо, что сказано, надо назвать обязанностями веры, именно: иметь веру и притом веру единую, истинную, с несомненным убеждением, что она есть точно истинная. Коль скоро узнана вера истинная, тотчас начинается другой ряд обязанностей, именно: обязанности к вере, или к православно-христианскому исповеданию.а) Первая и основная здесь обязанность есть всецелая покорность вере истинной. Вера сия идет от Бога, есть Его царский указ к нам, подданным, открыта нам с желанием, чтобы мы приняли ее и спасались ею. Потому кто не покоряется ей, противится Богу, творит грех хулы на Духа Святого. «Жестоковыйнии, – укоряет святой Стефан иудеев, – вы присно Духу Святому противитеся» (Деян. 7:51). Апостолы были посланы на проповедь «в послушание веры во всех языцех» (Рим. 1:5) и всем говорили: вот вы были в заблуждении и ходили в нечестии; ныне Бог презирает сии времена неведения и через нас «повелевает …всем всюду покаятися, …веру подая всем» (Деян. 17:30–31). Довольно уже жили в «богомерзких идолослужениях», пора покориться Богу и «воле Божией, прочее во плоти жити время» (1Пет. 4:2-3).Послушание вере требует связать разум и обязать его на все беспрекословно соглашаться, что ни проповедует вера. Но разум-то более всего и противится сей покорности. Жестока выя у неверующего от упорства разума. Не вижу, говорит, не понимаю: как могу согласиться? «Еллини, – говорит апостол Павел, – премудрости ищут, мы же проповедуем Христа распята» (1Кор. 1:22-23). Так как «мир не разуме премудростию Бога, то теперь Бог спасает всех буйством проповеди» (1Кор. 1:21), хочет, чтобы все шли к своему назначению в примраке веры, чтобы исповедующий веру на всякий вопрос, почему он то и то исповедует, готовее был сказать: потому что так Бог повелел, нежели как любомудрствовать: потому и потому. К непокорливым справедливо можно отнесть угрозы Бога за отвержение премудрости: «понеже звах, и не послушасте, и простирах словеса, и не внимасте: …убо и Аз вашей погибели посмеюся» (Притч. 1:24-31). Преосвященный Тихон говорит: «То и есть вера – безмолвная покорность глаголющему Богу» (т. 7). Пытливость есть разорение веры. Кто с непокоривым и своенравным умом входит в область веры, тот тать есть и разбойник… Сними оружие ума своего, как делают воины при входе в церковь. И ангелы стоят пред престолом Божиим, закрывающе лица свои, а ты хочешь все зреть… Бог явил сокровеннейшую премудрость; благодарно и послушно прими, говоря: я молчаливый раб сей веры.б) Когда такою покорностию положено прочное основание, надлежит назидать на нем все здание веры. Изречено решительное и молчаливое согласие на все, что содержит вера; теперь следует самым делом воспринять сие содержание, чтобы знать свою веру. Иначе что такое выйдет – иметь веру и не знать ее, не знать, во что веруешь! Это есть оскорбление и веры, и себя. Если вера истинна, почему не ревнуешь обогатиться истиною? Если в ней твое благо, зачем лишаешь себя его? Как не стыдно оставаться в таком усыплении? И что скажешь вопрошаемому об уповании? Да при этом и вера не вера. Вера есть совокупность истин и здравых о всем понятий. Какая же вера у того, кто их не знает? Господь говорит: «се же есть живот вечный, да знают тебе единаго …Бога, и егоже послал ecu Иисус Христа» (Ін. 17:3). «И несть иного имене под небесем даннаго в человецех, о немже подобает нам спастися», прибавляет апостол (Деян. 4:12). Из сего видно, что содержание веры не просто есть богатство благости, а вместе и условие спасения. Не знающий его уже находится в опасности. Оно во всем своем составе и в частях есть врачевство; но больному надобно принять врачевство и уподобить его себе, чтобы сделаться причастным его врачебной силы. Так и все исповедуемое верою должно понять и принять, чтобы врачевать немощи духа. Афанасий Великий так говорит: иже хощет спастися, прежде всех подобает ему держати кафолическую веру, еяже аще кто целы и непорочны не соблюдет, кроме всякого недоумения, во веки погибнет (см. Символ Афан. Вел. в Псалтири).Чтобы все сюда относящееся было яснее для вас, предлагается несколько вопросов с решениями.Что значит познать свою веру! Значит – довесть себя до состояния ясно, точно и определенно созерцать и высказывать те истины, которые содержит святая православная вера; быть способным «дать ответ» всякому, как учит апостол (1Пет. 3:15). «Вера есть уповаемых извещение, вещей обличение невидимых» (Євр. 11:1). Сделать надобно, чтобы сии невидимые вещи действительно получили в нас свойственный им облик, получили имя, были ведомы, как принесенная весть. Не то это значит, что должно разгадывать тайны: нет, тайны навсегда останутся тайнами, сколько бы ни напрягался кто раскрыть их. Но, хотя непонятно существо предмета и сокрыты основания, усвой и содержи его так, как учение о нем содержится – точными и определенными словами. Словом познавать означается не мудрование, а смиренное и беспрекословное принятие уроков святой веры.

Что надо узнавать! Все, что содержит святая вера. Когда говорится все, уничтожается различие и предметов, и способов познания, и источников учения. Все стороннее должно быть отнесено за пределы кругозора умственного и устранено из внимания; в мысли должен оставаться один образ исповедуемого, который и пусть наполняет ее во всем ее пространстве. Предметы веры размещаются в голове, как они размещены в исповедании, и созерцатель их прикасается вниманием к каждому из них, как наблюдатель богатого сада не пропустит ни одного цветка, чтобы не осмотреть его. Никак не должно говорить, а тем более чувствовать; это маловажно, можно оставить или быть к тому равнодушным, так относительно возжения свечи, воскурения фимиама и проч. Все содержимое верою в целом своем составе есть врачевство для нашего растления. Кто не принимает чего, тот умаляет силу врачевства, а иногда совсем уничтожает ее. Если из рецепта, прописанного лекарем, отнять один какой состав и потом принимать по своему уму составленное лекарство, а не как сказано, то вместо пользы можно получить вред. В вере нашей составлена нам ограда или крепость, обезопашивающая и защищающая нас от врагов. Тут все нужно. Отвергни малое – сделаешь пролом в стене, и пойдут враги один за другим, разорят всю ограду и тебя погубят. «Блюдите убо, како опасно ходите» (Еф. 5:15).Всем ли это? Всем верующим, иначе зачем и вступать в ограду веры? Всем должно чувствовать себя обязанными узнавать во всей полноте свою веру и потом, на основании сего чувства, действительно узнавать. Вера не есть что-нибудь маловажное, как бы избыток сверх нужды, а есть кровная и существенная нужда, как дыхание, пища, сон и прочее подобное. Знание ее есть дело самонужнейшее, потому и ревность о нем должна быть самая первая. Кто иначе делает, тот морит дух голодом или лишает его нужнейших потребностей. Сначала обыкновенно знание бывает мало как семя, но потом должно давать простор его возрастанию и не оставлять семенем. Пусть возрастет в древо. Здесь то же происходит, что в рисовании, где сначала делают один очерк всей картины, а потом начинают разрисовывать часть за частию. Апостолы, когда проповедовали, то в первом оглашении делали как бы сей очерк, а далее, при вторичных посещениях или в посланиях доканчивали всю картину веры, или то совершал Божественный Дух. То же и теперь. У многих, конечно, есть один очерк веры; у других оттенены, может быть, и некоторые лики и части. Но на этом останавливаться не должно. Надобно и им доканчивать сию картину. Вообще, никто не увольняется от обязательства узнавать все всевозможно, хотя на самом деле могут быть терпимы разные степени полноты сего знания. Потому и различают веру уясненную и неуясненную. Сия последняя говорит: все содержу, что содержит святая вера, хотя не все еще успела узнать, а первая: все содержу и знаю ясно. Силу спасать имеет и первая; но кто сознательно не доходит до последней, по нерадению, тот в опасности, ибо сей сон – признак смерти.Как узнавать! Нет нужды для сего возноситься на небо или переплывать моря. Истинная вера не сокрыта, а явлена всем и многими очень исповедуется. Она не затеряна, так чтобы следовало всякому самому отыскивать ее в источниках и приводить в ясность, а в яве пребывает и гласно исповедуется. Поди и спроси, как исповедуется. Читай Исповедание Православное и Катехизис; не умеешь, другого попроси; слушай проповеди, ибо на священнике лежит обязанность возобновлять толкование Катехизиса; спроси пастыря, внимай чтению Слова Божия и богослужению. У нас столько способов узнать свою веру, что дивиться надобно, как есть не знающие ее. Кажется, знание сие само, против воли, готово внедриться. Хорошо для облегчения или утверждения своего знания иметь сокращенное исповедание всего: извлечь из катехизисов, в кратких предложениях изобразить все и потом часто прочитывать. Это будет то же, что очищение воздуха в покоях или освежение себя прохладою утра или вечера. Есть и готовые такого рода сокращения: святого Геннадия, Патриарха Константинопольского, святого Димитрия Ростовского и Преосвященного Тихона Воронежского. Это знать – как полезно и возбудительно! Потому что все подводит под один обзор, вводит как бы в великолепный храм и исполняет умиления и благоговения.в) Когда найдена и познана истинная вера, вера, ведущая к Богу, бесконечно благому и ублажающему, и доставляющая нескончаемое блаженство, когда все сие ясно сознано и принято убеждением сердечным, тогда быть не может, чтобы христианин оставался равнодушным, чтобы сердце его не исполнилось соответственными тому чувствами, подобно тому, как нельзя оставаться равнодушным, когда вступают в обладание неисчетными сокровищами. Чувства, впрочем, сии сколько естественны, столько и обязательны. Не принимать только их должно, когда они есть, но и возбуждать с напряжением, когда нет, жалея и скорбя об окаменении своего сердца. Чувства сии освящены примерами Матери Божией, святых апостолов и всех святых. Они суть:

аа) Радостное и благодарное славословие. Так Матерь Божия воспела первую христианскую песнь: «величит душа моя Господа… яко… восприят Израиля… помянуты милости» (Лк. 1:46-54); Елисавета в радости взывает: «благословенна ты в женах!, и откуда мне сие…» (Лк. 1:42-43); Захария славословит: «благословен Господь Бог… яко посети… якоже глагола… помянути завет» (Лк. 1:68-80). Господь Сам исповедуется Богу Отцу ради веры апостолов: «исповедаютися, Отче… яко… открыл ecu та младенцем» (Мф. 11:25) – и в другом месте ублажает Петра: «блажен ecu Симоне» (Мф. 16:17). Апостолы часто по изложении истин веры прилагают: благословен Бог, что «дал нам свет и разум, да познаем» Его и Единородного Сына Его (1Ін. 5:20).бб) Чувство успокоения или безопасности. Мы погибаем: меч гнева над нами, а под нами ад отверст, готовый пожрать. Кто уверует, того все эти беды минуют, не коснутся. Сознавший это должен чувствовать, что он как бы с холода, дождя, сырого и беспокойного ветра вступил в теплый покой, или, как утопавший, стал на берег, или, как окруженный и терзаемый зверьми, исхищен из среды их с уверенностью, что они уже не дотронутся до него. Это чувство у апостола Павла изображено под видом субботства (Євр. 4). Беспокойный ум все роется в надежде найти что лучшее и ничего не находит; вера все дает: и всю мудрость, и все способы.вв) Любовь как вообще ко всей вере, так и к каждому ее догмату, правилу и постановлению. Надо все принять сердцем, все согреть в нем, вкусить, усвоить, лелеять. Что свято, истинно, Божественно, спасительно, как того не любить? Давид святой поет, что ему и прах дома Божия любезен… Это урок нам с любовию лобызать всякую истину, содержимую святой верою. Это, собственно, и значит содержать веру. Вера в сердце, а не в голове; а когда в сердце, то согревает его и любится им, ибо иначе ему нельзя быть там. Истина, пока не вошла в сердце, есть то же, что пыль на полированной доске: повеет ветер и все снесет. Истина, принятая сердцем, что елей, прошедший в кости. Любящий истины веры ненавидит противоречащее им и лицо, и помысл, потому и безопасен от падения, и есть сам столп веры. Посему это святейший и глубочайший долг: люби веру и все правила ее.г) Кто узнал и возлюбил единую истинную веру, тот не может не свидетельствовать своей к ней преданности. «От избытка сердца говорят уста» (Мф. 12:34).Действия, в которых сие выражается, суть:аа) Исповедание веры, то есть открытое, искреннее и небоязненное делом и словом показание, что содержится сия именно святая и единая истинная вера. Такое исповедание может быть и бывает двух родов: одно – всеобщее и всегдашнее, другое – особенное, являемое во время гонений. Первое состоит в том, чтобы открыто, искренно и небоязненно говорить, поступать и жить по правилам святой веры в том месте и в тех обстоятельствах, в которых кто поставлен, несмотря на то, что будут о нас говорить, как судить и как в отношении к нам будут поступать другие. Сего требует искренность убеждения. Если это истина, а то не истина, зачем я стану изменять одной в угоду другой? Или зачем мне стыдиться действовать по своим убеждениям? Стыд, смущение – знак маловерия и малоубеждения. Сего требует опасность ущерба для веры. Кто боится жить открыто по своей вере, тот приводит в подозрение самую веру. Всякий скажет: верно, слабость или нетвердость их веры связывает ему язык и руки. Особенно не должно молчать там, где открыто унижается другими вера. Тут прямо надо высказать истину и остепенить дерзкого как богохульника. Ясная заповедь Спасителя о том, чтобы не стыдиться исповедать Его пред человеками, относится сюда (Лк. 9:26; Мф. 10:33). И чего бояться? Смеяться будут? Пусть. Это их неразумие. Апостолы радовались тому, что сподобились приять бесчестие за имя Христово. Надо им подражать. Притеснять станут? Еще полезнее. Тут можно сказать всякому: дерзай! Венец мученика сходит на главу твою. Притом людей ли бояться больше должно или Бога? Все такого рода укоры в неискренности убеждения и в малодушии идут только к тем, кои, не являя своей веры по боязни, остаются сами в безразличии, так что не угадаешь, веруют они или нет. Что же сказать о тех, кои при случае принимают на себя вид неверующих, опасаясь изъявлением веры подать невыгодную будто о себе мысль? Это – человекоугодничество, играние святынею, пустое лицедейство. На что похоже из-за того, что другой неразумный подумает неразумно, надевать на себя личину неразумного?! Должно, впрочем, помнить, что когда поставляется такое исповедание в обязанность, то сим нисколько не оправдывается исполнение правил веры только напоказ, а то: ходи в правилах своей веры по убеждению и любви, не скрываясь, но и не заботясь о том, что скажут другие. То есть пустое тщеславие, а это – истинная деятельность. И еще: когда видишь хульника, восстань и обличи его, нечестивца, загради уста ему, чтобы не попирал святыни. Особое исповедание веры, торжественнейшее, богоподобное, апостольское, есть исповедание в гонениях за веру вообще или за какой-либо догмат. Гонения бывали часто и возможны во всякое время. Примеры предшествовавших живописали нам и правила, как вести себя в сих случаях… Восстало гонение – молчи и пребывай в своем чине, предаваясь Господу всестроящему, молясь о силе и помощи. Чувствуешь слабость и страх, а между тем имеешь возможность укрыться, – укройся. Многие так делали. Целою церковью удалялись в леса и горы. И Господь сказал: «когда… гонят в одном городе, бегайте в другий» (Мф. 10:23). «Укройтеся мало елико елико, дóндеже мимоидет гнев Господень», говорит пророк (Іс. 26:20). Взят силою и представлен на суд: не усрамися, ниже убойся, яви силу любви к исповедуемому тобою Господу, стань за Него до крови и смерти. Но и без того, кто чувствует себя связанным нравственною силою, именно внутренним некоторым понуждением к исповедничеству, тот, благословясь, с совета пастыря, если можно, или и без того, возвысь голос исповедания. Сделай то же и тогда, как видишь, что те, коим следует исповедовать, слабеют, или когда бываешь в кругу тех, кои еще не поставлены в сию честь, а уже готовы по слабости отречься от истины. Многие мученики так поступали и не только спасали веровавших, но и неверовавших делали верующими. Вообще, исповедничество открытое никак не может быть излишним, когда делается по любви, к Господу влекущей, со здравым рвением, а не буйным фанатизмом. Опасения и ограничения все в сторону… Иди небоязненно, говори исповедание: Господь тебе помощник. Всякий исповедник есть крепкий воин из воинства Христова. Слаб? Беги, когда есть возможность, а когда пойман, свидетельствуй не боясь. Никак себе не должно позволить хоть для вида только сделать то, что требуют в знак отречения, ибо это то же, что отречение. Таков дух исповедничества! Его должно и всегда возгревать в себе; чтобы неготовым не застало время невзгоды, надо постоянно быть готовым страдать и умереть за имя Христово и веру святую. Это есть духовное исповедничество или сокровенное мученичество, когда бывает христианин сердцем распят, хотя телом жив.

бб) Ревность о распространении веры, или приведении ее в известность. Кто убежден, что святая вера есть единая, истинная, тот не может молчать о ней, особенно в виду или пред лицом лжи и заблуждения. Кто любит ближнего своего, всякого человека искренно и желает ему истинного, прочного и вечного блага, тот может ли удержаться, чтобы не возвестить ему истинного пути ко спасению, открываемого святою верою? Кто любит Бога и ищет славы Его, может ли не ревновать, да познают Его и «Его же послал еси Иисус Христа» (Ін. 17:3), чтобы славить и чтить Его, как Сам Он желает и научает всех в истинной вере Своей. Так убеждение в истине, любовь к Богу и ближним требуют, чтобы всякий, знающий веру и имеющий слово, громогласно возглашал всем истинный путь спасения в святой вере. Ибо несомненно, что гибнут те, кои вне веры. И славословие Богу вне ее есть козлогласование, как же можно это видеть и терпеть? Тут нет нужды дожидаться власти и прав. Когда душа горит ревностию святою, трезвенною, любовною и умоляющею, возвышай голос.Спрашивается, кто должен это делать?Само собою разумеется, что преимущественно долг сей лежит на освященных лицах, как на то исключительно учиненных. Но и всякому другому как можно заградить уста, когда он возвещает истину, в коей убежден и которую возлюбил душевно? Позволить проповедовать всякое без разбора убеждение пагубно; но возглашать истину, всемирно известную, Богом открытую, точно и ясно определенную как неизменное правило для всех людей и во все времена, это и для действующего, и для других спасительно. И не только возглашать, но и деятельно заботиться должно об успехах слова истины.Кому проповедовать? И своим и чужим, Господь говорит: видишь брата согрешающего, поди, вразуми его. Послушает – «приобрел еси брата», нет – то же сделайте вдвоем, а далее уже «поведать надо Церкви» (Мф. 18:15,17). Мало ли можно найти между братиями-христианами не ведающих веры и по неведению держащихся нелепостей? Знающий вразуми и просвети брата истиною. И это будет столь же плодоносно, сильно, ценно, как идти за море и обращать неверных. О присных в вере более должно пещись, по апостолу. И чужих, кои между нами, не должно оставлять и как бы презирать, но и их согрей любовию, предрасположи ко вниманию и сей в благоприятное время. Кто знает, не войдет ли и в его душу истина через слово твое? У Бога везде есть орудия к побеждению, хоть их никто ясно не знает.Как это делать? И словом, и писанием. Видишь неправомыслящего и умеешь сказать истину – найди твоим благоразумием доступ к его слуху и вниманию и возвести ему сию истину. Живое слово требует, впрочем, труженика сколько терпеливого, столько же и премудрого, но оно решительнее; ибо прямо вступает на борьбу с душою и, если сильно, непременно пленяет ум в послушание Христово. Писание легче и оставляет в покое ту и другую сторону. В нем торжествует сама истина, лицо скрыто, и во вразумляющем больше предполагает оно свободы и зрелости убеждения. На стороне писания та еще выгода, что оно всюду имеет доступ и долговечно. Писание, высказывающее истину веры живо, убедительно, победоносно, есть истинное сокровище для Церкви и рода человеческого. Кто возможет составить такую книгу, тот может стать в ряду всемирных проповедников.Истинную, впрочем, ревность о распространении веры должно отличать от буйной, неразумной, фанатической. Она должна иметь следующие признаки: твердое, основательное, разумное убеждение в истине святой веры с полнотою познания ее. Душа, соделавшаяся сосудом, вмещающим такую святыню, не может не разливать от себя благоухания. Как может она скрывать от других сокровище сие? Как удержит язык, от полноты сердца естественно приходящий в движение? Отсюда – кем обладает безотчетное пристрастие к вере, помрачающее ясность созерцания ее, кому желательно высказать не столько содержимое верою, сколько свои мудрования о ней – тот пусть удержится и пребудет спокойным в своих пределах, не трогаясь до святыни нечистыми руками. Апостол заповедал проповедовать «от чиста сердца, совести благия, веры нелицемерные», без которых некоторые попали на распутия (1Тим. 1:5).Чувство покорности и рабства истине и Богу. «Не можем не говорить того, что видели и слышали», свидетельствуют апостолы (Деян. 4:20). Мы рабы, говорят они, поручники, работники Божий. Отсюда – кто ищет возвышения, отличия, преобладания и владычества над умами и душами других – в том нет истины. Истинный ревнитель веры Бога воцаряет, а ложный – себя.Умоляющий тон любви и убеждения с самопожертвованием и уничижением… «По Христе молим, – говорят апостолы, – примиритеся Богу» (2Кор. 5:20). Ты гибнешь, поди, я вынесу тебя на раменах в безопасную пристань. Смотри, вот истина, ясная как солнце. Отсюда лесть, обман какой-нибудь, приманки выгодами, угрозы невыгодами суть уклонения от правды в проповедании веры.

Мужество. У слабых или по разуму, или по силе слова и характера сия ревность может оставаться как бы молчащею. Она может пламенеть, возжигать сердце, но выражаться одною молитвою и ревнивым желанием, чтобы святая вера сколько можно более приходила въявь и возвышала славу Божию, приводя к блаженству людей. Такая готовность, как и готовность к исповедничеству, есть сколько святое, столько же и высокое, и плодоносное расположение. Когда все возможное сделано, Бог ценить будет силу ревности, а не одни плоды, которые в Его власти. По сему случаю должно припомнить, что истинные, призванные проповедники, назначаемые для особых целей, чрезвычайно воздвигаются Богом, Им ведутся к цели и под Его покровительством исполняют то, к чему призваны. Таков, например, был святитель Стефан Пермский. Другим приличнее смиренно пребывать в своем круге, греть и светить здесь своим удельным светом и теплотою.д) Хранение веры – и своей сердечной, или своих убеждений, и исповедуемой веры. Любящий по естественному влечению хранит любимое как зеницу ока. То же и в отношении к вере. Хранить веру – значит прежде всего отклонять угрожающие ей опасности. Опасности сии бывают внутренние и внешние. К первым относятся возникающие по временам помыслы сомнения вообще ли в вере или в частности в каких-нибудь членах ее. Разны и степени сих помыслов: иные мгновенны, как набег мысли или беглая тень от легкого облака, другие касаются сердца и его уязвляют, как стрелою; иные опять касаются таких предметов, коих твердость мы знаем, а иные чего-нибудь неведомого. Такие помыслы и сердце само может ковать, но, вернее, они от врага истины и отца лжи. Как бы ни было, их не должно оставлять без внимания, а тотчас прогонять их, доводя сердце до воспламенения ненавистью против них; ибо ненависть сия есть истинное духовное изблевание яда, поставляющее вне опасности. Снисхождение к ним и невнимание опасно. Что же касается до того рода сомнений, которые касаются слабой стороны, то, кроме негодования, спешить должно противопоставить им истинные доводы или восполнить в познании то, чего недоставало. Вторая внутренняя опасность – от страстей. В злохудожной душе не может содержаться истина. Этот сосуд худой, все готовый испустить, что ни положи в него. Страсти суть отступления от истины и притом живые; потом всякий страстный уже на пути лжи стоит, приняв от страстей уроки лжи противной истине. От порочной жизни очень удобный переход к безверию, холодности и отвержению веры. Потому должно хранить душу и сердце свое в чистоте. Это есть несокрушимое безопаснейшее хранилище веры. Опасности веры внешние суть чтение книг, содержащих развратные правила или проповедующих ложь и безверие, особенно таких, кои писаны увлекательным языком поэзии и наполнены тонкими и хитрыми софизмами, которых разрешить не вдруг может и крепкая голова. Опасности этой избежит всякий, кто ничего не читает худого или, вообще, читает только по указанию опытных людей. Сообщество с людьми, напитанными легкомыслием и презорством к истине, и также с еретиками и иноверцами хитрыми и изворотливыми. «Тлят обычаи благи беседы злы» (1Кор. 15:33). «Удаляться должно от… ходящего не по Преданию» (2Сол. 3:6; Рим. 16:17), чтобы «не истлел разум… от простоты» (2Кор. 11:3), чтобы не «прельститься ложною философиею» (Кол. 2:8). Ко всем таковым, разумеется, не должно терять любви, сожаления, искреннего желания и содействия к их вразумлению; но никак не должно склоняться до приятства и дружества с ними. Такое расположение связывает и язык, и мысль и как бы невольно предает в руки врагу. Потому в отношении к таким заботься о вразумлении, молись; но удаляйся тотчас, как увидишь свою опасность. Если чувствуешь, впрочем, крепость, борись, с Божиею помощию.С таким, впрочем, отрицательным хранением веры должно иметь в союзе и положительное. Кто хранит дерево, тот не только отдаляет от него вредное, но и снабжает нужным для укрепления и полноты питательных соков. И веру тоже должно питать в себе. Вот что для сего нужно: слушай Слово Божие, проповеди и поучения, а если имеешь возможность, и уроки; читай Слово Божие, святых отцов, богословов; ищи и вопрошай, беседуй и общись с верующими, богатыми в вере; размышляй об основаниях веры, особенно о делах и судьбе ее, о ее Божественных обетованиях и их исполнении; молись и вопий к Богу: помози моему неверию; живи по вере и делами прикрепляй к существу своему то, что содержишь в мысли, чтобы колебать в тебе веру значило то же, что тревожить жизнь; часто приобщайся достойно Святых Тайн и будешь содержать самый источник истины в сердце своем.

Храня таким образом в себе веру, не должно оставаться равнодушным и к судьбе исповедуемой религии. Здесь постоянно молись, желай и содействуй ее благосостоянию, целости и безопасности; видишь угрожающую опасность от лжи, заблуждения и ложной философии, возвести кому должно; борись и противодействуй сам, сколько можешь; жалей, скорби и сокрушайся, что так есть, и молись Господу, Царю истины, да воцарит истину и проженет налегающий мрак. Когда же все употреблено с твоей стороны, предай себя и святую веру в руки всеправящего Господа, Который смертию Своею положил основание торжеству Своей веры и не оставит ее на решительный произвол людей. А если оставит, то оставит людей, но не веру, и людей оставит только за одно упорство и нераскаянное противление.Так разумевая, разумевай всяк добрые и недобрые расположения и действия относительно святой православной веры нашей. Первые насаждай, вторые, если есть, искоренить постарайся. Худые ныне времена. Береги мысль и сердце. И от близких может быть беда. Внимай убо.3) Грехи против верыНадобно показать и отступления от правды относительно веры, чтобы всякий мог видеть яму и не пасть в нее. Будем идти рядом с исчисленными обязанностями и означать возможные уклонения от них.Против первой обязанности – иметь веру – грешат не имеющие веры, не знающие Бога и своего к Нему отношения – безбожники. Не место здесь показывать существование безбожников; говорим только, что если они есть, то грешат, и грехом самым великим, которому и равного нет. Различать, впрочем, можно и должно безбожников теоретических, кои и по образу мыслей своих допускают небытие Бога, и практических, кои живут, не думая о Боге, или так живут, как бы не было Бога. К первым можно отнести фаталистов, кои говорят: «самослучайно рождены есмы» – как у Премудрого (Прем. 2:2). Все, что ни есть и бывает, есть и бывает так. Грехом сим искушаются и мысленно грешат все те, кои, раздумавшись о начале и судьбе мира, о запутанном ходе происшествий рода человеческого и своих, в сердце своем помышляют: неужели есть Бог? Не так ли все сие? Сюда же относятся пантеисты, для коих эта вселенная есть Бог, но не имеющий лица, связанный законом необходимости, неотдельное существо. Они родственны фаталистам. Особый вид их – эволюционисты, по коим мир есть развитый Бог. Это грех грубейший, хотя к нему принадлежат очень утонченные умствователи, как Фихтэ, Гегель и др. Практические безбожники повсюднее. У них один характер – жизнь в богозабвении, в волях сердца, без сознания над собою какой-либо высшей власти, без чувства неизбежной необходимости отвечать за жизнь. О них говорит пророк: «Рече безумен в сердце своем: несть Бог». А что эта речь от них – прилагается: «растлеша и омрзишася в начинаниях» своих (Пс. 13:1). Предавшись чувственности и страстям, они подавили лучшую часть своего существа и нить, связующую их с небом, прервали. Они уже, по апостолу, «не приемлют яже Духа Божия» (1Кор. 2:14; о них же: Еф. 2; Рим. 1). Их можно встречать в большом количестве во всякое время и во всяком месте, и что особенно жалко – иногда не совсем развратных, а живущих в естественных чувствах сердца. Впрочем, в сей смрад, хотя на время, погружаются и ведущие Бога, но дни, месяцы, а иногда и годы проводящие в суете ума, как бы без Бога (Еф. 2).Против второго долга – иметь единую истинную веру – грешат индифферентисты, кои содержат и проповедуют, что все одно: какую ни имей веру, только имей. Всякая пригожа и приведет к своему назначению – христианская ли это или не христианская. Как груба погрешность здесь, видно из того, что говорено в подтверждение необходимости иметь единую истинную веру. Тут еще приложить должно, что после того, как Сам Бог научил людей приближаться к Нему, Сам приходил, воплотился, страдал и умер, ниспослал Духа и столько чудес делал для утверждения веры, подвиг небо и землю – после всего сего говорить, что все равно, сию ли веру держать или другую, означает не только безумие крайнее, в коем истину ставят наравне с ложью, но и нечестие, в коем наводится некоторый укор на человеколюбивого Бога, будто излишне расточал милости, и в коем, лжа, творят Бога истины, будто не единая та вера, которую Он объявляет единою. Индифферентизм есть, сверх того, язва рода человеческого. Если одна только вера ведет ко спасению, так что все иноверия не спасают, а влекут за собою пагубу, то кто удерживает в них, не губит ли всех, кого удерживает? Когда свирепствует мор и искусный врач изобретет единственное врачевство, то всякий уверяющий: ничего, и то-то лекарство хорошо – губит всех, кои его послушают. Таков индифферентизм. Он расслабляет и убивает дух. Содержащий его почти то же, что безбожник, ибо явно, что для него вера есть стороннее дело, что он держит ее по обычаю, в подражание другим, или, еще хуже, будто какое-либо средство политическое. Все сии укоры падают и на того, кто говорит: все равно, лишь бы была христианская вера, а то какая-нибудь. Откуда эта мысль?! Апостолы с такою ревностию заботились о единомыслии, так деятельно старались восстановить его, когда оно как-нибудь нарушалось, так строго вооружались против разномыслящих, что определили им отлучение; а ныне вошло в обычай говорить: все равно, лишь бы христианская, хоть бы то была и ересь. Как же Господь говорил: «аще Церковь преслушает, буди тебе яко язычник и мытарь» (Мф. 18:17)? И потом как же Церковь во все свое продолжение так сильно ратовала и вооружалась против всех разномыслящих? Будто все сие так? И что Господь оправдывал знамениями и чудесами единую истинную веру и доселе оправдывает, будто и это все так?

Близко подходит к индифферентизму, или есть его вид, тот развратный образ мыслей, по коему проповедуют, будто религия не что иное есть, как средство в руках правительства. И те, кои так думают о правительстве, и само правительство, которое так поступает, крайне нечестивы и безбожны… Ну, если пригоже для правительства магометанство, или жидовство, или другое какое нечестие, будто его вводить и ему благоприятствовать должно? Цель общества – весть человека к цели; цель человека – в Боге, к Богу же идти можно только так, как Он указывает во святой вере. Следовательно, духом общества должна быть единая истинная вера. Что за правительство, которое, мало чем успокаивая своих подданных во временном, за это губит их на целую вечность! Говорят: смущение будет в народе! Кто же позволяет насилие? Яви истину, чтобы всякий увидел ее. И кто к тому способнее, как не правители? Потому они безответны пред Богом, если не хранят и не вселяют в народе истинной веры. Против третьего – испытай, где истина – грешат неиспытывающие, погруженные в сон беспечности; нерадящие, кои тем только отличаются от индифферентистов, что никакой мысли не имеют при своей беспечности или совсем и не думают о вере и суть потому веропрезиратели; сомневающиеся, кои вообще остановились на нерешенном вопросе: есть ли Бог и нужно ли Ему поклонение? – или подозревают, истинна ли святая вера православная, и, однако ж, остаются равнодушными, не ищут разрешения недоумений и в таком нерешительном, колеблющемся состоянии продолжают жить по принятому порядку. Это как бы повисшие на воздухе, истощающие и мучащие дух свой. Сила их преступления и в равнодушии к истине, к Богу и своему спасению, и особенно в том неестественном положении духа, что держат его в известном порядке против убеждения, идут против совести и убивают в себе жизнь. Остановившиеся на лжи, все заблуждающиеся в вере: язычники, магометане, иудеи, особенно натуралисты, те, кои думают, что для познания Бога и своего спасения достаточно естественных сил человека, своего ума и самодеятельности. Это заблуждение иначе называется рационализмом. Он есть самая очевидная глупость и безумие. Видеть и свои ошибки, и ошибки других мыслителей, знать из истории, сколько заблуждений и пороков наводнили землю от разумного человека, и еще верить в свой разум! К тому же в соседстве рационалист видит откровенную Богом веру, чудодейственно утвержденную, представившую и представляющую опыты спасенных, и остается при своем упорстве! Непонятно. Не без основания потому некоторые подозревают, есть ли основательно убежденные в твердости своего рационализма рационалисты? Большая часть, без твердого, ясного убеждения, с мутным сознанием верности своих мыслей, заносчиво проповедует не знать что, чтобы только заставить говорить о себе: вот всеобъемлющий гений!Против того, что узнанной святой православной вере должно покориться смиренно, молча, всецело, грешат тоже рационалисты, только библейские, кои признают Откровение, но принимают из него только то, что сообразно с их образом мыслей. Это гордые умы, возносящиеся на ум Божий, не покоряющиеся Ему, не хотящие послушать веры, потому суть то же, что неверы. Ибо неверие, собственно, и есть непризнание истинным того, что святая вера признает истинным. По своему духу это разбойники в ограде Божией, прилазящие отинуде, кои, вошедши туда, вместо смиренного пребывания, своевольно рвут, разбрасывают и искажают все Божии сокровища. Все еретики, паписты, протестанты всех родов и другие – естественный плод неверия и своемыслия, или своенравия ума в деле веры. Вера вселенская есть правило ведения и жизни, обязательное для всех. Кто мудрствует не так, как она, в каком-нибудь члене, зная, что сей род мудрствования не. одобряется ею и противен ей, и потом далее не покоряется никаким убеждениям, а упорно стоит в своем мудровании, тот есть хульник Духа Святого, Духа истины. Он раздирает целость веры и в этом тем преступнее, чем яснее сознает порядок верования, чем больше чувствует колебаний в совести и сердце против своих мыслей, чем больше за себя, а не за истину стоит в своем упорстве ради земных и самостных каких-либо целей. Отступники, те, кои или из страха преследования, или по надеждам земным, или по человекоугодничеству, иногда по легковерию и внутренней причудливости оставляют истинную веру и переходят к заблуждающимся. Из них не извиняются и те, кои воображают, что делают сие по убеждению в истине. Истина явна. Если страсть не омрачит ума, истина не может быть не замечена. Следовательно, отступление и в таких невозможно иначе как по страсти и греху… Что отступники – народ погибший, учит апостол: «волею согрешающим… по приятии разума истины, о гресех не обретается жертва, а страшное… чаяние суда, и огня ревность» (Євр. 10:26-27). Сему суду, очевидно, не подлежат те, кои от иноверия переходят к истинной вере. Их хвалить и за них благодарить Господа должно, что приводит братии наших из тьмы в чудный Свой свет.

Наконец, против всех остальных обязанностей стоит холодность к вере, окостенение духа от погружения в плоть, от снедающей заботы, непомерной гордости и самости себя только знающей. В сем состоянии духа не знают ни тех отрадных чувств, кои приносит вера, каковы: покой, радость, благодарение и славословие – ни тех дел, кои естественно вытекают из любви к вере, как то: исповедание ее, расширение и радение о ней – дел и очень ценных здесь, и приносящих блаженство вечное на небе.Все указанные уклонения кому не приходилось встречать лицом к лицу? Да ведает теперь всяк, где им место. Если кто потрудится хорошо утвердить в мысли все показанные расположения и дела в отношении к вере и притом так, как они вытекают одно из другого, то получит значительную крепость в уме и сердце, от которой, как от стены, будет отлетать всякое нападение на веру – внутреннее и внешнее.12. Благочестие – жизнь в духе верыВступивший в область истинной веры успокаивается в ней, чувствует, что он как в безопасном пристанище. Но сей покой только со вне, внутри же его ожидает усиленная деятельность и труд в духе сей принятой, узнанной и возлюбленной им веры. Это значит, что принявший веру самым принятием обязывается сообразовать свою внешнюю и внутреннюю жизнь с ее учением, или образовать себя по ней и вселить в себя ее дух. Область веры дышит и преисполнена жизнию и деятельностию; вступивший в нее и, однако ж, не живущий по ней то же, что лишняя часть в машине или своенравник, нарушающий порядок светлого, торжественного шествия. Тот не верует, кто не живет по вере. «Вера без дел мертва» (Як. 2:26). Когда утопающий не берется за руку, которую простирают к нему с обещанием вытащить, верно, не верит обещанию. Мало того, такой издевается над верою. Что, если б надел кто священническую одежду и начал в ней кривляться и безумствовать всенародно? Не насмешник ли он? То же и в отношении к вере. Потому в Слове Божием предполагаются великие угрозы ведущему и не творящему. «Бога исповедают ведети, а делы отмещутся Его, мерзцы суще и непокориви, и на всяко дело благое неискусны» (Тит. 1:16). Таким образом, принявший веру непременно должен осуществить ее в своей деятельности, образовать себя по ней, представлять ее как бы всю в своем лице на деле. Постоянное, искреннее, полное и всестороннее хождение в духе единой истинной и святой веры есть истинное благочестие.Само собою разумеется, что соответственно разнообразию состава веры и деятельность благочестивая должна являться в разных видах. На сем основании есть и разные обязанности благочестия. Можно и все вообще обязанности подводить под сию одну, или выводить из нее одной, ибо все они требуются христианскою верою и вытекают из духа ее. Посему, между прочим, и у апостола (Тит. 2:12) выводится из благочестия жизнь благочестивая, праведная, целомудренная, то есть, вообще, деятельность христианская, законная и святая.Что значит христианская благочестивая жизнь? Жизнь в единении с Богом в Господе Иисусе Христе во Святой Церкви, или по домостроительству спасения нашего. Что это так, смотрите, как было дело. Господь пришел на землю, пострадал, умер, воскрес, вознесся на небо, ниспослал Духа Божественного на святых Своих учеников и апостолов, кои силою Его и воздвигли на земле обетованную Церковь, назданную на основании Апостол и Пророк, сущу краеугольну Самому Иисусу Христу, – Церковь, дом веры и спасения, тело Господу, ковчег спасающихся от потопления в нечестии, грехе и злобе сатанинской. Но что есть Церковь по духу своему? Святительство свято, приносите жертвы благоприятны Богови Иисус Христом. Церковь есть лицо богослужащее, жречествующее, святительствующее беспрерывно, разумно, духовно, и это – Богу Иисус Христом. Всякий вступающий в нее должен стать с нею единым духом, быть тем в малом, чем она в большом виде, подобно как и в теле, говорят, каждый и малый член имеет все тело, то есть, все его элементы. Иначе: всякий верующий обязуется быть приносящим Богу жертвы благоприятные Иисус Христом, а это то же, что жить в общении с Богом через Господа Иисуса Христа, по домостроительству спасения. Отсюда очевидно, что жизнь христианская, благочестная деятельно выражается в восхождении к Богу через Иисуса Христа, в пребывании в Нем чрез Него и притом не иначе как в доме, устроенном для нашего спасения, или Церкви. Соответственно сему и обязанности благочестия имеют три класса, из коих 1) первым определяются чувства и расположения, вытекающие из воссоединения с Богом в Иисусе Христе, 2) вторым – чувства и расположения, вытекающие из пребывания в общении с Богом, 3) третьим – чувства и расположения, вытекающие из общения с домом спасения, Церковью.

1) Чувства и расположения на пути воссоединения с БогомНачнем с тех чувств и расположений, кои встречает человек на пути к Богу, когда воссоединяется с Ним в Господе Иисусе Христе. Так как возвращение к Богу есть дело свободы, а не принуждения и притом совершается в духе, а не в чем-либо вещественном, то оно есть дело не такое, которое, окончивши, можно бы было отложить к числу решенных, а дело, в каждое мгновение повторяемое и возобновляемое. Потому, хотя уже вступил христианин в общение с Богом, никак не увольняется и не освобождается он от тех актов, коими сие совершилось, а всегда должен питать и возобновлять их. Следовательно, все они и обращаются ему в непрерывный долг и обязанность.Путь восхождения к Богу, или воссоединения с Ним, объяснен в другом месте (см. о норме христ. жизни). Теперь остается только выяснить вытекающие из того обязанности.Семя всех сих обязанностей есть вера в Господа нашего Иисуса Христа, Спасителя нашего, сочетавающая нас с Ним сердечно. Но иное должно происходить в нас еще до рождения сей веры, а иное – по рождении ее. «Никто же приидет ко Отцу, токмо Мною», говорит Господь (Ін. 14:6). Надо прежде прийти к Иисусу Христу, чтобы от Него взойти к Богу. Следовательно, есть обязательные для нас чувства и расположения, одни – на пути сочетания с Господом Иисусом Христом, а другие – на пути восхождения от Иисуса Христа к Богу Триипостасному.а) Чувства и расположения на пути сочетания с Господом Спасителем.Сердечное сочетание с Господом совершается верою. Начало веры полагается в познании своей бедности и познании богатства Иисус – Христова. Вера переносит богатство Христово на свою бедность и ради того сочетавает сердце с Господом. Для того, чтобы поддерживать в силе сию веру и возгревать более и более сочетание сердца с Господом, всякий христианин обязуется к следующим чувствам и действиям:аа) Он обязан знать и в чувстве сердца носить свою бедность и свое окаянство. Знанием сим начинается и потом постоянно поддерживается вера. Это то же, что елей для огня в лампаде, который слабеет по мере истощения елея. Кто не знает, что дом охвачен огнем, не побежит из него; так и кто не знает своего окаянства, не позаботится о спасении. Это есть первая истина о себе; всякая другая имеет уже примесь лжи и тем более, чем более питает самодовольство. Предметы сего знания сами собою определяются историей человека. Сотворен он по образу Божию, для славы Божией и непрестанного блаженства взамен отпадших и отверженных духов, основавших в себе и из себя ад. Но завистию диаволею преступил он заповедь, подвергся осуждению и клятве, расстроил свою душу и тело, подчинился прельстителю и, бедствуя на земле, состоит в опасности по смерти быть в том же аду, который населен духами, отступниками и их князем – сатаною. Итак, христианин должен содержать в мысли, что он был в состоянии падения, состоял под клятвою Божиею, был безответен пред Ним и растлен сам в себе, подлежал власти, насилию и злобе сатаны, был неминуемым оброчником и смерти, и ада. Все сие и ясно знать, и содержать во внимании должно христианину даже после того уже, как он избавлен от всех сих бед. Ибо сам по себе он действительно таков всегда. Если теперь он стоит вне сего гибельного порядка, то потому, что держится благодатию, хотя, как над бездною пламени, в каждое мгновение готов будучи отпасть и пасть снова на прежнее. Совокупностью таких мыслей, воспринимаемых сердцем, образуется и поддерживается чувство опасности своего положения, своего бессилия и беспомощности, аще не Господь. Это обязывает христианина далее пребывать в крайнем самоуничижении, смирении и оставлении себя ниже всякой твари, даже бездушной, не только одушевленной; заставляет беспрерывно взывать: Господи, спаси мя, погибаю. И такие чувства не раз или не два надо воспроизвести, а иметь их постоянно в себе утвержденными и укорененными, как бы претворившимися в естество. Теряющий их выходит в мгновение из строя спасающихся, ибо все спасающиеся так думают и так чувствуют. Потому долг всякого всячески возгревать их в себе. Делать сие может всякий как умеет. Но лучшая и действительнейшая наука им есть самая жизнь христианская. Это самое сильное и постоянное средство, так что, можно сказать, вся жизнь христианина истинного есть не что иное, как непрерывное восхождение на высоту сознания своей бедности и чувства самоуничижения. Чем больше кто растет в добродетели, тем больше сознает, чувствует, что он ничто. А из сего какое истекает обилие добродетелей! Тут смирение, самоукорение, неосуждение других, безгневие, непрекословие, невозмущаемый покой. Но за то от Бога непрестанное притечение тайных духовных утешений и обилие благодати, а от других христиан любовь и живое соединение. Кто же не имеет сего, у того и с тем бывает все противное.

бб) Обязан знать и возрастать в познании неисследимого богатства Господа нашего Иисуса Христа, пришедшего в мир грешников спасти. Одно познание своего окаянства и бессилия, с безответностию и страхом за жизнь и судьбу вечную, безотрадно. Оно приносит только скорбь и тоску, которые, если не растворяются другими утешительными чувствами, расслабляют, а не оживляют, и, что недалеко, оно может ввергнуть в отчаяние неисходное. Кто на этом одном останавливается, тот останавливается как бы на половине дела и, следовательно, не делает ничего. И истины нет здесь: ибо на самом деле не беден только есть человек и погибающ, но есть и обогащаем, и спасаем – есть такое устроение от Господа и Бога нашего, по которому над человеком гибнущим простерто Божественное осенение благодати. Потому познавать сие есть непременный долг всякого христианина и, поелику все сие сосредоточивается в Господе Иисусе Христе, познавать Его. Предметы сего познания тоже определяются самим устроением благодатных действий. Милосердый Бог обетовал погибающему послать Спасителем Сына Своего, Который по исполнении времен действительно пришел, воплотился, страдал, крестною смертию принес жертву за грехи всего мира, воскрес и всех воскресил, разрушил ад и связал сатану, вознесся, воссел одесную Бога Отца, где и ходатайствует за нас, и властвует над всем, как Царь приявший власть на небеси и на земли. Так должно знать и познать, что Господь Иисус Христос есть жертва за нас, живот наш, Царь наш, истнивший силу диавола, смерти и ада. Отсюда, далее, памятовать и содержать в мысли, что было такое дивное и изумлющее дело Божие, были потрясены небо и земля; благоговейно размышлять и углубляться во все совершение спасения, особенно в страшные страсти и последовавшую затем славу Господа: что это, как, для чего, какая в этом сила? Чаще приводить сие на мысль, особенно в среду, пяток и воскресенье, радоваться и утешаться тем, что есть так. Такими занятиями само собою будет расти познание Господа; но ревностный присоединит к нему частое прочитывание Евангелий и пророчеств, паче же всего молитву о благодатном введении в тайны спасения. «Кто уразуме ум Господень?» – вопрошает апостол и как бы в ответ на то прибавляет: «мы же ум Христов имамы» (Рим. 11:34; 1Кор. 2:16). Истинное познание Господа совершается в тайне духа и, можно сказать, не столько понимается, сколько чувствуется так, что на то нет ни слов, ни изображений. Только оно беспредельно сладостно, как уверяет апостол, который все счел ни во что «за превосходящее разумение Христа Господа» (Флп. 3:8), который всех побуждает восходить к такому разумению и о всех молился, чтобы открыта была им «глубина, широта и высота» премудрости, явленной в устроении нашего спасения (Еф. 3:18).вв) И таким образом возгревать в себе веру в Господа Спасителя. Ибо когда в одном и том же духе встретятся и познание своего окаянства и бедности, и познание Господа Спасителя, то, естественно, они сочетаваются между собою и растворяются, как вода с сухою землею или как две сродные стихии. Чувство безответности восходит к Господу пожершемуся, чувство расслабления и растления приемлет Господа – живот наш; страх смерти, ада и диавола исцеляется познанием Господа, Царя нашего и победителя их. Каждое чувство скорбное находит себе соответственное врачевство в Господе. Из сего-то сочетания и рождается, как дщерь их небесная, истинная вера в Господа Спасителя, которая потому и есть не одно познание Господа, не одно познание своего ничтожества, а то и другое совместно, и не одно подле другого, а одно в другом. Как в химическом сродстве один элемент входит в другой, так и они сорастворяются взаимно. Безответный прибегает к Распятому, как жертве, и приемлет оправдание; растленный – к Господу-Животу и оживляется; плененный – к Господу-Царю и Победителю и освобождается. Вера есть внутреннейшее благодатное в нас действие, коим на наше ничтожество и бедность переносится полнота Христова и усвояется нам. Это есть акт всемогущий, творческий, ибо им совершается новая тварь в нас, наш дух сочетавается со Христом и рождается из того в нас новый, потаенный человек. Из сего видно, что в составе истинной веры сокрываются следующие, более чувствуемые, нежели выражаемые, слитно объединенные, а не разделенные расположения: я – погибающий погиб бы навеки, но Господь Иисус Христос, отнявший все зло, лежащее на роде человеческом, восприял меня, и Им я спасаюсь. Вера зрит Господа единственным источником своего облаженствования, исчезает в Нем сердцем, объемлет Его любовно, живет Им одним и для Него одного; ибо чувствует, что если бы не Он, то все бы погибло. Так содержать и чувствовать есть постоянный долг христианина. Понятно теперь, почему для поддержания и возгревания в нас такой веры считаются необходимыми, с одной стороны, возрастающее познание своего окаянства и бедности, а с другой – познание Спасителя и дел Его. Ими греется дух веры, ими же рожденный и из них составленный. Но как капля воды составляется из частей кислорода и водорода переходом сквозь них искры электрической, так и вера в первый раз рождается таинственным некоторым прикосновением Господа, к сердцу, подготовленному к вере через познание себя и Господа, как это Он дает разуметь словами: «толку, …вниду и …вечеряю» (Об. 3:20). Познанием себя и Господа отверзается сердце; затем входит Господь Сам и вечеряет, то есть насыщает душу Своими благами, вследствие чего и изрекается в глубине духа человеческого, как Фомою по осязании Господа: «Господь мой и Бог мой» (Ін. 20:28). Это первый голос веры и верный ее символ.

Но как первоначально родилась вера таинственным прикосновением Господа к сердцу, так и поддерживаться она может и должна сим же прикосновением, которого верующие сподобляются в приобщении Святых Тайн и в пламенной молитве, которая в истинном смысле и силе есть не что иное, как беспрерывное повторение первоначального возношения к Господу и первого Его присещения. Из нее, как из горнила, каждый раз христианин выходит обновленным. Вот почему в наставлениях святых отцов, всех вообще, заповедуется беспрерывно вращать в устах молитву к Господу: Господе Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя… – вращать так же часто, как часто дыхание, к которому некоторые и приноровляли ее. Отсюда, по противоположности, гаснет вера от забвения своей бедности, от ослабления познания Спасителя и прекращения молитвы Иисусовой.Так совершается и поддерживается сочетание сердца с Господом Спасителем верою. Отсюда начинается ряд других чувств, коими дух от Христа Спасителя восходит к беспредельному Богу и сочетавается с Ним. В заключение предлагается всякому прочесть следующее место из Апокалипсиса, в котором все сказанное пред сим совмещено и изрекается от лица Самого Бога: «Зане глаголеши, яко богат есм, и обогатихся, и ничтоже требую, и не веси, яко ты ecu окаянен, и беден, и нищ, и слеп, и наг. Совещаю тебе купити от Мене злато разжжено огнем, да обогатишися: и одеяние бело, да облечешися: и да не явится срамота наготы твоея: и коллурием памажи очи твои, да видиши. Аз, ихже аще люблю, обличаю и наказую: ревнуй убо и покайся. Се стою при дверех и толку: аще кто услышит глас Мой, и отверзет двери, вниду к нему, и вечеряю с ним, и той со Мною. Побеждающему дам сести со Мною на престоле Моем, якоже и аз победих, и седох со Отцем Моим на престоле Его. Имеяй ухо, да слышит, что Дух глаголет Церквам» (Об. 3:17-22).б) Чувства и расположения на пути восхождения от Господа Спасителя к Богу Триипостасному.Когда образуется вера и сердце сочетавается с Господом, тотчас рождаются из сего другие чувства и расположения, как лучи от солнца, по которым, как по ступеням лестницы, утвержденной на камени – Христе, восходит христианин на небо к Богу и поклоняется Ему у подножия престола Его. Чувства сии и расположения суть следующие:аа) Упование спасения в неразрывной связи с самоотвержением. Упование спасения так существенно в жизни по Христе, что есть как бы самое лучшее определение и выражение веры в Него. В нем чувствует себя христианин, что он вне опасности, за пределами всего зла, лежавшего на нем, что вступил в область спасающихся, спасается Господом. Кто из утопающих ухватился за вервь, брошенную к нему, влечется на корабль, возводится на него, стал на нем, тот не может не питать отрадного чувства избавления или минования опасностей. Таков же дух и христианина уверовавшего! Как сродно вере сие упование спасения, видно из слов апостола Петра, который почитает его отличительным признаком веры: «Благословен Бог… порождей нас во упование живо», взывает он (1Пет. 1:3). У апостола Павла сие упование именуется «котвою души, твердою и благонадежною» (Євр. 6:19). Сим упованием отрицается или изгоняется из души главным образом отчаяние и безнадежность, но и, кроме их, всякое сомнение, неведение спасения своего и неубеждение в нем. Потому как упование спасения есть обязанность, так нечаяние его во всех видах есть грех. Самоотвержение, или жизнь в нем, есть не одно повержение себя под ноги, попрание и уничижение, но более: оно есть самоозлобление, или такая деятельность, которою беспрерывно озлобляется и поражается или тело, или душа и которая совмещает все дела наперекор самоугодию, своей воле и желаниям сердца. У святых отцов это выражается в двух правилах: не иметь своей воли и не давать покоя телу – как два способа самоозлобления. Из них составляется все подвижничество, которое то же, что жизнь в самоотвержении. О сем говорит апостол: «иже Христовы суть, плоть распята со страстьми и похотьми» (Гал. 5:24), и Господь: «иже хощет по Мне ити, да отвержется себе» (Мф. 16:24). Не так очевидна связь строгой самоозлобительной подвижнической жизни с упованием спасения; но она есть, и так жива, что мера самоозлобления есть мера и упования спасения. Как тяжесть воздуха поднимает ртуть в барометре, так и тягота самоотвержения возвышает упование спасения. Основание сего можно видеть в спасении нас страданиями Господа: ими совершено спасение, и каждый человек спастись может не иначе как усвоением их себе. Как же их усвоить? Своими страданиями. Наши страдания суть точка соприкосновения к страданиям Христовым, или место привития их. Оттого апостолы говорят о некотором «сообщении страстей Господа через сообразность со смертию Его» (Флп. 3:10) и хвалят тех, кои успели «приобщиться Христовым страстям» (1Пет. 4:13). От такого же сообщения естественным следствием должно быть возрастание упования спасения. Ибо если страданиями переходит на нас сила страданий Христовых, совершивших наше спасение, то вместе с тем не может не вселяться в душу и сознание спасения от их силы, что и есть существо упования. Но как бы это ни было, только жизнь самоотверженная, строго-подвижническая, самоозлобительная есть единственное условие упования спасения. Посему, кто покоит себя, тот погашает упование и, следовательно, заглушает самое зачало, или первый исход упования спасения. Потому врагам креста Христова «кончина-погибель» (Флп. 3:19).

бб) Мир с Богом в неразрывной связи с беспрерывным покаянием. «Оправдившеся верою, мир имамы к Богу Господем нашим Иисус Христом», говорит апостол (Рим. 5:1). В другом месте говорится, что «Бог мир во Христе примирил Себе… и дал апостолам слово примирения», которые и молят всех: «примиритеся Богу» (2Кор. 5:19-20). Мир сей свидетельствуется ощущением благоволения Божия, созерцанием в духе светлого лица Божия, сознанием отъятия и изменения гнева Его на милость, веселовоззрением на небо. Прежде был будто меч над главою, и обратиться к Богу, и подумать о Нем было страшно; а теперь со святым дерзновением входят во внутреннейшее за завесу. Сподобившись сего мира, надо заботиться и о том, чтобы пребывать в нем. Но пребывать в мире с Богом нельзя без непрерывного покаяния. Условие к миру с Богом апостол Иоанн поставляет такое: «аще сердце наше не зазрит нам» (1Ін. 3:21). Если нет ничего на совести, можно иметь дерзновение и доступ к Богу в чувстве мира; а если есть, то мир нарушается. Бывает что на совести – от сознания греха. Но по тому же апостолу мы никогда не бываем без греха, и это так решительно, что тот уже лжец, кто иначе думает и чувствует (1Ін. 1:8). Следовательно, нет минуты, когда бы кто не имел чего на совести – вольного или невольного, а потому нет минуты, когда бы не возмущался его мир с Богом. Отсюда следует, что всенеобходимо очищать свою совесть, чтобы быть в мире с Богом. Очищается же совесть покаянием. Следовательно, непрерывно должно каяться. Ибо покаяние смывает всякую скверну с души и делает ее чистою. «Аще исповедуем грехи наша, верен есть и праведен, да оставит нам грехи наши и очистит нас от всякия неправды» (1Ін. 1:9). Покаяние сие состоит не в словах только: прости, Господи; помилуй, Господи; но при нем неизбежны все действия, условливающие отпущение грехов, то есть сознание определенной нечистоты помысла, взгляда, слова, соблазна или другого чего-нибудь; сознание своей в том виновности и безответственности без самооправдания; молитва об оставлении ради Господа до умирения духа. Что касается до великих грехов, то те тотчас должно исповедать духовному отцу и принять разрешение, ибо в тех не успокоишь духа одним повседневным покаянием. Таким образом, обязанность непрерывного покаяния есть то же, что обязанность содержать совесть в чистоте и безукоризненности: У святых отцов сколько на это правил! Сколько употреблено забот, чтобы и себя к тому настроить, и других научить! Так и должно: иначе нет мира с Богом. Против сего грешат все несознательные, себя во всем оправдывающие и пред Богом, и пред людьми.вв) Чувство любви Отчей от Бога, или сыновства Богу, в неразрывной связи с усиленною деятелъностию ради Его. В Господе Иисусе Христе истинно верующие, отрожденные водою и Духом, стали сынами Богу Отцу благодатными ради живого союза с Господом и воображения Его в себе. Такой неизреченный дар, существенный в царстве Христовом, обращает к нам Бога, как отца к детям, отеческою любовию. А это не может не отзываться и в самом сердце и не оставлять там сознания или чувства отеческой любви Божией и своего сыновства Богу. Сколько потому сии чувства существенны в христианском союзе с Богом, столько же и обязательны для христиан. Христиане обязаны иметь их и питать, напрягаться возбудить и хранить навсегда, С каким напряжением апостол Павел старался воскресить сии чувства, когда видел, что они были заглушены! Так он говорит: «Елицы Духом Божиим водятся, сии суть сынове Божии. Не приясте бо духа работы паки в боязнь, но… духа сыноположения, о немже вопием: Авва Отче. Самый Дух спослушествует духу нашему, яко есмы чада Божия» (Рим. 8:14-16). «Вси бо вы сынове Божий есте верою о Христе Иисусе: елицы бо во Христа крестистеся, во Христа облекостеся» (Гал. 3:26-27). Господь пришел, учит он, «да всыновление восприемем» (Гал. 4:5). «Видите, какову любовь дал нам Отец, да чада Божия наречемся и будем» (1Ін. 3:1), взывает св. Иоанн Богослов. Не называться только, но и «быть чадами дал нам область» Господь (Ін. 1:12). Что теперь состоит в существенной связи с сим восприятием христиан в род Божий, в родство Божественное, вполне объясняется характером сына. Не одно то главное в сыне, что он действует не как раб, а с некоторою свободою, как посвященный в тайны отца; но и то, что все, относящееся к отцу и дому, он глубоко принимает к сердцу, как бы оно непосредственно касалось его одного, чувствует, что он, состоя в союзе с отцом и домом, союзе живом, – когда действует, действует от лица их и ради их, как бы благосостояние их, и честь, и слава лежали на нем одном. Такого точно характера и настроения должен быть и всякий христианин в благодатном христианском царстве, сем доме Божием. Чувствуя, что он есть Божий – искренний, ближний, он должен и действовать не иначе как от лица Бога, по распоряжениям и намерениям Божиим ради чести и славы дома Его во вне, ради благосостояния внутри; должен стоять за Господа Бога и за дом Его до крови ради своего Ему сродства благодатного. Христианин есть как бы посланник и ходатай от Бога, ходатайствующий и действующий по Его делам. Таково исходное начало всей деятельности христианина! Оттого у него должна быть неудержимая ревность о благе-Церкви и христиан, ревность съедающая, болезненно отзывающаяся в сердце. Как сыновство Богу возбуждает такую деятельность от Бога и ради Его, так, наоборот, деятельность такого рода возгревает, возвышает и поддерживает чувство сыновства, так что одно в необходимой связи с другою. Они взаимно отражаются друг в друге. Потому, наоборот, деятельность иного рода, или недеятельность, погашает чувство сыновства, или лишает сыновства. Это очевидно тоже из обыкновенного примера: сын, нерадящий об отце и доме, что за сын? И опять: кто потерял сыновние чувства, как будет действовать по-сыновнему?

Таковы обязательные для нас чувства и расположения, непосредственно вытекающие из воссоединения с Богом во Иисусе Христе, и те, кои приводят нас к Господу Иисусу, сочетавают с Ним и держат в сем сочетании, и те, кои от Господа возводят к Богу. Их, вообще, можно назвать обязанностями к Богу по условиям спасения, или обязанности относительно веры и из веры в Господа и Спасителя. Но здесь тотчас начинается другой ряд обязательных для нас чувств и расположений к Богу собственно, или к Божеству. Молитвенно возгревать в себе их все да поможет всем Господь, Пречистая Владычица и все святые Божий.2) Чувства и расположения христианина, пребывающего в БогеВ домостроительстве спасения Богу угодно было принимать на Себя иные к нам отношения, вследствие коих и наши обязанности к Богу соответственный тому получали характер. Но когда, таким образом, мы восстановляемся в первый чин, то вместе с тем открывается во всем величии беспредельный лик Божества и тот же час воскресают и с силою предстоят сознанию обязательные для нас чувства и расположения к Богу, поколику Он есть Бог. В предыдущих рассуждениях указанный ряд обязанностей вводит в сии тайники Божества, научает нас им и вместе делает способными действовать соответственно им. Созерцание Божества невыносимо для нашей падшей природы, если б возводить ее к Нему прямо, без посредства тех расположений. Потому те можно назвать руководительными и воспитательными правилами, а эти сокровеннейшие, высочайшие и тончайшие чувства к Богу, поколику Он Бог, суть плод их.Сии последние должны, конечно, прежде всего сообразоваться с бесконечными свойствами и действиями Божиими. Но, с другой стороны, так как к ним восходим мы через чувства и расположения первого рода, выражающие наше воссоединение с Богом, то они должны состоять и с ними в близком соответствии. Теперь, так как мы созерцаем Бога а) бесконечным в Своих совершенствах, б) Творцом и Промыслителем и наконец в) Совершителем всего, – и соответственно тому имеем три класса обязательных в отношении к Нему чувств и расположений. Они состоят в прямом соотношении с указанными пред сим чувствами мира с Богом, упования спасения и сыновства Богу.а) Чувства и расположения к Богу, вытекающие из сознания или созерцания Его бесконечных совершенств.аа) Бог бесконечный непостижим в Своем бытии, в Своих совершенствах и действиях: изумляйся! – то есть восставляй себя и держи в таком состоянии, в коем при живом сознании сокровеннейшей непостижимости Великого Бога прекращается всякое движение духа и водворяется в нем глубокое некое молчание, как бы замирание жизни. Когда трезвая мысль минет все твари, перенесется за пределы мира и погрузится в созерцание Бога; тогда находит, что как несомненно то, что Он есть, так несомненно и то, что Он не есть что-либо из знае-мого в тварях: ни сила, ни свет, ни жизнь, ни ум, ни слово, ни мысль и вообще ничто из представляемого умом нашим; и потом, когда обведет одним взором все сии отрицания, то вводится мгновенно в Божественный некоторый мрак, в коем не может зреть ничего, кроме необъятной, преисполненной существенностей беспредельности, поражающей глубоко и налагающей молчание на слово и мысль. Это состояние возвышеннейшее, до коего только может доходить земная тварь. Человек тогда восхищается до состояния серафимов. Это то же, как если бы кто входил в тронную величайшего из царей: первый взор на царя – и все поражает его до онемения. В такое состояние человек может восходить и из сознания вообще непостижимости Божественного существа и каждого Его свойства, ибо и каждое Его свойство так же непостижимо и изумительно, как Он Сам. Апостол Павел взывает: «о глубина богатства премудрости и разума Божия …кто разуме ум Господень!..» (Рим. 11:33-37; 1Кор. 2:16). «Удивися разум твой от Мене, утвердися, не возмогу к нему», сознается пророк (Пс. 138:6). Это о разуме. Но также непостижимо и всякое Его свойство, и всякое Его творение, и всякое дело Его промышления. Дивны дела Твои, Господи! Восходить к сему изумлению может всякий сам через отрешенное и покойное углубление; могут помочь в сем деле и изображения сего свойства у святых отцов, как например, у Дионисия Ареопагита – о таинственном богословии, у святого Иоанна Златоустого – слова о непостижимом и др. Но чтобы воспитать к тому способность, легче начать с созерцания дел, восходить до созерцания совершенств, а наконец востечь и на самый верх, к сознанию непостижимости существа Божественного. Как кто возможет, только должно сие делать, ибо здесь совершается в духе самое истинное и приличнейшее поклонение твари Творцу и Господу. Само собою разумеется, что чувство сие имеет разные степени; но каждому свое, и каждый пусть совершает дело сие по силам своим. Моисей восходит на самый верх горы и скрывается в облаке, другие стоят на полугоре, а третьи – у подножия. Это образ трех состояний людей, восходящих к постижению и сознанию непостижимости беспредельного Бога. Значит, никто не должен отказываться неумением или незнанием дела сего.

бб) Бог бесконечно велик: падай в уничижении, проникайся благоговейным страхом и трепетом, созерцая величие Божие. Первое у вошедшего в тронную, как замечено, есть молчаливое изумление, в коем нет ни одного представления раздельного. Вошедший не успел еще осмотреться или различить себя и царя с его величием. Затем первая мысль после того, как он придет в себя, это – величие царя и своя малость. То же в отношении к Богу. Когда мысль погрузится в Беспредельного и выйдет из себя, то исчезает в глубоком изумлении. Но лишь только обратится в себя, то, принося с собою сознание беспредельного и в сей же акт, как бы налагая его на свое ничтожество, поражается, как ударом каким, сею несоизмеримостью и падает в благоговейном трепете в прах пред созерцаемым величием Бога, при сознании своего ничтожества. Но должно знать, что сей страх не имеет муки. Им поражаться сладостно, как и вообще всякое мысленное, но истинное прикосновение духа нашего к Богу, из Коего он, есть сладостно и блаженно. Сила сего благоговейного страха велика: он проходит до разделения души и духа, членов же и мозгов, как бы истнивает и истончевает духовным действием своим и душу, и тело. Чувствующий его падает ниц, готов бы пройти в утробу земли, сквозь все твари, в бездну, туда, где нет ничего, от сознания своего ничтожества и величия Божия. Но при всем том ему приятно пребывать в сем состоянии: оно разливает отрадную прохладу в существе его, может быть, от того, что есть истинное стояние твари в отношении к Творцу, или оттого, что здесь совершается истинное, а не мысленное проникновение ее существа силою и действием Божества. Оттого плодом благоговейного страха всегда бывает отрезвление, освежение, очищение духа. Как молния, проходя пространства воздушные, пожигает там всякую нечистоту и примесь и делает воздух чистым, так и огнь Божества при благоговейном страхе поедает нечистоту духа и очищает его, как злато в горниле. Потому все, проходившие степени совершенства, существенным условием к тому, а вместе могущественнейшим средством признают сей благоговейный страх. И во всем пространстве Слова Божия он поставляется и обязанностью существенной, и вместе отличительным свойством людей истинно благочестивых. «Бойтеся Бога вси святии Его» (Пс. 33:10). «Работайте Господеви со страхом и радуйтеся Ему с трепетом» (Пс. 2:11). Надобно, однако ж, различать страх начальный от сего страха совершенных. Тот мучит и наносит ужас и трепет от ожидания казни за грех. И этот существенно необходим в первоначальном пробуждении грешника, но как переходный акт не может быть обращен в обязанность и даже по существу дела не может быть навсегда удержан в душе, хотя иногда находит и после и считается действительнейшим средством для обуздания ярых страстей. Истинный страх, свойственный совершенным, умиляет. Он рождается по вкушении любви и пребывает в неразрывном союзе с нею, то освежая, то согревая дух наш. Он должен быть поставлен целию. К нему взойти и его укоренить навсегда в духе есть обязанность, ибо в нем только и есть истина стояния твари пред лицом Творца. Способ возбуждения и воспитания его в себе определяется его составом. Напрягись сознать свое ничтожество и величие Бога в одно время в углубленнейшем и отрешеннейшем состоянии духа. Делай это чаще, особенно утром, вечером, в полночь… Когда сие действие превратится в обычай, в духе вкоренится действие страха Божия, или непрерывный страх. Напротив, рассеянность, самомнение, богозабвение суть враги страха Божия. От них он погасает как огонь от воды и свеча от дуновения ветра.вв) Бог всесовершен: восхваляй и славословь Его. Вошедший в тронную, продолжим сравнение, после страха опять обращается к тому, что навело его, и где прежде ничего не видал, теперь начинает различать одно за другим: и лицо, и корону, и порфиру, и трон, и все украшение его – и, находя все это совершенным, не может удержаться от чувств, а иногда и знаков одобрения. И вот он в состоянии воздавания разумной славы царю. То же бывает и в отношении к Богу. Когда возникший от страха и самоуничижения дух возвращается во внутренний покой свой и смиренно предается святому богомыслию, тогда открываются его внутреннему оку и в своей мере постигаются совершенства Божий, кои, различаясь во взаимном союзе и соприкосновении, рождают и впечатлевают в уме одну мысль, или один лик всесовершенства Божия. Это есть возвышеннейшее и изящнейшее, что только может породить конечный и тварный ум. Потому, когда сия мысль, или созерцание, посетит внутреннюю храмину нашего духа и исполнит его светом и величием своим, тогда кто изъяснит радость его и восхищение? Все кости его, то есть все малейшие движущиеся части его существа, начинают во внутреннем неудержимом некотором взыгрании восклицать: коль славен Господь и Бог наш! Восхитительная радость духа, созерцающего в себе всесовершенство Бога, есть уже славословие, совершающееся внутри, или состояние славословия, в коем дух из себя и в себе возносит Богу жертву хвалы. Славословие Богу, выражаемое словом, есть плод ее, всегда, впрочем, низший, или не соответствующий не только Богу, но и тому, что ощущается в духе. Ни единоже слово довольно будет к пению чудес Твоих, должен заключить и заключает всякий, составляющий Богу хвалебные песни. Богохваление в духе есть отраднейшее состояние и восхищения, и радости, и веселия духовного, но все сие о едином Боге и о том, что Он есть таков, хвалимый и превозносимый. Сию хвалу возбудить может и всякое совершенство Божие, и всякое Его дело, даже к нам относящееся, но в самом действии хвалы все другое устраняется, видится един Бог и совершенство Его действий. Это жертва бескорыстнейшая. Можно сказать, что в сем – жизнь нашего духа истинная, или истинное причащение жизни Божественной. Как в страхе Бог проникает нас и как бы разжигает огнем Божества, так в сем богохвалении наш дух проникает или восприемлется в Бога и приобщается Его всеблаженства. Восходить в сие состояние или желать и искать быть возводиму в него сколько естественно духу и многоплодно для него, столько же и обязательно, ибо сим воздается должное Господу и Богу нашему. Потому в Слове Божием во многих местах предписывается хвалить Господа и даются образцы сего хваления. Подобно им, и все святые, восходившие в сие состояние, изображали совершенства Божий в слове и оставили нам свои хвалебные песни. Прочитывать сии песни с углублением и напряжением необходимо. Это начало или часть исполнения обязанности богохваления. Не иначе как через них восходит человек и к духовному богохвалению мысленному. Они суть воспитатели его, которых не должно, однако ж, оставлять и после уже того, как образуется свое внутреннее. Чтобы восходить наверх, надобно иметь лестницу. Но и кто взошел однажды, не отбрасывает ее, потому что она и после будет нужна. Обыкновенно начинать должно славословие преданными нам песнями всякий раз, а там умолкни, когда начнет славословить дух. Самое производство славословия или останавливается на всем всесовершенстве, или на одном каком совершенстве, или переходит от одного к другому. Но это не есть холодное созерцание свойств Божиих, а живое ощущение их, с радостию и восхищением того ради, что таковы они в нашем Боге. Поставлять себя в сие состояние сколько можно чаще – спасительно. Нельзя лучше отрешить духа от всякой примеси земной и от всего чувственного как так; ибо в сем действии он удостаивается вкусить сладость, с которою сравниться ничто не может.

гг) Бог везде есть, все видит и все исполняет: ходи пред Богом. Когда царь осматривается вокруг себя с высоты престола своего, то всякий из присутствующих держит себя так осторожно, как бы царь на него одного смотрел, так, как бы тут были один только он и царь, забывая все прочее. Царь нравственного мира, Бог, не только все видит, но и все исполняет существом Своим – есть везде весь и видит не внешнее только, но и внутреннейшее и притом полнее и совершеннее, нежели как видит себя тот, кого Он видит. Всякая разумная тварь обязана как помнить сие вездеприсутствие и всеведение Божие, так и располагать дела свои, и внутренние и внешние, с чувством его, стоя как бы пред очами Бога, под Его взором, до того чтобы все другое выходило из мысли и внимания, а был только он, действующий, и Бог, видящий его и дело его; или, что то же, – ходить пред Богом, ибо настроение духа действовать как пред очами Божиими есть хождение пред Богом. Оно обязательно для всех, потому что есть. Помни или не помни ты, но Бог все видит, и дела твои все открыты Ему, или совершаются пред лицом Его. Так зачем скрывать истину и превращать ее в ложь? Что к сей мысли должно прилагать и богоприличное расположение дел, сего требует почитание Бога. Когда сын пред лицом отца или подданный пред лицом царя действуют, забывая о достоинстве их, то тем оскорбляют их. Потому любящие Бога и боящиеся Его «предзрят Его пред собою выну» (Пс. 15:8), то есть обращают это себе в характер и, что ни делают, сознают, что око Божие обращено на них. В помощь при сем, или для воспитания сего чувства, употребляют разные средства: иные зрят Бога одесную себя, как святой Давид; иные око Божие, утвержденное над собою, созерцают; иные мысленно простирают свет Божий вокруг себя, как бы некоторую духовную атмосферу, в коей, как в скинии, укрываются и витают духом неисходно, или пребывают как в безопасном пристанище. Все сие, впрочем, средства. Бог же не имеет вида или образа, потому истину любящие всеми мерами стараются возводить себя в состояние зреть Господа пред собою без образа, мыслию простою, чистою. Это верх совершенства в хождении пред Богом. Плоды сего хождения бесчисленны; но, главное, от него естественно переходит в жизнь нашу чистота и непорочность слов, мыслей, желаний, дел. «Благоугождай предо Мною и будь непорочен», говорит Бог Аврааму (Бут. 17:1). Св. Давид зрел Господа пред собою, «да не подвижется», то есть чтобы не допустить какого неправого движения (Пс. 15:8). Тут не нужно и прибавлять: когда зришь Бога, бегай неправды, ибо само зрение отвратит от нее… Потому, можно сказать, заповедь о хождении пред Богом есть то же, что и заповедь о богоугождении. Другой плод от сего есть некоторая теплота духа. Зрение Бога не может быть холодным, если оно есть истинное. По мере усовершения в лицезрении Божием возрастает и теплота. После же они сливаются, и как лицезрение, так и теплота превращаются в единое непрерывное действие духа. Такое настроение духа есть самое лучшее приготовление к будущему всеблаженному лицезрению Бога. Кто утвердился в нем, тот стоит уже в преддверии рая, созрел для него. Всякий же, кто не умеет зреть Бога или, помысливши о Нем, отвращается от Него, чувствуя, что это неприятно и страшно и ко многому обязывает, пусть позаботится о себе; ибо от сего можно заключить и о будущем. Обыкновенный против сего грех есть богозабвение, или непамятование Бога; в развратных – намеренное себя развлечение, чтобы ум не видал лица Божия, не тревожил их сна и не разгонял мрака греховного.Изумление, благоговейный страх, радостное богохваление и хождение пред Богом объемлют собою по преимуществу жизнь в Боге. Это потому, что во всех их и человек сам, и всякая тварь исчезают из мысли, а созерцается один Бог. Здесь представлено, что сии расположения рождают себя взаимно, или вырождаются одно из другого, как и вообще все в духе. У иных, может быть, возбуждение и развитие их совершается не тем путем, как здесь представлено, но обратно. Хождение пред Богом легчайшее и удобнейшее начинается первое и служит исходною точкою для других. Ходящий пред Богом посвящается в ведение совершенств Божиих и всего всесовершенства и навыкает богохвалению. Вошедший до сего еще глубже входит в Божество и стяжевает благоговейный страх. Кто же после сего возносится за все, различаемое в Боге, тот вкушает изумление. Это предел, за который уже и заходить нельзя. Кто прошел все сии степени, тот находится в блаженнейшем состоянии и прежде оного века живет в нем, переходя от изумления к благоговению, а от сего – к богохвалению, ходя, или духовно движась, как в доме каком, в Божественном лицезрении, исполненном света и чистоты пренебесной. Вот и жизнь в Боге!

Единственное и неизбежное условие в такой жизни есть отрешение от себя и от всего тварного, или бесстрастие. Дух выйти должен из мира сего – в мир премирный, и с собою не вносить туда ничего тленного. «Како вшел ecu семо, не имый одеяния брачна» (Мф. 22:12), скажут тому, кто вшел бы туда, если б сие было возможно, с каким-нибудь пристрастием, как бы в изорванном рубище. Но то несомненно, что при каком бы то ни было пристрастии не бывает восхождения к Богу. Бывает, правда, лесть в духе, когда ему чудится, что он живет в Боге. Но как привязанная птица и полетит, и опять падает на землю, хотя привязана за малейший член; как запорошивший глаз и открывает его, но ничего не видит им; так и имеющий пристрастие думает, будто углубился в Бога, но тем только себя обманывает. В сем состоянии бывают ложные видения, обольщения фантазии, а вместе – и обаяния сатаны, который любит и умеет пользоваться всякою нашею слабостию. Многие от сего изумились и навсегда погибли. Однако ж это не должно служить укором истине или останавливать усердие и желание ищущих. Следует только не забывать мудрых правил, оставленных богомудрыми отцами, то есть, устремляясь к Богу, не забывать и отрешения от всего и строже начать с последнего или преимущественно обратиться на него; потому что первое некоторым образом естественно духу, который по отрешении от держащих его уз чувственности не имеет куда войти, кроме области Божественной. В степенях сего отрешения различают сначала болезненное отторгание сердца от вещей чувственных через гнев, потом безвкусие к ним, а далее созерцание их из Бога, не отводящее от Бога. Для отрешения от всего, а равно и для жизни в Боге, всего лучше избрать желающим, способным, призванным особый род жизни – монашеский, или отшельнический. При сем удобнее то и другое является во всей своей чистоте и зрелости. И в порядке обыкновенной жизни сие невозможно, но сопряжено с большими трудностями и препятствиями. Лучше бывает, когда кто, утвердившись жить в Боге в удалении от мира, исходит или вызывается потом в общую жизнь на делание. В том жизнь по Богу имеет особое действие, тот есть представитель Бога для людей, разносящий Его благословение на все… Но опять, и к отшельничеству восходят по определенным правилам, отеческим образом, с долгим и опасным себя испытанием.Вот куда восходят через Господа Иисуса Христа, чего наконец сподобляются и каким образом! Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа «да даст вам по богатству славы Своея, силою утвердитися Духом Его во внутреннем человеце, вселитися Христу верою в сердца ваша, …да возможете разумети со всеми святыми, что широта, и долгота, и глубина, и высота… да исполнится во всяко исполнение Божие» (Еф. 3:16–19)!б) Чувства и расположения к Богу – из созерцания Его творчества и промышления.Стоять на такой высоте исчезновения в Боге постоянно – многотрудно, при условиях нашей настоящей жизни. Внимание неизбежно совлекается оттуда в порядок временных отношений жизни. Но, благодарение Господу, оно может и при этом не отторгаться от Бога. Мы и здесь на каждом шагу встречаем Его, хотя не непосредственно, а, так сказать, в отражениях. Отсюда особый ряд обязательных для нас чувств и расположений в отношении к Богу, вытекающий из созерцания Его отношения к миру и особенно к человеку.Бога, бесконечного по бытию и совершенствам, мы созерцаем не Творцом только и Промыслителем, но и Совершителем мира.Бог есть Всеблагий, Всемогущий, Всеправедный и Премудрый Творец и Промыслитель всего мира, в особенности рода человеческого и тебя. Следственно,аа) Ты весь Его; покорствуй же Ему как Владыке жизни, в чувстве всесторонней зависимости от Него. Начало жизни и сил и их хранение – от Бога. Он дал, Он и содержит: «о Нем бо живем, движемся и есмы» (Деян. 17:28). Должно же знать и чувствовать, что мы в Его деснице. Она держит нас над бездною ничтожества, в которое сами по себе мы поминутно готовы обратиться. Потому со страхом и заботливостью мы должны держаться и сами сей десницы, не отревать ее от себя и себя не отторгать от нее, а, обращаясь то к ней, то к тому, над чем висим, молитвенно лобзать ее, напрягаясь довесть себя до ощущения самого Ее как бы прикосновения к нам. Мы уже знаем, как важно сие чувство в нравственной жизни. Оно служит самою глубокою и твердою точкою опоры для свободы в склонении ее на решимость ходить в воле Божией, или пребывать в законе. А потом и во всякое другое время оно есть возобновитель или освежитель сей решимости, как, напротив, ослабление его есть мера нравственного расслабления. Кто видит пред собою царя, тот по мановению его готов и в огонь и в воду. Точно так же и кто ощущает на себе руку Владыки своей жизни, неудержимо порывается к исполнению того, что сознает исшедшим из уст Его. Чувство зависимости своей от Бога естественно нашему духу. Оно и есть в нем, только погружением в чувственность, заботами и развлечениями так зарыто, что не выникает из-под их тяжести, как слабый огонь, заваленный пеплом. Потому нужно только отнять сии препятствия, чтобы дать силу тому чувству. Уединись от развлечений внешних в удаленный покой или овладей ночью, а от расхищений ума войди во внутреннюю храмину; отрешись от забот о всем, что теснит чувством нужды, изпраздни многое, чтобы было одно; если к тому и другому присоединить и обузданы плоти делом и мыслию, то быть не может, чтобы не ожило при сем родное духу нашему чувство зависимости от Владыки нашей жизни. Но это отрицательные и будто приготовительные средства. Начни уяснять себе истины о происхождении всего от Бога, о своем явлении на свет; размысли, как жизнь возникает и сокращается совсем не по нашим расчетам, а по иным некоторым правилам и проч… Вообще, все надобно употребить, чтобы возбудить от усыпления и потом постоянно держать в силе и живости сие чувство зависимости от Бога. Оно стоит того, ибо само всепобедительно. С ним только творятся нравственные чудеса. И себя и других нравственно править можно только через Него.

бб) Все твое от Него. Способности и свойства души и тела, обстоятельства жизни, состояние и звание, место рождения, воспитание, служба, средства содержания, болезни и здоровье, скорби и радости, возвышение и понижение, возрождение, спасение, царство обетованное, вообще все, что только есть в нас и касается нас, есть от Бога и касается нас по Его воле. Он есть единственный всего распорядитель, никто не может расстроить Его намерений и ничто не может втесниться в Его планы против Его воли. И это как вообще касательно всего человеческого рода, так и в частности касательно меня, тебя и всякого отдельно.Сознавая сие – Благодари Бога о всем. «О всем благодарите, – учит апостол, – Сия бо есть воля Божия о Христе Иисусе» Господе нашем (1Сол. 5:18). Когда говорит о всем, исключает всякое различие радостного и нерадостного. Значит, за скорби во всех видах столько же должно благодарить, сколько и за радости; столько за малое, сколько и за большое, за прошедшее и настоящее, за постоянное и изменяющееся. Благодарение есть радостное чувство величия милости Божией к нам недостойным. Когда сие радостное чувство не подавляется и скорбями, или когда и скорби принимаются как благо, то отсюда рождающееся доброе состояние есть благодушие. Постоянное благодушие при продолжающихся скорбных обстоятельствах есть христианское терпение. Последний предел богоугодных расположений в отношении к своей участи, устрояемой Богом, за которым начинается уже не просто благодарность, а еще высшее чувство, это есть довольство своим состоянием и всем своим.Все сии изменения чувств и расположение в отношении к Промыслу, нас устрояющему, сколько естественны в здравом духе, столько же имеют нужду и в поддержании, потому что беспрерывно подлежат опасности нападения со стороны суетливого и самолюбивого эгоизма. Поддержание их совершается посредством размышления или уяснения себе некоторых истин, сознание коих сильно и родит показанные чувства… Все они естественно вытекают из свойства самых расположений. Так –1) Благодарение есть чувство милости Божией незаслуженной. Итак, развивай в мыслях обилие милостей Божиих, явленных в творении, промышлении и особенно в искуплении, доведи до сознания, что ты милостями сими всесторонне объят: что ни движение, то милость; что меньше дышишь, нежели получаешь милостей; что миг больше, нежели расстояние милости от милости – или что ты стоишь в них неисходно. Когда потом приведешь на мысль, что все это незаслуженно, что не только малой какой недостоин ты милости, но что, напротив, не милости, а постоянных казней стоишь одних; тогда дух не может остаться бесчувственным, не согреться теплотою любви Божией и не отозваться благодарностию. Вообще, мера сих двух сознаний есть, мера благодарности, ее повышения и понижения, как, наоборот, неблагодарность исполняет сердце там, где или не знают благ, или считают себя их достойными, выставляют свои права на них. Неблагодарный Богу есть большой эгоист и вместе – невежда слепой.2) Благодушие есть радостное или благодарное приятие скорбей и бед всякого рода. Главное в производстве сего чувства – это, кроме ясного видения, как скорби и беды исходят от руки Господней, есть еще ясновидение тех благ, которые из них истекают, и притом благ существенных и истекающих не как-нибудь случайно из скорбей, а не иначе и возможных как под условием их. Как, например, очищение страстей, утверждение смирения, оставление грехов, крепость характера, приобщение Христовым страстям и проч. Когда это хорошо будет сознано, тогда не могут не возникнуть в душе сначала ростки желания, а далее жажда скорбей и бед. В подкрепление к сим возникающим чувствам должно приложить еще ясное сознание того, что мы стоим не только таких, но и несравненно больших бед, что и жизнь следовало бы отнять, а не только какое-нибудь благо. И то убеждение уже значительно умалит болезнь сердца, что мы заслужили несравненно больше, а посылается нам меньше; когда же еще увидим и благо от скорбей, то примем их с распростертыми объятиями. А это и есть благодушие.3) Терпение есть продолжающееся благодушие. Терпеть – значит не только несть скорби; ибо, когда они нашли, куда от них убежишь? Но, собственно, несть с радостию и веселием духа, почему оно и есть непрестающее благодушие. Оттого поддерживать его в себе должно тем же, чем и благодушие, обращая в том и другом случае особенное внимание на продолжительность скорби, доводя сердце до убеждения, что чем продолжительнее скорбь, тем лучше, что нам следует страдать не только время, но и вечность. Ибо терпение тем особенно и истощается, что терпящий не видит исхода. Когда отнимешь таким образом возможность расслабления духа от невидения конца скорбям, то не будет уже и того, что колеблет благодушие. Кто не поспешит устроиться так внутренне, тот скоро теряет терпение, затем падает в ропот и даже отчаяние.

4) Довольство есть неподвижность сердца на скорбь или невидение и нечувствие лишений… У довольного сколько ни отнимай, ему все довольно еще, и как мало ему ни дай, он все доволен. Это как бы внешняя ограда для всех чувств и расположений в отношении к промыслительному о нас попечению Бога. Оно имеет непосредственное отношение к подающей руке при том же чувстве незаслужения блага и заслужения всякого наказания. Бедный принимает все и всяким подаянием доволен. Это образ довольного…Здесь указаны стороны, к каким должно прикреплять свое размышление при возгревании чувств благодарения во всех видах его; неточным же началом для самых мыслей во всех сих случаях должны служить Божественные свойства: Всемогущество, Благость, Премудрость и Правосудие. Размышление о каждом из сих свойств способно дать обилие радости и утешения. Впрочем, как не всякий сам крепок умом, то хорошо иметь и знать изложение утешений на разные скорбные случаи и излияние благодарений, составленные мужами опытными в сем деле. И радости и скорби так повсюдны! Повсюдно должно бы быть и благодарение, и умение благодушествовать и терпеть, если б не окаменение сердца. Кто принимает все очищенным сердцем, у того только и бывают во всей силе сии чувства. Ищи их у таковых! Сколько их у святого Златоуста, у святого Димитрия, Ростовского Чудотворца, у святителя Тихона Воронежского! Иные составляли целые книги в утешение несчастным и скорбящим.вв) Все, что будет с тобою, от Бога будет. Он ведет все к определенному концу; ведет и разумные твари, но только под условием покорности их Его воле. Что Бог приведет к самому лучшему, это несомненно; остается только тебе явить совершенную покорность Ему, Всераспорядителю, отказаться от своей воли, своих замыслов и способов. Отсюда вытекают разные расположения относительно своего будущего, обязательные для всякого верующего в Божественное мироправление. Таковы:1) Преданность в волю Божию. Преданный Богу не так говорит: что будет, то будет, решаясь на неверное, ничего не обещающее (в чем видится искушение Бога); но ясно сознает сообразность средств с целями или прозревает некоторым образом порядок своей жизни при всей неутомимой, трезвенной, зрелой и разумной деятельности, не присвояя себе знания всего, чем кончатся его жизнь и дела, к чему приведут они – к благу или злу для него самого и для других; а, желая только одного блага и славы Божией, молитвенно отдает Богу и себя, и свои силы, и свои дела, чтобы Он по мудрому, и благому, и праведному Своему совету благоустроил их, как хочет, иное отсекая, иное прибавляя, иное изменяя в ходе и направлении. Преданность в волю Божию не есть недеятельность. Она совмещает и усиленную деятельность, только без пристрастия к ней, без настойчивости, чтобы именно было по моей воле. Не есть она и пренебрежение своих дел, но радеет о них, только не ради их и себя. Преданный Богу во всем говорит: воля Господня да будет, по уверенности, что она будет ко благу. Ибо один Бог знает все и один Он может отвратить злое, если восхощет.2) Следствием сего, самым близким и естественным, бывает успокоение в Боге. Сие успокоение не есть разлив блажности с разленением, какие бывают во плоти от полного удовлетворения ее нужд, но есть покой духа, истекающий из совершенной уверенности в том, что Бог, Коему он предал труды свои и дела, все благоустроит наилучшим образом к истинному и вечному благу. Это есть отсечение злой и съедающей душу и тело многозаботливости, которая не дает покоя человеку, коль скоро он берет свою участь на свое попечение, мятет его то сомнениями, то страхом и опасениями. Успокоенный в Боге не мятется так, ибо отсек сию злую страсть тем, что не сам собою правит своею участию, а предал себя Богу.3) В дополнение к сим чувствам, касательно своего будущего, приходит надежда. Она есть дщерь двух первых. Преданный Богу уверен, что Бог дополнит недостающее; успокоенный в Нем верует, что так это и будет. Отсюда рождается несомненное ожидание помощи Божией во всем, что Он сочтет нужным для благоустроения нашего, для явления Своей славы и для блага человеческого. А это и есть надежда. Надеющийся говорит: «Бог не оставит и только один Бог. Силы мои изменят, другие люди изменят, князи изменят, один Бог не изменит». Надежда есть отрадное чувство, исцеляющее болезненность беспомощности и бессилия, почему и возгревается сим последним чувством при уверенности в благообщительности и благоподательности Божией. Она не дерзостна, не самовольна, но ожидает несомненно и действительно получает не только те блага, о коих уже Бог всем навсегда сказал, что они нужны и всякому подадутся, но все вообще, в чем чувствует кровную нужду. Надежда возрастает до такой высоты, что как бы имеет уже то, чего ожидает; но и здесь опять в волю Божию полагает время, место и способ, то есть с терпением ждет. Самою крепкою для нее опорою служит обетование Господа, что все, что ни попросят верующие с верою, получат (Мф. 21:22; Мк. 11:24).

4) Оттого под надеждою зреет прошение или моление, то есть такое возношение ума и сердца к Богу, в коем, изъявляя кровные свои нужды Богу Всеблагому и Всемогущему, молят Его ниспослать благопотребную помощь с несомненною верою, что и получат, если Богу то благоугодно. В молении есть и надежда, но не все моление – надежда. Надежда завершает или стоит наверху, как бы осеняет моление; моление стоит внизу и восходит под сению ее на небо. Надежда преимущественно обращена к Богу, моление низводит благость Божию к себе и кровным своим нуждам. Потому первое условие благоуспешности прошения есть искреннее сознание крайней нужды или скорбное и болезненное чувство крайности, растворяемое надеждою. Молящийся должен довесть себя до воззвания: «Господи! Нигде мне нет покрова и помощи. Ты один помощник!» Потом стоять в сих чувствах крайности и взывать, пока не получит ради неотступности и беспомощности, ибо Бог беспредельно милосерд. Он как бы не может зреть болезнующих, только бы беспомощные сами являли Ему лицо свое или приходили пред Него. В молении есть и преданность, и успокоение, и надежда, но, что главное, это болезненное чувство нужды… Такое чувство есть сосуд, благоустроенный к приятию милости. Господь ждет, пока оно родится, и Сам разно помогает ему родиться, чтобы выполнилось главное условие к получению помощи. При сем различие предметов мало значит. Благодатного просвещения испрашивают так же, как и насущного хлеба, и Бог дает.Так, обращаясь в будущее, благочестивый христианин просит, надеясь, и успокаивается в Боге, предаваясь Ему всецело.в) Чувства и расположения – из созерцания Бога Совершителя всяческих.Бог есть Всемогущий, Благий и Праведный Совершитель всяческих, чего ради чаем воскресения мертвых и жизни будущего века. Изменится лицо неба и земли, и приимут суд все живущие по неложному обетованию Господа. Тогда начнется жизнь в истинном ее виде – вечная и неизменная. Нынешнее же бытие мира и тварей есть только начальное, приготовительное. Господь, все устрояющий, все ведет к предназначенному концу. Когда же все исполнится, тогда Он произведет самым делом то, к чему все ведет: откроет славное Свое вечное Царство. Когда сие будет, не знаем; но знаем несомненно, что будет кончина мира, страшный суд, блаженство одним и мука другим. Итак…аа) Ожидай второго пришествия Господня, то есть не только верь, что оно будет, но и будь готов встретить его на всякий день и час. Будь, по слову Господа, подобен рабам, ждущим Господа, но не знающим, когда придет Он. А потому и приготовляй всё, что считается необходимым к сретению Его, подобно мудрым девам, чтобы после не жалеть о неосмотрительности, и, желая того, молись: «да приидет Царствие Твое!»бб) Не знаем, придет ли Господь в пределах нашей жизни, от сего часа до смерти, или, может быть, смерть наша упредит Его пришествие. Потому, не смея отстранять или отдалять явления Господня далее настоящей минуты, в которую думаем о сем, должны одинаково иметь в виду и смерть, быть к ней готовыми и приготовляться к тому событию, когда не Господь к нам придет, а мы будем позваны пред Него воздать все по достоянию. Ожидание сие, впрочем, не противно ожиданию Господа, а в существе своем одно и то же, или есть как бы некоторый вид его. И оно должно быть так же непрестанно, так же несомненно, так же бодренно. Сию или следующую минуту придет смерть и покончит все наше.вв) Безвестен час, но не безызвестно, что будет. Помни же то, что будет, непрестанно: смерть, суд, рай, ад. Ибо случись только одна смерть, за нею тотчас последует и все остальное и притом с такою резкою решительностью, что уже и на всю вечность будет так, как будет положено тут. Может быть, все сие будет сейчас, в мгновение ока. Напиши же в мысли твоей сие и созерцай каждое мгновение, ибо созерцаешь или не созерцаешь, оно уже будет так.гг) Если так нечаянно все может измениться, и может настать такой вид бытия, в коем ничто из предлежащего не получит участка; если там истина нашей жизни, а здесь только начало, приготовление, то не запасайся многим: будь как странник… Это обязывает жить на земле как на чужой стороне. Не то сие значит, чтобы ничего не иметь, ничего не приобретать, а то, чтобы сколько бы чего ни приобрел, сколько бы чего ни пришло: чести, славы, богатства – не прилагать к тому сердца, а держать его в будущем своем отечестве… Все здешнее пусть будет как чужое, как не родное. Не отвергай того, не презирай, но и принимай как чужое, как тяготу некоторую, боля сердцем, что живешь не на своей родине, и искренно желая и молясь скорее прейти в свое вечное жилище. Так, обращаясь к последнему концу всего, благочестивый христианин ждет Господа, готовится к смерти, помнит последнее и живет на земле как странник.

Вот весь порядок благочестивого настроения духа в христианстве:Христианин восходит к Богу:Познанием своего окаянства и познанием Господа приходя к вере в Него, из сей веры приемлет упование спасения и дает самоотвержение, приемлет мир с Богом и дает покаяние, приемлет чувство отчей любви и дает ревность действовать по воле Его, во славу Его.Живет в Боге:Восшедши таким образом к Богу и утвердившись в общении с Ним, ходит пред лицом Его в богоугождении и горении духа, хвалебно радуется о Нем, Боге Всесовершеннейшем, благоговейно падает пред Его беспредельным величеством и в изумлении погружается в Его непостижимой беспредельности.И пребывает в Божественном порядке:Пребывая же таким образом в Боге, благоговейно чтит и Божественный порядок бытия и жизни. Чувствуя, что он весь есть Божий, покорствует Богу в сознании полной зависимости от Него; сознавая, что все его есть Божие, он благодарит за то, благодушествует, терпит, довольствуется; веруя, что все будущее от Бога же, он предается Богу, успокояется в Нем и, надеясь, молится; уверенный, что будет конец всему, он ожидает его, готовится к смерти, помнит последнее и содержит себя странником на земле.Так резко обозначаются три отдела чувств и расположений, выражающих благочестивое настроение духа и составляющих христианские обязанности к Богу. Очевидно, что цель всего – жизнь в Боге, восхождение же к Богу и пребывание в порядке Его суть средства, как бы два столпа, на коих утверждается та жизнь. Не так, однако ж, должно понимать сие соотношение, будто здесь есть иное нужное, а иное ненужное. Нет, тут все существенно необходимо в целом устройстве, и отъятие чего-нибудь есть ущерб для целого. Здесь так все связано, что малое расстройство расстроивает все. Как наше тело, отними у него соки, умрет и, отними нервы, тоже умрет, так и здесь все нужно. Ничего потому не пренебрегая, молиться должно усердно: «сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей».г) Молитва – вместилище и поприще жизни в вере и благочестии.а) Значение молитвы.Как в отношении к вере есть особые действия, в которых она выражается, так есть свои действия, служащие выражением и благочестия. Всеобъемлющее из таких действий есть молитва. Она есть вместилище или поприще всей духовной жизни, или самая духовная жизнь в движении и действии. Ибо что есть молитва? Есть возношение ума и сердца нашего к Богу. Но сие возношение имеет место во всех показанных пред сим благочестивых чувствах и расположениях, обязательных для христианина. Ибо и покаяние, и вера, и мир с Богом, и благоговение, и терпение, и чаяние второго пришествия, и вообще всякое из тех действий необходимое имеет отношение к Богу, возносит к Нему и рождается из сего возношения. Посему, как скоро приходит в движение какое-либо благочестивое чувство, движется и молитва, и, наоборот, пребывание в молитве есть пребывание в каком-либо из сих чувств, а переход от одного чувства к другому, как бы волнение благочестивых чувств, есть возгревание молитвы. Можно сказать, что молиться – значит приводить в движение благочестивые чувства и расположения, каждое отдельно, или все совместно, или одно за другим, или, что то же, возбуждать, оживлять и возгревать жизнь и дух благочестия. Кто не молится, у того нет благочестия, и у кого нет благочестия, тому как молиться?Если теперь благочестие есть жизнь нашего духа, то понятно, почему только умеющего молиться должно назвать имеющим дух. Кто-то определяет молитву дыханием духа. Она и есть дыхание духа… Как в дыхании расширяются легкие и тем привлекают животворные стихии воздуха, так и в молитве разверзаются глубины нашего сердца и дух возносится к Богу, чтобы приобщением к Нему восприять соответственный дар. И как там кислород, принятый в дыхании через кровь, расходится потом по всему телу и оживляет его, так и здесь принятое от Бога входит во внутреннее наше и оживотворяет там все…б) Следствия благие.Отсюда сами собою вытекают следующие благие следствия молитвы. Она есть оживотворение духа, некоторое как бы его обожение. Кто бывает в мироварнице, напитывается миром; кто же возносится к Богу, исполняется Божеством… Божественное же в нас втечение, будучи само по себе просто и единично, разлагается в нас по трем силам нашего духа как бы на три потока: одним влияет на разум и просвещает его, другим – на волю и дает ей крепость, или освящение и обновление сил, третьим – на сердце и возвышает жизнь, или огнь благодатной жизни. Видно, таким образом, что молитва есть все для нас, и понятно, отчего усердные молитвенники скоро востекают наверх духовного совершенства, являют начатки и плоды духа, одухотворяются.

в) Условия.Теперь сами себя выказывают условия движения истинной молитвы. Если она есть возвышенная жизнь и деятельность духа, а эта последняя развивается на счет других, получивших в нас участок жизней, то молитва невозможна без умерщвления плоти и погубления души, или вообще без самоотвержения, так же, как невозможно без них и истинное благочестие. Молитва, при чувственности и душевности, то же, что курение смрадного изгребия… Вот почему у святых отшельников находим и молитву в совершеннейшем виде! Потому что в них сильно было самоотвержение. И то и другое в совокупности скоро делало их духоносцами и большею частию только их одних. Обыкновенный порядок жизни как-то не совсем благоприятен совершенству в молитве. Ибо тогда как в ней надобно отрешаться от всего и как бы не существовать для внешнего, тут все вызывает вон и низвергает дух с высоты, на которую лишь только востечет он со всеми усилиями.г) Воспитание чрез молитвословие.Судя по такому происхождению и значению молитвы, ей должно быть непрестанною, ибо непрестанно должно иметь дух благочестия и притом не мертвый, а живой. Потому предписывается: «непрестанно молитеся» (1Сол. 5:17), «всякою молитвою и молением молитеся на всяко время духом» (Еф. 6:18). Но до такой непрестанной молитвы, или приятия действа молитвенного, доходят не вдруг, а перемежающимися, совершающимися в известные времена молитвованиями, кои суть и необходимые средства к стяжанию непрестанной молитвы, и условия к ее сохранению во всю жизнь.Производство сих молитвований требует и особенного порядка внешнего, и особенного настроения внутреннего.Так, для него, необходимо особое место, если можно уединенное и к тому определенное, пред святою иконою с возжением свечи или лампады и без того; необходимо особое время, утром и вечером или в другие часы, применительно к часам церковных служб; необходимо особое положение тела, стамое или коленопреклонное, с благочинием и напряжением.Приступающий к сему молитвованию прежде всего должен возвратить ум свой из рассеяния и собраться в себя отрясть все заботы или, сколько можно, утишить их и поставить себя в живейшее сознание присутствия Бога вездесущего, всеведущего и всевидящего. Это есть как бы создание внутренней молитвенной «клети”, в которую удаляться повелел Господь (Мф. 6:6), то же, что временно поставляемая скиния.Устроившись так, совершай самое молитвословие: тихо, благоговейно, разумно читай избранные и установленные молитвы, перемеживая их поклонами с крестным знамением, поясными, или земными, или коленопреклонением, всемерно напрягаясь внедрять в сердце читаемое и возбуждать в нем соответственные чувства. Когда согреется сердце или возбудится какое чувство, остановись и не продолжай читать, пока не напитаешься. Ослабеет это чувство, опять начинай и опять останавливайся, когда возродится чувство. В этом и все производство молитвословия…д) Степени.Иным кажется, что такой образ молитвы имеет в себе много вещественного, стихийного; «телесное же обучение вмале есть полезно», учит апостол (1Тим. 4:8). А иные совсем хотят отнять у молитвы все внешнее, оставаясь при одном внутреннем. Это заблуждение древнее. Оно в самом начале было замечено и отвергнуто святыми отцами. Плоду предшествует цвет, цвету – лист, листу – почка и оживление ветвей. В вещественном необходима постепенность, необходима она и в духовном. Внутренняя молитва есть плод: надобно много трудиться, пока он зародится. Можно назначить три степени молитвы. На первой она бывает преимущественно внешняя: чтения, поклоны, бдения и проч… С сего начинают, и иные довольно долго трудятся над собою, пока появятся начатки молитвы, или легкие движения молитвенного духа… Молитва как высший дар ниспосылается как бы по капле малой-малой, чтобы научить человека дорого ценить ее. На второй степени в ней телесное с духовным являются в равной силе. Здесь каждое слово молитвы сопровождается соответственным чувством, или внутренние молитвенные движения, внутренно движимые, изъясняются и изъявляются своим словом… Это повсюднейшая молитва, общая всем почти. Она обыкновенна в том, в ком жив дух благочестия. На третьей степени в молитве преобладает внутреннее, или духовное, когда и без слов, и без поклонов, и даже без размышления, и без всякого образа, при некотором молчании или безмолвии, во глубине духа совершается действо молитвы. Эта молитва не ограничивается ни временем, ни местом, ни другим чем внешним и может никогда не прекращаться. Почему и называется действом молитвы, то есть чем-то пребывающим неизменно. Вот, собственно, внутренняя молитва Но чтобы дойти до сей последней степени, необходимо пройти первые и, следовательно, поднять все труды телесного делания для молитвы, как то: посты, поклоны, чтения молитв, бдение, коленопреклонение. Кто пройдет это – вступит на вторую степень, когда, как говорит Макарий Великий, лишь поклонишься, и дух уже согревается в молитве. Как тому, кто не знает алфавита, нельзя начинать складов, потому что это будет бесполезною тратою времени, так и здесь: кто не умеет плавать по мелкой реке, как того пускать в глубокое море? Но и тогда, как кто взойдет до последней степени молитвы, внешнее моление не прекращается, а также участвует во внутреннем. Та только разница, что в первом случае внешнее предшествует внутреннему, а здесь внутреннее – внешнему. Как же можно браться за одно внутреннее, когда еще не научились трудом и опытом от внешнего восходить к внутреннему!

Видно теперь, где во всей полноте, силе и красоте является жизнь в Боге? На высших степенях молитвы. Так велика сила молитвы и так высоко ее значение!.. Молитва есть все: вера, благочестие, спасение. Следовательно, о ней столь можно говорить, что и конца не будет. Желательно, чтобы книгу кто составил в руководство к молитве из святых отцов. Это было бы то же, что руководство ко спасению. Кто умеет молиться, тот уже спасается.3) Общение с Богом через общение со Святою ЦерковьюТеперь надо возвратиться немного назад и припомнить, как началось у нас разъяснение чувств и расположений, составляющих благочестивое настроение христианского духа. Дух благочестия христианского состоит в общении с Богом чрез Господа нашего Иисуса Христа во Святой Его Церкви, или по домостроительству спасения. Указано уже, какие чувства и расположения должен иметь дух наш на пути сочетания со Спасителем, какие – на пути восхождения от Спасителя к Богу и какими исполняться, пребывая в Боге. Что теперь должен чувствовать он и к каким расположениям он обязан, сочетаваясь с Господом Иисусом Христом и пребывая в Боге при посредстве Святой Божией Церкви?Господь наш Иисус Христос, совершив наше спасение в Себе Самом, благоволил учредить на земле Святую Церковь для приложения и усвоения сего спасения ко всем. Церковь Святая есть единственный на земле дом спасения. Кто вне ее, тот погибает. Господь говорит: «буди тебе яко язычник и мытарь» тот, кто отделился непокорностию от Церкви (Мф. 18:17). Все, кои не вошли в ковчег, погибли во время потопа, и все, кои не войдут в Церковь, погибнут. Живой союз с Церковию есть единственное условие спасения. Пребывать в сем союзе – существенная обязанность верующего.Живой союз с Церковию есть там, где все, что есть в Церкви, признают и ощущают так близким к себе, как бы собственную свою часть. Так как Церковь есть сосуд благодатных средств ко спасению и вместе – вместилище спасенных и спасаемых, то и присваивать, и живо воспринимать к себе должно то благодатные средства спасения, то христиан спасающихся. Потому и обязательных для нас чувств, расположений и дел по домостроительству спасения нашего два рода.а) Чувства и расположения из отношения к Церкви как вместилищу благодатных средств ко спасению.Церковь есть дом спасения, потому что все существенные наши духовные нужды удовлетворяются только в ней. Так, нам нужно просвещение познанием истины: она есть просветительница; нужны нам силы для укрепления слабых сил наших: она – подательница благодати; нужна нам защита от опасностей и врагов: она нам ходатаица и покров.Сими тремя отношениями Церкви к нам определяется и то, что лежит на нас в отношении к ней.аа) Из отношения к лицам, прилагающим благодатные средства к спасающимся Но во главе всех отношений должно еще поставить одно, не для всех, может быть, очевидное отношение к лицам, чрез кои спасающая нас Церковь действует на нас средствами спасения. Знаем, что и просвещение, и сила, и защита от Бога подаются нам во Святой Церкви. Спрашивается, как? Не непосредственно. Как мы телесно духовны, то во Святой Церкви есть соответственные тому, существенно необходимые для сообщения нам ее спасительных средств учреждения; такие учреждения, без которых не ниспосылаются с неба и не приемлются на земле небесные дары. Но чтобы сии учреждения благодетельно действовали на нас, надо чтобы они были прилагаемы к нам, или исполняемы над нами. А чтобы сие последнее было совершаемо, надо чтобы в Церкви были лица, особенно на то определенные.1) Богоучрежденность сих лицТак естественно приходим к тому заключению, что в Церкви, совмещающей в себе благодатные средства спасения, должны быть известные лица, кои бы, действуя по ее разуму, сими средствами доставляли от ее лица другим нужное ко спасению. Они и есть. Это пастыри, составляющие священноначальное епископство и подначальное священство, которое есть разложение или расширение епископства. Господь сказал святым апостолам: «завещаю вам, якоже завеща мне Отец Мой, царство» (Лк. 22:29), то есть передаю вам строить его (1Кор. 4:1; 1Пет. 4:10) и блюсти (Кол. 4:17; 1Пет. 5:2). Апостолы тогда совмещали в себе все. Потом они, поставляя других на свое место, им завещавали блюсти царство в тех, кои приступили к нему. Так Господь «дал есть овы убо Апостолы… овы же пастыри и учители к совершению святых в созидание тела Христова» (Еф. 4:11–12). Святые делаются святыми через пастырей. Не то это значит, чтобы им принадлежала самоличная сила, или в них было неточное начало сил; но то, что они стоят на средине, на переходе от земли к небу и то людей возводят к Богу, то Бога к людям преклоняют. Что делал Иоанн Креститель? Людей переводил к Господу. То же теперь делают пастыри по воле Господа (см. Посл. Патриархов, чл. 10). Епископство – корень пастырства. Оно благодать от Бога изливает через священство на весь мир, паче же на верующих. Так, никто не приходит к Богу и от Него не получает милостей иначе как через освященные лица посредством известных учреждений, содержимых Церковию. Потому в домостроительстве спасения первое, с чем мы встречаемся, есть отношение к пастырям. Вот в нескольких словах все, что лежит на каждом христианине в сем отношении.

2) Обязательные к ним чувства и расположенияНадлежит нам: хранить убеждение в высоком значении пастырства и веровать в то; быть в сердечном, мирном, любовном общении с ним и подчинять себя ему; прибегать через него к Богу, или действительно пользоваться пастырством; молиться, чтобы Бог хранил сии посредства благодати и всячески приспособлял их деятельность во спасение наше.Сим не вводится многоглавие, но так устроено для того, чтобы единая Глава – Христос через множайшие посредства, епископов и священников множайших облагодатствовал.бб) По делу пользования благодатными средствами Святой ЦерквиВступивший в Церковь через пастырство делается причастным всех ее восстановительных благодатных сил и соответственно тому приемлет обязательство питать в себе известные чувства и расположения как член Церкви. Именно:1) к Церкви-просветительнице. Церковь просвещает посредством проповеди Слова Божия. И Слово Божие, писаное и неписаное, и проповедание его постоянно пребывают в Церкви. Итак, надлежит нам содержать в мысли и помнить, что есть у нас книга книг, содержащая единую беспримесную истину, то есть Святая Библия – неоцененный дар Божий; благоговейно почитать ее, любить и благодарить за нее Господа; поучаться в ней день и ночь и образовать по ней жизнь свою; для сего, приступая к слушанию и чтению ее, приступать благоговейно, очистив ум от помышлений суетных; читая, внимать и уразумевать, прилагать к тому сердце, полагать намерение исполнить и, возблагодарив Бога, что напитал, помолиться о силах осуществить узнанное. И к Слову Божию неписаному, то есть всему преданному и установленному, надлежит обращать тоже преданное сердце; веровать сокрытым здесь вещаниям Духа Божия; благочестно покорствовать; узнавать и сообразовываться с тем в чувствах и делах. Проповедь Слова Божия постоянно слышится в Церкви; надобно благодарить за ее бытие, пользоваться всяким случаем услышать, стараться понять и усвоить слышанное, ибо здесь Сам Господь сеет семена. Кроме устной, есть письменная проповедь в творениях святых отцов. Отверзтым сердцем и умом надо приникать к сим источникам и пить из них небесную премудрость. Но не должно брезговать собраниями поучений и наставительными книгами, и не святым отцам принадлежащими.Вообще же, к просвещению ума познанием истины, сообщаемому Святою Церковию, надлежит питать следующие расположения: веровать и содержать сердцем, что одна Церковь есть столп и утверждение истины; что ее просвещение есть единое истинное просвещение Божественное; всякое же другое, внешнее, несравненно ниже его и, коль скоро несогласно с ним или противно ему, есть ложь и заблуждение, или мудрость бесовская; потому здесь преимущественно искать просвещения не самочинно, но через учительство, Богом установленное, и под его руководством, хотя не без собственного труда; а после него и по духу его принимать и просвещение светское, но только нужное и под тем условием, если оно согласно с несомненною истиною, ибо все прейдет, останется одна истина. Признавая все сие сердцем, нельзя не жалеть и не сокрушаться, когда оскудевают проповедь истины и ее проповедники. Это казнь, «глад… Слова Божия» (Ам. 8:11-12). Скорбеть должно также и о том, если распространяется нерадение и презрение к Слову Божию и верующим внушаются учения, противные ему, ибо это знак омрачения и расширения владычества тьмы и князя лжи (см. свт. Тихона, т. 4).2) К Церкви-освятительнице, или подательнице благодати и воспитательнице ее.Нужные нам Божественные силы к животу и благочестию источаются семью Божественными таинствами, вверенными Святой Церкви. Итак…Надлежит нам, содержа в мысли, что есть у нас неистощимые сосуды благодати, радоваться и благодарить Господа за великий и неизреченный дар сей; надлежит благоговеть пред ними как пред величайшею святынею и явлениями Бога и силы Его и чаще приобщаться тех, коих должно, веруя несомненно в спасительную, сокрытую в них силу. В частности, в отношении к каждому таинству наш долг – приступать к ним как должно и хранить с опасением принятую через них благодать; хранить новую жизнь, полученную в крещении, помня обеты, кои даны, завет, в какой вступили, блага, на кои получили право в сем таинстве; блюсти, возгревать и употреблять во благо Церкви принятый в миропомазании дар благодати; спешить врачевать всякий грех свой в таинстве покаяния, исповедуясь искренно, терпеливо неся эпитимию по правилам; часто, и по крайней мере четыре раза в год (см. Прав. Исп.), приобщаться Святых Тайн с должным приготовлением и очищением совести и хранить покой Господа, принятого в сем таинстве; к таинству брака приготовляться постом и молитвою и по приятии его хранить союз дружеский разумно и духовно как дар благодати; когда подвергаешься болезни, не забывать совершать над собою таинство елеосвящения с верою и упованием, не ограничиваясь одними лекарствами, ибо вера не посрамляет.

Вообще, в разных нуждах духовных знать надо и содержать в мысли, что сила приходит только от Бога, через таинства. Ни свое благоразумие, ни советы других – ничто не поможет, когда не получена сила Божия. Туда, следовательно, надо обращать все внимание, и сердце, и надежду, зная, что все другие средства имеют только условное значение, а эти – решительное. Потом, принявши силу, никто пусть не думает самовольно действовать ею. Надо подчиниться руководителю, от Бога определенному священнику, а иногда и восприемнику, и по его руководству возделывать дар, возгревать и употреблять. Чем выше дар, тем опаснее должно обходиться с ним; а это лучше всего с совета того, при посредстве коего он получен. Руководитель в употреблении сил или развитии нашей воли существенно необходим. Все средства педагогики ниже, малосильнее и ненадежнее сего. Вот почему так скоро являются крепкими мужами те, кои благодушно проходят послушание! Кто хочет довольствоваться одними своими думами, тот стоит в опасности злоупотребить даром или даже совсем потерять его.Кроме сего, никак не должно опускать предлагаемых Церковию средств к развитию и укреплению благодатных сил. Первое место после таинств занимает пост с говением. Их значение то, чтобы через воздержание давать возможность Духу благодати сильнее воздействовать на нас, чтобы дать нам время искреннее приобщаться таинств, чтобы возочищать и обновлять ревность в духе. Это самое благодетельное учреждение!Далее следуют празднества, упразднения от всего Господа ради и, следовательно, в пользу духа благодати. Но и, вообще, все чинопоследования церковные назначены к освящению и возгреванию духа благодати и утверждению благочестия. Следовательно, все их должно содержать, усвоять, причастным быть им, чтобы освятиться, хранить освящение и воспитать соответственный дух жизни. Вот где Божественный воспитательный дом!3) к Церкви-защитнице и ходатаице. Отовсюду нас окружают опасности. Грешим непрестанно и гнев Божий привлекаем на себя и на других; а тут многообразные враги вокруг, видимые и невидимые, внутренние и внешние. Церковь стоит, как добрый страж на страже или как воин храбрый во всеоружии со щитом сильных, и охраняет чад своих. Одна она совмещает самых сильных и действенных ходатаев и помощников. На небе Сам Господь ходатайствует о нас, сидя одесную Бога Отца, собор ангелов и святых молится за нас, особенно же осеняют каждого из нас покров Пресвятой Владычицы Богородицы, Ангел Хранитель и соименный святой. И на земле есть у нее особые пункты притечения скорой небесной помощи – при святых мощах угодников Божиих и чудотворных иконах. Но все сие суть только способы ее охранительные. Самое же охранение, или собственный ее охранительный щит, состоит в непрестанной ее молитве о нас. Почему она и называется домом молитвы и во всем своем устроении по преимуществу носит характер молитвенный.Церковь имеет одно общее для всех молитвенное устроение и частные молитвования, приспособленные к особенным нашим нуждам. Чтобы в том и другом случае сила молитвенного ходатайства Церкви перешла на нас, надобно нам участвовать в них или поставлять себя в определенные к ним отношения, обязательные для нас как для членов Церкви.Общее для всех молитвенноходатайственное устроение Церкви таково.Обыкновенно Церковь созывает чад своих на молитву в храм Божий в известные времена и здесь, священнодействуя, низводит на них охранительную силу. Отсюда лежит долг на верующих совокупляться на молитву, или собираться для общественного богослужения. Общая молитва имеет великую силу по обетованию Господа, быть там особенно, «где два или три собраны во имя» Его и исполнять всякое прошение, о котором «совещаются двое на земле» (Мф. 18:19-20). Молитва одного сильна на столько, на сколько силен он один, и то если он не отчуждается от общей молитвы; а если нарочито отчуждается от нее, то его одинокая молитва совсем ничтожна. В молитве же общей молитва каждого столько сильна, сколько сильны вместе все молящиеся. История представляет поразительные опыты силы общей молитвы во все времена. Целая Церковь всегда испрашивала помощь у Господа, прогоняла язвы, поражала врагов, низводила дождь или заключала небо, когда предстояла Богу с епископом, всем клиром и народом. Посему апостол и обязывает «не оставлять собрания», не чуждаться его (Євр. 10:25) из опасения лишиться помощи, которую подает взаимное подкрепление. Но этим не исключается обязанность и сила частной молитвы.Вне храма, в доме, семейство есть союз молящихся. И каждого Церковь хочет соделать молитвенником и сильным в молитве. Затем положила правила для частной, уединенной молитвы.

Лежит долг собираться в храмы. Храм есть место освященное, в коем Бог являет особенное Свое присутствие, место, по глубокой мысли расположенное и вообще, и в частях. Так должно веровать и радоваться о сих жилищах Божиих; понять внутренний смысл их; пребывать в них, как пред Богом, с благоговейным страхом и извне оказывать им должное почтение; хранить их и всячески содействовать их благолепию и украшению; вещи священные и вся утварь да будут неприкосновенны, благочестно чтимы и употребляемы нами: свечи, одежды, сосуды, иконы, особенно Крест и Евангелие. Большей же пред всеми чести да сподобляются святые мощи, если они есть, и чудотворные иконы ради силы Божией, обитающей в них, всем явленной и постоянно являемой.Но и дом на время молитвы становится храмом молитвенным. Здесь иконы, а инде лампада, свечи, Крест, Евангелие. Кроме того, есть часовни с иконами и крестами среди жилищ, и в поле нередко становятся кресты. Видно стремление всякое место сделать молитвенным, чтобы научить нас всюду молиться – дома, в поле, на пути.Лежит долг собираться в определенное время, то есть в известные дни и часы дня. Для общей молитвы назначаются дни воскресные и праздничные. Надо знать их и чествовать как общие церковные праздники по их степени, так частные – своего храма и частнейшие – своего Ангела, Праздник не праздность, а празднование, то есть отрадное ликование духа ради сознания великих милостей Божиих. Потому, оставив вещественные труды и всякую заботу, в чувстве льготы от них и свободы, как бы в предвкушение свободы будущего века, проводить должно время сие в богохвалении, богомыслии и благотворении, вообще – исключительно во спасение, и это с начала праздника по конец, с вечера до вечера. Нельзя лучше воспитать чаяние будущего века. В Церкви Божией и дни недели имеют свой смысл. Помнить должно и уважать значение каждого из них и соответственно тому устроять свои мысли и вести себя, особенно в среду и пяток, по соединенным с ними воспоминаниям. То же надо сказать и о часах дня. Не должно пренебрегать их значением, а надо знать и держать себя по смыслу их. Как много может сие способствовать образованию духа молитвенного и скоро научить благоговейному хождению пред Господом! Ибо здесь надобно припомнить то суд, то страдания Господа, то благодать Духа Святого, то блага творения. Часы дня по воспоминаниям суть хождение в многоцветном и благоуханном саду духовном. Тут – можешь? положи поклон; нет? помысли… Особенно сего не должно забывать, когда та или другая молитва или действие совершается в церкви, как возвещает о сем звон колокола. Посему видно, что по заботе о нас Церкви все время жизни распределено на молитву. У святого Иоанна Златоустого есть молитвенные воззвания на каждый час дня и ночи. Так прикрыты и осенены мы молитвами по заповеди Церкви!Есть долг собираться на определенные, установленные священнодействия, каковы: вечерня, повечерие, полунощница, утреня, часы, обедня. Каждое из них имеет свой смысл, коим проникнуто, и каждое есть единое целое, цельное молитвование. Потому, участвуя, должно знать, какое священнодействие совершается; участвовать в нем духовно, потому что оно для нас; для того глубоко внимать и входить в дух его и преисполняться им; присутствовать на нем с начала до конца, упредить благословение священника и переждать отпуст. Из Церкви молитвословие переходит с христианином в дом его, и здесь, кроме совершения молитв вечерних и утренних, пред столом и после стола, при всяком деле и случае должно с молитвою и крестным знамением возноситься к Богу. Так, по наставлению Церкви каждое действие христианина должно быть ограждено молитвованием, или он непрестанно должен пребывать под молитвенным осенением.Вот общее очертание молитвенного устроения Церкви и вот вытекающие отсюда обязанности! Но мы имеем еще особые разного рода нужды. Церковь готова удовлетворять все их, чтобы защитить и упокоить нас, и имеет чем. Наш долг во всяком случае прибегать к ее ходатайству. Есть молитвенные чинопоследования, которые, быв совершены по уставу освященными лицами в Церкви или вне ее, являют полную над ними благотворную силу по вере, с какою приемлются.Главнейшее ходатайствование Церкви состоит в принесении бескровной жертвы за грехи всего христианского мира. Жертва сия непрерывно жрется в Церкви. Как Господь на небе одесную Бога ходатайствует о нас, так она – здесь. Крест как бы не сходит с лица земли со времени первого его водружения.Грешим мы и прогневляем непрерывно Бога. Меч над главами… Стоит в Церкви беспрерывная жертва тела и крови Христовой, всех очищать сильная. Итак, спешите участвовать в приношении сей бескровной жертвы да очиститеся… то есть бывайте на литургии сколько можно чаще, подавайте на проскомидию, если можете, и потом, во время совершения ее, духом сокрушенным и слезным молением привейтесь к возносимой жертве. Когда не бываете в Церкви, то в тот час, как услышите звон к достойному, молитесь о принятии жертвы и ради себя… Это сильнейшая защита Церкви, которой ничто заменить не может… Сия же жертва есть и жертва благодарения – Евхаристия. Как есть обязанность благодарить, так должно счесть обязанностью и участие в принесении сей жертвы.

Но кроме сего главнейшего ходатайства в жертве бескровной, во всех других потребностях и нуждах должно прибегать к Церкви. У нее на всякую нужду нашу есть молитвенное ходатайство.Есть у нас потребности и нужды душевные и телесные, есть беды и скорби частные и общие; во всем этом прибегать должно к защите Церкви (см. о сем в Требнике).Есть потребности и нужды душевные: надобно учиться? благословись; учение не принимается? прими молитву; тягота, скорбь и тоска томят сердце? прибегни к положенному пению; враждуешь на кого, но себя одолеть не одолеешь – проси помолиться; мерзит что либо? освяти то и успокой душу.Есть потребности и нужды телесные: нужен сон, но сон бежит? прибегни к Церкви; спишь хорошо, но сатана издевается над сонным? прогони его силою церковной молитвы; нужен дом? и основание его, и его самого освяти; нужен колодезь? освяти; нужен сад и овощи? освяти; нужна соль? освяти; нужен огонь? освяти; хлеб нужен? и семя, и всход, и гумно освяти; плоды ли новые или новую пищу вкушать начинаешь, освяти. И вообще, все, что только касается человека, что входит внутрь, должно быть освящено. Сына нет, некому быть наследником, некому поддержать старости? прими его от Церкви через всыновление; в путь отправляешься? поди, Церковь помолится о благопоспешении пути твоего.Есть беды частные: немощь какая в теле? врачуйся у Церкви; насилуется кто от бесов? употреби заклинания церковные; дом стужается от них? изгони их ее же молитвами; нива, или сад, или огород вредится от гадов? прибегни к тому же оружию.Есть беды общие: бездождие и безветрие, мор, злорастворение воздуха, трус, глад, буря, громы и молнии, нашествие врагов или другая какая беда – от всего сего ищи защиты через молитвы церковные.Нужно ли, наконец, иметь дома средства церковные свои на случай крайности – и в сем нет отказа… Приобрети и, освятив, внеси в дом как бы дар Церкви – Крест Господень, освященную икону, святую воду, особенно крещенскую, разные предметы от святых мощей и чудотворных икон и проч.Так со всех сторон обложен человек ограждением и защитою Церкви. Лишь только выходит он на свет, сретается молитвою Церкви и, когда отходит, ее же молитвою сопровождается за пределы гроба.Кто всех этих молитвенных, ходатайственных и защитительных действий Церкви не чуждается, не считает лишними и ненужными, зная по опыту силу их, тот добро творит.Для христиан все они обязательны потому уже, что находятся в Церкви. Христианин должен облечься церковностию, чтобы быть членом Церкви. Что за воин без воинского одеяния и без науки воинской? Церковь есть дом Господень. Нельзя же думать, чтобы в нее вошло что и утвердилось противное Богу, Им не благословенное, Ему неугодное? Всякому, кто отрицается от исполнения показанных заповедей и внушений Церкви, не должно ли сказать: друже, како вшел ecu семо? Притом сила всего того, чем ходатайствует Церковь, дознана многими опытами. По сим опытам и самые учреждения, и чинопоследования составились. Чуждающийся их походит на того, кому предлагают простые испытанные средства против какой-нибудь заразы, а он по суемудрию презирает то и погибает. Чуждаться церковности очень худо. Велик на нас навет врага. Но преимущественно он действует на нас через вещество и через плоть нашу: есть некоторое сродство у него с грубою материей, по замечанию святого Иоанна Дамаскина. Может быть, скрываясь в нее, он чувствует некоторую отраду, почему так и льнет к ней. Оттого, например, бесы вопиют ко Господу: не посылай нас в бездну, а в свиней. Если так, то и в воде, и в воздухе, и во всем он может приражаться к нам и злодействовать нам. Господь и повелел учредить в Церкви Своей то, чем можно бы было очищать и освящать все, чтобы отвсюду гнать нечистого и не попустить ему прикасаться к верующим. Вот кто лишает себя сих средств, тот и стал, как сад разгороженный, по которому рыщут звери и все в нем губят. Господь говорит о семени добра в душе, что входит диавол и крадет его. Так обгородить себя должно всякому. Ничего так не боится окаянный, как чего-нибудь церковного. Ведь мы воинствуем, а не почиваем. «Несть наша брань к крови и плоти, но к началом, и ко властем, и к миродержителем тмы века сего, к духовом злобы поднебесным. Сего ради приимите вся оружия Божия, да возможете противитися в день лют, и вся содеявше стати. Станите убо препоясани чресла ваша истиною, и оболкшеся в броня правды, и обувше нозе в уготование благовествования мира: над всеми же восприимше щит веры, в немже возможете вся стрелы лукаваго разжженные угасити: и шлем спасения восприимите, и меч духовный» (Еф. 6:12–17).

В заключение кратким словом еще очерчивается здесь все доселе сказанное. Вступившему в Церковь вот что заповедуется: просвещаясь, освящаясь, ограждаясь ею под руководством мужей, освященных в ней на то Богом, пребывай в молитвенном настроении духа, или в непрестанной молитве, и через нее возбуждай и насаждай в душе обязательные для тебя чувства и расположения и те, коими через Господа Иисуса Христа восходим в общение к Богу, и те, кои вытекают из порядка Божественного миродержавствования; а далее, через те и другие, потщись, востещи до жизни в Боге сокровеннейшей, возвышающейся до безмолвного погружения в Бога. Да поможет всякому Господь так устроиться!б) Чувства и расположения из отношения к Церкви как вместилищу спасенных и спасаемых.Церковь есть и хранилище благодатных средств спасения, и дом спасающихся и спасенных. Вступивший в живой с нею союз и воспринимает на себя все ее устроение, и вместе вступает в глубокое общение со всеми членами ее. «Несте странны и пришельцы, говорит апостол, но сожителе Святым и приснии Богу: наздани бывше на основании Апостол и Пророк, сушу краеугольну Самому Иисусу Христу: о Немже всяко создание составляемо растет в Церковь Святую о Господе» (Еф. 2:19–21). Сие общение так же тесно, как и общение членов в теле, ибо «едино тело есмы о Христе» (Рим. 12:4-5). Так как члены Святой Церкви делятся на две степени, одни уже перешли из сей жизни, упокоены в Царствии Небесном и составляют Церковь торжествующую, другие еще пребывают на земле, стремятся только достигнуть того состояния в борьбе и составляют Церковь воинствующую; то и общение у христиан одно с членами Церкви, торжествующими на небе, а другое с членами Церкви, на земле пребывающими и воинствующими.аа) Из отношения к отшедшим1) прославленнымЧто есть общение у земных с небесными, о сем учит апостол: «приступисте к Сионстей горе, и ко граду Бога живаго, Иерусалиму небесному: и тмам Ангелов, Торжеству, и Церкви первородных на небесех написанных, и Судии всех Богу: и духом праведник совершенных, и к ходатаю Завета нового Иисусу» (Євр. 12:22-24). Когда такой есть тесный союз, то должны быть и обязательные отношения. Но так как состояние небожителей совсем другое, нежели земных, то иным образом нам должно держать себя в отношении к ним, нежели к тем, с коими живем здесь.Понятие об их состоянии и о способе нашего с ними сношения определяет обязательные для нас в отношении к ним действия и притом как общие ко всем, так и частные к разным чинам их.Так как они уже совершились, взошли в блаженнейшую меру возраста исполнения Христова, достигли высшего предназначенного обожения, предстали пред Бога и пребывают пред лицом Его, как дети в дому, с дерзновением простирая к Нему слово молитвы, прешли от немощи, стали сильны, по благодати Господней, в их действии на тварь видимую и невидимую, то мы должны:воздавать им чествование не Божеское, но выше человеческого, и не как Богу, но как полнейшим сосудам Божества, Богом возвеличенным и прославленным;прибегать к их ходатайству, как к молитвенникам о нас неусыпным и сильным у Бога, по Его человеколюбию и неизреченной благости, и с верою и надеждою просить их помощи и защиты, как сильных по благодати Божией.Так как, далее, они не отделились, а пребывают вместе с нами членами единой Церкви и составляют притом образец и как бы мету, к коей всякий должен устремляться, то отсюда опять следует, что мы должны:познавать их богоподобные свойства и труды, ими подъятые, и всеми силами стараться подражать им в чувствах и делах, почитая их жизнь верным руководительным светом;приходить с ними, сколько возможно, в теснейшее духовное единение, соуслаждаясь их славою и сочувствуя их трудам и добродетелям.Во исполнение всего такого должно:воспоминать их в их дни и праздновать положенные им празднества;чтить их иконы, молиться пред ними и лобызать любовно, возжигать свечи и служить молебны;прочитывать их жития или тропари и кондаки;беседовать о них и о делах их с должным уважением и любовью.И, в частности, каждому лику святых лежащие на нас обязательные действия те же, с некоею тению изменения и отличия соответственно их чину. Потому здесь сама мысль о чине научит, как относиться к ним, только объясни себе значение чина. В сей небесной иерархии выше всех честнейшая Херувим и славнейшая без сравнения Серафим – Владычица Богородица. За Нею чины бесплотных: девять по их порядку; затем святые Божий: пророки и больший из пророков – Предтеча, апостолы и верховные из них – Петр и Павел, святители, из них великие – Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст, святой Николай и российские: Петр, Алексей, Иона, Филипп; мученики, исповедники, преподобные, бессребренники, Христа ради юродивые. Ближайшие из них к каждому христианину суть Владычица Богородица, общая всех христиан Матерь и Заступница, Ангел Хранитель, святой соименный, святой храма или страны, тот, коего мощи есть или коим явлено особое заступление. Сии особые отношения выражены в молитвах, обращаемых к ним. По образу их надо поминать их в каждой молитве, совершается ли молитва по чину, или только внутренние возносятся к Богу воззвания: Пресвятая Владычице Богородице, спаси нас! Ангеле Божий, Хранителю мой святый, моли Бога о мне; затем исповедовать Матерь Господа Приснодевою, Богородицею и воздавать Ей чествование высшее всех ангелов и архангелов, яко существенно участвовавшей в устроении воплощенного домостроительства; должно Ангелу Хранителю внимать и приучаться понимать его внушения; святому соименному соревновать в его именно добродетелях, знать жизнь его и праздновать день его благочестно; к святому же храма прибегать с особою верою, ибо все крещаемые в том храме становятся под его попечение; к святому страны ходить в храм, к мощам, к иконе.

Всю же небесную Церковь должно поминать в главных молитвах по чину их, как в молитве церковной: Спаси, Боже, люди Твоя… Или: Владыко многомилостиве… и в других.Главная цель сих соотношений есть воспитать в себе стремление и жажду вступить в сообщество торжествующих на небе. Все предназначены к тому, и надобно приготовлять себя: чаще обращаться туда мыслию и сердцем, напрягаясь, сколько можно, постигнуть и предвкусить сладость их пребывания там, чтобы наконец сказать: когда-то я разрешусь! Чаще беседовать с ними в молитве и размышлении, чтобы, явившись туда, не быть чуждым им, а вступить как бы в родное общество.2) К отшедшим и пребывающим в надежде жизни вечнойКроме, впрочем, сих прославленных, совершенных, явленных нашими ходатаями и защитниками, есть еще класс людей, отшедших от нас в вере и уповании, коих участь, однако ж, нам с определенною решительностью неизвестна. И они не отделяются от нас и пребывают в том же доме Церкви, а потому и наши обязанности к ним не прекращаются со смертью их, хотя уже они не могут быть те же, какие были прежде. Так, надобно всякого вообще умершего брата во Христе способствовать похоронить, если есть нужда, и отдать ему последний долг; за всякого приносить молитвы, жертвы и милостыни; или совсем не говорить о них, или говорить одно хорошее, но никак не злословить и не осуждать; исполнять их последнюю добрую волю; с благодарностью воспоминать об их добре и стараться подражать их назидательным обычаям и поддерживать их. А касательно родных, кроме всего сего, надо еще не скорбеть, подобно не имущим упования, хотя и нельзя быть равнодушным; совершать о них поминовения поименно всегда, особенно в 3-й, 9-й, 40-й дни, в год, в дни поминовений церковных и во всякой молитве. Умершим одна отрада – молитва усердная, уповательная, сильная. Милостыня тоже много может; но главное – бескровная жертва.б) Чувства и расположения к братиям о Христе, живущим с нами на земле и составляющим тело Церкви земнойДругого рода обязательные отношения связывают нас с теми христианами, с коими живем на земле.Сии отношения вытекают из понятия о христианах как едином теле Церкви (Еф. 4:16; 1Кор. 12:12,27) и бывают двух родов: одни – ко всему телу Церкви, другие же – к каждому члену ее, поелику он член.1) Ко всему телу ЦерквиПервые указываются отличительными свойствами живого тела. Отличительные свойства живого организованного тела суть гармония, или стройное согласие всех частей, в одном целом, живое соединение, или сочувствие и сострастие, и распределение трудов между всеми частями в пользу одного целого, минуя себя. Соответственно сим трем свойствам живого тела есть и у христиан в отношении к целому телу Церкви обязательные чувства и расположения, кои сознательно воспитывать в себе неминуемо должно всякому. Именно:1а) Быть в согласии, или подобонастроении, по духу со всею Церковию. Члены в теле «согласны оттого, что все проникаются одною жизнию. И каждый христианин должен напоиться одним и тем духом, коим преисполнена вся Церковь. Коль скоро нет сего, он не от Церкви есть: «от нас изыдоша, но не быша от нас», говорится о подобных (1Ін. 2:19). Хотя вещественного отрешения видимого не будет, но оно само совершится внутри над душою, и не мечтательно, а истинно. Сие единство духа выражается в единстве начал умственных и нравственных, или в единомыслии и единоволии.Единомыслие с такою убедительностию предписывается святыми апостолами почти непрестанно! Апостол Петр, после других обязанностей, заключает: «конец же, вси единомудренни будите» (1Пет. 3:8). Апостол Павел завещает: «тожде друг ко другу мудрствовать» (Рим. 12:16), и то Бога молить: «да даст всем тожде мудрствовати друг ко другу о Христе Иисусе: да единодушно едиными усты славят Бога» (Рим. 15:5-6), то самих христиан умоляет: «молю вы, братие, именем Господа нашего Иисуса Христа да тожде глаголете вси, да не будут в вас распри, да будете же утверждени в томже разумении и в тойже мысли» (1Кор. 1:10). «Исполните мою радость, да тожде мудрствуете, ту же любовь имуще, единодушни, единомудренни» (Флп. 2:2). Это обязывает христианина не быть равнодушным к тому образу мыслей, какой он питает, и не думать, что все равно, как бы ни понимал он иные вещи, он должен всячески заботиться сколько можно искреннее и внутреннее объединиться в разуме и мысли со всеми – потому не только не ставить себе в честь особенность и индивидуальность воззрения, но скорбеть о том, что оно есть, особенно если успело так укорениться, что требует борьбы. С сей точки зрения все философствования и самостоятельные взгляды в области откровенных истин суть преступления. Отцы наши не так поступали. О всяком предмете у них первое было позаботиться узнать, как судили отцы… И это повсевременная практика в Церкви – быть в единомыслии со всеми.

Единоволие, или жизнь по воле Божией, иначе чистота… Это обязывает христианина к тому, чтобы быть чистым, как все, и нечистотою своею не осквернять святого тела Церкви… И в Ветхом Завете неоднократно было заповедано: «измите злое от вас самих» (Повт. 17:7), потому что оно нейдет в общем, чистом составе всех, весь его опорочивает и подвергает опасности, как это и бывало, что за грех одного страдали все. Равно апостол Павел укоряет коринфян, зачем терпят они нечистого, ибо как «квас квасит все смешение», так и он нечистою сделал всю их Церковь (1Кор. 5:6). Так, нечистота есть посягательство на благо всей Церкви, посему требование чистоты есть великой важности. Но, с другой стороны, нечистота в сосуде, наполненном водою, или всплывает наверх, или оседает на низ, то есть находится вне тела воды. Так и всякий нечистый, собственно, есть вне тела Церкви, отделен ли он форменно или нет. Итак, член ты Церкви? Будь же чист, зная, что если не чист, то уже и не член.1б) Члены живого тела состоят в живом союзе, по коему происходящее во всем теле отражается в каждом члене, и, наоборот, состояние каждого члена отражается в целом составе. Это свойство иначе есть сострастие. Соответствующую ему обязанность тоже прилично назвать сочувствием, или сострастием, по коему живо должно ощущать, что происходит со всеми и во всех братьях наших, или в христианском мире. Апостол Павел так великим его поставляет и в такой степени предписывает, чтобы, когда «страждет один член», страдали все и, когда радуется один, радовались бы и все (1Кор. 12:26), чему сам показал пример, уверяя: «кто изнемогает, и не изнемогаю» (2Кор. 11:29). Значит, состояние христианского мира не должно быть чуждо каждого христианина, холодно, без участия им знаемо и представляемо, но должно быть живо им ощущаемо. Сей союз всех сердечный в Слове Божием выражается единодушием… У всех, говорится о первых христианах, была «душа едина и сердце едино…» (Деян. 4:32), или, как заповедует апостол Павел, все христиане да живут, «тщащеся блюсти единение духа в союзе мира» (Еф. 4:3). По сей обязанности христианин сердцем своим расширяется по всему пространству христиан и живет с ними не как чужой, а как свой, подобно члену семейства, который, где бы ни был по месту, сердцем всегда находится при своих… Отсутствие такого чувства явно обличает потерю союза, отрезание от тела; и если в каком-либо месте все, именующиеся христианами, дойдут до взаимного отчуждения, то явно, что они перестали быть членами живого тела Церкви, суть ветви отломившиеся.1в) Между членами живого тела распределены труды для целого так, что каждый член принадлежит целому, а не себе, не для себя работает, а для всех. Подобно сему и всякий христианин должен так действовать, чтобы сия деятельность была жертва целому, должен себя забыть, а иметь в уме одно благое общее, чувствовать себя и сознавать не начальным лицом, а орудием в составе целого тела Церкви. Итак, пусть всякий сознает, чем может и должен он действовать во благо всех, и пусть действует так с сознанием долга, то есть, по апостолу, имеющий дарование служить – «служи”, учить – «учи”, утешать – «утешай”, подавать – «подавай” (Рим. 12:7,8). Вообще, всякому сообщено дарование «Духа на пользу» (1Кор. 12:7), которыми и должны все взаимно «служить между собою» (1Пет. 4:10). Это всем действиям христианина сообщает характер отрешенности, где личные выгоды совсем исчезают из внимания, а в виду имеется одно духовное благо христиан, каково бы оно ни было. Если бы все действователи имели такое настроение, как скоро возвысилось бы и умственное, и нравственное совершенство христиан! Тут благословение Божие – отсюда совершенство или зрелость всякого дела, в которое не позволится войти ничему, что может быть неполезно. Сколько зла от забвения сего простого правила! Так, и душу и тело приноси в жертву благу христиан всех – на всех простирай заботливые виды.1г) В сих трех расположениях выражается существо и дух христианской любви. Кто имеет сию любовь, тот, приведши себя в единомыслие и единоволие со всеми, а далее, растворившись и как бы разлившись по всем своим чувством и сердцем, всего себя, все силы тела и духа приносит в жертву благу целого тела Церкви, ему себя посвящает с самозабвением и самопожертвованием. Тут труженики истины, молитвенники, блюстители благосостояния. Не всем, конечно, можно выполнить сие требование делом; но всем можно и должно выполнять его в чувстве, в желании, в молитве, как и молимся о благосостоянии Божиих Церквей и о соединении всех. Такое настроение всей деятельности христианина сообщает некоторую независимость и свободу, не связывающуюся тесными пределами состояния своего лица или близких лиц, нередко даже и обстоятельств времени. Любовь дает ему возможность стать выше всего, чтобы оттуда созерцать, куда идет все, как и чем отвратить зло, защитить и возрастить добро. Ей свойственна материнская заботливость, предусматривающая, предостерегающая. Посему часто в деятельности ее можно, по неразумению, видеть нечто непонятное и как будто обличающее недальновидность, но последствия всегда ее оправдывают. И справедливо сию любовь должно назвать духоносною и потому, что она, несомненно, носит Духа, и потому, что сама носится Духом. Прочитав житие такого действователя, невольно воскликнешь: вот что значит истинная христианская любовь! Всем понятно сие чувство. Помолимся, да Бог любви паче и паче возгревает его в сердце нашем!

2) К каждому лицу, состоящему с нами в видимой связи Итак, истинно христианская любовь, отрешаясь от всех ограничений, простирается на весь христианский мир. Так же широко стремится она распространить и влияние дел своих, в чем нередко с помощью Божиею и успевает, но преимущественно осуществляется она, или прилагается к делу, в своем тесном кругу, пред теми и на тех, с коими обитает. То общее, глубочайшее, самое коренное настроение любящего сердца воодушевляет и дает отличительный характер христианской деятельности, или частному действованию лица, христианина, в своем месте, времени и обстоятельствах. Пусть при ответе на вопрос: как действовать христианину в отношении к каждому предстоящему лицу – определятся разные обязанности к ближним; но они все будут не что иное, как выражение духа любви, единого в разных применениях.Спрашивается: в каком расположении должно держать себя и как действовать в отношении к христианину, который пред нами? Отвечается: расположись так, как требует дух любви христианской, и действуй так, как требует предстоящее лицо соответственно опять тому же духу любви.Таким образом, есть у нас обязательные к христианам расположения, есть и обязательные к ним действия.2а) Какие расположения должно питать нам взаимно друг к другу?

Нет различия: «все одно о Христе Иисусе»(Гал. 3:28), говорит апостол, как живые члены одного тела, как родные члены одного семейства. Принимай же всякого с чувством родства, как родного, как брата. Братская любовь – вот истинное расположение, господствующее между христианами! Встретив брата по крови, мы все забываем и чувствуем главным образом одно то, что он брат. Такое настроение должно быть у нас и в отношении ко всякому христианину. «Братолюбием друг к другу любезными»быть, заповедует нам апостол (Рим. 12:10). Из сего чувства должна истекать вся деятельность христианина в отношении к другим и все другие к ним расположения, обязательные для него. Но само оно частнее выражается в следующих свойствах:

В благорасположении, или ощущении удовольствия от присутствия, обращения и общения с другим. Если брат, то кровь должна говорить. Сим чувством указывается сердечный союз. Он же есть верный и самый тонкий свидетель и признак любви истинной, полной, зрелой. Кому неприятно быть с кем, в тех и любви нет: они разъединены. Равнодушие есть уже недоброе состояние, и в христианине ему не должно быть. Оно первый шаг замирания любви и уклонения сердца от истины в отношении к другим. Извиняться может равнодушие, даже и неприятность от встречи с другим, если они невольны – и то только при деятельном и усиленном напряжении на возбуждение расположения к нему. Так как сердце не вдруг настраивается как должно, то чего усильно ищет человек, то вменяется ему ради искания, хотя еще не снискано. В таком случае это будет как бы физическое несовершенство, а не нравственное.В благожелании. Кому приятен другой, тот желает ему всего хорошего. Благожелание – естественный плод расположенности. Оно изъявляется участием во всем, касающемся другого, сочувствием тому, принятием к сердцу, причтением того в свое состояние, разузнаванием, что где нужно, хорошо ли там или худо, с соответственною тому радостию или болёзнованием и порывами на помощь и содействие. Благожелание обнимает все движения доброго сердца для других. Оно отрадно даже и при скорби, дает покой, расширяет сердце и очищает его от эгоистических страстей, как огонь очищает металл. Ему противоположно недоброжелательство – плод равнодушия и холодности. Здесь бывает или отсутствие благожелания, или желание противоположного, то есть зложелание. С ними в содружестве неразрывном – злорадство и зависть, два мучителя, терзающие бедное сердце человека, потерявшего любовь.В благопопечении. Истинное благожелание услаждается благом другого и порывается на помощь и содействие нуждающемуся, почему рождает из себя деятельное и заботливое попечение о благе другого. Это так неизбежно, что пресекается только невозможностью содействовать. Во всяком же другом случае отсутствие его обличает слабость благожелания и отсутствие любви! «Не любим словом…, но делом и истиною» (1Ін. 3:18). «Друг друга тяготы носите» (Гал. 6:2), заповедуют апостолы. При сем должно помнить, что попечение делом может происходить не из доброго сердца; равно и то, что и доброе благожелание может быть плодом неразборчивого симпатического природного расположения. Все дело в том, как относится к сим сторонам распоряжающийся ими ум, или лицо внутреннее. Содействуй и без расположения с тою целию, чтобы оно пришло; и благожеланиям не поддавайся без разбора, чтобы из доброго не выросло зло, ибо сердце слепо. Вообще, надо так настроиться, чтобы содействие исходило не из угождения себе, не из угождения другим, а из одной – внутренней, истинное благо зрящей и к нему все направляющей любви. Прочное, твердое и трезвенное благопопечение сим способом и образуется. Тогда христианин и желает только того, о чем должно попещись, и печется о том, чего пожелать другому должно. И это есть здравое состояние любви к ближним, без которого и до которого благожелание с благопопечением могут идти врозь, одно другому мешая и даже противореча. Однако ж всеначалом его служит действительное попечение под управлением высшего начала деятельного, а не одно благожелание, которое может быть и бесплодно, и неправо. К отличительным свойствам благопопечения принадлежит неотсрочное, скорое, всеусильное вспомоществование, какое сочтено нужным по соображению с целию. Оно не мятется в суете, а идет ровно, степенно, но и не недугует отлаганием и отсрочками. У него закон: пользуйся всяким случаем, ибо он уже не повторится; сокровиществуй и богатись. Ему противоположно и бесплодное желание, переходящее в пустую мысль о возможностях помочь; но главным образом то, что рождается из недоброжелательства, то есть не только непопечение и несодействие, но даже противодействие, или препятствия успехам, и прямое злодеяние. То и другое – плод эгоистических страстей, всегда притом раздражаемых и усиливаемых взаимными неприятностями.

Сими тремя: благорасположением, благожеланием и благопопечением – определяется истинное свойство братской любви. Когда нет какого из сих движений сердца и притом не только вообще, но ко всякому, в частности, нет и любви прямой, или она не созрела, а находится еще только в зародыше, растет. Рост ее и необходим, по существу дела. Сердце, в состоянии падшего, не право чувствует. Должно обновить в нем дух правый. Главное, оно пристрастно, любит своих только и им покровительствует… Здесь нет зла, но оно может быть, если его оставить так. Христианину должно всех христиан ввесть в свое родство и со всеми жить как с родными, должно довесть себя до того, чтобы всех обнимать равною любовию – различать же только деятельность или содействие и то не по чувству, а по бескорыстной и отрешенной мере здравого рассуждения.

Апостол Павел образ деятельности на других выражает так: «братолюбием друг ко другу любезны: честию друг друга больша творяще»(Рим. 12:10), то есть братская любовь к другим не может не быть соединена с уважением к ним. Это же расположение прямо рождается и из чувства родственности. У кого есть сие последнее, у того есть и уважение. Из родных мы с уважением смотрим даже на дитя, еще не пришедшее в самосознание. В христианстве же, сем духовном родстве, оно еще естественнее для того, кто глубоко сознает значение христианина. Христианин – храм Духа Святого, жилище Отчее и Сыновнее. Следовательно, он сосуд Божества. Прими же его, как принесшего к тебе Бога в себе, с благословениями, подобно древнему ковчегу, и притом всякого, велик ли он или мал, беден или богат, умен или нет. В чувстве христианского уважения все внешнее должно быть устранено как не принадлежащее самому христианину чужое и пришлое, а должно иметься в виду одно достоинство лица. Внешнее по необходимости разнообразно, а уважение должно быть больше или меньше одинаково ко всем. Источник его – внутреннее значение христианина, с коим может не сообразоваться внешнее. Почти того, кого почтил Бог. Свойство или тон уважения определил апостол Павел словами: честию больша себе творяще. Всякого другого в чувстве сердца должно ставить выше себя, себя – ниже его и не знаками то показывать только, но чувствовать внутри. Знаки могут быть иные, как, например, у начальствующих, а уважение – одно. Нет труднее сей добродетели, ибо она стоит прямо против самости. Особенно она трудна для имеющего отличия и в отношении к тому, кто себя унижает чем-нибудь. Но закон не отменяется ради трудности исполнения. Трудно? – употреби усилие. Главное в сем деле – устранение из внимания внешнего состояния христианина и восприятие им одного внутреннего его значения. Последнее, поеликувысоко, будучи живо сознано, родит уважение. Противное уважению чувство есть презорство. По противоположности оно всех ставит ниже себя и, еще более, ставит ни во что. Оно плод гордости, самомнения, забвения себя и брата своего.

Уважающий другого священным почитает все, принадлежащее ему, и во всем воздает ему должное. Расположение воздавать всякому должное из уважения и любви есть справедливость. Где есть уважение, там и справедливость, и наоборот… Ибо само уважение есть первая справедливость, из которой истекает и которою поддерживается уже и вся область правды. Правда обыкновенно считается самою внешнею оградою нравственной жизни в том смысле, что кто зашел за ее пределы, тот разоряет основы царства нравственного, от того нечего более ожидать. Но то не истинно, будто правда может ограничиваться одною только отрицательною стороною, то есть только не делать того, что нарушает право другого, или делать только то, что может быть вытребовано законным порядком. Это не христианская правда, а мирская, внешняя, судебная. Христианская же обнимает и положительную сторону, делает все, что должно, для другого не по внешнему страху, а по внутреннему расположению. Правда холодная, законная только и внешняя – нехристианская… Сия последняя идет от совести с участием сердца… Однако ж она отлична от любви, хотя одушевляется ею. Противно ей попрание прав другого, несправедливость есть плод презрения брата своего. Когда лицо вменено ни во что, как уважать права? Таким образом, всякого христианина встреть как брата родного, забывши все внешнее, будь с ним и при нем с приятностию, согрей сердце к нему благожеланиями, обыми его благопопечением, сколько есть средств и сил, сохраняя при сем полное уважение к лицу его, которое он стал носить во Христе Иисусе, и напрягаясь явить в отношении к нему всю правду и избежать всякой неправды. Все сии чувства одновременно должны возникать и в отношении к каждому христианину. Должно заботиться, чтобы они все были в силе и не отставали друг от друга, чтобы в духе христианина была стройность. Но очевидно, что последние, как бы внешние, пределы, видимые для всех, здесь суть содействие и справедливость. Другие чувства сокрыты внутри и зреют под прикрытием их, как плоды под листьями, и то предшествуют им, то последуют за ними, так, однако ж, что если нет их, то нет истины и в сих последних. Это хорошо отшлифованный сосуд, назначенный для хранения благовонных мастей, но пустой. Так, преимущественно должно иметь полноту любви в сердце, чтобы в нем ближний не тесно вмещался, но чтобы к нему расширялось сердце, подобно Павлову.

2б) Какие требуются действия? Когда есть истинные расположения, будут и действия, ибо несократима, неудобозакрываема сила расположений. Однако ж дела сии источаются не без осмотрительности и условий, но как вообще всякое действие определяется предметом, так и они изменяются соответственно свойствам лица, к которому обращены. Предстоящее нам в христианине лицо есть человек, состоящий из души и тела, с известною мерою благосостояния внешнего. Каждая из сих сторон брата нашего вызывает у нашей любви своего только рода действия, которые и обращаются нам в обязанность. Отсюда само собою видно, что обязательные для нас к братиям нашим, христианам, действия бывают трех родов: одни относятся к их душе, другие – к телу, третьи – к их благосостоянию внешнему.1) В отношении к душеГлавное здесь есть а) спасение души или вообще лица братнего, ибо когда нет спасения – все другое ничтожно. Никакое благо несравнимо с сим благом вечным. Потому все и притом постоянное внимание должно быть обращено па спасение души брата нашего. Итак,Молись усердно как вообще о спасении всех, так и в частности о спасении тех, коих более знаешь и кои, по твоему разумению, особенную имеют нужду; молись, желая и братиям определенного дара разумения, или ревности, или молитвы и проч. и себе испрашивая силы и умения действовать во спасение их или, лучше, самого себя предавая в орудия Божественные на дело сие; особенно же молитвенно испрашивай несоблазнительного действования пред другими и молитвою же очищай себя от бывших ненамеренных и нечаянных случаев, кои могут быть соблазнителями. Не искушайся помыслом и речами других, будто молитва такая ни во что; ибо кроме того, что освятивший себя ею всегда способнее, настроеннее к спасительному на других действию, есть тайное общение душ, по коему одна, непонятно как, может осеменять другую или предрасполагать ее к осеменению через себя или через других. Пример – матерь Августина, мученика. Если все взаимно будем обращать молитвенно дух свой на других, то к каждому придет столько согревающих лучей, сколько есть лиц. Следовательно, все были бы согреты мерою теплоты, равною всему христианству. Тогда никакая сила не могла бы одолеть ни одного христианина. Само собою разумеется, что для сего каждый должен быть разверзт верою к приятию молитвенной помощи, а без того и сила Божия ничего не произведет в нем. Но когда говорится о христианстве, говорится о верующих. Вот почему сами апостолы просили молитв, ибо взаимная молитва есть сила во спасение.Представляй в себе живой образец веры и благочестия. Когда исходишь вне и являешься в кругу христиан, пусть всякий видит в тебе живое христианство, видит, что ты и понимаешь его, и чтишь, и осуществляешь. Это то же, что созидать брата всем: и словом, и взором, и движениями, и делами, и ничем из сего не расстроивать его и не соблазнять. В примере и доброе, и худое очень сильно действует, почему сколько одно обязательно, столько другое осудительно. Если б никто не являл своего нечестия во вне, не нужно бы было много наставлений, ибо большей частью мы не знаем не то, что должно делать, а то, как что сделать. Но то и беда в настоящем порядке вещей, что зло выдается наружу, а добро скрывается, отчего на все случаи, какие нам встречаются, мы видим много примеров беззаконных, а законных почти не видим. Как дело сильнее мысли и слова, то всякое наше учение – неучение. Заключить бы надлежало всех развратников в невидимые места или самих их обязать как можно прятаться. Вот случай, когда должно счесть похвальным намеренное держание себя во вне несоответственно внутренним чувствам, – именно, чтобы не увлечь на грех и не растлить другого. Развратника, действующего открыто и словом и делом, должно считать душегубцем. Он походит на слепого, который смертоносным оружием машет без разбора во все стороны…Но сего мало – должно и желать, и заботливо порываться на содействие, и содействовать самым делом спасению других, ибо что пользы говорить только: грейтесь, а не давать нужного? Кто истинно любит, тот все сделает для любимого. Любовь не смотрит на неудобства и не видит их. Но если и есть они, готова живот свой положить за други своя; всем, даже и жизнью, пожертвовать за спасение их. Холодность в сем обличает холодность и о своем спасении, и о Божией славе, также неубеждение в вере, и самолюбие, и решительную беспечность. Потому внимательно должно следить за всеми случаями в отношении к братьям нашим и изыскивать между ними, не найдется ли какой, коему мы по своим силам можем нечто вложить в душу, спасительно содействующее ему во спасение. Дела, к коим сие относится, суть: усыпленного пробудить, готового пойти неправо вразумить, слабого укрепить. Способом выполнения может быть и слово и дело. Только надо помнить, что нельзя идти в область другого духа самовольно. Всякий замкнут в себе. Поэтому должно или предрасполагать его, или ожидать предрасположения. Во всяком случае, лучше пособлять действовать другому самому, а не властно определять его, ибо он есть живой и свободный дух. Тут, например, в простой беседе изображают доброе и злое, одно – с похвалою, другое – с осуждением; изображают в других так; однако ж, чтобы тот, к кому говорится, не догадался, что говорится на его счет, но вместе получил и достаточное вразумление. Любовь изобретательна. Но и опытность нужна, ибо можно иначе более вредить, нежели способствовать спасению.

б) В частности, в заботе о душе другого должно созидать его ум и волю.В первом – поселять твердые, ясные и здравые о всем понятия и начала, начиная с веры, а по ее руководству простираясь и в область всех других познаний, развивая их применительно к ней и, где можно, из нее, так чтобы вся сумма познания представляла нечто целое, неразрозненное. Делают великое зло те, кои позволяют себе всякое хитросплетение своего ума разглашать без разбора в той уверенности, что оно не из области веры, хотя явно представляет мысли и стороны несогласные с нею. Что не от веры, что не есть вывод из нее, что не покрывается ею, не может стоять в области ее благоприлично, все то есть ложь презренная, которую надобно попирать и искоренять. Отсюда все теории во всех науках, особенно в физике и истории, строго должны быть испытываемы и по испытании уже предлагаемы христианскому миру. Все же, вообще, опробованное и найденное здравым: познание ли какое теоретическое или открытие в области искусств, в общежитии и проч. – должно быть всем обнародуемо; ибо зачем Бог и дал его, как не для того, чтобы все получили от него пользу. У Господа все люди – одно семейство. Что Он дает одному, то дает для всех. Скупость умственная должна быть во столько преступнее денежной, во сколько дух дороже вещества. Распространяя положительные истины, должно обращать внимание и на неистины, на понятия ложные или заблуждения и предрассудки. Они сами собою будут редеть по мере расширения света истины, но можно и прямо действовать на них. Тот, впрочем, благодетельнее, кто вооружается против предрассудков сердца, нежели тот, кто идет против умственных, особенно если сии последние не только не извращают сердца, но еще, хотя косвенно, созидают. Предрассудки сердца – это те, коими держится человек в грехе, или кои составляют греховное ослепление. Говорят, например: природа требует – в оправдание похоти; или: живой живое гадает – в оправдание многозаботливости и проч. Кто такие предрассудки открывает, указывает и от них отводит, тот делает для другого вечное благо. В отношении ко второй. Бедная воля наша! Ей нужны правила, коих часто не знает; нужны побуждения, кои часто выпадают из мысли; нужно руководство, ибо часто не знает, как начать дело. И так вразуми, укрепи, укажи. Мы все взаимно соединены, чтобы взаимно учить друг друга. Посему жизнь и называется, между прочим, наукою. Какое зло – равнодушие к образу жизни другого! Многие ограничиваются только внутренним неодобрением, или пересудами и осуждением в углу. Иные делают еще хуже: показывают знаками одобрение недобрых дел другого, хотя притворное, и тем делают его смелее и дерзостнее во зле и, следовательно, несчастнее, или для него опаснее. Нет! Заметив что в другом особенно для него опасное, всячески попекись остепенить его и образумить, как можешь. Сам действуй прямо: найди людей, могущих на него действовать, подстерегай случай, войди в ближайшие сношения и предрасположи к себе и проч. Но уж ни под каким видом не подавай знака соуслаждения, или согласия на те дела, ни словом, ни делом… Если бы все окружающие неисправного показали ему знаки неблаговоления, то, кажется, он сейчас бы должен был образумиться, ибо куда бы ему деваться тогда? Один из лучших способов вразумления – это есть наведение другого самого на разум: пусть сам найдет, ты только так устрой дело, чтобы нашел.2) В отношении к телуТело – орган жизни нашей земной и вместе условие образования нас в граждан будущего мира. В такой существенной состоит оно связи с душою, что хорошее или дурное его состояние отзывается и в душе и то располагает ее к добру, по крайней мере, не препятствует и послушно служит ей в том, то увлекает ко злу. Потому и сия часть требует особого попечения. Пособи же брату твоему и в сем деле и облегчи ему труд доброго устроения тела – верного слуги его и вместе всегда готового врага. Сия обязанность требует: а) всячески способствовать благосостоянию, целости и здоровью тела братнего и делом, если нужно, а более словом; то есть доставить ему способ к содержанию, подать совет о полезном, указать вредное и самому предотвратить его; всячески способствовать целям тела, чтобы оно было приспособленным орудием души, а не препятствием ей. Всякий питает и греет плоть свою, но иной слишком много, а иной слишком мало. Вразумить неразумного труженика, а особенно остепенить пьяницу, развратника, обжору, сластолюбца – великое благо. Ибо, как из ада, извлекается тогда душа из тиранства плоти у последних, но и у первого она увидит свет, как Иоанафан, вкусив меда. В сем отношении худо поступает тот, кто при советах в угодность телу забывает о душе. Посему надобно быть осторожным в советах питать и покоить тело, а больше обращать их на обеспокоение его; б) опасности жизни предотвращать всеми возможными способами, тем больше самому с братом не поступать так, как можно навесть его на расстройство здоровья или опасность жизни. Это чаще всего бывает от излишнего напряжения сил души и тела: там – возбуждением страстей, тем хуже, мгновенных: гнева, испуга, радости, печали; здесь – требованием или принуждением к трудам, неуместными советами, не зная дела, возбуждением драк, кулачных боев, игр, могущих быть опасными, и проч.; но в) главное, ни делом, ни содействием, ни согласием, ни явно, ни тайно не посягать на жизнь другого. Убийца восстает против Бога, определяющего меру жизни, губит себя и состояние убиенного делает сомнительным, ибо один Бог знает правый суд. Мы должны зреть здесь. Кто не вовремя прекращает жизнь, предпосылает в оный век незрелого.

Много об этом нечего распространяться, ибо дела такого рода сами собою наводят ужас и отвращают от себя. Вонми всяк прописанному и более тому, что относится до спасения душ братии наших и делай, что можешь, словом и писанием или распространением добрых писаний.3) В отношении к благосостоянию и счастью. Забота о душе и теле ближнего есть забота о совершенствах его лица. Но он еще по воле Божией обладает известною мерою счастья или благосостояния на земле. Обращаясь к сему последнему, мы получаем особые, соответственно ему, обязанности.а) ДушевномуСчастьем привыкли называть нечто внешнее, именно: благоприятное нам течение обстоятельств. Но оно не во вне, а в нас, в состоянии духа отрадном, радостном, благорастворенном, которое редко соображается со внешним, а спеется по своим законам независимо. Потому сюда и должно быть обращаемо преимущественное внимание. Здесь главное: никаким образом не должно возмущать внутренний покой брата, а напротив, всячески содействовать его укреплению и возвышению. Поступающий иначе то же, что грабитель, вошедший в чужой огород и истребляющий там всю зелень и цветы без разбора. Бог дал брату покой, ты его крадешь. Только одно обеспокоение позволительно, именно: обеспокоение грешника и притом как грешника через пробуждение его от усыпления; сего потряси во всех основаниях, сокруши кости его, пусть скорбит до отчаяния и не находит покоя день и ночь. Пример сему показал апостол Павел, повергший в скорбь согрешивших коринфян, ибо, говорит, «печаль, яже по Бозе, покаяние нераскаянно во спасение соделовает» (2Кор. 7:10). Увидишь кого смятенным от чего бы то ни было, поди утешать печального, приложи пластырь на раны сердца его, излей отраду словом и делом. Тут уже одно участие облегчает, тем больше – уменье успокоить. Помнить только надобно, что главное успокоение – в Боге. Туда и должно возвесть печального и в Господе обвеселить его, довесть его до того, чтобы он рад был тому самому, о чем скорбит. Кто это сделает, тот осчастливит человека на всю жизнь, на все случаи и в один раз сделает все. Хорошо для немощного и внешнее обнадежение, но оно – половина дела и должно быть употребляемо только как средство. Иначе оно будет не в плане Промышления, ибо всякою скорбию Бог зовет к Себе. Если ты будешь отвлекать, а не приводить к Богу, то будешь действовать не по вере.б) ВнешнемуВнешнее счастье составляют доброе имя, достаток и благоприятный ход дел. Потеря или недостаток чего-нибудь из сих лишает нас покоя. Человек чувствует себя несчастливым. аа) Доброе имя дает человеку вес в его кругу, служит основанием доверия к нему и располагает; следовательно, оно прилагает путь к беспрепятственному действованию, как наоборот, потеря его связывает руки и ноги. Потому любящий брата всеми способами пусть блюдет доброе его имя, а для того предварительно пусть освятит сие имя в сердце своем или, что то же, пусть исполняет обязанность уважения, чувством своим всегда поставляя другого выше себя. Такое расположение само научит, как блюсти честь ближнего и от себя, и от других. Оно свяжет и развяжет язык. Когда есть такое чувство, оно уже и делает свое; стоит только его хранить, или отклонять все, чем оно может быть ослаблено, именно: никак не позволять себе уничижать брата ради естественных каких недостатков души и тела или ради внешнего несветлого состояния. Это хула на Бога и несправедливость к брату. Но и при виде нравственных недостатков надо обращать все неудовольствие на грех и зачинщика его, диавола; в брате же видеть благородство природы и благодати умаляемое и сокровища Божий расхищаемые, видеть его свободного – в узах, здорового – снедаемым болезнью и пожалеть о нем, сокрушаться ради его пред Господом, а не уничижать.Лучше всего менее обращаться наблюдательным оком к поступкам другого, а более себе внимать. Худо поступает тот, кто, по лукавству ока своего, во всяком поступке другого видит одно худое. Это подозрительность, мнительность, внутренняя клевета. Тем больше не должно по сему случаю тотчас произносить решительный о другом суд, что-де он такой и такой. Тут уже осуждение, оскорбляющее Бога и гнев Его привлекающее. Случится услышать худое о другом, заткни уши, оклеветающего тай искреннего своего изгони или сам от него беги.Принимать все речи и слухи без разбора есть великая неосторожность: тотчас осквернится своя душа и омрачится в ней лицо братнее. Когда, таким образом, соблюдется имя другого, как святыня, неприкосновенным в своем сердце, тогда не будет стоить большого труда блюсти его и во вне. Тогда будет правилом: о брате или не говорить, или говорить одно хорошее, о худом же всячески молчать, не намекая на него ни в шутку, ни даже будто из сожаления. Услышавши же, что имя брата страждет, всячески заботиться должно восстановить его – защитить, оправдать, согнать сей мрак наносный; но уже ни под каким видом не похвалить пустых пересудов, шуток, колкостей, острот, тем более злословия и клеветы и еще более клеветы публичной. Священие доброго имени ближнего в себе и других требует немалого труда. Осуждение внутреннее и внешние пересуды суть первые порождения гордости, по свойству своему унижающей всякого брата. Потому они постоянно вертятся – одни в мысли, другие на языке. Блюстись от сего и бороться с сим должно постоянно. Нет греха обыкновеннее осуждения, но и нет опаснее. Одному надлежало несколько лет поститься и молиться за одно краткое осуждение мысленное, и это – по особенному Божиему определению. Потому святые Божий решительно говорят: кто не осуждает, тот спасен. Иные и без подвигов одним этим спасались. Напротив, в одном осуждении пагуба, ибо оно предполагает и забвение Бога, и лживость, и коварство бесовское. Каких зол избегаешь, неосуждающий!

бб) Достаток составляют имущество, пожитки, то, чем удовлетворяются неизбежные наши естественные потребности, пища, одежда, кров и вообще дом, или совокупность вещей, кои называются житейскими. Заботу о том получил человек вместе с животом и потому заботится, что животолюбив, и, когда заботится, полагает на то живот свой. Все стяжевается в поте лица, тратою сил и крови. Зато довольство успокаивает дух, разливает отраду в сердце, дает свободу жизни. При достатке как в безопасной ограде. Итак, если любишь брата, пусть будет для тебя неприкосновенною святынею всякая его собственность, все то, о чем он может сказать: мое. Для него это есть и дар Божий, и цена его крови: не прикасайся. Если найдешь не свою вещь, сыщи владельца и возврати ему; не найдешь – отдай бедному или в храм Божий, ибо это имущество Божие. Иные, теряя, говорят Господу: пусть будет то частию бедных. Так надобно быть исполнителями воли братней и вместе Того, Кто слышал ее. Тем больше не должно делать ущерба достоянию брата каким бы то ни было образом: или кражею, или судом неправедным, или обманом при продаже, мене и других случаях – а напротив, всячески должно содействовать возвышению его достатка советом и деятельной помощью. Радостно смотреть на довольного: веселие на челе его. Грустен вид того, кого тяготят недостатки: он как убитый, поникли глава его и очи. В Слове Божием самые строгие положены суды за обиды сего рода, особенно наносимые тем, у коих и мало взять – значит взять почти все, как у сирот, вдов, наемников. Потому сего рода преступники и судятся Богом как убийцы (Сир. 34:21-22).вв) Благоприятный ход дел. Человек делателен. У всякого есть свои дела, или занятия и труды, к коим приставил его Бог рождением и среди коих он коротает век свой. Вместе с добрым именем и частию достатка они составляют участь человека, потому не оставляются им без внимания, но учреждаются так, чтобы текли хорошо, чтобы малый труд вознаграждался добрым успехом, чтобы не было больших помех и не истощались силы без плода, чтобы не было ненужных и досадных остановок, вообще, чтобы все шло у него как в хорошо настроенной машине. У кого это есть, тот с радостию исходит на дела свои и с радо-стию возвращается к себе и наслаждается миром и безопасностию, не чая зла. В состав течения дел входят и труды, и сношения с другими, даже обыкновенный порядок всех житейских занятий с их временами и местами, где, как видно, все то завивается, то развивается. В отношении к нему есть долг всячески благоприятствовать ему, не полагать преград, восстановлять расстроенный, а не только самому не расстроивать его. Расстроение дел другого есть великое злодейство, возмущающее тело и душу и того, чьи дела, и тех, кои около него. От этого такой уподобляется на общем языке исконному врагу. Благоприятствующий другому есть благодетель, отрада души. Это посланник Божий, Его наместник, разливающий отраду вокруг себя и, как солнце, всех согревающий. Очи всех – на него. И всякому должно поставить для себя целию осчастливливать. Благоприятствовать другому можно советом, действием и помощью, или доставлением ему сил, коих у него недостает. Доставь нуждающемуся, что ему нужно. Советность, услужливость и заимодавство, или ссуды, составляют общежительность – добродетель самую нужную и вместе любезную. Никто не может иметь всего, что нужно, всегда в надлежащей мере: один изобилует одним, другой другим. Посему и нужна взаимная общительность, как бы перелив из сосуда в сосуд, чтобы составилось одно питье, называемое счастьем. Отсюда – будь готов сделать для другого все, что можешь. Кто готов сам, для того и другие готовы, и Бог – способник ему. Заметив, где нужна помощь, не жди просьбы, сам услужи, сколько можешь и чем можешь. Человек услужливый – правая рука для всякого в своем кругу. Просят взаймы – дай, что можешь, не разоряя себя, ничесоже чающе, а если имеешь довольно веры и крепости духа, не различая ни того, кто просит, ни того, что он просит… Ты Божий распорядитель. Все такие дела составляют поприще для упражнения добродетели бескорыстия и податливости.Если и так должно всячески содействовать брату, то тем более когда он желает вступить с нами в некоторые условия, по которым, желая получить от нас известные вещи, и сам хочет делать соответственное тому для нас. Отсюда имеют начало разного рода сделки. Основою их служит обещание. Сие обещание должно быть искренне; знай, что обещаешь, и, чего не можешь исполнить, не обещай, потому что обещанию надо быть верным: давши слово, держись. Здесь стяжевается доверие и раскрывается добродетель честности.

Степени счастья у нас определяются словами: богат и знатен, доволен, беден, нищ. Вообще, братья наши по всем предметам благосостояния или выше нас, или равны нам. Сии степени или постоянны, как бы неизменны, однажды утверждены навсегда и составляют определенное состояние брата, или непостоянны, но, подобно приливам и отливам, то возвышаются, то понижаются, завися от счастливых или несчастливых случаев.В первом случае, относительно высшего тебя, то есть богатого и знатного: радуйся о нем и благодари Господа, что не лишает таких людей; почти его приличною честию за то, что он есть видимый сосуд милостей Божиих, но не льсти, когда он унижает себя делами, а или молчи и уклоняйся, или говори при случае правду, только без строптивости, как бы умоляя; когда призывает, не отказывайся потрудиться для него, потому что он должен иметь обширнейший круг действования, к чему нужны способы – и будь ты ему сила. Благо, происшедшее оттуда, причтется и тебе. Относительно низшего: не презирай его, но почитай почтением братским, по заповеди; будь всегда к нему благосклонен и согревай его сею благосклонностию, чтобы он чувствовал, что находится, как под крылом каким, под твоим вниманием; помогай ему всячески и способствуй возвысить его благосостояние по всем частям. Здесь особенный класс составляют неимущие – бедные. Всякий, имеющий достаток, должен быть для таких нога, рука, око, подобно Иову… ибо ко всякому из них говорится: «тебе оставлен есть нищий: сиру ты буди помощник» (Пс. 9:35). Итак, алчущего напитай, жаждущего напои, нагого одень, темничного посети, больному послужи, странного упокой, мертвого похорони, будь милосерд, подавай милостыню щедро. Богу и Господу уподобляются наиболее милостынею, грехи очищающею. Господь до того нисходит к милостынедавцам, что Сам приемлет данное ими, а это бесконечно высоко…Во втором случае. Счастье не стоит, но непрестанно то повышается, то понижается. Потому около себя видим то радующихся от счастья, то скорбящих от несчастья, какого бы то ни было. В сем отношении закон – радоваться с радующимися и скорбеть со скорбящими. Такое сочувствие естественно сердцу человеческому, но прившедшие через падение страсти искажают его, от чего вместо радости о счастии другого бывает скорбь о нем, или зависть; вместо печали о несчастии бывает радость о том, или злорадство. Эти бесовские расположения являются в разных оттенках, коих и описать нельзя. Чувства сорадования и соболезнования и выражать должно, то есть надобно изъявить одному радость, а другому соболезнование – с утешением и готовностью содействовать.Не думай никто, что все это внешняя работа! Нет, не внешняя только, но и внутренняя вместе. Она исходит или должна исходить из искренне любящего сердца, то есть из доброго внутреннего расположения, и, обращаясь к внешней стороне другого, греет его внутреннее. Веяние братской любви оживительно, как весенняя теплота.2в) Поприще обнаружения сих расположений и действий – взаимнообращение Таковы обязательные для христианина к братиям своим расположения и дела. Все они для своего осуществления требуют непосредственного сношения с другими, без коего, как в семени, остаются неразвитыми, неявленными. Потому взаимнообращение есть обязанность, хотя дополнительная, однако ж, по обширности приложения всеобъемлющая. Оно то же в обязанностях к ближним, что молитва в отношении к обязанностям к Богу. Итак, –

Всякий христианин обязан ко взаимнообращению. Охотно входи в сношения с другими, равно и сам себя держи так, чтобы всякий без робости, с открытым сердцем мог приступить к тебе. Противно сему поступает чуж дающийся всех. Отчужденность есть уродливость сердца. Но она не то, что благословенное затворничество, или отшельничество. Отшельник, отделившись от других телом, пребывает с ними духом, а этот отчужденник от всех отделен духом, хотя живет среди них. Отчужденный холодеет, беднеет, замирает духом. Напротив, общающийся со всеми раскрывается, богатеет, полнеет, образуется, так что только одно беспрестанное обращение с Богом и ангелами выше сего. Оно же есть и училище самопознания. Сам по себе отдельно человек легко становится самомнительным, а когда посмотрит на других – научается смирению…

Обязанность взаимнообращения проста, но всеобъемлюща… Она дает способ осуществить все другие обязанности к ближним, а потому раскрывает множество добродетелей, кои, хотя суть не что иное, как приложение общих, изъясненных уже расположений наших к братиям, однако ж, получают здесь и особые названия, и особые свойства… Так, здесь –

а) Должно иметь искреннее радушие, то есть от сердца принимать всякого, чувствовать себя довольным, истинно осчастливленным посещением другого или встречею с ним, радоваться тому от души. Нехорошо делает, кто при сем скучает или досадует.б) Любезность, то есть надо сделать, чтобы другому с нами было хорошо, чтобы он находил у нас приятность, оживал, хорошо настраивался и никогда не отходил невеселым. Для сего нужны сговорчивость, приветливость, ласка и простота при приличии. Противный сему человек есть тяжелый… И сам тяготится, и других тяготит.в) Скромность. Надо скрывать свои преимущества и, напротив, возвышать над собою другого. Противное сему – педантство, спесь, чванство.г) Кроткое миролюбие. Ни сам не оскорбляйся, ни другого не оскорбляй, а умей содержать сердце свое всегда в союзе с другими. Миролюбие и само мирится с другими, и других мирит, как миротворение, или даже не замечает оскорблений, как кротость. Противны сему оскорбительность, вспыльчивость, гневливость, взыскательность, непримиримость.д) Уступчивая тихость. Встречаются ум с умом, воля с волею. Когда всякий хочет поставить на своем, рождаются спор и разногласие. Тихонравный не то чтобы не любил истины, но, открывши ее, скромно уклоняется от упорной настойчивости там, где не совсем любят истину, ради ненарушения мира, в ожидании благоприятнейшего ко вразумлению случая. Противны сему вздорность, неуступчивость, спорливость, бранчливость.е) Истинолюбие. Откровенно и истинно выставляй вещи так, как они есть и как убежден. Лукавая ложь, обман, хитросплетение – дела чисто бесовские.ж) Благоразумное слово. Цель взаимнообращения не одно удовольствие, а, главным образом, взаимное созидание во благо. Надобно потому не допускать, чтобы слово гнило исходило из уст наших, надобно уметь говорить и уметь молчать. Противно сему праздное пустословие, одни только шутки да остроты.з) Хранение тайн. При взаимных встречах беспрерывная происходит мена мыслей и сведений. Для сохранения мира, что узнано от одного, не переводи к другому без нужды, особенно когда это может быть вредным. Так себя держи, будто не слыхал ничего. Кому же сказано, что вверяется ему тайна с условием молчать, тот, передавая ее кому-либо, не только неблагоразумен, но есть и бессовестный предатель.

Вот добрые качества, нужные при взаимнообращении! Способ взаимнообращения главный есть взаимное посещение. Его должно учредить и поддерживать по любви, по нужде, ради отрадного отдохновения. С кем и когда вести сие, укажут обстоятельства; только при сем всячески должно соблюсть все добродетели взаимнообращения, иначе оно – зло… Особенный вид взаимнообщения, открытый и широкий, составляют собрания и вечери. Они полезны, ибо приводят в движение замедляющееся от неупотребления развитие любви и потому возвышают и скрепляют внутренний союз всех. Тут происходит то же, что в Вольтовом столбе. Только само собою разумеется, что учреждать их надо не в угодность плоти и врагу, а в пользу духа и спасения. Образцы ему – древние вечери любви. Выше этих житейских пиров пиры Христовы, или обеды для бедных. Сам Господь предписал для них правила (Лк. 14:12-14). Они становятся ныне малоупотребительными за иссякновением любви, хотя еще держатся по местам. Больше всего они являются ныне в виде странноприимства, которое есть великая добродетель, богатая обетованиями, ибо и стакан воды, поданный в нужде, небесплоден, тем больше полное упокоение.

Взаимнообращение имеет целью осуществление и вместе образование любви истинно христианской. В истинном своем виде оно и производит сие, в ложном же вместо объединения разъединяет, вместо любви поселяет вражду. Это там, где вместо добродетелей действуют страсти. Таким образом, из взаимнооб-ращения мы получаем благодетелей, друзей и врагов.

К друзьям и благодетелям мы бываем сердечно привязаны. Сему ненужно учить и обязывать. Надобно только предостеречь, чтобы эта привязанность не делалась исключительною, не исключала других и не отчуждала от них.Мы должны быть признательными к ним. Благодарность – любезное и привлекательное свойство… Кто к людям благодарен, тот благодарит и Бога. Благодарность – знак духа смиренного и Богу преданного… Она тоже есть самородное почти чувство. Должно только не останавливать его на одних людях, а через них всегда возводить к Богу, ибо от Него все. Кроме особенных благодеяний, живя с другими, мы непрестанно получаем одолжения. За всякое одолжение должно быть признательным.Друга и благодетеля, какого имеешь, храни и береги как зеницу ока, и своими оплошностями не доведи себя до потери его, ибо старый лучше новых. Разрыв здесь сколько скорбен, столько и опасен и для жизни, и для нравственности; ибо такие, по разрыве, редко сходятся. Конечно, если перемена не с нашей стороны, что делать!

Должно порываться воздать благодетелю, чем можно: услужливостию, исполнением желания, предложением трудов и пр.Как друзья – лица дорогие, то должно быть очень осторожным в избрании их.Что делать нам с врагами? Христианин не должен быть врагом сам никому и, сколько есть сил, «со всеми быть в мире» (Рим. 12:18; Євр. 12:14). Если каким-нибудь образом нажит враждующий, не лишай его любви, а всячески старайся помириться с ним со всеми уступками; тем больше будь готов на мир, когда он предлагается. Пусть он и не мирится, ты будь ему брат и делай все, что делаешь любимому, и даже более: благотвори ему особенно, помня, что любовь ко врагам есть самая верная проба любви христианской. Мстить же ни под каким видом не должно. Это дело сатанинское.Этим оканчивается обзор того, как должно держать себя христианину как члену тела Христова в союзе со всеми составляющими сие тело, на небе ли они или на земле. Помнить только постоянно должно, что забота о сем союзе должна быть не ради его, а ради главной цели христианской деятельности – богообщения в Господе Иисусе Христе; потому что и сама Святая Церковь и как дом спасения, и как общество спасаемых существует ради сего единого и потолику истинною является, поколику осуществляет сие единое. Как в живом теле все члены, состоя в живом союзе между собою, пребывают соединенными и с головою – и даже потому живут союзно, что соединены с головою; так в теле Христовом все христиане прочно соединены между собою бывают только тогда, когда преискренне соединены с Господом. О сем молился и Господь: «да вcи едино будут: якоже Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в Нас едино будут» (Ін. 17:21). Христианская любовь есть прямая дщерь христианского благочестия и другого происхождения не имеет. Напрасно льстят себя надеждою спасения основывающие его на одной любви благотворительности. Не дела одни спасают, а дух, приводящий в движение все дела… Дух же христианский приходит от Бога через Господа Иисуса Христа во Святой Церкви. Все, что теперь видится в христианстве, так сцеплено между собою, как звенья одной цепи.в) Как должен христианин самого себя держать и образовывать, чтобы быть в живом союзе с Церковию, а через нее с Богом.Из понятия о союзе христиан между собою живом, подобном тому, какой есть между членами тела, можно приходить к мысли, что тому, кто вступил в сей союз, не о чем более уже заботиться. Ибо как в теле каждый член, действуя для других, сам созидается силою всего тела (образовательною), так и христианин, действуя всецело для тела Церкви, сам может держаться и образовываться целым телом. Но, с другой стороны, как сей союз свободен, то есть основан на свободе и свободою поддерживается, то и после того уже, как христианин вступил в состав тела Церкви, он держится там не против воли, как бы по какой необходимости, а не иначе как сам держа себя. Отсюда естественно спросить: как же христианин должен держать себя в составе тела Церкви, чтобы не отпасть от союза с нею? Надобно также взять во внимание, что всякий христианин образует сам себя, хотя с существенно необходимою помощью Божественной благодати, получаемой во Святой Церкви. Спрашивается: как же должен образовывать себя христианин, чтобы иметь право и быть в состоянии стоять в живом союзе с такими и такими членами? Ответы на сии вопросы и определят образ того, как христианин должен обходиться с самим собою. Определить сей образ тем более необходимо, что так близка к нам и так сильна у каждого из нас главная немощь – самость, которая все силится втянуть в себя или же обратить в орудия для своих видов. Чем труднее удержать в должных пределах истинную любовь к себе, тем необходимее руководство для нее, или указание ей нужных правил. Главный тон христианской деятельности в отношении к себе есть самоотвержение, но если для того, чтобы быть с плодом, оно должно быть с умом, а не без разбора, то следует указать, в каких частях и как самость влечет к себе и как тогда христианин должен отвергаться себя, чтобы устоять в истине! Вот смысл обязательного для христианина образа действия в отношении к самому себе! Им определяется, как среди подвигов самоотвержения должен он держать себя и образовывать, чтобы быть истинным членом Церкви, не по имени, а по духу, и состоять всегда в истинном, живом с нею союзе, а через нее с Богом.Видно отсюда, что две есть точки, к коим должен обращаться взор христианина: это дух веры и Церкви и сам он, во всем своем составе и состоянии. Оттуда он заимствует дух действования на себя и как бы идеал; здесь видит, что именно должен он делать с собою и из себя, основываясь на тех началах. Следовательно, определению в сем отношении подлежит, как должен понимать и чувствовать себя христианин по условиям союза своего с Церковию под главою Христом и что должен он делать с тою или другою частию своего существа, или со своим состоянием вследствие сего союза.

аа) Чувства и расположения христианина по условиям вступления в союз с Церковью Все относящееся к первому пункту обращается около мысли о вступлении христианина в союз с Церковию как обществом верующих и спасающихся. Разные вопросы, естественно при сем представляющиеся, наводят на соответственные чувства и расположения, с какими христианину свойственно быть обращену к самому себе. Именно, вступил уж в Церковь: откуда же? как? для чего?а) Откуда вступил? Из бездны пагубы. Находился в руках сатаны, был продан под грех, подлежал оброку смерти и ада. Теперь все это миновалось. Помни же, откуда ты изшел, чаще обращайся мыслию в ту тьму бездны, чтобы не воротиться туда опять делом; изливайся в благодарении Избавителю Богу, взывая к Нему: Слава Тебе Богу, Спасителю моему! – чтобы не сократилась рука спасающая и ты опять не ниспал туда же, сходя мыслию в то состояние и сознавая, как великое навлек на себя зло человек и сколь великую цену извлек он у Бога за избавление, плачь и сетуй, что так случилось, то есть плачь о падении. Так сокрушительная память о бездне падения, с плачем о нем и умиленным благодарением Богу Избавителю, суть обязательные для христианина расположения, когда он обратится назад, к тому, чем был. Они обязательны, потому что предмет их был, касается живой истории человека, и следы его остаются до сих пор и в нас, и вне нас. Христианин не прямо является пред Бога, но являет себя как из мертвых живым, как узник пред Царя. Таким же и пусть себя всегда сознает и чувствует. Польза из сего велика: тут наука смирению и возбуждению бодреного внимания. Церковь руководит к сему, назначив особый день для воспоминания и плача о падении, и дает слово для сего. Многие святые отцы надолго предавались сему плачу и оставили нам сей плач в песнях. Характер сего плача есть скорбь, тоска и досада, что так есть и – по нашей вине. Он есть плод любви к Богу и к себе, или к своей природе; жаль, как себя обедствовал человек и к чему понудил Бога.б) Как вступил! Через завет в крещении. Бог избавляет человека от всех зол ради обета его всегда работать Ему единому во Христе Иисусе, с попиранием сатаны и всех дел его. Итак…1) Помни обеты, данные тобою в крещении; не человекам дал, но Богу, приявшему их от тебя и ради их ущедрившему уже и обещающему еще более ущедрить.2) Храни верность им: в час нарушения верности все данное отнимается и обещанное изглаждается.3) Благоговейно чти преимущества, данные тебе здесь, не уничижай имени и силы христианства отступлением от условий.4) Пребывай в сем чине до смерти. Все правды не помянутся в час отпадения. Конец венчает. Только постоянно верный и неизменный до смерти венчается. Буди верен до смерти и дастся тебе венец живота.5) Воинствуй под знаменем Христа. Сознавая себя воином, будь как на страже, готовый поражать врагов. Бди, бодрствуй, будь в напряжении.Итак, помня обеты крещения и дорого ценя принятые в нем преимущества, будь им верен до смерти, воинствуя под знаменем Христовым. Нарушение обета и у людей бесчестно, тем больше – пред Богом… Но здесь бывает крайняя беда. Ибо нарушивший повергается в ту же беду, из которой, может быть, и не найдет избавителя.в) Для чего вступил? Ради спасения, его только ища и, несомненно, надеясь получить здесь. Таков смысл проповеди Христова Евангелия!… Ты погибающий. Иди сюда! Вот дом спасения! Верующий исповедует сие и говорит: я, погибающий, приступаю ради спасения не надеясь его получить нигде как здесь. Общество верующих есть дом спасающихся, но еще не спасенных. Сила спасения имеет открыться в будущем веке. Теперь же оно только стяжевается, и сила его действует сокровенно, невидимо. Значит, вступают не за тем, чтобы пожинать только плоды, но еще чтобы с надеждою сеять. На фронтоне церкви надпись: ищи, стремись, домогайся. Обязательство к этому принимает христианин в самом вступлении в Церковь или затем и вступает в нее… Спрашивается: почему так? Вот ответ: силы приняты, надобно теперь провесть их по всему нашему существу, как проводится по всему телу через кровь кислород, в воздухе вдохнутый в легкие. Еще: зло глубоко, надобно отторгнуть его, высвободить из него естественные силы и растворить с ними принятые благодатные силы. Как это делать! Развивая естественные и благодатные силы, освящая последними первые и проводя их сквозь них или давая им их проникнуть. Стремление, свойственное христианам, есть внутренняя переработка их самих. Чего искать! Почести вышнего звания, преображения от славы в славу, от силы в силу; достижения меры возраста исполнения Христова, иначе, искать высших степеней совершенства в Христе Иисусе, это себе поставить целью. Так как образец совершенства для христиан есть Иисус Христос и мера сего совершенства есть совершеннейшее Ему уподобление, то обязанность стремиться к совершенству есть то же, что обязанность подражать Господу Иисусу Христу, вообразить Его в себе, отпечатлеть Его совершенства на себе. Так как, далее, образец совершенства беспределен, мы же предельны, несмотря на обязанность подражать Ему, то мы никогда не можем и не должны говорить, что уже достигли того, чего ищем, а должны, «задняя забывая, в предняя же простирался, все со усердием тещи и тещи» (Флп. 3:13). Крайне опасно почувствовать, что уже достигли. Следствием сего неминуемым бывает застой сил и жизни. Итак, ищущий спасения, раскрывая благодатные и естественные силы, стремись к совершенству, отображению в себе Христа Господа, никогда не говоря: довольно, а всегда простираясь к высшему или всегда только начиная. Вот коренные чувства и расположения, с какими свойственно христианину обращаться к себе самому. Никто не дивись, что на первом месте здесь не поставлено уважение к своей природе. Сия достойная уважения природа искажена нашим падением. Поэтому сетовать о сем должно и воздыхать вместе со всею воздыхающею о том тварию. Понятно всякому и то, почему вместо верности началам гуманности ставится обязательной верность обетам крещения и вместо прогресса, стремящегося в неопредельную даль, – стремление к почести вышнего звания о Христе Иисусе. То язык моралиста-язычника, неведомый в Церкви Христовой. Живя в мире, следует различать языки и не всякое звонкое слово принимать за истину. Много лжи и лести ходит по миру. Внимай всяк Слову Божию. Оно одно есть верный светильник в темноте жития сего.

аа) Как вследствие того должен он держать себя?1) Главный закон:царение над собою с самопожрением Богу. Главное внимание при сем должно обратить на то, что сделалось с христианином, когда он стал христианин? Называется он новою тварию, снова рожденным; что произвело в нем сие новое рождение? Для определения сего должно обратиться к первоначальному значению человека и последующему состоянию его. В самом начале Бог, даруя человеку свободу, отдал его самому же себе: да творит что изберет душа его; но между тем в свойстве свободы и в существе духа человеческого заключил тайный указ предать себя свободно Богу, чтобы пользоваться истинною свободою. Это не исполнено, ибо не понято или перетолковано. Человек не покорился Богу и впал в рабство греху и диаволу и служит им как невольник. В сем состоянии он несподобен производить дела, достойные человека и Бога. Надобно восстановить его свободу, воцарить его над собою и дать ему силу покорять под ноги свои тирана своего – диавола. Это и производится действием нового, даруемого христианину свыше, рождения. Человек тут воцаряется над собою и приемлет смелость и силу попирать диавола. Но опять, чтобы не повторился тот же случай горький, сей царь, царствуя над собою, себя должен покорить единому Богу, должен исполнить первоначальное условие предания свободы Богу, или свободно себя всего приносить в жертву Богу. Апостол заповедует тем, кои приступили к Господу, как «камени живому», и самим созидаться «в храм духовен, святительство свято, приносити жертвы… благоприятны Богови Иисус Христом» (1Пет. 2:5). Итак, вот первый закон христианину! Будучи воцарен над собою и облагодатствован, владычествуй над всем, что у тебя, но себя всего приноси в жертву Богу в Иисусе Христе. Сия жертва не смерть, а истинная жизнь. Как выносящий цвет на солнце согревает и оживляет его, так к Богу возносящий себя и все свое христианин Богу приобщается, Им исполняется и оживляется. Так в сем саможрении истинная жизнь и истинное совершенство христианина во всех частях, или во всем, что он жрет Богу. Возобладай над своим внутренним и внешним и, как свое, предай Богу.Сие самообладание и саможертвование христианина простирается на всего его и на все его. Как ничто ни в нем, ни вне его не должно быть такое, чтобы миновало его власть, было вне ее и тем меньше против нее, так равно и в области свободы не должно быть ничего не пожренного и не преданного Богу, такого, что окончательно было бы присвоено себе и за собою утверждено. Христианин – непрестанный жертвователь и полная жертва Богу.2) Стороны самопожрения Так как в каждом видимо различаются две стороны: лицо его собственное и его состояние – то сих двух сторон должны касаться и обязательные для христианина жертвы.Лицо человека состоит из тела и души. Отсюда и жертвы душевные и телесные. «Прославите Бога в телесех ваших, и в душах ваших, яже суть Божия» (1Кор. 6:20). Возобладай над душою и вознеси ее Богу; возобладай над телом и пожри его Тому же Богу (Рим. 12:1).2а) Жертвы душевныеЧто касается до души, то вот закон: погуби душу свою и спасешь ее, не погубишь – погубишь; так заповедал Спаситель. Это погубление уже совершается в деле нового рождения; ибо где целое, там и часть. Однако ж и всякий раз, как склоняется христианин к душе, должен он иметь во внимании, что ее надо губить и в целом, и в частях. Это есть истолкование самоотвержения. Повергни себя под ноги и попирай без жалости. Кто не имеет и не хранит сего расположения, тот никак не совладеет собою. Он может измучиться в трудах, но плода не увидит. Не погубивший души все добро свое губит и весь труд свой делает тщетным. Это главное. Теперь по частям.Надлежит все в себе заклать и вознесть к Богу в жертву для освящения, или восприятия истинной жизни. Итак…

Пожри Богу ум, чтобы умудриться. «Буй да бывает, кто хочет быть премудрым», говорит апостол (1Кор. 3:18). Богу преданный ум преисполняется от Него истинною мудростию. Итак, отними у своего ума своеумие, возобладай им и предай его Богу. Отсюда для христианина обязательно не иметь своего ума или, как говорят святые подвижники, не составлять своего разума. Эта обязанность исполняется, когда христианин, признавая что истинным, признает не потому, что находит таким по своему соображению, но потому что так написано и предано Богом; когда, принимая заповедь и догмат, не допытывается почему! – не спрашивает в недоумении: не так ли? – и не предлагает суемудренно: не лучше ли так? – а детски верит припадаемому и упокаивается в нем.

Когда, таким образом, ум покорен и сделан беспрекословным приемником, следует его наполнять преданными нам святыми истинами. Это – обязанность иметь ум Христов, или стяжевать истинную мудрость, от Бога нисходящую и все обнимающую. Что есть все сущее, откуда оно, какова участь всего, что человек, чем был, что стал, что ожидает его, какой путь к вечному блаженству? – вообще весь состав веры должен вместиться в уме, сораствориться с ним и содержаться им сознательно. Видно, что христианин по назначению своему есть истинный философ, свыше научаемый.

Так как, далее, мудрость христианская не праздна, а деятельна, деятельность же требует умения действовать, то с нею всегда стоит в связи премудрость, ведение, как строить дела свои и как соображать средства с целями, иначе христианское благоразумие, к которому обязывает Спаситель, когда говорит: «будьте мудри, яко змея» (Мф. 10:16), и апостол: «в премудрости ходите ко внешним» (Кол. 4:5). У святых отцов она называется или благорассмотрением, или просто рассуждением, и на его руки отдается вообще правление всеми делами человека: и внутренними, и внешними. Это и дар совета, и приобретение через внимание и труд. Впрочем, и не имея высокой силы благоразумия в себе, можно быть благоразумным, если, не веря себе, будешь всегда искать советов у людей, известных своею мудростию. Когда предписывается благоразумие, то не заповедуется непременно быть мужем советным, но то, чтобы дела наши были с советом, хотя бы то не собственным нашим.Спрашивается, как должен держать себя христианин в отношении к внешней мудрости, или к научному образованию? Из предметов сей мудрости избирай нужнейшее по твоему состоянию, то особенно, к чему чувствуешь себя привязанным, равно как и то, в чем преимущественно належит нужда братьям твоим, христианам. А в образе исследования старайся начала каждой изучаемой тобою науки освятить светом небесной мудрости или даже внесть их туда из сей области; других же начал, неприязненных ей, не только не должно принимать, но надо гнать их и преследовать. Вообще, нисколько не противно расширять круг своих познаний о вещах по наблюдениям и соображениям ума… Должно только, чтобы это делалось, когда уже обладается мудрость истинная. Ибо сия, как вечная, небесная и Божественная, должна быть начальственною, а та, как гожая только на время, должна быть подчиненною. По сей же причине никогда ни словом, ни мыслию не должно придавать последней некоторого безусловного значения, не ставить ее вверху, а представлять пресмыкающеюся долу, как и есть, и не позволять гордиться ни ей, ни самому ради ее. Еще одно замечание о мере способностей. Мера способностей – от Бога. Потому прими ее с благодарностью и довольством, но никак не терзайся, если она не слишком высока. Нужное и существенное всякий способен знать. Особенные научные познания не для всех. На то рождаются особые люди, которым они поручаются Богом и с- которых взыщется их благосостояние и доброта. Впрочем, нередко Сам Бог уступает вере и исканию любящих Его и разверзает благословением то, что закрыл в рождении. Отсюда – трудись, ибо и трудом возвышаются силы, а главное, ищи и молись. Кто веровал и постыдился? Но при том все же предавайся Богу, ибо Он лучше знает, что для нас спасительно. Если же окажется, что слабость познания и сил зависит от нас, от нашего нерадения и разврата, то надобно сокрушиться о том, а по сокрушении позаботиться всевозможно восстановить расстроенное.

Пожри Богу волю, чтобы освятиться и иметь силу. Когда отказывается человек от своей воли, то приходит Господь и приносит ей святость и силу, то есть святые правила и начала деятельности и силу ходить в них и хранить их. Итак, христианину свойственно не иметь своей воли. Что ни делаешь, делай не потому, что хочется, а потому, что должно, что на то есть и того требует воля Божия, каким бы образом сия воля ни приходила. В Слове Божием нет ни малой снисходительности к ходящим в своих волях, и святые отцы заповедают не только не делать по своему хотению, но, напротив, всегда поступать наперекор ему.

Посему он должен напитать свою волю правилами и началами Божией воли, должен не только знать, что есть воля Божия, но напечатлеть ее на воле своей, чтобы воля Божия была силою возбуждающею и двигающею волю человеческую. Это изнутри. Со вне же опять надо, применительно к духу внутреннему, всесторонне оградить себя правилами, хотя условными поначалу, но безусловными по значению и избранию.В дополнение же к сему надобно еще сделать, чтобы воля наша была подвижна и скора на исполнение воли Божией, постоянна в сем и степенна, сильна и непоколебима. Как это стяжевается трудом, то обязанность сия есть то же, что обязанность к подвижничеству, так слабо сознаваемая и то очень немногими.

Пожри Богу свое сердце, чтобы облаженствоваться. Сердце не может не быть обладаемо чем-нибудь. Но оно страждет несытостию и тоскою, когда обладается тварями. Надобно исторгнуть его из сих уз пристрастия и отдать Богу. Мера сего жертвования есть мера блаженства. Обязанность сия прямо заповедуется в словах: «сыне, дажд ми сердце»(Притч. 23:26), и сокрытно – в предписаниях «радоваться безпрестанно»(Флп. 4:10; 1Сол. 5:16), «мир иметь» (2Кор. 13:11; Євр. 12:14). Отсюда христианину свойственно не иметь своего сердца для себя, или не поблажать своим чувствам и влечениям, не тем услаждаться, что нам нравится, а тем, что Бог объявил благом, радостным, блаженным. Это то же, что отрешать сердце от всего. Где не соблюдается сие, там качествует своенравие сердечных чувств, тиранское, подобное своенравию ума и воли.

Затем надобно воспитать сочувствие со всем святым и Божественным через действительное напечатление в сердце святых чувств религиозных… Все сие в совокупности составит девственную чистоту сердца, источающую непрерывный покой и сладостную теплоту, которые хранить в себе то как дар Божий, то как добрый плод трудов есть великая, хотя не нетрудная, обязанность христианина.Этим же прямо определяется и правило относительно чувств, отвне навеваемых, даже невиннейших, возбуждаемых предметами эстетическими. Услаждение последними может быть позволительно только в таком случае, если их содержание взято из мира Божия или если они бывают представителями того мира и в такой форме, в какой может быть то терпимо истинным духом благочестия.

Тоже и низшие способности все должно сначала подчинить, или предать в услужение высшим, а через них вознести к Богу в жертву и освятить в Нем. Сюда принадлежат воображение с памятью и страсти с пожеланиями. Когда человек пал и потерял власть над собою, то в нем самом своеволие более всего отразилось в низших силах, так что он, пока не выйдет из состояния падения, есть раб воображения со страстями и пожеланиями. Хотя, воцаряясь в себе через самопожрение Богу, он освобождается от их тиранства, но, как еще дикие, они и после того требуют обуздания, потому что часто возмущаются и восстают. Отсюда обязанности: бдеть над собою, особенно над воображением и движениями страстей; побеждать и покорять низшую часть свою, или бороться с нею; направлять ее к своим целям во благо внутренней жизни, то есть иное в ней совсем заглушать, а иному если и позволять действовать, то заставлять действовать только по своему усмотрению.

Сие дело преобразования низшей части трудно и продолжительно, но неизбежно. Апостол Павел заповедует продолжать его до самоумерщвления. «Умертвите, – говорит, – уды ваша, сущия на земле» (Кол. 3:5). Здесь разумеется тело и ближайшие к телу низшие способности, кои все обращены к земле и земному. Уничтожить их, конечно, нельзя, но можно и должно уничтожить в них своевольство, недобрые предметы, порочные направления. Когда в них бывает смятение, надо осадить его; когда уклонение от действительного к пустому и мечтательному – привязать их к действительному. Пусть они действуют по указанию высших сил. Нужно, например, содействие уму? Дай образ, вспомни. Таким образом, они будут мертвы для мертвых дел и всегда будут пробуждаться по манию духа. Надо, например, гневаться на грех? – разгневайся.Так как суетливость сих сил возбуждается больше всего суетою внешнею, то единственное средство против нее, а следовательно, и важная обязанность – не развлекаться, не быть рассеянными, уединяться, приучаться к степенности. Рассеянность есть и путь к погашению духа, и решительный того признак. Кроме внешнего развлечения, врачуемого уединением и степенностию, другие исходища и вместе раздражители внутреннего смятения суть внешние чувства и язык. Отсюда обязанности хранить чувства и обуздывать язык. Чувства могут вносить в душу нечистоту, язык может истощать добро душевное и скрадывать. Должно, впрочем, помнить, что под языком кроется словоохотливость, под чувствами – жажда впечатлений и эффектов, под развлечениями – рассеянность. Поэтому обузданием одного внешнего не должно ограничиваться, а проходить до склонностей и их искоренять.2б) Жертвы телесныеТеперь о том, как христианин должен обходиться со своим телом. Тело – сосуд души и духа, орган сношения со всем внешним, орудие к выполнению земного назначения и средство воспитания себя для вечности; потому оно достойно всего внимания, попечения и блюдения. Но, имея такое значение, тело само собою не может править, а все должно быть отдано во власть духа. Отсюда главное свойство действования на тело есть владычественное им распоряжение как самонужнейшим органом. Кто подчиняется телу, тот и тело и душу губит. О теле должно заботиться, но отрешенно, бесстрастно, не простирая попечения о нем до «похотей” (Рим. 13:14). Не имея самостоятельности в нашем лице и цели в себе, оно и развиваться само собою не может и не должно. Воспитание его и приспособление к цели принадлежит человеку самому. Отсюда –

Должно хранить жизнь тела, целость его и здоровье средствами законными дотоле, пока не потребуется что-либо из сего в жертву для последних и высших целей христианина. Долговечность хотя состоит в руках Божиих, однако ж, по воле Божией, не минует и рук человека. Разузнать и выполнять придуманные к тому здравою медициною средства по возможности должно. Мы живем для собрания плодов на вечность; дорожить же должно жизнью, ибо она – условие. Не изживай жизни попусту. В срок жизни делай каждую минуту и не трать времени напрасно. Дана нам мера сил для делания. Сию меру сил должно соблюсти и возрастить, распределив ее на весь срок жизни. Чрезмерная трата сил и меньше принесет плодов, и плоды те мало бывают прочны. Жизнь и силы истощаются нездоровьем. Совершенно здорового нет никого; всякий как-нибудь болен, только не чувствует сего; по крайней мере, всякий на всякую минуту готов болеть до бессилия. Следует блюсти здоровье, предотвращать случаи к болезни и, когда есть уже болезнь, врачевать ее благодатными и естественными средствами. При всем том предел жизни не в нашем ведении; потому, все употребляя со своей стороны, должно решительно предавать себя в волю Божию и поминутно ожидать Его определения или воззвания из сего жития, а следовательно, поминутно готовиться к тому.

Должно воспитать свое тело и сделать его приспособленным орудием к выполнению земного своего назначения. Вообще, сделать надо, чтобы оно было живо, крепко, легко. Тело недеятельное, слабое, тяжелое – что за орудие? Потому, сколько есть в руках человеческих средств, должно отвращать сии недостатки и хранить в нем показанные совершенства. Само собою разумеется, что сие не должно быть доставаемо за счет нравственности и чистоты сердца. На сей предмет назначаются гимнастические упражнения. Тот воспитатель злой, который ради крепости и живости тела убивает душу. Напротив, коль скоро кому от обладания сими совершенствами тела может прийти вред душевный или кто достать их не может без сего вреда, тому лучше не иметь их. Ибо что за средство, которое удаляет от цели? В частности же, приспособить должно свое тело к своему званию и состоянию, или приобрести умение действовать им в своем роде. Где глаз нужен, глаз воспитай, где рука – руку, где нога – ногу и проч.

Постоянным же предметом внимания при хранении и образовании тела должно быть держание его, или правление им, по духу и требованию христианского совершенства. Сюда принадлежат: а) Непрестанное его напряжение, или держание в таком положении, в каком держат себя стоящие на страже. Расслабление и разленение тела ослабляют нравственную силу человека и приближают к падению, б) Непрестанное его беспокоение. Бегать надо успокоения телесного, в каком бы то ни было роде. Это касается пищи и пития, сна и отдыха, раздражения накожного, температуры и проч. Здесь не только сластолюбие, обжорство, сонливость, нега и проч. суть пороки и грехи, но и всякое дело, в коем успокоение тела поставляется целью, или, как говорят, понежиться, прохладиться, полежать и проч.; ибо все то означает расслабленный дух и в свою очередь производит расслабление. Такое влияние имеет каждое отдельно такое дело тем больше, если кто постоянно держит тело свое в послабе, в жалении и неге. Может быть позволительно послабление, но очень редкое, бдительное к нравственным целям. Правда, что всякое удовлетворение потребности тела доставляет ему покой; но при сем всегда есть возможность отвлекаться от него внутренне, что и должно делать. Пусть тело получает свое и отдыхает, только ты не упокоивайся в нем, а смотри на него как на отдыхающее рабочее животное.

Есть наконец такое дело, в котором совмещаются обязанности тела и души и нарушение которого есть нарушение тех и других. Это целомудрие. Источник жизненности тела – нервы, в них же основы и крепости мускулов. Для каждого тела назначен свой запас сих нервов и вместе нервной материи. Соблюдение ее в своей мере есть условие здоровья и свежести тела. Кто истощает ее, тот себя убивает или приближает к смерти. Хранится она целомудрием, истощается нецеломудрием. Нецеломудрие расслабляет и подвергает тлению даже живое тело, ибо отнимает живительное начало. Нецеломудренный тем преступен, что в нем страждет личность человеческая. И это как в душевном, так и в телесном нецеломудрии. В последнем человек ниспадает и омрачается до животного, бесстыдного, теряет чувство человечества. В первом, то есть в страстной любви к одному лицу, выходит из себя и живет в другом, что иногда простирается до восприятия и лица его, или до сознания себя им. Любовь страстная есть болезнь души, ее истощающая и съедающая. Дела же нецеломудрия, к коим ведет она, истощают тело… В совокупности же они составляют великую язву рода человеческого. Целомудрие требует очень многого. Оно хранит глаз, слух, осязание, а главное, трезвость внутренних чувств до равнодушия и чуждости ко всему. Нецеломудренный тотчас липнет и отдает душу; и глаз, и слух у него на свободе. В основе такого рода жизни лежит характер влюбчивости, мучительный и убийственный. Эта беда угрожает преимущественно юношам, но небезопасны от нее и мужи со старцами.

Так действуя относительно своего тела и души, христианин воистину будет прославлять Бога в душе и теле и все творить во славу Божию. Как строен в себе тот, кто обходится с собою, как того требует дух жизни во Христе Иисусе! Господь буди всем в этом помощник!2в) Жертвы из того, что вне его, хотя его естьИ все, что вне христианина, но чем он обладает, должен он принесть в жертву Богу. Как принимает он все от руки Господней, так Ему же должен и вознесть то, или посвятить. Здесь

Первое, что встречает он, отступая от своего лица, суть предметы потребностей тела, или все житейское: кров, пища, одежда, вообще: пожитки, содержание, имущество. Первая к ним во внешнем быте христианина и обязанность. Она состоит в том, чтобы стяжать, хранить и употреблять все как должно. У святого Дорофея это названо совестностию в отношении к вещам. Всячески это обязательно. Кому ж и заботиться о нас, как не нам же самим? Труд ради сего есть смирительное и вразумительное средство, назначенное первоначально, тотчас по падении. Только должно при сем употреблять честные и Богом определенные средства, из коих главное состоит в труде и заботливом действовании, преимущественно по своему званию; употребляя же свои труды и хлопоты, ожидать всего от единого Бога, потому молиться о благословении и успехи принимать как от руки Божией. Нет обязанности каждому искать богатства; но если обладает кто средствами подручными, как бы Богом указанными, видит особое благословение, и богатство течет; то, не прилагая к нему сердца, должно принимать его, умножать и хранить, а употреблять все во славу Божию и пользу братии» сознавая себя и чувствуя приставником в доме Божием. Если же или средств нет, или они не приносят достаточного дохода, посему чувствуется скудость, терпи благодушно, в уверенности, что все устрояющий Бог лучше нас видит, что лучше для нас. То же должен чувствовать и терпящий потерю. Тот незаконно поступает с житейскими благами, кто пристращается к ним, мучит себя многозаботливостью в приобретении, скупостию в хранении, расточительностию в употреблении. Величайший в сем отношении подвиг есть произвольная нищета.

Выходя из своего дома и являясь в сообщество других, – это как бы другой шаг от своего лица – христианин на челе своем должен иметь начертанными честь, вес, доверие к себе, или иметь имя. Без сего он сделать ничего не может, или ожидать в чем-либо успеха. Имя каждому принадлежит по природе, и каждый имеет его, однако ж, тем не менее есть и обязанности к нему. Христианин должен в сем отношении действовать честно, добросовестно, по вере своей и своему долгу, не заботясь о том, что будут говорить или думать о нем другие, и нисколько не смущаясь их судом. Истинная честь есть праведная и добродетельная жизнь. Когда же кто воздает ему за то честь и изъявляет ее словом или знаком, он может принимать то, всегда, однако ж, содержа в уме своем, что это преходящая внешняя прикраса, ценная только, когда есть внутренняя красота. Честь влечет за собою должности. По доверию, неразлучному с именем, могут обязать к принятию должности и с преимуществами ей принадлежащими. Должно принять то, ибо Бог призывает; но принимать не как повышение, а как иго служения братии, и приступать не к самовозношению, а к трудам – да будешь раб всем и слуга. Коль же скоро заметишь, что служение сие выше сил твоих или оно влечет расстройство твоего внутреннего, всегда смиренно можно отказаться, не своевольничая, не в угоду лености, а с совета и рассмотрения строгого. Притом чем кто выше, тем больше должен смиряться и, всегда всю честь и достоинства принимая от Бога, Ему посвящать и предавать то. Что касается до случаев оскорбления чести, то можно без гнева и раздора выяснить свою правоту, можно требовать и законного восстановления имени, без обиды другим и без нарушения мира и любви; но лучше терпеть, предавая Господу себя, свою участь и тех, кои оскорбляют.

Против сего погрешают те, кои поставляют целью или мнение людское, каковы тщеславные и славолюбивые, или чести и достоинства, каковы честолюбивые и властолюбивые. Величайший в сем отношении подвиг есть святое юродство.

Чтобы все сие удобнее могло быть выполняемо, надлежит позаботиться о благоприятном течении своих дел, или об устроении своей внешней жизни. Пристрой себя сам, если не пристроен родителями. Не шатайся праздно. Возьми дело, к какому видишь себя способным. Тому, кто себя пристроил, работать должно неутомимо в своем круге, не боясь болезни от труда и беспокойств, не останавливаясь безуспешностию, не страшась препятствий. Но всему глава – порядок. Должно человеку внести регулярность во всю свою жизнь, в свои занятия и отношения. Это строй жизни, или ход дел, где всему положены мера и вес. Мера в пище и питие, мера в одежде, в украшении дома, в труде и отдохновении, в знакомствах и сношениях. Против сего погрешают ленивые, праздные, беспорядочные, пьяницы, щеголи, пышные, гуляки.

Этим оканчиваются заповеди и правила, обязательные для христианина как христианина. Имелось в виду одною мыслию проникнуть все обязательные для нас дела, чувства и расположения и везде воцарить Господа и Спасителя нашего, чтобы Он не отходил от ока ума нашего и от чувств сердца, что бы мы ни делали. Если подобное нечто напечатлеется в душе читающего по прочтении всего, возблагодарим Господа. Всячески работать должно Господу, и сия работа всему научит лучше всяких теорий. Благослови, Господи! V. Заповеди и правила жизни, обязательные для христианина по тем положениям и отношениям, в каких приходится ему бывать в настоящей жизниЕсть круг обязанностей, лежащих на христианине не потому, что он христианин, но потому, что притом находится еще в том или другом состоянии, в тех или других отношениях. Это обязанности относительные. Они называются также взаимными, потому что касаются человека, состоящего в каких-либо законных связях с другими, лежат на нем взаимно с другими лицами и, требуя от него известного рода действования, в то же время взаимного соответствия требуют и от других. Сюда относятся обязанности христианина, рассматриваемого в семействе, в Церкви, в обществе. Можно видеть, что они состоят в соответствии с обязанностями доселе исчисленными и составляют как бы поприща для упражнения и осуществления их.13. Обязанности семейственныеСемейство есть общество, которое под одним главою, согласным отправлением разных дел устрояет свое благосостояние внешнее для внутреннего. Обыкновенно его составляют родители и дети, иногда с другими родными, и слуги. В сем отношении есть общие всего семейства обязанности и есть взаимные обязанности разных членов семейства.1) Общие обязанности всего семействаа) Глава.Глава семейства, кто бы ни был ею, должен восприять на себя полную и всестороннюю заботу о всем доме, по всем частям, и иметь неусыпное попечение о нем, сознавая себя ответным лицом и пред Богом, и пред людьми за его добро и худо; ибо в своем лице он представляет его все: за него получает стыд и одобрение, болит и веселится. Сия забота, по частям, должна быть обращена а) на благоразумное, прочное и полное хозяйство, чтобы все во всем могли иметь посильное довольство, жизнь неболезненную, безбедную. В этом житейская мудрость – честная, Богом благословенная… В сем отношении он распорядитель и правитель дел. На нем лежит когда что начать, что кому сделать, с кем в какие вступить сделки и проч. р) При внимании к ходу вещественных дел и духовные дела тоже на нем. Главное здесь – вера и благочестие. Семейство – церковь. Он глава сей церкви. Пусть же блюдет чистоту ее. Способ и часы домашнего молитвования на нем: определи их и поддерживай. Способы просвещения семейства в вере на нем; религиозная жизнь каждого на нем: вразуми, укрепи, остепени, у) Устрояя все одною рукою внутри, другою должен он действовать вне, одним глазом смотреть внутрь, другим – вне. Семейство за ним. В общество является он, и общество за все семейство берется прямо с него. Потому все необходимые сношения и общественные дела – на нем. Он – знай, он – и приводи в дело, что нужно. 5) Наконец, на нем лежит обязанность хранить семейные обычаи, общие и свои частные, и в последнем случае особенно дух и нравы предков держать в семействе и память о них передавать из рода в род. Каждое семейство имеет свой характер; пусть он остается и держится, в союзе, однако ж, с духом благочестия. Из их разнородностей составится стройное при разнообразии и полное тело – село, город, государство.б) Все семейство.Под главою и все семейство – все члены его. Они прежде всего должны ос) иметь у себя главу, не оставаться без нее, никак не позволять, чтобы их было две или больше того. Сего требует простое благоразумие и благо их же самих иначе невозможное, р) Потом, когда есть глава, ей во всем повиноваться, не вносить своих распоряжений, своевольно не начинать ничего и не опускать приказанного, у) Между собою жить в крепком мире и согласии, в союзе сердечном: разрозненность сил расслабляет и останавливает успех. 8) Из сего мира и взаимная помощь, и взаимносодействие: ты тому помоги, а тот тебе, е) Наконец, выходя во вне, не должно выносить сора. Внешние пусть и знают только внешнее. Что бывает внутри, то должно быть священною для всего дома тайною. Надо и словом и делом защищать честь своего дома: сам не срами его делом худым, не говори худого; защити, когда слышишь что; Богом же благословенная честь дома – это благонравная, чистая и благочестная жизнь всех членов его, всем ведомая и всех с уважением и доверием обращающая к ним.

2) Взаимные обязанности разных членов семействаСупругиа) Общие обязанности.От супружества – счастие временное и даже спасение вечное. Потому к нему приступать должно не с легкомыслием, но со страхом и осторожностью. Добрым супружеством благословляет Бог. Потому будь благочестив, предан Богу, на Коего уповая, молись, чтобы Сам Он послал другую половину, угодную Ему и спасительную тебе. Ища супружеского союза, не предполагай дурных целей, или страстное блажничество, или корысть, или тщеславие; но ту одну, какую Бог определил, взаимную помощь во временной жизни ради вечной, во славу Божию и благо других. Когда нашел, прими, как дар Божий, с благодарностью к Богу, сколько с любовию, столько же и с почтением к сему дару.Когда выбор кончен, должно произойти сочетанию, таинственному от Бога слиянию духовно-телесному. Естественный союз, по любви, есть союз дикий, мрачный. Здесь он очищается, освящается, отрезвляется по молитве Церкви Божественною благодатию. Трудно самому одному устоять в союзе крепком и спасительном. Нити естества рвутся. Благодать непреодолима. Самонадеянность опасна везде, тем более здесь… Потому смиренно, с постом и молитвою, приступи к таинству.Сочетанные стали одна плоть, тем больше одна душа. На этом понятии основываются общие их обязанности, именно: крепкая любовь, нестрастная, но чистая и трезвая, свидетельствуемая внутри взаимною привязанностию и живым участием, равно как скорым и подвижным сочувствием, а вне, взаимно, содействием, по коему глаз и рука одного там же, где и другого. Отсюда истекают мир непресекаемый и согласие нерушимое, предотвращающее неудовольствия и скоро устраняющее происшедшие нечаянно; доверие, по коему, несомненно, один во всем может положиться на другого, быть покойным на счет его во всем: тайн ли то касается или поручений. Венец же всего верность супружеская, то есть хранение первого условия союза – и душою и телом принадлежать только друг другу. Муж не свой, а женин, и жена не своя, а мужнина. Верность утверждает доверие; неверность, хотя только предполагаемая, рождает подозрительную ревность, прогоняющую покой и согласие и разрушающую семейное счастье. Не ревновать – святой долг, но вместе и подвиг, или искус супружеской мудрости и любви. Ибо тут всегда вмешивается самость, которая и требует исключительности, и боится за нее. Она здесь очень смешна и сама вооружается против себя.б) Обязанности мужа.Что касается до частных обязанностей каждого супружеского лица, то они вытекают из понятия о значении каждого из них. Муж – глава жене. Отсюда муж должен иметь и являть свое владычество над женою, не унижать себя, не продавать главенства по малодушию или страсти, ибо это срам для мужей. Только сия власть должна быть не деспотическая, а любовная. Имей жену подругою и сильною любовию заставляй ее быть себе покорною. Во всех делах должен считать ее первою, вернейшею и искреннейшею советницею, первою поверенною тайн. Должен смотреть за нею, заботиться о ее умственном и нравственном совершенстве, снисходительно и терпеливо отребляя недоброе и насаждая доброе, неисправимое же в теле или нраве снося благодушно и благочестно. Но уж никак не позволять себе развратить ее своим небрежением и вольностию. Муж – убийца, если смиренная, кроткая и благочестивая жена становится у него рассеянною, своенравною, Бога не боящеюся… Блюдение, однако ж, нравственности не препятствует удовлетворять ее желанию держать себя прилично и иметь общение со внешними, хотя не без соизволения его.в) Обязанности жены.Жена же со своей стороны должна во всем слушаться мужа, всячески нрав свой склонять к его нраву и быть ему всецело преданною, чтобы ни делом, ни мыслию даже не загадывать ничего без его воли. Потому верно исполнять все его распоряжения, советы, повеления, и в мысль не попуская того, чтобы когда-нибудь поставить на своем, вообще ни в чем не желать и не являть главенства. В случае несогласия быть уступчивою и терпеливо сносить все, что покажется не по нраву; иначе не сохранишь мира дорогого. Однако ж это не отнимает у нее обязанности заботиться о добронравии супруга. Своею мудростию и влиянием она может изменить его нрав, если он неисправен; по крайней мере, она не должна оставлять его в небрежении, но, сколько есть ума и сил, действовать на него и исхищать как из огня. Для сего саму себя украшать преимущественно добродетелями, другие же украшения иметь как нечто стороннее, средственное, от чего легко отказаться, особенно когда сего потребует необходимость поправить дела. Наконец, помнить, что на ее доле блюдение домашних дел, хотя исполнительное только… Ее долг – делать положенное; видя какую нестройность, сказать и восстановить, или восполнить.

Родители и детиa) Обязанности родителей.Супруги имеют быть родителями. Дети – одна из целей супружества и вместе обильный источник семейных радостей. Потому супруги должны чаять детей как великого дара Божия и молиться о сем благословении. Бездетные супруги действительно суть нечто обиженное, хотя иногда это бывает и по особенным намерениям Божиим. Молясь же, они должны и себя готовить к тому, чтобы быть добрыми родителями добрых чад; для сего хранить целомудрие супружеское, то есть трезвенную отчужденность от сладострастия; хранить здоровье, ибо оно неминуемое есть наследство детей: больное дитя что за радость? Хранить благочестие, ибо как бы ни происходили души, а они в живой зависимости от сердца родительского, и характер родителей иногда очень резко отпечатлевается на детях. Любимое чадо, когда Бог его дает, надобно будет воспитать, а для того иметь достаток; пусть же заботятся о нем заранее не на настоящее только, но и на будущее.Когда Бог дарует чадо, радуйтесь и благодарите, яко человек родися в мир. Бог повторил первое благословение и через вас: примите же дитя как от руки Божией. Но потому же и поспешите освятить его таинствами, ибо здесь вы посвятите его на служение Богу истинному, Коему и сами вы, и все ваше должны принадлежать. В дитяти смешение духовно-телесных сил, готовых принять всякое направление: положите на нем печать Божественного Духа как основу и семя вечной жизни. Отовсюду теснится сатана со своим злом: оградите дитя оградою Божественною, непроницаемою для темной силы. Освященное в таинствах дитя блюдите потом как святыню: не оскорбляйте Духа благодати и Ангела Хранителя, окружающего колыбель, своим неверием, невоздержанием, немиролюбием.Начинается воспитание – дело родителей главнейшее, многотрудное и многоплодное, от коего благо семейства, Церкви и отечества. Тут-то и покажите истинную любовь. Родители, можно сказать, не вы: дитя родилось неведомо для вас как. Воспитать же его – ваше дело. В сем деле на все надо обращать внимание: и на то, что есть дитя, и на то, чем быть ему. Нужно воспитать тело его, доведши его до того, чтобы оно было и крепко, и живо, и легко. Мало предоставлять все природе; должно и самим действовать по плану с целью, пользуясь опытами других и пособиями здравой педагогики. Но еще больше должно позаботиться о воспитании духа. Благовоспитанный духом и без крепкого тела спасется. Себе же оставленный будет страдать от тела крепкого. В сем отношении должно образовать ум, нрав и благочестие. Ум, если можешь, сам развивай, а если нет – отдай в училище или имей учителя. Нужнее при сем здравомыслие, коему и без наук учатся, нежели научность. Но всякого долг – научить Символу, заповедям молитве, или дать познать христианскую веру. Нрав ничем так не образуется, как собственным добрым примером и удалением от худых примеров сторонних. Предотвращай: сердце невинное под действием благодати окрепнет и добрые его расположения обратятся в нрав. Тем нужнее свое благочестие для укрепления благочестия дитяти… Ибо оно относится к невидимому. Здесь дела благочестия домашние совершают все по благодати Божией. Пусть дитя участвует в молитве утренней и вечерней; пусть будет, сколько можно чаще, в Церкви; сколько можно чаще, причащается по вере вашей; всегда пусть слышит ваши благочестивые беседы. При этом нет нужды обращаться к нему: оно само будет слушать и соображать. Родителям надо со своей стороны все употребить, чтобы дитя, когда придет в сознание, сильнее всего сознавало, что оно – христианин. Но опять, главное, собственно, дух благочестия, проникающий и прикасающийся душе дитяти. Вера, молитва, страх Божий выше всякого приобретения. Их прежде всего внедрите. Выучившегося читать надо остерегать от беспутного читания. Жажда чтения неразборчива. Надо выбрать и дать что читать. Развивающееся дитя покажет, к чему оно гоже. Потому должно полагать основы будущему его прочному, нешаткому, небоязненному действованию на принятом поприще, приготовить к званию, чтобы оно умело в нем действовать, и телом и душою было сроднено с ним и могло жить в нем, как в своей стихии. Если при сем нужно будет усугубить попечение – усугуби; если нужно прибавить предметов обучения – прибавь. То неодобрительно, если все предоставляют течению обстоятельств. Правда, Господь все строит, но Он же нам дает разуметь волю Свою в наших способностях, склонностях и характере. Сему указанию внимать и на основании его действовать есть долг. Должно руководить дитя навыкать приличию в слове, одежде, положении стана, держании себя пред другими. В молодых летах это тем уместнее, что там действует переимчивость, преимущественно внешняя, и что, утвердившись там, может так остаться на всю жизнь. Приличие – вещь будто незначительная, однако ж, много беспокоит и смущает ненавыкшего ему. Надо предотвратить от сего дитя. Но опять, надо ставить сие дело в тени, как придаток, не возвышать и даже не говорить как это нужно, а учить просто, как учили ходить. Где рассыпаются похвалы сему, там приличие выдается из-за других, важнейших, вещей и заслоняет их. А это худо. Притом здесь разумеется благопристойность простая, скромная, почтительная, а не модная, вертлявая, изысканная. Учить искусствам – прекрасное дело, именно: пению, рисованию, музыке и другим; то же к мастерствам женским и мужеским. Они доставляют приятный отдых духу и благонастроение. Но надобно, чтобы не забывалось главное: созидание духа для вечности. Этим должно определиться направление искусственности, или внутреннее ее содержание.

Надо, впрочем, помнить, что в воспитании не столько важен материал, сколько силы, или способность и умение доставать его. Что должно вынести из воспитания в сем отношении – это трудолюбие – тяготение к труду и ненависть к праздности; любовь к порядку – регулярность, чтобы все делать вовремя, к месту, не забегая и не отставая; добросовестная исправность – расположение, не жалея себя, не щадя сил, выполнять по совести все, что требуется. Это счастливейшее настроение, какое обезопашивает на всю жизнь и внешнее счастие, и внутреннее благочестие. Но все же не должно забывать, что такие настроения составляют только внешнюю доброту, внутренняя же состоит в духе благочестия христианского.Наконец, воспитанное дитя должно пристроить: дочь отдать прилично замуж, сыну достать место или вставить в порядок жизни, к какому он готовлен. В сем деле главное то, чтобы они сами могли потом безбедно жить и успешно трудиться. При выборе второй половины можно иметь в виду расположение, но не должно уважать капризов, рождающихся от соблазна блеском и видимостию, а надо делать, что разумно видится прочным и полезным. Худо делают, когда оставляют детей влечению сердца в сем важном деле. Впрочем, и по пристройке детей не надо забывать их, но надзирать, направлять, руководить, вразумлять. И право, и долг родителей не отстают от них по смерть. Ныне иначе на это смотрят. Но не все то законно, что ныне вводится.Руководитель в воспитании детей – любовь. Она все предвидит и на все изобретет способы. Но должно, чтобы сия любовь была истинная, трезвенная, разумом управляемая, а не пристрастная и поблажливая. Последняя слишком много жалеет, извиняет и снисходит. Благоразумная снисходительность должна быть; но поелику она граничит с поблажкою, то строго должно смотреть за нею. Лучше несколько передать на строгость, нежели на поблажку, ибо она день ото дня больше и больше оставляет неискорененного зла и дает расти опасности, а та отсекает однажды навсегда или, по крайней мере, надолго. Вот почему иногда существенная надлежит нужда иметь воспитателем чужого. Где любовь уклоняется от истины, там часто, или почти всегда, через пристрастие впадет она в несправедливость к детям – одних любит, а других нет, или отец любит одних, а мать – других. Это неравенство и у любимого, и у нелюбимого отнимает уважение к родителям и между самими детьми с таких ранних лет поселяет некоторую неприязнь, которая при обстоятельствах может превратиться в посмертную вражду. Что ж это за воспитание? Не должно, наконец, забывать смирительного и вместе самого действительного средства исправления – телесного наказания. Душа образуется через тело. Бывает зло, коего нельзя изгнать из души без уязвления тела. Отчего раны и большим полезны, тем паче – малым. «Любяй сына своего, участит ему раны», говорит премудрый Сирах (Сир. 30:1). Но само собою разумеется, что к такому средству надо прибегать в случае нужды.б) Обязанности детей.Так много приемлют дети от родителей! От них временная жизнь; от них же основание, начало, способы и жизни вечной. Отсюда и дети не естественно только, но и совестно должны быть обращены к родителям с особенными чувствами и расположениями, сознавать себя к ним обязанными и возгревать их в себе. Главное чувство, которому большею частию не учатся, есть любовь с почтением и покорностью. Должно только делать сии чувства разумными и вместе прочными до того, чтобы не испарились в целую жизнь. Воля родителей что воля Божия, лицо их – лицо Божие. Кто не чтит их, не покоряется им, отделился от них сердцем, тот извратил свою природу, отпал и от Бога. Потому всячески храни в сердце честными лики родителей твоих, ни хульною мыслию, ни словом не наводи на их лицо тени и не смущай сердца своего. Пусть есть поводы к тому – не внимай им. Лучше все потерпеть, нежели отделиться сердцем от родителей, ибо им Бог дал силу Свою. Чествуя родителей в сердце, будешь всячески остерегаться оскорбить их словами и поступками. Кто нечаянно их оскорбил, зашел далеко; кто же сделал это сознательно и в недобрых движениях сердца, тот зашел еще далее. Оскорбление родителей очень опасно. Близ него предание сатане, по тайной некоторой связи. Затмивший чествование родителей в сердце сам только отделился от них, а оскорбивший их может отделить от себя и родителей. Но коль скоро сие случится, отрезанный поступает под видимое владычество другого отца, отца лжи и всякого зла. Если это не со всяким оскорбителем случится, то тут Божие снисхождение и покров. Во всяком случае опасно оскорбление, не только бесчестно и неразумно. Потому-то всегда должно спешить восстановить здесь мир и любовь, нарушенные через оскорбление, чем бы то ни было. Остерегаясь от оскорблений личных, надо удерживаться от оскорблений лица родительского и пред другими – словами поносными, или злословием и хулою. Кто уже и вон понес неуважение, тот стоит на краю зла. Чтящий родителей будет всячески заботиться и поведением своим радовать их и пред другими святить их, величать и всячески защищать от неправд и осуждений. Больше всего дети должны дорожить родительским благословением, потому всячески стараться получить его, а для того заботиться и о том, чтобы сердце родительское было отверзто к ним, а не закрыто. Благословение родителей похоже на всемогущее слово Божие. Как то размножает, так и сие. Напротив, неблагословение и клятва сокращают и как бы иссушают. На ком нет его, тому ни в чем и счастья нет, все из рук вон. Пропадает и свой ум, и другие отчуждаются. Наконец, сладкий и спасительный долг – упокоение родителей престарелых. Тут питается пространно благодарная любовь; сим же привлекается и вся сила благословения родительского, и все блаженство благоволения Божия. Не имея родителей, вместо их можно покоить чужого старца, ибо вообще лицо старчее – Богосветлое лицо.

Істинно християнське життя в дії

IV. Заповіді та правила життя, обов’язкові для християнина, як християнина

Истинно христианская жизнь в действии IV. Заповеди и правила жизни, обязательные для христианина, как христианина

Истинно христианская жизнь в действии
IV. Заповеди и правила жизни, обязательные для христианина, как христианина